Текст книги "Собрание сочинений в десяти томах. Том 9"

Действие четвертое

Белая ночь. Набережная. На реке стоит баржа. Направо – ворота дома. Налево – кирпичные развалины. У ворот сидит Ж у р ж и н а.

Около развалин И ю д и н прогуливает собаку.

Журжина. Последний трамвай прошел. Нет и нет никого. Сказать не могу, как я тревожусь об этой девушке. В милицию заявить, – дворника нет. Который час, Федор Павлович?

Июдин. Четверть второго.

Журжина. Отчего это, Федор Павлович, ночи у нас короткие? – четверть второго, а светло, хоть нитку в ушко вдевай. От каких явлений происходит белая ночь?

Июдин. Север.

Журжина. Скажите, лютый север. Говорят, дров нынче совсем не будет. В прошлом году об эту пору стояла баржа с дровами, а нынче – с песком, с булыжником. Чем хочешь, тем и топи… И опять же хулиганы у нас на Петроградской стороне усиливаются, – нет никаких мер бороться с ними. Ходят эти хулиганы – штаны сверху узкие, внизу болтаются клёшем, в руках у них ножи, в зубах папироски. В сумерки на Большой проспект тихой женщине и выйти страшно. Сейчас же подскакивает сзади к тебе хулиган и хватает тебя за тело и мнет с ругательствами. Я такая из-за этого стала нервная, – все вздрагиваю. Конечно, до революции у меня в спальне висели занавески на окнах и я спала. А теперь только ворочаюсь. Одиноко. Управдом Шапшнев определенно намекает, чтобы с ним перевенчаться. Но я поняла, что он далеко не надежный. У него одно на уме – собрать со всего двора кошек, кормить их печенкой. И он, как сумерки, тащится на Шамшеву улицу в один дом самогонку пить.

Июдин. Мономах, брось нюхать гадость.

Журжина. Так и катится день за днем, будто жизни и не было, – промелькнула. Сорок лет живу в этом доме, с титешного возраста. И ничего не случилось особенного. Только штукатурка облупилась на фасаде.

Июдин. Действительно, ничего не случилось… (С горечью.) Не случилось.

Журжина. Был, конечно, военный коммунизм. Был. Отвратительно, как я не любила воблу кушать, Федор Павлович. Помню также, сижу у ворот, в девятнадцатом году, и вот идут двое – босые, нечесаные, но в очках. Сразу видно – ученые. Один говорит: «Куда же хуже-то?..» А другой: «Потерпи, обойдется». Обошлось, Федор Павлович. Обтерпелись.

Июдин. Вот, кажется, Марго бежит.

Журжина. Батюшки. Одна.

Входит Марго.

Ну? что?

Марго. Что было, Евдокия Кондратьевна… До того интересно. Как в тиятре…

Журжина. Люба-то где?

Марго. Идет… Такая странная… Я думаю, она с ума сошла.

Журжина. Ну, милые мои… Какой ужас!.. Да на чем?

Марго. Как в кинематографе.

Журжина. Да удивляюсь я, не томи…

Июдин. Чушь какая-нибудь…

Марго. Евдокия Кондратьевна. Билет ее этот…

Журжина. Ну?..

Марго. Оказывается… двадцать пять тысяч рублей выиграл.

Июдин (визгливо). Не смейте так шутить!..

Марго. Еще днем все об этом знали, кроме нее.

Журжина. Батюшки, двадцать пять тысяч. (Начинает топтаться, как курица.) Батюшки, двадцать пять… батюшки… двадцать пять…

Входит Люба.

Июдин (Любе, строго). Что за нелепость рассказывает про вас эта девица?

Журжина. Любонька… правда ли, что Марго сказала?

Люба. Правда.

Июдин (плюет). Дуракам счастье…

Журжина. Незамужняя, молодая…

Июдин. Но куда же вы такие деньги денете? На что вам они? Разбрасывать на тряпки? Транжирить по магазинам?

Журжина. Из-за границы будут приезжать ее сватать…

Июдин. Не кудахтайте, Евдокия Кондратьевна. (Любе.) Во всяком случае, вам нужен опытный, деловой человек – друг, чтобы моментально разные мальчишки не расхватали эти деньги.

Журжина. Аккурат, у меня предчувствие было: вчера бегала в гостиный двор, – получена кашадра на костюм, ну, такая кашадра, Любовь Александровна, роскошь…

Люба. Успокойтесь, денег этих у меня нет. (Идет к воротам.)

Июдин. Как так нет денег? Почему?

Люба. Зато досыта навидалась за сегодняшнюю ночь. В таких подвалах была, такие рожи гнусные ко мне лезли, – сыта по горло. (Ушла.)

Июдин. Ровно ничего не понимаю.

Журжина. Про какие она рожи?

