Текст книги "Простое Прошедшее"

***

Я встал с лавки и отправился домой. Я был в полной гармонии с самим собой. И не хватало только одного. Одри. За последние полгода я видел её от силы раз пять: Брэдли по-прежнему скрывал её от нас, и я ужасно злился на него из-за этого. Я строил планы, рассматривал все возможности встречи с ней, я постоянно думал об этом. Я не собирался обретать спокойствие, пока не получил бы, чего хотел. Я не сошёл с ума. Я видел, как она смотрит на меня в наши редкие встречи. Я замечал нежные повороты её головы и смущённые подмигивания. И я верил, что она ищет малейшую возможность увидеть меня. Я понимал: если она станет моей, я потеряю всё остальное – друзей, статус, скорее всего, свои деньги. Будет ли она по-прежнему ценна, когда, наконец, станет моей? Будет ли в ней хоть какой-то смысл, когда Дон каждый день не будет махать мне рукой со своего балкона? Будет ли в ней хоть что-то необычное, когда она перестанет быть девушкой моего друга? Я думал обо всём этом слишком много. Я становился неадекватным. Меня пора было лечить. Я помешался, и все мои размышления приводили меня к одному заключению: не отступать.

***

Последний раз я видел Одри на прошлой неделе. Мы с Доном летали в Лондон на день рождения Parsons&Riley. В банкетном зале офисного здания был накрыт стол на шесть сотен человек: сотрудников, партнёров, акционеров. Компании исполнялось двадцать пять лет. Именно столько лет назад Джонатан Парсонс приехал покорять английскую столицу. Кстати, у Джонатана – а как же иначе? – тоже, как и у Питера, есть жена. Добился всего он в одиночку, но как только его богатство и величие достигли предела, обзавёлся молодой женой. Не думайте, что рядом с ним глупая крашеная курица. Нет. С ним непростая девушка – Ева Роджерс, дочь не менее преуспевающего магната, человека, которого знает вся Англия, и по совместительству неплохого друга самого Джонатана. Возраст его жены ровно в два раза меньше его собственного, а также равен возрасту его компании. Воспитанная в условиях аристократии, Ева не была типичной недалёкой выпускницей одного из престижных вузов, в которые родители отправляют детей, чтобы рассказать об этом в обществе и оттянуть безработные времена своих дочерей, что обычно тратятся на поиски мужа. Ева была строгой карьеристкой и могла заткнуть за пояс многих политиков, если они ввязывались в разговор с ней. Она носила дорогие классические костюмы и платья-футляры, но даже в них выглядела привлекательно, поэтому мужчинам было сложно устоять перед ней. Однако ни один её ровесник не был достоин её: живой ум столь прекрасной особы заставлял их трепетать от собственной неполноценности. Поэтому выбор этой замечательной юной леди пал непосредственно на отца Брэдли, взрослого и опытного мужчину, чьи уверенность в себе, хорошо подвешенный язык и безупречный внешний вид не давали в себе усомниться. Их браку шёл пятый год, и, несмотря на более солидный возраст жён друзей Джонатана, Ева отлично ладила со всеми ними. Тем не менее, лучшей подругой Евы была Одри.

Надо же, моя любовь не была ангелом с небес, изредка спускающимся на Землю, чтобы подразнить меня! Она была настоящим человеком, и у неё были друзья. Я смотрел, как она мило смеялась около фонтана с шампанским. Её улыбку я чувствовал даже стоя к ней спиной. Она – само превосходство: платье нежного персикового цвета, прямые локоны мягко украшают изгибы её шеи и плеч, бриллиантовое ожерелье идеально сочетается с оттенком её кожи. Я сразу представил, как Брэд застёгивает этот подарок на её шее, пока она придерживает свои волосы, сидя за столом шикарного французского ресторана.

Я видел Одри на парковке, на улице, в машине, в толпе людей. Лишь один раз – на вечеринке в Барселоне – мне удалось пообщаться с ней один на один. И только в моих мечтах она путешествовала вместе со мной, и мы всегда были вдвоём. Я думал об этом, и мне, словно гром среди ясного неба, пришла в голову идея. Не было времени думать о деталях, и я решил сделать своему другу предложение, от которого ему сложно будет отказаться. Я помчался через весь зал в поисках Брэда, отвлёк его от разговора с каким-то чиновником и отозвал поговорить в комнату с бильярдом.

– Послушай, Брэд. Как я мог забыть сообщить тебе! У меня скоро день рождения, ты, наверное, помнишь…

– Я помню, я конечно помню.

