Текст книги "Мир искусства в доме на Потемкинской"

Живем!

12 марта 1947. Через неделю предполагаем наше выступление с Гардиным по радио. Нового мы уже ничего не готовим, и меня уже не очень тянет к концертам. Надоело. Писать хочется и, дождавшись весны, – ездить к лесу, воде, обнаженной земле.

В газетах бесконечное вранье о счастье советских народов. Черт его знает – может, в других странах еще хуже, чем у нас? Вот в Индии, пишут, с голоду мрут сейчас так, как у нас в блокаде мерли. Не знаю. Только на рынке картошка уже 18 рублей, и люди кругом тощие, черные и замученные. Умирают в расцвете лет от гипертонии, адинамии, рака и других болезней, сопутствующих истощению организма. Нервное истощение у совсем не старых людей.

В Москве конференция министров. Приехало восемь поездов иностранцев. Дорого нам обойдется их кормление! Интересно, сумеют ли они заглянуть, сбежав от «гидов», за кулисы нашего «благодеянствия»? Хотя, опять-таки повторяю, может быть, у них еще хуже, чем у нас! Но картин-то у них много забавных. Вот сейчас идет в наших кинотеатрах немецкий середнячок «Девушка моей мечты». Так во всех местах в кинематографах часами стоят очереди за билетами, и спекулянты, купив билет за 5 рублей, продают его за 30! Министерству кинематографии нужны были деньги – вот и пустили эту «идеологически ненужную» картину. Может быть, если бы позволили ставить такие же у нас, то и в Ленфильме закипела бы работа, и кинематографы не сохли от тоски, безделья и безденежья.

7 ноября 1947. День тридцатилетия большевистский власти отмечен салютами, иллюминациями и выступлением товарища Молотова. Помимо обычных повествований о том, как хорошо у нас и плохо у других, он сказал, что атомная бомба уже не секрет и возлагать на нее надежды американцем не стоит.

Всеволод Всеволодович Лишев в связи с 70-летием награжден орденом Ленина. Интересно, какое на него это произведет впечатление?[14]14
  Лишевы и Булахи были родней по линии жены Всеволода Всеволодовича Клавдии, они происходили из одной и той же среды и относились к одним и тем же слоям общества. Очевидно, поэтому Татьяна Дмитриевна так часто и несколько ревниво и претенциозно оценивает разные ситуации из жизни Лишевых, словно бы соотнося их со своими коллизиями. А сам я помню, как мой отец возил меня с гордостью показывать всей ленинградской родне после нашего возвращения из эвакуации. В один из весенних дней он повез меня на трамвае на Васильевский остров к Лишевым. Ярких впечатлений у меня не сохранилось – нелепая квартира, старые, на мой взгляд, мужчина и женщина, студия, станки, глина, неуют. – А. Б.


[Закрыть]

На весь день я выключила телефон, вернее – не подходила к звонкам, и мы не подверглись «нашествию иноплеменных». Я терпеть не могу ходить в гости. Бываю где-либо не больше двух-трех раз в год. С книгами интересней. И с природой.

Только что прочла «Сотворение века» Голубева – рабская книга, «Падение Парижа» Эренбурга – широкий, умный роман с живыми, разными людьми, интересными деталями жизни Франции, уверенным мастерством языка и дальновидностью объективного, пожилого человека. Судя по «Падению Парижа», во Франции партийные и классовые схватки тоже сопровождаются средневековыми ужасами.

4 декабря 1947. Только что закончила последнюю страницу второго тома киножизни Гардина. Теперь надо будет проверять все шестьсот, но это уже не так трудно. Финальная глава была о нашей блокадной муке, я перечитывала свои дневники, вспоминала, что пришлось пережить, и на душе у меня было жутко. Сейчас так устала, что я даже не могу написать о своих впечатлениях.

В городе у нас паника, вызванная слухами о какой-то денежной реформе. За одну неделю были опустошены комиссионные магазины, универмаги, продуктовые ларьки, книжные полки. Сейчас все закрыто «на ремонт». Инкассаторские пункты не принимают плату за телефон, квартиры, радио. Никто ничего не знает, и все нервничают.

Я оставила на сберкнижке свои 50 тысяч и не выхожу из дома. Будь что будет! Но Владимир Ростиславович, как всегда, волнуется и летает по городу.

