Текст книги "Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории"

Империи в войнах. Линия раздела не всегда проходит по линии фронта

Несколько слов о выборе союзников.

Какие лихие ветры истории занесли Союз Советских Социалистических Республик во Второй мировой войне на одну сторону линии фронта с Соединённым Королевством Великобритании и Северной Ирландии да Соединёнными Государствами Америки? Отчего один из символов тоталитаризма бок о бок с символами демократии сражался с другим символом того же тоталитаризма?

Фронт Первой мировой тоже пролёг странно. По расхожему мнению, в Германской и Австрийской империях деспотизма было куда меньше, чем в Российской. Но Россия не просто ушла от традиционного союза с немецкими государствами, а встала на сторону образцовых демократий – Британской империи да Французской республики. Правда, на стороне Центральных Держав оказалась Турция – несмотря на недавнюю националистическую младотюркскую революцию, всё ещё символ восточного деспотизма без оглядки на мнение народа.

По итогам войны развалились не только турецкая и две немецкие, но и российская империя. А в стан победителей угодили Соединённые Государства Америки (они тогда сражались около четверти срока войны – в отличие от Второй мировой, когда им пришлось драться две трети срока). В полном соответствии с нынешней прогрессивной политической мыслью демократия возобладала над деспотией – предтечей тоталитаризма.

Но куда проще измерять не деспотизм и тоталитаризм, а равноправие.

К Первой мировой светочи свободы – Британия, СГА, Франция – продвинулись в обеспечении избирательного права (и формальной защиты некоторых иных прав) граждан титульных наций (в Америке, чьи граждане – в основном потомки эмигрантов, эту роль играли WASP – White Anglo-Saxon Protestants – белые англосаксонские протестанты). Зато права нетитульных народов ограничивались даже в метрополиях. А жители колоний и подавно наделялись только обязанностями. Даже американцы, отбив в 1898-м остатки испанских колоний, вовсе не даровали им блага своей демократии.

В Российской же империи карьера была открыта представителям любого народа – было бы должное образование. Титулы дворян государств, вошедших в империю, признавались равными внутрироссийским (это порою порождало конфликты: на нищем Кавказе князем звался едва ли не каждый обладатель стада овец и шашки для его защиты, и российские обладатели древнего титула обижались формальному равенству с бедняками). Даже вероисповедные ограничения несложно было обойти. Среди русских генералов Первой мировой – например, Ренненкампф и хан Нахичеванский.

Главный герой известнейшей австрийской оперетты Эммериха Коппштейна (Имре Кальмана) «Княгиня чардаша» Эдвин Рональд – сын немца князя Леопольда Марии фон унд цу Липперт-Вайлерсхайм и венгерки, эстрадной актрисы Цецилии Питькёш – типичный австро-венгр. Его друзья – итальянец граф Бонифаций Канчиано, венгр, граф Ференц Керекеш… Вне сцены военную разведку империи возглавлял русин Альфред Виктор Редль (его обвинили в шпионаже в пользу России, похоже, в ходе сложной военной дезинформации), а наследник престола Франц Фердинанд фон Хабсбург намеревался провозгласить чехов третьим империеобразующим народом (наряду с немцами и венграми).

В Турции вероисповедные ограничения преодолевались лишь изрядными талантами (или хотя бы деньгами). А в 1915 году крупнейший тогда в империи христианский народ – армяне – был частью истреблён, частью изгнан: надо же свалить на кого-то вину за военные неудачи! Зато мусульманину любая дорога была открыта независимо от того, прикочевали его предки из среднеазиатских степей под предводительством хана Османа или покорены этими кочевниками.

Германия онемечивала поляков, прихваченных в XVIII веке при разделе польско-литовской империи. Но к обитателям своих африканских колоний относилась заметно лучше Англии с Францией вместе взятых. А уж веротерпимость в ней развилась куда раньше, чем в прочей Европе.

В Первой мировой войне разгромлены империи, не придающие особого значения происхождению. Зато победили расистские колониальные империи, возводящие между своими обитателями принципиально непреодолимые барьеры.

