Текст книги "От укусов ос"

– Прощаться. Джон предложил пожить у него, пока я квартиру не найду. Барни тоже предлагал, но менять один клуб на другой такое себе решение.

– А я? – в голосе читалась обида. – Я давно говорил, живи у меня.

Мы подъехали к вагончику Гарса. Машина остановилась, но никто из нас не спешил выходить. Я улыбнулась и поцеловала Алена куда-то между щекой и ухом.

– Я боюсь, что ты не сдержишься, я слишком очаровательна.

Друг поднимает руки, принимая поражение. Мальчики еще в дороге, но это неплохо, я хотя бы речь подготовлю. На улице много людей, почти все стоят в очереди за вкусным кофе Гарса. На долю секунды ловлю на себе прямой взгляд женщины, но стоило мне моргнуть, как она исчезла. Она незнакома мне, но довольно необычно, что среди множества выбрала меня. Викки, это даже не паранойя, это уже мания величия! Списываю произошедшее на случайность и заново прогоняю слова для своего старика.

Джон и Барни находят нас сидящими на лавке в десяти метрах от коробки. Мы поочередно обнимаемся и здороваемся.

– Н-н-надеюсь, т-т-твой друг-г уг-угостит н-нас б-бул-лочками, – мечтательно сказал Джон. Мы глянули на него, и он испустил тихий смешок. – А ч-что? У м-м-меня об-обед, а я т-тут, н-надо же с пол-пользой про-про-вести его.

– И я бесконечно тебе благодарна за то, что ты тут, Джон, – я взяла его под руку и кивнула на вагончик. – Что ж, удачи мне, вперед!

Гарс не ожидал целой оравы на его кухне. В принципе, это все, что конкретно комментирует ситуацию, остальное – эмоции. Вся моя речь перешла в редкие звуки и вздохи, как только я встретилась с его глазами. Он выронил щипцы и не знал, куда деть руки.

– Викки, – еле слышно шепнул старик с потрясением.

Да к черту все эти извинения, наши глаза сказали все, что не выразить словами. Я чуть не расплакалась, ведь лишь увидев его, до меня дошло, как сильно я скучала. Это чувство ничем не измерить.

– Ох, какая драма! – Ален сделал вид, что утирает слезы, пока мы с Гарсом утопали в объятиях друг друга. Не отпуская его, я вытянула ногу назад, старясь носком достать Алена. Со стороны это выглядело комично, потому вагончик задрожал от громкого смеха Барни, Джон держался до последнего, но потом прыснул и втянул голову в шею, словно стыдясь. – Викки, прошу прощения, но где некий текст, которым ты меня пытала вчера? Не подумай, Гарс, что я ее как-то заставляю, просто там был очень занятный абзац о том, какой я подлец и как порчу ей жизнь. Хотел послушать при зрителях!

Я все-таки добралась до него и слегка побила по рукам. Если бы не Гарс с предложением выпить чаю, то Алену пришлось бы туго.

– Смотри, Викки, специально для тебя и твоих друзей я сегодня остаюсь без выручки. Цени!

Я чмокнула его в дряхлую провисшую щеку. Забытая мысль, когда-то бередившая мне душу, забила молотком в зоне затылка.

– Как твое здоровье, Гарс? – скрыть беспокойство в голосе не получилось.

Мужчина сдвинул брови к переносице и свел губы в тонкую линию.

– Наливай чай гостям, – бросил он и занялся последними клиентами. Гарс, как многие пожилые люди, на дух не переносил разговоры о болячках. Ему казалось, что подобные вопросы его оскорбляют, и вообще, не надо жалости, он еще молодой и так далее.

Джон вызвался помочь. Мы поставили маленький раскладной столик за коробкой, а Барни и Ален позаимствовали стулья в той конторе, о вкусах которой давным-давно мне говорил Гарс. Импровизированный пикник вскоре дополнился заварным чайником, стаканчиками и выпечкой.

Знакомство мальчиков с моим стариком прошло как нельзя лучше. Я даже не ожидала, что у них найдется столько общих тем. В голове отмечаю этот день таким же судьбоносным, как сочельник. Рождество подарило мне крутую компанию верных друзей, а сегодня она расширилась, объединяясь с другим поколением. Конечно же, наше примирение с Гарсом стоит выше всего.