Марго. Ей мерещится. С самого Невского про рожи говорит. Ее вроде как напугали. Адольф Рафаилович обманом выманил у нее билет на фальшивую булавку.

Журжина (всплескивая руками). Подлец! Недостреленный!

Июдин (плюет). Подлецам счастье…

Марго. И знаете, она протягивает ему билет, а у меня сердце бьется, как у мыши. То бледнею, то краснею. А сказать ничего не могу.

Июдин. Этим делом я займусь. Любовь Александровна, погодите-ка. (Поспешно уходит в ворота.)

Журжина. Пойдем за ней, Марго.

Марго. Схватил он билет, представьте, как лапой сжал его. Затрясся. И мечтает с ним скрыться. Но не тут-то было. Валентин Аполлонович ему поперек двери. Он ему: «виноват». А этот ему: «виноват». Оба как загавкают и закатились по Невскому.

Марго и Журжина уходят в ворота. Из-за развалин осторожно появляются Семен и Шапшнев.

Шапшнев. А что, как он домой вернулся?

Семен. Это его окошки?

Шапшнев. Света нет. Окна закрыты.

Семен. Значит, не вернулся.

Шапшнев. Боязно мне, Семен.

Семен. Дурак, а еще управдом.

Шапшнев. А вдруг он закричит, постовой услышит. Попадешь в историю.

Семен. Ты только с ним заговори, как я учил. А я уж сзади подскочу и – в рот ему кепку.

Шапшнев. А ну, как он донесет?

Семен. Голова у тебя толкачом. Он и не заикнется. Он сам бандит.

Шапшнев. Так-то так… А все-таки, знаешь, как-то неудобно: налет, грабеж. То да се.

Семен. Ну, и сиди до гробовой доски за фикусом в окошке. Тебе предлагают пополам деньги. Это значит – берем курьерский и – в Крым. Загорать. Граф Табуреткин, одетый как картинка, стоял около дамской купальни, опираясь на тросточку. Да ты с этих денег опять в гору пойдешь. Торговлюшкой займешься.

Шапшнев. Трудновато частникам-то. Хлопотливо.

Семен. Тебе котов кормить печенкой – специалист. Сволочь старорежимная. Гнилой лавочник.

Шапшнев. Ну, ты все-таки так не ругайся.

Семен. Я тебя зарезать должен.

Шапшнев. За что?

Семен. Я с тобой сговаривался? Сговаривался. У нас декрет: попятился – финку в бок. (Показывает нож.)

Шапшнев. Эх ты… брось. Кричать буду…

Семен. Тише. Идут. (Тащит Шапшнева к развалинам.)

Хинин (входит. Грозит в пространство). В печать, в печать попадешь, мерзавец. Паразит. Контрабандист. Мошенник. Спекулянт. Посмотрю, как ты завтра Красную вечернюю прочтешь. Полностью: «Адольф Рафаилович Рудик… зарвавшийся аферист… заманив в ресторан молодую, неопытную девушку…» Пожалеешь… (Уходит.)

Из-за ворот выходят Июдин и Марго.

Июдин. Вы засвидетельствуете в милиции самый факт обмена булавки на билет, равно как то, что гражданку Кольцову предварительно опаивали вином и всячески старались усыпить ее внимание циничными разговорами, танцами и музыкой.

Марго. Я готова все это подтвердить, Федор Павлович. Я готова даже сама пострадать за это.

Оба уходят. Из ворот выходит Л ю б а с узелком. Журжина ее провожает.

Люба. Евдокия Кондратьевна, не уговаривайте меня. Не провожайте меня. Я решила уехать на родину и уеду.

Журжина. Поезд еще не скоро отправляется.

Люба. Подожду на вокзале. Прощайте.

Журжина (сквозь слезы). Прощайте, Любовь Александровна, дай бог вам счастья.

Люба (обернулась). Счастье… (Губы ее задрожали.) Мимо меня прошло.

Журжина скрывается в воротах. На набережной появляется Алеша. Сбрасывает пиджак, расстегивает рубаху.

Алеша. Искупаться и спать. Отрезано. И – не думать. (Почувствовал взгляд Любы. Обернулся.) Куда с узелком-то? Домой, что ли, собрались? Набузили, набузили и к маме. Эх вы… девочка.

Люба. Я не бузила.

Алеша. Лучше не оправдывайтесь. В кабаке с пьяными мерзавцами песни петь. Стыдно…

Люба. Я ни в чем не виновата.

Алеша. Чистенькая девушка. Умненькая. Так нет. Пустяковая неудача какая-то, и нос повесили.

Люба. Нет, не пустяковая неудача.

Алеша. Нет, пустяковая… С общей точки зрения и персонально…

Люба. Нет, не пустяковая… До свидания.