Ко Второй мировой расизм в СГА поумерился (в немалой степени благодаря тому, что негры с фронтовым опытом стали готовы и на родине защищаться силой; после новой войны та же причина запустила процесс официальной отмены разделения рас). Зато Германия довела расовое учение виднейших теоретиков француза Жозефа Артюра де Гобино и англичанина Хаустона

Стьюарта Чемберлена до логического завершения – права полноценной расы истреблять неполноценные. Россия, развившая традиционную межнациональную терпимость также до логического завершения, не могла оказаться по одну с Германией сторону линии фронта.

Маятник нетерпимости, в Первой мировой оттянутый до предела, пошёл обратно. Расисты потерпели поражение. Германия капитулировала. Британия и Франция лишились силы для удержания колоний в подчинении.

Сейчас идея равноправия во многих странах (но, по счастью, не в России) переросла в свою противоположность – поддержку людей только за то, что их предки были когда-то угнетены. Похоже, скоро начнётся обратная отмашка маятника. Интересно, кто окажется нашими естественными союзниками в грядущих мировых конфликтах?

Императоры против Империи. Кто сделал инородцев революционерами

Несколько слов о национальности наших революционеров.

«Русские по профессии» любят повторять: русские революции – затея еврейская. Кто поумнее, обвиняет не только евреев, но и всех инородцев – благо в тогдашней России (как и в Советском Союзе) они составляли чуть ли не половину населения, так что есть на кого валить.

Правда, в революционных течениях – как и в стране – большинство составляли русские. Но во многом из-за того, что отдельные – например, северные и среднеазиатские – народы вовсе не втянулись в эти течения. Но доля некоторых «инородцев» – скажем, армян, грузин, евреев, латышей, поляков – в революции настолько выше других, что нуждается в объяснении.

У каждого из этих народов были свои – давно исследованные – причины чувствовать себя в Российской империи не лучшим образом. Но народов, чьи ярчайшие представители если не участвовали в мятежных движениях, то по крайней мере сочувствовали им, очень уж много. Это изобилие заставляет искать общую причину сходства чувств и действий столь разных этносов.

Процессы, охватывающие всё общество, развиваются неторопливо. Первоисточник вопроса – в эпохе Николая Первого Павловича Романова.

Он воцарился вопреки вооружённому сопротивлению революционных дворян – декабристов. И после столь болезненного опыта старался ничего в стране не менять, дабы не дать новый повод для мятежа. Увы, остальной мир менялся независимо от его воли. Да так, что войну 1853–1856 годов Россия проиграла только из-за технического отставания от главных противников – Англии с Францией (хотя с противниками не столь прогрессивными – Турцией и Сардинией – разобралась без труда).

Его сыну Александру Второму пришлось начать сразу множество реформ, назревших ещё десятилетия назад. Понятно, шли они вразнобой, с изрядными заторами, многое менялось на ходу. Все, кто жил при Горбачёве (не говоря уж о Хрущёве), без труда вообразят тогдашние надежды и разочарования.

А уж приостановка ввода новых реформ – ради состыковки всех уже принятых и освоения ранее достигнутых результатов (то же в нынешней России проделал Путин) – вызвала массовое негодование: мол, власть отказывается от собственных завоеваний и намерена вернуться в тёмное прошлое.

Возникло и неформальное общественное просветительское движение. Но власть, погружённая в свои проблемы, не нашла общего языка с поборниками «хождения в народ». К концу 1870-х немалая часть народников учинила охоту на императора и его властную вертикаль. Не помогла даже маленькая победоносная война с Турцией. На фоне внешней победы, даровавшей независимость болгарам и румынам, внутренние беды высветились ярче. И первого (тринадцатого по новому стилю) марта 1881 года императора взорвала народовольческая граната – за несколько часов до намеченного подписания конституции, связывающей все реформы воедино и тем самым дающей выход из всех накопившихся тупиков.

