Текст книги "Мир искусства в доме на Потемкинской"

Неожиданное знакомство[19]19
  В.К. Шуйский, 1988 г.


[Закрыть]

Конечно, я (В.К. Шуйский. – А. Б.) уже давно обращал внимание на этот напоминающий старый особняк и уютно прилепившийся, как ласточкино гнездо, к скале соседнего брандмауэра угловой дом, обращенный лицевым фасадом к Таврическому саду и к зданию первого в городе панорамного кинотеатра «Ленинград». Как-то по служебному поручению меня направили проверить заявление группы обитателей дома, возмущенных тем, что ворота, отделявшие открытый дворик от улицы, почти год как сломаны и приготовлены домохозяйством к сдаче в утильсырье. На вопрос, почему граждане, написавшие письмо, считают свой дом историческим, мне не ответили, а направили в квартиру № 16: «Там живет Татьяна Дмитриевна Гардина, мемориальная доска с именем ее мужа как раз рядом с парадной. Найти будет легко, и она все расскажет». Поднимаюсь на второй этаж и поворачиваю звонок-вертушку на массивной дубовой двери. Сразу же заливаются собачонки, глуховатый голос уговаривает их не шуметь, ласково звучит фраза: «Булька, если не хочешь слушаться, иди в тюрьму», и дверь открывается. Объясняю, зачем пришел. Меня приглашают раздеться и пройти в комнату. «Вы простите, я на минуту оставлю вас. Нужно погасить газ и, если вы не боитесь, выпустить из заключения собак».

Интерьер квартиры Гардиных

Вхожу в большую комнату, не похожую на все виденные мною ранее. Мужской портрет, я сразу узнал народного артиста СССР Владимира Ростиславовича Гардина. Женский портрет – в старинном кресле с высокою спинкой отдыхает еще не сменившая концертного платья актриса. Ее лицо оказалось знакомым. Возможно, видел когда-то в прошлом или совсем недавно… Горка с великолепным старым китайским фарфором, огромный книжный шкаф, и в нем одна из полок занята древнерусскими иконами, крестами, эмалями. Много разных картин. Хозяйка заметила мое изумление и, улыбаясь, сказала: «Смотрите, смотрите, а потом расскажу вам об этом доме». Я перевел взгляд с женского портрета на Татьяну Дмитриевну, и она смутила меня словами: «Да, это я в 1947 году. Лучше садитесь и спрашивайте о доме».

Е.С. Боткин

Так началось мое знакомство с историей одного из ленинградских домов. Беседа с Татьяной Дмитриевной оказалась настолько интересной, что я решил подробно ознакомиться с архивными материалами о постройке дома Боткиных, прочитать по возможности все, имеющее хотя бы косвенное отношение к его обитателям. А также рассказать об удивительных жителях квартиры, в которую я так неожиданно попал. В ней мне открылся мир не ушедшей в прошлое русской интеллигенции.

Отыскать проект дома, принадлежавшего когда-то С.С. Боткину, не представляло большого труда, ибо сохранилось не только название улицы – Потемкинская, но и номер дома. Удалось восстановить и его краткую начальную историю.

Сергей Сергеевич Боткин (1859–1910) – старший брат лейб-медика Николая II Евгения Сергеевича Боткина (1865–1918), профессор Военно-медицинской академии и выдающийся коллекционер – собиратель образцов русских художественных искусств. Если профессиональное мастерство он унаследовал от знаменитого отца, врача-терапевта и ученого-материалиста Сергея Петровича Боткина, то страсть к собирательству, очевидно, перешла к нему от дяди Михаила Петровича, имевшего богатейшую коллекцию художественных произведений эпохи итальянского Возрождения.[20]20
  В 1882 г. Сергей Сергеевич был помолвлен с дочерью И.Н. Крамского Софьей. Художник тогда написал их портреты. – А. Б.


[Закрыть] К моменту строительства своего дома на Потемкинской угол Фурштатской Сергей Сергеевич уже обладал своей собственной превосходной коллекцией живописных произведений, а также совершенно уникальным собранием рисунков русских художников и архитекторов, которое являлось предметом особой гордости владельца[21]21
  О С.С. Боткине – коллекционере и деятеле русской культуры см.: Бенуа А.Н. Памяти С.С. Боткина. 1924 // Александр Бенуа размышляет. М., 1968. С. 168–175. Значительный научный интерес представляет статья: Верховская И.Б. Судьба коллекции (о собрании С.С. Боткина) // Конференция, посвященная итогам научно-исследовательской работы за 1999 год и 125-летию со дня рождения П.И. Нерадовского (1875–1962). СПб., 2000. С. 57–62.


