Текст книги "АнтиМетро, Буэнос-Айрес"

Глава седьмая
Подземное кладбище и другие разности

Артём мгновенно переместил минный анализатор под левую подмышку, сорвал с плеча автомат и полоснул по неясным фигурам короткой очередью. Послышался жалобный визг, тут же преобразовавшийся в надсадный предсмертный хрип.

– Подправить? – невозмутимо поинтересовалась Татьяна, щёлкнув рычажком предохранителя.

– Не стоит, верная напарница. «Алькон» – очень хороший автомат, немного похожий на наш «Калашников». С тридцати метров из такого не промажешь, даже если очень захочешь…. Пошли, взглянем?

На пышном мху – неопределённого цвета – лежали два неподвижных поджарых тела.

– Волки? – чуть испуганно выдохнула Таня.

– Скорее всего, немецкие овчарки, что было бы весьма логично, – хмыкнул Артём. – Только странные какие-то. А в чём эта странность – сразу и не разобрать…. Давай-ка, я сдвину вверх этот дурацкий прибор ночного видения, а ты мне подсветишь карманным фонариком. Может, что-то и прояснится…. Правее переведи луч. Теперь – левее…. И ни фига же себе, так его растак!

– Всё шипел, мол: – «Тише говори, тише…», а сам разорался – как на футболе, – осуждающе проворчала жена. – Что ты там увидел такого необычного?

– Во-первых, глаза. Они очень большие, абсолютно круглые и немного отливают фосфором. Причём, и чёрные зрачки неправдоподобно-крупные…. Во-вторых, носы треугольные и ярко-коричневые. В-третьих, шерсть какая-то…. Безликая, что ли, неопределённого цвета. Пего-серо-седая. Цвета осеннего утреннего тумана. В-четвёртых, зубы у них очень острые, редкие и почти чёрные…. А так-то да, обыкновенные немецкие овчарки…

– Что же, ничего странного. За столько лет, проведённых в полной темноте, и шерсть у овчарок поменяла свой изначальный цвет, и глаза округлились – ну, как у лесных сов…. Интересно, как они, вообще, выжили? Чем питаются? Что пьют? Более того, даже умудряются регулярно продлевать род…. Молодцы, одним словом. Только, вот, напрасно они к нам приблизились так неосторожно и невежливо…

– На обратной дороге прихватим собачьи трупы с собой, – решил Артём. – У меня в планшете имеется три просторных пластиковых мешка, предусмотрительный Домингес озаботился. Пусть местные учёные мужи исследуют – как и что….. Ладно, а что у нас с этим залом?

– Ты, Тёма, укладывай собачьи трупы в пластиковый мешок, а я буду старательно осматриваться по сторонам (естественно, крепко сжимая автомат в ладонях), и подробно докладывать, – предложила Таня. – Согласен? Тогда слушай…. Помещение представляет собой…м-м-м, кажется, двенадцатиугольник. В смысле, в разрезе – правильный двенадцатиугольник. Так-то данная фигура – с точки зрения классической геометрии (тригонометрии?) – называется как-то по-другому. Извини, но я никогда не дружила с точными науками…. Длинна каждой грани составляет, наверное, метров семьдесят-восемьдесят. По центру зала расположен полуразрушенный фундамент, на котором, очевидно, раньше располагалась солидная трибуна – для общения высокого руководства с доверчивыми народными массами…. Так, что ещё? В стенах имеется множество разномастных дверей – на некоторых гранях по одной, на некоторых и по две. Кстати, коридор, по которому мы пришли сюда, дверью почему-то не оснащён. Впрочем, вижу ещё два иссиня-чёрных овальных проёма. Следовательно, таких ходов-коридоров несколько…. В стены вмурованы какие-то странные чугунные штуковины. Наверное, это «держалки» для факелов…. Сама собой напрашивается нехитрая и банальная ассоциация, мол, ярко горят многие сотни факелов, на высокой трибуне располагается некая говорливая и нервная личность, толкающая пламенную и долгую речугу, а весь зал заполнен людьми в чёрной униформе, которые – время от времени – истово скандируют: – «Зиг, хайль! Зиг, хайль»…. Впрочем, они могли выкрикивать и что-то другое, я с данной ситуацией знакома только по старым советским кинофильмам…. Сейчас же, очень похоже на то, что у данного помещения – насквозь другая функция. То бишь, скорбная, кладбищенская….

