Электронная библиотека » Алексей Писемский » » онлайн чтение - страница 23

Текст книги "Взбаламученное море"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 06:15


Автор книги: Алексей Писемский


Жанр: Литература 19 века, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Шрифт:
- 100% +
18. Обличитель чужих нравов в своих домашних, непосредственных движениях

На столе горела сальная свечка; в комнате было почти не топлено.

Виктор Басардин сидел и писал новый извет на Эммануила Захаровича.

Он описывал историю сестры и только относился к ней в несколько нежном тоне: он описывал эту бедную овечку, которая, под влиянием нужды, пала пред злодеем, который теперь не дает ей ни копейки…

«Во имя всех святых прав человечества, – рисовало его расходившееся перо: – я требую у общества, чтоб оно этого человека, так низко низведшего и оскорбившего женщину, забросало, по иудейскому закону, каменьями, а кстати он и сам еврей и живет в К…, на Котловской улице».

Последнее было прибавлено в виде легонького намека на действительный случай.

Единственная свидетельница его писательских трудов, Иродиада, все это время лежала у него преважно на диване и курила папироску.

Виктор, дописав свое творение, потянул исподлобья на нее взор и несколько поморщился. Ему не нравилась ее чересчур уж свободная поза.

– Иродиада, поди, сними с меня сапоги: ноги что-то жмет! – сказал он, желая напомнить ей, кто она такая.

– Очень весело! – говорила она.

– Тащи сильней! – сказал ей Виктор.

Иродиада стащила сапог и бросила его с пренебрежением на пол.

– Тащи сильней! – сказал ей Виктор.

– Подите! Силы у меня нет, – отвечала Иродиада.

– Говорят тебе, тащи! Хуже, заставлю, – продолжал Виктор, уже бледнея.

– Как же вы меня заставите? Руки еще коротки.

– А вот и заставлю! – проговорил Виктор и, не долго думая, схватил Иродиаду за шею и пригнул ее к ноге.

– Тащи! – повторил он.

– Караул! – крикнула было Иродиада.

– Не кричи, а то бить еще буду! – проговорил он и в самом деле другою рукой достал со стола хлыст.

Иродиада лежала у ног его молча, но сапога не снимала. Так прошло с четверть часа.

Виктор ее не пускал.

– Ну, давайте, уж сниму! – сказала наконец она и сняла.

Виктор ее сейчас же отпустил. Иродиада опрометью бросилась бежать от него.

– Чорт!.. дьявол!.. леший!.. тьфу!.. – проговорила она в передней.

Виктор только посмотрел ей вслед, потом, взял шляпу, надел шинель и пошел к сестре. Главная, впрочем, причина его неудовольствия на Иродиаду заключалась в том, что он просил у нее перед тем взаймы денег, а она разбожилась, что у нее нет ни копейки, тогда как он очень хорошо знал, что у ней есть больше тысячи, которые она накопила, когда была любовницей Иосифа.

– Ты Иродиаду прогони! – начал он прямо, придя к сестре.

Та знала уже о его связи с ней и сначала не обратила было никакого внимания на его слова.

– Она чорт знает, что про тебя всем рассказывает! – продолжал он.

Виктор хотел придать вид, что он в этом случае оскорбился он за сестру.

Софи сконфузилась и взглянула на брата не совсем спокойными глазами.

– Что же она может про меня рассказывать? – спросила она.

– Во-первых, как ты хотела за Бакланова выйти замуж и как тот тебя прибил, – говорил Виктор.

– О, вздор! – воскликнула Софи.

Ее красивые ноздри начинали уже раздуваться.

– Рассказывала еще…

– Перестань, Виктор! – прикрикнула на него Софи.

Иродиада, во время нежно-любовных сцен, в самом деле, многое ему порассказала.

– Я ей откажу, – проговорила Софи прерывающимся от досады голосом.

– Нет, ее прежде надобно обыскать… Она, я думаю, у тебя денег наворовала… я сначала ее обыщу да деньги у нее отберу!.. – бил Виктор прямее в цель.