[Закрыть]. Страсть к собирательству разделяла и жена Сергея Сергеевича Александра Павловна, дочь Павла Михайловича Третьякова, самого выдающегося коллекционера в истории русского искусства.

К началу ХХ века коллекция Боткина разрослась настолько, что уже едва помещалась в небольшой по тем временам квартире на Знаменской улице. Как Сергей Сергеевич, так и Александра Павловна мечтают теперь о приобретении собственного дома или хотя бы части дома, где свободно можно было бы развесить полотна, расставить скульптуру, разместить коллекцию рисунков... И случай представился. В начале 1900-х годов Боткиным удалось приобрести довольно приличный участок на углу Потемкинской улицы по соседству с Таврическим садом.

Сергей Сергеевич поручает гражданскому инженеру и архитектору А.И. Дитриху спроектировать дом, такой, чтобы отвечал он вкусу хозяина, поклонника русского искусства. Он пожелал иметь дом в виде подобия старинного петровского особняка: с боковыми крыльями, связанными кованой решеткой, с обработанными дощатым рустом цокольным этажом и угловыми частями здания, с фигурными наличниками окон и фронтоном над карнизом. И чтобы крыша была непременно с изломом на голландский манер. Однако расходы по строительству оказались столь велики, что Боткину для осуществления замысла пришлось привлечь в качестве компаньона одного из крупнейших сахарозаводчиков – Павла Ивановича Харитоненко. Через несколько лет дом построили, и Боткины поселились в правом его крыле, а левое крыло заняла дочь Харитоненко Елена Павловна Олив.

С.С. Боткин. Портрет работы И. Крамского. 1882 г.

Очень скоро дом на Потемкинской превратился в настоящий музей. Комнаты правой его половины украсили картины И. Аргунова, А. Лосенко, С. Щедрина, О. Кипренского, В. Тропинина, И. Репина, И. Левитана, В. Сурикова, В. Поленова, И. Шишкина, И. Крамского и многих других русских мастеров, а также современные художественные произведения – М. Врубеля, В. Серова, А. Архипова, М. Антокольского, П. Трубецкого и др. Среди них было немало портретных изображений хозяев дома. Здесь нередко бывали Валентин Серов и почти все художники «Мира искусств», которые часто оставляли Боткиным свои произведения. А Сергей Сергеевич не только оказывал материальную помощь журналам «Мир искусств» и «Художественные сокровища России», но помогал Александру Бенуа в их редактировании. А вскоре его избрали действительным членом Академии художеств. Не отставала от мужа и Александра Павловна. Вместе с Валентином Серовым, одним из самых верных друзей Боткиных, она входила в Совет Третьяковской галереи. Здесь она достойно продолжала дело своего отца Павла Михайловича Третьякова. Именно благодаря ее стараниям посетители Третьяковской галереи могут сейчас любоваться замечательными полотнами М. Врубеля, В. Серова, М. Нестерова, В. Борисова-Мусатова, А. Бенуа, К. Сомова и многими другими произведениями.

В. Серов. Автопортрет. 1885 г.

 
Мир искусств
На грани скромности веселые маркизы
Под брызгами щекочущих огней
Истомно делят с арлекинами капризы
Изящной Сомова фантазии. Я ей
Невольно очарована, хоть слишком знойны позы
(Должно быть, покраснела я слегка?).
Перевожу глаза. Лениво дышат розы —
Их Сапунова бросила рука.

Коровина Париж, заманчивый и синий,
Глядит таинственно шарами фонарей,
Причудливая ломкость легких линий
Рисует жизнь чужих для нас людей.

Холодный Головин – листва осенней четкость,
И Бенуа – мятущийся Версаль.
Суровая, законченная жесткость —
То Рериха неласковая даль.

Мусатова – прозрачной и бесплотной
Унылой пары тепленький роман,
И дальше – нежные, прелестные полотна:
Задумчивый, покорный Левитан.

В нем столько грусти, боли затаенной,
Предчувствия конца короткого пути!
И рядом с ним – другой,
Могучий и смятенный.