– Я уже как-то рассказывал о своей идее по поводу празднования.

– А вот этого не помню.

– Ты никогда меня не слушаешь, – плавно махнув кистью и улыбнувшись во весь рот, ведь я хороший актёр, воскликнул я. – Уже целый месяц я планирую этот день и хочу, чтобы всё прошло идеально.

– Мы едем в Вегас? – бешено заржал Брэд.

– Не хочу тебя расстраивать, но всё совсем иначе. Я устраиваю спокойную семейную поездку на те выходные, что через две недели.

– Семейную? Странно слышать от тебя такое.

– Понимаешь, я кое с кем встречаюсь…

– Что? Давно? Почему я только сейчас слышу об этом?

– Я не хотел афишировать… Мало ли, вдруг бы у нас не срослось. Сейчас я вроде как уверен, что хочу продолжения, поэтому на данном этапе хочу отпраздновать именно так.

– И что в программе?

– Я арендовал небольшой дом на Сейшелах. Днём будем лежать на пляже, пить коктейли, а вечером сидеть у камина. И так с пятницы до воскресенья.

– Это кто же: я, ты, твоя дама и Дон?

– Нет, почему? Ты возьмёшь с собой Одри. Я же сказал, что это семейная поездка.

Лицо Бреда побелело, и он растерянно оглядел комнату. Что бы это могло значить?

– Одри? Но она не сможет. Нет, точно не сможет.

– Что ты такое говоришь! Она у тебя, кажется, никогда не может. Ты никогда не берёшь её с собой, мы совсем её не знаем, – говорил я, употребляя как можно больше местоимений множественного числа, дабы в очередной раз не вызвать подозрений. – У твоего лучшего друга праздник. Разве ты хочешь меня расстроить?

– Разве это обязательно? Пойми, она действительно очень занята именно в те выходные.

– Что ж, тогда едем через три недели!

– Но через три недели она тоже не сможет, точнее… Да, через три недели не смогу я! – тяжело дыша, добавил он с видом человека, выбравшегося из ловушки.

– И что же, не отменишь все свои дела, чтобы быть с другом в его день рождения? – не успокаивался я.

– Но пойми же, Джеймс, – умоляюще пищал Брэд, по-прежнему избегая моего взгляда, – пойми меня: я не могу её заставить, она работает в выходные, и я не могу заставить её отказаться от того, что ей важно. Думаешь, раз мы вместе, она должна всегда под меня подстраиваться? У неё должно быть свободное от меня время, свои дела…

– О чём ты говоришь? У неё, кажется, всё время свободно от тебя. Я уверен, что она будет рада моему приглашению и с удовольствием оставит дела ради тебя и твоих друзей, – уже чуть не кричал я.

Он, кажется, понял, что деваться некуда, но на последнем издыхании выдвинул против меня свой последний аргумент:

– А почему Дон, например, может приехать один? И зачем ты вообще устраиваешь такую поездку, если знаешь, что один из твоих друзей свободен и ему будет неуютно в компании двух пар?

Я понимал, что пути назад нет, и за одной моей ложью последовала другая:

– У Дона тоже есть девушка! – выпалил я, будто это было самой настоящей правдой, ещё и состроил такое добродушное выражение лица, будто я, как никто другой, счастлив за своего друга Дона, потому что у него наконец-то появилась дама сердца.

– Да что ты говоришь! Почему я опять узнаю всё самым последним?

– Дон – человек скрытный. Нам ли с тобой это не знать? Мы договорились?

– Ладно, ладно… Я спрошу у Одри, скорее всего она сможет поменять свои планы…

– И помни: отказа я не приму! – удовлетворённо подмигнул я своему другу, и мы пожали друг другу руки.

Вылетев из бильярдной, Брэд быстрым шагом проследовал к Одри, сначала словно хотел одёрнуть её, потом опомнился, сбавил шаг, нежно положил руку ей на талию и медленно повёл её в сторону выхода. Я глазами проследил за ними до самого выхода из зала, решил, что раз уж я пошёл на такую авантюру, то можно увлечься своей затеей и лично пригласить Одри на день своего рождения. Подождав минут семь, а я подсчитал, что этого достаточно, чтобы он успел рассказать ей о поездке, я распахнул дверь и, словно умственно отсталый, играючи, продвинулся в их сторону.

– Ну что, Одри? Едешь с нами на Сейшелы?