– Что ты сказала? – выпрямился Артём, защёлкнув замочек мешка. – Шутить изволим, амазонка?

– Ни капли. По ту сторону от фундамента расположены – в несколько рядов – низкие холмики, украшенные разномастными крестами…. Сходим на экскурсию?

Через полчаса Артём резюмировал:

– Всего я насчитал восемьдесят шесть могил. Судя по табличкам, прикреплённым к крестам, большинство похороненных – немцы. Хотя, встречаются и испанские фамилии…. Возрастной состав покойных, согласно тем же табличкам, самый разнообразный. То бишь, имеются взрослые мужчины и женщины, подростки, дети и почтенные старики. Связывает их всех одно – дата смерти. Эти люди умерли осенью 1956-го года, в течение двух с половиной месяцев.

– То есть, когда закончился годовой запас продовольствия? – уточнила Татьяна.

– Скорее всего, ты права…. Я думаю, что здесь – после Второй мировой войны – располагался некий накопительный, вернее, «выжидательный» нацистский пункт.

– Что ты имеешь в виду?

– Представь себе ситуацию…. В Аргентину – по секретной договорённости с местным диктатором Перроном – тайно прибывают (морем, или на самолётах?), некие высокопоставленные наци в сопровождении семей, включая престарелых родителей, а также малолетних детей и внуков. Отсюда и несколько испанских фамилий на крестах. То есть, добрый и милосердный Хуан Перрон тут же выделял своим новым «гостям» нянек для малышей и прочий обслуживающий персонал…. Вновьприбывшим переселенцам, естественно, надо было где-то передохнуть, определиться с дальнейшим маршрутом, обзавестись безопасными и чёткими документами, получить подробные инструкции, ну, и так далее…

– Определиться с маршрутом? – удивилась Таня. – Неужели, этого нельзя было сделать заранее?

– Видишь ли, у процесса переселения нацистов из Европы в Южную Америку была, м-м-м, очень высокая динамика. То есть, сперва их крупные поселения базировались только в Аргентине и Уругвае. Но в самом начале пятидесятых годов (двадцатого века, естественно), в этих странах стало очень, уж, неспокойно и неуютно. В том смысле, что неожиданно активизировались «левые» движения, в воздухе отчётливо запахло очередной серьёзной революцией…. Из соображений безопасности, многие боши (они же мофы и фридолины), в спешном порядке перебрались в Парагвай. В 1951-52-ом годах Парагвай был буквально наводнён немецкими переселенцами. Тогдашние южноамериканские юмористы даже шутили, мол: – «На парагвайский флаг надо обязательно добавить нацистскую свастику, а над гербом начертать девиз – «Только для немцев!». Да и поясные портреты Адольфа Гитлера не помешает развесить на площадях всех крупных городов…». Впрочем, очень скоро зашаталось кресло и под парагвайским диктатором Стресснером. После этого нацисты начали переезжать – целыми поселениями – в Чили…. Так что, алмазная донна, поставь себя на место немецких переселенцев, прибывших в Буэнос-Айрес в славном 1955-ом году. Они до этого момента, понятное дело, где-то прятались-скрывались, и надёжной связи с Южной Америкой почти не имели. А жить-то хотелось в одном поселение с родственниками, знакомыми и однополчанами…. Поэтому, первым делом, им требовалось получить достоверную информацию, где и кто – из родственников и знакомых – проживает на данный конкретный момент. И только после этого – выправлять нужные паспорта, разрабатывать безопасные и комфортные маршруты, приобретать билеты…

– Нужную информацию фридолины получали в адресном бюро Буэнос-Айреса? – невинно поинтересовалась Татьяна.

