Текст книги "Страх – это ключ"

Вайленд молчал – шок от моих слов и грозящие громадные неприятности полностью вывели его из равновесия. Он был слишком поражен, чтобы перевести свои противоречивые мысли в слова.

– Генерал заметил и еще кое-что, – продолжал я. – Когда вы говорили мне о предстоящей работе, я ни разу не задал вам самых естественных вопросов: что за сокровище надо достать и на каком судне или самолете оно находится, если вообще существует. Я никогда не задавал этих вопросов, Вайленд. Снова небрежность с моей стороны, не так ли, Вайленд? Но ты не заметил этого. А генерал Рутвен заметил и понял, что есть только один ответ на эти вопросы: я уже знал обо всем.

Пауза затянулась секунд на десять. Затем Вайленд прошептал:

– Кто ты, Толбот?

– Да уж не друг вам, Вайленд, – я усмехнулся, насколько позволила мне больная верхняя челюсть. – Вы умрете, Вайленд, оба. Вы умрете мучительно и проклянете меня и тот день и час, когда встретили меня.

Снова пауза. Еще более длинная, чем раньше. Мне хотелось закурить, но это было невозможно – одному Богу было известно, насколько воздух уже отравлен. Мы дышали неестественно часто, и пот начал струиться по нашим лицам.

– Разрешите мне рассказать вам небольшую историю, – продолжил я. Это не сказка, но мы начнем со слов «жили-были».

– Жила-была одна страна, у которой был очень маленький военно-морской флот – парочка эсминцев, фрегат и канонерка. Маленький флот, правда, Вайленд? Поэтому правители решили удвоить его. Они располагали хорошими рынками экспорта нефти и кофе. Дела с экспортом шли хорошо, и они посчитали, что могут себе позволить увеличить флот. Заметь, они могли вложить деньги гораздо более выгодно, но страна была подвержена революциям, и сила любого правительства во многом зависела от мощи преданных ему вооруженных сил. «Давайте удвоим наш флот», – сказали они.

Кто это сказал, Вайленд?

Он попытался ответить, но у него только хрип вырвался. Он облизнул губы и выдавил:

– Колумбия.

– Как это ты догадался? Я поражен. Действительно, это Колумбия. Они договорились о поставке нескольких эсминцев из Великобритании, фрегатов, минных тральщиков и канонерок из США. Эти корабли были практически новыми, а обошлись им чрезвычайно дешево – в десять миллионов двести пятьдесят тысяч долларов. Но потом возникло неожиданное затруднение: в Колумбии назревали революция, гражданская война и анархия. Курс песо за границей сильно упал. В результате США и Великобритания отказались поставлять корабли за песо. Ни один международный банк не поддержал Колумбию. В результате решили, что платежи будут осуществлены другим способом. Одно из предыдущих правительств импортировало для промышленных нужд на сумму более двух миллионов долларов необработанные алмазы из Бразилии, которые не были использованы, к этому было добавлено колумбийское золото на два с половиной миллиона долларов – около двух тонн в двадцативосьмифунтовых слитках, а основную часть платежей составили обработанные изумруды. Думаю, тебе не надо напоминать, Вайленд, что шахты Мусо в восточных Андах основной и наиболее известный источник изумрудов в мире.

Вайленд ничего не ответил. Он достал носовой платок и промокнул лицо.

Выглядел он совершенно больным.

– Затем встал вопрос о перевозке. Предполагалось, что груз доставят сначала в Тамна самолетами компаний «Авьянка» или «Ланса», но в начале мая пятьдесят восьмого года накануне выборов всем внутренним авиакомпаниям временно запретили осуществлять перевозки. Кое-кто из государственных служащих захотели избавиться от этих денег, дабы они не попали в чужие руки. Они поискали иностранную авиакомпанию, самолеты которой не летали бы на внутренних линиях, и остановились на «Транскарибской чартерной службе».

Ллойд согласился застраховать переброску груза. На самолет заполнили фальшивый полетный лист, и он вылетел из Барранкильи в Тампа через Юкатанский пролив.

