Текст книги "Опасные игрушки"

Глава 5

Они разместились в самом дальнем ряду «Боинга – 737», в хвостовой части, рядом с туалетами. Самолет был заполнен не более, чем на две трети. Можно было спокойно найти себе места в центре. Но здесь, несмотря на косые взгляды снующих мимо стюардесс, можно было курить. И, главное, здесь можно было спокойно разговаривать о деле – перед ними было два ряда пустых кресел.

Еще в Шереметьево они договорились – в самолете не пить. И это мешало им больше всего. Отвлекало… Разговор же им предстоял серьезный.

За эти несколько дней, пока свободный от эфира Борзенко обеспечивал им визы, билеты, деньги, они сделали очень много. Но при этом ни разу не говорили о своих предстоящих действиях в Париже. План у них был, но без деталей, без подробностей. Очевидны были четыре основных пункта: найти Марину Гридину, через нее разыскать ее первого мужа, отобрать у него тот хитрый прибор и доставить его в Москву. Прибор доставить. Самого Валентина Маркова можно оставить на берегах Сены. Пусть живет. Если, конечно, объяснит, как той штуковиной пользоваться.

Они не очень рассчитывали, что вчерашний налет на Гридина что-нибудь им даст. Но они должны были это сделать. Они должны были проверить эту, пусть очень маленькую, но вполне реальную вероятность, которая яснее всего выражалась всемогущим словом "вдруг"… Вдруг Марина ухитрилась тогда ввезти прибор в Москву. Вместе с духами, шмотками и коробками с кухонной утварью. Тогда все это еще везли из дальних стран, а не покупали в магазинчиках у метро… Или вдруг этот оживший Марков бывал в Москве. Когда-нибудь. Два, три, четыре года назад. Приехал и оставил прибор на даче у бывшей жены. А вдруг!

Вчерашнюю добычу они просто не успели внимательно изучить. Так, просмотрели – пролистали. В тетрадках и документах Маркова просто не могло быть ничего важного или любопытного. Они были из тех времен, когда граница была на замке и секреты хранили в рабочих сейфах, а не в блокнотах в клеточку.

Записные книжки – это другое дело. Здесь было больше сотни связей Валентина Маркова. И по всем правилам каждую надо было отработать: установить, проверить, изучить. Допросить, наконец. Выпотрошить… На это нужно было много времени. Но его не было, как и настроения заниматься этим сейчас. Потом – да! когда исчезнет надежда найти все это в Париже, у самого Маркова, где-нибудь в домике на склоне Монмартра, в квартирке у этого шального изобретателя.

Лету до Парижа было часа три. Они вполне могли бы что-нибудь спланировать. Но все испортил этот проклятый "дьюти фри". Невозможно устоять, когда, не вставая с кресла, ты можешь купить пластиковую бутылку виски беспошлинно, а значит по дешевке.

После дегустации стало не до планов, хотя тема разговора не изменилась.

– Скажи мне, Юрий. Мы действительно ищем то, что ты так красиво описал этому Борзенко. Ты ему лапшу не вешал? Может быть весь этот прибор… один пшик? Может это телевизор какой-нибудь? Или… амперметр?

– Нет, Максим. Все точно. И знаю об этом только я. Я и ты… Там тогда такая секретность была. Ужас! Каждый знал только свой участок… А я всю информацию собрал – получилась картинка… К примеру – последние переговоры в Марселе. Миллионное дело. Завод нам французы должны были строить… То___________ неделю с ними бодались. Чтоб подешевле вышло. Наши им – сто тридцать, а те – сто тридцать пять. Постепенно начали на середине сходиться. Когда весь договор кроме цены был согласован, приехал Марков… В последний день торгпред по нашей наводке как ляпнет: "Согласны". И подписали! Ты суть улавливаешь?

– Улавливаю… Только после этого нет никакого желания отдавать эту штуку Борзенко. Он политикан продажный. А мы бы все в мирных целях… Представляешь, приходим мы в Москве в банк: "Нам кредит. И побольше. И без процентов, и без отдачи". А главный банкир, как те французы: "Согласен. Вам фунты или марки?" что ты об этом думаешь, Юрий Антонович?

– Шкура…

– Кто? Я!?