– Нет, не в адресном бюро. Для этих целей предусмотрительный Хуан Перрон создал специализированную структуру, не имевшую – якобы – к государству никакого отношения. Называлась эта контора очень громко и пафосно – «Командо Насиональ Антикоммуниста». То есть, «Национальное антикоммунистическое командование». Считалось, что под знамёнами этой общественной организации собирались разновозрастные дяденьки и тётеньки, играющие в идейных фашистов. Мол, читали друг другу исторические лекции, проводили невинные семинары и симпозиумы…. На самом-то деле всё было гораздо круче и серьёзней. У «Командования» одних только боевых отрядов насчитывалось с десяток…. Зачем им были нужны боевики? Понятное дело, чтобы физически уничтожать наиболее активных и одиозных социалистов, троцкистов и коммунистов. Ну, не хотел Перрон повторения известных испанских событий 1937-38 годов…. А ещё барышни (в основном, немки), состоявшие в аппарате «Командования», постоянно поддерживали телефонную и почтовую связь с каждым крупным немецким поселением, находившемся как в Аргентине, так и на территории других южноамериканских стран. То есть, вели досье практически на все семьи нацистских переселенцев.

– Интересно, зачем?

– А, вдруг, что? – вопросом на вопрос ответил Артём. – Например, Адольф Гитлер неожиданно восстаёт из гроба (то есть, выходит из тайного подполья), и вновь сзывает проверенных соратников под заветные знамёна? И вообще, немецкая нация всегда отличалась аккуратностью и дотошностью. Всё надо – на всякий случай – фиксировать и записывать…. Похоже, что эту конкретную группу немецких переселенцев – после свержения Хуана Перрона – здесь живьём и замуровали. Бывает, как любит говорить донья Марта…. То ли по незнанию, то ли, наоборот, рубили пушистые хвосты, заметая следы и убирая лишних свидетелей. Впрочем, это, лишь, скоропалительная версия…. Давай-ка, боевая подруга, пройдёмся по периметру этого зала и вдумчиво подёргаем за дверные ручки.

– Просто подёргаем? – уточнила Таня. – А отмычки и ключи? Мы, что же, даже не будем пытаться открыть двери?

– Пока повременим.

– Для чего же тогда дёргать?

– Для порядка, амазонка. Сугубо – для порядка…. Вот, тебе фотоаппарат, запечатлевай процесс.

– А ты что будешь делать?

– Я? Во-первых, старательно наблюдать за поведением нашего минного анализатора. А, во-вторых, собственно – дёргать…

Через двенадцать-пятнадцать минут Татьяна проинформировала:

– Всего мы насчитали двадцать семь различных дверей и дверок. На трёх из них ты камушком нацарапал кривые крестики. Что они обозначают?

– Накормишь, тогда и расскажу, – пообещал Артём. – Как бы там ни было, а на земной поверхности нормальные люди уже завтракают…

В Танином рюкзаке обнаружилось: две пачки печенья, две большие плитки шоколада («Ноэль», понятное дело), банка с апельсиновым джемом, нарезанный белый хлеб, гусиный паштет, копчёная колбаса, упаковка сосисок в тесте и шесть пол-литровых банок «Кока-колы».

– Какой-то самолётный набор! – недовольно хмыкнула Татьяна. – Наши «грушные» сухие пайки гораздо разнообразнее, вкуснее и калорийнее…. Ну, отважный амазон, какие бутерброды сделать тебе?

– Амазон?

– Я – амазонка, ты – мой законный супруг. Следовательно, амазон…. Что ты решил с бутербродами?

– Попрошу один с колбасой, другой с гусиным паштетом, третий, соответственно, с апельсиновым джемом. Хотя я предпочитаю абрикосовый…. А ещё выдай-ка мне пару-тройку сосисок в тесте.

– Ну, ты и обжора! – возмутилась жена. – Сделаю, конечно же…. Давай, рассказывай про крестики.

– Двадцать четыре двери – при подёргивании за ручки – лишь слегка вибрируют и «ходят», – Артём «сделал» загадочное лицо. – А три – стоят намертво….

– А можно, без этих дурацких театральных пауз? Иннокентий Смоктуновский, тоже мне, нашёлся…. Поясни, пожалуйста, по-человечески!