В этом самолете летело всего четыре человека, Вайленд: пилот брат-близнец владельца «Транскарибской чартерной службы», второй пилот, выполнявший обязанности штурмана, а также женщина и маленький ребенок, которых решили не оставлять в стране на случай, если во время выборов победят не те, на кого ставили, и выяснится, какую роль сыграла в вывозе денег из страны авиакомпания.

Они заполнили фальшивый полетный лист, Вайленд, но это не принесло им удачи, так как один из этих гордых высокопоставленных гражданских служащих оказался подлецом и твоим человеком. Он узнал истинный маршрут полета и радировал тебе. Ты находился в Гаване и все организовал, не так ли, Вайленд?

– Как ты узнал все это? – прохрипел Вайленд.

– Я… был владельцем «Транскарибской чартерной службы». – Я почувствовал непреодолимую усталость, не знаю, была ли виновата в этом боль, или спертый воздух, или просто переполнявшее меня ощущение бессмысленности жизни. – Я находился в это время в Белизе в Британском Гондурасе, но мне удалось связаться с ними по радио – после того, как они починили передатчик. Они сообщили, что кто-то хотел взорвать самолет, но теперь я знаю, что это не совсем так – пытались вывести из строя радиопередатчик, чтобы изолировать «ДиСи» от внешнего мира. И вам почти удалось это. Ты же не знал, Вайленд, что с самолетом, непосредственно перед тем, как он был сбит, вышли на связь. Всего на две минуты. – Я медленно поднял глаза и внимательно посмотрел на него. – Две коротенькие минуты, которые означают, что сегодня ты умрешь.

Вайленд уставился на меня. В его глазах застыл ужас. Он хорошо знал, что будет дальше, или ему казалось, что знал. Теперь ему было известно, кто я; он знал, что значит – встретиться с человеком, который потерял все, с человеком, который больше не знал значения слов «жалость» и «сочувствие». Медленно, словно это стоило ему огромных усилий и как бы превозмогая страшную боль, он повернул голову и посмотрел на Ройала и, возможно, впервые не нашел у него поддержки: наконец-то случилось невероятное – Ройал испугался.

Я повернулся и показал на изрешеченную кабину «ДиСи»:

– Посмотри хорошенько, Вайленд, – сказал я спокойно, – посмотри хорошенько на свою работу и гордись собой. Вот командирское кресло: этот скелет был когда-то Питером Толботом, моим братом-близнецом. Второй скелет – Элизабет Толбот, моя жена. В хвосте самолета находится то, что осталось от очень маленького мальчика, моего сына – Джона Толбота. Ему было три с половиной года.

Тысячи раз я представлял себе, как умирал мой маленький сын, Вайленд.

Пули, убившие моего брата и жену, не должны были задеть его. Он был жив, пока самолет не врезался в воду. Возможно, две или три минуты самолет, кувыркаясь, падал, и мой мальчик плакал, кричал, звал маму – он был напуган, – а мама не приходила, и он снова и снова звал ее. Она и не могла прийти, правда, Вайленд? Она сидела в своем кресле мертвая. Затем самолет упал в воду. И даже тогда, возможно, Джонни был еще жив. Потребовалось, быть может, несколько минут, чтобы самолет затонул – это часто случается, ты знаешь это, Вайленд, – или в фюзеляже мог остаться воздух, когда самолет тонул. Сколько прошло времени, пока вода сомкнулась над ним?

Можешь ли ты представить себе, Вайленд, трехлетнего малыша, плачущего, борющегося за жизнь, – и никого рядом с ним. А потом плач и борьба прекратились – мой маленький сынишка утонул.

Я долго смотрел на разбитую кабину самолета или мне так показалось, что долго. Когда я повернулся, Вайленд схватил меня за правую руку. Я оттолкнул его, и он упал на дощатый пол и уставился на меня широко раскрытыми глазами, в которых стоял панический страх. Его рот был открыт, дышал он быстро и прерывисто, а тело его сотрясала дрожь. Ройал держал себя в руках, но было заметно, что он на пределе: его кулаки, сжатые так, что побелели костяшки пальцев, лежали на коленях, а взгляд перебегал с предмета на предмет – загнанный зверь в поисках пути к спасению.

