Текст книги "A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна"

Глава 20. Великое множество теорий

Беглянку приютило семейство Альтенов. Они нашли её в стеклянном забытьи на той самой площади, бесчувственную, как кукла, и отвели под белы ручки к себе домой.

Семейство составляли: Клотина, добротная женщина среднего роста, жгучая, как итальянка, не обладавшая правильностью черт лица, но наделённая пикантной живостью, что заставляла глаза вновь и вновь обращаться в её сторону; Полм, вытянутый, похожего типажа жёлтоватый мужчина, овеянный облаком интеллигентности. На вид хозяевам было лет 45—48; детей у пары было семнадцать, и Настя их даже не различала: для неё ребятишки слились в сплошную гудящую массу.

Девушка вообще старалась ни с кем не общаться, отвечала односложно и только смотрела перед собой, обхватив руками колени и водрузив на них подбородок. Что бы она ни делала, перед глазами неизменно вставала картина торжествующей градоначальницы во время Арихарата. Это было первое, что возникало перед Касьяновой, когда она открывала утром глаза; о чём бы Настя ни думала и чем бы ни старалась себя занять, эта сцена услужливо разворачивалась на противоположной стене, точно гадкий киномеханик включал невидимый проектор. Чем сильнее пыталась Касьянова вытравить вопиющее зрелище из своей памяти, тем сильнее отпечатывался его оттиск в мозгу. Когда брюнетка опускала веки, картинка становилась даже чётче; едва девушка бросала взгляд на улицу, как та в её воображении наполнялась беснующимися ариманцами, и где-то вдали уже слышался скрип платформы Ариматары.

Некоторые запахи и звуки лязгом проходились по её нервам, оживляя тот день в памяти, и картинка из плоской становилась объёмной, почти как в 3D. Любимым занятием Касьяновой стало пристальное разглядывание пола; она открывала на нём всё новые и новые узоры, наполняла их сюжетами и смыслами. Под нос брюнетка бубнела песенки – не задумываясь даже, какие (главное было поменьше копошиться в памяти): сочиняла на ходу, безбожно смешивала куски разных мелодий. Сон девушки был ужасен. Поначалу, когда она закрывала глаза, кошмарное зрелище начинало расширяться, обретать контуры, наполняться ароматами и красками; Касьянова старалась как можно быстрее прокрутить всё действие до конца, и через час-другой в измождении засыпала.

Самым противным было осознание того, что она невольно разделила всеобщее ликование. Когда Настя вдохнула пары смерти, то почувствовала жгучее желание ринуться вниз, к Ари, восторг и пренебрежение возможной гибелью. Кто знает: впитай она ядовитого газа чуть больше и останься на крыше, быть может, как безумная, совокуплялась бы с платьем Желаннейшей из Женщин? Девушка привыкла обозревать свой внутренний мир с безжалостной жестокостью, не отметая неприглядные вещи, как бы того ни хотелось. И Настя чётко понимала: да, она истекала бы половой жаждой вместе со всеми, она (кто знает?) могла бы вступить в оргиастические отношения с окружающими! Это осознание заставляло девушку презирать себя; ей было противно находиться в собственном теле, хотелось откреститься от него, сменить телесную оболочку, как меняют заляпанный пятнами костюм.

Поначалу брюнетка досадовала на преследовавшее её видение, въедливой краской отпечатанное на самой сетчатке глаз. Она то благодарила людей, чуть не спихнувших её с крыши, то предавалась злобному самобичеванию: «Ха, смотри! Смотри! Нет, даже плохо, что ты слетела вниз. Нужно во всём идти до конца. Вопила бы от счастья да сношалась со Святой Прародительницей – такова тебе цена, Касьянова Анастасия Сергеевна. Платье Ари лизать – вот и всё, чего ты достойна. Эффективному менеджеру – бараноподобные подданные».

Альтены с пониманием отнеслись к замкнутости гостьи. Клотина отгоняла от неё детишек, иногда тактично пыталась завести разговор на абстрактную тему, но неизменно получала взамен злобный взгляд затравленного зверька и осторожно ретировалась.

