Текст книги "Ромейский талисман"

– Поехали, красавица, – сказал ей Ворш. – Чего понапрасну тут стоять? Глядишь, огонь проворнее нас окажется. Или тебе опять что мерещится?

– Опять мой сон, – сказала Ивка, и голос ее дрогнул. – Огонь я во сне нынче видела. Снова вещий сон.

– Огонь, говоришь? – Ворш даже не удивился ее словам, он знал, что девушка скажет что-нибудь в этом духе. – И что же?

– Ничего. – Ивка мотнула головой, будто стремилась согнать с себя какое-то наваждение. – Страшно мне просто. Не будет нам дороги.

– А мы в объезд поедем, – шутливым тоном сказал Ворш, хотя ему было не до шуток. – Ляд с ним, с пожаром! Поехали, а то дружина без нас ускачет.

– А ты будешь рядом со мной? – вдруг спросила Ивка таким тоном, что сердце Перунова жреца-воина дрогнуло. На мгновение Ворш даже оцепенел. Все вокруг него исчезло, остались только ясные зеленоватые глаза Ивки – и кричащая в них мольба о помощи.

– Буду, – твердо сказал Ворш и, подъехав к девушке вплотную, неожиданно для самого себя поцеловал ее в лоб. – Перуном клянусь, Белбогом, Хорсом пресветлым. Предками своими.

– Смотри же, обещался, – ответила Ивка и поцеловала ведуна в губы.

Радогост был удивлен неожиданным возвращением отряда, но еще больше курпатовского старшину взволновала весть о пожаре. Пока дружинники обиходили коней, вымотанных часовой отчаянной скачкой и смывали пережитое потрясение крепким медом, весть о пожаре разнеслась по всему городищу. Майдан гудел от собравшегося народа. Радогост тут же послал несколько человек на юг следить за огнем. Все опасались, что стихия пойдет прямо на Курпатов. Пока же всех охватило тревожное ожидание.

Разведчики вернулись только на закате. Они подтвердили – лес полыхает от Чурова болота на юг до самого горизонта. Но ветер опять переменился, и теперь огонь вновь повернул на юго-восток. Услышав это, Радогост мысленно поблагодарил богов. Проявлять радость открыто ему не хотелось – слишком уж угрюмые лица были у киевлян.

– Ну, хоть это добрая весть, – сказал староста. – Теперь пожар в озерный край упрется, там ему не разгуляться особо. А тут, глядишь, бога дождь пошлют. Странно только, как это в такую сырую погоду лес загорелся.

– Будто кто-то нас на Себеж пускать не хочет, – ввернул Влад Вороня.

– На Себеж так и так пройдете, – сказал Радогост. – Зря не послушались меня, день потеряли. Поехали бы в Полчев, уже к его воротам подъехали бы. Ну да ладно, невелика беда. Отдохнете ночь, подкрепитесь, а утром поедете. Я вам проводников дам, как обещал.

– Надо было тебя послушать. – Давид хрустнул костяшками пальцев, сжатых в кулаки. – Я виноват, решил на юге ехать знакомой дорогой.

– Нет тут твоей вины, – ответил Радогост. – Кто знал, что лес гореть будет? И я того предвидеть не мог. В эту пору лесные пожары бывают, но чтобы в такое безведрие…

– Нечего пустые разговоры вести, – решительно сказал Давид. – Отчего пожар, зачем пожар – не нашего ума дело. Если есть другая дорога, надо ею идти. Верно говоришь. На рассвете отправимся.

Лицо старейшины просветлело.

– Оно и ладно! – вздохнул он. – Пора и закусить нам. Надобно челяди сказать, чтобы столы накрыли. Жду вас к трапезе нынче вечером.

Давид вышел из дома вместе с Радогостом. У крыльца собралась большая толпа, и хотя первый страх у жителей Курпатова прошел, у многих на лицах еще читалась тревога. Пока Радогост беседовал с людьми, Таренаци прошел в конец майдана, туда, где киевские воины привязали своих коней. Чага и Сулица были рядом с лошадьми, прочие дружинники стояли поодаль, окружив Ворша. Давид подошел, заглянул волхву в глаза.

– Что скажешь, ведун? – спросил он Ворша.