– Я долго ждал этого момента, Вайленд, – вновь заговорил я. – Ждал два года и четыре месяца. За это время не было и пяти минут, чтобы я не думал об этом. Мне незачем жить, Вайленд, и ты это понимаешь. С меня достаточно. Возможно, это ужасно, но я хочу остаться здесь, рядом с ними.

Я перестал обманывать себя, что есть смысл жить дальше. Теперь уже нет смысла, ибо единственное, что заставляло меня действовать, – это клятва, которую я дал себе третьего мая пятьдесят восьмого года: не успокоюсь, пока не найду и не уничтожу человека, который сломал мне жизнь. Я сдержал слово, и с меня достаточно. Возможно, мысль о том, что вы также будете здесь, отравит мое торжество, но, с другой стороны, это неплохо: убийцы и их жертвы собрались вместе.

– Ты – сумасшедший, – прошептал Вайленд. – Сумасшедший! Что ты говоришь?!

– Только то, что ты слышал. Помнишь тот электрический выключатель, который остался на столе? Тот, о котором я сказал, что он нам больше не понадобится. Он действительно нам не понадобится. Больше не понадобится.

Это был основной выключатель цепи сброса балласта, и без него сброс балласта абсолютно невозможен. А если мы не освободимся от балласта, мы никогда не сможем всплыть. Здесь мы и останемся. Навсегда, Вайленд.

Глава 12

Пот ручьями катился по нашим лицам. Температура воздуха повысилась примерно до 120ь по Фаренгейту, воздух был влажен и неописуемо насыщен углекислотой. Единственным звуком в этом небольшом металлическом шаре, лежавшем на дне Мексиканского залива в 480 футах от поверхности океана, было наше тяжелое прерывистое дыхание.

– Ты испортил его? – прошептал Вайленд, его глаза были полусумасшедшими от страха. – Мы останемся здесь? Здесь, в этом… – его голос прервался, он повернул голову и стал озираться с отчаянием загнанной в угол крысы, которой предстояло умереть. Да он и был крысой.

– Отсюда нет выхода, – мрачно заверил я его. – Только через этот выходной люк. Может, у тебя есть желание попытаться открыть его? На этой глубине давление примерно пятьдесят тонн. Даже если тебе удастся открыть люк, тебя раскатает по противоположной стенке в лепешку толщиной не более полдюйма. Не принимай все так близко к сердцу, Вайленд. Последние несколько минут твоей жизни будут такой агонией, которой ты себе и представить не можешь. Ты увидишь, как посинеют твои лицо и руки, потом они станут пунцовыми, перед тем как начнут лопаться сосуды в легких, и вскоре после этого…

– Прекрати, прекрати! – закричал Вайленд. – Ради Бога, прекрати!

Вытащи нас отсюда, Толбот, вытащи нас отсюда! Я дам тебе все, что ты захочешь: миллион, два, пять! Ты получишь все, Толбот, ты получишь все! Его губы, все лицо дергалось, как у маньяка, глаза вылезали из орбит.

– Я устал от тебя, – равнодушно ответил я. – Я не смог бы вытащить тебя отсюда, даже если бы и захотел. Я же сказал именно тебе, что специально оставил выключатель наверху. Нам осталось жить минут пятнадцать – двадцать, если можно назвать жизнью агонию, которая ждет нас… Или, скорее, ждет вас. – Я опустил руку, оторвал от пальто пуговицу и сунул ее в рот. – Не хочу ничего знать. Много месяцев я готовился к этому. Это не пуговица, Вайленд. Это капсула с цианистым калием. Раскушу ее и умру еще до того, как пойму, что умираю.

Это доконало его. Брызгая слюной и бормоча что-то бессвязное, он, непонятно зачем, бросился на меня. Он был слишком невменяем, чтобы давать себе отчет в своих поступках. Однако я предвидел это и держал наготове тяжелый разводной ключ. И ударил Вайленда раньше, чем он смог коснуться меня. Ударил несильно, но этого оказалось достаточно – он откинулся назад, ударился головой о стену и тяжело рухнул на пол.