Алеша. Бесит эта покорность. Упорства никакого. (Поправляет очки.) Платочек подвязала… Богомолочка…

Люба. Видите эту булавочку. Я ее за свое счастье выменяла. (Бросает булавку в реку.) Пускай рыба какая-нибудь моим счастьем подавится.

Алеша (понял в ином смысле). Так, так, так… Вот куда, значит, зашло в кабинетиках-то…

Люба. Нет охоты жить с вами в Ленинграде. Лучше я разведу огород, лучше я разведу кур, гусей в Рязани. И там я состарюсь и обиды моей не прощу.

Алеша. И ждать другого нечего – мещанский уклон.

Люба. Вы грубый, черствый человек… Вы ни черта не понимаете. Терпеть вас не могу. Всю жизнь ненавидела. С тех самых пор, когда вы на заборе хотели мне уши надрать за то, что я съела несчастную ягодку малины. Я и в Ленинград приехала, чтобы убедиться, какой вы отвратительный человек. Прощайте. (Пошла.)

Алеша. Жалко, я не знал. Жалко, я тогда ушел. Я бы выломал ребра два вашему Рудику. (Вдогонку.) Послушайте. Что за глупость в самом деле?.. Он насильничает, а вы помалкиваете. Куда же вы уходите? Люба.

Люба. Мне не жалко этих двадцати пяти тысяч. То есть – жалко, но не очень. Счастья ему не будет от моих денег. Я сама, дура, променяла их на булавочку.

Алеша. Какие двадцать пять тысяч?

Люба. Да выигранные на мой билет. Не знаете, что ли?

Алеша. Елки-палки… Так вот оно что.

Люба. Все равно, будь у меня эти деньги, – уехала бы из Ленинграда. Так что моя слабость, что я не настойчивая, – это все ни при чем…

Алеша. Ага… Люба… Ага.

Люба. Точно что – ага… Прощайте.

Алеша. Дайте-ка узелок.

Люба. Пустите.

Алеша. Нам необходимо поговорить.

Люба. Пустите же.

Алеша. Что касается денег, – потеряли, очень жаль. Ну, проворонили и проворонили… И, наверно, это даже лучше, честное слово…

Люба (зажмурив глаза). Пустите мой узелок.

Алеша. Я вас так понял, что вы… Ну, что ли, связались с кем-то… Ваше непонятное поведение достаточно меня убеждает, что вы с кем-то связались… Мне было очень больно, когда услыхал в ресторане, как вы поете… Зря так не поют…

Люба. Вам было больно?

Алеша. Ну да… А что? Ошибся. И вижу, – по всему фронту ошибся. Во мне сидит еще этот мелкобуржуазный пережиток.

Люба. Какой?

Алеша. Да… эта самая…

Люба. Ревность?

Алеша. Она с четвертого июня началась. Я и сплю оттого так крепко, чтобы ее ликвидировать. Борюсь. Поборю, а вы опять начинаете про море, луну, песок, белое платье… Разве я не вижу, что с вами делается. Люба, ответьте мне последний раз на вопрос… хотя это не мое дело, конечно… Вы – тово?

Люба. Да.

Алеша (упавшим голосом). Теперь, значит, все в порядке… (Иным голосом.) Кого?

Люба. Да тебя же… (Не оглядываясь, убежала.)

Алеша. Кого?.. Люба… Какого тебя?… (Бежит вслед за пей.)

Шапшнев (высовывается из развалин). Ну и девчонка, мухи ее залягай.

Семен. Симпатичная девочка… (Глядит вслед Любе и Алеше.) К реке ударились. Скоро не вернутся.

Шапшнев. Семен, мне что-то сыро стало. Мы бы лучше домой пошли, мы бы там полбутылки выпили.

Семен. Ой, Шапшнев, не треплись.

Шапшнев. Что за время беспокойное.

Слышен голос Р у д и к а, он напевает шимми. Семен. Он. Готовься!

Оба притаиваются. Входит Р у д и к с тросточкой, весело напевает.

Рудик.

 
Шимми, безусловно,
Гвоздь сезона,
Шимми модный танец
Из Бостона,
Все танцуют шимми
На последний грош…
 

Шапшнев (выступает). Гражданин…

Рудик (отскочил). Кто там? Что вам нужно?

Шапшнев. Позвольте прикурить.

Рудик. Но, но, но… Знаем мы эти прикурки… Ба, да это вы, Шапшнев?

Шапшнев. Позвольте прикурить?

Рудик. Бросьте сердиться, дружище. Мы играли честно. Не вы, так я. Дело счастья. Так и быть, я вам сделаю подарочек…

Шапшнев (заорал не своим голосом). Руки вверх!..

Рудик. Граааааабят…

Семен (подскакивает сзади, затыкает ему рот кепкой). Не ори. Я тебе говорю, не кричи. Где у тебя билет? (Шапшневу.) Шарь, шарь по карманам.