– Ничего, – отвечал тот. – Дождемся утра.

– Пойдем, разговор есть, – предложил Давид.

Ворш подчинился. Они прошли с полсотни шагов, вышли на заросший полынью пустырь за домом старейшины. Давид сел на брошенную в траву колоду, знаком предложил ведуну сесть рядом, Ворш остался стоять, оперевшись на посох.

– Если знаешь что, скажи сразу, – сказал Давид. – Ничего не скрывай. Мне нужно знать правду.

– А я и не скрываю. Я говорил тебе о том, кто такая Ольга. Я сказал тебе о подарке недобром, что ромеи Ингвару преподнесли. Может статься, что пожар этот, который путь нам на юг перекрыл, колдовством вызван. Не хочет Тьма, чтобы мы до Киева добрались. Только вот непонятно мне, почему.

– Я не это хочу слышать, – Давид посмотрел на волхва тяжелым взглядом. – Что делать, скажи.

– Правду хочешь знать? Пока не знаю.

– Надо узнать.

– Думаю, завтра мы все узнаем, когда в Полчев придем. Если не в волшбе черной дело, через Полчев благополучно до Себежа дойдем, а там дождемся кумвара на Полоцк и Киев. Если же черные силы против нас злоумышляют, то и этот путь легким не станет.

– И что тогда?

– Не знаю. Говорю же, завтра все понятнее будет.

– Любишь ты тайны, колдун. О чем с дружинниками моими говорил?

– О том же, что и с тобой сейчас. Боятся твои люди. И правильно делают. Одно дело с людьми драться, совсем другое с нежитью. Тут особые навыки нужны.

– А ты умеешь, так?

– Так, – кивнул Ворш. – Я боевой жрец Перунов, меня тому смладу учили. Придет час, я и тебя научу, и дружинников твоих. Но не раньше.

– Хорошо, хоть так. – Давид встал, отряхнул шаровары от налипшей с колоды трухи. – Теперь выслушай, что я тебе скажу. Я поклялся князю Хельгеру, что привезу невесту княжескую в Киев живой-невредимой. Если меня убьют, ты это сделаешь. Поклянись, что выполнишь мою волю.

– Нет в том нужды. Доставить Ольгу в Киев и я обещал, только не князю киевскому, а Свару, верховному волхву Перуна. Затем и послан был в Псков. Одна у нас с тобой цель, Давыд-богатырь. А коли так, будем ее вместе добиваться. Вот тебе слово мое и рука. – Ворш протянул армянину руку. – В одном поклянусь: сражаться буду рядом с тобой против любого врага до последнего дыхания. Мы теперь с тобой побратимы по оружию. А своего побратима я буду защищать, живот за него положу. Таков закон Перунов, которому меня мудрые люди наставляли. Такую клятву примешь?

– Такую? – Давид посмотрел на молодого жреца, пожал протянутую руку. – Приму. Может, вместе нас будет убить труднее, чем по одному.

– Это точно, – с улыбкой ответил Ворш.

Часть V
Полчев

I

Время шло к полудню, а туман упорно не хотел рассеиваться. Хотя удивляться было нечему, после недавних дождей лес был сырой, травянистая почва громко чавкала под копытами лошадей. Где-то наверху, в кронах деревьев, кричали птицы. Пока ничего странного путники в лесу не заметили.

Корж, щуплый низенький мужичок, которого Радогост приставил к киевскому отряду проводником, уверенно вел дружинников к Полчеву. Впрочем, едва отряд отъехал от Курпатова, стало ясно, что и без проводника они бы нашли дорогу – через лес вела широкая просека, хорошо различимая даже в таком густом тумане. Въехав в пущу, отряд версты через четыре оказался на тропе, ведущей вдоль скалистой гряды, заросшей молодым смешанным лесом. Место было красивое и таинственное – причудливые скалы и заросшие изумрудным мхом валуны выплывали перед путниками из тумана, точно поставленные здесь богами путевые столбы. Несколько раз в тумане мелькали силуэты каких-то зверей, испуганных приближением отряда. А еще здесь было множество грибов: из травы торчали яркие шляпки сыроежек, подосиновиков, грузди с мужской кулак величиной, пестрые мухоморы, желтые лисички. В чаще щелкали тетерева и бекасы, а однажды Вороня и Сулица, ехавшие впереди вместе с курпатовским проводником, одновременно увидели на гребне скалы косулю – животное возникло из тумана, будто призрак. Глянуло на людей и умчалось прочь, точно опасаясь, что от нежданных гостей ничего, кроме смертоносной стрелы, не дождешься. Однако дружинники даже не обратили на косулю внимания. Еды у них было в достатке, гостеприимные кривичи снабдили отряд на неделю, хотя, по словам Коржа, до ночи отряд уже должен быть в Полчеве.