Оставался Ройал. Он полусидел, полулежал на маленьком раскладном стульчике, его самоконтроль почти испарился. Он знал, что жить ему осталось всего несколько минут, и по его лицу пробегало столько эмоций, сколько он, видимо, не испытал за всю жизнь. Он чувствовал, как к нему приближалось то, на что он обрекал свои многочисленные жертвы, и страх проникал в него все глубже и глубже, достигая самых отдаленных уголков его мозга. Он еще не паниковал, как Вайленд, но его способность размышлять и анализировать была уже утрачена. Он мог думать только о том, о чем всегда думал в критических ситуациях – как воспользоваться своим пистолетом. Он держал его в руке, наставив на меня, но я знал, что это чисто рефлекторный поступок – у него не было намерения воспользоваться им. Впервые Ройал столкнулся с ситуацией, из которой нельзя выйти, нажав на спусковой крючок.

– Ты испуган, Ройал. Правда? – мягко сказал я. Даже разговор уже требовал больших усилий. Нормальная частота дыхания – около шестнадцати вдохов в минуту – подскочила у меня до пятидесяти, и требовалось приложить большие усилия, чтобы выдавливать из себя каждое слово.

Он ничего не ответил, только посмотрел на меня, и все черти преисподней были в глубине его черных глаз. Второй раз за эти двое суток, и не из-за влажности и отравленного углекислотой воздуха, я почувствовал запах свежевырытой могилы.

– Отвратительный бандюга, – прошептал я. – Ройал – убийца.

Вспоминаешь ли ты обо всех тех людях, которые трепетали да и сейчас трепещут, когда слышат твое имя? Не хочешь, чтобы они увидели тебя сейчас?

Увидели трепещущим? Не хочешь, Ройал? Дрожишь? Ты испуган так, как еще никогда в жизни. Правда, Ройал?

Он молчал. Черти все еще прыгали в его глазах, но они больше не смотрели на меня, они набросились на Ройала, проникая все глубже и глубже в тайники его черного ума. Изменившееся выражение его лица свидетельствовало о том, что черти раздирали его на части, в то же время все вместе тащили к краю пропасти, к полному развалу личности, к безумию.

– Нравится, Ройал? – язвительно поинтересовался я. – Ты уже чувствуешь, как начали болеть горло и легкие. Я чувствую боль у себя и вижу, что твое лицо начало синеть. Пока еще не все. Пока только под глазами. Ты же знаешь, Ройал, что все начинается с глаз и носа. – Я сунул руку в нагрудный карман и вытащил маленький блестящий прямоугольник. Зеркало, Ройал. Хочешь посмотреться в него? Хочешь увидеть?..

– Пошел к черту, Толбот! – Он выбил у меня зеркало. Его голос был чем-то средним между криком и всхлипыванием. – Я не хочу умирать! Не хочу умирать!

– А твои жертвы хотели, Ройал? – Я больше не мог разговаривать спокойно. Мне потребовалось четыре или пять вдохов, чтобы произнести одно это предложение. – Они ведь все собирались покончить с собой, и ты только помог им, ибо в глубине души ты очень добрый человек. Так, Ройал?

– Ты умрешь, Толбот! – выкрикнул он в бешенстве и трясущимися руками направил пистолет мне в сердце. – Сейчас же.

– Мне смешно. Я покатываюсь со смеху. У меня во рту цианистый калий.

– Грудь моя горела, обсервационная камера плыла перед глазами. Я понял, что долго не продержусь. – Давай, – сказал я. – Давай, жми на спусковой крючок.

Он посмотрел на меня сумасшедшим отсутствующим взглядом и сунул свой пистолет обратно в кобуру. Начали сказываться полученные им удары по голове. Он был даже в худшем состоянии, чем я. Он начал наклоняться и вдруг упал на четвереньки, мотая головой, как бы пытаясь разогнать туман.

Я перегнулся через него и, едва не теряя сознания, включил на максимальную мощность поглотитель углекислоты.

Потребуется, возможно, две-три минуты, чтобы произошло заметное улучшение, и минут десять, чтобы воздух внутри камеры стал хоть чуть-чуть похож на нормальный. Я склонился над Ройалом.