Перед отбытием в свой мрачный холодный дом я пообещала чаще забегать и звонить. Гарс признался, что без моих надуманных проблем, идей и вездесущей взбалмошности его жизнь значительно обеднела на события. Прежде чем сесть в машину к Алену, еще раз обняла этого вечно молодого юнца и пометила в голове пунктик: каждый день приходить к нему за булочками и делиться абсолютно любой мелочью.

– Ты выглядишь довольной, – сказал Ален, отъезжая от вагончика. Он посигналил на прощание, и Гарс отсалютовал нам с доброй улыбкой.

– Я рада, что все разрешилось, – согласилась я. – Давай поедем до особняка в тишине? Хочу предаться пережитым чувствам, находясь в гармонии.

– Давай, – он кивнул на осу. – Тебе так идет эта подвеска!

Я усмехнулась:

– Ты каждый раз говоришь мне об этом.

– И не устану повторять, – Ален широко заулыбался и чересчур внимательно уставился на дорогу. – Все, я молчу, рефлексируй.

Уже издалека завидев клуб, я скрючилась от внезапной боли где-то в районе солнечного сплетения. Я не хочу там быть. На глаза навернулись слезы, дыхание участилось. Это так в жизни происходят нервные срывы? Я думала, они куда театральнее и живее. Я вцепилась в сиденье и зажмурилась.

– Викки? – Ален ткнул пальцем в мою ладонь. – Все в порядке?

Нет, мне очень плохо, только знать каждому не нужно. Как я могу жить счастливо в доме, где витают души двух умерших сестер? Я чувствую их, когда смотрю на их кружки на кухонной полке; на счета за воду, где показатели уменьшились в разы. Чувствую, когда пью чай с вишней и шоколадом, когда вижу вазу для цветов, я даже прохожу мимо их комнат на цыпочках. В моем поведении не было ничего мистического, я просто-напросто страшно тосковала по Хелен и Таре. Меня тянуло к их вещам, но я боялась их, кроме дивана, пожалуй, он реально очень удобный.

– Да голова что-то заболела, – отмахнулась я и открыла дверцу. – Спасибо, что помог.

– Всегда к твоим услугам!

Я снимала плащ, когда телефон завибрировал. Барни скинул в чат фотки с чаепития. Какие мы тут забавные! Гарс похож здесь на многодетного отца: замученный и радостный одновременно, а мы как примерные детишки. Кажется, я знаю, чем заменю стоящий в рамке снимок, где мы с кошатницами и мадам стоим на фоне небоскреба. Это была первая совместная фотография. Что ж, в жизни грядут перемены, не надо пасовать перед ними. Завтра же распечатаю бродяг с Гарсом и вставлю.

– Чего сияешь? – возникнувшая в коридоре Марли не отличилась вежливостью.

С того дня, как выяснили отношения, мы перебрасывались парой фраз за сутки. В основном, это были грубые неуместные замечания, и уж лучше бы мы совсем не общались, чем так.

Я с деланным равнодушием глянула на нее, потом кинула верхнюю одежду на крючок и хотела идти к себе, но Марли добавила немного громче:

– Мадам ждет нас на кухне.

Я прошла в заданном направлении. За столом сидела Лима с кистью. С ней-то что творится? Глаза округлились, руки дрожали, бледная вся и очень расстроенная. Делает затяжку за затяжкой.

– Дорогие мои, прошу вас присесть, – она сомкнула пальцы в замок. Мы с Марли переглянулись и ожидаемо разместились по разным сторонам стола. – Я не буду спрашивать, что между вами произошло. Думаю, вы уже взрослые девочки, какие-то проблемы можете решить самостоятельно.

О, нет, Лима, не можем. Обвинения в убийстве – это не цветочки нюхать, тут все серьезно. Я посмотрела на Марли: сидит, сгорбившись, грызет кожу на больших пальцах, нервно трясет ногой, зрачки затмили радужку. Мне одной кажется, что после того, как она начала пить таблетки, ее состояние не то, что бы стало хуже, но точно изменилось? Жаль, посоветоваться теперь не с кем – мадам только что заявила, что отходит от дел, ведь единственная ее обязанность заключалась в разрешении конфликтов между подопечными и сплочении коллектива. Я думала, Марли заноет, заставит Лиму перемениться, но нет, она пристально изучала трещинки на столе.