Шапшнев (шарит). Куда он его засунул?

Семен. Вот как надо шарить. (Шарит.)

Шапшнев. Нет нигде.

Семен. Щупай в подштанниках.

Шапшнев. Не вертитесь, Адольф Рафаилович.

Семен. Что за штука?

Шапшнев. А может, он у него за щекой?

Семен (Рудику). Разинь рот.

Рудик. Милицееееейский…

Семен. Кричать… знаешь, за это…

Шапшнев. Можем в реку бросить.

Семен. Смерти не боишься! Говори, где билет?

Шапшнев. А то утопим.

Рудик падает как мертвый.

Батюшки… что это с ним?

Семен. Неужто помер?

Шапшнев. Что мы наделали! Разве мы этого хотели?.. Да мы ради смеха… да мы шутили…

Семен. Бери его, тащи в речку.

Шапшнев. А всплывет?

Семен. Унесет. Хватай за ноги. Поднимай. Раскачивай.

Они поднимают Рудика за голову, за ноги. Появляется Алеша, затем Люба.

Алеша. Вы что тут делаете? Семен и Шапшнев бросают Рудика. Он сейчас же садится.

Рудик. Ой, прямо на хвостик. Подлецы! Алеша (хватает Семена и Шапшнева). Налет. Грабеж.

Шапшнев. Шутили. Семен. Не хватай. Брось.

Алеша одним движением швырнул его на землю. Семен, не поднимаясь, молча глядит на него.

Шапшнев. Рукам-то воли не давайте… А то… Алеша швыряет его на землю.

Алеша. Немедленно отдать билет. Семен. Не нашли.

Алеша. Я вас всех сволоку в комендатуру. Лучше отдайте добром.

Семен. Отдайте, Адольф Рафаилович, а то – скука идти в комендатуру.

Шапшнев. Надо, Адольф Рафаилович, по-божески поступать. Вы гражданку ограбили, а нам страдать.

Рудик. Что значит – отдайте? Нынче не девятнадцатый год.

Алеша. Отойдите, граждане. Мы будем по правилам. (Рудику.) Снимайте пиджак.

Рудик. Это мне нравится, – дают подарки, потом силой берут их обратно.

Алеша. Боксом!

Рудик. В другое время. (Садится па землю, задирает ногу.)

Шапшнев. Вон он у него где…

Рудик. Не волнуйтесь, – я отвинчиваю каблук. (Достает из каблука билет, отдает Алеше.) Можете подавиться.

Семен. Эх, какое дело сорвалось, заметил граф Табуреткин.

Шапшнев. Товарищ Алеша, сыро, я бы домой пошел.

Алеша (протягивает билет Любе). Получайте, Люба.

Люба. Алеша, мы же говорили… (Отдает ему билет.)

Алеша. Значит, ладно… Ребятам на два семестра хватит…

Шапшнев. Так как же насчет комендатуры?

Алеша. Граждане… Неужели вам не стыдно?

Шапшнев. Бес попутал.

Семен. А что такое совесть? Нет ответа.

Алеша. Страшно жить среди вас. Во что вы верите, что любите, что ненавидите?

Семен. Мучительный вопрос.

Алеша. Болотные жители. У вас один желудок с зубами да с задней кишкой.

Рудик. Хорошенькое сравнение.

Шапшнев. О-хо-хо…

Алеша. Жизнь вы не погубите… Она не увянет от вашего дыхания… Не запугаете ее свинячьими харями…

Семен. Короче говоря – ау, – пошли денежки на грызение гранита науки.

Шапшнев (с воплем души). Предлагала его за рупь шесть гривен.

Рудик. Страшно за свои нервы.

Алеша (Любе). Идем, Люба…

Люба. На взморье, на весь день. Да?

Алеша. Да, Люба, да…

Они уходят. Им смотрят вслед.

Семен. Многозначительная прогулочка.

Шапшнев. А как билет-то схватил. Агитатор…

Рудик. Противный субъект.

Марго (входит, Журжиной). Утопленника, что ли, нашли?

Журжина. Милая, как я говорила, так и сбылось: и деньги при ней и сердечный интерес…

Марго. Евдокия Кондратьевна… Как я счастлива. Так я полюбила ее, ну, как сестру родную…

Семен (вынимая колоду карт, Шапшневу и Рудику). Продолжим.

Рудик отвернулся, пошел в ворота, насвистывая шимми в миноре. Шапшнев. По полтиннику.

Они присаживаются, играют.

Марго. Слушайте, и он ее поцеловал?

Журжина. И поцеловал и говорит ей: невеста моя, жена моя драгоценная… Любовь моя – до гробовой доски…

С проплывающей лодки раздались утренние веселые голоса.