– Ты умираешь, Ройал, – сказал я. – Тебе нравится умирать? Скажи, пожалуйста, что ты ощущаешь? Как тебе нравится быть погребенным в могиле глубиной пятьсот футов? Каково чувствовать и знать, что никогда больше не вдохнешь прекрасного свежего воздуха? Каково чувствовать и знать, что больше никогда не увидишь солнца? Как тебе нравится умирать? Скажи мне, Ройал, что ты чувствуешь? – Я наклонился к нему еще ближе. – Скажи мне, Ройал, хотел бы ты жить?

Он не понял вопроса – был слишком погружен в себя.

– Хотел бы ты жить, Ройал? – Я был вынужден почти кричать.

– Я хочу жить. – Его голос был полон боли, сжатая в кулак правая рука слабо била по полу. – О Боже, я хочу жить!

– Возможно, я смогу подарить тебе жизнь. Возможно. Ты стоишь на четвереньках, Ройал, и умоляешь оставить тебе жизнь, правда, Ройал? Я поклялся, что доживу до того дня, когда ты будешь, стоя на коленях, молить о пощаде. Сейчас ты делаешь это, не так ли, Ройал?

– Будь ты проклят, Толбот! – с отчаянием воскликнул он. Он стоял на четвереньках и раскачивался из стороны в сторону, голова его болталась, глаза были плотно сомкнуты. Внизу, около пола, воздух должен был быть еще более насыщен углекислотой и в нем должен был практически полностью отсутствовать кислород. Лицо Ройала начало синеть. Он дышал, как загнанный пес, и каждый вздох давался ему с болью.

– Вытащи меня отсюда! Ради Бога, вытащи меня отсюда!

– Ты еще не умер, Ройал, – сказал я ему на ухо. – Возможно, ты снова увидишь солнце, а может, и не увидишь. Я соврал Вайленду, Ройал. Основной выключатель сброса балласта находится на своем месте. Я просто перепутал несколько проводов, вот и все. Вам потребуется несколько часов, чтобы выяснить – какие два. Я же могу исправить все за тридцать секунд.

Он перестал мотать головой, поднял на меня посиневшее лицо с налитыми кровью глазами, в которых затеплилась искра надежды.

– Вытащи меня отсюда, Толбот, – шепотом попросил он.

Он не понял: то ли я действительно даю ему шанс, то ли это было утонченным продолжением пытки.

– Я могу сделать это, Ройал. Смотри, вот у меня отвертка. – Я показал ее ему и улыбнулся без сочувствия. – Но капсула с цианистым калием до сих пор у меня во рту. – Я показал ему пуговицу, зажатую между зубами.

– Не надо! – заорал он. – Не раскусывай! Ты сумасшедший, Толбот! Ты не человек!

– Кто убил Яблонски? – спокойно спросил я. Дышать теперь стало легче, но не там, внизу, где находился Ройал.

– Я, я убил его, – простонал он.

– Как?

– Выстрелом в голову. Когда он спал.

– А затем?

– Мы похоронили его на огороде, – Ройал продолжал стонать и раскачиваться, но он собрал все свои силы, чтобы правильно излагать свои мысли. Его нервы были напряжены, и он знал, что говорит во спасение своей жизни.

– Кто стоит за Вайлендом?

– Никто.

– Кто стоит за Вайлендом? – повторил я вопрос.

– Никто, – он почти кричал – так страстно хотел убедить меня. – Были два человека: кубинский министр и Оурас, государственный служащий из Колумбии. Но их больше нет.

– Что случилось с ними?

– Их устранили, – ответил Ройал. – Я устранил.

– Кого еще ты устранил, работая на Вайленда?

– Больше никого. Я показал ему пуговицу между зубами, и его передернуло.

– Пилота. Пилота истребителя, сбившего этот самолет. Он… он слишком много знал.

– Так вот почему мы никак не могли найти его, – кивнул я. – Боже мой, хорошая же у вас компашка, Ройал. Но вы допустили одну ошибку, не так ли?

Вы слишком рано убрали его, до того, как он сообщил вам точное место падения «ДиСи»… Приказ об устранении пилота дал Вайленд?

