Текст книги "Увидеть Нойшванштайн (сборник)"
Автор книги: Анара Ахундова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Апельсиновый пирог
В тихой кофейне, что теснится меж лавками книжной и цветочной, было немноголюдно. Сквозь большие окна от пола до потолка в зал проникал мягкий карамельный свет вечернего солнца. Две молодые женщины, сидящие за разными столиками, одновременно подозвали официантов. Остановившись между ними, официанты будто оказались под перекрестным огнем их красоты. И одна и другая посетительницы кофейни были столь прекрасны, что от созерцания их облика захватывало дух. Невозможным казалось определить, которая из них красивее – настолько разными они были. Та, что сидела у окна в глубоком кресле, была высокой, пышной, круглолицей и белокожей. Ее мягкие вьющиеся рыжие волосы были собраны в красивый небрежный пучок на затылке. Огромные, широко посаженные глаза глубокого карего цвета смотрели на мир мягко и тепло.
Другая, что занимала столик в центре зала, казалась полной ее противоположностью: невысокая, тонкая, смуглая, с тяжелыми прямыми темно-каштановыми волосами до плеч и челкой, доходящей до линии бровей. Серые миндалевидные глаза ее были холодны и веселы.
Красота этих женщин была столь поглощающей, что ни один из официантов не заметил сразу изъянов в их внешности. От левой скулы шатенки, огибая глаз полумесяцем и едва задевая висок, тянулся ко лбу, уходя под шелк волос, уродливый шрам. К креслу рыжеволосой была прислонена трость – предмет, никак не вязавшийся с ней. Их не было в зале в тот момент, когда она вошла в кофейню, и они не видели, что передвигается она, сильно хромая, опираясь на эту трость.
Обе посетительницы в один голос попросили по чашке кофе и по куску апельсинового пирога. Плечом к плечу подошли официанты к буфету и обнаружили, что под стеклом осталась всего одна порция. Они не знали, как им быть, ведь заказ поступил абсолютно одновременно. Они воротились к столикам и объяснили ситуацию. Женщины переглянулись, улыбнулись друг другу растерянно, развели руками. Обе приготовились что-то сказать, но шатенка была первой:
– Давайте, я вам уступлю, – сказала она.
– А я хотела уступить вам, – отвечала рыжеволосая, – вы только пришли, а я уже успела пообедать. Обойдусь и кофе.
– Уж тогда давайте разделим, – предложила шатенка.
Она перебралась за столик у окна. Очарованные их добротой и манерами официанты принесли дамам кофе и последний кусок пирога на блюдце с голубыми цветами по кайме. Они ели молча, только улыбаясь друг другу. А затем рыжеволосая локтем задела свою трость. Та ударилась о пол и откатилась от столика. Шатенка вскочила на ноги и, подобрав ее, вернула на место.
– Вы очень милы, – поблагодарила ее рыжеволосая. – Хорошо, когда ничто не сковывает движения. Но грех жаловаться – видели бы вы меня раньше.
– Попали в аварию? – спросила шатенка с каким-то грустным пониманием.
– Да, – отвечала рыжеволосая без тени раздражения или смущения.
– Я тоже, – шатенка отвела прядь волос от лица, демонстрируя шрам.
– Бедняжка, – вздохнула рыжеволосая, – такое прекрасное лицо.
– Из-за него все и случилось, – пожала плечами шатенка.
– Как это может быть? – удивилась рыжеволосая.
– Вы слышали когда-нибудь о том, что дурные мысли имеют последствия?
– Да.