Она выглядела расстроенной. Повернулась. Глаза у неё были мокрыми. Она улыбнулась своей сказочной улыбкой.

– Конечно, Джеймс. Я рада (Она, как и я, была отличной актрисой.) приглашению.

– И с работой всё хорошо?

– Брэдли всё перепутал: в выходные через две недели я абсолютно свободна.

Я не поверил, что она плакала, убедил себя, что ей просто в глаз что-то попало или что-нибудь вроде этого. Я тогда даже не стал думать об этом. Я был слишком счастлив, что мой план удался.

Когда эмоции поутихли, я вспомнил, что нужно немедленно воплощать свои слова в жизнь. Во-первых, мне нужно купить всем билеты до острова. Нет, мне нужно впечатлить Одри: арендую самолёт. Нужно снять дом: что-нибудь новенькое, с шикарным ремонтом. Во-вторых – ввести Дона в курс дела. В-третьих – найти себе и ему по девушке. Я понятия не имел, что делать с третьим пунктом. Я, естественно, не собирался говорить Дону о своих чувствах к Одри. Эта информация была для меня одного, и я никого не собирался в это посвящать. Когда планируешь что-то грандиозное, не нужно об этом никому говорить, а то ничего не выйдет. У меня так случалось постоянно, и я научился молчать. Поэтому третий пункт моего плана включал в себя выдумку ещё одной невероятной небылицы для Дона.

У меня были две недели на организацию. Всё, что касалось поездки, я свалил на плечи туристического агентства: попросил всё сделать на самом высоком уровне и заплатил за работу втридорога. Сам же стал думать, что делать с Доном и девушками.

Было крайне сложно на этом сосредоточиться. Ночами я почти не спал, думал только об Одри. Представлял, как скажу ей всё прямо за столом, когда мы вшестером будем ужинать. Или на пляже, когда мы оба заплывём подальше. Или подложу ей в чемодан записку. Я даже пил успокоительное перед сном, лишь бы перестать волноваться. Или уходил спать в другую комнату, беря с собой только подушку. Думал, смена привычной обстановки поможет быстрее заснуть. Я боялся, что ничего не выйдет, что мне не хватит смелости провернуть такую аферу в свой собственный день рождения и ничего не изменить. Как только представлял, что после этой поездки всё останется так, как есть, сразу земля уходила из-под ног. При таком раскладе придётся окончательно в себе разочароваться. Я не унывал. Как бы меня ни трясло от страха, я заставлял себя верить в лучшее. Я просыпался с улыбкой, пел в душе, наплясывал и корчился перед зеркалом. Никогда ещё я не был так воодушевлён.

В который раз Вселенная подала мне знак, и апогеем моих мечтаний стал отвлёкший меня телефонный звонок: я услышал голос, который никогда больше не хотел слышать. Рита. Снова она. Появляется и одёргивает меня, рушит все мои планы. Ей обязательно нужно влезть в каждый период моей жизни. Отметилась везде: и в Барбате, и в Барселоне. Теперь приехала в Париж. Последнее впечатление о ней было приятным до тех пор, пока она не испортила всё своим фирменным постельным финалом. Нет чтобы сохранить хоть какую-то тайну! Прошло некоторое время, и при нынешней встрече будет заново строить из себя недотрогу. Но я-то знаю, чем всё закончится. Она всегда сдаётся, причём по собственной воле. Она сама с собой играет в игру и верит, что я тоже в неё играю. Представляю, как она с гордостью рассказывает новым подругам о своём бывшем Джеймсе, который недавно разбогател, и у неё с ним «очень неоднозначные отношения». Потом она ехидно улыбается и ждёт, как все восхитятся её потрясающей и перспективной жизненной ситуацией.

Мы проговорили не больше минуты, успел только сказать ей свой адрес. Через час она уже была у меня.

– Джеймс, мой дорогой друг. Надеюсь, я не застала тебя врасплох.

– Нисколько, на сегодня у меня как раз не было планов. Какими судьбами?

– Я ушла с работы. Давно готовилась к этому. Решила попутешествовать.

– И куда поедешь дальше?

– Я ещё не решила. Сюда-то приехала спонтанно. Зашла в здание аэропорта, просмотрела ближайшие вылеты, смотрю: через два часа Париж. Вспомнила, что здесь мне как раз есть где остановиться.

– Я очень рад тебя видеть. Ты голодна? Можешь посмотреть что-нибудь в холодильнике. Скоро съездим в город. Мне пока нужно в душ и сделать пару звонков.