– Нет. Ты – дурак. А шкура – это от неубитого медведя. Не будем пока делить… Мне другое представляется. Вот иду я по Москве, а навстречу красавица. Не панельная, а… просто так. Я кнопку нажал – пойдем, мол, со мной. И она покорно так – тук-тук-тук каблучками.

– Нет, Антоныч, мой вариант не хуже. Если у тебя чемодан денег – любая побежит.

– Эта не побежит… Любовь, Максим, не продается.

– Покупать ты ее не хочешь, а прибором по башке огреть – это можно?

Они продолжали спорить и спускаясь по трапу, и в очереди у паспортного контроля, и на площади перед аэропортом.

– Посмотри, Максим. Вот тот блондин, что в нашем самолете летел… Будь у меня прибор, я бы из этого парня террориста сделал. Нормально – бомбу и беги, куда я сказал. Как?

– Этого парня и делать не надо. Он и так бандит. Посмотри, какие плечи широченные. Культурист он солнцевский. И один. Все туристы группами, а он… И трезвый.

– Ну мы тоже трезвые, но мы вдвоем. А этот бандит сейчас один сядет в такси и укатит…

Так и случилось. Олег Крылов один сел в такси и укатил к центру Парижа – там на узкой улочке рядом с магазином "Тати" должна быть гостиница, куда через день приедет Варвара, Марина и вся их группа.

* * *

Странно, но Рим запомнился больше всего мотоциклистами и карабинерами. Нет, конечно, Ватикан, Колизей, развалины у Капитолийского холма, фонтаны, мосты через Тибр – все это было. Но было, как и должно было быть, знакомое по множеству фильмов, плакатов и блеклых картинок в школьных учебниках. Удивляли не столько сами здания или монументы, а чувство, что ты находишься здесь, в том самом месте, о котором знал с детства и где начиналось многое, что есть сейчас в нашей жизни. Все это безумно интересно, но… ожидаемо.

Но мотоциклисты действительно поражали. Они были не в коже с заклепками – в костюмчиках и при галстуке. И их была тьма, пчелиный рой. Они ревели, рычали, грохотали. В пробках они юрко протискивались между машинами вперед и, когда освобождался путь, срывались с места как на самых отчаянных гонках.

Мотоциклетный вой и скрежет перекрывали только сирены карабинеров. В Москве такой вой и блеск мигалок можно видеть только при пожаре, взрыве или проезде президента. Поэтому в первый момент москвичу кажется, что в Риме все горит, взрывается или что в нем сотня президентов, которые постоянно мечутся по городу в сопровождении мигающих и завывающих карабинеров.

Очевидно, это было самое яркое впечатление от Вечного города. И Марина и Варя заявили об этом в один голос, когда обсуждали вопрос: "Что мы расскажем о Риме в первую очередь?" При этом они почти одновременно вспомнили маршаковский перевод английского детского стишка:

Где ты была сегодня киска?

У королевы у английской.

Что ты видала при дворе?

Видала мышку на ковре.

Италия осталась позади. Вслед за Римом промелькнула маленькая печальная Пиза с башней, которую очень хотелось подтолкнуть и поставить в нормальное вертикальное положение.

Потом была веселая, яркая Флоренция с ее огромным Давидом, потрясающим разноцветным собором, стаями голубей и спокойными парами карабинеров обоего пола – на лошадях и, естественно, без воя сирен и мигалок.

Последний этап – многолюдная и трагическая Верона. Что бы еще ни сделал этот город, всех и всегда здесь будет волновать лишь эта шекспировская придумка, ставшая самым ярким символом любви. И все и всегда будут рваться в этот дворик, где под балконом стоит доступная для всех Джульетта. Сотни тысяч уже сфотографировались с ней, обнимая ее и полируя до блеска ее медные плечи и груди.

В очередной раз перевалив через Альпы, автобус остановился у охотничьего домика в пригороде австрийского Зальцбурга.

Снаружи трудно было представить, что за небольшим фасадом из основательного серого камня и почерневшего резного дерева скрывается более двадцати современных номеров.

Как и положено в таких заведениях, ресторан был "украшен" охотничьими трофеями: просто рога, головы со стеклянными глазами и целые чучела.