– Хорошо, что вы ничего не говорите, – мадам с облегчением выдохнула. – Девочки мои, вас осталось всего двое, и я хочу, что бы вы нашли силу и поддержку друг в друге, – она отложила кисточку, потянулась вперед и взяла каждую из нас за руку. – Я боюсь, что встретила призрака из прошлого. Я думала, что никогда больше его не увижу и не услышу, а он вдруг появился. Мне кажется, этот человек заметил меня и скоро придет сюда с разборками. Поверьте, нам есть, о чем поговорить. Вот только наша встреча будет как долгая ядерная зима – выживут не все.

– Вам помочь? – я сжала в ответ ее тонкие ухоженные пальцы. Что бы ни случилось, всегда нужно оставаться человеком. Тоже один из жизненных уроков Гарса.

– Береги Марли, душа моя, – попросила мадам. – Я горда тем, что из малышки с разбитым сердцем я воспитала стойкую ко всем трудностям девушку. Она смотрит только вперед и всегда выходит победительницей. Тебе я доверю жизнь последней кошатницы.

– Вы больше не приведете новых сестер?

– Нет, Виктория, – Лима обращалась с невероятной нежностью, что сердце плавилось. – Однажды я дала обещание своей мадам и выполнила его. Я привела клуб к успеху, к общественному, к финансовому и другим. Ни один из клубов города не может похвастаться таким же количеством связей, упоминанием в СМИ, наград, заслуг и прочего.

– Ведете к тому, что я отныне не просто Викки, а мадам Виктория? – эмоции затмили разум. Они переполняли меня, и я не знала, как правильно реагировать. Нас осталось двое: сколько здесь живет Марли, а сколько я? Не логичнее ли передать бразды правления старожилу? В голове пронеслись слова Тары о моих лидерских способностях, коими не обладает Марли, но есть одна основательная причина выбрать ее. Я не хочу. Я не хочу здесь находиться, я не хочу заниматься клубом, не хочу брать ответственность за других девчонок. Мне тяжело быть в этом доме. Мне несказанно трудно носить звание кошатницы сейчас, когда Тара и Хелен мертвы. А если что-то произойдет с Марли? Я ж не переживу.

– Ты все верно поняла, дорогая, – подтвердила Лима, и мое немного растаявшее сердце разбилось о суровую реальность. Неужели тридцать лет назад мадам точно также получила корыто вместо классного дома с его позитивными обитателями?

Хозяйка что-то сказала про прогулку, но я не слушала ее. Я – мадам. От понимания я дергаюсь, как от удара током. Пытаюсь найти ту самую поддержку в Марли, но она заинтересовалась бумажными салфетками. Сестра рвала их на маленькие кусочки, потом принюхивалась к ним и хихикала. Да уж, ей явно было не до моих душевных терзаний.

– Так передо мной сидит мадам, – лицо Дины вытягивается, она глядит на меня с каким-то другим уважением.

– Если честно, новое звание ничего не изменило, – отмечаю я. – Следующий день принес мне большое горе. Это событие поставило точку в жизни клуба кошатниц.

Вечером я шла с работы и по договору с собой же заскочила к Гарсу, перехватить пару булочек с корицей и поделиться шокирующей новостью. Да, удивление до сих пор не отпускало меня. Отрицание сменилось сразу на торг, обошлось без гнева, слава богу. Сидя за компьютером в офисе, я думала не о расчетах эффективности, а о том, что я могу дать клубу, будучи мадам. Сама для себя решила: если плюсов больше, то останусь в новой роли и попробую. В итоге, список моих возможностей кончился на полезных знакомствах, куда входил Джон, как свой журналист; Барни, как представитель конкурентов, и мистер Рас – просто как бывший мэр. Да, почти год пробыла в клубе, и ничего не вынесла из этого, кроме банальных выводов, о которых любой ребенок знает.

– Добрый вечер! – я ворвалась в вагончик и с ходу выложила все, что наболело.

Гарс за слушанием моего рассказа обслужил десяток людей, протер руки о фартук и закрыл окно выдачи. Рабочий день кончился.

