Текст книги "Защитник Империи"

– Ничего себе! – присвистнул я. – При такой разнице в цене действительно мало кого будут волновать потери некоторой, даже значительной части груза.

В этот момент распахнулась дверка, отделяющая кухню от зала. И появилась, видимо, та самая Лидия, к которой ранее обращался трактирщик. А может, и не она. Но поднос с едой в руках у девушки был.

И глядя на нее, я окончательно упал духом. Нет, роста она оказалась обычного и телесной мощью не впечатляла. Разве что чуть полновата, на мой вкус… Но смотреть на нее без слез невозможно – до того жалко бедную становится. Косая на правый глаз, лопоухая, нос – как клюв хищной птицы. А улыбаться ей вообще противопоказано! Ибо зубы все кривые: какие внутрь загнуты, а какие наружу торчат. Просто страх смертный во плоти!

– Как же вы здесь живете?! – вырвалось у меня. И сказал уже чуть тише, чтобы не расстраивать бедную девушку: – Тут же милосердный дом для увечных впору открывать, а не трактир!

– Так вот и живем, – буркнул в ответ трактирщик. – Иди, Лидия, иди, – сказал он прислуге, подошедшей к нам и поставившей на стойку поднос.

А Готард зачем-то пнул меня ногой и сделал страшные глаза. Я не стал развивать поднятую было тему страхолюдин, работающих в трактире. Вместо этого отдал должное местному яству – баранине, обжаренной с луком и картофелем. И был приятно удивлен тем, что блюдо оказалось вполне прилично приготовленным. Я с удовольствием умял всю порцию и собрался даже попросить добавки. Но не успел.

– Десятник, там еще отару пригнали, – заглянув в трактир через открытое окошко, обратился к Готарду стражник, при этом глядя почему-то на меня.

– Сейчас будем. – Десятник тут же вылез из-за стойки и поторопил меня: – Идем-идем, а то ведь без нас паром никто не отправит. Не положено.

– Ну раз надо, то идем, конечно. Сколько я должен? – потянувшись за кошелем, спросил я трактирщика.

– Забудь, – отмахнулся тот. – Мне за кормление стражи и служащих таможни из казны деньгу платят.

– Тоже неплохо, – одобрил я подобное радение городских властей о простых служащих. И бодро пошагал следом за Дилэни.

Выйдя из трактира, Готард обернулся:

– Ты это, Стайни, не задевай Лидку. Да, девчонка не красавица, но это не ее вина.

– Да нет проблем, – с удивлением посмотрел я на неожиданного защитника. И полюбопытствовал: – А что ты так о ней беспокоишься?

– Это я не о ней, а о тебе беспокоюсь, – пояснил десятник. – Лигет сам не свой становится, когда над его племянницей потешаются. Запросто может насмешнику красоту с физии свести… Невзирая на его чин.

– Так она ему родня? – озадачился я. – А почему он к магам не обратится, чтобы они девчонке лицо подправили? Неужели у него действительно так плохо идут дела из-за этого постановления городского совета?

– Да просто деньги – это ж такая штука… – с досадой махнул рукой Готард. – Они то есть, то сразу их нет.

– Ну это понятно, – усмехнулся я. – Но все равно, должен же трактир какой-никакой доход приносить?

– Он и приносит, – поморщился десятник. – Просто тут такое дело… Лигет насобирал уже было нужную сумму, чтобы навести племяшке красоту, да тут несчастье – жена у него слегла. Денег на ее лечение целую прорву угрохал. Хотя все равно вытащить Адель не смогли… Да целители сразу ему об этом говорили – мол, нет шансов. А он все надеялся… Шарлатанов-чудотворцев всяких к ней таскал…

– Понятно.

– Такие вот пироги, – вздохнул Готард. – Так что нет у него сейчас полусотни золотом, чтобы Лидке лицо поправить. И неизвестно, когда ему удастся столько скопить…

– Ничего себе! – искренне возмутился я. – Это кто ж такие цены ломит? Лечение-то ведь не самое сложное. Утраченную конечность и то всего за полтора десятка золотых маги берутся восстановить.

– Ну ты сравнил, – хмыкнул мой спутник. – Лицо – это тебе не какая-нибудь там рука или нога. Тут дело край какое серьезное. Особливо для девицы. Просто подправить лицо маги и за десятку золотом берутся, но без гарантий.