Прошло два дня с празднования Арихарата – впрочем, Настя не отдавала себе в этом отчёта, так как часы и минуты слиплись для неё в единую клейкую массу. С утра дом Альтенов гудел, как радостный улей: Клотина хлопотала, украшая комнату, и командовала детишками, как настоящий полководец. Брюнетка была безучастна к надвигающемуся празднику; в её сознание удалось пробиться лишь моменту нисхождения благословенного тихми в дом. Процедура здесь была точь-в-точь, как у Зашоров. Когда Настя очнулась (в последнее время она то и дело выпадала из реальности) был самый разгар дня, и дом наполнился гостями.

– Вот уж от кого, – покачал головой человек в белоснежной тунике, – а от Пуров я такой мерзости точно не ожидал. Они казались такими примерными! Муэр, мой старый друг, слепил небольшую статую Великой Матери и заставлял всё семейство сношаться с нею по три раза в день. И вот несчастные погребены в грязи! Я был уверен, что Ариматаре-Мархур-Здорме приятно такое почитание. Но, как видишь, чем-то они ей не угодили.

Лысина гостя походила на затерянный в океане жиденьких волос безлюдный остров; глаза, тёмно-синие и слегка раскосые, едва выглядывали из-под массивной горы век, что грозилась их расплющить. Облик гостя пленял девушку смутной печалью.

– Значит, Мохарт, – внушительно, но с ноткой нерешительности в голосе присовокупил другой мужчина, очень похожий на Полма Альтена внешне, – они это делали без любви. Без любви, как ты не понимаешь! Они насиловали Святую Прародительницу каждый день! Ариматара-Мархур-Здорма – само мироздание, это мы с вами; значит, они насиловали и нас. Б-р-р-р. То-то семья Пуров мне никогда не нравилась.

Третий мужчина походил на иссохшую щепку, но в лице его сквозила замечательная доброта.

– Ходят слухи, – задумчиво произнёс он, обращаясь к собеседникам, – что в доме Кайнов, великих праведников, есть женщина, точь-в-точь похожая на Великую Матерь. Они любят её днями напролёт, поэтому их дом не тонул в грязи вот уже пять поколений. Вряд ли Кайны вступают в каждый контакт с должным чувством; так что, мой дорогой Муниц, твоя теория неверна.

– Откуда ты можешь знать! – запротестовал Муниц. – Может, их порывы всегда искренни. Конечно, легко любить женщину, во всём похожую на Великую Матерь. Если бы у меня такая жена была, я бы не волновался за своё существование.

– Я слышала, – грудным низким голосом сказала Клотина, и мужчины мигом притихли, – что секрет Кайнов в другом. Одну десятую часть тихми они раздают окружающим. Вот поэтому и здравствуют.

– Прекрасная мысль! – загудела часть мужчин.

– Но тётя! – запротестовала девочка, до боли напомнившая Насте озорную Иксит. – Мои соседи, Бурдуны, отдавали другим половину своей тихми! А шесть подготовок назад их не стало.

– Значит, Мона, – с упрямством быка сопротивлялся Муниц, – они делали это неискренне. Из страха перед гневом Святой Прародительницы. Да и вообще, откуда ты знаешь, что именно половину? Может, рисовались больше. Десятую часть напоказ всем раздаривали, а остальное съедали втихаря.

– Нет! – заартачилась девочка. – Вы бы их видели, они тощие были, как скелеты. Я думаю, выживает тот, кто самый красивый! Вот я красивая, и мама красивая у меня, и тётя, и мы все живы. Ариматара-Мархур-Здорма любит нас, потому что мы больше других на неё похожи. А Бурдуны уроды были, и вообще очень худые.

– Прости меня, доченька, – осторожно понизил голос Муниц. – Я всего лишь глупый мужчина и имею слабость впадать в абстракции. Наверное, ты права. Некрасивое оскорбляет взор Желаннейшей из Женщин. Срочно начну борьбу со вторым подбородком. Как же это я сразу не догадался!

После слов Моны в комнате наметилось оживление: словно луч света прошёлся по лицам присутствующих, нарисовав на них надежду. Мохарт начал оживлённо прилизывать остатки волос, его жена – наоборот, взъерошивать свои кудри; женщины поправляли браслеты, мужчины выискивали свой образ в отражающих поверхностях.