Я знаю – от него я не смогу уйти!
Бесстрашной мысли гордое дерзанье,
Горячей кисти нервные мазки,
Не повторенные никем еще созданья
Кошмаров одиночества, тоски…

Какая глубина, какая гамма красок,
Симфония оттенков и теней!
В окаменелости безумных масок
Пугающая жизнь невиданных очей!

Мне глаз не отвести от Врубеля картин,
Хочу проникнуть я в их бездну роковую,
Но мнится – с полотна, далек, неуловим,
Глумясь, мне Демон шлет свою усмешку злую!

Татьяна Булах.
21 апреля 1932 г.
 

Дом Боткиных постоянно был открыт для любителей русского искусства. Посетителей его больше всех интерьеров привлекала Петровская комната, где все вплоть до мелких бытовых предметов отвечало вкусам петровского времени, где, казалось, витает дух самого Петра. Здесь происходили нередко бесконечные споры об искусстве, о путях развитии русской музыки, живописи, архитектуры.

Случалось, что посетители дома на Потемкинской заглядывали на другую его половину, к Елене Павловне Олив. Там царила другая эпоха, но все тот же XVIII век. Большинство комнат Олив мало чем отличалось от интерьеров елизаветинского и екатерининского времени. Так, стены кабинета покрывали дубовая резная обшивка французской работы первой половины XVIII века. Той же эпохе соответствовали мебель, люстры, канделябры, часы и т. п., а также масса китайских безделушек. В подобном же стиле были убраны белая и красная гостиные. Только переходя в столовую, вы попадали в обстановку конца того же века. XVIII век ощущался и в убранстве площадки лестницы. Стены столовой и гостиных украшали десятки прекрасных полотен западноевропейских и русских мастеров. Среди лучших выделялись картины французских художников Ф. Буше, Г. Робера, Л. Токке и русских И. Никитина, A. Аргунова, С. Щукина, четыре портрета Д. Левицкого[22]22
  Опись коллекции Олив, составленная С.Р. Эрнстом, хранится в ОР ГРМ, ф. 147, д. 95. См. также: Трубников А., Эрнст С. и др. Собрание Е.П. и М.С. Олив // Старые годы. 1916. Апрель – июнь. С. 3–50.


[Закрыть].

Статуэтка «Нежная грусть» из коллекции М. и Е. Олив. Севр, 1773–1780. Государственный Эрмитаж, зал 297

Сюда любили заходить все те же А. Бенуа, К. Сомов, а также B. Серов. Именно здесь в 1909 году Валентин Серов и создал один из лучших женских портретов – овальный пopтрет Елены Павловны Олив. Эта работа сразу же получила признание не только на выставках трех крупнейших русских городов – Петербурга, Москвы и Киева, – но и на состоявшейся за ними художественной международной выставке в Вечном городе, Риме. Серов не случайно для этого портрета использовал смешанную технику пастели, гуаши и акварели, а также выбрал овал для построения композиции. Блеклые полутона, хрупкая линия рисунка, изящный облик Елены Павловны превосходно соответствовал ее внутреннему миру и обстановке дома на Потемкинской, переносившей его посетителя в утонченную эпоху периода рококо.

Французская мебель XVIII в. из коллекции М. и Е. Олив. Севр, 1773–1780. Государственный Эрмитаж, зал 295

Изучение архивных материалов позволило установить, что портрет Елены Павловны кисти Сомова (1914 г.) также появился на свет на Потемкинской[23]23
  В книге И. Пружан «Константин Сомов». М., 1972. На с. 96 приведены неверные сведения о том, что портрет написан в Москве.


[Закрыть]. Но если Серов писал портрет в Белой гостиной, то Сомов предпочел кабинет, вероятно, более отвечавший его изысканному вкусу. Он изобразил Елену Павловну подле уникального краснолакового ломберного стола[24]24
  Ломберный стол являлся редким примером подражания китайским образцам, при жизни Е.П. Олив в Петербурге неизмено находился в ее кабинете. Коллекция мебели Олив ныне хранится в Государственном Эрмитаже.