Его сын Александр Третий не вполне понял причину случившейся катастрофы. Он решил вовсе отменить реформы. И кое-что сдвинул назад.

Реформы начались с освобождения крестьян. Но основная часть перемен освобождала инициативу любых граждан. Самые же инициативные – горожане. А в городах империи доля русских была ниже, чем по стране в целом: большинство их были земледельцами.

Раз от реформ больше выиграли инородцы, Александр Третий Александрович решил покончить с этой вопиющей несправедливостью. И ввёл множество ущемлений прав всего нерусского населения страны.

Император не учёл главный принцип империи. В ней каждый народ делает то, что у него – в силу традиций, исторического опыта, места обитания – получается лучше. Разделение труда повышает его эффективность не только на предприятии, но и во всём обществе. Империя как способ организации культуры и экономики прогрессивнее и эффективнее мононационального государства (в европейской традиции таковы обычно королевства). Ограничивая инородцев, император тормозил развитие собственной страны.

Это прекрасно понимали его предшественники. Слова Петра Первого Алексеевича Романова «Пусть хоть кукишем крестится, лишь бы дело разумел» сопоставимы с фразой Фридриха Второго Фридрих-Вильгельмовича Хохенцоллерна «В моём государстве каждый может спасаться на свой лад». Да и русское дворянство, ещё в доимперские времена выводившее свои родословные чуть ли не со всей Евразии, вовсе не считало мононациональность идеалом.

Люди же, в одночасье объявленные второсортными, не по своей воле оказались в положении, не исправимом законными путями (ибо сменить можно язык и даже веру, но не происхождение). Это принуждает искать незаконные – революционные – средства.

Следующий император – Николай Второй Александрович – продолжил политику отца. Он систематически отвергал любые проекты отмены национальных ограничений. Чем заставил активных инородцев бороться с властью.

У русских тоже было немало претензий к власти. Но у нерусских подданных империи к этим – общим для всей страны – претензиям добавились специфические. Поэтому они шли в революцию охотнее русских.

Власть, собственноручно создающая себе противников из заметной части собственного народа, не устоит.

Расстрелянное возрождение. Революционаризм и национализм

Расстрелянное возрождение – один из ключевых элементов национальных мифов многих постсоветских республик. Волна репрессий 1937–1938 годов накрыла многих из тех, кто, начиная ещё с разгара Гражданской войны, радостно создавал национальные культуры советских народов.

Известнейший из творцов современного украинского языка Николай Григорьевич Фитилёв (псевдоним – Мыкола Хвыльовый, то есть Волновой) до приговора не дожил. 13 мая 1933 года видный прозаик и публицист пригласил домой коллег и перед ними застрелился. Было почему. Его слова «Рим и сегодня тлеет, но никакой Муссолини уже не поднимет его на высоту былой грандиозы» тогда воспринимались как однозначное одобрение вождя Союза Борьбы, хотя фашисты – главные враги коммунистов, а бывший чекист Фитилёв – член компартии. Первичной дифференциацией в обществе он полагал процесс образования национальных государств, хотя по Марксу – да и по здравому смыслу – общество дифференцировалось задолго до появления самого понятия нации. Множество отклонений Фитилёва от канона – не мелочь (как кажется по нынешнему забвению марксизма), а проявление стратегического разногласия в выборе пути развития страны.

Основоположники коммунизма по опыту французской буржуазной революции считали социалистическую революцию возможной только во всём мире сразу, чтобы старый строй не пытался силой задавить новый. Если бы революция началась, как они ожидали, в самой высокоразвитой стране, остальные скорее всего последовали бы передовому примеру. Но революция случилась в Российской империи, в ту пору далеко не совершеннейшей. Она могла только агитировать за перевороты в других местах. И контрпропагандисты тут же объявили идею мировой революции продолжением имперской экспансии.

Многонациональная империя прогрессивнее мононационального королевства хотя бы потому, что даёт больше возможностей разделения труда. Но большевики до прихода к власти объявили Россию тюрьмой народов. Теперь им пришлось доказывать: в революционной стране любая нация расцветёт, а не будет угнетаться, как в старое время.