– Вы слышали, друзья, – спокойно начал седовласый мужчина, приятный и нежный, как молодой персик, – о доме Хуберцев? Они жили два поколения назад. Время от времени Хуберцы инициировали Судный день самостоятельно. Просто набирали огромный котёл грязи и скидывали туда своих ребят, а потом прыгали и сами. Частенько младший из детей, не умеющий плавать, погибал. Так за тринадцать подготовок они утопили пятерых своих малышей; проживи Хуберцы ещё семь, думаю, весь Ариман пошёл бы топиться. Я и сам всегда за то, чтобы перенимать передовой опыт… Но нет, на четырнадцатой подготовке их не стало. А жаль, эта идея мне казалось весьма удачной. Почему же такой остроумный обряд не сработал, как думаете?

– Дорогой мой Арнуол, ты всё время забываешь, что Великая Матерь – создание совершенно иного порядка, – важно приподнял палец Мохарт. – Кто мы такие, чтобы постигнуть её? Было бы кощунственно, если бы жалкие отпрыски смогли возвыситься до её уровня сознания.

– Впрочем, – подмигнул ему Полм, будто очнувшийся ото сна, – у нас есть гостья из иного мира. Как стороннему наблюдателю, ей могут открыться вещи, нам неведомые. Настенька, вы не скажете нам, что думаете на этот счёт? Как узнать, какие дела праведны, а какие – грешны? Что поможет нам спастись в Судный день?

– Как правильно жить и не гневить Великую Матерь! – грозно шикнула на него Клотина. – О спасении он думает. Кто живёт без забот, с чистой совестью да искренней любовью к миру, тот и спасётся. Ариматара-Мархур-Здорма сама решает, кто прав перед ней и кто виноват, не наша это забота.

Касьянова сидела в своём укромном уголке; от гостей девушка словно отгородилась глухой стеной. Слова их, долетая до её ушей, превращались в странный звон; временами Настя хотела вникнуть, о чём говорят за столом, но слова посетителей причиняли ей острую боль, и она пыталась тут же растворить их в своём сознании.

Девушка сначала и не расслышала, что обращаются именно к ней. Тогда Клотине пришлось ласково повысить голос и повторить вопрос мужа; Настасья нервно улыбнулась, дёрнула плечами и быстро отвернулась к окну.

– Давайте подналяжем на вкусненькое, – примирительно подняла руки хозяйка дома. – Нести вам вторую часть обеда? Что скажешь, Луц?

– Ну зачем же, нам гораздо интереснее было бы выслушать мысли прекрасной незнакомки, – ответил добряк, мягко покачав головой.

– Она ведь и не порождение Великой Матери даже, откуда ей знать, – продолжала оборонять рубежи Касьяновой женщина.

– Настенька, вы ведь бывали в Запретном городе, так? Как живут там праведники? Не могли ли бы вы нам рассказать? Что вы думаете о наших порядках, как их можно улучшить? – засыпали её вопросами гости.

Девушка вспылила. Так бывает, когда старый ржавый автомобиль спокойно гниёт себе годами, всеми покинутый, а потом внезапно взрывается из-за нелепой неосторожности.