Варя не помнила, чтоб в детстве, бывая в музеях она с такой жалостью смотрела на эти фигуры. Египетские мумии – это да. это вызывало ужас, трепет, страх… Но с какого-то момента жизни ей стало неприятно, больно смотреть на эти звериные останки – гордость "мужественных" охотников. А мумии перестали так волновать. Делали-то их в стародавние варварские времена, когда человечество толком и не осознало себя. Да и умерли они своей смертью.

А это беззащитное зверье? Каждого из них убили. Из засады, гнусно, подло вырвали их из природы. И не в борьбе за существование. Не собственными руками или каменным топором, а снайперским прицелом.

Потом с них, еще теплых, срезали вот эти шкуры или рубили им голову чтоб разместить их на ресторанной стене, вставив в глазницы злые, мертвые стекляшки.

Варе особенно странно было видеть эти чучела здесь, в благопристойной, доброй Австрии, где домашних собак уважают не меньше хозяина. Странно! Не варвары же, не чеченцы, в конце концов. Почему бы им не поставить охотников в один ряд с палачом, ловцами бездомных собак, мясниками с бойни…

Рядом с рестораном в экзотической тирольской пивнушке веселилась небольшая группа мужчин в куцых шляпках с фазаньими перьями. Они не очень громко пели что-то бравурное, раскачиваясь в такт и выплескивая пиво из полных кружек. Трудно было разобрать кто это – местные ли крестьяне или бюргеры из Мюнхена, до которого всего час езды…

Вечер был достаточно теплый. После почти суточного автобусного сидения очень не хотелось оставаться в номере.

Вокруг гостиницы все напоминало об атмосфере добротного крестьянского быта. Стиль "кантри" – телега с хворостом, метровые мельничные жерновы, прудик с утятами и глубокий ручей с бутафорской водяной вертушкой и настоящими столетними вербами над этим ________.

Варя была уверена, что так аккуратно, любовно, красиво сделано все вокруг. Везде, и за пять, и за двадцать километров от дороги.

Вспоминались наши деревеньки под Коломной или поселки за Волгой. Все через пень и колоду… Одновременно возникала дикая, предательская мысль:

"Не слишком ли у нас много земли? Не заставляет ли это опустить руки – все равно все не переделаешь? Вот представить, что два крепких хозяина получают новые квартиры с недоделками. Но один – трехкомнатную, а другой – стокомнатную. Что будет через пять лет?.. В маленькой квартирке тепло, уют, ковры, мебель с гнутыми ножками. А на гигантских просторах – где паркет коробился, где газеты вместо обоев, где лампочка на голом проводе и – философствующий хозяин в колченогом кресле… А если сдать часть излишков в аренду, а в остальных комнатах устроить богатую жизнь. Но при этом их ремонтировать придется. Очень много работы, а уже не хочется…"

Варя с Мариной расположились у пруда. Площадка под навесом была сделана здесь, очевидно, с одной целью – любование утиной семьей.

После звонка Савенкова и "разборки" с Любой они договорились просто отдыхать и не обсуждать больше неведомых угрожателей.

Марина помнила об этом и завела разговор на другую тему. Другую, но очень близкую:

– Варя, а давно ты у этого Савенкова работаешь?

– Два года.

– Не очень он похож.

– На кого?

– На сыщика. И не Холмс, и не Пуаро…

– И уж точно не Мисс Марпл… Они же, Марина, все разные. И потом – это книжные сыщики, а наш шеф – настоящий. И он – самый лучший.

– Он женат?

– Да… Ты, Марина, зря так ехидно улыбаешься. Думаешь, раз я одинокая женщина, так и глаз на него положила… Хотела бы, но не могу.

– Что, жена у него строгих правил?

– Не в этом дело… Просто у них любовь. Я такой нигде не видела. И в книжках не читала.

– Ты, Варвара, не принижай мировую литературу. В ней обо всем есть.

– Есть? Назови… Вот мы сегодня утром медную Джульетту видели. Это у нее была любовь? Так – большая подростковая страсть… Отелло – тот вообще от любви жену задушил…

– А Анна Каренина?

– Спасибо тебе, Маринка, за такую любовь, из-за которой бросив двоих детей надо под паровоз бросаться… Или Татьяна – любит Онегина, а остается со старым генералом.