– Недалече тут, – повторял кривич. – Еще верст двадцать пять ехать надобно, и мы на месте будем. Коли прибавим шаг, до вечерней зорьки доберемся.

– Так давай прибавим! – потребовал Давид.

– Н-е-е-е! – протянул Корж, мотнув лысеющей головой. – Туман шибко густой. Лошадей потеряем, ноги поломают. Коли прояснится, тады прибавим. Да и куда спешить-то? До ночи уже в Полчеве мед пить будешь, боярин.

– Святой Николос, что за места! – воскликнул Давид. – То пожар, то туман, то дожди. Как тут вообще люди живут, а?

– Ты не кричи шибко, боярин, – предупредил Корж. – Хозяин леса энтого не любит страсть.

– Какой еще хозяин леса?

– Известно какой – леший. Тут самое его владение будет.

– Леший? Что за леший?

– Старичок лесной. Маленький такой, навродь меня, борода до колен, волосы копной, и глаза косят. А иной раз чудищем обернется: руки как сучья, глаза как у филина – страсть! Так кричит по лесу, ажио поджилки трясутся.

– И! – недоверчиво буркнул Таренаци. – Ты что, сам его видел?

– Знамо дело видал. Да у нас почитай кажный, кто на охоту ходит, с ним сталкивался, – спокойно сказал Корж. – Коли зверя бить идешь, хозяина леса встретишь непременно. Пытает он, почто на охоту ты пошел – заради пропитания, али от баловства животину губишь. Зверью он навроде как заступник.

– Нет никакого лешего, – неожиданно подытожил армянский богатырь, выслушав проводника. – Сказки все это.

– Много в этих лесах темного и непонятного, – вступил в разговор Ворш, который на этот раз ехал рядом с Давидом и Ольгой и до сих пор молчал, погруженный в свои мысли. – И жители тутошние таковы, что с ними лучше не встречаться. Но вот что странно – седьмой день мы в пути, а нежить нам ни разу пока что не попадалась. Непонятно!

– А ты будто об этом жалеешь, – сказал Давид.

– Вовсе нет. Мне о том жалеть невместно, уж коли с детства меня учили с этой самой нежитью бороться. Но беспокоит меня это, Давыд-богатырь. Она хоть и нежить, а наша, русская. На этой земле она такой же исконный житель, как и мы, русичи. Потому и хорониться ей не пристало. Ныне же какой день едем, и все не встречается нам никто – ни леший, ни болотницы, ни мавки, ни русалки. Странно это. Будто боятся лесные жители кого.

– Может, тебя боятся, – усмехнулся Таренаци. – Сам же говоришь, воевать с ними приучен. А они это чувствуют.

– Может быть. – Ворш обернулся назад, поискал глазами Ивку. Девушка ехала в конце колонны рядом с Некрасом. Юноша что-то ей рассказывал, и девушка улыбалась. И хоть еще не сошли с ее лица следы побоев, нанесенных викингами, Ивка ожила. Ворша это радовало. Во всяком случае, девушка будто и не помнила, что с ней случилось. Лишь иногда, встречаясь с ней глазами, Ворш улавливал в ее взгляде страх. Был ли этот страх следствием того, что уже было пережито Ивкой, или же предчувствием того, что еще предстоит пережить?

– Бона! – услышал ведун голос проводника Коржа. – Большак виднеется! Им поедем, борзо доберемся!

Отряд съехал с тропы на большак: здесь лошади пошли быстрее, да и туман как будто начал понемногу рассеиваться, пока совсем не исчез. Час за часом, верста за верстой кавалькада двигалась вперед. Когда солнце начало заходить за вершины деревьев и время подошло к закату, всадники выехали из леса.