– Нет, пожалуйста! Я только прогоню ее и больше никаких с ней объяснений не желаю иметь, – сказала Софи.

Она боялась, что Иродиада еще больше наплетет на нее.

Виктор, по своему обыкновению рассердился и на сестру.

– Обе вы, видно, Даха Парахи не лучше! – проговорил он и стал прощаться.

Софи сделала вид, будто этих последних слов не слыхала.

– Иродиада! – крикнула она после его ухода.

Та вошла к ней с довольно покойным видом.

– Ты беспрестанно куда-то уходишь; я вижу, что тебе служба у меня неприятна, а потому можешь искать себе другого места, – сказала ей Софи.

Иродиада, слышавшая, что Виктор был у сестры, почти ожидала этого.

– Что ж, мне не на улицу же сейчас итти и выбросить себя! – сказала она дерзко.

– Ты можешь еще жить у меня; только я услуги твоей больше не желаю.

Иродиада на это усмехнулась.

– Не раскайтесь! – пробормотала она себе под нос.

– Что такое? – спросила ее Софи.

– Не раскайтесь! Найдите еще другую такую, которая так бы вам служила, как я, – сказала вслух Иродиада и, хлопнув дверью, ушла.

Затем, собрав все свои вещи, перетащила их из горницы в баню.

19. Израильтянин и русский

В своем роскошном кабинете Эммануил Захарович, в очках, с густо-нависшими бровями, озабоченно рассматривал наваленные на столе книги, бумаги, письма, счеты.

Перед ним стоял рыжеватый, худощавый мещанин, тоже один из его поверенных и молокан по вере.

– Сто зе такое с ним? – спрашивал с досадой Эммануил Захарович.

– Бог их знает-с! – отвечал поверенный, пожимая плечами. – Изволили приехать домой… затосковали… хуже, хуже, так что за доктором послать не успели.

Эммануил Захарович сделал грустное и печальное лицо.

– Отцего зе могло быть? – повторил он.

Поверенный стоял некоторое время в недоумении.

– До свадьбы своей они гуляли, значит, с горничной госпожи Леневой.

– Н-ну?

– Ну, и как люди вот их тоже рассказывают: опять начали свиданье с ней иметь-с.

– Сто зе из того?

– Да то, что как есть тоже наше глупое, русское обыкновение: приворотить его снова не желала ли к себе, али, может, и так, по злости, чего дала.

– Ну, так взять ее и сазать в острог.

– Нет, уж сделайте милость! – отвечал поверенный с испуганным лицом: – она и допреж того, изволите знать, болтала; а тут и не то наговорит, коли захватят ее. Изволите вот прочесть, что пишут-то!

– Ну, цитай, сто писут! – произнес сердито Эммануил Захарович.

Сам он несовсем хорошо разбирал письменную русскую грамоту.

Поверенный взял со стола письмо, откашлянулся и начал читать его.

«Ваше высокостепенство, государь мой, Эммануил Захарович!

Так, как будучи присланный от вас Михайла очень пьянствует, стал я ему то говорить, а он, сказавши на это, что поедет в К… я ему делать то запретил; он вчерашнего числа уехал секретно на пароходе „Колхида“ к барину своему, г. Басардину, как говорил то одному своему знакомому другу армянину, который мне то, будучи мною уговариваем, открыл за 5 руб. сер.

Переговоры же о том шли через какую-то девицу Иродиаду, которая, надо полагать, была его любовница, о чем вашему высокостепенству донести и желаю и при сем присовокупляю, что на цымлянское…»

Дальше поверенный не стал читать.

– Ну, взять его, как приедет «Колхида»… Я плацу им деньги… Сто зе? Пускай берут! – проговорил Эммануил Захарович.

Поверенного при этом точно передернуло.

– Нет-с, и этого нельзя! Теперича Иосиф Яковлевич жизнь кончили… Я, значит, один в ответе и остался… – сказал он.