Поднимаясь вверх по лестнице, я даже закатил глаза. Хотя почему бы и нет? Девушка – отличный нейтрализатор. Вечером я так от неё устану, что сразу усну. Пусть останется здесь до самого моего отъезда, иначе я сойду с ума. Блеск в её глазах говорит о том, что поездка в Париж – это хорошо спланированный ход. Ей в голову опять взбрело меня заполучить. Когда она только успела из милой плачущей девушки, с которой я встречался в школе, превратиться в наглую бабищу, открывшей на меня самую настоящую охоту? О чём она вообще думала, покупая билет? А если бы я жил с девушкой? Пришлось бы говорить, что Рита – моя дальняя родственница из Барбате. Я настолько предсказуем, что всем и так понятно, что я живу один? Или Рита навела справки? Теперь я на собственной шкуре понял, что такое быть помешанным на ком-то, так что не удивлюсь, если моя бывшая девушка тщательно спланировала свой приезд. А что если мои попытки заполучить Одри так же никчёмны, как попытки Риты заполучить меня? Опять эти мысли. Никуда от них не денешься. Все дороги сознания ведут к одному единственному ядру моего головного мозга – к Одри. Самым страшным было понимать, что это, видимо, надолго. Пора было привыкать к хроническому состоянию этой тягостной любви.

До башни – кто бы сомневался, что Рита захочет именно к башне! – ехать около часа. Придётся либо включить громко музыку, либо вести оживлённую беседу.

– Ну что, Джеймс. Рассказывай. Где же дама сердца?

– Я ещё даже не думал об этом.

– Я так и остаюсь единственной женщиной в твоей жизни.

– Получается, что так, – потешил я её самолюбие.

– Всё было так хорошо. Следовало лишь пережить несколько лет разлуки, но твоё неумение ждать всегда тебя подводило. Кто знает, может быть, сейчас мы были бы вместе, и отношения наши не были бы опорочены разлукой, а наоборот, верность на расстоянии сблизила бы нас. А сейчас, несмотря на то, как хорошо я тебя знаю, передо мной сидит совершенно чужой человек. Я знаю о твоей привычке поправлять волосы нелепым движением руки и знаю, какие шутки ты никогда не перестанешь повторять, но я не знаю, какой цвет сейчас преобладает в твоём гардеробе и какие женщины тебе сейчас нравятся. Даже не представляю…

***

Целый день мы гуляли по Парижу. Обошли несколько музеев: Рита знала о картинах всё. Странно было слышать от неё что-то интересное и одновременно фактически верное. Пару раз она пыталась взять меня под руку, особенно когда мимо шла толпа красивых женщин. Она много говорила о школе, намекала на нашу близость, основанную на таком старом знакомстве, сказала, что никого никогда так не любила, что во всех своих мужчинах она искала мои черты, сравнивала меня с ними, что каждый из них ревновал, когда слышал обо мне. К сожалению, это была не лесть: она всего лишь использовала правду в качестве лести. Несмотря на всё это, мы провели отличный день. Не буду говорить, что как в старые добрые времена, скорее наоборот – даже лучше, чем раньше. Я полностью отключился от восприятия сущности Риты и просто развлекался в компании девушки.

Париж прекрасен. Я поселился в пригороде не просто так: не хотел, чтобы Париж мне приелся. Я старался как можно реже ездить в Барбате, чтобы каждая поездка была особенной. Так же я делал с Парижем: ездил туда, когда прилетали гости. Зимой в Париже достаточно морозно, иногда идут дожди. Но даже в такую погоду город светлый и просторный, даже в самом узком его переулке дышится свободно. В Париже проступают черты остальных европейских столиц. Париж – в десятке лучших мест для самоубийств в моём списке. Чего не стоит делать в Париже, так это учиться и работать. Невозможно будет простить себе ненависть к этому городу. В Париже нужно высыпаться, долго завтракать и бесконечно гулять.

Я положил Риту в гостевую спальню. Через двадцать минут после того, как мы разошлись по комнатам, она пришла ко мне.

The Hollies. Bus Stop

Глава 7

Мало найдётся мужчин, для которых любовь – самое важное на свете, и это по большей части неинтересные мужчины: их презирают даже женщины, для которых любовь превыше всего.

Сомерсет Моэм «Луна и грош» (1919 г.)

Я перепрыгнул через четыре ступени крыльца и трясущейся рукой нажал на звонок. Дон встретил меня в одних трусах, но меня уже давно перестало это удивлять.