– Я же говорил! – с гордостью произнес Корж. – Бона Полчев, перед нами как раз!

На холме, верстах в четырех впереди, было видно городище, окруженное по обычаю мощным частоколом. Давид облегченно вздохнул – теперь ясно, что ночевать в лесу им не придется. Тем более что небо к югу стало быстро покрываться облаками, которые сливались в одну свинцово-серую тяжелую тучу, повисшую над лесом и недвусмысленно обещавшую сильный дождь.

– Прибавить ходу! – скомандовал Давид. Однако в его команде не было нужды, дружинники и сами перешли на рысь. После целого дня, проведенного в седле, всем хотелось поесть горячего, выпить пару ковшей крепкого кривичского меда, а то и просто поспать.

– Как ты, красавица? – спросил Давид Ольгу, подъехав к девушке поближе.

– Сдюжу, – ответила девушка. – Спина вот только болит.

– Приедем, травниц к тебе позову, – заявил Давид. – Потерпи, немного осталось.

– Я норманнка и дочь норманнки, – с достоинством ответила Ольга. – Боль терпеть умею. Не беспокойся, боярин Давид.

Глухой раскат грома прокатился над лесом, с юга налетел порыв ветра, раскачивая вековые сосны и неся в лицо всадникам ледяной холод. Солнце уже почти скрылось за лесом, небо окрасилось в розоватый цвет, а облака – в лиловый. Туча на юге между тем росла с пугающей быстротой, в ней уже поблескивали молнии, будто предупреждая путников, что времени у них осталось совсем немного.

– Опять гроза! – с деланым весельем в голосе воскликнул Чага, но глаза у него были серьезными. – Дорога в дождь к счастью.

– Быстро! – крикнул Давид. – Нечего на дороге стоять.

Ворш будто не слышал армянского богатыря. Он не отрываясь смотрел на клубящуюся тучу, все больше закрывающую небо, и его почему-то охватила тревога. Быня хлопнул его по плечу.

– Не стой, ведун! – воскликнул он. – Гроза намочит.

Ворш опомнился, ударил коня пятками. Отряд быстрой рысью пошел по дороге. До Полчева осталось версты три, когда туча совершенно закрыла небо. Молнии прорезали ее все чаще, и ветер, прежде налетавший короткими порывами, начал с завываниями дуть безпрерывно.

Потом вдруг небо ослепительно сверкнуло, могучий грохот напугал и коней, и людей. Слева от дороги огромная сосна в одно мгновение расцвела огнем, охватившим ее крону, и ветер начал быстро разносить пламя по соседним деревьям. Прошло несколько секунд, и снова полыхнула молния, на этот раз ударив в деревья за спинами всадников, как будто какая-то сила решила поджечь лес и с северной стороны, отрезая людям путь назад.

– Давай, давай! – заорал Давид.

Всадники перешли на галоп. Туча теперь, казалось, клубится над самой головой, так низко, что ее свинцовое, заряженное призрачным электричеством брюхо будто стелилось по верхушкам деревьев. Но и расстояние до Полчева сокращалось. Стоявшее на невысоком холме городище уже можно было видеть во всех подробностях. Давид увидел, что ворота открыты, – это хорошо, не придется ждать, пока хозяева их впустят.

Снова ударила молния, огласив лес таким грохотом, что зазвенело в ушах. Заржали перепуганные кони, над лесом с западной стороны от дороги взметнулось багровое пламя.

– Четыре ветра божьи, четыре сына Даждьбогова, услышьте голос мой, внука Сварогова, вас зовущего, – заговорил Ворш, взявшись за шолку у себя на шее. – От края земли приходите, все дороги знаете, все поля обдуваете, по миру гуляете! Призываю вас, слуга Перунов, именем богов отцов моих, именем Сварога светлого, Даждьбога могучего, Белбога лучистого – донесите до слуха Перунова мольбу мою, путь мой освободите, под чистым небом меня ведите. Не поразит меня молния Перунова, ветер полночный, огонь небесный, гром железный! Отведи от меня, Перун-бог, силу твою, сохрани меня от зла и от тайного умысла черного! Слово мое крепкое, в огне каленое, в воде томленое, неразбиваемое, неразмыкаемое!

