Текст книги "A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна"

Глава 9. Дурная привычка

В этот раз хозяйка Аримана принимала её в унылой комнате, где словно слились в экстазе тёмно-синяя и белая краски, выдав невзрачный серый цвет. Лишь несколько картин, будто выведенных робкой рукой ребёнка, торчали на голых стенах. Самая красивая из них, с сочной невозмутимой ромашкой, висела прямо над головой деловитой блондинки. Ари писала что-то, и, когда Настя показалась на пороге, быстро кивнула и продолжила широкими размашистыми движениями пытать бумагу. Касьянова прождала её с полчаса.

– Как твои дела, Настенька? – наконец спросила женщина, с лёгкой улыбкой откидываясь на спинку кресла. – Да что же ты? Присаживайся.

– Даже и неловко как-то стоять в вашем присутствии, Ариматара… Простите, я обязательно выучу.

– Ну что ты, – ещё шире улыбнулась блондинка. – Не надо плодить формальности. Мы же друзья. Зови меня Ари, как и прежде. Хотя мне и приятно, не скрою.

Касьянова откашлялась и осторожно присела на шаткий стульчик, стоящий напротив.

– Да что же ты как неродная сидишь? Трепещешь перед начальством? Правильно, трепещи.

Улыбки Ариматары с каждым разом становились всё приятнее.

– Как не трепещать? Вы, говорят, все мои мысли знаете.

– Правильно говорят, – хитро усмехнулась блондинка, засовывая бумаги куда-то в стол и доставая оттуда внушительную коричневую тетрадь.

– И о чём я подумала перед тем, как войти в ваш кабинет?

– Подай мне, пожалуйста, вон ту вазу. Да, эту.

Настя потянулась за вазой с листьями папоротника.

– Как тебе живётся у Зашоров? – пытливо продолжила властительница города.

– О, Зашоры – прекрасные люди! Очень тёплые, душевные. Замечательная атмосфера в семье царит. Правда, я уже начинаю скучать. Единственным выходом из этого всего мне видится любовь к Великой Матери, но я, к сожалению, крайне неблагодарная дочь.

– А они меня любят? – спросила Ари совершенно равнодушно, быстро перелистывая тетрадь.

– Ох! Только о вас и говорят, только о вас и думают. Я не знаю, право, на что им дан мозг и речевой аппарат.

– Прекрасно, прекрасно, – расслабленно протянула женщина, ещё быстрее пролистывая непослушные листы. – Надо будет как-нибудь их навестить.

– Навестить? Лично? Вы что, не травмируйте население. У них сердца от счастья разорвутся.

– Да ладно тебе, – кокетливо махнула рукой блондинка, обнажая прелестные жемчужные зубки. – Я обожаю своих послушных детей. Иначе я не была бы эффективным менеджером. О чём вы говорили?

– О вас. Вы породили мир, вы читаете в сердцах и душах, вы экзальтация мировой доброты и скорби. Если бы все верующие в моём мире так же любили Иисуса, зло было бы окончательно разбито.

– Хорошо. Ты им что-нибудь рассказывала?

– Нет. Я имею глупейшую привычку держать свои обещания.

– Отлично. Имей её и дальше. Это всё?

– Да, если вы настаиваете…

Настя, застигнутая врасплох резким окончанием беседы, не нашла, что ещё добавить: вылетела из головы её домашняя заготовка по поводу всех нелепостей, что она слышала на лекции. Ариматара небрежно махнула рукой, и девушка как будто автоматически вымелась вон из кабинета.

Глава 10. Великая праведница

За считанные дни после пастырской город встал на уши. Ещё бы: пришелец – и в доме простых смертных! Трезвон стоял чудовищный. Одно время на подходах дому, приютившему пленницу, стояли заторы из любопытных. Элайла отказала в приёме всем желающим, так что почти круглосуточно в окнах торчали любопытные мордашки, от которых пришлось пошить шторы. Хоть хозяйка дома и чувствовала себя польщённой вниманием горожан, она видела, какой дискомфорт причиняет Насте роль цирковой обезьянки. Держаться совсем в стороне от света софитов, впрочем, было выше её сил, поэтому Элайла частенько выходила на улицу, чтобы погорланить с кумушками. На положении лиц, приближённых к знаменитости, оказались не только Зашоры, но и Зашорчики; каждый вещал друзьям свою версию удивительных событий, связанных с появлением Настасьи в их доме. Таким образом ариманцы узнали, что девушка происходит из безбожной страны, а сердце её черно и не согрето теплом любви Ариматары-Мархур-Здормы. Предполагалось, что Касьянова благодарна мирозданию за каждый прожитый в Аримане миг и не может вспоминать прошлую жизнь без содрогания.