[Закрыть] английской работы XVIII века, разместил на нем несколько старинных предметов китайского и западноевропейского прикладного искусства, его «модель» повторяет движение стоящей рядом статуэтки мейсенского фарфора. Здесь Олив предстает совершенно иной, нежели на портрете Серова. Несмотря на более теплый колорит, от сомовского образа веет холодом. Взгляд, устремленный на зрителя, безразличен. Тому же впечатлению подчинен заостренный и где-то близкий к графическому рисунок. С портрета Сомова на зрителя смотрит светская дама, быть может, несколько разочарованная и пресыщенная, а у Серова она прежде всего человек с неповторимым внутренним миром[25]25
  Здесь я приведу краткие сведения о супругах Олив, почерпнутые из книги «Российское зарубежье во Франции. 1919 – 2000 гг. Биографический словарь». Т. 6. М., 2010.
  Олив Елена Павловна (?–1948, Франция, похоронена на кладбище в Эрблей под Парижем). Коллекционер. Жена М.С. Олива. В эмиграции жила во Франции. Вместе с мужем была обладательницей художественной коллекции: картины Буше, Каналетто, Тьеполо, Левицкого и др. и предметов французского была XVIII века («Собрание Е.П. Олив и М.С. Олив», Пг., 1916). В своем доме в Петрограде в 1916 году, а затем во Франции устраивала с мужем выставки.


[Закрыть].

Е.П. Олив. Портрет работы В. Серова. 1909 г.

Е.П. Олив Портрет работы К. Сомова. 1914 г.

Олив Михаил Сергеевич (10.05.1881 – 04.05.1955, Мюнхен, Германия). Корнет Кавалергардского полка, кавалер-юнкер, коллекционер. Муж: Е.П. Олив. Окончил Николаевское кавалерийское училище. Участвовал в Русско-японской войне в частях добровольцев Читинско-Забайкальского полка.В 1917 году – камер-юнкер Высочайшего двора. Во Франции – член Объединения «Кавалергардская семья». Последний период жизни провел в Германии. – А. Б.

К. Сомов. Автопортрет. 1902 г.

После 1917 года Елена Павловна навсегда покинула Петроград, а собственность ее впоследствии национализировали, дом разделили на отдельные квартиры. Сергей Сергеевич Боткин к этому времени уже ушел из жизни. Александра Павловна вместе с младшей дочерью Анастасией поместились в двух комнатах второго этажа.

Через несколько лет Анастасия Сергеевна вышла замуж за Ф.Ф. Нотгафта – сотрудника Эрмитажа, прекрасно разбиравшегося в изобразительном искусстве и, прежде всего, в живописи, художественного редактора и выдающегося коллекционера. Еще в ноябре 1918 года Александр Бенуа писал о нем: «Федор Федорович являет собой видный пример современного бескорыстного служения искусству и самого вдумчивого его изучения. Первое выразилось в собирании Ф.Ф. прекрасной коллекции картин преимущественно новой русской школы»[26]26
  Цит. по: Федоров В. Федор Федорович Нотгафт. (К столетию со дня рождения) // СГЭ. Л., 1987. [Вып.] LII. С. 63.


[Закрыть].

В коллекции Нотгафта преобладали произведения хорошо известных ему художников объединения «Мир искусств»: А.Н. Бенуа, К.А. Сомова и М.В. Добужинского, А.П. Остроумовой-Лебедевой, Е.Е. Лансере и др. Собирал он живопись и графику как более современных, так и традиционных направлений – С.Ю. Судейкина, Б.Д. Григорьева, В.Д. Замирайло, Г.И. Нарбута, С.В. Чехонина, К.С. Петрова-Водкина, Г.С. Верейского[27]27
  Принцева Г. Выставка картин и рисунков русских художников начала ХХ века из собрания Ф.Ф. Нотгафта // СГЭ. Л., 1965. [Вып.] XXVI. С. 62.


[Закрыть].

А. Бенуа. Портрет работы Л. Бакста. 1898 г.

Ф.Ф. Нотгаф. Портрет работы Б. Кустодиева. 1918 г.

Многие из перечисленных художников были его друзьями и нередко дарили ему свои произведения. Самые дружеские отношения сложились у Нотгафта с Б.М. Кустодиевым, чьи работы он особенно ценил. Только графическое собрание Нотгафта, не считая живописных работ, насчитывало свыше 4000 листов. В доме на Потемкинской улице его коллекция находилась до 1927 года, когда Нотгафт сменил адрес, переехав на другую квартиру.