– Что я думаю? Что думаю о вас и о ваших порядках? Я думаю, что вы взрастили чудовище на своей груди; этот паразит впрыснул в вас яд, парализовав равнодушием; вы молча смотрели, как он, питаясь вашей кровью, становится всё больше и больше, разрастаясь до чудовищных размеров. Сейчас уже слишком поздно, ведь он так силён… Я понимаю, как этот демон играет с вами, как ради меркантильной выгоды и дурного тщеславия превращает вас в кучку запуганных ослов, за что вы благодарите его хвалебными песнями. Я вижу, что эта пиявка настолько безжалостно исковеркала ваш разум, высосав всё самое лучшее, что починить его, собрать воедино практически невозможно. Попробуйте сдвинуть обратно плиты, что разошлись в тектоническом разломе! Что будет, если я отправлюсь с вами в прекраснейшие места Земли? Стоя на краю Гранд-Каньона, вы будете сожалеть, что здесь нет вашей чудной Ари, вы будете видеть лишь адскую бездну! Я сожалею, что вам закрыто всё великое и высокое, все лучшие достижения мировой культуры. Если бы я сыграла вам концерт Рахманинова, вы бы не услышали его, пока бы я не сказала, что он одобрен Ари, что она сама написала его для вас. Тогда – тогда бы, да, ваши уши мгновенно прочистились бы, тогда бы вы прониклись божественным откровением! Пока я не напишу имя Ари на каждой странице «Отверженных», вы и не вздумаете читать эту книгу – хотя о чём это я, она лишила вас возможности даже читать! О, паскуда! Оттого я и злюсь на вас. Раньше я злилась на неё, теперь – на вас. Почему даже лучшие из вас заражены этим вирусом? Разве сложно сделать робкий шаг вперёд, рухнуть в пропасть свободомыслия, раскрыть от ужаса глаза в полёте… Почему ваших моральных сил не хватает на то, чтобы сбросить ярмо со своей шеи? Ужасно.

Впервые за всё время пребывания в Аримане глаза Касьяновой выражали настолько явные злость и отторжение. Её жесты стали энергичны, но предельно точны, руки органично аккомпанировали мыслям. Окончив речь, девушка потухла, вернулась в привычную позу, и лицо её стало совершенно безразлично, как и раньше.

– О чём это она говорит? – начали перешёптываться гости. – О каком-то чудовище? Вы слышали, она сказала Ари? Что за Ари?

– Ариматара-Мархур-Здорма, – отчеканила Настя, со злорадством оглядывая окружающих. – Я сказала, что вы кормите своей кровью паразита, имя которому – Ариматара-Мархур-Здорма. Видите, я поношу её последними словами и остаюсь живее всех живых. Вы всё стремитесь понять, по какому принципу Ари убивает вас, но совершенно не задаётесь вопросом, кто дал ей право так поступать с вами. Мне тоже интересно, зачем и как она всё это проворачивает. Я как-то видела, что она зависла с палкой над макетом Аримана, прямо над домом Кракунов. Но они живы; иначе я бы подумала, что Ари просто развлекается, как мальчик, разрушающий построенный им же город из Lego. Не удивлюсь, если Судный день задумывался ею просто как прелюдия к горячему сексу; действительно, после опасности усиливается животное желание жизни. Она уничтожает ваши дома, безжалостно топит в грязи вас и ваших детей, чтобы держать вас в страхе, чтобы вы не доставляли ей лишних хлопот в управлении. Что делаете вы? Вы озабочены лишь тем, как бы не рухнуть в грязевую пропасть лично. Хотя могли бы объединиться, пойти штурмом на Верхний город – и через час этой твари не было бы в Аримане. Даже умнейшие из вас, как Тарзац и Уйтек, не могут выкинуть Ари из головы! Подобную печаль я не испытывала даже дома.

Когда Касьянова начала говорить, женщины заохали и заахали, мужчины лишь скромно потупили взор. Только Арнуол, ещё крепче сжал свой бокал и не сводил с ораторши пристального взгляда. Одна девушка кинулась на пол и стала бормотать молитвы Великой Матери; несколько гостей выбежали искупаться в грязи. Жена Арнуола тоже кинулась было прочь из комнаты, но старец властно задержал её, схватив за руку:

– Постой, Иния. Я думаю, ты достаточно чиста, чтобы хула этой незнакомки не запятнала тебя. К тому же, энергия грязных мыслей покинула тебя во время Арихарата. Стойте, друзья мои, не спешите. Разве вы все не любите Желаннейшую из Женщин всем сердцем своим? – сказал он, обводя присутствующих гипнотизирующим взглядом.

Все нехотя подчинились. Казалось, этот человек был создан, чтобы властвовать над толпой. На каком-то невидимом уровне, в параллельной Вселенной, он должен был возвышаться над гостями с хлыстом.

– Хочу напомнить тебе, Настя, – спокойно продолжил Арнуол, умело расставляя акценты в нужных местах, – что семейство, которое дало тебе приют, покоится в грязевых недрах. Почему же ты не с ними?