В один небезынтересный вечер всё семейство Зашоров собралось в скученный кружок на первом этаже, чтобы мастерить поделки.

– Из чего же мы будем их делать? – с недоумением поинтересовалась Настя. Не то чтобы она фанатела от ручного труда; однако ласковому, но настойчивому упорству Элайлы сопротивляться не было никаких сил.

– Вот, я принесла, – радостно защебетала Иксит. Она собрала множество интересных предметов с верхних этажей и поднесла их к серому ящику, на который Касьянова до того не обращала внимания. Девушке казалось, что это вместилище для всякого хлама; но когда Иксит начала погружать в него предметы, ящик затрясся, загудел, загорелся изнутри ярко-салатовым цветом. Снизу появилась дверца, из которой потекла густая серовато-белёсая жидкость.

– Это и есть тихми, – шепнул ей Урчи. – Все вещи в нашем доме сделаны из тихми. В любой момент их можно переработать и получить чистый экстракт тихми обратно. А из него сделать что-нибудь новое.

– То есть мы будем делать поделки из поделок? – с недоумением уточнила Настя. – Но зачем? Вам заняться больше нечем?

Дженита метнула в неё такой негодующий, грозный, испепеляющий взгляд, что девушка сочла нужным не продолжать расспросов.

– А у вас из еды ничего не появилось? – робко поинтересовалась брюнетка. – Как-то в желудке свербит…

Незадолго до того она укокошила последние запасы унылой скумбрии и засохшего овсяного печенья. Это скудное лакомство показалось ей вкуснее, чем нежнейший стейк из лосося и французский багет. Воистину, голод – лучшая из приправ.

– Потерпи, доченька, – примирительно погладила её по голове Элайла. – Если к следующему сынодню ничего не появится, мы тебя накормим.

Старшие Зашоры как будто ничего не ели уже пару дней и совершенно не страдали по этому поводу. Лишь малыши сосали неровные фиолетовые камни, медленно растворявшиеся во рту.

Когда внушительная часть хозяйства была пущена на тихми, Иксит, не без помощи мужчин, доволокла громоздкий ящик в центр круга, где сидело достопочтенное собрание. Элайла раздала всем перчатки, дощечки и лопатки. На ощупь все предметы были крайне приятны; Настю не покидало ощущение, что все они были сделаны из очень эластичного и мягкого металла.

Глава семьи первой запустила в чан свою лопатку и накапала смесь себе на дощечку. Потом её примеру последовали женщины от Умини до Молионы, далее – мужчины от Брахта до Фута.

Начались эксперименты, и это было занимательное зрелище. Стоило добавить в тихми любой материал – и он поглощался, медленно переваривался серой массой. Вся композиция знатно увеличивалась в размерах, и тихми превращалось в то вещество, с которым взаимодействовало. Касьяновой стало даже жутко: эти странные дрожжи Аримана были как будто живыми, кровожадными; тихми тяжело дышало и подспудно искало, чего бы такого ему переварить.

С необычайным для пятилетней девочки терпением, Гаяра ждала, пока серая масса остынет и утвердится в новом агрегатном состоянии. Минут через пять на месте большого серого комка показался кусок чистого дерева, и девочка с восторгом начала выпиливать из него некое подобие куклы. Остальные Зашоры, крайне воодушевлённые, также кинулись сооружать поделки: кто-то мастерил оригинальной конструкции домик, кто-то – извилистую, словно из тысячи лиан, люстру. Настя для виду копошилась со своим тихми, однако никакого удовольствия не испытывала.