В книге А.С. Дубина «Фурштатская улица» сообщается, что в газете «Северная коммуна» от 10 ноября 1918 года было объявлено о конфискации квартиры Боткина по Фурштатской ул., 62, и что в июне 1919 года управление Эрмитажа ходатайствовало о регистрации собраний Олив и Боткина (редкая старая мебель, фарфор, фаянс, картины русской живописи XVIII – начала ХХ века) как музеев. А.С. Дубин пишет, что в «Спутнике по Петрограду и его окрестностям (Пг., 1924) было указано: «Дом-музей Боткина. Фурштатская ул., 62/9. Собрание стильной мебели и обстановки. Открыт по воскресеньям в 12 до 15 часов, по четвергам с 14 до 18 часов вечера. Экскурсии производятся по записи». Выставка-музей в доме Боткина действовала, как пишет А.С. Дубин, около двух лет. В 1924 го ду она, как и другие аналогичные музеи, была закрыта. Вещи из таких квартир и домов передавались в Эрмитаж и Русский музей. – А. Б.

Художественные собрания В.Р. Гардина[28]28
  В.К. Шуйский, 2001 г. Текст дан с сокращениями по работе: Шуй ский В.К. Материалы VII Царскосельской конференции. 2001. С. 360 – 369.


[Закрыть]

Казалось, что в 1920-х годах дом-музей на Потемкинской кончил свое существование, но в опустевшую квартиру Боткиных въехал уже тогда прославленный актер и режиссер немого кино Владимир Ростиславович Гардин вместе с женой, молодой актрисой Татьяной Дмитриевной Булах-Гардиной. Они были такие же страстные собиратели произведений искусства и редких книг, как первые хозяева дома, но, конечно, не столь богатые. Снова стали появляться на Потемкинской художники, графики, скульпторы, искусствоведы и просто любители искусств.

К концу 1920-х гг. Гардин обладал репутацией опытного коллекционера. В его бумагах сохранилась такая запись: «Мое собирательское увлечение началось в Москве в 1913 году, когда я впервые начал вести оседлую жизнь и получил квартиру в Большом Гнездниковском переулке № 430 (первая цифра обозначала этаж)». Первую же характеристику собрания Гардиных можно найти в дневнике Татьяны Дмитриевны: «Когда мы поженились, у него [Гардина] была великолепная библиотека редких изданий, все тома в марокеновых переплетах, редкий экземпляр „Книги маркизы“ с иллюстрациями Сомова, знаменитые лубочные картинки, собранные Ровинским, и многое другое. Был у Владимира Ростиславовича русский и западноевропейский фарфор XVIII века, хорошие картины, из которых больше других мне нравились „Дворик“ Герарда Терборха и „Суд Пилата“ учителя гениального Рембрандта – Питера Ластмана, было прекрасное собрание древнерусских икон. Многие вещи приживались у него после различных постановок – Гардин любил достоверность в оформлении своих фильмов. Я же среди прочих произведений изобразительного искусства получила в приданое от крестной матери Антонины Яковлевны Галебской портрет испанского короля Карла III, который одни считали несомненным произведением Франциско Гойи, другие полагали, что Гойя прописал только лицо, а все остальное выполнено одним из его учеников, но никто не сомневался, что это произведение вышло из мастерской великого испанского живописца»[29]29
  Дневник Т.Д. Булах-Гардиной. Рукопись. ЦГАЛИ.


[Закрыть].

Пожалуй, самой ценной в собрании Гардиных была средневековая иранская рукопись «Хамсе» Низами с многочисленными миниатюрами, заставками и концовками, оконченная 26 июня 1541 года Хусейном – известным мастером-каллиграфом знаменитой тебризской школы периода ее расцвета. Эту рукопись Гардин приобрел в феврале 1918 г. в Москве у персидского консула Ашимова, известного поставщика ценнейших рукописей, за 2000 руб. золотом, процентные бумаги нефтяных акций на такую же сумму и современный французский автомобиль, являвшийся по тем временам вещью редкой и дорогой, особенно для стран Востока. Позже дети Ашимова пытались вернуть уникальную рукопись, ссылаясь на то, что ее подарил их отцу сам персидский шах, и она является национальным сокровищем. Но обратная сделка не состоялась. (Сейчас эта рукопись находится в Государственном Эрмитаже. – А. Б.)