В одном из универмагов нам был отложен радиоприемник, но мы не сможем его получить, пока не произойдет «реформа». Пользуясь паникой, спекулянты взвинтили цены на подпольную продажу продуктов.

Во Франции всеобщая забастовка. Мы пререкаемся с Америкой и Англией насчет организации германского правительства в нашей зоне – немцы удирают в зону союзников, и уж не знаю, как им сумеют навязать большевизм.

Были у нас хорошие концерты. Как я рада, что скоро мы отправим книгу и месяца два будем совершенно свободны. Если не подпишем договор на театральные мемуары Гардина, я буду работать со своими дневниками. Интересный, но нелегкий труд!

7 декабря 1947. Получив сперва сталинское лауреатство, а теперь еще орден Ленина, старик Лишев вдохновился на общественный труд и дал согласие баллотироваться в депутаты Ленсовета. Невольно я вспомнила, как во время войны он с Клавдией возмущались, мучая этим тетю Шуру (А.Я. Галебскую, ур. Акимову-Перетц. – А. Б.) – вступлением Славчика (ее сына. – А. Б.) в партию. У того выхода не было, а зачем Лишеву, сыну генерала, дворянину, индивидуалисту, на старости лет становиться руководителем? Не знаю.

Вчера Владимир Ростиславович купил радиоаппарат – и второй день я слушаю, чем звучит мир. К сожалению, Америку глушат. Только что ушел от нас Илья Самойлович Зильберштейн. Он следит в одной из наших типографий за печатанием 1-го тома «Художественного наследства» о Репине, который редактировал вместе с Игорем Грабарем.

Говорят, что 15-го будет проведена денежная реформа с ликвидацией всех сбережений граждан, где бы они ни находились. Остаются лимиты, карточки и т. д. Завтра я переложу со своей книжки на гардиновскую. Боюсь, если отнимут то, что останется от продажи Татьянина, Владимир Ростиславович заболеет. Ведь эти деньги давали нам спокойное существование.

Страница из альбома Т. Булах. 1947 г.

15 декабря 1947. Вчера торжественно объявили подписанный Сталиным (от СМ) и Ждановым (от ЦК) приказ о денежной реформе и об отмене карточек. С 18 по 22 декабря все деньги должны быть обменены на новые образцы из расчета за 10 рублей старых – 1 рубль новых. На обмен дана неделя, но так как объявлено, что все сберкассы и банки будут закрыты на 16, 17 и 18, то фактически на обмен остается четыре дня. Для отдаленных местностей срок продлен до 2 недель.

В сберкассе первые три тысячи обменивают рубль за рубль, остальные за 1 рубль – 50 коп. Так что у нас с Гардиным взяли 35 тысяч рублей. Золотой заем так: за 1000 дают 200 рублей. Кругом стоны – каждый что-нибудь да потерял. Но в газетах и по радио, конечно, – славословие народов благодетелю и отцу...

Анатолий Семенович, Елена Александровна Максимовичи и В.Р. Гардин. Териоки. 1947 г.

Цены снижены втрое на некоторые продукты. Для не имевших лимита и дополнительных пайков это будет иметь большое значение. К сожалению, в указе есть добавление – «снижение цен не касается колхозных рынков и промышленных коопераций с их магазинами». Так как эти организации также принадлежат государству, как и все прочие торгующие единицы, то цены, вероятно, снизят не везде одинаково. Потому я и пишу, что от нас взяли 35 тысяч.

Все еще не закончили книгу. Из-за этих передряг застряла перепечатка.

Были вчера на выставке работ Лишева. Мало он сделал за свои 70 лет! Хороши фигура Ханжонкова, несколько портретов Клавдии, бюст Славчика. Ужасна, как искаженный труп, девочка в группе «Киров и дети». Совершенно эскизны мотивы Ленинградской блокады. Не видишь лица мастера – иногда только проглядывает Лишев, сделавший на заре жизни «Первобытного человека». И сейчас – это, пожалуй, лучшее. Да еще Монгол и Менделеев. Клавдия лишила его всякой индивидуальности. Вчера он, как всегда, был покрыт седыми лохмами. Она не позволяет ему остричься по-человечески. Вся выставка делалась по ее указке. Бюст Гардина привезла. (Небольшая фарфоровая скульптура. Хранится в музее Ленфильма. – А. Б.)