– Ницего я не знаю, ницего! – возразил Эммануил Захарович, отстраняясь руками.

– Ваше степенство, – начал поверенный: – слов Иосифа Яковлевича тоже слушались мы, все равно, что от вас они шли…

– И не говорите мне, не знаю я ницего того! – перебил опять Эммануил Захарович, зажимая уши.

Поверенный вздохнул.

– Маленького человека погубить долго ли… Хорошо, что тогда поостерегся, – через другого, а не сам дело делал: теперь хоть увертка есть. Никаких бы денег, кажись, не взял в этакое дело влопаться.

– Ну, молци, позалуста, без рассуздений! – прикрикнул на него Эммануил Захарович.

– Спина-то, ваше степенство, своя-с, за неволю рассуждать начнешь: не вас, а нашу братью на кобыле-то драть станут.

– Молци! – прикрикнул на него еще раз Эммануил Захарович: – грубый народ… музик!

Поверенный замолчал, но по-прежнему оставался с мрачным лицом.

Эммануил Захарович принялся снова разбирать и рассматривать бумаги.

– Подайте зе это ко взысканию! – сказал он, подавая поверенному заемное письмо.

Тот с удивлением посмотрел на него.

Заемное письмо было на имя Софьи Леневой в 25 тысяч рублей серебром.

20. Разные взгляды на общественное служение

В газете «Петербургское Бескорыстие» было с благородным негодованием напечатано:

«Скажите, отчего в директоры акционерных компаний выбираются люди, не специально знакомые с делом, а по большей части графы и генералы? Откуда и каким образом могли у акционеров явиться подобные аристократические вкусы? Зачем они позволяют этим господам говорить себе в собрании дерзости, и из каких наконец видов благополучия допускается, что главный директор компании „Таврида и Сирена“, сам начальник края, производит разработку каменного угля у себя в имении, который стоит таким образом обществу вдвое дороже, чем привезенный и купленный из Америки? (См. отчет общества за 1859 г. и американскую газету „Herald“)».

Строк этих достаточно было, чтобы начальник края, ни с кем не переговорив и не посоветовавшись, стукнул по столу два раза линейкой.

Вошел адъютант.

– Полицеймейстера мне-с! – произнес начальник края, по-видимому, спокойно.

Адъютант ушел.

Начальник края, будучи не в состоянии удержаться, продолжал одним глазом заглядывать в продолжение статьи.

Там Бог знает чего уж не было наговорено. Говорили, что «на Солдатской пристани, для житья чиновников, на деньги акционеров, построен целый городок».

И в самом деле это было так!

«Машина, выписанная для паровой мельницы, не входила в само здание, так что или ее надо было ломать, или здание».

И то была правда.

Гневом и горестью исполнялось сердце старика.

Полицеймейстер наконец явился.

– Где здесь живет некто Басардин? – спросил генерал каким-то таинственным голосом.

– Живет-с! – отвечал полицеймейстер.

– Взять его сейчас в часть и произвести у него в доме обыск.

– Это, верно, ваше превосходительство, по случаю акционерной статьи… – начал было полицеймейстер.

– Да-с!

– Статью эту, ваше превосходительство, писал Никтополионов.

– Пожалуйста, без возражений!.. Я и в тот раз по вашим стопам шел, да недалеко дошел.

О том, что виновником прошлой статьи был Виктор Басардин, начальник края узнал от Эммануила Захаровича.

– Извольте произвести строжайшее следствие! – заключил он.

– О чем-с?

– О чем? – крикнул генерал. – Вы спрашиваете меня: о чем? Человек пишет на честных людей пасквили, человек подрывает общественный кредит, и вы преспокойно говорите: «о чем»? Полковник! Вы служить после того не можете!

Полковник поклонился и прямо отправился к исполнению возложенного на него поручения.

Виктор в это время только было засунул свою, известную нам статью, в конверт, чтоб отправить ее для напечатания в журнал, как вбежала к нему впопыхах нанимаемая им кухарка.