– Слушаюсь, нетерпеливая амазонка. Те двадцать четыре двери, которые слегка «ходят», они заперты на обыкновенные врезные замки. Следовательно, за ними находятся и помещения самого обычного назначения. То бишь, спальни, кухни-столовые, склады, мастерские, прачечные и так далее.… А три оставшихся двери, скорее всего, заварены (может, и замурованы?), с другой, противоположной стороны. Понимаешь, о чём я толкую?

– Постой-постой! Это, что же получается? – тут же оживилась Татьяна, позабыв про бутерброды. – За дверями, помеченными крестиками, расположены тайные помещения для – так называемых – ВИП персон? Ну, как же можно обходиться без высокородной и наглой бизнес-политической элиты? Никак, ясная поляна с голодными партизанами…. Парни, пришедшие на смену лояльному к фашистам Перрону, на совесть замуровали тайное нацистское помещение. Нависла угроза голодной смерти. А основные продовольственные склады, надо думать, располагались, как раз, в «элитной» части катакомб. Вот, однажды и прозвучал судьбоносный приказ, мол: – «Навсегда отделяемся от простонародного быдла! Боливар не выдержит двоих…». Отделились, естественно, старательно заварив и замуровав три тайных двери. А гранат и автогенов у «отделённых» не было. Естественно, что вскоре все они вымерли от голода и болезней. Но, это же означает…

– Это означает, что нас интересует только то, что расположено за дверями, которые я пометил крестами, – вздохнул Артём. – А вскрыть их будет не так-то и просто. Либо с помощью направленных взрывов, либо, разрезав автогенами, предварительно затащив сюда нужное оборудование, включая тяжеленные баллоны с газом и аккумуляторы…. Но, ведь, этого нельзя сделать незаметно. Злоумышленники (если, конечно, они имеются за этими дверьми), сразу поймут, что к ним без спроса ломятся незваные гости и…. Либо попытаются оперативно скрыться, либо окажут отчаянное сопротивление, включая мощнейший взрыв всего и вся. Есть, впрочем, и более мирный вариант.

– Какой?

– Вскрыть другие входы-выходы, замурованные в 1955-ом году. Кроме сегодняшней, вблизи станции «Кальяо» – судя по «метрошным» планам и картам того времени – имеются ещё две перспективные дверки. Опять же, вдруг, группа Никоненко обнаружит сегодня на «Генерале Сан-Мартин» что-нибудь неординарное и многообещающее…

– Получается, что надо срочно сообщить донье Мартине о наших находках? – спросила Таня.

– И доложить, и посовещаться. Кроме того, узнать о ситуации на «Генерале». Может, стоит – уже завтра – провести первичную разведку на станциях «Боедо», «Плаца де Майо» и «Плаца Италия».

– Следовательно, мы, прихватив мешок с собачьими трупами, тронемся в обратный путь?

– А как же завтрак? – удивился Артём, непринуждённо вскрывая банку с «Кока-колой». – Кроме того, сейчас, ведь, самый разгар трудового дня, по туннелю – одна за другой – идут электрички. Следовательно, для того, чтобы мы попали в «дежурку», придётся минут на десять-двенадцать останавливать движение, образуется толкучка. Не люблю я – лишний раз и без должной на то веской причины – стеснять простых людей…. Так что, после трапезы мы с тобой, любимая, неторопливо прогуляемся по тем двум туннелям, которые не снабжены воротами-дверьми. Просто так прогуляемся, без какой-либо надежды на важные и судьбоносные открытия. Ради повышения общего кругозора, так сказать…

После завершения завтрака Артём закурил мятую сигарету «Боливар» и поинтересовался:

– Радость моя зеленоглазая, а о чём это ты сеньору Домингесу толковала в «дежурке»? Мол: – «Видела нечто важное, но сразу не поняла этого. Так иногда бывает, когда проходишь мимо, и только потом понимаешь, что разгадка была совсем рядом…». Когда и что ты видела?

– Что – не знаю, – нахмурилась Татьяна. – Когда? Да, тогда же! То есть, за тот час, что мы просидели в «дежурке», усердно пялясь на экраны мониторов. Что-то мне глаз «резануло», а, вот, что конкретно, не понимаю. Если соображу, то сразу же поделюсь догадками с тобой…. Кстати, Тёма. У меня, похоже, образовался ещё один «бзик»…

– Давай, боевая подруга. Делись!