– У тебя выражение лица, словно ты не рад, – с грустью заключила я после окончания истории.

– Тебе не кажется все это странным? Эта женщина определенно боится кого-то, а ты, вместо того, что б выяснить, почему и зачем, восторгаешься статусом хозяйки, – пристыдил друг. – Парни-то в курсе?

– Нет, ты первый, кому я говорю, – в голосе прорывалась обида. – Боится – ее дело. Благо, Лима взрослее и умнее нас с Марли, она справится с любой проблемой.

– Мне кажется, мадам твоя беду почувствовала, – не унимался он. – Спасает свою шкуру, а на тебя всех собак спустят.

Гарс протянул бумажный пакет с выпечкой. Я поглядела то на него, то на булочки, потом вырвала из рук угощение:

– А мне кажется, Лима всего лишь устала нести это ношу. Передала ее девочке с более крепкими плечами. Ну, Гарс, какая беда? Кому сдалась обычная тетка со сдвигом на брошенках? Ничего не случится, я тебе обещаю.

Я попрощалась и не спеша двинулась домой. Ух, ты! Это что ж получается, я займу комнату Лимы? Нехило. Наберу первых девчонок, и тоже буду пугать тем, что ко мне нельзя стучаться и входить. Настроение: улыбаться, как Гринч.

Я привычно бросила плащ к остальным курточкам и хотела отнести булочки на кухню. По пути телефон издал звук уведомления. Джон приглашал нас всех в ресторан, ему вроде как дали повышение на работе. Да ладно! Вот это связь, вот такие совпадения мне по нраву. Где-то в глубине души я знала, что никуда мне не деться от нового титула. Осталось уговорить мозги и сердце, они давно не были заодно.

Печатая ответ, я вошла на кухню. Положила выпечку на стол и оторвала глаза от экрана, чтобы поставить чайник.

– А! – крик вырвался непроизвольно. Я прикрыла рот рукой.

На барной стойке стояла развороченная аптечка. Таблетки, шприцы, бинты, бутыльки – все разбросано вокруг коробки с красным крестом. Я осторожно обошла стол и увидела лежавшие на полу тела. Меня вмиг вырвало, прямо рядом с ними. Я схватила полотенце с ручки духовки и вытерла губы. Горло саднило, в глазах уже накопились слезы. Я отвернулась, прикрыла веки, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, затем повернулась обратно.

Лима и Марли находились недалеко друг от друга. Их разделяла стойка, такое чувство, что они сидели напротив, что-то искали в аптечке, а потом разом свалились с концами. Я заметила, как Лима держала в руках пустую пластинку. Я обратилась к ее лицу и зря, меня опять вывернуло: закатившиеся глаза, синие губы, пена изо рта. То, что мадам мертва, не было никаких сомнений, но что с Марли?

Мне пришлось перевернуть ее, она лежала на боку. Выглядела как обычный спящий человек. Проскочила саркастичная мысль, что кто-то принимает руками новую жизнь, а я принимаю смерть. Я опять посмотрела на Лиму: рвота попала на ее пальто и платье. Почему она в пальто на кухне? Не важно, придется отстирать, а то неловко как-то.

– Ахаха, неловко, – вот что значит разум вне закона и вне границ. Эти люди мертвы, Викки! Им не нужны чистые вещи, если только в гроб. Опять сарказм.

Вдруг Марли захрипела. Я так испугалась, что отпрыгнула от нее, а потом разрыдалась. Она жива.

– Боже мой, – прошептала я и трясущимися пальцами попыталась набрать скорую.

– Не знаю, как телефон провернул этот фокус, но вместо скорой помощи приехал Ален. Он вбежал в дом, плюнув на все нормы этикета, увидел меня в углу зареванную в содроганиях. Вызвал и полицейских, и врачей. Я, если честно, не помню этого. Ален мне рассказал потом.

– Какой кошмар, – Дина Ро выкатывает глаза от услышанного. – Я поражаюсь, как ты вынесла всю эту историю без последствий?