– Это Гремин старый? Он, Варвара, тебе ровесник. Ему, когда Татьяна в малиновом берете ходила, около сорока было… Вот тебе пример – Наташа Ростова. Живет себе с Пьером долго и счастливо.

– Но об этом в конце романа и так, мимоходом. А по ходу дела – Болконскому обещает, а под венец с Анатолем бежит. Вот и вся любовь… А Пьер? Тот вообще столешницы мраморные крушил из-за своей первой жены.

– Все, Варя, уговорила. Кроме твоего Савенкова ни у кого счастливой любви не было… Вот он и не похож на сыщика. У Мегрэ была трубка, у Холмса скрипка и друг Ватсон, у Пуаро – яйцевидный череп с серыми клеточками, а жены ни у кого не было… И взгляд! У всех у них пронзительный взгляд. А у твоего Савенкова спокойный и добродушный…

– И умный! Кто тебе о Любе сообщил. Правда, и мы ее разоблачили. Но она-то у нас перед глазами была. А он в Москве ее вычислил! Чем тебе не Холмс?

– Да, сюжет для небольшого рассказа в багровых тонах… И все же он не похож на сыщика – толстый и веселый. Правда, и Пуаро не худенький был… А что это за Олег нас в Париже будет встречать?

– Олег? О, Олег – это Олег. Это – Крылов!

– Понятно.

– Ничего тебе, Марина, не понятно. Савенков – это голова, а Крылов – это действие. Это разведчик, боевик, актер. Каждый раз в переделки попадает и побеждает.

– Отлично. Значит с его приезда мы сразу в переделку попадем.

– Возможно, но победим… В него даже стреляли много раз.

– Спасибо, Варя. Это я тоже очень люблю… Сколько ему лет?

– Тридцать… И, предупреждая твой вопрос – не женат, но собирается.

Из охотничьего домика вывалилась группа любителей пива. Пропев последнюю песню под окнами гостиницы, они загрузились в джип и направились в свой Мюнхен. Во всяком случае, номера на машине были немецкие… Они отправились за границу, которой уж несколько лет как не было… Иногда говорят: "Ломать – не строить". Но мы у себя границы понастроили гораздо проще и быстрее, чем в Европе их ломали…

– Пойдем, Марина. Завтра сложный день. Утром Зальцбург, а вечером Париж.

– А что это за Зальцбург. Ты путеводитель смотрела?

– Смотрела… Австрийский городок. Крепость на горе. Красивые дома, цветы, музыка… Там еще дом есть, где Моцарт родился. В нем сейчас кондитерская с фирменными конфетами… Попробуем завтра?

Глава 6

Только в первый момент Люба испугалась, и разозлилась. Но уже в коридоре, выскочив из номера Марины и Вари, она стала думать о возвращении денег, вернее, о их невозвращении. Тот мужик, что платил может заявиться к ней в Москве и потребовать возврата денег. Работа-то не выполнена.

Хуже того, она от испуга растрепала о нем и его Оксане. Так он может потребовать и возврата в пятикратном размере.

Вопроса нет – возвращать она не будет в любом случае. Но что может быть дальше? Не станет же он из-за такой суммы киллера нанимать? Пошумит немножко, в глаз даст, в крайнем случае. Все это можно перетерпеть. Но денег назад он не получит… С него еще можно потребовать за моральный ущерб. Он же не предупредил, что с его Мариной будет сопровождающая – специалист по отпечаткам, да еще с красной корочкой.

Эта мысль Любе очень понравилась. Чем думать, как отдавать деньги, лучше поразмыслить, как их получить. Дело для нее привычное. Это двадцать лет назад смыслом ее жизни было искусство. А в последние годы главным стало другое – пробиться к богатству, добыть как можно больше денег. Это оказалось очень увлекательным делом. И вполне могло быть и целью жизни, и увлечением, и навязчивой идеей… Она была уверена, что добьется "обеспеченной" жизни. Упорством у она отличалась с детства…

Люба родилась в поселке недалеко от Питера. В школе она постепенно поняла, что не такая, как все. Всех мало интересовали книги, Эрмитаж, поездка зимой в Царское село. То есть, интересовали, но книги – про шпионов, в Эрмитаже – мороженое и мраморные лестничные перила, по которым можно скользить вниз на пузе, в Царском селе – стрельба снежками по бронзовому Пушкину в парке… Да, она была не такая, как все. Они все где-то внизу, а у нас был "более высокий культурный уровень". Им никогда не понять, что она просто "духовно богатая личность", а не задавака, не гордячка, не гонористая девица и не Люба – зануда.