– Помнишь, мы с тобой читали две первые главы из романа «Зеркала Борхеса»? Там были две героини: одна – аргентинская девушка Анна, а вторая – индианка по имени Айника. Помнишь?

– Помню, конечно.

– Так вот, мне почему-то кажется, что речь в романе идёт об одной и той же девушке…

– Вполне возможно, – согласился Артём. – Продолжай.

– О девушке – по имени Мария! Что смотришь так непонимающе и заторможено, словно глупый и сонный баран – на новые деревенские ворота? Я говорю о Марии Сервантес, обожаемой внучке доньи Мартины.

– Да, ладно!

– Я так и знала, что ты, грубый и неотёсанный мужлан, меня не поймёшь, – расстроено махнула рукой Таня.

– Но, ведь…

– Да, всё я понимаю! Анна в романе – платиновая блондинка, Айника, наоборот, брюнетка…. Но, понимаешь, есть у меня стойкое ощущение, что это написано именно про нашу рыжеволосую Марию. То есть, она, так сказать, являлась прообразом для австрийского автора.

– Дело, знаешь ли, совсем и не во внешнем сходстве-несходстве…, – помрачнел Артём.

– А в чём же тогда?

– Я прекрасно помню, что ты, амазонка, являешься потомственной ведуньей в третьем (или даже в четвёртом?), поколении. Поэтому и ко всем твоим ощущениям-подозрениям всегда отношусь с должным уважением и почтением…. Только, что это тогда получается, а? Аргентинское правительство играет в какие-то странные игры, заманивая в Буэнос-Айрес богатых и доверчивых людей со всего мира? Или же это семейство Сервантесов – по неким политическим соображениям – затеяло непонятный и изощрённый ребус-заговор? Может, это сумасбродная Мария – втайне от сеньоры Мартины – плетёт собственную паутину? Нет, лучше на эту тему не думать….

– Почему – не думать? – въедливо уточнила Татьяна.

– Потому, что голову можно запросто сломать! Ум зайдёт за разум, мозги закипят и расплавятся…. Ладно, моя небесная принцесса, складываем в карманы рюкзака пустые банки, всякие бумажки-обёртки, и выступаем. Начнём, пожалуй, с правого туннеля…

Первые два с половиной километра в правом подземном коридоре ничего необычного и интересного не наблюдалось – ни тебе старинных минных растяжек, ни странных бело-жёлтых черепов и древних могил. Даже двери, перекрывавшие доступ в боковые ходы, отсутствовали. Впрочем, как и сами ответвления…

Но, вот, заплесневелый мох стал заметно гуще и пышнее, воздух сделался нестерпимо-влажным, а со сталактитов, свисавших с потолка и тут и там, звонко закапала вода.

«Теперь понятно, почему одичавшие немецкие овчарки не умерли от жажды. Луж и лужиц здесь в избытке, хватит и на полноценную собачью (волчью?), стаю», – пояснил рассудительный внутренний голос и тут же напрягся: – «Что это там за странное небесно-голубоватое свечение? Ага, за очередным поворотом наблюдаются какие-то тёмно-синие и фиолетово-сиреневые шары-диски. Слава Богу, что неподвижные…. А что нам подсказывает любезный минный анализатор?».

– Ничего он не подсказывает, – останавливаясь, пробормотал себе под нос Артём. – Молчит, сука хитрая, как речная рыба…

– На кого, благородный странствующий рыцарь, ты так ругаешься? – весело поинтересовалась подошедшая Таня. – Даже интересно. Ну-ка, признавайся немедленно, иначе…, – прервав фразу на полуслове, восторженно охнула: – Красота-то какая, мамочка моя! Что это такое, Тёма?