– Ну, почему же без последствий, – я скрещиваю руки на груди. – Меня буквально отвели за ручку к психологу. Им оказался приятель Барни, так что обо мне договорились, за меня все решили в очередной раз. Знаешь, я вот сейчас вспоминаю, как ты спросила, почему я не обратилась к психологу, когда произошла неприятная ситуация с молодым человеком. Я хочу сказать, что я совершила ошибку, когда между помощью специалиста и клубом кошатниц, я выбрала клуб. Девчонки, не поступайте так со своей жизнью, решайте проблемы нормальными разумными способами и не питайте себя иллюзиями, что все само как-нибудь рассосется. Нет, – я отрицательно качаю головой. – В один прекрасный момент все обернется для вас наихудшим образом. Уже будет не до вопросов: «А если бы вот так, а если бы вот это?». Какие-то вещи нельзя будет переиграть, переосмыслить, переозвучить, переделать. Никогда не живите между «бы» и «пере». Это не жизнь – это игра, где ты всегда остаешься в проигрыше.

Глава XV. Комната Лимы

Особняк в одну секунду стал объектом пристального внимания. Соседи, журналисты, полицейские, доктора, еще море каких-то незнакомцев. После того, как все они ушли, Ален сказал:

– Хорошо, что тебе было все равно. Выдержать их всех сразу – не дано никому.

До того, как дом опустел, произошло много важного.

Ален вызвал врачей и полицию. Понятия не имею, как о смерти мадам Лимы пронюхали репортеры, но они появлялись один за другим. Вспышки от фотоаппаратов, красные мигающие кнопки на камерах, завывающая сирена служебных машин, куча постороннего шума – все это крайне выводило меня из себя. Я села на ступеньке лестницы в гостиной и обессиленно уронила голову на колени. Никто не подумал меня трогать, хотя, скорее всего, это заслуга друга.

Звук очередного подъезжающего автомобиля заставил на секунду оторвать глаза от созерцания половицы. Правда, в окно, вид из которого был довольно-таки удобным для обзора с моего пристанища, я не посмотрела. В этот момент два санитара тащили через зал носилки. Из-под белой простыни торчала рука. Она повисла и безжизненно болталась в такт движениям людей в медицинской форме. Это Лима. Господи.

Я сжалась в комок и вновь уставилась на ступень. Когда я свернула не туда в своей жизни? Когда встретила мадам в библиотеке? Так могла проигнорировать. Когда пришла на вечер знакомств? Так могла и не приходить! Викки, ты каждый день могла уйти. Что произошло такого, из-за чего ты не придумала ничего лучше, кроме как остаться? На память ничего не приходит. Почему? Почему ты тянула с уходом? Ты же давно приняла решение, Виктория! Все слезы кончились, а мне очень хотелось плакать. И жалела я не умершую женщину и не пострадавшую сестру. Я жалела себя. Да, я обещала себе быть сильной, разбитые зеркала тому свидетели, но черт! Признавать факт, что ты не справляешься, потому что переоцениваешь возможности, больно. С другой стороны, почему я должна винить себя? Я не представляю даже, что тут случилось. Да. Не буду рвать душу. Я не собиралась спасать их. Уж я-то пыталась заниматься благотворительностью, и что? Тара покончила с собой, Чарли уехал. Да и с чего мне их оберегать? Марли сама отвернулась от меня, а я в закрытые двери не стучусь. Лима тоже. Я только сейчас понимаю, какой скрытной она была. И как я должна была догадаться, что нужна моя помощь? Из-за вчерашнего разговора? Я и осознать до конца не успела, как свалилась новая куча проблем.

Я глубоко дышу ртом. Мои плечи слишком активно поднимаются и опускаются. Нет, Викки, никуда тебе не деться с подводной лодки. Я теперь мадам. Жизнь Марли полностью на мне. Нравится – не нравится, а ответственность брать придется. Это по-другому ощущается, не как сестра за сестру, это нечто большее. Я усмехаюсь мыслям. Стыдно признавать, но всем было б лучше, останься клуб без единой участницы.

Ален бегал по дому как угорелый. Пока он шел от коридора до кухни и обратно, мог ответить на тысячу вопросов от всех присутствующих. Ну, как мог, ему приходилось. Я вообще была не в состоянии делать что-либо. Единственный человек, который поднял меня с места, был мистер Рас. Это его машина прикатила к дому. Он долго говорил с врачами, осматривал место преступления, если его можно так назвать. После мэр поманил меня пальцем и знаком предложил выйти на улицу. Да, ему я могу открыться. Кто, как не он, уже бывал в ситуации, когда смерть человека и кошатницы связались между собой.