– Батюшка, Виктор Петрович, – сказала она: – полицеймейстер с солдатами пришел.

Виктор побледнел. Но полицеймейстер входил уже в комнату и прямо устремился к письменному столу.

– Письмо!.. – проговорил он, тотчас же беря конверт и распечатывая его.

– Но как вы можете чу4жие письма… – возразил было Виктор.

– Могу, – отвечал полицеймейстер. – Это уж об родной сестре сочинили, – прибавил он, прочитав и передавая письмо жандармскому офицеру.

Затем начался обыск.

Виктор ходил за всеми, как потерянный.

– «Колокол»!.. – произнес мрачным голосом жандармский офицер.

– Откладывайте! – сказал ему полицеймейстер.

– Ненапечатанные русские стихотворения, – продолжал офицер.

– Какие это? – спрашивал полицеймейстер.

– Да я не знаю-с! «О, ты, Рылеев, друг…» – прибавил он, пробежав первый стих.

– Откладывайте! – сказал полицеймейстер.

– Еще стихотворение: «Буянов, мой сосед», – произнес жандармский офицер.

– Откладывайте! – сказал полицеймейстер.

– Картины голых женщин, – продолжал жандарм.

– Тоже! – повторил полицеймейстер и потом, обратившись к Басардину, прибавил: – Я думал, что вы молодой еще очень человек, а уж по лицу-то, видно, собрались с годками… Стыдно… очень стыдно…

– Но, скажите, что же я сделал? – говорил Басардин, стараясь улыбнуться, но в сущности совершенно упав духом.

– Сами понимаете, я думаю… не маленькие… Собрали бумаги? – спросил полицеймейстер у жандарма.

– Собрал-с!

– Ну, поедемте и вы! – прибавил полицеймейстер Виктору: – в часть вас свезу. Велите себе принести матрац, что ли: у нас ничего там нет!

– Как в часть?.. Это… это… – говорил Виктор: – это уже подло! – возразил он наконец.

– А пасквили писать благородно? – спросил его полицеймейстер.

– Это я писал для пользы общества, – объяснил Басардин.

– А я вас для пользы общества сажаю в часть… Вы так понимаете, а я иначе!

– Это чорт знает что такое! – говорил Басардин, садясь с полицеймейстером на пролетки.

– Не чорт знает, а только то, что эта общественная польза – вещь очень многообразная! – объяснил ему полицеймейстер.

21. Новый обличитель

Около К… буря страшно шумела. Ветер, казалось, хотел сорвать флаги и флюгера с крепостных башен. У обрывистого берега валы бились и рассыпались о каменный утес.

Впереди хоть бы капля света, и только дул оттуда холодный ветер; но вот вдали, в бездне темноты, мелькнули две светящиеся точки, скрылись было сначала, но потом снова появились и не пропадали уже более.

Это шел пароход «Колхида». Пассажиров было немного: муж с женой, сидевшие на палубе и завернувшиеся в одну кожу, чтобы спасти себя от брызгавшей на них воды, а у самой кормы, в совершенной темноте, стоял высокий мужик, опершись на перила и глядя в воду.

Матросы заботливо бегали по палубе.

Ветер начинал дуть порывистее и сильнее.

На носу засветил фальшфейер.

С видневшегося маяка ответили тем же.

Мужик спросил проходившего мимо матроса:

– А что, служба, не далече до города?

– Да вон! – отвечал тот, указывая на довольно близкие огни.

– А это таможенная коса? – спросил опять мужик, указывая на огонь, мелькавший вдали от прочих.

– Да, отвечал матрос, уходя от него.

Вслед затем мужика как бы не бывало на палубе.

– Что такое в воду упало? – спросил капитан со своей вышки.

– Кто свалился? – повторил он еще раз и уж строго.

– Мужик, надо быть, ваше благородие.

– Спустить катер! – скомандовал капитан.

Несколько матросов бросились и стали спускать его, но лодка не шла.