– Макса! – завопил Дижон, тыкая пальцем вверх. На потолке возникло сильное свечение, нарастающее с каждой минутой; вскоре в нём образовалась прозрачная дыра, как будто кто-то поскрёб поверхность ластиком и сделал видимым небо. Мерцание усилилось; к полу направился неустойчивый луч света, и, когда он исчез, рядом с сидящими образовалось такое же тихми, только более свежее, горячее.

– О-хо-хо! – радостно захлопотала Элайла. – А вот и еда подоспела! Ну что, дорогие мои, чем будем сегодня ужинать?

Дети счастливо запрыгали вокруг божественного дара. Из-за гула и гама не было слышно ничего. Только Брахт остался на своём месте и грозно созерцал внезапное пополнение в семействе.

– Мне кажется, – тихо спросила старика Касьянова, – или это точно такая же смесь, с которой мы возимся?

– Это тихми, посланное Великой Матерью нашей, прародительницей всего сущего, в благодарность за нашу любовь и почитание. Слава прекрасной Ариматаре-Мархур-Здорме!

– Слава! – с готовностью откликнулась вся семья, растаскивая тихми по специальным уголкам на кухне.

Настя впервые отметила для себя, что только перчатки, дощечки и лопатки, розданные Элайлой, не поглощались тихми.

– Великая Матерь всё видит! – воскликнула Умини, утирая слезу. – Она знала, что нам нечем кормить гостя; и вот, такой щедрый дар…

– Однако ваша Великая Матерь подсовывает вам странные синтетические смеси, а лучшие деликатесы бережёт для себя, – прошептала Касьянова настолько тихо, что это было слышно лишь ей самой.

– Ариматара-Мархур-Здорма хочет, чтобы я рос здоровым, – деловито сообщил Дижон, обнимая мать за талию.

– Конечно, сынок, – нежно потрепала его по волосам Элайла.

– Можно у вас кое-что спросить? – нетвёрдым голосом поинтересовалась Настя. – Если вы в любой момент могли переработать тихми, чтобы получить еду, зачем вы морили меня голодом?

– Ну что ты, родная! – с паникой в голосе всплеснула руками женщина. – Мы не знали, что ты действительно голодаешь! Если бы ты сказала…

– Просто понимаешь, милая, свежий дар Ариматары-Мархур-Здормы куда ценнее и приятнее, чем заскорузлый и старый, – начал поспешно объяснять Урчи. – Великое оскорбление – отказать Святой Прародительнице, когда она преподносит божественные дары. Мы приблизительно знаем, когда должен наступить этот благословенный час, поэтому в его преддверии стараемся лишний раз не набивать желудок, чтобы не оказаться сытыми в важный момент. Лёгкое состояние голода нам привычно; мы даже и не думали, что оно может кому-то причинять неудобства. Мы совсем не подумали! Прости, доченька.

Зашоры были действительно озабочены этой проблемой. От их скорбных взглядов Насте сделалось не по себе, и девушка попыталась скорее утешить сострадательное семейство.

Все разом кинулись хлопотать на кухне. Здесь располагались самые разнообразные ёмкости: был небольшой красный ромб, был грязно-фиолетовый шар, походивший на спятившего морского ежа; был мягкий салатовый конус и длинная полая спица в ярких пятнах. Всего контейнеров было шестнадцать; в каждый из них особым образом помещалось тихми, давая на выходе смеси разнообразных цветов и консистенций. Через несколько часов был готов отборнейший ужин. По правде говоря, всё это можно было сотворить за час, но жители домика не особенно и торопились: движения их были плавны, размеренны, они часто прерывались, чтобы отдохнуть, посидеть, поболтать друг с другом, а то и вовсе уйти к себе, на этаж выше.

В процессе разговора с Урчи брюнетка выяснила, что при перегонке старого тихми в свежий, чистый экстракт, некоторая часть массы неизменно теряется. Это отчасти служило причиной того, что в расход стремились отдавать тихми поновее.