– Дело – дрянь, – заключил мистер Рас. Он задумчиво глядел на ель, которую я успела изучить до каждой хвоинки, сидя на подоконнике. – Расскажи, как все было.

Я медленно поведала о том, как нашла их. Мужчина где-то кивал, где-то поджимал губы. Я села на лавку и ждала вывода. В голове вихрем пронесся день, когда мы в первый раз принимали мэра и его жену. На этой скамье сидела Лима и заплетала волосы Марли, они все слушали смешную историю. Я часто задышала и попыталась сглотнуть, но рот высох напрочь, а пить я боялась. Не хотела, что б меня вывернуло при куче людей.

– Послушай, есть версия, что Лима покончила с собой, – тихо произнес мэр, сев рядом. – Вроде как передозировка лекарствами. У вас это что – семейное?

– Почему? – осторожно спросила я. Кто-кто, а мэр просто не может знать о результатах расследования смерти Хелен.

– У Марли тоже своего рода отравление, – мистер Рас замялся, но под моим прямым взглядом сдался. – Конечно, анализов еще нет, но врач более чем уверен, что дело в запрещенных веществах.

– Что?! – вырвалось у меня, и мэр пугливо оглянулся. Я поняла, что нужно говорить тише. – Да она примерная девушка, она даже пить не умеет.

– В кармане джинсов нашли пузырек с таблетками, он отправлен на экспертизу.

– Уверена, там ничего не найдут.

– Почему?

Я пожала плечами, не вдаваясь в подробности. Тут либо говори про Хелен, либо про взятку врачу за рецепт. Что так, что так себя подставлю.

– Тебе ничего не показалось подозрительным? Может быть, в последнее время они вели себя странно? – мэр говорил как Гарс. О, господи, мне еще с ним объясняться.

Я закрыла глаза и еще раз подробно прокрутила два дня, так поменявшие мою жизнь. Лима, которая встретила человека из прошлого, передала мне власть. Марли, ловящая сомнительное удовольствие от обычных салфеток. Хм, а правда, если задуматься, у Марли появились причуды, как только она начала пить лекарство. Ладно, Викки, дождемся результатов. Теперь я даже не знаю, хочу ли я правдивый анализ или нет? Что же странного? Что странного было? Если только…

– Мадам была в уличной одежде.

– И что? – мистер Рас не улавливал мысль.

– Понимаете, она никогда бы не зашла на кухню в пальто и платье на выход. Мадам и нас ругала за это, приучила снимать куртки в коридоре, потом идти переодеваться, только потом на кухню. Она считала, что в обитель пищи вместе с верхней одеждой можно занести какую-нибудь заразу.

– На аргумент для полиции это не потянет, – мужчина устало вздохнул. – Привычки не поддаются законным основаниям. Тогда поступим так: ты ни с кем не говори о произошедшем. Ни с полицией, ни с репортерами, ни с друзьями, ни с родителями, ни с кем, ясно? Когда я получу результаты вскрытия, я тебе скажу.

Я быстро закивала, а потом меня осенило, что Марли жива, и с ней что-то происходило сейчас.

– А Марли? Она…

– Она в больнице, – отрезал мистер Рас. – Пока все. Иди в дом.

Я почти вышла из сада, как мэр крикнул:

– Подожди!

Я повернулась, он подозвал меня жестом. Я вам что, собачка?!

– У меня есть кое-что для тебя, – он достал маленькую коробочку из внутреннего кармана. – Лима звонила мне на днях и советовалась насчет тебя. Спрашивала, смогу ли я тебе помогать в управлении клубом так же, как ей.

– А вы что?

– А что я? Я свой вердикт вынес еще в первый прием. Ты очень похожа на Лиму. Мне жаль, что трагедия омрачила твой переход из кошатницы в мадам. И все же речь не об этом, – мистер Рас отдал мне коробочку. – Видишь ли, за столько лет мы научились понимать друг друга без лишних слов. Говорим одно – подразумеваем другое. Своим звонком она хотела сказать, что б я передал тебе эту вещицу. Открой.