 
Декабрь 1947 г.
Посвящается В.Р. Гардину
Мой старый друг – уж скоро Новый Год,
Двадцатый год, пережитой с тобою.

Какие бури память стережет,
Какую нежность сердце бережет —
Друг другу мы, пожалуй, не откроем.

Но вместе мы и в этот Новый Год!
И в нашем доме, полном красотою,

Мы чокнемся за то, что в мире злом
Не одиноки мы, вдвоем
Идем дорогою одною.
 

15 февраля 1948. Тяжело болен Всеволод Всеволодович Лишев. Он переволновался, выступая на предвыборных собраниях, и у него начались припадки грудной жабы. Врачи уложили его в кровать, запретили поднимать руки, Клавдия так расстроилась, что слегла сама. Пришлось Леночке бросить свою работу над скульптурой Менделеева и ухаживать за своими больными.

Жизненные условия у нас изменились к лучшему. Провизии много, и она стала значительно дешевле. Были теплые дни, а теперь снова зима.

На одном из наших концертов в Доме ученых была Вера Аркадьевна Мичурина-Самойлова. На другой день позвонила нам и очень меня расхваливала. Выступаем мы часто.

Советский Союз бранится с Америкой, и разговоры о близкой войне усиливаются.

29 января 1949. Возила Лишевым свои последние работы. (Татьяна Дмитриевна занималась в студии художников в Домеискусств. Более всего любила исполнять небольшие портреты карандашом и натюрморты маслом. – А. Б.) За многое хвалили. Лишев сказал, что у меня «виден глаз портретиста».

В.Ф. Коралли, К.И. Шульженко, Т.Д. Булах, В.Р. Гардин. 1949 г.

3 июля 1950. Мы подписали воззвание о мире. Развенчан и академик-лингвист Марр, отшлепали физиолога Орбели. Зощенко разрешили печататься. Он написал Маленкову, и так как низвергнут Михаил Михайлович был Ждановым, то Маленков взял его под свою защиту.

16 января 1952. На улице все еще дождь. Рисую каждый вторник и пятницу. Сегодня, промучавшись три месяца в военно-медицинской академии, умерла Соня Розе. Когда человек умирает, ставит точку на своей жизни, как-то ясно встает перед глазами весь его путь. У Сони последние годы – после смерти от голода в 1941 году ее мужа – были так мучительны, что смерть пришла избавлением. Из всей их семьи осталась доживать в своей старой квартире Зина. Мне было бы жутко пойти к ней.

21 января 1952. В субботу Володе исполнилось 75 лет. В «Вечернем Ленинграде» в заметке об этом событии указано, что «несмотря на преклонный возраст, он много работает совместно со своей женой Т.Д. Булах-Гардиной».

Да! Годы большие.

Вечером его поздравляли, и вышел курьез: пробка от шампанского вылетела, ударила Галку в темя, подлетела на два метра вверх и скрылась. Когда я отсмеялась и стала искать ее, чтобы не проглотил наш пес Тишка, нигде мне найти ее не удалось. До сих пор идут розыски. Гардин ужасно боится того, что она в тишкином животе.

3 мая 1952. Верейский был вчера, помолодевший после тяжелой болезни (воспаление легких) благодаря тому, что целый месяц не дышал табачным угаром заседаний, не носился по выставкам и просмотрам, не слушал художнических распрей. Отпустил усики и пишет автопортрет. Обещал кукрыниксе Соколову не сбрить их, пока тот не сделает на него шарж. Собирается рисовать меня.

Закат

18 июля 1959. Потемкинская. Две недели, как уехали в отпуск Катя и медсестра, ежедневно обслуживавшие Гардина. Я хотела отдохнуть от чужих людей, побыть одна.

Но ухаживать за Гардиным, вернее – подолгу быть с ним – я не могу. Он притворяется или на самом деле ничего не помнит. Говорить с ним невозможно – он слабо реагирует на слова собеседника, очень мало слышит и, чуть отойдешь от привычной ему темы о работе телевизора, еде, врачах, начинает зевать и засыпать. Из-за него я, не жалея вещей, буду продавать все и держать домработницу и сестру. Быть около него – это обречь себя на умирание душевное и разложение физическое, потому что если не будет сил работать творчески и воспринимать радости в жизни – все во мне начнет тухнуть, как в лампе, лишенной кислорода.