– Меня не было дома в тот момент, – ответила девушка упавшим голосом. Она держала себя спокойно, но в голосе задрожали предательские нотки.

– Это чистая случайность. Конечно же, ты, живя под их гостеприимным кровом, позволяла себе поносить Святую Прародительницу. Стоит ли удивляться, что Зашоров больше нет? Добрые, чистые, искренние люди были, это правда. Любили тебя, наверное, как дочь. И чем же ты им отплатила?

– Я не…

– Ты, это всё ты. Иначе не объяснить.

– Если бы Ари хотела убить меня, она могла бы сделать это уже тысячу раз!

Голос девушки сорвался до пронзительного крика. Признаться, в глубинах души у Насти роились мысли о том, что она виновата в смерти Зашоров, но бедняжка решительно отсекала их.

– И вот, ты, не наученная горьким опытом, продолжаешь наносить кровавые оскорбления Желаннейшей из Женщин. Если бы ты хотела уничтожить это милое семейство Альтенов, ты могла бы изобрести более быстрый и гуманный способ. Что сделала тебе малышка Джая? Ты не хочешь, чтобы она дожила до священных кровей, увидела первый крик своего младенца? Почему ты ненавидишь Клотину, эту дивную женщину, которая даже сейчас смотрит на меня с негодованием, готовясь заступиться за тебя? Неужели у тебя даже мысли не промелькнуло о благодарности, о чувстве долга, об ответственности за чужие судьбы?

Глаза Насти сверкали возмущением, грудь тяжело вздымалась, но она не нашла, что ответить.

– Уходи, – твёрдо заметила Иния, пропитавшись негодованием. – Если в тебе есть хоть капля человеческого, ты уйдёшь из этого дома как можно дальше.

– Не надо, дорогая, не надо! – вскинула руки Клотина. – Куда ей деваться, бедняжке? Она ведь шутит, она не со зла.

– Спасибо, Клотина, – с трудом открыла рот Касьянова. Ей на миг показалось, что губы приклеились друг к другу. – Но я действительно должна вас покинуть.

– Отец! – взволнованно воскликнул блондинистый юноша, до того молчавший. – Разве мы дадим ей уйти? Разве Ариматаре-Мархур-Здорме будет приятно, что мы молча слушали, как поносят её светлый облик? Мы должны отомстить. Давайте проткнём её сотнями ножей, чтобы места живого не осталось. Отпилим руки и ноги, утопим их в грязи. Я сам сверну ей шею!

– Не надо сынок, – Арнуол продолжал каким-то магнетическим образом держать их в подчинении. – Пускай идёт.

В повисшем молчании девушка порывисто встала и, не глядя на гостей, почти выбежала из комнаты.

– Может, хоть у неё получиться сковырнуть Ари… – чуть слышно пробормотал старец.

– Что, отец?

– Ничего, сынок, ничего. Я говорю, давайте вознесём кубки в честь драгоценной Ариматары-Мархур-Здормы, в справедливости своей подарившей нам радость видеть этот свет.

Глава 21. Страшная правда

Настасья тихо брела по умиротворённому городу; мысли её были ясны и спокойны. Когда девушку выставили из дома, она почувствовала даже облегчение. Впервые на её памяти в Аримане показалось солнце; неясное, неоформленное, оно неуверенно выделялось на тусклом небе, будто бледно-лимонный желток. Касьянова перебирала пальцами мягкие лучи: свет играл на коже, струился сквозь тело, проникал в самую сердцевину рентгеновскими лучами, унося с собой печали и сомнения. Ей словно подарили кусочек её старой, нормальной жизни, вернули на секунду детство; в душе разлилась тёплая ностальгия по прежним временам, когда солнцем можно было любоваться несколько дней подряд и не ждать для этого праздника. Девушка с улыбкой запрокинула голову навстречу приветливому светилу, расправила плечи и издала довольный вздох.

Вместе с неожиданным солнцем, в Аримане случилось нечто наподобие звёздного снегопада: с неба падали блестящие золотистые круги и медленно нисходили на землю с потоком света. Настя начала кружиться, как балерина, и во время одного из пируэтов замерла на месте, от изумления разинув рот.