В коробочке на бархатной подстилке лежал ключ.

– Это ключ от комнаты мадам, то есть уже от твоей, – продолжил он. – Ключик принадлежал еще мадам Лидии.

– Почему мадам не отдала мне свой?

– Вопрос разумный, но ответа я не знаю. Подозреваю только, что она хотела отдать, но потом, когда переедет, это ж все не быстро делается.

– Думаете, она предчувствовала что-то плохое?

– Да, думаю, да.

Мистер Рас поспешно уехал. Разъехались и все остальные. Дело было уже глубокой ночью, Алена даже не пришлось упрашивать остаться, он никуда и не собирался. Я показала ему ключ.

– Может быть, с утра? Сейчас мы оба уставшие, вымотанные. Давай поспим, – сказал Ален.

– Только не бросай меня одну в комнате. Займем диван в зале?

Друг согласился и уснул сразу же, как только удобно расположился. Мы спали в обнимку на узком диванчике, и на утро все тело ныло от лишнего напряжения.

– Что ты надеялась увидеть за той дверью?

– Честно? Ответы на все свои вопросы.

– Давай ты, – говорит мне Ален, отдавая ключ. – Ты как-никак хозяйка.

– Не при таких обстоятельствах я бы хотела стать главной, – тихо отвечаю я, сглотнув последнее во рту. Понимаю, что горло совершенно сухое, но ни вода, ни пища не лезут. Перед глазами все еще стоит картина: врачи, полиция, носилки, на них тело, посиневшая рука, болтающаяся в воздухе. Я вставляю ключ в скважину и прокручиваю, раздается противный щелчок, который заставляет меня вздрогнуть.

– Как-то прохладно в доме, – Алену не нужно знать истинную причину моего состояния, он и так переживает за меня больше, чем может себе позволить.

– Предлагаю найти здесь что-нибудь интересное и перейти в гостиную, – он оказывается очень близко, а его рука слегка касается моего бедра. – Я растоплю камин, налью нам чай, хорошо?

Я киваю. Дверь со скрипом открывается, в нос ударяет резкий запах дорогих духов. Я рефлекторно начинаю искать источник и через пару мгновений замечаю несколько разных флакончиков на роскошном туалетном столике из мрамора. Ален свистит, смотрит на лисью накидку, небрежно свисающую с дверцы резного шифоньера:

– А неплохо она устроилась. Слушай, Викки, если выставить ее комнату со всем содержимым на продажу, то у нас есть шанс стать миллионерами.

Я с укором гляжу на него, получив ехидную улыбку в ответ. «Этот мужчина неисправим, везде найдет способ заработать», – думаю я и вспоминаю былые времена. Ален часто придумывал целые бизнес-идеи из ничего, заставляя меня хохотать в голос от несуразности выдумок. Хорошее было время. Воспоминания уводят меня от боли, но стоит мне коснуться вещей мадам, как реальность дает мне пощечину. Книга Лимы, которую я беру со стола, падает из рук. Я лихорадочно читаю название лежащего на полу произведения: «Искусство средневековой Африки», успев смутно представить такое творчество перед тем, как услышать от Алена:

– Аккуратней, девочка, не стоит громить комнату. Я, конечно, понимаю, что тебя переполняет ненависть к дому, мой совет: побереги силы. Вот отыщем что-нибудь, додумаем мотивы, и тогда – сколько душе угодно.

Ничего не остается, как начать обыск. Мы поднимаем и перекладываем одну вещь за другой, будто они сверхценные и до невозможного ветхие. Я открываю левую дверцу шкафа. Ничего. Одни платья и коробки для шляп. У правой защелка с внутренней стороны. Нащупываю ее и наугад дергаю.

– Ау!

– Что?!

– Нет, нет, не страшно. Я поцарапалась просто.

С силой дергаю за ручку, и дверца поддается.

– Ален…

Не смотрю на него, но чувствую, как он подходит сзади и с хрипом выдыхает.

Из шифоньера на меня глядит мое пальто нежно-голубого цвета. Оно изрезано на мелкие лоскуты. Я провожу рукой по местам разрезов и всхлипываю. Мое пальто. Я так любила его.

