Текст книги "Ночной дозор"

Колчинский был одновременно и загипнотизирован и напуган. Гладкие, обтекаемые тела акул, стремительно плавающих туда-сюда, их похожие на зажимы челюсти, отхватывающие куски мяса, – все это действовало завораживающе. Страх и отвращение он испытывал не только от зрелища, жуткой смерти, но и от мысли, что и сам мог стать добычей акул. Витлок крепко ударил его по спине. Он оглянулся, и тот показал ему четыре пальца. До взрыва осталось четыре минуты. Колчинский включил фонарь и повернул аппарат на юго-запад, сверившись с компасом перед глазами. Казалось, они шли слишком медленно, но, когда мины на «Голконде» сдетонировали, они были уже на безопасном расстоянии. Их немного качнуло ударной волной, и Колчинский направил аппарат на поверхность, где они откинули крышку, вытащили изо рта дыхательные трубки и сняли маски.

«Голконда» тяжело накренилась правым бортом. На корме бушевало пламя, но команда «Пальмиры» не предпринимала никаких попыток потушить пожар. Бесполезно! «Голконду» было уже не спасти.

– Я многое бы дал, чтобы превратиться в муху и сесть на стену, когда Драго будут докладывать, что произошло с его драгоценным грузом, не говоря уж о Шредере, когда тот узнает, что его любимая яхта на дне моря. Похоже, это все же ненадолго прервет вечеринку.

– Разумеется, – пробормотал Колчинский, мысли которого были еще заняты жутким зрелищем акульей охоты. Пока он жив, ему этого не забыть.

– Сергей, ты как? В порядке?

– Все нормально, – быстро ответил Колчинский. – Поднимаемся на яхту. Мы сделали все, что хотели.

* * *

– Что случилось? – озабоченно спросил Шредер, входя в офис Драго. – Ты говорил по телефону очень взволнованно.

Драго взял наполовину выкуренную сигарету с края пепельницы, сделал продолжительную затяжку и загасил ее.

– Я получил сообщение от береговой охраны.

– И что?

Драго встал:

– Сегодня вечером «Голконда» вышла в море.

– Кто распорядился? Я строго-настрого приказал, чтобы она стояла на якоре в заливе Ботафогу до нашего отплытия во Флориду.

– Я знаю, сэр.

– Будь я проклят, Андре, что случилось? – воскликнул Шредер, потеряв терпение.

– На ее борту произошел взрыв. Она затонула.

Шредер подошел к окну и уставился на море.

– Ты говоришь, «Голконда» затонула?

– Да, сэр, – тихо ответил Драго. – У меня пока еще мало фактов.

Шредер схватил Драго и толкнул его к стене.

– Тогда я очень советую раздобыть их. И побыстрее!

– Да, сэр, – пробормотал Драго.

– Андре, что у тебя там за охрана? Где были твои люди, когда яхту вывели в море? Где они были?

– Я как раз проверяю это, сэр. Если кто-нибудь из них проявил халатность...

– Что значит «если»? – Шредер повернулся к окну. – Если бы не их халатность, моя яхта стояла бы на якоре в заливе Ботафогу. Разве не так?

– Так, сэр.

– Так, сэр, – передразнил Шредер и ударил кулаком по столу. – Я должен получить ответы и быстро.

– Они будут, обещаю.

Шредер подошел к двери, открыл ее и ткнул пальцем в Драго:

– Если ты не найдешь виновного, я тебя вышвырну. Раз и навсегда. Обещаю.

Как только Шредер хлопнул за собой дверью, Драго плюхнулся в кресло, бросил свои очки в металлической оправе на промокательную бумагу на столе, потер ладонями лицо и потянулся за очередной сигаретой. Что же, черт возьми, произошло?

Первые доклады были очень неопределенные, но он не сомневался, что это, конечно, диверсия. Грэхем и его женщина исключаются. Остается Витлок. Все, так больше нельзя. Он потерял груз, за который заплатил деньгами Шредера. Конверт, его пропуск на свободу, все еще у него. Завтра ночью он встретится с Леоновым и поставит точку. Из Рио-де-Жанейро он уедет тут же и как можно дальше. И больше не будет ни Шредера, ни боевиков фавел, но, самое главное, не надо будет все время оглядываться, как бы тебе не всадили пулю в спину.

Все, так больше нельзя.