Туча продолжала полыхать молниями, но в лес ни одна из них больше не падала, однако значения это уже никакого не имело. Подожженный с трех сторон сосновый бор медленно разгорался, в воздухе запахло дымом. Впрочем, расстояние до города все больше и больше сокращалось. Давид уже мог перевести дух, до ворот Полчева оставалось не больше версты. Однако перед началом подъема на холм ехавшие впереди Вороня, Сулица и Корж внезапно остановились, будто натолкнулись на какое-то невидимое препятствие. Давид, сделав знак остановиться, сам подскакал к ним.

– Чего встали? – крикнул он.

– А вот чего, боярин! – ответил Корж странным голосом. – Смотри!

На дороге впереди было заметно какое-то движение. Тот тут, то там земля начинала вдруг вспучиваться, точно невидимый крот прокладывал к поверхности вход. На влажной после тумана травянистой почве внезапно и быстро вырастали кучки земли, которые невидимый копатель выбрасывал из своей норы. Однако для кротовых нор эти холмики были слишком велики, да и было их много – несколько десятков, и постоянно прибавлялись новые. Такого никто из киевлян никогда не видел. Судя по тому, как вел себя проводник, для него это зрелище тоже было в диковинку.

– Эка, глянь, чего там! – Сулица показал пальцем вправо от дороги.

На одной из свеженасыпанных куч черной земли показалось странное существо. Поначалу люди в сумерках приняли его за огромного ежа, но загадочная тварь не была ежом. Кряхтя и издавая журчащий стрекот, существо скатилось с кучи земли на зеленый дерн и, переваливаясь с боку на бок, заковыляло в сторону людей на огромных человеческих ступнях, перепачканных землей. Киевляне с изумлением следили за непонятным порождением леса. Теперь стало ясно – за ежа они приняли что-то, больше всего напоминающее лишенную тела человеческую голову в стальном круглом шлеме, утыканном по гребню длинными острыми лезвиями. Рук у твари не было, коротенькие ножки с непропорционально большими ступнями начинались прямо за торчащими ушами. Существо сделало несколько коротких прыжков, словно тушканчик уставилось на людей злобными желтыми глазами из-под тяжелых век. А потом случилось то, чего никто не ожидал.

Тварь внезапно прыгнула. Сила прыжка была такова, что неизвестное существо ударилось в щит Сулицы, словно пудовый камень, выпущенный из катапульты. Этот удар выбил дружинника из седла. Сулица упал навзничь, тяжело ударившись головой о землю. Тварь же, откатившись в сторону, встала на ноги, застрекотала и снова маленькими прыжками двинулась на людей, подбираясь к Сулице, полуоглушенному падением и пытавшемуся подняться с земли.

– Назад! – завопил Ворш, появившийся из-за спины Давида.

Существо прыгнуло снова, на этот раз ударив в грудь проводника. Корж вылетел из седла и грянулся замертво; его грудь была проломлена ударом и пробита стальными шипами, торчавшими из шлема твари. Существо не стало терять время; слизав вытекавшую из ран на груди кривича кровь длинным красным языком, оно с тошнотворным хрустом начало вгрызаться в тело убитого.

Подскакавший Ворш ударил тварь посохом. Полыхнула золотистая вспышка, и жуткое существо разлетелось во все стороны кусками обугленной кости и комьями желтовато-бурого вещества, напоминающего тыквенное пюре.

– Назад! – завопил он снова. – Назад! Ежоглавы это! Ежоглавы!

Давид успел развернуть коня. Заметил, что близ дороги вырастают новые черные кучи, и сумерки наполняются зловещим бормотанием. А потом сразу три ежоглава вылетели пушечными ядрами из тени под деревьями. Один пролетел мимо, второй ударил Давида в щит и отскочил, попав в умбон. Третьего Вороня, изловчившись, рассек пополам в воздухе, забрызгав армянина зловонной буро-желтой кровью ежоглава.