Собрание Гардиных, по сути, включало в себя несколько коллекций. Это прежде всего русская икона, западноевропейская и русская живопись, рисунки, акварели западноевропейских, русских и восточных мастеров (преобладал русский и западноевропейский рисунок), русский фарфор, начиная с елизаветинского времени. Отдельную ценную коллекцию представляли собой предметы китайского и частично японского прикладного искусства: фарфор, лаки, резная кость, эмали, деревянная и каменная мелкая пластика и т. п. Так как не все приобретаемые иконы были в хорошем состоянии, то для их реставрации Гардин пригласил лучшего эрмитажного реставратора, исключительного знатока древнерусской живописи Ф.А. Каликина. Каликин не только прекрасно различал иконы по стилистическим признакам, но умел проникнуть в тайны их написания. Для своих учеников он устраивал уроки иконописи, увлекательно объясняя каждый этап творчества старых мастеров. Брал у него уроки и Гардин, решив почти в 70 лет получить еще одну профессию, однако далее технической реставрации дело у него не пошло. Наиболее ответственную и трудоемкую работу выполнял Федор Антонович, причем соглашался делать ее бесплатно, если владелец уступал принадлежавшее ему произведение какому-либо музею.

В своем собрании Гардин в особенности ценил работы новгородской школы XV и XVI веков, одна из которых – икона «Корсунской Божией Матери» – считалась чудотворной. Каликин же к лучшим иконам коллекции относил также «Благовещение» московской школы XVI века, не переставая восторгаться ее великолепной сохранностью.

Гардины в своей квартире. 1939 г.

Западноевропейская живопись, кроме упомянутых выше работ Г. Терборха и П. Ластмана, была представлена произведениями Б. Строцци, С. ван Рейсдала, Ж.-Б. Греза, К. Коро, Н.В. Диаза де ла Пенья, П. Гогена и др.

Значительно более богатой и разнообразной была коллекция западноевропейских рисунков, насчитывавшая сотни превосходных работ мастеров итальянской, голландской, фламандской, французской[30]30
  Этой части коллекций В.Р. Гардина посвящена отдельная, хорошо иллюстрированная статья В.К. Шуйского «Рисунок французских мастеров XVII – XIX веков» // Художник. 1972. № 5. С. 45–51.


[Закрыть], английской, немецкой и польской школ XVI–XIX веков. Только перечисление авторских имен (их свыше ста) заняло бы несколько страниц.

В подборе экземпляров уникального собрания графики, а также в атрибуции рисунков этой коллекции постоянное участие принимали выдающиеся знатоки рисунка: С.П. Яремич, Г.С. Верейский, М.В. Доброклонский и некоторые другие специалисты. В особенности это относится к Степану Петровичу Яремичу, имевшему собственную превосходную коллекцию рисунков, целый ряд которых он впоследствии уступил Гардину, иногда даже в качестве подарка. В частности, от Яремича к Гардину перешли рисунки Луки Камбьазо, Агостино Карраччи, Пьетро Гонзага, Абрахама Блумарта, Яна Брейгеля Старшего, Якоба ван Рейсдала, Антониса ван Дейка и некоторых другие[31]31
  См. примечание дневника Т.Д. Булах-Гардиной. То же в рукописном каталоге В.Р. Гардина.


[Закрыть].

Яремич числился завсегдатаем в доме на Потемкинской, и там ему неизменно были рады. В дневнике Татьяны Дмитриевны сохранились записи о нем. Приведем одну из них: «Увлекшись собиранием рисунков, Гардин отдавал на суд Яремича каждую новинку, и тот одни листы хвалил, задерживая на них пристальное внимание, другие поспешно откладывал в сторону. Всякую плохую работу он считал оскорблением искусства, которому посвятил всю свою жизнь»[32]32
  Там же.


[Закрыть].

Таким же постоянным посетителем дома на Потемкинской, как Яремич, но в послевоенное время был Георгий Семенович Верейский. Его всегда ждали здесь с нетерпением. У Гардиных он особенно любил рассматривать коллекцию рисунков. Выше всех он оценивал рисунки французских мастеров XVIII века, среди которых самыми блестящими рисовальщиками считал Ж.-О. Фрагонара и Г. де Сент-Обена. Превосходные рисунки последнего Г.С. Верейский уговорил Гардина передать в Эрмитаж. Профессор Михаил Васильевич Доброклонский – непревзойденный специалист по западноевропейскому рисунку – относил рисунки Сент-Обена к вершинам профессионального мастерства.