На искусствоведческий ей пробиться не удалось, но в библиотечный ее приняли. Пока училась, было общежитие. Потом – комнатка на Васильевском и работа городским экскурсоводом.

Перед ней прошли тысячи людей. Но это только убедило ее, что все, почти все – серые, скучные, банальные людишки. Обыватели! Они грустили и плакали там, где стоило лишь иронически улыбнуться. А у дома на Мойке, где надо было благоговейно молчать – шутили и смеялись.

В таком людском потоке встречались, конечно, те, кто обращал на нее внимание. Но она, быстро оценив этих "потенциальных женихов", несколькими словами ставила их на место, с которого те уже и не думали продолжать с ней знакомство.

Она даже стала гордиться тем, что никогда не пойдет на поводу у плоти и возможно так и останется старой девой… Почти девой…

Однажды нашелся тот, кто слету понял ее… Два вечера подряд он читал ей Фета и Северянина, восхищался изяществом решетки летнего сада, склонив голову, долго молчал перед Медным всадником… Так получилось, что ей пришлось пригласить его в свою комнатку. Просто, у нее был именно тот альбом Рубенса, который он долго искал и мечтал лишь перелистать…

Только утром она поняла, что он такой же как все, но более умный, хитрый, коварный. Она сразу его раскусила, когда утром уже перед дверью он сказал: "Звонить не буду. Не жди, ты не в моем вкусе. Вялая очень. Все в голову ушло…"

Когда через годы она пыталась вспомнить, что происходило той ночью, ее всегда охватывал озноб. Она хотела, но не могла восстановить минуту за минутой. Все детали смазались. Ярко она помнила лишь чувство стыда, потом блаженство, а в конце – злость. Нет, даже ярость…

После этого случая она каждый год получала по два – три выговора за грубое обслуживание туристов. Но с работы ее не увольняли. Она сама ушла. Ушла, когда как грибы стали расти турагентства.

Она переехала в Москву, где было больше денег, а значит и новых интуристов.

Пристроившись в достаточно стабильной фирме, Люба моталась по Европе, иногда выезжая по два раза в месяц. Постепенно ее перестало волновать то, что из Москвы казалось когда-то вожделенной мечтой, святыней, мировым шедевром – и Лувр, и каналы Амстердама, и Венецианские дворцы. Деликатесы восхищают, когда редко и мало. А если осетрина и ананасы каждый день – вкусно, но без особого восторга.

Со временем у Любы в каждом городе появились свои гиды, с набором дополнительных экскурсий, свои продавцы, владельцы ювелирных лавок. И каждый добросовестно отчислял ей оговоренный процент. Иногда она делала до тысячи баксов за поездку. Это увлекало значительно больше, чем Елисейские поля с Триумфальной аркой…

Деньги… О том, что в Москве Гридин может потребовать вернуть неотработанный аванс, Люба еще раз вспомнила уже в Париже. Утром в гостинице ее отловили двое незнакомых соотечественников и за маленькую услугу предложили сумму, которая превышала то, что мог потребовать от нее Гридин.

В автобус Люба вспорхнула, улыбаясь.

– Все собрались? Отлично, едем на обзорную экскурсию по Парижу. Нас будет сопровождать замечательный гид. Он бывший поляк, но с восьмидесятого года в Париже… Збигнев знает здесь все. И специально для вас он, Збышек, покажет вам то, о чем вы и мечтать не могли – музей парфюмерии, где можно дешево отовариться, Дом Инвалидов с могилой Наполеона, кафе "Куполь", где пили Дали, Пикассо и Хемингуэй, другие злачные и даже пикантные места в Париже. Все это дополнительно. Готовьте по двадцать долларов… И еще – с нами поедут двое моих друзей из Москвы. Знакомьтесь: Максим Вдовин и Юрий Ткач. Они путешествуют сами и попросились к нам… Места свободные у нас есть. Наши подружки Марина и Варя почему-то решили осматривать Париж сами. Ну и скатертью им дорога… Проходите ребята.