* * *

– Это невозможно! – сказал Колчинский, выслушав рассказ Грэхема о всех событиях, начиная с вечеринки у Шредера. – Ты, должно быть, ошибаешься, Михаил. Юрий Леонов никогда в жизни не выезжал за пределы России. Но даже если он куда-то и отправился, то, во всяком случае, не в Рио.

– Сергей, это был он. Я готов поклясться.

Колчинский был непоколебим:

– Не верю. Это был не Юрий.

Сабрина взяла телефон со столика и поставила его на кровать рядом с Колчинским:

– Майк видел его, а ты нет. Думаю, тебе следует развеять сомнения.

– Ладно, я сделаю несколько звонков для твоего спокойствия. Ты увидишь, что я прав.

Грэхем положил руку на телефонную трубку:

– Если ты прав и это не Леонов, я оплачу эти звонки из собственного кармана.

– Отлично! – сказал Колчинский, поднимая трубку.

В дверь постучали.

– Еда! – воскликнул Витлок, открывая дверь.

Официант поставил поднос на кофейный столик. Сабрина подписала чек, и он вышел.

– Выпьешь что-нибудь? – спросил Грэхем, открывая холодильник.

– А что у тебя есть?

– К.В., все что угодно. Что ты хочешь? Я скажу, есть это или нет.

Витлок взял бифштекс на поджаренном хлебе.

– Я бы выпил пива, если оно там есть.

– Есть.

– Спасибо.

– Что говорит Томас? – спросил Грэхем у Колчинского.

Колчинский не успел ответить на саркастический вопрос Грэхема, как на другом конце провода ответили.

Витлок взял у Грэхема пиво и увел Сабрину на балкон.

– Отсюда потрясающий вид, – сказал он.

– Это же номер для новобрачных, как тебе известно, – ответила она, любуясь вспышками света над пляжем Ипанема.

– Интересно, что думает среднестатистическая парочка новобрачных об этой панораме?

– Говорят, все зависит от опыта, – сказала она насмешливым тоном.

Он доел сандвич и вытер пальцы о салфетку.

– Очень жаль Сиобан. Я знаю, вы сделали все, что было в ваших силах.

– Да, – тихо сказала она. – Я надеюсь, полковник сможет узнать в Лэнгли, что было в конверте, которым так дорожит Драго. Теперь у нас есть право это знать.

– Сергей уверен, что, когда он поговорит с полковником по телефону, тот все сделает. А если кто и может вытянуть правду у парней из Лэнгли, то это полковник.

– Несомненно.

На балкон вышел Грэхем и протянул Сабрине стакан диет-пепси, который он налил специально для нее:

– Эй, ребята, не стоит прерывать разговор, разве я помешал?

Сабрина пожала плечами:

– Мы разговаривали о конверте Драго, и это все.

Грэхем откусил сандвич, облокотился на перила и посмотрел на разукрашенную карнавальную колесницу, которая как раз двигалась под ними.

– Драго. Кто он? Вернее, кем он был? Сиобан была права, он, конечно, никакой не шифровальщик. Что же такого важного содержится в этом проклятом конверте, что за ним охотятся и ЦРУ и КГБ?

– Если, конечно, КГБ действительно охотится, – поправил Витлок.

– А что тогда делает в Рио Леонов? – возразил Грэхем.

– Если это Леонов, – осторожно заметил Витлок.

– Это Леонов, – сказал Колчинский, стоя в дверях. – Михаил, приношу свои извинения.

– Забудем об этом. Что тебе удалось узнать?

– Только то, что он в Рио в командировке. Позже я сделаю еще несколько звонков, возможно, удастся что-то дополнительное узнать. Мне все еще не верится. Юрий здесь, в Рио!

– Тут становится довольно тесно, – сказал Грэхем. – Пошли в комнату.

– А к картине мы не приблизились ни на шаг, – пробормотал Витлок, садясь на кровать рядом с Колчинским.

– Мы действовали правильно! – взвился Грэхем. – Откуда, черт возьми, я мог знать, что сейф заменили?

– Успокойся, Майк, – невозмутимо сказал Витлок. – Я знаю, что вы действовали правильно. Я просто подвел итог и все.

– В самом деле? – ответил Грэхем, в голосе его чувствовалось раздражение.

– Майк, ты не расскажешь о своем плане? – сказала Сабрина, пытаясь снять напряжение.