Занавес

Любовь – книга золотая
Комедия в трех действиях

Действующие лица

Князь Серпуховской.

Княгиня.

Екатерина Вторая.

Полокучи Анна Александровна.

Завалишин, адъютант царицы.

Санька.

Решето, шут.

Никита.

Наташа.

Дуняша.

Стеша.

Федор.

Действие первое

Летний вечер. Сквозь полукруглые окна закат. В саду играют на пастушьем рожке. В простенке между окон на туалетном столе горят свечи. Здесь же лежит книга. Из боковой дверцы появляется князь в стеганом старом халате и за ним Решето. Шут, стриженый и в очках, одет в коротенький кафтанчик и широкие, навыпуск, штаны.

Князь. Вот она, проклятая книжка! Недели ведь нет, как государыня прислала, и книжка-то небольшая, а какая скверная. Что бы такое с ней сделать, с этой книжкой?

Решето. Дай-ка мне, дядюшка, я брошу в речку.

Князь. Бот тоже сказал! Кабы можно, – я бы сам ее в речку бросил. Государыня сама книжку эту прислала княгине в подарок для чтения. А вот надо бы государыне и написать, что, мол, так и так, – от этой книжицы будет нам всем скоро пустота и разорение, потому что супруга моя совсем без ума от чтения, и по саду у нас уже и нинфы и сатиры скачут, а супругу мою поучить – никак нельзя тронуть пальцем. Так бы и написал государыне, только вот робею.

Решето. Дядюшка, а ты ее спрячь подальше.

Князь. Как можно! Княгиня хватится, опять срамить начнет. Водой книгу разве покропить, святой водой?

Решето. И то. Святая вода у меня поблизости… А какая же это книга такая?

Князь (раскрывает осторожно книгу). Называется: «Любовь – книга золотая. Соизволением Ея Императорского Величества Екатерины Второй оттиснута в Санкт-Петербурге. На предмет воспитания светского манеру детей дворянских мужска и женска пола. Календарь для любовников. Вопросы и ответы. Стрелы Купидона. Забавные анекдоты». Вот книга!

Решето. Духовного содержания книжка.

Князь (читая из середины). «Что такое канапе?[48]48
  Небольшой диван с приподнятым изголовьем (фр. canape).


[Закрыть] Ответ: канапе – место, излюбленное супругами, видом своим – диван, только поусадистее, и двое, в близком хотя соприкосновении, но могут удобно на нем сидеть, и многие в том удобный для разных шалостей и забав случай находят; любовникам сия вещь предпочтительнее постели, – коль скоро постель сминается, когда с нее встают, канапе не сминается, но выпрямляется, сохраняя тайны резвых любовников». Нет, это книга не духовная.

Решето. Да, это книжка того, скоромная.

Князь. Пускай государыня гневается, а я у княгини вышибу дурь из головы!

Решето. Вот и верно.

Князь. Вишневой тростью ее прибью. Потом сама спасибо скажет. Ведь скажет?

Решето. Обязательно скажет.

Князь. Я за жену перед богом отвечаю. Коль скоро жена не повинуется мужу, бери жезл и по спине ударяй ее, токмо не причиняя сокрушительного членовреждения.

Решето. Бить – это первое дело.

Князь. А книжицу проклятую, разокаянную в окошко. (Идет с книжкой к окну, замахивается, чтобы бросить. С ужасом.) В саду…

Решето. Кто?

Князь. Какой-то рогатый, с хвостом…

Решето. Аминь, аминь, рассыпься!

Князь. Да воскреснет бог и расточатся враги его…

Решето. Постой… Никак это наш, дворовый? Это Микитка.

Князь. Рожа окаянная, изыде от меня в тартарары, изыде от меня, окаянная рожа, в ад кромешный. Дую на тебя и плюю!

Появляется княгиня, за ней Санька.

Князь. Княгиня!..

Княгиня. Да вы в уме, Иван Ильич, плевать на меня?!

Князь. В сумерках померещилось, вижу – рожа окаянная, рогастая…

Входит Никита, одетый фавном.

Тьфу, тьфу, поганец…

Княгиня (с гневом). Вы, чем спать после обеда с носовым свистом, греческую мифологию лучше бы твердили… Спросонок вам невесть чего мерещится… Глядеть на вас – сердце закатывается от огорчения…

Князь. Сегодня, пожалуй, часик лишний перехватил. Да ведь, княгинюшка, скука-то деревенская ко сну клонит.

Княгиня. Распухли, поглупели и людишек распустили. Извольте послушать, каковы у вас людишки. (На Никиту.) Этому приказано на вечерней прохладе сидеть во всем облачении с хвостом и рогами в шиповнике, играть на дудках с меланхолией… А ты, – чем ты занимался в саду. Подойди…

Никита. Сроду не буду, матушка барыня…

Санька (Никите). Подойди, когда княгиня приказывает, подойди, не пужайся.