Он кивнул.

– Ты слышал мой вопрос?

– Вайленд приказал мне сделать все это. Наступила тишина. Я глянул в иллюминатор и увидел в свете прожекторов странное, похожее на акулу существо, плавающее и глядящее безразлично на батискаф и самолет, затем оно исчезло в темноте, лениво вильнув хвостом. Я повернулся и схватил Ройала за плечо:

– Постарайся привести Вайленда в чувство.

Когда Ройал наклонился над своим хозяином, я дотянулся до выключателя регенерации воздуха. Я не хотел, чтобы воздух в батискафе слишком быстро стал нормальным.

Ройалу потребовалось около минуты, чтобы привести Вайленда в чувство.

Его уже охватила первая стадия нехватки кислорода, но все-таки он дышал.

Он открыл глаза и окинул все вокруг бессмысленным диким взглядом. Увидев меня со все еще зажатой между зубами пуговицей, он начал кричать ужасным, страшно действующим на нервы в этом замкнутом металлическом пространстве голосом. Я сделал шаг вперед, чтобы дать ему оплеуху и привести в чувство, но Ройал опередил меня. У него появилась призрачная надежда, и он не хотел терять ее. Он замахнулся и был не очень-то деликатен с Вайлендом.

– Прекрати! – Ройал хлестко ударил Вайленда по лицу. – Прекрати!

Прекрати!! Прекрати!!! Толбот сказал, что может починить аппарат! Ты слышишь меня? Толбот сказал, что может починить его!

Постепенно крик прекратился, и Вайленд уставился на Ройала взглядом, в котором появились проблески понимания, а страх и безумие начали отступать.

– Что ты сказал? – хрипло прошептал он. – Что, Ройал?

– Толбот сказал, что может починить аппарат, – повторил тот. – Он обманул нас. Он сказал, что выключатель, который остался наверху, не самый важный. Он может починить батискаф. Он может починить его!

– Ты… ты можешь это, Толбот? – Вайленд не смел надеяться, его разум слишком далеко ушел в Долину смерти.

– Может быть, могу, может – нет, – мой голос, несмотря на всю хрипоту, нес оттенок безразличия. – Я сказал, что скорее останусь здесь, значит, останусь. Все зависит от вас. Подойди ко мне, Вайленд.

Дрожа, он поднялся на ноги и подошел ко мне. Его ноги, все его тело сотрясала такая сильная дрожь, что он с трудом мог стоять. Здоровой рукой я схватил его за лацканы и притянул к себе.

– Воздуха осталось минут на пять, Вайленд. МОЖЕТ, меньше. Быстро отвечай мне: какую роль ты играл во всем этом деле, пока не встретил генерала? Быстро!

– Вытащи нас, – простонал он, – здесь нечем дышать, нечем дышать! Мои легкие лопаются! Мне нечем дышать. – Он вряд ли преувеличивал. – Я не могу говорить, не могу!

– Отвечай, черт побери! Отвечай! – Ройал схватил его за глотку и начал трясти так, что голова Вайленда моталась, как у сломанной куклы. Отвечай! Ты что, хочешь умереть, Вайленд? Ты думаешь, что я хочу умереть из-за тебя? Отвечай!

И Вайленд заговорил. Менее чем за три минуты, кашляя и задыхаясь, он рассказал мне все, что я хотел узнать: как он заключил сделку с кубинским министром, как заполучил самолет, как подкупил дежурного офицера радиолокационной станции слежения в западной части Кубы, как подкупил ответственного государственного служащего в Колумбии, как был выслежен и сбит самолет и как он заставил Ройала избавиться от тех, кто помог ему во всем. Он начал рассказывать о генерале, но я поднял руку:

– Все!

Достаточно, Вайленд. Отправляйся на свое место. – Я дотянулся до устройства поглощения углекислоты и включил его на максимум.

– Что ты делаешь? – прошептал Вайленд.

– Добавляю немного свежего воздуха. Вам не кажется, что здесь стало слегка душновато?

Они переглянулись, посмотрели на меня, но промолчали. Я ждал вспышки ярости и бешенства, но не дождался. Страх подавлял все – они знали, что полностью зависят от моей милости.