Большой стол, который выкатили в центр первого этажа, поражал воображение разнообразием закусок. Здесь было тёмно-зелёное пупырчатое блюдо, похожее на хвост взбунтовавшегося крокодила; здесь были маленькие жёлтые шарики, колючие, с ощетинившимися иглами, беззаботно порхавшие по столу; здесь был густой, похожий на сопли пудинг, толстые бочки которого сияли плавными переходами всех оттенков синего. Много было и другого. Настя сразу же заинтересовалась первым блюдом; осторожно пожевав сопротивляющиеся пупырышки, она обнаружила, что они похожи на горький шоколад с привкусом тмина и бадьяна. О жёлтые шарики Касьянова боялась уколоться, хотя дети беспечно ловили их и запихивали в рот. После долгих уговоров девушка окунула палец в подозрительный пудинг и нашла его беспрецедентно нежным, обволакивающим мягким сливочным вкусом.

В весёлых разговорах летело время. Настя, хоть и сторонилась пустых бесед, постепенно включилась в этот беззаботный ритуал, оттаяла и заразилась радостью окружающих.

Послышался стук в дверь. Элайла стрельнула глазами в Дижона, и карапуз кинулся открывать незваному гостю. На пороге стояла Ари.

Она была весела и довольна, одета скромно, но изящно, как будто к празднику: светло-серое пальто доходило до колен, небесно-голубой берет и пепельного оттенка шарфик прекрасно оттеняли искрящиеся торжеством глаза. На секунду Касьянова поддалась иллюзии, что перед ней стоит парижанка с Елисейских полей.

– Добрый день, – сказала блондинка. – Я слышала, в ваш дом было спущено тихми?

– Мама! – с восторгом завопил мальчик. – Таила пришла!

Настя застыла на месте, словно обращённая в камень Белой Колдуньей. Окружающие, наоборот, оживились ещё больше. Дети радостно заёрзали на стульях, а взрослые засуетились, накрывая на стол для неожиданного гостя.

– Заходи, доченька, – нежно запричитала Элайла, чуть не задушив посетительницу в объятиях. Её примеру последовали и Дженита с Умини, а потом налетели и дети, разом облепив Ариматару. – Да, великое счастье снизошло в наш дом. Святая Прародительница, в великой любви своей, обратила на Зашоров своё всевидящее око. Как видишь, у нас тут пир горой.

Ари сдержанно, но с приятной улыбкой поздоровалась со всеми. Из красивой сумочки, перекинутой через плечо, она достала бутылку с тёмно-золотой жидкостью и приветливо вручила её хозяйке.

– Ах, моя любимая ариотипия! – с восторгом заголосила Элайла. – Как ты щедра, доченька! Ну просто чудо! Дай я тебя расцелую!

Женщина снова набросилась на посетительницу, сдавив в медвежьей хватке гостеприимных объятий. Она смачно чмокнула градоначальницу в обе щеки, так что на них остались капельки слюны. Ари с лёгкой улыбкой высвободилась из цепких клешней, сделала шаг назад и едва заметно вытерла влажные следы.

После блондинка уселась на любезно предоставленный стул, не сняв ни пальто, ни берет. Она, видимо, шла по тротуару, потому что осталась практически не тронутой грязью. Женщина из вежливости попробовала кусочек тихми, похожий на большую ирисовую конфету, и больше к еде не притронулась.

– Смотри, родная, как нам повезло! – Элайла, утирая слёзы, достала из-под кровати сопроводительное письмо для Насти. – Эту гостью, иноземку, поручили именно нам! Ты видишь? Это бумага из Запретного города… Быть может, сама Ариматара-Мархур-Здорма краем платья касалась её.

– Великая Матерь видит, кто почитает её больше всего, и справедливо распределяет свои дары и кары, – трепетно присоединился Урчи.

Дженита метнула в него грозный взгляд, и он поспешил сникнуть и потухнуть.

– Вижу, – ответила Ари, взяв в руки листок.

– Вы представите меня вашей очаровательной гостье? – протяжно спросила Настя, сцепив пальцы в замок и аккуратно склонив голову на бок.

– Конечно, родная, – спохватилась Элайла. – Это Таила, внучатая племянница нашего мастера Юдо. Ты бы только видела этого Юдо! Мохнатый, косматый, грубый… но как филигранно изготавливает миниатюрные матки, любо-дорого поглядеть!

– Такие сладкие! – восторженно встряла Гаяра, с трудом выговаривая слова из-за обилия еды во рту. – Вкуснота!