– Не знаю, – честно признался Артём. – Наверное, придётся подойти поближе, поднять в нерабочее положение приборы ночного видения и включить карманные фонарики. Иначе, ничего не поймём…. Так, ещё метров десять-двенадцать. Стоп…. На счёт три – поднимаем и включаем. Готова? Тогда – раз, два, три…

Секунд через пять-шесть Татьяна, напряжённо вглядываясь вперёд, сообщила слегка разочарованным голосом:

– Ну, а я-то думала…. Обыкновенные шампиньоны, не более того. То есть, совсем даже необыкновенные. Вернее, очень большие – высотой в половину человеческого роста. И диаметры шляпок – на уровне метра…. Как плотно всё заросло-то! Настоящие джунгли, гриб к грибу…. Смотри, между шампиньонами-гигантами серо-бурые крысы шастают! Тоже совсем немаленькие, под стать грибочкам…. Дальше, очень похоже, нам не пройти. Для начала пришлось бы вырубить данную грибную плантацию, которой и конца-края не видно, а топоров и мачете мы не захватили с собой…. Зато стало окончательно ясно, что в этой части подземелья людей, в том плане, что живых, искать не стоит.

– Точно – шампиньоны? – засомневался Артём. – Может, просто какие-нибудь подземные ядовитые поганки? И почему ты так уверена, что живых людей здесь нет?

– Конечно же, шампиньоны! Моя матушка, а твоя обожаемая тёща, лет восемь назад приобрела в специализированном магазине мицелий этих самых шампиньонов, то бишь, грибницу. Отвезла на дачу к дядюшке Виталику, да и поместила мицелий в давно заброшенный погреб. И, что ты думаешь? Прижилась грибница! Мы потом почти три года вкушали эти питательные грибы во всех видах – в варёном, жареном, солёном и маринованном. Меня, если честно, в конце уже с души воротило. Хорошо ещё, что рассеянный дядя Виталик – по ранней весне – полил этот самый мицелий каким-то не тем химикатом, грибное царство и завершилось…. Так что, точно – шампиньоны. Не сомневайся, пожалуйста. Теперь про человекообразных гуманоидов.… В романах Дмитрия Глуховского говорится, что основной пищей людей, запертых в метрополитене на долгие годы, являлось мясо свиней, выращенных на подземных фермах, и всякие грибы, усердно разводимые в тёмных и сырых туннелях. Здесь же, как сам видишь, на шампиньоны никто не покушается, не считая наглых и упитанных крыс. Следовательно, и людей поблизости нет…

– Откуда же тогда взялись шампиньоны?

– Видимо, грибные споры занесло с поверхности – по вентиляционным ходам и колодцам. Понятное дело, что уже после того, как те восемьдесят шесть несчастных погибли от голода…. Кстати, а кто же их похоронил?

– Не забывай, что в зале имеется двадцать четыре запертых двери. Наверняка, за одной из них отыщется человеческий скелет (может, и несколько?), принадлежащий самоубийце. Мол, похоронил всех умерших товарищей, да и свёл счёты с бесполезной жизнью. Например, чтобы окончательно не сойти с ума. Что же, вернёмся назад и посетим следующий туннель…

Второй подземный коридор встретил их неприятным запахом, пыльной затхлостью и угрожающей тишиной.

– Пахнет провинциальным общественным туалетом, – недовольно поморщилась Татьяна. – Может, ну его, Тёма? Меня уже подташнивает, сытный завтрак так и просится наружу…

– Вперёд, амазонка, – ехидно улыбнувшись, велел Артём. – Негоже «грушнику», пусть и «грушнице», быть излишне-брезгливым. И Виталий Палыч не поймёт, да и донья Мартина не одобрит, мол: – «Боевое задание всегда надо выполнять до конца, не обращая никакого внимания на различные внешние негативные факторы и локальные неудобства…».

Вскоре к туалетным запахам добавился и ярко-выраженный аромат гниющего мяса.

– Может, мы приближаемся к логову снежного человека? – неуклюже пошутил Артём и легкомысленно крикнул в призрачную, слегка зеленоватую (благодаря прибору ночного виденья), темноту:

– Эй, етти, отзовись!

Ответом ему был тоненькое-тоненькое повизгивание, переходящее в жалобный плач.

– Откуда здесь взялся ребёночек? – ошарашено прошептала Таня. – Плачет, маленький…