Никита. В бане сидел…

Княгиня (князю). Видите… В бане сидел…

Князь. Ай-ай-ай…

Санька. Он, ваше сиятельство, в баню с нинфами забился, – их комары закусали.

Княгиня. Ни сатиров, ни паче того нимф, ни других греческих богов комары не кусают, – это вы запомните.

Князь. Однако, княгинюшка, комар сядет на нос или на другое место, что же делать-то?.. А девки у тебя…

Княгиня. Что?

Князь. Нинфы эти самые у тебя, почитай, совсем голые.

Решето. Срамота, срамотища!

Княгиня. Молчите! (Никите.) В баню от комаров забился! А куда ты дудки дел, куда рога дел, куда хвост дел?

Санька. Сознавайся.

Никита. Дудки, рога, хвост в листья закопал… Виноват… Виноват…

Князь. Ишь ты, мошенник!

Решето. Срамота, срамотища!

Княгиня. Зачем тебе это понадобилось?

Санька. Сознавайся.

Никита. Нинфы задражнили: козел да козел, крапивой стегаются…

Княгиня (князю). Вот ваши людишки деревенские… Объясните ему, а у меня и слов больше нет.

Князь (Никите). Ну-ка, ты братец, пойди на конюшню, да и скажи там, чтобы тебя выпороли.

Княгиня. Опять ваша грубость! Я уже сказала, чтобы лесных богов всех, обоего пола, от порки освободить.

Князь. Как же людей не пороть, княгинюшка? Ведь так от рук отобьются.

Решето. Рабу желай добра, ломай ему ребра.

Княгиня (Никите). В наказание тебе – повтори урок. (Берет книгу.) Вопрос: «Кто ты, прелестный, с козлячьим хвостом и золочеными рогами, в роще мелькающий, на свирели играющий?»

Никита. Не знаю.

Княгиня. Кто ты, я спрашиваю?

Санька. Чего забоялся?.. Княгиня спрашивает, какой ты породы. Отвечай: я, сударыня, получеловек, полузверь, называюсь – сатир…

Никита. Заучу, матушка барыня.

Княгиня. «Где обитать имеешь обыкновение, прелестный?»

Санька. Отвечай: в роще с нинфами и иными прочими греческими божествами…

Княгиня. Ну?

Санька. Он, ваше сиятельство, очень пужливый.

Княгиня. Вот пошлю тебя гусей пасти… Ночь не спи, заучи про греческих богов. Ступай… (Князю.) Руки опускаются с этим народом… Нечего сказать, большая приятность жить у вас в захолустье… Где поэзия, где забвение? Жанетта…

Санька. Здесь я, ваше сиятельство.

Княгиня. Позови нимф…

Санька и Никита уходят.

Князь. Вот я насчет чего, княгинюшка, поговорить хотел…

Княгиня (перебивая). Иван Ильич, просила я вас привыкнуть: нет-нет, да и взяли бы табакерку и изящно табаку понюхали. Хоть при мне-то будьте расторопным.

Князь. Чихаю от того табаку, Дарьюшка, да и грех. Однако для тебя готов и понюхать. Решето мне доброго табаку натер – с толченым стеклом и кануперой.[49]49
  Гвоздика (перс, karanfi)


[Закрыть]

Княгиня. Не Решетом, а зваться приказано ему Фенимел… Боже, какая скука! (Развернула книгу, читает.)

Князь (подталкивает Решето). Помоги, братец.

Решето (княгине). Ваше сиятельство. Решетом зовусь по причине сильно конопатого лица своего, а в святом крещении – Осип. Для вас же, ваше сиятельство, не только Фенимелой, но готов петушком. (Хлопает себя по бокам и кокуречет.) И курочкой. (Кудахчет и выталкивает из заднего кармана камзола красное яичко.)

Князь (смеясъ до слез). Княгинюшка, ведь курица, настоящая курица…

Княгиня. Прикажите ему убраться вон.

Решето. Что, плохо, что ли?

Князь. Уходи, сказано, уйди.

Решето обиженно уходит.

Ну и кудахчет, ловкач! Так кудахчет – закроешь глаза, и кажется тебе, что не человек кудахчет, а курица. Во всей округе никто лучше его не кудахчет. Был у князя Лыкова шут Пузан, тот важно кричал перепелом, но помер.

Княгиня. Хотя бы вы что-нибудь изящное за весь день сказали, а то я ваших слов даже и не понимаю.

Князь (сразу переменившись, деловито). Я, княгинюшка, по совести говоря, к тебе зашел за делом. Женщина ты молодая, горячая и с норовом, и ведь так, душа моя, как эту весну живем, и до беды недалеко Матушка, выкинь дурь из головы, отдай мне прелестную книжку.