– Лучшее лакомство к чаю! – подхватил Урчи.

– Чай пьют только в Злых землях, дурень! – гневно прикрикнула Дженита. – Наш главный напиток – ариминия. Пора отучать Настю от мыслей о нечестивом пойле, убивающих почтение к Ариматаре-Мархур-Здорме.

Ариминия Касьяновой очень нравилась: это была тёмно-синяя жидкость, напоминавшая по вкусу смесь китайского чая, кофе, какао и газировки.

– Я только хотел, чтобы ей было понятнее… – моментально сник мужчина.

Элайла продолжила так, будто бы Урчи ничего не говорил. Порою она обращала на него не больше внимания, чем господин Вселенной на космическую пыль под его ногами.

– Наша гостья из великой семьи праведников, Тартанов. Это был первый род, который произвела на свет всеблагая Ариматара-Мархур-Здорма; как первенцы, они получили самый мощный заряд её любви. Дом их плодовит, как гигантская матка. Они могли бы навсегда поселиться в Запретном городе, но решили спуститься к нам, глупым людям, чтобы учить законам правильной жизни, жизни в любви к Великой Матери. Какое везение, что они приняли так близко к сердцу наши заботы и радеют за нравственный облик непутёвых братьев и сестёр своих! Этим они помогают нам выжить… Даже чертами Таила приближается к Желаннейшей из Женщин; такое счастье, когда малышка заходит к нам в гости! Как солнышко она нам сияет, всё вокруг освещает.

В порыве чувств Элайла смела блондинку в свои объятия; детишки Зашоров начали по очереди виснуть на маленькой гостье.

– Действительно, есть между ними что-то общее, – сдержанно ответила Касьянова, принимаясь жевать нечто наподобие салата из корейской морковки, только синего цвета. – Боюсь даже представить, какая сильная любовь к Великой Матери живёт в её сердце.

– Ты правильно всё поняла! – воспрянула духом Дженита. – Наша Таила – почти святая. Видишь, она ходит не по дороге, а по тротуару; это значит, она всегда думает об Ариматаре-Мархур-Здорме хорошо, поэтому ей нет нужды смывать с себя хадан.

Ари сидела молча, подобравшись, будто охотник в засаде. Она смотрела прямо на Настю, почти не открывая глаз, и только иногда окидывала присутствующих тем испытующим взглядом, который Касьянова характеризовала как «себе на уме».

– А Настя смывает с себя хадан? – тихо обратилась блондинка к Элайле.

– Нет, ну что ты, – просияла женщина. – Наша гостья любит Святую Прародительницу больше всех, хоть и чужеземка. Она шлёт благословения Ариматаре-Мархур-Здорме день и ночь; могу представить, как счастлива Настя очутиться после всех кошмаров Злых земель в нашем Аримане, будто в блаженной вагине. Конечно, она видит, какой прекрасный мир породила Великая Матерь, и благодарит её каждый миг своего существования.

Малыш Дижон тихо вскрикнул и побежал в закуток дома, где стояла кадка с водой. Блондинка молча наблюдала за ним, не сводя немигающего, как у змеи, взгляда.

– Ну как вам сказать… – многозначительно вздохнула Касьянова.

– Выпьем! – с энтузиазмом подытожил Урчи.

Хоть на столе стояло множество напитков, Ари налегала лишь на тот, что принесла с собой. Зашоры как будто не хотели злоупотреблять даром гостьи и притрагивались к нему редко; Настя же, движимая любопытством, сразу же попросила наполнить свой бокал до краёв.

Это была чудодейственная настойка, просто волшебная; словно из ромашек сделали золотистое вино и смешали его с целебным мёдом. Тёплая жидкость обволакивала желудок, наполняла каждую клетку эйфорией; после этого чуда любой другой напиток хотелось тут же выплюнуть. Один горчил, другой вызывал тошноту; даже любимая Настей ариминия оставляла во рту странное послевкусие, как от плохо приготовленной говядины.

– Так ли это? – спокойно уточнила Ари, когда все осушили свои бокалы. – Действительно ли в Аримане лучше, чем на твоей Родине?

По ощущениям, беседа должна была перетечь в другое русло; но для блондинки этот вопрос как будто был важен, поэтому она на нём настояла.