Сулица уже успел взобраться на своего коня, размахивал чеканом, пытаясь разглядеть новых ежоглавов. А их к дороге катилось уже не меньше десятка. Они прыгнули, как по команде, и Сулица успел издать только короткий пронзительный крик – одна из тварей угодила прямо в лицо дружинника, превратив его в месиво разорванных мышц и переломанных костей. Сразу несколько существ повалили коня погибшего кривича, с рычанием вцепились в его бока. Два ежоглава разлетелись в куски от ударов Ворша, еще одного Давид рассек своим шемширом. Отбив атаку, киевляне, не сговариваясь, развернули коней и погнали их от города, оставив тела Сулицы и Коржа на растерзание тварям.

Один из ежоглавов прыгнул вдогонку убегающим людям, пронесся в воздухе будто камень из пращи. С непостижимой ловкостью Ворш успел перехватить чудовище ударом своего посоха. Больше атак не было – всадники удалились на расстояние, которое оказалось безопасным.

– Фу ты! – Вороня стер с лица комья вонючей бурой крови. – Что это?

– Никогда не думал, что придется их увидеть, – мрачно сказал Ворш. – Назад к отряду!

– Зачем? – Давид даже не возмутился тому, что ведун начал распоряжаться вместо него.

– Надо подготовить воинов. Теперь я начинаю понимать. И пожар этот лесной, и почему тут взялась эта погань.

– Из-за нее? – тихо спросил Давид. Ворш ничего не ответил, только утвердительно кивнул.

– Наши едут, – сказал Вороня, обратив внимание на подъезжающих всадников.

Ворш тем временем достал из амулета на груди камень.

– Оружие обнажите все, быстро! – велел он.

Дружинники подчинились. Вороня тронул коня шагом, по очереди проводил камнем по клинкам мечей, лезвиям топоров и наконечникам копий.

– Что ты делаешь? – поинтересовался Давид, хотя уже понял, что в ход пущена какая-то магия.

– Это осколок Алатырь-камня, – бросил Ворш.

– Камень Сингастейн! – удивился Реттиль. – Громовой камень!

– Закрывайтесь щитами, – предупредил Ворш. – И не поворачивайте к ним коней боком.

– Будем прорываться в город? – осведомился Давид. – Или поедем обратно?

– Обратно нас пожар не пустит. Сгорим или в дыму задохнемся.

– Ворш, что случилось? – спросила Ольга.

– Это, – ведун показал на нависшую над головами черную тучу, – и это, – и он кивнул в сторону города, – одна черная волшба. Ромейское колдовство начало действовать. Ежоглавы поджидали нас. Это не русская нежить, в наших краях эти твари никогда не водились. Их сюда привела злая ромейская магия.

– Откуда ты знаешь о ежоглавах? – спросил Вороня.

– Слышал о них. Старшие волхвы сказывали про них. Говорили, что живут эти нежити на границе миров, вроде как стерегут ее и от живых и от мертвых. Ромеи их капитусами зовут. По-ромейски «капита» значит голова. Если они тут появились, плохо дело. Такую злобную нежить обычной магией не вызвать, слишком могучую силу иметь надобно.

Давид невольно глянул на Ольгу и поразился – в глазах девушки не было страха. Может, она не понимала еще, с чем они встретились. Ивка тоже не казалась испуганной. Зато Некрас выглядел жалко. Лицо юноши стало мертвенно-бледным, в глазах появилось затравленное выражение. Когда Ворш коснулся Алатырь-камнем наконечника копья Некраса, парень едва не выронил это копье из рук.

– Едем в Полчев. – Ворш повернулся к Ольге. – Надо лечь на шею лошади, крепко охватить ее руками и держаться что есть мочи. Поняла ли?

– Поняла. – Ольга заправила под шапочку выбившуюся пепельную прядь. – Меч мне дайте. Я тоже буду драться.

– Драться будем мы, – сказал Ворш, положив руку на запястье девушки. – А тебе главное с коня не упасть. И ты держись! – добавил он, обращаясь к Ивке.

– В строй! – заорал Давид, поворачивая коня к Полчеву.