– Кто… кто ты, Толбот? – срывающимся голосом спросил Вайленд.

– Думаю, что вы можете называть меня полицейским. – Я сел на раскладной стул. Я не собирался начинать сложную работу по всплытию до тех пор, пока не очистится воздух и не прояснится мое сознание. – Раньше я на пару с братом работал спасателем и имел хорошую репутацию. Мой брат, или, вернее, то, что осталось от него, находится здесь, в командирском кресле, Вайленд. Мы были хорошей командой: мы перевезли золото с побережья Туниса и использовали капитал на создание собственной авиакомпании. Во время войны мы оба летали на бомбардировщиках и оба имели гражданские лицензии на право пилотирования самолетов. Дела у нас шли прекрасно, Вайленд, пока мы не встретили тебя.

– После того, как ты сделал это, – большим пальцем я ткнул в сторону разбитого самолета, – я вернулся в Лондон. Меня арестовали, поскольку посчитали, что я имею какое-то отношение к этому. Не потребовалось много времени, чтобы выяснить, что я чист, и компания Ллойда в Лондоне, которая потеряла страховку, наняла меня в качестве специального следователя. Они были готовы истратить неограниченную сумму, чтобы вернуть хотя бы один процент от пропавших денег. Поскольку США и Великобритания также потеряли на этом деньги, правительства этих стран поддерживали меня. Никто никогда не имел такой мощной поддержки. Американцы пошли даже на то, что выделили для работы со мной своего самого лучшего полицейского – Яблонски.

Это сильно потрясло их. Страх перед смертью уже несколько отпустил их, и они могли оценить происходящее, то, что я сообщил им и что вытекало из моих слов. Они переглянулись и снова уставились на меня. Мне не пришлось просить их внимания.

– Убийство Яблонски было ошибкой, не так ли, джентльмены? – продолжил я. – Этого достаточно, чтобы отправить вас на электрический стул. Судьи не любят людей, которые убивают полицейских. Возможно, это не совсем справедливо, но это так. Убейте обыкновенного гражданина – и вы сможете избежать смертной казни. Убейте полицейского – и вы никогда не избежите электрического стула. Но не в этом дело. Мы знаем достаточно, чтобы раз шесть посадить вас на электрический стул.

Я рассказал им, как мы с Яблонски провели целый год, в основном на Кубе, в поисках пропавших сокровищ; как пришли к выводу, что их еще не нашли – ни один изумруд не появился на рынках мира. Интерпол сразу же узнал бы об этом.

– И мы твердо знали, почему их еще не достали. Только по одной причине: самолет упал в море, и кто-то очень поторопился убить единственного человека, который точно знал, где они, – пилота истребителя.

Район наших поисков сузился до западного побережья Флориды.

Кто-нибудь ведь должен был искать сокровища в море. Для этого ему потребовалось бы судно. Генеральская «Темптрисс» идеально подходила для этого. Но для поисков вам также был необходим чувствительный глубиномер. И здесь вы допустили единственную, но фатальную ошибку, Вайленд. Мы попросили каждую занимающуюся производством морского оборудования крупную фирму в Европе и Северной Америке немедленно уведомлять нас о продаже любого оборудования для измерения глубины любому судну, кроме кораблей ВМС, торговых и рыболовных судов. Полагаю, вы слушаете меня внимательно?

Они слушали очень внимательно. Они почти уже вернулись в нормальное состояние, и в их глазах я читал огромное желание прикончить меня.