Пригласительный билет с программой концерта 27 января 1949 г.

На днях посадила медсестру и пошла смотреть «Войну и мир» в постановке американских кинематографистов. Когда вышла из зала, было у меня такое чувство, как будто я побывала в своем детстве у родных, дорогих мне и близких людей. Как я благодарна тем, кто создал эту картину, кто верит в прекрасных Ростовых, Болконских, в то, что были в России светлые, умные, честные, красивые, благородные мужчины и девушки. А то теперешние русские, которых сорок лет изо дня в день убеждают в том, что дворянин – это дурак, развратник, скряга и т. д. – удивляются героям «Войны и мира». Я была поражена, когда поняла из реплик зрителей, что многие из них не читали этого романа и не верят фильму. А то, что были декабристы, Желябов, Кропоткин, что тот же Ленин – русский дворянин, в их ущербном сознании претворяется в каком-то диком для меня преломлении. Они называют имена признанных большевиками героев из их среды, хотя это нелепо каждому нормальному человеку. Но если советского человека сорок лет непрерывно натравливают на все, что не большевик, нечего удивляться тому, что он поражается, увидев «Войну и мир».

Артисты, играющие Наташу и Андрея Болконского, – гениальны. Их внешность не соответствует описанию Толстого и моему представлению, но прошли первые кадры, и я любила их с такой же нежностью, нет – с несравненно большей, чем тех, что вставали передо мной со страниц романа. Замечателен во всех отношениях Наполеон, Курагин несколько стар. Элен – совсем нехороша, Ростов слишком незначителен. Но старик Безухов, в одном кадре показанный, до сих пор стоит перед глазами своей улыбкой умирающего и прощающегося с сыном. Превосходен образ Болконского. Играет прекрасно, но внешне не похож Кутузов. Пьер раздражал меня и в романе (так же, как Левин – в них что-то надменное, лживое, псевдоискреннее) и в фильме был мне неприятен. Но все меркло перед наслаждениями видеть Наташу и Болконского (его прекрасно озвучил В. Дружников).

Т. Булах. Портрет работы Г.С. Верейского. 1952 г.

Дарственная надпись Т. Булах на книге И. Зильберштейна «Декабристы и литераторы»

22 августа 1959. Снова я дошла до своей непрерывной тревоги за Владимира Ростиславовича, раздражения на невозможность помочь ему и до полного истощения сил. Глаза готовы слезиться от малейшей неприятности, сон пропадает на длинные ночные часы.

17 декабря 1959. Получила 18 тысяч за Нестерова (купила Дебора Тендлер, биолог), подписала счет на продажу Репина. Закупочная комиссия оценила его в 25 тысяч, взяла картинная галерея в Тюмени, а я купила и заткнула себе в гараж «Москвич» для Глеба. Теперь отдыхаю. Приезжал ко мне Зильберштейн. Нашел, что Курбэ, полученный мною в обмен на миниатюру, подлинный. Вообще и сейчас много хороших вещей осталось в нашем доме. Владимир Ростиславович довольно бодр, продажи приветствовал.

Жду через неделю Глеба, «Москвич» будут перегонять ему весной. Вероятно, Глеб привезет мне кавалера для Бульки. Собачата меня развлекают.

Два раза смотрела цветной американский фильм «Рапсодия». Повесть о деятельной, могучей любви. Пустая девчонка влюбляется в скрипача-эгоиста. Он ее бросает ради славы. Другой – пианист, ради нее отказывается от призвания. Чтобы доказать первому, что она не ноль, девица заставляет мужа-пианиста, начавшего пить, работать, а на вершине его славы собирается уйти к скрипачу, но, покоренная игрой своего мужа, остается с ним и его любовью. Все в фильме радует глаз и слух. Уже второй месяц с 6 утра стоит у нас перед окнами очередь в «Ленинград» на этот фильм. Второй гвоздь сезона – «Ночи Кабирии». Итальянская проститутка в первых и последних кадрах становится жертвой сутенера. А в середине фильма – ругань, вульгарные танцы, пародия на Лурд. Все мне противно, уродливо, музыка похожа на скрип, визг, судорожные стуки. Героиня похожа на старую обезьяну. Почему она и картина получили первый приз на международном кинофестивале – понять не могу. Может, идея в нем ценна: даже в грязи могут быть светлые миги в самой дрянной душе? Не знаю.