Княгиня. Вы, Иван Ильич, пейзан,[50]50
  Крестьянин (фр. paysan).


[Закрыть] невоспитанный человек.

Князь. Э, матушка, по старине живем, дураками нас, ни дедов, ни прадедов, никто не считал. А французские нравы нам не пристали. Французы читали, читали эти книжки да королю голову и отрубили… Вот оно, чтение-то… Скажи, ну что хорошего вычитала ты из этой книжки?

Княгиня (сидит, уронив руки, глядя на свет свечей). Ах, кабы кто знал, какая мне охота изящного любовника себе завести.

Князь (схватывает себя за голову, бормочет) Аминь, аминь, рассыпься… (Решительно.) Дарья! На скотном дворе сгною за такие мысли!

Княгиня. Боже мой!.. Боже мой!.. Невежа (Залилась слезами.)

Князь (упав духом). Ну, скажи – пошутила. Не вводи меня в грех, Христа ради…

Княгиня. Не касайтесь меня холодными руками… Теперь я поняла, какой вы злодей!

Князь. Куда же податься-то?.. Вышла замуж – терпи, княгинюшка.

Княгиня. Терпеть? Чтобы красота моя даром пропала? До сырой могилы терпеть ваши грубости – не хочу!.. Погибну и погибну здесь, как цветок осенней сыростью… В Санкт-Петербурге балы, иллюминации, любовные интриги… А вам и думы нет, что не последней была бы красавицей в свете. В монастырь уйду, чем в слезах увядать, глядя на ваше лицо противное.

Решето (из двери шепотом). Наскакивай, дядюшка, наскакивай, не робей!

Князь. Принеси вишневую трость.

Решето. Несу, батюшка, несу. (Скрывается.)

Князь. Сей тростью дед мой бабку учил, и матушка не раз оной учена в рассуждении добротолюбной жизни. Так уж ты не осуди, княгинюшка, – горько и обидно, но долг выполнить обязан.

Княгиня. Пальцем тронете, государыне напишу, вам ноздри вырвут, сошлют на Тобол-реку, на казенные работы.

Решето приносит трость.

Решето. На палочку, батюшка, на…

Князь. В российском государстве нет такого закона, чтобы мужу за жену ноздри рвали. Уйди, Решето.

Решето. Уйду, уйду, батюшка, уйду… (Уходит.)

Князь. С молитовкой приступим, княгинюшка…

Княгиня. Да вы нарочно?!

Князь. Обернись задом, княгинюшка, вздень юбки… Бить буду больно.

Княгиня (схватывает книжку). Остановитесь!.. С одобрением моей крестной, государыни императрицы, напечатано здесь… Вот… (Ищет в книге.) О супругах. Нет, вы извольте слушать: «Вопрос: что есть супруг? Ответ: муж, рогами украшенный и глупостью подобный птице Пингвинус. Как оная птица в гнезде своем вертит головой, гордясь и чванясь, не имея к тому натуральной причины, так и супруги во всем свете смеху подобны…» Подождите, подождите… А вот: «Обмануть супруга. Супруга обмануть то же, что полководцу хитростью выиграть сражение. Но, сколь война долгими походами и кровопролитием обильна, – супруга обмануть случается без больших трудов и потерь, и даже не покидая своей постели. Примечание: многие прелестницы для сих уютных сражений предпочитают канапе». Теперь – что такое канапе?

Князь. Читал… Отдай книжку.

Княгиня. Пустите-ка…

Вырывают друг у друга книжку. Слышно пение.

 
Как во греческом лесу
Да на Парнасе
Нимфа ягоду брала,
Грибы собирала…
Ах, Зевес ты, мой Зевес,
Глянь ка милую с небес.
Нимфа в греческом лесу
Ножку напорола…
Белу ножку об сучок,
Горько плакала…
Ах, Зевес ты, мой Зевес,
Глянь на бедную с небес…
 

Князь. Отдай книжку… Княгиня. Пустите-ка…

Решето. Дядюшка, помочь?

Княгиня. Девушки, девушки, Жанетта!..

Князь. Отдай книжку…

Санька (появляясь в балконной двери). Батюшки, княгиню нашу убивают!

Из сада появляются Наташа, Дуняша и Стеша, одеты нимфами, то есть в коротких туниках и венках.

Нинфы! Чего смотрите, княгиню убивают!..

Санька и девушки помогают княгине, Решето – князю.

Князь. Вот она, проклятая книжка!

Княгиня. Турок кровожадный! (Садится в кресло, обмахиваясь платком.)

Князь. Беги, Решето, за бурмистром. Этих трех дур в дальние деревни послать навоз возить.

Решето. Правильно, батюшка, правильно. Того они и стоят, срамницы… Бегу, бегу… (Уходит.)