– Всё в этой жизни относительно.

Брюнетка не нашла, что ответить, и быстро потянулась за графином с водой.

– Это не так, – резко сказала Ариматара. – Только нечистые на руку люди говорят об относительных истинах; но правда всегда одна, и различие между нею и ложью точно такое же, как между чёрным и белым. Некоторые умники любят мешать эти два цвета, получая нечто срединное, серое. Они называют эту отхожую массу относительной истиной, но на таких категориях счастливое общество не построишь. Лишь чёткое разграничение добра и зла создаёт радость существования. Только пережив самый острый ужас, мы способны вознестись на вершину эйфории. Если будни ровны и размеренны, человек взвоет от скуки да наложит на себя руки от отчаяния.

Касьянова решила медленно цедить воду, чтобы выкроить себе время на раздумья, однако после первого глотка чуть не выплюнула жидкость себе на тарелку. Раньше ей казалось, что вода в доме Зашоров имеет приятный клубничный привкус; теперь она ясно ощущала на своих губах металлический оттенок крови.

– Знаете, уважаемая Таила, я искренне считаю, что человек может быть счастлив даже в тюрьме. В своё время, когда одна полоумная дура отправила меня в карцер на ровном месте, я научилась получать удовольствие от совершенно банальных мелочей.

– Ах, это ужасно! – заломала руки Иксит, и глаза её романтически увлажнились. – Как страшно, что у вас, в Злых землях, нет Великой Матери… Она бы тебя обязательно защитила!

Настя неопределённо хмыкнула и тут же поморщилась от боли, так как едва не прокусила себе язык.

– Чудовищно! – вторили Дженита и Элайла.

– Как можно быть такой злопамятной, – пожала плечами Ариматара. – Ни один из детей Святой Прародительницы не хранит обиды так долго.

– Откуда такая уверенность? – уточнила Касьянова, хищно улыбаясь. – Как часто Великая Матерь снисходит до того, чтобы просить у ариманцев прощения?

Зашоры зависли, оцепенели; потом члены семьи по очереди принялись покидать состояние ступора, сопровождая его странными звуками.

– Прощения! – воскликнул Брахт, сам не веря, что произносит это кощунственное слово. – Желаннейшая из Женщин удостоила нас чести, позволив появиться на свет. Она делает для нас всё; каждое мгновение её жизни подчинено заботе о нашем здоровье и благополучии. За что ей извиняться? Это мы должны просить прощения, что любим её недостаточно сильно – не так, как могли бы.

– Гавали за себя, – важно заявила крошка Молиона, с трудом жуя огромный кусок бордового торта.

– Никогда не поверю, что вы ни разу не обижались на прародительницу всего сущего, – твёрдо заявила брюнетка. – В родительско-детских отношениях это просто невозможно. Некоторые вещи точно нельзя спускать с рук, пока не добьёшься справедливости. Даже вышестоящим и старшим.

– Но ведь ваш Бог учил прощать до семидесяти семи раз, – задумчиво ответила Ариматара, найдя для себя что-то интересное на потолке.

– Он мне не Бог! – страстно воскликнула Касьянова. – Если он позволяет существовать таким местам, как это, и не вмешивается…

Хозяйка Аримана впилась в неё очень серьёзным, изучающим взглядом.

– Зачем ты взращиваешь внутри себя злобу и ненависть? – спросила она глубоким, проникновенным голосом. – Это негативные чувства, и накапливать их опасно. Подумай о своём здоровье, не надо разрушать себя изнутри. Прости и отпусти, самой же легче станет.

Касьянова чуть не поперхнулась от такой наглости.

– Ах вот как! – воскликнула девушка. – Ну знаете ли… Тирады про прощение уместно звучат в устах жертвы, но не палача. То есть какая-то ненормальная истеричка будет творить со мной всё, что её извращённая фантазия подскажет, а я должна относиться к этому со спокойствием коровы на альпийском лугу?

– Не очень-то вежливо использовать бранные слова по отношению к незнакомым людям, – сухо заметила Ари, делая краткий глоток ариотипии.