Большую художественную и историческую ценность в собрании Гардиных представлял альбом середины XVII века с видами голландских городов, атрибутированный сотрудником Эрмитажа Ю.И. Кузнецовым как принадлежащий школе Яна ван Гойена. Этот альбом впоследствии приобрел И.С. Зильберштейн, завещавший его ГМИИ им. А.С. Пушкина[33]33
  Там же.


[Закрыть]. Приезжая в Ленинград, Зильберштейн почти каждый раз посещал Гардиных. Кроме всего прочего, он очень хотел приобрести у них лист с рисунками Пушкина, но это ему не удалось.

Коллекция рисунков и акварелей русских художников в собрании Гардиных была самой обширной. Только рисунков Б.М. Кустодиева в ней насчитывалось более тысячи. Их Гардин приобрел у невестки художника Нины Блиновой-Кустодиевой, жены его сына Кирилла.

Превосходными графическими листами в этой коллекции были представлены такие выдающиеся мастера, как О. Кипренский, А. Орловский (в том числе автопортретами), М. Воробьев, А. Венецианов, В. Перов, К. Брюллов, А. Брюллов, Г . Чернецов, В. Суриков, И. Шишкин, В. Маковский, К. Маковский, В. Серов, М. Нестеров, М. Врубель, И. Репин, Ф. Малявин, художники объединения «Мир искусства» и другие.

У Гардиных имелись и живописные работы многих перечисленных художников. У них был портрет Капниста с дочерью работы В.Л. Боровиковского, происходивший из собрания Фаберже, а ранее принадлежавший графине М.С. Бенкендорф, пейзажи Айвазовского и Левитана, одно из лучших произведений Борисова-Мусатова «Венки», живопись Нестерова и Врубеля. Ряд работ последних Гардин купил в Киеве у художника-архитектора Н.А. Прахова.

Будучи в гостях у Прахова, Гардин показал ему купленный у антиквара в Одессе автопортрет Врубеля, который Прахов признал за подлинный, а затем один из замечательных весенних этюдов Нестерова. Оказалось, что этот этюд когда-то Нестеров подарил Прахову, но позднее он был украден. Произведения Нес терова Гардины приобретали и у самого художника, жившего на Сивцевом Вражке в Москве. Сохранились письма Нестерова, адресованные на Потемкинскую ул., 9, а также дневниковые записи Татьяны Дмитриевны о посещении ею и Гардиным подлинно народного художника Нестерова, который официально этого звания никогда не имел.

Еще один большой раздел собрания Гардиных составляли предметы восточного, в основном китайского искусства. О них уже упоминалось ранее. Наиболее примечательной частью этой коллекции был китайский фарфор XV–XVIII ввеков, преимущественно династии Мин (1368–1644 гг.) и периода Канси (1662–1722 гг.). Коллекция отличалась качественным подбором предметов и необычайным разнообразием изысканных форм. Это были вазы, чаши, тарелки, флаконы, фигурки причудливых животных и т. п. Изделия отличались богатой цветовой палитрой. В коллекцию входили селадоны различных оттенков зеленоватого цвета с гравированным подглазурным рисунком, желтый, белый, голубой и бирюзовый китайский фарфор, фарфор с темно-красной глазурью (условно называемый «бычья кровь»), темно-синий фарфор с «резервами» и без них, расписанный золотом, фарфоровые изделия розового, зеленого и черного семейства периода Канси и более ранний многоцветный фарфор эпохи Мин.

Значительную часть китайской коллекции в начале 1970-х годов, уже после смерти Гардина, приобрела дирекция дворцов и парков Ораниенбаума для размещения ее в Китайском дворце, Катальной горке и дворце Петра III[34]34
  См.: Каталог выставки VII Царскосельской конференции. 2001 г.


[Закрыть].

Случилась у Гардина попытка перейти к собиранию марок. Он хотел перенять опыт и знания у молодого Владимира Сергеевича Шульгина и других филателистов. Однако понял сложность этого дела, и его интерес к филателии затих.

Сейчас в бывшей квартире Владимира Ростиславовича ничего не осталось от его коллекций.