– Что хотел?

Я вошёл в дом, закрыл за собой дверь и не стал церемониться:

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – сглотнул я. – Мне ужасно завидно, что у Брэдли есть девушка.

– А что тебе мешает? – усмехнулся Дон, наливая себе кофе.

– Он постоянно кичится этим, будто он лучше меня!

Это конечно же было абсолютной неправдой.

– Да ну? – зевнул мой сосед.

– Не вздумай меня осуждать, но это так на меня давит, что я решил преподать ему урок.

– Украдёшь у него Одри? – усмехнулся он ещё раз, даже не подозревая, как велика была доля правды в его шутке.

Я проигнорировал это неожиданное совпадение.

– Я сказал Брэду, что у меня есть девушка, что у тебя она тоже есть, и мы все вместе едем на Сейшелы в мой день рождения. Я арендую дом.

– Ты всегда любил приврать, чтобы выгоднее смотреться. (Я поражался, с каким спокойствием Дон воспринимал любую информацию. И его нелестный комментарий нисколько меня не обидел. Он умел говорить правду в глаза, и никто никогда не обижался.) К тебе же приехала Рита. Разве не лучший вариант? В школе Брэдли к ней неровно дышал, а она отдала предпочтение тебе. Последний раз в Барселоне он так на неё смотрел…

Я онемел. Дон – гений, а я – идиот. Разгадка всё это время была у меня под носом. Как на уроке математики: решаешь лёгкий пример, а используешь сложные пути и формулы, в итоге не можешь ничего решить. Дон так спокойно дал мне ответ, будто он был очевиден. Он и так был очевиден. Это я всегда всё усложняю.

Части пазла собрались в картинку. Рита поедет со мной. Придётся сказать ей о чувствах к Одри. Она должна меня понять. Будет молчать, чтобы не потерять моё доверие. Удивлю Брэда тем, что мы с Ритой снова вместе. Притворюсь, что боялся сказать ему сразу, чтобы не сглазить.

Я рассказал Рите всё от начала до конца. Реакция у неё была неоднозначной: сначала сочувствие, потом умиление, затем злость, что ради неё я никогда бы не совершил таких махинаций. Она старалась воздерживаться от излишних комментариев, только сказала:

– Не понимаю, что в ней особенного.

Я слегка успокоился. Оставалось только найти шестого человека в поездку. Но это была обязанность Дона. Однако и это разрешилось само собой. В четверг мне позвонил Брэдли.

– Джеймс, привет. Наша поездка в силе? У нас подготовка полным ходом. Вчера купил крем для загара.

– Да, конечно. Завтра жду вас в Париже. Ваш самолёт прилетает в десять утра. Потом пересядем в наш и полетим. Встречу вас в аэропорту.

– Слушай, прошу простить мою бесцеремонность, но выходные рассчитаны строго на шесть человек?

– Одри всё-таки не сможет поехать? – еле сдерживая крик, выпалил я.

– Нет, Одри едет точно. Понимаешь, мне неудобно об этом говорить, это твой праздник, но отец вчера улетел по работе, а Ева осталась с нами. У них были большие планы на выходные, но ему пришлось сорваться. Попросил нас с Одри провести с ней время. Мы не можем просто взять и оставить её в Лондоне одну. Ей скучно…

– Брэдли, это же отлично! – обрадовался я. – Подруга Дона приболела и не сможет поехать. Так что нас как было шестеро, так и осталось!

– Отлично. Спасибо за понимание, Джеймс. С нетерпением ждём завтра. До встречи.

Я повесил трубку и в одних носках с тарелкой сухих завтраков в руках побежал на другую сторону улицы, чтобы обрадовать Дона. Он был рад, что не надо напрягаться.

Уснуть в ночь перед полётом было невозможно. Я даже и не старался. Чемодан стоял собранным уже несколько дней, так что заняться было нечем. Немного убрался, почитал, полежал в ванне. Рита спала как убитая. Я завидовал её спокойствию.

Голова раскалывалась, болели глаза, но я не прилёг даже на полчаса. Последние часы провёл в адских муках: считал минуты, думал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Раньше обещанного побежал будить Риту, чтобы хоть как-то унять волнение. Мы заехали позавтракать и отправились в аэропорт. Страх нарастал. Я плохо соображал и почти не мог дышать. Старался как можно больше сидеть, чтобы не упасть в обморок. Хорошо, что никто даже не догадывался о моём состоянии.