– А что рассказывать, мы все равно не сможем им воспользоваться. Чтобы добраться до галереи Шредера, надо специальное оборудование.

– Майк, ты знаешь, как туда добраться?

Грэхем пожал плечами:

– Вы что-нибудь слышали о мотодельтаплане?

– Конечно, легкий планер с мотором, который последнюю пару лет используют спецназовцы.

– Да, надо сказать, наш Центр обучения целиком содрал его и усовершенствовал, приспособив к нашим задачам...

– У нас тоже есть? – спросил Витлок. – Тогда почему я ничего не знаю об этом, Сергей?

Колчинский смущенно поерзал на своем месте:

– Мы получили его лишь недели две назад. Предполагается, что его еще нельзя использовать, но когда Михаил рассказал мне сегодня о своем плане, я решил, что стоит попробовать, и попросил выслать три штуки. Их должны привезти завтра рано утром. Кто знает, может, они нам и пригодятся.

– Значит, план заключается в том, чтобы с помощью дельтапланов похитить картину, а затем вывезти ее? – нахмурилась Сабрина. – Но как мы попадем в дом? Ведь необходим... – Она запнулась, увидев, что Грэхем вытащил из кармана пропуск и бросил его на стол.

– Вытащил у одного из охранников.

Витлок взял пропуск и повертел его в руках. Это была магнитная карточка с именем и фотографией охранника.

– Ничего особенного. Я ожидал, что система безопасности там более суровая.

– Сначала тебе надо попасть в дом, прежде чем ты сможешь ею воспользоваться, – ответила Сабрина. – А с твоей внешностью это вообще невозможно.

– Ладно, у кого-нибудь есть другой план? – спросил Грэхем, переводя взгляд с одного на другого.

– Идти на это – чистое самоубийство, – сказала угрюмо Сабрина.

Колчинский сделал большой глоток пива и поставил бутылку на стол.

– Именно это мы и собираемся сделать. Ну, по крайней мере, я.

– Ладно, Сергей, говори серьезно.

– Я серьезно, К. В., – Колчинский повернулся к Грэхему: – У меня были некоторые замечания по твоему плану, когда ты его мне рассказал. Он был слишком... рискованный, но я принял его, потому что ничего другого у нас не было. Потом я придумал свой собственный план. Он как раз довольно прост. Без приглашения я приезжаю к Шредеру и представляюсь Тойсгеном. Он ведь не знает, что Тойсген мертв...

– Уже есть промашка, Сергей.

– Михаил, дай я сперва закончу, а потом ты можешь критиковать сколько угодно. Убедив Шредера, что меня зовут Тойсген, я рассказываю ему о том, что Ван Дехн и Кепплер заказали мне две копии и что я не сомневаюсь, что они отправили подделку ему, а себе оставили оригинал, чтобы позже самим продать его. Затем я проведу химический анализ, который подтвердит, что он владеет копией, и предложу ему такой план: я беру картину и возвращаюсь в Амстердам, где меняю ее на оригинал, который высылаю ему, а копию продаю Ван Дехну и Кепплеру. Если он соглашается отдать мне оригинал, мы летим домой и выходим из игры. А картину вешают в Мет послезавтра.

– Драго знает Тойсгена, он встречался с ним в Амстердаме. Как ты собираешься обойти это обстоятельство?

– Драго там не будет, Михаил. Я собирался позвонить ему и выманить его из дома, придумав какой-нибудь предлог, но с Юрием задача упрощается. Я позвоню, прикинувшись Юрием, и назначу ему встречу где-нибудь в городе. Когда Драго уедет, К. В. и я подъедем к главным воротам и попросим Шредера принять нас.

– В каком качестве буду задействован я? – спросил Витлок.

– Ты мой водитель.

– А что, если он позвонит в Мет, чтобы проверить насчет Ван Дехна? – спросила Сабрина.

– Я попросил Питера де Йонга вылететь из Амстердама. Завтра он скорее всего будет в Мет.

– В этом что-то есть, Сергей, – сказал Витлок после паузы. – Все зависит от того, передаст ли Шредер тебе картину.

– Поставь себя на его место, – ответил Колчинский. – Он пошел на огромные расходы, чтобы заполучить оригинал «Ночного дозора» для своей коллекции. А затем человек, который написал эту картину, говорит, что это копия. У него один выход – согласиться на этот план. Копия для него не имеет никакой цены.