– Спускайте скорей! Разорву вас, как собак! – кричал с вышки капитан.

– Нейдем, ваше благородие, блоки совсем не смазаны!

– Я вам дам, чортовы дети! – кричал капитан.

Лодку наконец спустили, и человека четыре матросов соскочили в нее.

– А на смазку-то, я сам видел, в отчетах сказано, что употребляется по 3.000 руб. сер. в год! – объяснил прозябнувий супруг своей супруге под кожей.

Они, видно, были из несчастных акционеров, а потому ничего больше уж и не сказали, а еще крепче прижались друг к другу.

Матросы в лодке сначала проехали по прямой линии от парохода к берегу, потом заехали вправо. Ничего не видать, кроме пенящихся волн.

– Чорт найдет его! – проговорил один из них.

– Да что его угораздило? Пьян, что ли, был? – спросил другой.

– Нет, чай, надо быть, нарочно! – объяснил третий.

– Где ж тут ловить-то его… Поди, чай, засосало под пароход, и плывет под кормой.

– И пил же он, паря, на пароходе-то шибко.

– Пил?

– И, Господи! Маркитант сказывал, рублев на двадцать он напил у него… Заберите-ка однакоже влево! – заключил матрос, но и влево ничего.

– На пароходе, робята, ну его к праху, где тут сыщешь! – сказали почти все в один голос и поехали на пароход.

Мужик между тем был недалеко от них и, при их приближении, только нырнул в воду и вынырнул потом далеко от них. Подплыв к косе, он стал на ноги. Тут ему было всего по пояс. Он не пошел прямо на берег, а стал обходить всю косу кругом; на том месте, где и подъезду не было, ухватился за камень, стал взбираться, как кошка, на утес и только по временам ругался.

– Все рученьки-то, дьявол, раззанозил каменьями этими… Ну, поехала, лешая! – говорил он, когда нога его случайно скользила и опускалась. – Как итти-то в этой мокроте? – прибавил он, став наконец на вершину скалы и осматривая свой костюм.

– Ну, чорт, велика барыня, – заключил он и пошел.

На набережной он вошел во двор Софи; вероятно, очень знакомый с местностью, он сейчас же забрался через перила на галлерею и приложил свое лицо к освещенному стеклу девичьей.

Там сидела молоденькая горничная.

– О, чорт, это другая какая-то лешая! – сказал он и постучал пальцем.

Горничная с испугом взглянула в окно.

– Иродиада Никаноровна где-с? – спросил у ней мужик.

Горничную успокоил этот вопрос.

– Она не здесь, в бане живет.

– Вот куда чорт ее занес! Родила, что ли? – сказал сам с собою мужик и слез с галлереи.

Где находится баня, он тоже, видно, хорошо знал, потому что прямо пошел к ней и опять приложил лицо к окну.

Иродиада там сидела одна и что-то шила.

Мужик вошел к ней.

– Ай, Господи, Михайла! – проговорила она, взмахнув на него глазами.

– Мы самые и есть! – отвечал тот.

– Да что же ты весь мокрый?

– Водой уж шел, коли сушью не пускают, – отвечал Михайла.

– Ну, разоболокайся!.. Что стоишь? – сказала ему Иродиада с видимым участием.

– Что же я надену? Весь мокрехонек, – сказал мужик, снимая, впрочем, кафтан.

– Пойду, схожу, попрошу у кучера и портков и рубахи.

– Да как же ты скажешь?

– Скажу, что для полюбовника, да и баста!

– Ой-ли! хвать-девка! – проговорил ей вслед Михайла.

Читатель, конечно, не узнал в этом человеке того самого Михайлу, который, в начале нашего романа, ехал молодым кучером с Надеждой Павловной. Судьба его и в то уже время была связана с судьбою Иродиады. Он именно был отцом ее ребенка, за которого она столько страдала.

Получив вольную, Иродиада, первое что, написала Михайле своею рукою письмецо:

«Душенька Михайла! Неизменно вам кланяюсь и прошу вас, проситесь у господ ваших на оброк и приезжайте за мной в К…, где и ожидает вас со всею душою, по гроб вам верная Иродиада».