– За четыре месяца, – продолжил я, – только шесть таких сверхчувствительных приборов было продано частным лицам: все – владельцам больших яхт. Две яхты находились в кругосветном плавании, третья – в Рио-де-Жанейро, четвертая – в проливе Лонг-Айленд, пятая – в Тихом океане, а шестая курсировала вдоль западного побережья Флориды. Это была яхта «Темптрисс» генерала Блэра Рутвена. Все было сделано блестяще. Признаю это. Лучшего прикрытия, чтобы обшарить каждый квадратный ярд морского дна у побережья Флориды, не вызвав подозрений, не найти. Пока геологи генерала, разбрасывая свои бомбочки, составляли сейсмические карты залегающих горных пород, вы были заняты составлением с помощью глубиномера точнейшей контурной карты морского дна. Вам потребовалось почти шесть недель, поскольку вы начали слишком далеко на севере. Уже с тех пор мы следили за каждым вашим шагом и даже использовали специальное судно для ночного патрулирования. На нем я сегодня ночью подобрался к платформе. Вы нашли самолет. Вы даже потратили три ночи на то, чтобы попытаться вытащить его тралами. Но вам удалось поднять лишь небольшой обломок левого крыла. Я ткнул в иллюминатор. – Видно, что оно сломано недавно.

– Как вам удалось узнать все это? – шепотом спросил Вайленд.

– Дело в том, что я работал на «Темптрисс» сменным инженером. – Я проигнорировал ругательство и непроизвольно сжавшиеся кулаки Вайленда. Вы с генералом думали, что видели меня на борту того гаванского спасательного судна, но вы не могли видеть меня там, хотя я работал на эту фирму. Пять недель я провел на «Темптрисс», а покинув яхту, перекрасил волосы в этот дурацкий цвет, сделал пластическую операцию, в результате которой у меня появился шрам, и симулировал хромоту. Но ты был не очень-то наблюдателен, Вайленд, – даже несмотря на этот маскарад, ты должен был узнать меня.

Итак, вы нашли сокровище, но не могли достать его. Любой, кто стал бы использовать водолазные колокола и все эти сложные подъемные механизмы, необходимые для работ такого рода, сразу же накинул бы себе петлю на шею.

Затем кому-то в голову пришла другая – великолепная – идея. Держу пари, она пришла в голову нашему утонувшему другу – инженеру Брайсону. Он прочитал об испытаниях батискафов, которые проводились в Вест-Индии, и пришел к выводу о необходимости использовать батискаф в сочетании с платформой.

Воздух в обсервационной камере стал почти нормальным. И хотя было еще довольно душно и жарко, кислорода уже хватало, и дышать было легко.

Бодрость и храбрость возвращались к Ройалу и Вайленду.

– Итак, как вы видите, каждому приходили в голову великолепные идеи, – продолжал я. – Но самая блестящая – та, что привела вас к концу пути, возникла у Яблонски. Именно он предложил, что было бы весьма благородно и полезно для нас предоставить вам батискаф.

Вайленд гнусно выругался, посмотрел на Ройала, а потом опять на меня:

– Значит…

– Все было подстроено, – сказал я устало. Все это не доставляло мне удовольствия. – ВМС Франции и Великобритании проводили испытания этого батискафа в Лионском заливе, но охотно согласились продолжить испытания здесь. Мы добились, чтобы пресса подробно освещала испытания, регулярно писала о достоинствах батискафов, так чтобы даже самый большой идиот смог понять, насколько хорош батискаф для тайного извлечения сокровища со дна морского. Мы были уверены, что вы клюнете, – это лишь дело времени. И вы клюнули. Мы оставили батискаф в прекрасном уединенном месте. Но до этого я испортил его так основательно, что никто, кроме специалиста-электрика, который принимал участие в его разработке, и меня, не смог бы заставить его двигаться. Вам потребовался человек, который смог бы привести его в порядок, верно, Вайленд? Разве не счастливое совпадение, что в нужное время появился я? Кстати, интересно, что скажут наши друзья – буровой мастер и инженер-нефтяник, когда узнают, что почти три месяца они бурили скважину в нескольких милях от того места, которое рекомендовали геологи?

Думаю, что это ты и Брайсон исправили навигационные отметки на карте, чтобы приблизиться к сокровищу на кратчайшее расстояние и на многие мили уйти в сторону от нефтеносного пласта. При теперешних темпах они добурятся до Индийского океана, но нефти не найдут.

– Тебе не удастся уйти со всем этим, – сказал Вайленд. – Боже мой, ты не…

– Заткнись! – грубо прервал его я. – Заткнись, или я нажму на эту кнопку, поверну этот выключатель, и вы оба на четвереньках будете умолять сохранить вам жизнь, как это было пять минут назад.