– Если он поверит тебе.

– Он поверит мне, К.В. Когда я захочу, я умею быть очень убедительным. Ты знаешь.

– Стоит попытаться, – признал Грэхем. – А что будем делать мы с Сабриной?

– Ничего. Шредер знает вас.

– Когда мы завтра выезжаем? – спросил Витлок.

– Встречаемся в вестибюле в восемь тридцать.

– Уже два часа.

Витлок поднялся, подавив зевок:

– Терпеть не могу расстраивать компанию, но все-таки я пойду спать.

– А я, пожалуй, вернусь в свой отель, мне еще надо сделать несколько звонков перед сном.

Сабрина закрыла за ними дверь, повернулась к Грэхему и показала на его ногу:

– Я заметила, ты прихрамываешь. В чем дело?

– Ударился о гору, больше ничего.

– Это я уже слышала. Дай-ка я взгляну.

– Незачем, – раздраженно сказал он. – Я уже сам все осмотрел. И хватит нянчиться со мной.

– Я хочу помочь тебе, – не отступала Сабрина. – Я ведь лучше разбираюсь в этих вещах, согласен?

– Да, лучше. Но я и сам могу обработать свои раны.

Он метнулся в ванную, хлопнув за собой дверью.

В отчаянии она всплеснула руками, но не успела опуститься на кушетку, как раздался громкий, полный муки крик, который заставил ее броситься к двери ванной и распахнуть ее. Грэхем сидел на крышке унитаза с закатанными до лодыжек джинсами, сжимая руками ногу на несколько дюймов выше пропитанной кровью повязки.

– Что случилось? – с волнением спросила она.

– Я закатывал джинсы и сдвинул повязку. Господи, здесь открытая рана.

– Разрежь бинт и намочи повязку под душем.

Она взяла с подоконника ножницы.

– Вот возьми. А новую одежду я положу на подоконник, хоть ты, конечно, и не любишь, чтобы с тобой нянчились.

Он улыбнулся, но промолчал. Она закрыла за собой дверь и включила радио. Поймав «Голос Америки», она легла на кровать и закрыла глаза.

Через несколько минут из ванной вышел Грэхем в белой майке и голубых шортах и, вытирая полотенцем мокрые волосы, посмотрел на Сабрину сверху вниз, гадая, спит она или нет.

– Ты снял повязку? – спросила она, не открывая глаз.

– Да, – ответил он, садясь на кровать.

Она спустила ноги на пол и достала из своего чемодана голубую брезентовую сумку. Это был стандартный набор ЮНАКО для оказания первой помощи, который перед каждым выходом на задание оперативник должен взять со склада. Она встала перед ним на колени и чуть-чуть повернула ногу, чтобы лучше взглянуть на рану. Рана была рваная и пересекала колено по диагонали.

– Ну как, буду жить? – спросил он, вешая полотенце на шею.

– Пока да.

Она открыла брезентовую сумку и вытащила пузырек с дезинфицирующей жидкостью, тампон и бинт.

– Готовься, будет сильно щипать, – предупредила она, смачивая дезинфицирующей жидкостью тампон.

– Ладно, – сказал он и поморщился, когда она приложила тампон к ране.

– Останется шрам, имей в виду.

– Многие люди коллекционируют фотографии о тех странах, где они побывали. А я коллекционирую шрамы.

Пожалуй, она впервые видела его таким мягким, сейчас его настроение было абсолютно противоположным тому, с каким он кинулся в душ. Загадка ЮНАКО! Она мысленно улыбнулась, перевязала колено бинтом, скрепила повязку булавкой и положила аптечку в чемодан. Подняв глаза, она с удивлением обнаружила, что он смотрит в зеркало. Грэхем ненавидел зеркала, считал, что они разжигают тщеславие. Что с ним?

Он поймал ее взгляд.

– Шрамы будоражат память. И больше всего вспоминается Вьетнам.

Сабрину охватило волнение. Грэхем ни одному человеку в ЮНАКО не рассказывал о своей службе во Вьетнаме. Это было его табу, как однажды сказал Витлок.

– Вот этот, маленький, положил конец моей футбольной карьере, – сказал он, проводя пальцем по светлому шраму на правом плече.

– Что произошло? – спросила она.

Он сел на кровать и сцепил руки.