Михайла сейчас же стал проситься у Петра Григорьевича; но тот его не пускал7 Михайла нагрубил ему, или, лучше сказать, прямо объяснил: – «дурак вы, а не барин, – право!»

Петр Григорьевич повез его в солдаты. Михайла убежал от него и пришел в К… оборванный, голодный и вряд ли не совершивший дорогой преступления.

Иродиаду он нашел не совсем верною себе. Она была любима управляющим откупом, Иосифом. Михайла, впрочем, нисколько этим не обиделся и просил только, чтобы как-нибудь ему прожить без паспорта и хоть какое-нибудь найти местечко. По влиянию Иродиады, его сделали целовальником; потом, по каким-то соображениям, перевели сначала в уезд и наконец отправили на Кавказ. В продолжение всего этого времени Михайла страшно распился, разъелся: краснощекий, с черною окладистой бородой, он скорее походил на есаула разбойничьего, чем на бывшего некогда господского кучера. Запах спирту от него уж и не прекращался, точно все поры его были пропитаны им.

Иродиада, возвратившись, принесла Михайле все чистое белье. Тот приней же начал переодеваться. Иродиада немножко от него отвернулась.

– Чаю, что ли, хочешь? – спросила она.

– Нет, уж лучше бы горьконького! – отвечал Михайла.

– Все по-прежнему, зелья-то этого проклятого, – сказала Иродиада.

– Человек рабочий, – отвечал Михайла.

Иродиада сходила в горницу и принесла целый барский графин водки и огромный кусок, тоже барской, телятины.

Михайла принялся все это пить и есть.

– Что, ты получил мое письмо? – спросила его Иродиада.

– Получил; на него я и шел.

– С барином твоим несчастье случилось: в чсть, али в острог, что ли то, посадили.

– Ах ты, Боже ты мой! – произнес Михайла с некоторым даже испугом. – За что же это так?

– Сочинение, что ли, какое-то написал на здешних господ, так за то… В Сибирь, говорят, сошлют.

– Как же быть-то, девка, а?

– Чего быть-то?.. Я вот завтра перееду, поживем там, поглядим.

– Эхма! – горевал Михайла: – а мне так было и думалось, что он дал бы мне такую бумагу, я бы ему все открыл.

– Чего открывать-то? Мозер-то помер!

– Вона! Царство небесное! – произнес Михайла. – Что же такое с ним случилось?

– Не знаю, – сказала Иродиада лаконически.

– Беда, значит, теперь без пачпорту-то, – проговорил опять Михайла.

– Ничего!.. Нынче уж насчет этого свободно стало.

– Да, как же? – произнес недоверчиво Михайла.

– Начальство само говорит: – «Живите, говорит, ничего и без бумаг». Воля, говорят, всем настоящая скоро выйдет.

– Слышал я… – отзвался Михайла: – господам-то только под домом землю и оставят, дьяволам этим, – прибавил он и зевнул.

– Так им, злодеям, и надо! – повторяла Иродиада, – Что зеваешь?.. Поди, полезай на полок спать.

Михайла пошел; потом приостановился и хотел что-то такое сказать Иродиаде; но, видно, раздумал и молча влез на полок.

22. На ярого сатира надет намордник

Виктора все еще продолжали держать в части.

Он начинал терять всякое терпение и в продолжение этого времени успел поколотить полицейского солдата, не пускавшего его одного гулять по саду; об этом было составлено постановление и присоединено к делу. Он показал потом жене частного пристава, когда та проходила мимо его окон, кукиш; об этом тоже составлено было постановление и снова присоединено к делу.

Начальство всему этому только радовалось, чтобы побольше скопить на него обвинений.

Виктор, в отчаянии, начал наконец молиться Богу, и молитва его была услышана. В последний вечер перед ним стоял знакомый нам поверенный Эммануила Захаровича, молокан Емельянов, с своею обычною кислою улыбкой и заложив руки за борт сюртука.