В день юбилея В.Р. Гардина в 1957 г. Николай Черкасов пришел к нему домой с этой фотографией. Он впервые снялся в кино у Гардина в гротескной роли парикмахера в фильме «Поэт и царь»

Гардины и их собака Бим. Зеленогорск. 1952 г.

* * *

Владимир Ростиславович очень долго болел, все более слабел. Он требовал громадного постоянного ухода. Он тихо угас 31 мая 1965 года.

Т.Д. Булах-Гардина. 1967 г.

Татьяна Дмитриевна вела одинокую жизнь, но интересовалась многим. Она занималась в студии живописи при Ленинградском доме искусств, совершала дальние автомобильные поездки на своем ЗИМе, была членом правления клуба автомобилистов, всегда оставалась верной кино. Она его любила и следила за всем новым в советском и зарубежном киноискусстве. Яркими моментами жизни были встречи с историком белорусского кино журналистом Ильей Резником, поездка в Минск и встречи с зрителями, а также подготовка и выступление на центральном телевидении в Москве в 1972 году.

Здоровье постепенно портилось… В первые дни мая 1973 года произошел обширный инфаркт миокарда. Татьяна Дмитриевна, будучи одна в квартире, прошла до двери, отодвинула щеколду, вызвала медсестру. На «Скорой помощи» ее отвезли в больницу Ленина. Через несколько дней она скончалась.

 
Пройдет и это – стихнет боль моя
И сердца остановится биенье.

Останется лишь имя над могилой,
Тетради дневников о том, что жило,
Стихи, картины, что писала я.

И все!

Как будто не было мученья,
Не человек, а тень его прошла,
Оставив только отраженье
В чужих сердцах тускнеющий портрет.

И это все – МЕНЯ уж больше нет – нигде, навек!

И так не я одна: течет людская, горькая река
Мильоны лет. То тихая, то злая —
страданьем и слезами налитая,
Ползет иль мечется, неведомо к чему.
Зачем родился ты и я зачем умру —
Не знаем мы. Но гордость человека
Все ищет цель тому, в чем смысла нет!
Иль есть один – оставить добрый след,
Чтоб в тьме веков твоя стояла веха
Одним из огоньков, дрожащих на ветру

Для тех, кто, против повернув течений,
В истоках жизни обретет творца,
Познает цель бесчисленных рождений,
Томлений разума, отчаянья конца.

Апрель 1970 г.
 

Дом искусств[15]15
  А.Г. Булах, 2010 г.


[Закрыть]

Как жили в старом особняке

Особняк С.С. Боткина был построен в 1903–1905 годах по проекту Адама Иосифовича Дитриха (1866–1933). Его нередко называют домом Матавкина-Боткина. Чуть вспомним о предыдущей истории строений, сменявших друг друга на этом участке. Их владельцы и жильцы описаны А.С. Дубиным[16]16
  Дубин А.С. «Фурштатская улица». М.; СПб., 2005. С. 388 – 393.


[Закрыть]. Он указывает, в частности, что в начале XIX века здесь, в доме С.Д. По номаревой, стоявшем на этом участке, завсегдатаями ее литературного салона были Н.И. Гнедич, А.А. Дельвиг, Е.А. Баратынский, В.И. Панаев, А.Е. Измайлов, бывали в нем также И.А. Крылов, К.Ф. Рылеев, В.К. Кюхельбекер. «С начала и до конца 1860-х годов участком владел коллежский советник Александр Матавкин …В 1874 году – наследники Матавкина. …С 1866 по 1875 год здесь жил писатель Н.С. Лесков. …В это время им написаны … „Соборяне“, „Очарованный странник“, „Запечатленный ангел“, „Воительница“ …У Лескова бывали писатели А.Ф. Писемский, А.Н. Майков, В.В. Крестовский, Я.П. Полонский, Г.П. Данилевский, актеры, художники».