– Взрыв гранаты. Три месяца не мог шевельнуть рукой. Никогда в жизни я не испытывал большего унижения. Каждый день меня одевали, подавали мне еду. Господи, даже помочиться я не мог без помощи санитара. И вот однажды наглый юнец, только что вышедший из медучилища, заявил, что мол, рука никогда не будет действовать. Я и взвился, не допущу, черт возьми, чтобы... байстрючонок оказался прав. Я взялся за физиотерапию и через семь месяцев меня направили в Таиланд инструктором по подготовке наемников. Но до сих пор завести руку за спину я не в силах.

Грэхем вытянул правую руку перед собой и тщетно попытался завести ее назад.

– Настало время прощаться с футболом. Я не силен в футбольной терминологии, но понял, что с футболом покончено. Так, в девятнадцать лет моя мечта стать Даном Марино или Джимом Макмахоном развеялась.

– Это футболисты? – неуверенно спросила она.

– Два лучших защитника.

– Я не разбираюсь в футболе, – сказала она, виновато улыбаясь. – И ни разу в жизни не была на матче.

– Ни разу? – удивился он.

Она кивнула:

– Ближе всего я была к стадиону, когда встречалась с одним парнем, он был фанатом вроде тебя и все время уговаривал меня пойти с ним на стадион, но мне это было неинтересно.

– Я не упрекаю ни тебя, ни его за то, что он звал тебя на стадион. Ты не хочешь, чтобы видели, как ты болеешь за «Ракет».

Она рассмеялась.

– Футбол – ваша стихия. Он говорил мне примерно то же самое, но про «Гигантов».

– Ты можешь отделаться от кого угодно, – сказал он, улыбнувшись, и встал, подавляя зевоту. – Скоро день, и, пожалуй, пора бы поспать.

Она тоже зевнула:

– Да, подумать только, завтра в это время мы будем уже дома.

– Ну, тут все зависит от Сергея, разве не так?

– Да, так.

– До завтра.

Он пошел к своему ложу и начал разбирать постель.

– Угу, – пробормотала она и отправилась в ванную.

Глава 12

– Похуже ты ничего не мог достать, Сергей? – презрительно спросил Витлок, медленно обходя побитый фургон, припаркованный у отеля. – Да тебя тут же арестовали бы, если бы ты выехал на нем на улицы Нью-Йорка. Что за прихоть?

– Не прихоть, просто я нанял бедного favelado[32]32
  Житель фавелы (порт.).


[Закрыть], чтобы он довез меня до Шредера. Мы же не можем прикатить на сверкающем «хертце», правда? Вчера ночью я купил фургон за сто долларов. Это как раз то, что нам нужно.

– Да никто никогда не примет меня за favelado! И одет я по-другому.

– Кое-какую одежду ты найдешь на заднем сиденье. Я уверен, она придется тебе впору.

Витлок открыл заднюю дверцу и залез в микроавтобус. Через мгновение он выскочил с искаженным от ужаса лицом.

– Сергей, от нее воняет!

– А как же! Я купил ее сегодня утром у бродяги рядом со своей гостиницей. Ты должен смириться, К.В., это единственный способ одурачить Шредера.

– Прекрасно, я куплю Что-нибудь в «Сэконд хэнд».

Колчинский отрицательно покачал головой.

– Сергей, я не надену эти лохмотья! В них, возможно, вши, блохи и еще черт знает какие паразиты. А что касается вони...

– Я не могу заставить тебя. Придется отказаться от этого плана. Пошли поднимем Михаила и Сабрину, может, они придумают что-нибудь получше.

– Ты отказываешься от своего плана из-за такого пустяка?

– Это не пустяк, К.В.! Тойсген наверняка нанял бы favelado, а не лощеного таксиста. Если бы ты приехал и от тебя пахло, как от Пако Рабаца, охрана вмиг взяла бы тебя на заметку и доложила бы Шредеру.

– Ладно, надену, – недовольно пробурчал Витлок и снова залез в фургон.

Колчинский улыбнулся про себя и сел на переднее сиденье. Витлок надел вонючую рубаху, потертый фланелевый пиджак и изношенные коричневые туфли, захлопнул дверь заднего отделения и сел рядом с Колчинским на место водителя.

– Теперь я знаю, что значит входить в образ, – пошутил он ворчливо с выражением гадливости на лице.