Народы, чьё положение революция явно улучшила, не годились на роль рекламной витрины: слишком малы, а то и вовсе неведомы за рубежом. Большевикам пришлось делать эффектные манекены из частей русского народа.

Ещё в 1860-х, после поражения очередного польского восстания против России, историк ксёндз Валериан Анджеевич Калинка писал: «Если противодействующая сила поляка хранится в его польской душе, то между душой малоросса и душой москаля нет основного различия. Поэтому надо влить новую душу в малоросса – вот в чём главная задача поляков… Если Гриць не может быть моим, и в таком случае пусть будет ни моим, ни твоим». С 1867 года согласно этому указанию действовала Австрия: превратности европейской политики вынудили её искать приращения в зоне интересов России, так что пришлось разрабатывать пропагандистское оружие. Галичина – восточный склон Карпат – стала австрийским полигоном отработки технологии превращения русских в антирусских.

Большевики подхватили австрийский почин. Рьяные украинизаторы – еврей Лазарь Моисеевич Каганович, поляк Станислав Викентьевич Косиор, русский Павел Петрович Постышев – давили всею мощью власти, чтобы южная часть русского народа не уклонялась от уроков украинства. В учителя пригласили галичан, чья родина оказалась под властью Польши. За пользование русским языком на работе можно было вылететь из партии. В то время это – волчий билет и серьёзный риск ареста. Но создание витрины дружбы народов, подготовка развития революции важнее!

В создание украинского народа и языка впряглись рьяные революционаристы любой ориентации. Но вскоре стало ясно: мировой революции в обозримом будущем не предвидится. Во внутрипартийных дискуссиях 1927 года за её поборника Лейбу Давидовича Бронштейна проголосовал каждый сотый коммунист. Остальные поддержали призыв его оппонента Иосифа Виссарионовича Джугашвили – строить социализм в одной стране.

Для созидания нужно внутреннее единство. Но оно обостряет конкуренцию. Фитилёв обосновал свой лозунг «Прочь от Москвы!» откровенно: «Русская литература тяготеет за нами веками как хозяин положения, приучивший психику к рабскому подражанию». То есть он и его коллеги не надеялись написать что-то оригинальное в рамках русской литературы, а пытались создать место, где их не с кем сравнивать.

Но под арест (а то и расстрел) большинство соратников Фитилёва и Постышева попали не за раскольничество, а в силу своего глубокого революционаризма – стремления менять всё подряд, хоть на пользу, хоть во вред. Такие люди опасны для окружающих. Не зря всякая революция уничтожает собственных творцов. Если бы Эрнесто Эрнестович Гевара де ла Серна не ушёл делать новую революцию в Боливии – на Кубе он бы всё равно не выжил.

Судя по дошедшим до меня – гражданина Украины – обрывкам воззрений народостроителей других союзных республик, те также разрывали старый мир под фундамент для нового. Похоже, не только на Украине расстрелянные возрождения было за что расстреливать.

Империя равенства. Вспышки межнациональных напряжений порождены попустительством

В последние годы в нашей стране уже не раз вспыхивали стихийные волнения, направленные против каких-нибудь национальных групп. Чаще всего агрессия направляется на представителей бесчисленных народов Кавказа. Причём отличить их обычно не в состоянии не только погромщики, но и защитники. Бюрократический оборот «лицо кавказской национальности», вошедший в наш лексикон ещё в советские годы по аналогии с выражением «лицо еврейской национальности», намекающим на раздвоенность малой, но в ту пору активной части евреев между собственной и исторической родиной, довольно точно отражает наше неумение различать тех, кто сам в совершенстве знает, чем осетин отличается от вайнаха и оба они от армянина.

Основная масса кавказцев так же законопослушна, как и основная масса уроженцев всех прочих регионов нашей страны, разделённой ныне на полтора десятка общепризнанных, два частично признанных и два почти непризнанных государства. Поэтому любые нападения на них вызывают всеобщее справедливое негодование. Ибо им чаще всего приходится отвечать за чужие грехи.