Княгиня. Неслыханное злодейство!

Санька. Воля ваша безвинно людей увечить!

Князь. А книжку на мелкие куски изорву (Раскрывает книжку, из нее выпадает письмецо.)

Княгиня. Письмецо!..

Князь. Письмо какое-то. (Поднимает письмецо.)

Княгиня, быстро подойдя, глядит.

От кого?

Княгиня. Сама не знаю.

Князь разворачивает письмецо. Вдруг оба они вскрикивают и глядят в страхе друг на друга.

Князь (шепотом). Подписано – Екатерина…

Княгиня. Государыня!.. В книге целую неделю лежало, а я не заметила.

Князь. Очки мне, очки дайте… Что пишет?

Княгиня (берет письмо у мужа, читает). «Мне кажется, моя крестница, что из вашего письма, переданного мне с оказией, надлежит вывести двоякое заключение: первое, что вы меня вспоминаете в вашей глуши…»

Князь. Когда вы, княгиня, изволили писать ее величеству?

Княгиня. На прошлом месяце. (Читает.) «И далее, но здесь я даю волю своему разгневанному перу, что ваш муж несносный чудак…»

Князь (с перепугу крестится). Пронеси, господи!..

Княгиня. «…За что жестоко собираюсь ему отомстить!»

Князь. Пропал, пропал совсем…

Княгиня. «…Дабы хотя немного утешить вас, обещаю проездом в Крым, куда меня везут глядеть на покоренные народы, сделать небольшой крюк – потрепать ваши розовые щечки и побраниться с вашим мужем. Екатерина».

Князь. Головой я ослаб, княгинюшка. Как есть ничего не понимаю.

Княгиня. Государыня будет к нам в гости.

Князь. К нам в дом сама государыня?!

Княгиня. Прочтите.

Князь (глядя в письмо). Где это… «несносный чудак»… Пропал, пропал… «Собираюсь ему отомстить…» Ваше сиятельство, княгиня Дарья Дмитриевна, не рвите голову с плеч!.. (Повалился на колени.) Пожалейте старика… Не жалуйтесь государыне.

Княгиня (отходя). Невежество и грубость должны быть наказаны. Встаньте. Вы жалок. Жанетта, помогите князю подняться.

Санька (помогая). Бог-то правду видит.

Князь. Матушка, не за себя прошу, – быть всему роду нашему пусто, коли прогневается государыня.

Княгиня. Получите по заслугам. Князь. Ох! По заслугам…

Княгиня. В зеркало поглядите, на что вы похожи, – смеху достойно.

Князь. Приказывай, что делать, – всему покорюсь.

Княгиня. Где ваш парик, я спрашиваю? Князь. По весне еще моль побила и парик и шляпу. Недоглядели.

Княгиня (с гневом). Показать-то вас даже нельзя государыне, а с нею, чаю, будут дамы и кавалеры придворные. Вот, скажут, злые шутки Гименея. Вам не молодую красавицу ласкать! Вас в огород поставить чучел ой, воробьям на ужас… Супруг!

Князь. И наряжусь и ноги выверну.

Княгиня. А рот раскроете?

Князь. Да, придется.

Княгиня. Что ни слово, то жестокий стыд. А поклониться? А руку поцеловать? А завести галантный разговор? (В волнении обмахивается веером.)

Князь. Так как же быть-то?

Княгиня (подает ему книгу). Нате, извольте прочитать раза три, – хотя немного попривыкните к светским манерам.

Князь. Всю ночь не засну, буду читать. Я, княгинюшка, дьячка возьму читать эту книгу. А то и Решето у меня не хуже дьячка читает. А я с голоса вот как заучу… Ну, еще какие твои будут распоряжения?

Княгиня. Подымите вишневую трость. Подайте.

Князь. Возьми, возьми. (Подает.)

Княгиня. Этой вам трости вовек не прощу. Доселе не могу опомниться: даму бить тростью вишневой! Вы азиат некрещеный.

Князь. Ударь, чем терзать словами.

Княгиня (ударяя его по спине). Наперед помнить вам надлежит: какие бы я ни являла перед вами поступки, сколь далеко любезность моя в рассуждении любовных шалостей ни заходила, – молчать и улыбаться.

Князь. Это как же так, – я – молчать, а ты чего делать собираешься?.. Чай, грех…

Княгиня. Вы опять за свое?

Князь. Ладно, ладно, перетерплю как-нибудь.

Княгиня. Говорю это вам к тому, – жену ревнуют одни мужики да гишпанцы. А вы, слава богу, российский дворянин. Оправьте кафтан, садитесь, читайте.

Князь (беря книжку). Прости, господи, грехи тяжкие…

Княгиня (девушкам). Давеча вы чего пели?

Санька. Как приказано: на вечерней заре – греческую, унывную…