Колчинский опустил окно и решил не вводить Витлока в курс дела, сомневаясь, что он оценит это по достоинству.

– Надеюсь, ты знаешь дорогу? – спросил Витлок, включая стартер.

– Я ездил туда сегодня утром.

Колчинский вытащил карту и разложил ее на коленях.

– Поворот на авениде Ниемейер.

– Езжай. Я покажу.

Через двадцать минут они были на повороте.

– По дороге, в миле отсюда, есть заброшенное кафе, – сказал Колчинский, нарушив продолжительное молчание. – Оттуда я позвоню Драго.

Витлок переключил скорость, когда дорога пошла под уклон, и пропустил идущие за ним машины. У кафе Колчинский вылез из машины и подошел к желтой телефонной будке. Он бросил жетон и набрал номер.

– Данаэ. Bon dia, доброе утро, – раздался женский приветливый голос.

– Можно попросить Андре Драго?

– А кто его спрашивает?

– Леонов.

– Одну минутку, сэр. Я посмотрю, свободен ли он.

Через некоторое время Драго взял трубку:

– Драго слушает.

– Это Леонов, нам надо немедленно встретиться.

– Что случилось? Мы же договорились встретиться сегодня вечером в доме на набережной.

– А почему ты не рассказал всему миру о том, где мы встретимся? – оборвал Колчинский в типичной леоновской манере. Драго стушевался:

– Простите, у меня сейчас голова забита не тем.

– Встречаемся перед музеем Кармен Миранды через тридцать минут.

– Я должен привезти конверт? – нерешительно спросил Драго.

– Разумеется.

Колчинский повесил трубку и сел в машину.

– Клюнул? – спросил Витлок.

– Леонов назначил встречу через тридцать минут на другом конце города. У нас будет достаточно времени на то, чтобы зайти и выйти из Данаэ.

– Но как мы узнаем, что Драго выехал?

Колчинский вытащил из «бардачка» бинокль.

– Вот так. Пошли покажу.

Витлок последовал за Колчинским к перилам вокруг автостоянки. Вид был потрясающий – Ипанема и Леблон простирались перед ними как глянцевая фотография из туристического альбома.

Колчинский отдал бинокль Витлоку и показал на ближайшие горы за пляжем Сан Конраду.

– Посмотри вон туда. Видишь что-нибудь?

– Деревья, – ответил Витлок. – Одни деревья.

– Там есть дорога между деревьями. Возьми выше.

– Не знаю, что я... постой-ка, вижу ворота. Должно быть, футов в десять высотой.

Витлок опустил бинокль.

– Это вход?

Колчинский взял бинокль у Витлока и поднес его к глазам.

– Да, единственная дорога в Данаэ. Драго поедет по ней.

– Но откуда ты узнал, куда смотреть?

– Ниоткуда. Просто удача. Я видел ворота, когда ездил туда, а на обратном пути я случайно остановился здесь и увидел их в бинокль.

Витлок уловил движение и стукнул Колчинского по руке.

– Мы забыли про ворота. Засеки время. Сейчас двенадцать.

Колчинский вскинул бинокль. Белый вертолет «Газель» взмыл с вершины горы, резко развернулся и полетел прямо к пляжу Сан Конраду. Он настроил бинокль и посмотрел на кабину вертолета. Ошибки быть не могло, это был Драго со своими белыми волосами. На нем был ремень безопасности, он сидел рядом с пилотом в шлеме.

– Ты не передумал? – спросил Витлок.

– Конечно нет. У нас в запасе целых полчаса. Хватит.

Они выехали на трассу и, не доезжая милю до Данаэ, увидели знак поворота. Дорога сворачивала к горе и последние двести ярдов вела прямо к внушительным воротам из сваренной стали, которые являлись въездом в поместье.

Колчинский вышел из машины, взглянул на телекамеру, подошел к панели внутренней связи и нажал на кнопку.

– Я хотел бы увидеться с Мартином Шредером.

– Вам назначено? – спросил мужской голос.

– Нет, но у меня к нему очень важное дело.

– Мистер Шредер никого не принимает без предварительной договоренности.

– У меня не было возможности позвонить. Я только сегодня утром прилетел из Амстердама.

– Я же сказал вам...