– Не очень-то вежливо обращаться с незнакомыми людьми, как с неодушевлёнными предметами! – чуть прикрикнула на собеседницу Настя.

– Но ведь Великая Матерь породила прекрасное место, не так ли? – спросила блондинка, включая некоторый нажим. – Разве это не извиняет некоторых шероховатостей её характера?

Она снова и снова возвращалась к этой мысли, будто то было заноза, прочно засевшая в её мозгу.

– Нисколько, – фыркнула Касьянова, иронично сверкнув глазами, словно веселящее шампанское ударило ей в голову. – Могу сказать больше: я проклинаю тот день, когда Ари-как-её-там ударили гормоны в голову и ей захотелось поупражняться в искусстве размножения. Между прочим, её матка должна быть воистину чудовищных размеров, раз её хватило на город с площадью около тридцати квадратных километров и населением под десять тысяч человек, если я правильно прикинула. Каким образом это стало возможно? То ли овуляция у неё наступает каждые три секунды – а это попахивает аномалией чернобыльского типа – то ли срок вынашивания зародышей, как у лягушки, и её дети являются икрой. Так себе комплимент по отношению к ариманцам, если честно. Боюсь, я бы не хотела являться дочерью отупевшего от родов, измученного существа. В любом случае, вопрос о её половых партнёрах остаётся открытым. Кто-нибудь слышал о нашем Великом Отце? Не очень-то уютно чувствовать себя бастардом.

Едва только Касьянова начала эту речь, всё достопочтенное семейство застыло, превратившись в соляные столпы. Охваченный пароксизмом ужаса, Урчи не мог даже дышать; наконец, когда девушка закончила, он с воплем бросился за дверь и с головой нырнул в дорожную грязь. Иксит колотила нервная дрожь, и девочка с тупым упорством скребла своё тело, срывая одежду. Остальные со сбивчивыми криками, воплями, в панике той или иной степени тяжести носились по дому, обрушивая на себя кадки с водой и пытаясь найти хоть что-нибудь, что можно было отмыть от скверны.

Лишь Брахт будто забыл о необходимости очищения; словно огромный огненный шар, раскалённый от ярости, он подлетел к Насте и швырнул её на пол.

– Ума лишилась, дура?! – гневно вопил старик, пиная девушку ногами. – Коль умереть решила – не стыдись. Ты придуши себя иль захлебнись в густейшей грязи Аримана. На нас не вызывай смертельный гнев Великой Матери, не смей! О детях ты подумала, убийца?

Брюнетку отличала крайне неудобная для жизни особенность: чем сильнее её поглощали эмоции, тем сложнее становилось выражать их словами. С Брахтом была прямо противоположная история: лавина страсти, нисходящая на душу, развязывала его язык и делала старика невероятно красноречивым. Он словно был создан для того, чтобы вещать с трибуны.

– Мне кажется, – прошепелявила Касьянова, отползая подальше от ударов бандита, – что в кодексе вашей Матери должны быть предусмотрены квоты для спасения заблудших душ. Скажем, качественное подношение даров решает проблему слишком грязных мыслей.

Минут через двадцать страсти улеглись. Зашоры потихоньку возвращались за богатый стол. Гаяра дрожащими руками запихнула упругий фиолетовый шарик себе в рот, быстро пережевала его и проглотила; остальные не могли притронуться к еде и нервно поглядывали друг на друга. Праздничное настроение было испорчено безвозвратно.

– Я думаю, – с лёгкой улыбкой подбодрила семейство Ариматара, – что слова и мысли чужеземки не имеют для Великой Матери такого же значения, как мысли её детей. Настя ведь инородный элемент. Обида, нанесённая ребёнком, – вот самое ужасное для любой матери.

– Святые сосцы, ты права! – зажглась, как лампочка, Дженита. – Ты из великого рода праведников, вы лучше понимаете мысли Святой Прародительницы.

– Када Натя танет часью Алимана, она бует любить и думать, как мы, – отважно произнесла крошка Молиона, и все кинулись тискать и поздравлять малышку с таким длинным предложением.