– Я была фотомоделью. С детских лет снималась для рекламы и журналов. А когда повзрослела, оказалось, что мала ростом. Так что на подиум меня не взяли, но для съемки использовали. Я даже была популярна. Я вышла замуж за богатого человека. Когда он делал предложение, говорил, что полюбил меня. Но я всегда думала, что он просто захотел куклу в свою коллекцию дорогих игрушек: автомобилей, парусников, лошадей. Меня все устраивало. Но я знала, случись с моей внешностью что-нибудь – я стану ему не нужна. В какой-то момент это превратилось в манию. Я так тряслась над своим лицом, так боялась за него, что однажды мои страхи воплотились в жизнь. Авария. Машину перевернуло. Я чудом не лишилась глаза. Я очнулась на больничной койке. Первое, что увидела – лицо мужа. Я знала, что изуродована и стала кричать, чтобы он не глядел на меня, стала прикрываться руками. Я была просто уверена, что он, если не сегодня, то через неделю точно распрощается со мной. Я ошибалась. Как я могла вообще думать так о нем? Мне было очень стыдно после. Он помог мне пережить все это. Многие из тех, кого я считала друзьями, отвернулись от меня. Те, с кем я работала, быстро нашли мне замену, хотя уверяли в том, что непременно продолжат наше сотрудничество, когда я восстановлюсь. На деле же им было не до меня.
– Почему же вы не сделали пластическую операцию? – спросила рыжеволосая.
– Знаете, – отвечала шатенка, – я хотела поначалу. Ждала, когда врачи позволят. А затем, когда осознала фальшь, которой была пропитана моя жизнь до аварии, поняла, что этот шрам – самый настоящий детектор. Тех, кому была дорога я, кто любил меня, таких, как мой муж, он не спугнул. Все же, кто вычеркнул меня из своего списка лишь из-за этого, – она провела пальцами по лицу, описывая дугу, – не стоят того.
– Вы такая смелая женщина, – рыжеволосая смотрела на нее с восхищением, – чем же вы занимаетесь сейчас?
– Как только навела порядок в мыслях, поступила на факультет психологии. Выучилась. Недавно мы переехали сюда, по делам мужа. Я устроилась работать в реабилитационном центре. Очень много несчастных людей повидала. Поняла, что еще легко отделалась. И я не жалею, что все так сложилось в моей жизни. Я увидела, что могу действительно помогать другим и еще многое делать, а не только позировать перед камерой.
– Можете танцевать, – рыжеволосая мечтательно закатила глаза.
– Вы танцевали раньше? – печально улыбнулась шатенка.
– Я была балериной, – вздохнула рыжеволосая. – Даже примой в нашем театре. Я думала, так будет всегда: сцена, публика, аплодирующая стоя, море цветов, письма от поклонников, гастроли, пышные банкеты. Вы говорите, что боялись за свое лицо, я тоже боялась, только другого – забеременеть. Все думала, не сейчас, позже, я на пике. Судьба меня жестоко наказала за это. После аварии я долго оставалась прикованной к постели. Вам с мужем повезло – он действительно любит вас – а вот мне, увы, нет. Этот человек подал на развод, даже не попытавшись поверить в мое выздоровление. Меня спас мой доктор. Дважды. Первый раз на операционном столе, когда меня привезли, второй – заставив меня бороться. Это он поднял меня на ноги, он научил меня заново ходить. Мы поженились, когда я достаточно окрепла для того, чтобы дойти до алтаря. Многие считают, что он сделал предложение из жалости, и что я согласилась от безысходности. Пусть болтают. Это не так.
Они несколько минут помолчали, только улыбались друг другу.
– Лишь об одном я жалею, – продолжила рыжеволосая, – что не родила до этого.
– А что сейчас? – робко спросила шатенка.
– Надежда всегда есть, – отвечала та. – Мы будем пытаться. А если ничто не поможет, возьмем ребенка из приюта. Муж не против. Я, как только стала передвигаться уверенно, пошла добровольцем работать с сиротами. Делаю для них, что умею: ставлю спектакли, готовлю номера для праздников, рассказываю им о балете, композиторах, известных танцорах, вожу в театр.
– Вы просто невероятная умница, – шатенка взяла ее за руку и горячо сжала ее тонкие красивые пальцы. – Вы обязательно сможете иметь собственных детей. Вы заслужили эту награду.
– Я твердо верю в это, – рыжеволосая ответила на рукопожатие. – А что вы? Не думаете о ребенке?
Губы шатенки дрогнули, их уголки потянулись вверх, к скулам. Она дотронулась до живота.
– Пока еще не заметно, – отвечала она шепотом, – только-только первый месяц.
– О, как чудесно, – рыжеволосая сложила ладони лодочкой и прижала их к груди.
Она искренне радовалась за свою собеседницу. Она знала, что однажды сама сможет сказать то же самое кому-нибудь.
Они допили кофе. Доели пирог, странно соединивший их пути, такие похожие и такие разные. Они вышли из кофейни вместе. А когда прощались, обнялись, как давние подруги. «Все хорошо», – сказали они друг другу, а после разошлись в разные стороны. Они не обменялись номерами телефонов и не назвали своих имен. Они более никогда не виделись. Но жили, храня бережно в памяти эту встречу. Жили, зная, что не одиноки в своих тайных переживаниях. И когда одной из них становилось тяжело, она вспоминала прекрасный светлый лик другой и мысленно отправляла ей кусочек апельсинового пирога на блюдечке с голубыми цветами.
Моя последняя воля
Я стар и хвор. Я имею жалкий вид: ребра по бокам проступают, а шкура облезла. В моей спине не смолкает боль, а ноги ноют от сырости, в которой меня содержат.
Я зарабатываю тем, что катаю детей по аллеям парка. Вернее, зарабатывает мой хозяин. Старик жаден и жесток. Он зовет меня скотиной, лупит палкой и скверно кормит. Это он привез меня в город – за гроши выклянчил у фермера, на которого я работал всю жизнь. И тот отдал: ведь я стал бесполезен в хозяйстве. Была бы жива жена фермера, она бы никогда не допустила этого. Она была доброй. Иногда она приносила мне сахар – не все его едят, но я ем. А теперь, перепади мне такое лакомство, не знаю, смог бы я справиться с ним. У меня почти нет зубов – большая их часть раскрошилась. Старик водит меня на свалку, где я вынужден пастись. От тех отбросов, что я сумею отыскать, нестерпимо болят десны и крутит живот. Жизнь на ферме не была легкой: я работал по десять часов в день. Но там был свежий воздух и сочная трава – в городе я ничего подобного не встречал. Меня никто не обижал и не бранил, и за мной ухаживали. Старик же держит меня по ночам в подвале, в котором спит сам. Меня беспокоят крысы, и мучит сырость: она губит мои копыта. Старик моет меня лишь для того, чтобы плохой запах не вызывал отвращения у родителей, которые приводят своих детей покататься. Детям все равно, как ты пахнешь, но их родителям – нет.
Дети мне нравятся. Они добрые и счастливые. Даже при тех болях, что одолевают меня, их вес столь мал, что я почти не ощущаю его. Они радуются, когда я катаю их, прикасаются к моей шее своими маленькими теплыми руками. Я бы хотел издохнуть в один из таких моментов, неся на себе смеющегося ребенка. Но смерть все никак не явится мне – наверное, у нее есть дела поважнее. Я слышал о том, что хорошие люди, когда умирают, попадают в рай. Что это самое лучшее место на свете. Интересно, пускают ли туда ослов?
…Я часто думал о том, как славно было бы остаток своих дней провести на ферме. И только сегодня понял, отчего мне не было это позволено. Понял, для чего терпел гнет старика и подвальную сырость. Все это стоило перенести ради встречи с ней.
Она появилась, как радуга в ненастный день. Я часто видел такое за городом – и это очень красиво. Она шла по аллее, и мне казалось, что она не касается ногами земли. На ней было белое платье с большими красными цветами, темно-зеленый плащ на распашку и маленькие белые туфли совсем без каблучков. Она появилась в тот момент, когда старик бил меня. Мы шли к нашему обычному месту, но я устал и захотел передохнуть немного и остановился, а он хватил меня по крупу своей палкой, а после стал колотить не глядя. Она подбежала и закричала на него. У нее оказался сильный и красивый голос. Она очень рассердилась. Она сказала: «Как вы смеете так обращаться с невинным животным?! Посмотрите, до чего вы довели беднягу! Он болен и слаб!» А он ответил: «Моя скотина, захочу и вовсе убью! А ты у нас кто – эксперт по ослам?» «Я ветеринар, – ответила она, и было заметно, что она очень гордилась этим. – А еще я состою в обществе защиты животных. И если вы думаете, что ваши злодейства пройдут безнаказанно, вы сильно заблуждаетесь!» «А ты что же сделаешь? – ухмыльнулся старик. – Арестуешь меня?» Она раскрыла рот, чтобы ответить, и я понял: ей было, что сказать ему, но она сдержалась. «То-то же! – огрызнулся глупый старик. – А теперь ступай, куда шла, красота неземная, и не мешай работать». Он потащил меня вперед, но она окликнула: «Стой!» «Что еще?» – зло проворчал старик. «Вот тебе деньги, – она вынула из кармана горсть монет и положила их на лавку, рядом с которой мы остановились, – сиди тут и не беспокой нас пятнадцать минут». Старик быстро сгреб монеты и подсчитал их – там было более чем достаточно за прогулку с осликом. Он швырнул ей конец веревки, что обвивала мою шею, и мы пошли прочь от него. Когда он пропал из поля нашего зрения, она присела на скамейку, а мне велела стать перед ней. Первым делом, она ослабила узел, что сдавливал мне горло. Затем осмотрела мои зубы и копыта. Заглянула в глаза. Ощупала бока. Я был послушен и тих. Прикосновения ее рук выходили такими же нежными, как и у детей. Она покачала головой. «Ах, ты бедняга», – вздохнула она. Она немного помолчала, затем порылась в своей сумке и выудила оттуда три маленьких квадратных пакетика. Она сорвала упаковки одну за одной, и в ладони ее оказался… сахар. «Бери, милый», – она поднесла его к самым моим губам. Я не ел сахара с тех пор, как не стало жены фермера. Аккуратно, боясь испачкать ее, я принял угощение. Это оказался не такой сахар, который водился на ферме: тот был твердый, его приходилось раскалывать зубами, а этот сам таял на языке. «Этот негодяй за все ответит! – говорила она, пока я наслаждался забытым вкусом сладости. – Я действительно могу устроить так, чтобы его наказали. Я не стала ему говорить об этом, чтобы не спугнуть. Завтра я приведу сюда людей из общества. Мы отберем тебя у него! Я помещу тебя в наш питомник и там вылечу. А когда ты окрепнешь, я отвезу тебя за город – у моей тетки дом и большой кусок земли. Она любит животных. Будешь жить там хорошо и вольно. А я стану навещать тебя». Я не верил ушам своим. Она хотела помочь мне. За так. Без всякой выгоды для себя. Просто потому, что она была доброй. Мы еще немного посидели, пока не вышло наше время, а после она отвела меня к хозяину.
«Вот же чокнутая!» – хмыкнул старик, когда она ушла. Мне захотелось собрать остаток всех своих сил и лягнуть его, что есть мочи. Но я не стал этого делать. Она обещала придти за мной завтра. И до тех пор я буду терпеть и ждать.
Весь день я катал детишек и получал пинки. Вечером, на обратном пути, старик, как всегда, отвел меня на свалку. Я был так взволнован, что совсем не мог есть – только ночь отделяла меня от следующего дня. И ночь эта выдалась долгой. Снаружи громыхал гром. Улицу заливал дождь, и вода попадала в подвал сквозь решетку оконца. Крысы верещали. Старик ворчал и кутался в тряпье. Мои копыта пронзала острая боль, и все тело ломило. Но ни боль и ни гроза беспокоили меня, а нечто другое. Я чувствовал, как сердце мое замедляет свой ход. Я боялся того, что не смогу дожить до утра. Боялся более не увидеть ее. Боялся остаться здесь на съедение крысам. Я понимал, что так оно и произойдет, если я помру – старик бросит меня тут и пойдет искать себе другого работягу. И я озвучил мою последнюю волю: «Отдайте мое тело той девушке, она сумеет о нем позаботиться. Отдайте его, и я обрету покой».
А потом гром стих, и я заснул под шум дождя. Мне больше не было больно или холодно. Впервые я заснул крепко в этом подвале.
* * *
Утром она, как и обещала, вернулась в парк с друзьями из общества. Они не нашли там старика. Они прождали до вечера, но тот не появился. Они пришли на следующий день, но снова остались ни с чем. И только на третий день старик оказался на своем прежнем месте. Осла с ним не было. Вместо него старик привел мартышку, старую и больную, которую заставлял показывать трюки; когда она не слушалась, он бил ее. Прохожие кидали ему мелочь в шляпу. Она налетела на старика: «Ты подлец и мучитель! Не видишь, животное страдает от тебя! Отвечай, где осел?» «Подох!» – зло проорал старик. Некоторое время она молчала, вся сжавшись как пружина. Затем сделала над собой усилие и спросила каменным голосом: «Где тело?» «Осталось в подвале. Крысы, наверное, уже обглодали». «Ты даже не похоронил его!» – ее затрясло от ненависти к этому ужасному нелюдю. «Да эти твари бы мне не дали все равно! Окружили его, как коршуны! Я из-за этого и съехал оттуда!» – защищался старик. «Показывай, где подвал!» – она схватила его за плечо и встряхнула.
Когда они пришли на место, старик не поверил глазам. Крысы не тронули осла. Они так и сидели вокруг него и расступились, лишь подпуская к нему девушку. Она погладила его по морде.
В течение часа ребята из общества пригнали машину и достали деревянный ящик. Они поехали за город. Тетка девушки выслушала историю и без сомнений разрешила закопать тело на своей территории. Девушка положила на земляной холмик три кусочка сахара. Только теперь она позволила себе выплакаться.
Мартышку у старика отобрали и вылечили. Та прожила еще несколько лет.
* * *
Когда она разбудила меня, я очень удивился. Я не ожидал, что она придет сюда за мной. Она была одета так же, как и тогда в парке, но у нее отчего-то было лицо жены фермера. Она сказала мне ласково: «Вставай, милый, нам пора». Она вывела меня из подвала, и мы пошли не спеша, по самой середине дороги. Мы шли долго, и вокруг все было серо и тоскливо. А затем город вдруг остался позади, а нашему взору открылся вид на бескрайние зеленые луга и пестрые поля, и лазурное небо, рассеченное радугой. Я услышал пьянящий запах трав и ощутил свежесть воздуха. До моего уха донесся шум воды, будто где-то неподалеку протекала река. Я видел мирные стада овец и табуны лошадей, что паслись на раскинувшихся передо мною просторах. Я проникся покоем. Наверное, это и есть рай.
Как мы искали сокровища
Этим летом мы с мамой искали сокровища. Сначала нам пришло письмо о том, что у мамы умер папа. Мама сказала, что он был мой дедушка, и что мы поедем посмотреть, что он нам оставил. Я никогда не знала, что у меня есть дедушка, и мама сказала – это потому что она с ним сильно поссорилась, и он выгнал ее из дома. Я очень удивилась. Потому что нужно сделать что-то очень плохое, чтобы тебя выгнали. Однажды я написала на парте свое имя, и учительница поставила меня в угол. Она говорила, что я поступила очень плохо, и что за такое вообще выгоняют из школы. Я спросила у мамы, что она такого сделала, и она сказала, что все произошло, когда у нее в животе появилась я. Я спросила, разве это так плохо, что я там появилась, но мама ответила, что все мне объяснит, когда я еще немного подрасту. Она только рассказала, что ей было очень трудно одной и приходилось много работать, чтобы я родилась, и чтобы у меня все было. И еще она сказала, что пообещала не возвращаться домой никогда, даже если будет совсем тяжело. Но теперь она сделает это ради меня, потому что у меня есть не все, что нужно. А дедушка был богатый, и она примет то, что он оставил нам.
Когда мы приехали, я сказала: «Ух ты!», – потому что дом, в котором раньше жила мама, оказался очень большой и красивый. На крыльце нас ждал какой-то дяденька. Он впустил нас внутрь и сказал маме, что дедушка спрятал в доме сокровища и оставил нам записку с первой подсказкой о том, как их найти. Мне стало ужасно интересно! И, когда тот дяденька ушел, я спросила маму, правда ли, что дедушка спрятал сокровища. А мама сказала, что это такая игра, и что раньше они с дедушкой часто в нее играли. Он прятал какой-нибудь подарок и писал много разных записок с подсказками и их тоже прятал и только одну давал ей, чтобы она сумела отыскать вторую записку, а потом третью и так до конца, пока она не найдет подарок. Я сказала, что это просто отличная игра и спросила маму, будем ли мы играть в нее? Но было уже поздно, и мама сказала, что мы начнем утром, а когда найдем сокровища, заберем их и уедем из этого дома. Поэтому мы покушали и легли спать в маминой бывшей спальне. Мне очень понравилась эта спальня. Мама сказала, что там ничего не изменилось с тех пор, как дедушка выгнал ее.
Утром, сразу после завтрака, мы начали искать сокровища. Игра был интересная, но очень трудная! Я ничего не понимала. Но мама быстро разгадывала подсказки. В первой записке говорилось, что следующая подсказка у Маленького Принца, что он хорошо охраняет ее и запер на семь замков! Мама объяснила мне, что «Маленький принц» – это такая книжка. Она отвела меня в библиотеку и там, на полке большого шкафа, нашла эту книжку, а записка была спрятана на седьмой странице. Все другие подсказки были тоже как эта – загадочные и очень трудные. Третью записку мама нашла под цветочным горшком в оранжерее. Четвертая подсказка была под чехлом подушки. Пятая – под крышкой пианино, шестая – за дверкой больших напольных часов, а седьмая – в кабинете у дедушки, приклеенная под сидением кресла. В этой записке говорилось, что семья – самое большое сокровище на свете. Мама прочитала эту подсказку и стала думать. А потом она додумалась и сняла со стены их семейный портрет, а за ним оказался сейф! К нему была приклеена последняя записка с надписью: «А ключ – это ты». И тогда мама сказала кое-что смешное: «Мне что, пальцем его открывать, старый ты пройдоха?!» Я не знаю, что такое «пройдоха», но мне стало очень смешно. А потом я в первый раз сама разгадала подсказку! На столе у дедушки стояла мамина фотография, и я сказала: «Смотри, мамочка, может быть, ключ там?» Мама разобрала рамку и на самом деле нашла там ключ – между фотографией и картоном. И мама сказала мне: «Умница! Мамина дочка». Я очень обрадовалась. А потом мама открыла сейф.
* * *
Я зажмурилась, как делала это в детстве, чтобы растянуть сладостный момент ожидания. Что я надеялась увидеть там? Фамильные драгоценности? Ценные бумаги? Или просто наличные деньги? Что мне хотелось там увидеть? Я открыла глаза. В сейфе стояла картонная коробка. В ней были аккуратно сложены мои детские рисунки, самодельные открытки, поделки из бисера, маленький холщовый мешочек с прядью моих волос, моя волшебная палочка – карандаш, обмотанный лентами со звездой из фольги на конце, – альбом с моими фотографиями и прозрачная папка с вырезкой из газеты, в которой опубликовали мое фото после того, как я выиграла городской музыкальный конкурс. А еще я нашла среди прочего конверт с письмом, адресованным мне. Пока Малыш копалась в коробке, я читала.
* * *
«Дорогая доченька. Видит Бог, сколь сильно я раскаиваюсь, сколь ненавистен я сам себе. Я совершил роковую ошибку – и это только полбеды. Самый страшный мой грех в том, что я не нашел в себе силы исправить ее. В том, что не решился вымолить твое прощение и вернуть тебя домой. Гореть мне за это в аду, старому ослу.
Господь свидетель, сколь сильно я люблю тебя, милая моя! И всегда любил. Я хотел, чтобы ты была счастлива. И я это счастье задумал вот каким: чтобы ты ни в чем не знала нужды, чтобы у тебя было все только самое лучшее: еда ли, одежда ли, – чтобы ты с юных лет повидала мир, чтобы могла учиться любому делу, которое только выберешь, сколько бы не пришлось за это заплатить, а после – чтобы хорошо устроила свою семейную жизнь с самым достойным из мужчин. И уж конечно, никак не было в этих планах внебрачного ребенка. Все, что я наговорил тебе тогда, было пустым. И я на самом деле вовсе не считал, что ты не оправдала надежд матери, нет. Это я себя клял за то, что не оправдал ее надежд, что не сдержал обещания заботиться о тебе. Да только я тогда не понимал, что настоящая забота – поддержать тебя в самый трудный момент, помочь и простить. Легко любить благополучного ребенка, а каково полюбить бедового и принять его таким, каков он есть? Не каждый справится. Вот и я не смог. Мы с тобой тогда крепко повздорили. Ты была такая решительная и серьезная и хоть убей не соглашалась на мои условия. Вот я и взбеленился. Я решил преподать тебе урок и выгнал. Думал, поймешь, каково это быть взрослой, и через день вернешься, кинешься в ноги. Но ты не вернулась. Утерла нос старому идиоту.
Полгода назад я нанял частного сыщика, который разыскал тебя и разузнал все: чем ты жила все эти семь лет и как в одиночку растила девочку. Господь наказал меня за то, что я натворил, за то, что обрек тебя на такое тяжкое испытание. Он покарал меня страшной болезнью, и я умираю от нее. Но даже сейчас, на смертном одре, я так и не набрался смелости на встречу с тобой. Я просто не знаю, как посмотреть тебе в глаза, воротись ты домой.
И тогда задумал я составить это письмо и затеять нашу с тобой любимую игру. В последний раз, так сказать. Я не зря попрятал подсказки так, чтобы ты столкнулась с теми предметами, с которыми, надеюсь, все еще связаны твои воспоминания о нашей дружбе. Помнишь, как читали мы твоего любимого «Маленького принца»? Раз десять точно перечли! А как сажали семена в оранжерее, помнишь? И в том горшке все никак не вырастало ничего. И однажды ты расплакалась и несколько слезинок проронила в землю, а после чего выросла, наконец, розочка. Или тот чехол на подушке, что вышивала для меня ты ко дню рождения? Ну уж пианино ты свое точно помнишь. Как ты играла! Это у тебя от мамы. Быть может, твоя девочка переняла ваши способности? А напольные часы ты не позабыла? До семи лет все боялась, что оттуда выскочит часовой дракон. И мы сразились с ним однажды, помнишь? И, конечно же, кресло в кабинете. Под ним ты неизменно пряталась, когда хотела подшутить надо мной. А я все ходил вокруг него, искал: «Где моя деточка? Куда она подевалась?» А тебя это так забавляло, что смеха не могла сдержать. Ах, сколько прекрасного было у нас с тобой…
«Сокровища», что нашла ты – мне дороже всех денег на свете. А тебе и твоей девочке я оставляю все, что у меня есть. Вкладываю в конверт визитную карточку моего нотариуса – завещание у него. Ты можешь не прощать меня – я этого не заслужил, но умоляю, прими наследство – оно по праву твое. Живите в достатке. Дом можешь продать, если он тебе не в радость. Поступай так, как считаешь нужным.
Я горжусь тобой, моя милая. И мама бы гордилась. Если бы я только мог все вернуть назад».
* * *
Мама заплакала совсем как маленькая. Я очень испугалась, потому что никогда еще не видела, чтобы она плакала. Я ее обняла и сказала: «Мамочка, пожалуйста, не плачь! Ведь мы нашли сокровища!» А она только кивала головой и все равно плакала. А потом она сказала мне, что мы теперь будем жить в этом доме, и что теперь мы будем богатые, и я смогу учится играть на пианино. И еще она сказала, что мой дедушка – хороший. А я сказала: «Ты тоже очень хорошая, мамочка!» И она меня очень сильно обняла.
Совсем скоро мы стали жить здесь, и осенью я пошла в новую школу, которая тут рядом. Я немножко скучаю по своей лучшей подруге из старой школы, но мне здесь нравится. Моя учительница очень добрая. И она никогда не ставит меня в угол. И я больше не пишу на парте свое имя. А еще мы очень весело с мамой проведи мой день рождения. Мама спрятала для меня подарок и составила записки с подсказками, чтобы я сумела найти его. Совсем как в тот раз с сокровищами! Я искала долго, но нашла и очень обрадовалась, что сумела сама найти его. Мама сказала, что теперь мы на каждый праздник мы будем так играть.
Мама больше не грустит и не плачет, и это хорошо. Иногда мне снится дедушка. Мы с ним друзья в моих снах. У нас бывают разные приключения. А в конце, когда я почти проснулась, он всегда велит передавать привет маме и сказать ей, что он ее любит.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.