А.И. Дитрих вписал в свой проект дом, принадлежавший Матавкину (теперь это угловой флигель), дополнив его новым правым флигелем, если смотреть со стороны Потемкинской улицы, и соединил оба флигеля промежуточным дворовым корпусом. Все уличные и дворовые фасады решены архитектором в формах барокко.

Проект дома С.С. Боткина. Архитектор А.И. Дитрих

А.М. Гинзбург и Б.М. Кириков[17]17
  Гинзбург А.М., Кириков Б.М. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ века. СПб., 1996.


[Закрыть] указывают, что в Петербурге помимо особняка С.С. Боткина А.И. Дитрих построил еще семь зданий и спроектировал также нескольких домов в Воронеже, Омске, Кишиневе.

Как видим, А.И. Дитрих выполнял не особенно крупные заказы и мог, таким образом, хорошо учитывать интересы и просьбы заказчиков построек. Особняк С.С. Боткина он спроектировал очень уютным для семейного проживания[18]18
  Проект дома С.С. Боткина находится в ЦГИА СПб., ф. 513, оп. 102, д. 4553.


[Закрыть]. На планах помечены две спальни. Они указаны на самых верхних этажах обоих флигелей и обе обращены к солнцу; спальня в левом флигеле, очевидно, предназначалась детям, а рядом указаны две классные и детская комнаты. Около спален расположены туалетные комнаты, ванные и уборные. На планах указаны кабинеты, библиотека, гостиные и столовые, из них одна, в промежуточном корпусе, – парадная. Кухни, буфетная, другие подсобные помещения размещались вблизи столовых. Предусматривались комнаты для прислуги. А в левом углу здания, внизу, то есть в отдалении от гостиных, столовых, спален, на плане размещена бильярдная.

Самый нижний этаж предназначался для хозяйственных нужд. Здесь, со стороны внутреннего двора, обозначена конюшня на три стойла для лошадей. В промежуточном корпусе помечен каретный сарай; и сейчас видно, что у него было двое широких ворот. Помечена комната кучера. Есть комната для дворника и лакея. Имеется помещение для сундуков.

Под крышей правого флигеля во внутреннем (втором) дворе была оборудована прачечная с кубовой для варки белья. Его сушили в высоком чердачном помещении под крышей этого же флигеля, здесь были настелены деревянные полы и протянуты через колесики веревки: прачка стояла на одном месте у двери из прачечной, а повешенные вещи перетягивала все дальше и дальше от себя. Все хорошо проветривалось через слуховые окна крыши. В мансарде промежуточного корпуса также были хозяйственные помещения. Лестница при Михаиле Сергеевиче Оливе была отделана во французском стиле XVIII века, так же были отделаны и меблированы комнаты. В 1920-е годы мебель, панели отделки стен попали в собрание Эрмитажа и сейчас входят в экспозицию предметов французского быта в залах Зимнего дворца (№№ 291–297). Помню, как в 1947–1949 гг. я ходил в комнаты второго этажа к друзьям Гардиных заниматься, кажется, английским языком. Кессоны деревянного потолка стоят в глазах до сих пор. Его теперь нет.

В дом вели четыре входа. Парадный вход в левый флигель находится в садовом дворике. За ранее застекленной дубовой дверью и тамбуром тоже со стеклянной внутренней дверью находилась громадная прихожая с камином. Из нее широкий проход ведет и сейчас к просторному четырехугольному атриуму с крышей-фонарем, а по его стенам полого поднимается каменная лестница с ажурной чугунной решеткой и дубовыми перилами. Конечно, когда-то ступени покрывал ковер, прижатый бронзовыми прутьями, кольца для них местами еще сохранились.

Лестница в дома С.С. Боткина

Парадный вход в правый флигель находится со стороны улицы. Через застекленные двери и небольшой светлый деревянный тамбур тоже с застекленными дверями раньше попадали в просторный вестибюль с камином. Рядом были лакейская и две комнаты дворника. Из вестибюля направо вверх уходит изгибами красивая каменная лестница с витой чугунной решеткой, дубовыми перилами и изящным внутренним балконом на самом верхнем этаже. Марши и этой лестницы тоже устилал ковер. Из вестибюля можно было выйти не только на улицу, но пройти во двор, прямо к выезду.