– Я понимаю нежелание мистера Шредера видеть кого-либо без приглашения. Тогда сделаем так. Сегодня днем, в час дня, я улетаю в Амстердам, и, если до этого времени я не увижу мистера Шредера, он потеряет миллионы долларов, и произойдет это по вашей вине.

Наступила продолжительная пауза.

– Хорошо, я позвоню мистеру Шредеру и спрошу его, примет ли он вас. Ваше имя?

– Тойсген.

– По буквам, – попросил он.

Колчинский продиктовал по буквам.

– Скажите ему, что это по поводу картины. Он знает, о чем речь.

Через минуту раздался металлический щелчок, и ворота открылись. Колчинский снова сел в машину, и Витлок въехал на территорию поместья. Ворота за ними закрылись. Перед вторыми воротами их остановил другой охранник. С очевидным презрением он осмотрел машину, затем подошел к окну со стороны водителя и заглянул внутрь.

– Что-нибудь не так? – спросил Колчинский.

Охранник обошел фургон и подошел к окну пассажира, приходя в себя от зловония, которое исходило от Витлока.

– Я осмотрю кузов, – сказал он, постукивая по машине.

– Он открыт, – сказал Колчинский.

Охранник открыл заднюю дверь. Фургон был пуст. Он захлопнул дверь и дал знак двигаться дальше. Витлок выехал на просторную стоянку и остановился у регистратуры. Колчинский вытащил из-под сиденья черный дипломат.

– А там что?

– Надеюсь, этого окажется достаточно, чтобы убедить Шредера расстаться с картиной.

Колчинский вылез из машины и подошел к стеклянной двустворчатой двери, которая открылась перед ним.

Девушка за столом регистратуры улыбнулась:

– Доброе утро, мистер Тойсген. Мистер Шредер просил вас подняться прямо наверх. Лифт вон там.

– Какой этаж?

– Там только одна кнопка, – ответила она.

Колчинский не знал, что, пока он ждал лифт, содержимое его дипломата изучалось с помощью скрытой телекамеры, работающей в рентгеновском диапазоне. На столе регистратора зажглась зеленая лампочка, и девушка открыла двери лифта. Пока лифт поднимался на триста футов вверх на вторую зону регистрации, Колчинский держал дипломат перед собой, уставившись на свои ботинки. На втором уровне Дежурная подвела его к стальной двери и открыла ее с помощью идентификационной карточки. Затем нажала на кнопку, и они поднялись на следующий этаж. Дверь открылась на освещенный солнцем балкон с шезлонгами. Шредер стоял у окна, сцепив руки за спиной.

– Мистер Тойсген, сэр, – представила его дежурная.

Шредер повернулся.

– Спасибо, Карла.

Она исчезла в лифте.

Шредер пожал руку Колчинскому и пригласил сесть в одно из ротанговых кресел.

– Прошу вас, садитесь. Хотите что-нибудь? Чай? Кофе? Легкий завтрак?

– Спасибо, не надо. Я прилетел в Рио только на несколько часов, поэтому хотел бы перейти прямо к делу, если вы не возражаете.

– Прошу вас.

Колчинский сделал вид, что он в затруднении, и начал нервно теребить ручку от дипломата.

– Я даже не знаю, как начать, мистер Шредер. Вы были так добры ко мне в прошлом.

– Говорите по возможности прямо. Тогда между нами не возникнет недопонимания.

– Отлично.

Колчинский вытер губы.

– У меня есть все основания полагать, что «Ночной дозор», который Ван Дехн вам продал, подделка.

Шредер уставился на ковер и подошел к окну.

– Продолжайте.

– Он работал вместе с человеком по имени Хорст Кепплер...

– Кепплер? – воскликнул Шредер и виновато улыбнулся Колчинскому. – Прошу вас, продолжайте.

– Я думаю, вы знакомы с методами проверки подлинности картин?

– С самого начала я был особенно в них заинтересован.

– Тогда не знаю, что делать, – сказал правду Колчинский. – Первая часть операции шла по намеченному плану. Ван Дехн подменил оригинал подделкой, находящейся в кузове фургона, и уехал с ней в Вену. А Кепплер, вернувшись в свой офис, подменил оригинал второй копией, которую и отдали вам.

– Была вторая копия? – удивленно спросил Шредер.

– Я сделал две, но я никогда не думал, что Ван Дехн собирается надуть вас, мистер Шредер. Поверьте мне.

– Где же сейчас оригинал?