Дружинники быстро выстроились клином, в центре которого оказались обе девушки и Некрас. Они проделали это быстро и вовремя – на дороге, будто катящиеся мячи, показались ежоглавы. Свирепо стрекоча и шипя, они двигались наперерез отряду, по всей видимости, готовя нападение. Всадники тут же пустили коней вскачь; теперь все спасение было в скорости. Послышались гулкие удары: один из ежоглавов угодил в щит Таренаци, второй попал в щит Реттиля и застрял в нем, визжа и болтая измазанными землей ступнями. Ворш скакал впереди, топча тварей конем и разбивая посохом. Вороня разрубил ежоглава, летевшего прямо в Ольгу. Домажир успел увернуться от одного капитуса, но второй ударил его прямо в грудь и выбил из седла. Через секунду острые зубы нежити перегрызли киевлянину горло. Конь Домажира пережил хозяина лишь на несколько мгновений – потеряв седока, он заметался на месте, и нежити со всех сторон атаковали его, повалив на землю и прикончив в мгновение ока. Тела человека и лошади отвлекли внимание большей части тварей, почуявших кровь, а прочим не удалось остановить отряд. Мечи и топоры дружинников, насыщенные магией Алатырь-камня, будто сами угадывали траектории летящих ежоглавов, и твари десятками гибли под их ударами, густо измарав своей бурой кровью шерсть лошадей и одежду всадников. Еще несколько секунд – и Ворш первым вырвался из кольца, за ним Давид, Ольга, Ивка и Некрас. Чага, Быня, Микула, Реттиль и Вороня прикрыли своих товарищей, отразив последнюю атаку ромейской нежити. Отряд понесся по дороге, с обочин которой доносились зловещее бормотание и стрекотание, но нападений больше не было. Или ежоглавы не решались атаковать и страх перед зачарованным оружием людей пересилил в них жажду крови, или же ими управляла чья-то злая воля, решившая, что капитусы свою задачу выполнили.

До ворот Полчева осталось не более полуверсты. Всадники преодолели ее за четверть часа и остановились только у самых ворот, чтобы дать отдых измученным лошадям. Реттиль выдернул из шита застрявшую в нем тварь и с изумлением рассматривал ее, держа на вытянутой руке. Ежоглав ворочал выпученными глазами, противно пищал, оскалив кривые желтые зубы и свесив длинный язык, дергал ногами, будто схваченный за уши кролик. Ворш сделал норманну знак: Реттиль подбросил тварь вверх, и ведун ударом посоха превратил ежоглава в обугленный кусок плоти.

– Чего притихли? – спросил Ворш, обращаясь к дружинникам, затихшим и несколько ошеломленным. – Вот так погань эту надо бить!

– Страх какой! – пробормотал Чага. – Думать не думал, что такое вот быть наяву может. Будто спишь и сон дурной видишь.

– С нами Иисус Христос и святые угодники! – воскликнул Давид и перекрестился. – И чего только не встретишь в этом мире!

– Не нравится мне все это, – вдруг сказал Ворш.

– Что не нравится? – насторожился Давид.

– Мы у ворот, а людей нет. Похоже, мы прибыли туда, где нас уже ждут.

– Проклятый староста! – Давид погрозил мечом в сторону севера. – Вернусь обратно, сожгу Курпатов дотла!

– Это не его вина. Староста не знал, кто и почему охотится за нами. – Ворш помолчал несколько мгновений. – Ждите меня здесь. Я поеду в город, посмотрю, что там.

– Я с тобой! – вдруг вырвалось у Некраса. Дружинники с удивлением посмотрели на юношу.

– Ладно, – согласился Ворш. – Остальные ждите здесь. Мы вернемся и тогда решим, что делать.

Некрас тронул коня вслед за Перуновым волхвом и напоследок глянул на Ольгу. Девушка смотрела на него, и Некрас прочел в ее глазах одобрение. Некрас попытался улыбнуться ей. Он не мог ей сказать, что ехать с Воршем его побудил страх. Ему было страшно на этой дороге, в сумерках, под огромной зловещей тучей, недалеко от карауливших их ежоглавов. Сердце его сжималось от страха, но этот подаренный на прощание взгляд добавил ему мужества. А потом он услышал окрик Ворша и поехал к воротам, молясь Перуну и Хорсу и другим богам о том, чтобы его решение ехать вместе с ведуном в Полчев не стало последней совершенной в его короткой жизни глупостью.