– Я и забыла, что из химчистки его забрал человек по фамилии Джимс. Зря я накричала на Марли.

Напарник обнимает меня одной рукой и не отводит глаз от испорченной вещи:

– Зачем она его порезала?

Тишина служит скорее новым вопросом, чем очевидным ответом. Ален понимает это и оставляет меня один на один с пальто. Я не выдерживаю вида своей одежды. Мне кажется, будто израненный человек пристально вглядывается и спрашивает: «Почему ты обо мне забыла? Почему я здесь? Мне тут плохо и неуютно, знаешь ли». Медленно закрываю шкаф и в мечтах представляю, как выкидываю его вместе со всеми вещами.

Через час поисков друг плюхается на кровать:

– Я не могу искать то, чего мы не знаем! Если так прикинуть, можно брать любой предмет и такое про него придумывать, что Лима, по итогу, выйдет убийцей, которая сжила со свету миллионы людей.

– Не обязательно ее в чем-то обвинять. Я просто пытаюсь разобраться. Зачем запрещать нам заходить в комнату, в которой нет ничего криминального? Что она могла тут прятать? – бросаю взгляд на шифоньер. – Хотя пальто уже намекает, что с Лимой не все в порядке. Все же это ничего не доказывает. Я понимаю, что ты злишься, но я чувствую, что мы рядом, и…

Мою мотивационную речь прерывает звонок. Мистер Рас обрушивается на меня с такой злостью. Я даже не ожидала, что человек может так сердиться. Все внимательно выслушав и поддакивая время от времени, я убираю телефон, упираю руки в бока и тяжело вздыхаю.

– Что там?

– В крови Марли нашли наркотик.

Ален в ужасе.

– Вот эта мужененавистница может накачать себя не пойми чем? Да я не верю!

– Я тоже, – я приседаю на корточки. – Тот пузырек, что был с ней. Там какое-то синтетическое вещество, вызывающее привыкание. И я в этом виновата.

– Почему ты?

– Я купила ей это лекарство.

Ален подскакивает и ходит по спальне, теребя и почесывая волосы.

– Да ну, нет! Бред какой-то! Не могли ж тебе продать это в аптеке.

– Нет, конечно, – ответ на все происходящее со мной и девочками уже вертится на языке. – Это сделала Лима.

Мне кажется, что неподъемный груз ложится на плечи. На хрупкие плечики слабой девочки, которая должна как-то выкручиваться. Ловлю себя на том, что слишком много жалости испытываю. Она никак не помогает мне, сюда бы холодный рассудок, но голова кипит, вот-вот пар пойдет из ушей.

– Как поняла?

– Дома нас трое: я не могла подменить, Марли тем более.

– Это так же шатко, как и теория, что Тара убила Хелен, – бросает Ален и садится на стул. Он методично обшаривает стол уже в пятый раз.

Что мне делать? Я вытягиваюсь на полу и тру глаза. Какая теперь разница, кто кого подставил, ничего не изменить. А вот что делать с этим – вопрос открытый. Марли грозит зависимость, приплюсуем параличи и получим еще одного психа в семье. Я ощущаю слезы, стекающие куда-то к ушным раковинам, и поворачиваю голову набок, чтобы Ален не заметил. Я не имею права плакать сейчас. Потом, когда все разрешится. Правда, не покидало чувство, что история с кошатницами будет тянуться шлейфом больных воспоминаний через всю оставшуюся жизнь. Что ж, придется удалять слезные железы, иначе не продержусь так долго. Часто моргаю, стараясь думать не о несчастной своей судьбе, а о том, что вижу, слышу и могу потрогать. Марли научила. Говорила, что поможет при панических атаках. И, кажется, сработало, конечно, не так, как хотелось бы.

– Вот оно.

– О, что вы нашли?! – Да! Дина, да! Ура! Ты дождалась.

– Это был небольшой деревянный ящик. Он стоял под кроватью. Самый обычный с одной лишь особенностью.

– Тут нужен код. Двадцать первый век на дворе, она могла сдать все на хранение в какую-нибудь ячейку: банк или вокзал. Ну, никак не ящичек под кроватью с кодовым замком. Как это глупо! – друг в сердцах пинает найденный сундучок.