Даже если рядовой вайнах или грузин трудолюбив и законопослушен, среди его соотечественников немало желающих шантажировать власть: мол, если попробуете чего-то не позволить мне – я так закричу об ограничении по национальному признаку, что все мои соплеменники сбегутся на помощь.

Власть зачастую поддаётся такому шантажу. Кавказцу иной раз сходит с рук такое, за что татарина или марийца наказали бы по всей строгости закона. Но и татары с марийцами в свою очередь могут выстроить конструкцию, где им предоставят куда больше возможностей, нежели русским.

Выходит нечто вроде колониализма наоборот. В классических колониальных империях вроде Британской народы колоний имеют куда меньше прав, нежели народ метрополии. У нас же, напротив, тем, кого зачастую считают колониями, прав предоставлено куда больше, чем народу метрополии.

Это на первый взгляд кажется справедливым: малым народам сложнее жить – надо эту сложность чем-то уравновесить. Но кому много дано, с того много и спросится. Когда власть даёт несуразно большие права какому-то народу, с него начинают спрашивать другие народы.

Бесчинства в Кондопоге или на московской Манежной площади лишь на первый взгляд кажутся бессмысленными погромами. Внимательное рассмотрение выявляет в их основе протест большинства против предшествующего злоупотребления правами меньшинства. Если бы убийц на Чистых прудах и Кронштадтском бульваре оставили под арестом, а не выпустили (похоже, даже не за взятки, а из опасения прослыть гонителями кавказцев) – москвичи спокойно дожидались бы законного решения суда. Если бы в Кондопоге правоохранители пресекли первые же попытки маленькой, но сплочённой заезжей группы давить на местных жителей – не понадобилось бы этим жителям браться за силовую самозащиту с неизбежными перехлёстами взбудораженной стихии.

Колониальная империя строится на неравноправии по чисто технической причине. Выходцы из метрополии очень малочисленны по сравнению с жителями колонии, а силовая поддержка ещё пару веков назад могла появиться из-за моря лишь через несколько месяцев после того, как понадобится. Вот и приходилось давить в зародыше всякую мысль о возможности неповиновения.

Но наряду с колониальными империями существуют и континентальные. В них десятки народов живут бок о бок, веками нащупывая формы взаимодействия. Да и перебросить силы на подавление любого бунта можно довольно быстро. Легендарные римские дороги предназначались не столько для повозок с товарами, сколько для стремительных маршей легендарных же легионов. В таких условиях постоянное жёсткое давление на какую-то часть населения фактически единой страны попросту невыгодно. В Риме уже в 212 году нашей эры, через два века существования империи её тогдашний глава Септимий Бассиан Луций-Септимиевич Север, известный по прозвищу Каракалла в честь любимого им длинного плаща, даровал всем жителям провинций равные права с римлянами. После чего империя благополучно прожила ещё пару веков и распалась не из-за внутренних конфликтов, но только под сильнейшими ударами извне. Восточная же часть империи, строго следуя указу Каракаллы, сохраняя равенство прав всех своих подданных, продержалась до середины XV века. Да и Турция, возникшая на её обломках, сохранила равноправие хотя бы мусульман и ещё четыре века жила довольно устойчиво.

Россия издревле росла как континентальная империя. В нашей стране права разных народов с незапамятных пор если не вовсе равны, то по меньшей мере довольно близки. Именно потому, что ущемление чьих-то прав создаёт внутренние напряжения, а нам и внешнего давления всегда хватало.

Кондопога и Манежная площадь напомнили: поддерживать меньшинство против большинства так же опасно, как большинство против меньшинства. Страна может быть устойчива только до тех пор, пока в ней права граждан вовсе не зависят от их происхождения. Когда государство вновь станет всей своей мощью карать воров и убийц независимо от того, родились они на кавказских горах или поволжских равнинах – рядовым гражданам не нужно будет подменять силу власти властью силы.