– У Кепплера. Если это действительно оригинал. Я и приехал к вам для того, чтобы убедиться в этом.

Шредер задумчиво погладил нос.

– А как вы все это узнали?

– Через Де Вере и Остерхёйза. Это служащие Кепплера, которые также участвовали в подмене. Можно сказать, бывшие служащие. Кепплер вышвырнул их, не заплатив за работу. Они не могли пойти в полицию с жалобой на него и вместо этого пришли ко мне. Мы обсудили все варианты и решили, что я поеду к вам и проверю, у вас оригинал или нет.

Шредер налил себе шотландского виски.

– А что собираются делать с оригиналом? Если это оригинал.

– Остерхёйз слышал, как Кепплер разговаривал по телефону с человеком, который согласился заплатить Ван Дехну за оригинал в два раза больше, чем предлагали вы. Ему показалось, что фамилия этого человека что-то вроде Аверхарт.

Шредер сжал челюсти, рука, державшая стакан, побелела.

– Эберхарт. Ральф Эберхарт. Это очень на него похоже – взять и тайно что-то отнять, а уж насолить мне для него особенное удовольствие. Что будем делать?

– Прежде всего надо провести химический анализ, проверить картину на подлинность. – Колчинский похлопал по своему дипломату. – Все необходимое для анализа у меня с собой. Мне нужно взять две пробы для сравнения. Обе диаметром в один дюйм. Одну с «Ночного дозора», а вторую с картины, про которую вы точно знаете, что она написана в шестнадцатом или семнадцатом веке. Это можно организовать?

– Конечно.

Когда Шредер вышел из комнаты, Колчинский подошел к окну. Взглянул на часы. С тех пор как Драго уехал, прошло восемнадцать минут.

Шредер вернулся с двумя образцами в разных конвертах, помеченных литерами "А" и "Б". Колчинский открыл дипломат и вытащил деревянную подставку с двумя пробирками. Он установил ее на столе и вынул бутылочку с бесцветной жидкостью, запечатанную пробкой, и поставил ее на свет. Спектакль должен был удаться.

– Что это такое? – спросил Шредер.

– Раствор хлорной кислоты.

Колчинский вытащил пробку и налил две равные дозы в пробирки, затем посмотрел на Шредера и заметил, что тот нахмурился.

– Вы не знакомы с этим тестом? – спросил он.

– Боюсь, что нет.

– О, я думал, вы знаете его. Он очень простой. И построен на том, что более старая краска на кислоту реагирует медленнее, что и позволяет определить сравнительный возраст картин. Таким образом, если «Ночной дозор», который продал вам Ван Дехн, подделка, то краска с нее вступит в реакцию с кислотой гораздо быстрее, чем краска с другой картины. Вы уверены, что вторая картина относится к шестнадцатому или семнадцатому веку?

– Я знаю ее точную дату – 1641 год.

Шредер сделал маленький глоток виски и показал на пробирки:

– А на само полотно кислота не подействует?

– Отличный вопрос. Подействовала бы, если бы концентрация раствора была больше, но у нас очень слабый раствор, хотя и достаточный, чтобы растворить краску. Особенно свежую.

– Как просто!

– Именно.

Колчинский достал из дипломата две полоски лакмусовой бумажки и поместил их в пробирки.

Обе стали красными.

– Кислота, верно?

Шредер кивнул.

– Вы не дадите мне что-нибудь выпить, что-то в горле пересохло.

– Что бы вы хотели? – спросил Шредер.

– Немного виски, пожалуйста.

Колчинский вытащил из кармана пачку сигарет, и, когда Шредер повернулся к нему спиной, открыл ее. Внутри было полдюжины сигарет и закрытая пробкой пробирка с простой водой. Он вынул пробку и поставил пробирку на подставку, убрав одну из прежних. Прежде чем сунуть сигареты снова в карман, он зажал одну в губах.

– Ваше виски, – сказал Шредер, протягивая ему стакан. Колчинский зажег сигарету и пинцетом вытащил из конверта образец краски с «Ночного дозора» и положил его в раствор кислоты. Другой образец он положил в воду. Шредер склонился над пробирками, переводя взгляд с одной на другую. Краска в растворе кислоты начала растворяться. Он яростно ударил кулаком по столу и подошел к окну, сунув руки в карманы.

– Как мне получить оригинал? – тихо спросил он.