Помещения на втором, третьем, четвертом этажах были роскошными, с анфиладным расположением и большими окнами на разные стороны. Угловые комнаты были особенно великолепны – с двумя окнами, обращенными к Таврическому саду, и тремя – к внутреннему садику (курдонеру). Парадные лестницы предназначались для внутреннего сообщения между этажами. Для истопников, уборщиков, поваров, официантов, разносчиков товаров, прачек были черные лестницы (их в доме две), как это и принято в особняках и дворцах. Современные авторы иногда указывают, что в четырехэтажном корпусе жила прислуга. Нет, эти условия были бы роскошными для нее.

Поэтажный план дома С.С. Боткина

Спроектированный А.И. Дитрихом роскошный особняк смогли построить только «вскладчину» два владельца – сам С.С. Боткин и сахарозаводчик Павел Иванович Харитонов, строивший свою часть для дочери Е.П. Олив, но долго наслаждаться комфортным жильем по известным причинам им не удалось…

После 1920-х годов в доме насчитывалось уже пятнадцать квартир. Интересно, что тринадцатой из них дали «более счастливый» номер – 16, так что порядок нумерации такой: 11, 12, 16, 14, 15. Не только столовые, гостиные, кабинеты, библиотека, залы для отдыха, классную и детскую комнаты, но даже конюшню, сараи, бильярдную, официантские и лакейские комнаты, помещения для сундуков, туалетные комнаты и уборные, мансарду над промежуточным корпусом, водопроводную мастерскую переделали для жилья, а многие из помещений даже разгородили. Квартиры, кроме принадлежавшей В.Р. Гардину, были коммунальными. Процесс уплотнения захлебнулся, когда в доме стало 27 квартир. В 1990-е годы он пошел вспять. В итоге, первичную конструкцию дома исказили полностью, электросеть, теплосеть, линии водопровода и канализации стали бессистемными и технически ущербными. Подобная картина состояния дома знакома, наверное, любому жителю коммунальных квартир старых районов Санкт-Петербурга.

В 1985–2010-е годы в нижнем этаже особняка появились магазины. Для них окна превратили в дверные проемы. «Дышащий» объем комнат уменьшился из-за облицовки стен плитами, подъема полов и сооружения навесных потолков. Вентиляционные каналы и дымоходы внутри стен не прочистили, а наоборот забили отходами строительства, что было удобно рабочим. Новая система кондиционирования воздуха не восполнила действия естественной старой приточно-отточной вентиляции. Конечно, это – общий стиль проектирования и выполнения новых работ во всех старых кварталах Петербурга.

Вернемся мысленно в 1905 год. Дом С.С. Боткина стоит в фешенебельной, богатой части города на еще тихой Фурштатской улице, застроенной старыми двухэтажными особняками с садиками. Лишь чуть возвышаются над ними новые трехэтажные дома. А напротив – Таврический сад, и вдоль него – такая же тихая Потемкинская улица, ведущая от Кирочной к Шпалерной. Вокруг – зелень. Сейчас свидетелями этой идиллии остаются особняки Н.В. Спиридонова (Фурштатская ул., 60), К.А. Варгунина (Фурштатская ул., 52), Н.С. Петелина (Фурштатская ул., 48), А.И. Андреевой (Фурштатская ул., 44), военный госпиталь и офицерские дома Преображенского полка на Кирочной улице, домик садовника в Таврическом саду.

В 1980-е годы Потемкинская улица стала проезжей, со сквозным движением по ней из центра города по Кирочной улице на новую трассу набережных Невы. Тогда же уничтожили красиво купированные липы, росшие на тротуаре вдоль Потемкинской и Фурштатской под каждым окном дома – героя этой книги.

Все годы своей сознательной жизни я видел дом окрашенным в колеры петровского барокко – в брусничный и белый, как у палат Кикина (слева от Шпалерной улицы по пути к Смольному собору) или у Пантелеймоновской церкви (угол улицы Пестеля и Соляного переулка). В июле-ноябре 2010 года фасады дома бережно и искусно отреставрировали, но перекрасили в бежевый цвет, не учтя ни замысла С.С. Боткина, ни его исполнения А.И. Дитрихом. Из яркого пятна как бы петровского времени особняк превратился в обыденное аккуратненькое здание.