Но ребята почему-то стояли рядом с водителем и глупо улыбались. Максим бросил несколько фраз, которые не были слышны из-за шума мотора. Автобус притормозил и открыл переднюю дверь.

Несостоявшиеся туристы выскочили на шумную Парижскую улицу. Люба посмотрела на них с недоумением, но без злобы – деньги-то они уже отдали.

* * *

Олег остановился в этой же гостинице. Она была небольшая, но несколько одноместных, наиболее дорогих номеров осталось…

Когда они втроем вышли на улицу и прошли первые сто метров, захотелось остановиться и переспросить друг друга: "Мы действительно в Париже?"

На этом бульваре под Монмартром вполне можно было снимать фильм и о Стамбуле, и о Пекине, и о Анголе. Сразу обо всех! Прямо на улице столы с горами привозного барахла. Забегаловки с вывесками а ля Пиросмани и запахами жареного мяса и индийских пряностей. гортанные призывные возгласы на всех языках. И все продавцы, и большинство покупателей были лицами африканской, китайской или арабской национальности.

И это был Париж. Не самый центр, но, как говорят в Москве – "внутри Садового кольца".

Еще их поразило обилие мусора… Несколько месяцев назад арабские террористы взорвали в Париже пару бомб, и местные власти повелели заварить все урны в городе. Теперь стоят они такие красивые и массивные, как танки с задраенными люками. Стоят пустые. А рядом то, что должно быть внутри… То есть, рядом взрывать можно, а внутри – не велено. Глупость! Волюнтаризм какой-то…

Нужный банк они нашли сразу. Адрес не вызывал сомнений – единственная парижская улица, которую знают везде. Елисейские поля. Похоже, что здесь уже давно не пахали и не сеяли – от полей осталось одно название. Правда, и у нас в Марьиной роще давно уже не поют соловьи…

Первую линию охраны банка они преодолели спокойно – золотой квадратик оказался достаточным пропуском для всех троих. Но дальше оказалось сложнее. В холле Варвара долго объяснялась с консультантом, пытаясь вспомнить или объяснить простыми словами специфическую банковскую терминологию. Наконец она повернулась к двум невеждам, которые вслушивались в язык Дюма, как в музыку.

– Все пока хорошо. Но пропустят только двоих. Ты, Олег, со своим английским здесь в холле посиди.

– Жаль, что мы не в Лондоне.

– Вот, правильно. Там я буду в холле сидеть… Пойдем, Марина. Хорошо, что ты фамилию в загранпаспорте не меняла. Эта карточка заведена на госпожу Маркову…

Олег решил не нервировать охрану банка и ждать на улице. В соседнем киоске на самых видных местах расположились журналы с яркими картинками более чем фривольного содержания. В нижнем углу среди массы газет на выносном стенде обнаружился и наш, всего лишь вчерашний "МК". Олег начал читать, но с удивлением обнаружил, что здесь, в Париже московские политические драчки совершенно его не волнуют. Одно дело смотреть многосерийную комедию в кинотеатре, другое – читать о ней в соседнем скверике. Пропал эффект присутствия и сразу поблекли персонажи и стало скучно…

Олег не ожидал, что посетительницы банковских подвалов появятся всего через двадцать минут. С ними не было ни чемодана с валютой, ни даже кейса с бриллиантами… Никто из троих не говорил об этом вслух, но каждый где-то на самом дне души имел маленькую надежду на такой сюрприз. Ведь все-таки банк на Елисейских полях! Что же там еще хранить?

Но в ячейке оказался лишь обычный конверт с родной кириллицей: "Для Марины Марковой. Лично".

Олег был приятно удивлен, что конверт не вскрыли в банке, прямо у открытой ячейки. Значит его признали старшим в группе и не решаются ничего делать без его команды… Он машинально расправил плечи и спросил:

– Не выяснили, кто и когда заплатил за ячейку банка?

– Спросили… Все было сделано от имени Марины. В девяносто первом. На десять лет.