В один миг вместо жёлтых блёсток от солнечного диска начали отделяться синие шары с небольшими хвостиками. Брюнетка смогла разглядеть их, когда те спустились к земле: это были самые настоящие сперматозоиды, размером чуть меньше футбольного мяча, ультрамаринового окраса и с коричневым пятном на брюшке. Они ехидно моргали большими, будто нарисованными глазами с палкообразными ресницами, смотрели по сторонам в ожидании чуда и поиске приключений.

Один из синих посланцев направился к Настасье и попробовал было проникнуть в нужное место, но девушка испуганно треснула его по голове и отшвырнула подальше руками – наглец не особенно сопротивлялся. Остальные не обращали на брюнетку никакого внимания; они медленно залетали в радостно открытые окна и приветливо распахнутые двери. Касьянова видела краем глаза, как в одном доме девушка легла на кровать, задрала тунику и раздвинула ноги, а сперматозоид каким-то чудом вошёл в неё, сузившись до нужного размера. Женщины, которые не успевали добежать до своего дома, ложились таким же образом прямо в грязь или разваливались на тротуарах. Повсюду творилось Великое Оплодотворение.

Настасью начало потряхивать, как в лихорадке. Девушка сильно боялась домогательств синих посланцев, поэтому перешла на лёгкую рысь. Так бежала она с полчаса, пока поток небесных оплодотворителей не начал заметно редеть; если по улице и слонялись одинокие сперматозоиды, то делали они это как-то лениво, вяло, будто потерявшие интерес к жизни беспризорники.

Почуяв, что опасность миновала, Касьянова присела на порог незнакомого дома. На неё мигом накатила тяжёлая усталость, и девушка лишь беспомощно оттирала пот со лба. На соседнем крыльце, гордо вдавившемся в грязевой поток, как причал – в реку, возник мужчина лет сорока и начал задумчиво изучать небо. Брюнетка на секунду пожалела, что в Аримане не знали сигарет: поза доморощенного философа была вычурна и театральна, и ему не хватало какого-нибудь опознавательного знака глубоко мыслящего человека.

– Пережила Судный день? – властолюбиво открыл разговор незнакомец. Он как будто находился на импровизированной сцене, куда изнемогающие от обожания поклонницы кидали букеты впережку с нижним бельём. С первой секунды стало ясно, что Настасья должна примкнуть к фан-клубу, иного пути не подразумевалось. – Прекрасно. Ты чужеземка, а любишь Великую Матерь больше, чем многие из её так называемых детей. Ариман погряз в скверне, Ариман должен быть разрушен. Когда-нибудь с нами случится грандиозный час расплаты, и весь город утонет в грязи.

– Возможно, оно будет и к лучшему, – мрачно заметила девушка.

– Ох… – мечтательно продолжил мужчина, обращая на Касьянову меньше внимания, чем фараон на копошившихся под ногами рабов. – Как же я люблю Судные дни, в этих моментах весь смысл существования. Сколько радости, сколько трепета дарит нам чувство опасности, как будоражит оно кровь! Мы никогда не смогли бы любить Ариматару-Мархур-Здорму с таким упоением, не являйся бы она нам во всей красе после тёмных и тревожных сумерек.

– И вы готовы ради Арихарата пройти сквозь ужасы Судного дня? – сухо поинтересовалась Касьянова.

– С превеликим восторгом! Я жил бы, чередуя эти два праздника детоднями напролёт. Существование моё слишком размеренно, спокойно и примитивно. Стабильность отупляет.

Лёгкий гул сотряс землю, так что Настя даже слегка подпрыгнула. Она посмотрела на собеседника с глупым изумлением, не понимая, что за внезапный фортель выкинул только что город.

Глаза философа расширились от ужаса. Он окаменело впился взглядом в небо, забыв принять благородную позу.

– Странная штука, правда? – с ободряющей улыбкой спросила Настя. – Как будто скважину пробурили. Может, тут нашли нефть? Вот это я вам не позавидую…

Мужчина не отвечал.