Виктор все еще продолжал ерошиться.

Емельянов пожимал насмешливо плечами.

– Ведь это точно что-с… Эммануил Захарыч так и приказывал: «пускай, говорит, что он уедет».

– А, испугались?.. – говорил Виктор, самодовольно начиная ходить по комнате.

– Не испугались, а что точно что неудовольствия иметь не желаем… И вам ведь тоже здесь ничего хорошего не будет. Извольте хоть какого ни на есть стряпчего и ходатая вашего спросить… Мало-мало, если вас на житье в дальние сибирские губернии сошлют, а – пожалуй – приладят так, что и в рудники попадете.

– Да, вот так… как же! – горячился Виктор. – Я и оттуда буду писать.

– Пишите, пожалуй. Мало только пользы-то от того вам будет… Хоть бы и я теперь, за что?.. За то только, что по вере родителей моих жить желаю, попал сюда в эти степи.

– Тебе-то пуще здесь худо… Ах, ты, борода! – сказал Виктор и тронул Емельянова за бороду.

Он видимо, начинал уж ласкаться к нему.

– Что ж? Конечно, что – благодарение Богу: не потерялся еще совершенно, – отвечал тот, стыдливо потупляя глаза: – Так Эммануил Захарыч мне и приказывать изволили: «пусть, говорят, он едет в Москву; будет получать от нас по тысяче целковых в год».

– А как вы надуете, да не станете платить? – спросил недоверчиво Виктор.

– Орудие-то ведь ваше всегда при вас; можете написать, что только захотите.

– Да, пиши тут, а вы преспокойно будете сидеть и поглаживать себе бороды.

– Нет-с, мы никогда не можем желать того, – отвечал серьезно Емельянов.

– А вы вот что! – продолжал Виктор: – вы дайте мне вперед пять тысяч целковых, да и баста!

Емельянов грустно усмехнулся.

– Таких денег у нас, пожалуй, нынче и в кассе-то нет – очень нынче дела плохи!

– Дайте векселя на разные сроки… Я подожду, – отвечал Виктор.

– Это словно бы не приходится, – произнес, не поднимая глаз, Емельянов. – Вы конечно что господин, дворянин: слову вашему мы верить должны; но ведь тоже человеческая слабость, у каждого она есть: деньги-то вы по векселю с нас взыскать-то взыщите, а писать-то все-таки станете.

– Да какого же чорта я писать буду?

– Да ведь, извините меня, я опять повторю то же: человеческая слабость… Может быть, к пяти-то тысячам вы – еще пожелаете с нас получить; вам-то это будет приятно, а для нас-то уж оченно разорительно, а вы вот что-с: по чести ежели вам угодно, теперь – тысячу, год вы промолчали – другую вам, еще год – третью.

– Нет, это невыгодно! – сказал Виктор: – теперь, по крайней мере, дайте мне две тысячи вперед.

– Полторы извольте, без хозяина решаюсь на то, по крайности буду знать, что дело покончено.

– Да, дело! Сквалыжники вы этакие, – говорил Виктор, как человек угнетенный и прижатый: – ну, давайте полторы тысячи!

– Слушаю-с… Теперь я вам, значит, подорожную возьму, и хозяин еще говорил, чтобы мне с вами и в Москву отъехать… Чтобы без сумления для него было.

– Хорошо, мне все равно; я ведь и там буду про разных соколиков писать.

– Известно! За что ж так мы одни-то виноваты: надо и с других могорычи иметь.

– Я им дам! Я тогда сочинил, так триста экземпляров сюда газеты выписали. Мне теперь, знаешь, сколько за сочинение будут давать.

– Точно что-с, способность, дарованье на то от Бога имеете! – подтвердил Емельянов и потом прибавил, раскланиваясь.

– До приятного свидания, значит!

– Прощайте, друг любезный! – отвечал ему Виктор, дружески пожимая руку.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации