Текст книги "От укусов ос"

– Да. Сожгите их. Надо спасти их. Она ужасна! Она опасна, ты должен понимать это! К тебе! К тебе хочет!

– Хорошо, хорошо, Рина, – пришлось слегка повысить голос, отчего женщина забилась в угол палаты и начала царапать стены.

– Черт, Викки! – Ален всплеснул руками, тяжело вздыхая. – Я только привел ее в чувство. Доктор же сказал не раздражаться.

Да, моя оплошность. Я потупила глаза, пока он, держа руки перед собой, медленно двигался к больной.

– Прости, – уже тише и спокойней обратилась я. – Ты помнишь своих детей, Рина? У тебя сын и две дочери, помнишь их?

Она застыла и посмотрела на меня. Я ничего не могла понять по ее выражению лица, оно выражало безумие, не более. Ни с того ни с сего женщина рванула к окну и заколотила руками по решеткам, что были вставлены в раму.

– Я! Я! Жги! Жги! Деньги! Я! – кричала Рина. – Я! Нож! Нож! Нет, нет! Я! – тут она повернулась к нам, заметила Алена, вмиг утихла и облизала сухие губы. – Вернер. Подойди, Вернер.

Я пихнула друга к ней, мол, играй роль до конца, парень. Он осторожно подкрался и протянул ладонь, словно хотел что-то нащупать в воздухе.

– Вернер, ты не мог, – с надеждой прошептала Рина и снова вцепилась в его свитер. – Ты же не мог, я знаю.

– Не мог, – заверил Ален, а что ему еще оставалось? – Ты мне не скажешь, чего я не мог?

– Вернер, уезжай, они найдут тебя, – ее тон изменился, теперь она слезно умоляла. – Я прошу, уезжай.

– Рина, Вернер сделал что-то плохое? – успела вставить я в ее поток бреда.

Она быстро закивала, после чего резко притянула Алена к себе и впилась в губы.

У меня чуть глаза не выскочили из орбит! Вот это поворот. С другой стороны, я хотя бы поняла, почему Рина так беспокоилась за бывшего мужа своей сестры. Было бы славно успеть узнать, что он натворил. Я прокашлялась, и Ален мягко отстранил больную, старясь не потревожить дремавший вулкан. Если она раскричится, нас выгонят, а толку пока мало.

– Что же я сделал? – он старался говорить ласково, и выходило, честно говоря, неплохо.

– Нож, – выдавила женщина и заплакала. Ален прижал ее к себе. – Ты не мог.

– Вернер на кого-то напал, да? – предположила я.

Рина ничего не ответила, только сильнее зарыдала.

– Викки, давай заканчивай, мне уже страшно, – сквозь зубы произнес Ален.

– Когда Лима тебя навещала? – я дотронулась до нее, но это было ошибкой. Больная взвизгнула, отбежала в угол комнаты, села на корточки и начала биться головой о стену.

– Холод! Холод! Грязь! Я! Я! Желтый! Огонь! Вода! Я! Дуть! Дуть сильно! Я! Не бояться! Бояться! Нет! Нельзя! Сожги его! Сожги!

– Молодые люди, выходите, – строго потребовал голос где-то сзади, и, обернувшись, я увидела врача.

Ему не пришлось повторять, я пулей выскочила из палаты. Боже мой, как кружится все, везде и сразу. По дороге сюда я видела кулер. Надо срочно попить.

– Нет!!! – пронзительно завопила Рина. Она не отпускала Алена, и доктор жестом подозвал медсестер, что стояли неподалеку за стойкой. – Вернер! Нет!!! Вернер!

Я не вынесу этого. Зажав уши насколько возможно, я бегом пустилась по лестнице. Я никогда не видела такой безысходности. Никогда. Присела на первую попавшуюся лавочку и пристально наблюдала за снегом, что прилип к ботинкам.

– Ей вкололи снотворное, – Ален тронул меня за плечо, и я в ужасе отшатнулась. – Эй, тихо.

– Классно.

– Пойдем отсюда?

Я встала, но потом села обратно:

– Ален, ты меня подожди, пожалуйста, в машине.

– Почему?

– Я хочу посоветоваться с доктором насчет Марли.

– Не вмешивалась бы ты, Виктория, – да, полным именем ты меня называешь, когда не доволен.

– Поздно, Ален. Я вляпалась в это, когда Лима подошла ко мне в библиотеке, – грустно улыбнувшись, сказала я и направилась к кабинету.

Мужчина в идеально выглаженном халате сидел за столом и что-то набирал на клавиатуре.

– Прошу прощения, можно войти?

– Что вам нужно? Я вроде бы выполнил условия нашего договора, – он даже не взглянул на меня.

– Да, спасибо вам. Я… Ну… Я…

– Мисс, ближе к делу. Вас не должно быть здесь, в данный момент я очень рискую своей работой.

– Моя подруга страдает от сонных параличей и, подобных им, кошмаров, – четко и твердо пояснила я. Не надо со мной так грубо, меня это обижает, доктор. – Она не хочет лечиться, но это необходимо, поверьте. Ее сон вредит и мне, я не могу выспаться, пока за стенкой сдавленные крики и метания по комнате.

– Приводите на прием, – привычно бросил врач. – Посмотрим, оценим.

– Доктор, – с ноткой флирта протянула я и вложила в карман халата пару крупных купюр. – Давайте без лишних телодвижений, м? Выпишите рецептик на что-нибудь действующее.

Он бесстрастно вздохнул, поиграл желваками и достал бланк из рядом стоящего маленького шкафчика с кучей бумаг, разложенных по стопочкам.

– Что б вы знали, мисс, сонные параличи практически не изучены, соответственно, не понятно, как от них избавиться. Я выпишу сильное успокоительное, пусть пьет по одной таблетке на ночь. Поменьше волнений, нагрузки на мозг перед сном, должно помочь.

Я уже открыла рот для выражения благодарностей, но мужчина указал на дверь:

– Покиньте помещение, мисс.

– Сколько надо было заплатить, чтоб он был вежливым? – задала я вопрос Алену, когда автомобиль тронулся с места.

Он залился смехом:

– Наших годовых зарплат не хватило бы. Ну, что скажешь о Рине?

– Пф, – я откинулась на сиденье и уставилась в окно. – Что тут скажешь? Она дома.

– Мне показалось, что она застряла в том времени, когда случилось нечто плохое.

– Да, она все пытается спасти Вернера от чего-то или кого-то.

– Не будем забывать, что тут еще любовь замешана.

– Угу, – я задумчиво поглаживала пальцы и вспоминала ее, сколько в ней было горя, скрытого за пеленой сумасшествия. – Получается, муж Лимы совершил что-то противозаконное. Помнишь, Рина повторяла про нож.

Вдруг Ален дал по тормозам.

– Я все понял.

– Вы построили крепкую версию? – Дина включается в тему, даже подается немного вперед. Да, самое интересное – длинная развязка, которая берет свое начало еще с прошлого века.

– Да. Дело обстояло следующим образом: Лима и Вернер Беннетт, ее первый муж, развелись всего за месяц до гибели сенатора Бредли. У мадам был роман с политиком, Вернер зарезал его из-за ревности, а Рина под натиском романтических чувств уговорила его уехать.

– Вау! Вы прям Шерлоки! Думаю, правоохранительным органам понравится этот выпуск, – с гордостью говорит Дина Ро.

Я в неуверенности потираю шею.

– Тебе не терпелось поделиться догадкой с кем-нибудь по приезде домой?

– Дома мир рухнул. В очередной раз.

Марли сидела на ступенях лестницы, безучастно глядя на свои руки, сложенные замком. На мое приветствие она коротко кивнула, что меня удивило. Обычно сестра чуть ли не салюты собиралась пускать, когда здоровалась с нами. После смерти Хелен она немного приуныла, но не настолько, что б просто кивнуть. Я медленно подошла к ней, аккуратно ступая, боясь потревожить.

– Марли, ты как? Все в порядке?

Девушка никак не отреагировала. Я села рядом с ней, нет смысла сидеть молча, правда, если это единственное решение, то я просижу хоть до утра, не проронив ни слова. Прошло несколько минут, прежде чем Марли судорожно вздохнула, закрыла глаза и сказала:

– Тара выбросилась из окна.

– Первое, что ты сделала, когда узнала? – Дина расстроена. Ох, устраиваю ей тут эмоциональные качели.

– Выключила воду в ее ванной.

Глава XIV. Я всех их…

В комнату постучали.

– Да, войдите.

Мадам Лима как всегда грациозно зашла, держа в одной руке кисть, а в другой маленький флакон. Она села на краешек кровати и посмотрела на меня не то с презрением, не то с разочарованием.

– Я знаю, что ты была у нее.

Рука застыла на странице книги как раз в тот момент, когда я собиралась перевернуть ее.

– У кого? – спросила я как можно безразличнее.

– У моей сестры. Хорошо ли она себя чувствует?

– Я не понимаю, о ком вы.

Лима прикурила кисть:

– Наверно, мне померещилось. Прости, это все от стресса. Вот, – она поставила на прикроватную тумбочку бутылек. – Принимай перед сном. Нам сейчас всем нужно высыпаться.

– Непременно, – ответила я, но когда захлопнулась дверь, закинула флакон вглубь шкафа, надеясь, что он больше не попадется на глаза.

– Почему отказалась?

– Слишком много таблеток стало в моей жизни, – говорю я. – Хелен ушла из-за них, мадам достала лекарство для Марли, теперь еще и мне подсунула невесть что.

– Кстати, как Марли? Помогло ей?

– Лима отдала таблетки мне, сказала, давать только в крайних случаях. На тот вечер пузырек был полон.

– Как она переживала смерть Тары?

– После трагедии прошло несколько дней. Марли замкнулась в себе, ни с кем не говорила, из спальни почти не выходила. Самое страшное – она перестала дергать меня по ночам.

– Почему страшное? Ее кошмары могли пройти на фоне тех печальных событий.

– Ужасно признавать, что именно отсутствие кошмаров явилось побочным эффектом смерти Тары. Ни одна жизнь не стоила ее спокойного сна.

– Как ты себя чувствовала на тот момент?

– Я была разбита, сидела часами в гостиной на диванчике, где часто проводила время Тара. Я не могла взять в толк: зачем? Зачем она это сделала? Неужели не было другого выхода?

– Корила себя за случившееся?

– Естественно. Тара мне призналась в такой сокровенной вещи, может быть, она ждала поддержки именно от меня, а я отдала ее на попечение мадам.

– Мадам Лима отличилась поведением? Помимо того, что она предложила тебе лекарство, заметила ли ты еще какие-нибудь странности?

– Ох, – я на секунду задумалась над ответом. – Знаешь, тяжело определить хороший поступок или плохой, когда наблюдаемый не разделяет действия на адекватные и не очень. Она могла курить свою кисть сутки напролет, при этом строча статьи для серьезных издательств, могла сказать непристойные вещи на мероприятии, устраиваемым мэрией для богатых и успешных, а потом отчитывать других за то же самое. Примеров уйма, и попробуй, разбери – нормально это или нет.

– Я предположу, что такое поведение считалось одной из ее фишек.

– Февраль и март прошли относительно спокойно, – рассказываю я дальше. У меня не было сейчас желания обсуждать Лиму со всеми ее чудинками. До этого еще дойдем.– Апрель подготовил мне сюрприз.

– Какой? – вот он, живой интерес. Скорее всего, журналистка ждет еще одной неординарной истории о мадам, но нет, на первый план выйду я и не в роли обманутой девочки, а в роли психологического оружия в руках умелого кукловода.

– С первых дней жизни в особняке я пришла к выводу, что Марли – настоящий гений. Ей не в волонтеры, ей в детективы надо бы идти. Вместе мы бы быстро распутали этот клубок загадок, жаль, названная сестра свято верила в данное Лимой убежище. Пришлось играть против нее тоже, а вскоре получить мощную обратную связь.

В начале апреля ничего не предвещало ссоры между мной и Марли. Она существовала отдельно от всех, я старалась собрать себя заново. Я постоянно на работе или в комнате пряталась, прикрываясь либо чтением, либо нечастыми разговорами с Аленом. Джон и Барни не доставали меня, наша компания ушла на задний план.

Ален предлагал свою поддержку в виде встреч и прогулок после того, как узнал о Таре, но с моими отказами еле-еле свел всю настойчивость к коротким звонкам. Попутно я подмечала, что Марли слонялась без дела по дому, перестала ходить на волонтерские собрания, забросила заказы по шитью, краски, подаренные мной, высохли и потрескались, она их просто выбросила без единого слова или эмоции.

Как-то вечером я готовила пасту, потягивая вино прям из бутылки, не заботясь о мыслях, которые могли возникнуть у сожителей. Да, сожители – хорошее слово. Пить в особняке без повода, а таковыми являлись приемы, праздники или знакомства, было запрещено.

– Мадам не понравится, что ты употребляешь алкоголь, – сказала Марли, прокрадываясь на кухню, чем напугала.

– Я-то размечталась, что поем в гордом одиночестве, – усмехнулась и выпила еще чуть-чуть. Сестра вырвала бутылку из моих рук. Я уже собралась подать гневную речь, но Марли опередила меня. Она сделала большой глоток и подавилась:

– Полусладкое?

– Да, красное, как кровь, – непонятно почему засмеялась. – Я думала, ты не нарушаешь правила, чтишь порядок и закон клуба.

– Гадость какая, – девушка закашлялась. – Пусть сегодня будет исключение. Исключение подтверждает правило, вроде так говорят умники, да?

– Ты какая-то странная. Хорошо все? – я спросила из-за вежливости, и так ясно, что сейчас всем несладко.

– Моя сестра виновна в смерти других моих сестер. Чем не предпосылка напиться? – игнорируя мое удивленное лицо, Марли не сводила с меня глаз и пила без остановки.

Я силой отобрала у нее бутылку и поставила подальше.

– В чем твоя проблема? Объясни, будь добра, – сохраняя последнее спокойствие, сказала я.

– Ааа, – потянула Марли. Нет, нереально так быстро опьянеть. Прекрасно, значит, она уже готовенькая откуда-то пришла. – Из-за тебя умерла Хелен и… Аааа….И из-за тебя Тара вышла в окно.

– У меня с ноября желание выйти в окно, может, вместе рванем? – конечно, каламбур вообще не к месту, но как мне по-другому отвечать на эти глупые обвинения?

– Ты виновата! – повысила голос Марли.

– Иди, умойся, сестра, освежись, – я пока держала себя в руках и говорила ровно.

– Я вернусь, – пригрозила кошатница и, тихонько ковыляя, направилась в туалет для гостей: он ближе всего к кухне расположен.

Я фыркнула и полезла по полочкам искать макароны. Нет мне никакого дела до той чуши, что несет Марли.

– Ты должна пойти в полицию, – да она издевается! А сразу за решетку сесть, не? Не прокатит? Викки, поумерь свой пыл. Ты видела пьяных, ты знаешь, как вести себя с ними.

– Сядь, я тебе чай налью, – как можно мягче предложила я. Марли упала на стул, как безвольная кукла. Правильно, слушайся меня, и все будет хорошо.

– Я забыла телефон в комнате, подожди, пожалуйста.

Конечно, ничего я не забыла, не считая успокоительных. Аккуратно пронесла бутылек, хотя могла и не стараться: Марли смотрела в одну точку невидящим взглядом. Растворила одну таблетку в зеленом чае и поставила кружку перед сестрой.

– Пей, – Марли молча взяла чашку и одним залпом осушила. – Чудно, а теперь в кроватку.

На мое удивление, она послушно побрела в постель. Только зря я расслабилась, это была та самая невыносимая духота перед низко нависшей грозой.

– Как ты сказала Чарли?

– Да никак, – я развожу руками. – Кто-то обошел меня.

– Кто такой резвый?

– Я не узнавала. Какая разница, итог-то один.

– Ты поддерживаешь сейчас с ним связь?

– Нет, но я хотела бы общаться. На прощании с Тарой я подошла к мистеру Расу, он и Хелен приходил провожать, и спросила про Чарли. Бывший мэр сказал только, что Чарли больше не работает у них водителем. Он вообще сомневался, что парень задержался в городе. Телефон его был не доступен, адрес не известен. Потерялся человек, как и все мы тогда.

– Есть ощущение, не пойми меня не правильно, – сразу предупреждает Дина. – Что вся эта линия с Тарой… слитая.

– Что ты имеешь в виду?

– Смотри сама, у людей была любовь, были отношения, а потом раз, – она щелкнула пальцами. – И все кончилось. Тебе не кажется, что Тара с невероятной скоростью поменялась?

– Я понимаю, что со стороны это все выглядит несуразно, – ну, вот, я опять злюсь. Не рассуждай о том, о чем не ведаешь, Дина. – Мы с Тарой сошлись из-за одинакового мировоззрения. Мы обе настолько долго привыкали к людям, насколько быстро могли забыть о их существовании. Это вечный баланс моей жизни: я способна подарить человеку все, сделать ради него все, но если он вдруг ошибается, то я моментально сворачиваю лавочку и ухожу. В этом плане Тара была лучше: первый прокол она могла простить, на второй – закрыть глаза, на третий – уйти, но оставить дверь открытой. И только на последующие выходки она рубила все у самых корней без возврата. К чему я это веду? Дина, мы с тобой понятия не имеем, что творилось у них в сердце, душе и мозгах. Как показывает практика, эти три вещи далеко не у каждого живут в мире и согласии. Это для нас Тара резко изменилась, возможно, для нее самой это был трудный долгий тернистый путь, и, наверно, в какой-то момент она просто устала добираться до финиша.

Ро приняла поражение и перевела тему.

– Так что с Марли? Она вообще напивалась раньше?

– Нет, она былая ярой противницей алкоголя, для меня по сей день чистой воды удивление, что сестра нашла утешение в спиртных напитках.

– Ее обвинения были минутным помутнением рассудка?

– Нет. На следующий день произошел тот неприятный разговор, который разрушил нашу дружбу и сестринские узы.

Было пасмурно. Не то, что бы дело шло к дождю, но сильный завывающий ветер и блуждающие тучи не позволили выйти на улицу. Жаль, я хотела прогуляться до Гарса. Ален случайно, хотя, может, и нет, проговорился, что Гарс все знает про Тару. Ух, какая гневная тирада его ждала! Старый друг должен был думать, что я живу припеваючи, а не хожу периодически подруг хоронить.

Гордость не давала мне прийти к примирению. Ален истерически засмеялся в трубку, когда услышал эту фразу от меня. На мой логичный вопрос он ответил, что Гарс ему сказал то же самое. Пожалуй, это была моя первая настоящая улыбка с того дня, как Тары не стало. Теперь мне предельно ясно, почему мы с ним друзья. Я пообещала Алену, что все устрою, но, увы, погода приказала сидеть дома.

Я легла на диване, вполне считая данное занятие равноценной заменой готовке, уборке, глажке, стирке и другим. Я не просто валяюсь – я глубоко скорблю. Тоска моя близка к помешательству. Я серьезно настроена забрать это ложе с собой. В том, что, как минимум, нашему составу пришел конец, сомнений не было. Не представляю новый набор кошатниц. Не представляю. Газетчики заподозрили что-то неладное, случилось то, что и много лет назад: клуб попросту затравили. Да и к лучшему. Не хочу, что бы кто-то так спасал себя. Пусть идут к психологам, к друзьям, едут путешествовать, прыгают с парашютом, но не нужно смешивать свою трагедию с чужой. Да, переживать похожие трудности вместе легче – это основа всех анонимных кружков, но что в сухом остатке, если задуматься? Ты – один на один со своими ошибками, со своими проблемами, и только от тебя зависит, как все сложится. Звучит неподъемно и печально? Прибавьте к этому обязанность: держать удар за подобных тебе, и вы получите клуб кошатниц.

– Встань, – рявкает Марли, и я действительно подскакиваю, скорее от неожиданности. – Не смей там валяться.

– Похмелье не мучает? – вновь иду к ней с заботой, как с зажженной свечой, которую она тушит тут же.

– Помолчи. Говорить буду я.

Ее грубость ранит меня, но вопрос: осталось еще хоть одно живое место внутри? Пока я обдумываю, в каких уголках души нет зазубрин и царапин, Марли вальяжно устраивается в кресле, закидывает ногу на ногу.

– Есть основания полагать, что на тебе лежит ответственность за смерть девчонок.

– Что…

– Говорю я! – нет, нет, это не моя сестра сидит напротив. У этого существа всклокоченные волосы, расширенные зрачки, дерганые движения, я не вижу в ней и тени от той Марли, которую я люблю. В голове мелькнула мысль, что мне не помешал бы мой ножичек для вскрытия писем, но я выложила его сразу же, как мы вернулись с опознания тела Тары.

– Хорошо, – я встала у окна и сжала подоконник, хоть какая-то опора.

– Ты отравила Хелен!

И вот тут трудно уловить порядок моих мыслей и эмоций. Наверно, сначала пришло раздражение: как она смеет обвинять меня? На минуточку, Хелен умерла именно на моих руках! Ярость сменилась легким непониманием: почему, собственно, отравила? И наконец, ужасающая догадка поразила мой разум.

– Как давно ты знаешь, что ее отравили? Я показала вам результат из полиции, где с витаминами все в порядке. Больше мы этой темы не касались, – я сглотнула и быстро посмотрела по сторонам. Куда же бежать лучше: на кухню, где есть ножи, или в коридор, где и до входной двери рукой подать?

Марли пару минут собиралась, что сказать, а я старалась не сводить с нее глаз. Не прощу себе, если прощелкаю момент нападения на себя же. Теория, что Тара могла ей все рассказать о нашем с Аленом расследовании, даже рядом не стояла. Тара никогда бы не стала откровенничать с сестрой. Я-то знаю, как сильно натянуты были их отношения.

– Считаешь, ты одна такая умная? – Марли саркастично усмехнулась. – Я додумалась, что анализы ненастоящие. Конечно, ты же осталась в полиции, еще и нас попросила уйти, а зачем? Чтоб все обсудить с этим гаденышом Коуэлом! Я и мотив твой знаю!

– Удиви, – да, Викки, поддерживай разговор, но не налегай на резкость, тебе жизнь еще дорога.

– Зависть! Черная зависть! Хелен доверилась тебе, и ты выше всяких похвал исполняла роль любящей сестренки, – Марли говорила с издевательскими нотками. Ей категорически нельзя заливать в себя алкоголь. Как же он поменял ее сознание! – Ты, Викки, покрывала Хелен и с работой, и с парнем. Делала вид, что хочешь помочь, да? Поспорю на что угодно, ты была счастлива, когда у Хелен остановилось сердце! Ты специально развязала историю с таблетками, чтобы намекнуть нам на себя.

– Зачем мне сдаваться?

– Маньяки всегда хотят быть пойманными.

– Марли, одна жертва не делает из убийцы маньяка.

– Так и было, пока ты не выбросила Тару из окна!

Викки, Викки, держись! Не вздумай повышать голос, Виктория, не вздумай. Не провоцируй, ты же видишь, она не в себе.

– Я не могла этого сделать, потому что я хотела избавить ее от мыслей о самоубийстве.

– Да, да! – кошатница захлопала в ладоши, сквозь смех стали прорываться всхлипы. О, нет. Это истерика. – Мадам сказала, что дает задание Таре по твоей просьбе. Ты уговорила ее включить Тару в дела, а могла же не предлагать, правда? Ты подстроила все так для того, чтоб вторая смерть не случилась в клубе, это было бы подозрительно. Ты приехала на банкет, под каким-либо предлогом отвлекла Тару от гостей и вытолкнула из окна.

– Все звучит складно за единственным исключением.

– Каким?

– Меня не могло быть в ювелирной компании, я была на другом конце города в это время, – я все-таки позволила себе усмешку. Для мадам и девочек я уезжала к приятельнице помогать с обустройством зимнего сада. Для полной конспирации я выключила телефон, так что отследить меня было нереально.

– Ты же называла мне улицу, когда я спросила, где живет твоя «подружка», – Марли сузила глаза. Назвала я первое, что в голову пришло. Я не думала, что попаду под ее тщательную проверку. – Я обошла все дома по этой улице. Знаешь что? Никто из жильцов не знаком с Викторией Муэро.

Несмотря на всю безумность ситуации, я выражаю истинное уважение к ней, как к сыщику. Сестра по несчастью, так сказать, я ведь тоже занялась этим не из-за хорошей жизни. Обойти все дома! Сколько ж нужно терпения, чтобы сотни раз задавать одни и те же вопросы. Ладно, достаем главный аргумент, поглядим, как Марли вывернется.

– Почему ты обвиняешь меня? У Тары и Хелен было огромнейшее окружение, мы не какие-то серые мышки, нас добрая половина города знает.

Она медленно растягивала губы, пока не получилась зловещая улыбка. Все, я пропала, у нее есть готовый ответ.

– Мне понравилось, как ты однажды сказала: «Давайте будем рассматривать ее как кошатницу, не думаю, что ее убрали, потому что она чья-то дочка, девушка, работница». Ты была права, при таком ракурсе круг подозреваемых сужается до предела.

Я прыснула, сжала зубы изо всех сил, но не сдержалась и разразилась таким диким хохотом, что на секунду смогла напугать Марли. Все, ребят, занавес. Я попалась в ловушку из своих же слов. И что обидно, сестра так четко расставила все по полочкам, как бы мне в себе не усомниться, вот смеху-то будет.

– Ты действительно думаешь, что я убийца? – какой нелепый вопрос. Да ладно, Викки, ты же у нас вечно на позитиве, ты же из всего извлекаешь опыт. Вот тебе опыт: почувствуй себя на месте Тары, когда ты считала ее виновной. Марли даже человечнее меня, она хотя бы сразу поговорила об этом.

– Нет прямых доказательств, кроме показаний людей с Солано Авеню. Правда, я не имею полномочий полицейского, потому все ответы не что иное, как обычный социальный опрос, – Марли вдруг зачесалась, поджала губы и пробежалась глазами по залу. – Слушай, а что за таблетки ты мне дала? Меня теперь травишь?

Недоверие сказалось больнее всего. Я же от всего сердца желала оказать тебе помощь, Марли!

– Поднимись ко мне, пузырек в столе. Делай с ним, что хочешь.

– А ты?

Я повела плечом и упустила ее из виду. По щекам потекли слезы. Вот они, непрошеные гости! По звуку шагов я поняла, что Марли поднялась по лестнице. Только тогда я отпустила подоконник: пальцы страшно заныли и покраснели. Я вытерла лицо о кофту и вернулась на диван.

– Какая жизнь началась после ссоры с Марли? – Дина бросает взгляд на часы. Потерпи чуть-чуть, до конца пара слов.

– Она была как пережеванная жвачка. Это был набор повседневных действий, двигались на рефлексах и привычках. С позволения мадам я переехала в гостевую комнату. Лима предлагала занять одну из спален девочек, но я бы не смогла сомкнуть глаз. Каждый раз, проходя мимо комнаты Тары, я слышала звук текущей воды из крана. Мерещилось, конечно, но сводило с ума знатно.

– Не пугай наших зрителей, – журналистка округляет глаза, очевидно, ставит себя на мое место.

– Это всего лишь рассказ, – мягко улыбаюсь я. – Как история ночью у костра в детском лагере. Я предпринимаю слабые попытки напугать, прекрасно понимая, что никто не переживет это, как я. Ну, продолжим. Я стала жить в гостевой, Марли осталась одна на втором этаже. Похоже, она решилась на лекарство, принимала таблетки, что не могло не радовать. Я часто видела бутылек в ее руках по вечерам, в глубине души радуясь, что привила ей мысль о лечении.

– Твой голос совсем не веселый, – говорит Дина.

– Разве можно с восторгом говорить о больном человеке? – я изгибаю бровь. Девушка поспешила выразить отрицание. Делиться истинной причиной моей грусти опасно для свободы. Я могу ее лишиться. Перед интервью мы с Аленом обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что настоящая история о таблетках Марли, которая раздулась до огромной сложно разрешимой проблемы, останется между нами.

– Как ты объяснила мадам свое желание сменить обстановку?

– Лима ходила сама не своя в последнее время. Я даже не договорила до конца просьбу, как она согласилась.

– Вы все еще оставались кошатницами?

– Как раз из-за перемены мадам, опять же мы не знаем какой, поэтому сложно оценивать ее поступки, жизнь клуба быстро пошла ко дну. Марли забила на график полностью, я пыталась что-то предпринять, сама ездила куда-то, где-то светилась. Продержалась неделю и то, благодаря Джону. Он был со стороны газеты, я со стороны клуба, так мы вдвоем посетили несколько встреч, и я сдалась. Не из-за усталости, просто вся моя деятельность была не нужна. Мы жили втроем, но дом был пуст. Каждый в своем углу вел свою историю.

– Ты сказала про изменения в поведении мадам, а в чем они выражались?

– Она стала плохо есть, пропустила пару субботних прогулок, была неразговорчива, выглядела подавленной. Я заметила, что Лима практически не отнимала рук от кольца на шее. Для себя я решила, что апрель как-то по-особенному связан с Вернером Беннеттом. Может быть, они познакомились в этом месяце или же наоборот – сильно поругались. Эта мысль меня успокоила, и я перестала обращать внимание на мадам. У меня оставалась неразрешенная задачка, я со всем рвением приступила к исполнению.

– Что за задачка?

– Она касалась человека, который заслужил моих извинений.

Солнышко предвещало нечто хорошее. Оно заливало светом мою новую опочивальню. Вид из окна был не такой привлекательный, как в прошлой спальне, но здесь не выглядывало осиное гнездо из угла, что радовало меня куда больше окружающей картинки.

«Выбегай», – черкнул мне Ален. Я улыбнулась и последний раз перед выходом глянула в зеркало.

– О, чуть не забыла, – недовольно прошептала и потянулась за резной шкатулкой, что подарил Чарли. Достала из нее сверкающую осу на цепочке. Я старалась надевать ее, когда виделась с ним. Он возомнил, будто я ношу подвеску и днем, и ночью. Ха, наивный. Я только ради него это делаю. Мне необязательно быть увешанной подарками, чтобы дорожить ими. Например, я могла бы так и не надеть цепочку за всю жизнь, но если бы с ней что-то случилось, я бы никогда себе не простила. Минута мучений и все, красотка. Дал же всевышний пальцы, неприспособленные к застежкам украшений.

– Привет!

– Привет! – мы чмокаем друг друга в щечку. Это стало вроде как доброй традицией. – Ален, они точно приедут?

– Ты совсем чат не читаешь?

– Да я не успела, вы, как обычно, набросали тысячу сообщений, попробуй, найди среди них нужные.

– Ну, не ворчи, – он погладил меня по спине и помог сесть в машину.

Джон и Барни обещали приехать, поддержать меня и познакомиться с Гарсом. Да, а желанием знакомить его с девчонками я не горела. О чем-то это да говорит.

– Как дома?

– Дома? Не в курсе, я родителям не звонила около месяца, – будничным тоном ответила я, пытаясь в то же время отыскать ключи в сумке. Нет, я ж помню, я точно бросила их сюда!

– Я про другой дом, – тонко намекнул Ален.

– Другого у меня нет, родной, – заверила я и радостно потрясла ключиками перед его носом. – Нашла!

– Так все плохо? – расстроенно спросил он.

– Хуже не бывало, – призналась я, тяжело вздыхая. – Мы уже чужие люди друг для друга. Живем по инерции.

– Как же ваша вера в сестринство, в семью? – друг включил поворотник и закрутил головой. – Лима не хочет сплотить тебя и Марли? Вас осталось двое – негусто. Если она думает, что как-нибудь само рассосется, то зря надеется.

– Нет больше семьи, Ален, – я говорила без капли сожаления. – Я размышляла над этим на досуге. Знаешь, у меня не будет больше таких семей. Вот есть у меня мама с папой – это моя семья. Выйду замуж, заведу детей – тоже моя семья будет, а все остальные пусть идут мимо.

– Ты не представляешь, как я рад слышать это от тебя, – парень ухмыльнулся. – Правда, слегка обидно за нас с Джоном, Барни и Гарсом. Может быть, мы будем твоими братьями? – он ехидно подмигнул.

– Ты меня невнимательно слушал, друг мой, больше никаких фальшивок. Вы мне близкие друзья, не более и не менее.

– А я? Я же не просто близкий, я – твой самый лучший друг!

Я взъерошила ему волосы и нарочито поругалась:

– Ты же знаешь, у меня была лучшая подруга. Чем это кончилось? Вот именно. Не нужны мне лучшие друзья. Странная роль, не находишь? Лучший друг – он лучше кого? Себя? Меня? Остальных? Какое право мы имеем так возвеличивать одних и принижать других? Поэтому вы для меня одинаково близки, и все, закончим на этом.

– Ладно, ладно, – сдался Ален. – Что будешь делать с ролью кошатницы?