– И часто у вас незапланированные землетрясения бывают? Не очень-то приятно получать такие оплеухи от матушки-земли. Грязь колышется, как испорченное желе, здания пачкает… Я нормально хоть домой дойду? Не хотелось бы мне…

Внезапно выражение Настиного лица стало походить на застывшую маску её собеседника. До девушки дошло, что такую дрожь земли, только усиленную во сто крат, она слышала во время Судного дня.

Превозмогая внутренний тремор, она смогла опереться на крыльцо и подняться на ноги. Касьянова сделала первый шаг и тут же споткнулась; на секунду брюнетка испугалась, что отключится в обмороке. Прогнав набежавшую слабость, она бросилась на площадь Древа Жизни. Настя смутно вспоминала обстановку одного злосчастного дня и, как ей показалось, поняла, в каком направлении искать этот дом – дом бедного Бенджо.

На площади было безлюдно. Какой-то шалопай зачарованно рассматривал, как от ветки вот-вот оторвётся листик: нетипичная звездообразная форма сделала невозможным его пребывание в общине, и с минуту на минуту вычурный лист должны были со скандалом изгнать. Здесь было тихо, спокойно, как-то безрадостно, точно в захудалом южном городишке во время сиесты.

Уже не столь уверенно, как раньше, Настасья поспешила в ту сторону, где скрывался дом Бенджо. Она не помнила, откуда именно вышел парень в тот день, когда имел несчастье лично познакомиться с Ариматарой, и поэтому проинспектировала всю улицу вдоль и поперёк, обошла кругом площадь, продвинулась на квартал в каждом направлении – никаких признаков трагедии.

– Здесь ничего не происходило? – спросила она у мальчика, вернувшись к дереву. – Всё тихо?

– Нет, – коротко ответил карапуз.

– Землетрясения ты не почувствовал?

– Нет.

– Эта краткость выдаёт в тебе наличие таланта, быть может, глубоко зарытого, – пробормотала Касьянова, скрещивая руки на груди. – Поэтому я всё-таки пройдусь граблями по земле, авось и зацеплю какой самородок. Скажи мне, милый мальчик, чем могло быть вызвано лёгкое колебание поверхности, которое я своим копчиком почуяла с полчаса назад?

– Не знаю, – пожал плечами юный собеседник. Приключения листика явно волновали его больше, чем судьбы Аримана.

Настя оторвала взгляд от непокорного малька и увидела, как в один из угловых домов вбегает взлохмаченный парень. Вскоре вся площадь оживлённо загудела, наполнившись людьми.

– Да как это так? – всхлипывала тучная женщина. – Неужели Ариматара-Мархур-Здорма снова покинула город?

– Не думаю, Милина, – мрачно произнёс грязный мужчина, бросая тяжёлые взгляды из-под косматых бровей. – Скорее, они совершили страшный грех. Такой, ужаснее которого никогда не видел Ариман. Даже свет Великой Матери не смог защитить нечестивцев от кары.

– Да что же такое они могли сотворить? – вмешалась толстощёкая кумушка, как две капли воды похожая на всхлипывающую женщину. – Паеты всегда были такие тихони! И дочка у них лапочка, Феонора, в жизни не видела ребёнка чудеснее!

– Мы не знаем, что произошло, – продолжал вживаться в байронический образ мужчина. – Вдруг они убили свою дочь и хором прокляли Ариматару-Мархур-Здорму!

– Мало ли кто убивал свою дочь и проклинал Ариматару-Мархур-Здорму, но дома не уходили в грязь посреди белого дня!

– Может, они на волоске висели в Судный день, – рассудительно заметил крупный дяденька с моржовыми усами. – Чтобы наполнить их чашу зла, не хватало маленькой дурной мысли; вот это случилось, и они пошли ко дну.

– Никогда такого не было!  – на разные лады запротестовали присутствующие.

– Знаете что? – стремительно затараторила высокая рыжая девушка с вытянутым, похожим на лошадиную морду лицом. – Я уверена, что Паеты самоубились. Провидение пощадило их, преступников; но совесть взяла верх, и они не захотели висеть греховным грузом на теле Аримана.