Настя сидела, немного смущенная. Демоны Бодлера завладели её сознанием; знакомо ли вам чувство, любезный читатель, когда странный зуд подталкивает вас разбить витрину, налететь с кулаками на беспечно гуляющего прохожего, прыгнуть под проезжающий поезд? Не со злости и не из желания самоубиться, а лишь из холодного любопытства, – посмотреть, что будет, внести некоторое разнообразие в вялое течение будней.

Так чувствовала себя Касьянова в тот момент, когда решила блеснуть дерзостью прямо в лицо Ариматаре; усиленная самодисциплина, контроль над каждым словом приводит порою к самым неожиданным вспышкам. Не то чтобы девушка сожалела о своём поступке – хотя в другой раз сгорела бы со стыда – скорее ей было жаль подпорченного праздника.

Урчи всё ещё отмывался после своей вылазки и никак не мог вернуться за стол. А в старушке Умини, этом потухшем факеле, вдруг загорелся огонь. Она сложила дряхлые руки вместе, открыла шепелявый рот и произнесла:

– Когда я была совсем ещё крошкой, Великая Матерь качала мою колыбель, напевая мне небесные песни. Она берегла меня от любой беды и напасти. Однажды я, достигнув возраста подготовки, упала в грязь и чуть не захлебнулась; но Ариматара-Мархур-Здорма спасла меня. Она направила руку моей матери, чтобы вытащить непутёвое чадо из опасной гущи. Ещё пару мгновений – и я ушла бы в Небесное лоно. Предлагаю каждому вознести этот тост в честь самой любящей из матерей.

Зашоры сделали возлияние, и Дижон, тихо слушавший разговоры взрослых, загорелся дивным светом. На него снизошла радость из другого мира: глаза мальчика прозревали нечто, доступное лишь ему одному. Так видят ангелов или бесов.

– Однажды я был очень, очень голоден, – заговорил он таким возвышенным тоном, что все сразу притихли. – Тихми должны были раздать в дочедень, но его не было. И нам оказалось нечего есть. Я испугался, что умру с голода, а потом возлюбил Великую Матерь даже сильнее, чем обычно. И к концу нового дочедня мы получили еду!

– Спаситель наш, – ласково потрепала мальчика Элайла.

Настя лихо осушила рюмку с едко-болотной, очень перчёной настойкой с бурлщими пузырьками, размяла мышцы шеи и спросила:

– Я так понимаю, вы приблизительно знаете сроки, когда на голову должно свалиться тихми?

– Да, – спокойно ответили все, не чувствуя подвоха.

– Тихми получают все разом?

– Нет, – ответила Ари, задумчиво покручивая бокал с напитком богов у самого рта. – Волнами.

– Сначала одна часть домов, потом – другая, чуть позже – третья, и так далее?

– Да, – подтвердила блондинка.

– Тихми всегда раздают, даже если опаздывают?

– Всегда, – хором ответили Зашоры.

– То есть, – осторожно произнесла Настя, внимательно заглядывая в глаза Дижона, – вы бы получили еду в любом случае? Рано или поздно?

– Конечно! – ничтоже сумяшеся воскликнул мальчик. – Если на то есть воля Ариматары-Мархур-Здормы.

– Нет, погоди. Давай разграничим эти понятия. В любом случае или в зависимости от воли Ариматары-Мархур-Здормы?

– В любом случае, в зависимости от воли Ариматары-Мархур-Здормы, – кивнул мальчик.

Касьянова тяжело вздохнула.

– Какая ментальная смелость. Поразительно! Вы, молодой человек, настоящий укротитель сфинксов, что не боится их коварных загадок. Такого рода храбрость редко встречается в наши дни. Всегда меня интересовало, чем вызван данный тип отваги.

– Всегда меня интересовало, чем вызван тип отваги, принятый на Большой Земле, когда хвастун идёт по канату, натянутому над пропастью, – задумчиво вторила ей Ари, глядя в окно.

– Тем, что он и есть канат… между животным и сверхчеловеком, – усмехнулась Настя. – И должен себя превзойти. «Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка»…Впрочем, вряд ли подобная смелость сравнится с доблестью одного из наших правителей, Гаруна-аль-Рашида, который, если верить легендам, любил перевоплощаться в простого купца и разгуливал в таком виде по улицам Багдада. Чем могло быть вызвано такого рода безумие?