– Ясно… Здесь конверт вскрывать не будет. Опасно… Пойдем в кафе. Но не на Елисейский – дорого тут…

Вскоре они уже сидели в скромном кафе "Трюссо" на улице Антуан-Валлон.

Конверт был довольно плотный и жесткий. В нем могло быть все, что угодно, кроме обычный бумаг… Олег решил рисковать только собой и вскрыл конверт в дальнем углу за стойкой бара – взрыва не последовало…

Вернувшись к столику, Олег выложил перед Мариной лист с посланием к ней лично, а перед Варей широкую дискету.

– Придется старый компьютер искать… Вы, Марина, читайте пока. Возможно, это письмо только для вас.

Марина машинально взяла бумагу, но потом перевела взгляд на Олега. в глазах ее было восхищение, благодарность и немножко игривости.

– Олег, это вы нас сейчас спасали, да? вы думали, что там бомба?

– Ничего я не думал, – смутился Олег. – Вернее, думал, но не о том. Простой трезвый расчет. Логика! Что лучше для дела – три трупа или один труп и два свидетеля?.. Но вы, Марина, читайте. Там самое важное может быть.

Марина углубилась в письмо, но через несколько секунд разложила лист на столе, предлагая прочесть. Почти вся страница была заполнена колонками шестизначных цифр. Рукописный текст состоял всего из нескольких строчек: "Марина! Если ты добралась до этого письма, ты прочтешь и все остальное. Ты всегда меня понимала. С нашей первой встречи. Валентин".

Олег несколько раз прочел текст. Потом долго вглядывался в цифры, пытаясь найти систему. В свое время им преподавали что-то о цифрах. Но факультативно. И весной. Кто мог тогда подумать, что это понадобится. Правда, зачет он тогда сдавал. Где-то в далеких уголках памяти осталась сумбурная информация по этой скучной теме.

– Так… Шифр очень простой. Детский. Смотрите – шесть цифр. Три группы по две. Первая группа полная. Все есть, до девяносто девяти. А во второй и третьей группе первые цифры – ноль, в крайнем случае, единица или двойка… Детский шифр. Берется книга, ее первые сто страниц. Листаем. Находим нужную букву и записываем: номер страницы, номер строки сверху, номер печатного знака в строке.

– Прочесть это можно?

– Если знаешь книгу – пустяк. А так – невозможно. Нет никакой системы. Каждая буква случайна. Никогда не повторяется… надо вспоминать, Марина. Это де специально для вас. Вы должны знать эту книгу… Может быть вы ее читали в последний день?

– Нет… Не помню. У нас много было книг. Но какую он мог выбрать… Не представляю.

– Но, Марина, он же прямо пишет, что вы должны понять… Кстати, там упоминается ваша первая встреча. Где это было?

– В библиотеке…

– Уже тепло. Где библиотека, там и книги.

– Да, это было в читальном зале, в Некрасовке… Я курсовую писала, а он подсел.

– А на столе в этот момент у вас была книга…

– Естественно, Олег. Я по Пушкину писала. У меня был том полного собрания.

– Академического?

– Да.

– Бежевый? Толстый? Тридцать седьмого года?

– Да.

– А номер тома?

– Не помню, Олег… Но там были повести Белкина.

– Порядок! Надо звонить в наше посольство. Правда, им придется что-нибудь объяснять. Можно и на заинтересованных лиц нарваться и вообще все провалить… Варвара, за тобой телефонный справочник лежит. Посмотри. Должна быть в этом Париже библиотека иностранной литературы.

К вечеру текст был расшифрован… Все стало на свои места, когда они нашли русскую библиотеку в переулочке у Елисейских полей рядом с тем банком… Листая увесистый бежевый том, Олег иногда находил над нужными буквами точки, которые шесть лет назад ставил Валентин Марков, шифруя последнее послание жене:

"Я попал в опасное положение. На дискете номерные счета и банковские коды. Ее могут искать. Мои вещи в квартире мадам Марии Бежар, ул. Леона Дельома 16-8. Будь осторожна. Возможно, все надо будет уничтожить".

Ехать по адресу было уже поздно. Воспитанные и утонченные французы не любят незваных визитов. Особенно – в вечернее время. Для них это так же неприлично, как покупать вещи в дешевом "Тати" или запивать элитный сыр кока-колой. Это варварство!