– Я предлагаю, братья и сёстры, – низким, очень уверенным голосом произнёс невзрачный на первый взгляд мужчина, – поселиться пока на площади Древа Жизни. Возможно, произошла ошибка и Святая Прародительница в великой милости своей поднимет дом из грязи…

– Не поднимет, – издала лебединую песнь Милина и жалобно заплакала, не силясь вымолвить ни слова.

Касьянова не вникала во все версии случившегося. Она неотрывно смотрела на Бенджо, который, зевая, не совсем понимал, что происходит. Парень глупо оглядывался по сторонам и пытался веселить всех, мастеря на ходу бракованные шуточки.

Девушку кто-то мягко, но настойчиво потянул за локоть. Она с досадой отмахнулась, думая, что это шалит ребёнок, но домогательства повторились. Настя нетерпеливо обернулась – и упёрлась взглядом в лоснящееся от жира лицо Тауруса. Пастырь народов истекал потом и ежеминутно протирал лицо платком. Касьянова впервые видела проповедника настолько близко, почти впритык. Кожа мужчины походила на покинутое поле боя с ямами от упавших снарядов, рытвинами и воронками, настолько неровной она была. Чёрные точки вызывали ассоциации с одиноко стоявшими деревьями, чудом уцелевшими; морщины – с руслами иссохших рек, щёки – с двумя огромными холмами, где располагались штабы враждующих армий.

– Здравствуйте, Таурус, – серьёзно сказала Касьянова.

– Добрый день, Анастасия, – чуть нервно отрапортовал ловец душ. – Какая удача, что вы оказались здесь… Я давно хотел поговорить с вами. Вы располагаете свободным временем?

– Да, конечно, – ответила девушка, тоже начиная почему-то нервно озираться по сторонам. – Могу ли я поинтересоваться предметом нашей беседы?

– Всему своё время, – степенно произнёс мужчина, в очередной раз оттирая пот со лба. Платок его намок и отяжелел, как наполненное водой судно. – Это разговор серьёзный. Пройдёмте со мной, будьте добры.

Толпа щемила их со всех сторон; беспокойное людское море колыхалось, не желая отпускать своих пленников, так что паре с трудом приходилось протискиваться сквозь встревоженных ариманцев, спотыкаясь и силой прокладывая себе дорогу, точно продвигаясь по густым зарослям.

Таурус выбрался первым и потянул девушку за руку, с силой выдернув её из людской чащи.

– Где вам угодно будет вести беседу? – полюбопытствовала Настя. Она была спокойна и хладнокровна, только вот бесстрастность эта была странной природы, словно душу её перед болезненной операцией милостиво подвергли анестезии.

– Я покажу вам одну интереснейшую локацию. Идти придётся прилично, так что поспешим, пока не село солнце. Завтра его уже не будет.

Мужчина, в меру своего пожилого возраста и довольно тучной комплекции, принялся идти по кайме зданий так быстро, как только мог. Иногда запутываясь в длинном облачении, но ловко избегая падения в грязь, Таурус упорно трусил вперёд, словно преследующий зайца охотник.

– Что произошло сейчас? В грязи утонуло какое-то здание? – крикнула ему Настя и поспешила следом, держась на почтительном расстоянии и не обгоняя проповедника, хотя и могла. – Разве дома могут разрушаться в другое время, кроме Судного дня?

Она, впрочем, говорила со спиной; Таурус не счёл нужным ни обернуться, ни ответить.

Так семенили они не один час. Поначалу Касьянова предполагала, что проповедник вызовет её в Верхний город, но ошиблась. Они летели всё дальше и дальше, и Настя начала подозревать, что мужчина ведёт её за пределы Аримана. Так и было: пара прошла сквозь последний, широченный квартал, и вышла окраину города, противоположную от той, куда однажды забрела девушка. Дома здесь стояли редко, создавалось ощущение какой-то запущенности и неуютности. Зато впервые за долгое время взгляд Настасьи не встретил никаких преград и мог свободно созерцать горизонт. Метров на пятьдесят от границы города тянулась ещё жидкая, вялая грязь, а дальше возвышались бескрайние холмы, как будто расшитые изумрудным бисером.