– Без каких еще гарантий? – не понял я.

– Что все славно выйдет. Дело-то кропотливое и особого мастерства требует. Причем тут понадобится не только искусный целитель, но также природный эмпат и хороший маг-менталист. Работа эта не на день и не на два, а до тех пор, пока человек не примет новое лицо как свое. А иначе, знающие люди говорят, может случиться что угодно… От тихого помешательства до настоящего безумия.

– Даже не знал о таких сложностях, – признался я. – Тогда, конечно, понятно, отчего целители такую цену запрашивают.

На том наш разговор и закончился. Мы дошли до причала, где нас уже дожидалась целая делегация паромщиков и стражников. Один из стражников сразу протянул десятнику зрительную трубу. Хотя и без нее можно было прекрасно рассмотреть и овечью отару, и перегонщиков на другом берегу Леайи.

– Слаб я что-то стал глазами в последнее время, – немного смущенно признался Готард, принимая из рук подчиненного зрительную трубу и принимаясь разглядывать противоположный берег. И спустя непродолжительное время оповестил: – Это люди братьев Фьюри скот гонят… Два раза паром переправлять придется.

– Что за братья Фьюри? – полюбопытствовал я.

– Да это наши первейшие остморские дельцы, – охотно пояснил десятник. – А знаешь, почему первейшие?

– Нет, – покачал я головой.

– Да потому что умные. Первыми сообразили, что выгоднее наладить полную переработку, чем заниматься забоем скота и поставлять мясо в глубь Империи. Они и из мяса разные копченые вкусности готовят, и шкуры выделывают, и шерстяную нить тянут, и даже костную муку мелют! У них все в ход идет. Оттого и доход на все том же скоте выше, чем у других. Ведь у них целое предприятие, а не какая-то там простая скотобойня или коптильня, как у некоторых!

– Действительно не дураки, – согласился я, мигом оценив перспективы такого предприятия.

– Ну дак, – подтвердил десятник. – Соображение имеют! Всем бы дельцам так. Чтоб и самим богатство наживать, и горожан доброй работой обеспечивать, как это братья делают. Им даже знаки почетных жителей города вручили за заботу о процветании Остмора.

– И что, они еще и сами скот гоняют? – спросил я.

– Ну не сами лично, разумеется, а их люди, – ответил Готард. – Не могут же они зависеть от милости степняков и ждать, пригонят им скот или нет. Да еще по невесть какой цене. Предприятие – это дело такое, каждый день работать должно. Хотя если разобраться, то у всех мало-мальски крупных дельцов свои перегонщики имеются. Да и вообще в Остморе немало предприимчивых людей в межсезонье на тот берег мотаются, скупают скот, а затем на нашем рынке перепродают. Степняки-то весной и летом неохотно овец на продажу гонят. Вот осенью – это да… Тут такое твориться будет – страсть! Скотогонов с самых дальних уголков степи будет прорва! А овец еще больше!

– Куда больше-то? – проворчал я, разглядывая заполненный овцами загон у пристани на противоположном берегу реки.

– Увидишь, – усмехнулся десятник и деловито сказал: – Так, ладно, надо паром проверить да отправить.

Мы вдвоем прошли под аркой стиарха и, подойдя к краю пристани, поднялись на паром по его откидному борту, играющему роль сходней. Перед нами предстала здоровущая штуковина размером сорок на двадцать пять ярдов. И очень крепкая на вид. Внушает уважение.

– Сколько ж на него загрузить можно? – спросил я, окинув взглядом просторную палубу парома.

– Ну при приемке его для проверки с двумя сотнями тысяч фунтов на борту гоняли, – с немалой гордостью поведал Готард. – И ничего, не потонул… А овец, если набить их сюда поплотней, можно тысячу шестьсот голов загрузить.

– У вас тут целый фрегат, а не паром, – покачал я головой, впечатленный названными цифрами.

– А то, – согласился Готард. – Городской и то вдвое меньше нашего. – И, потеребив ус, нехотя признался: – Хотя этого все равно мало. По осени все зашиваются – и мы и городские.

Глубокомысленно покивав, я указал на торчащий посреди реки каменный столб, от которого к парому тянулась толстенная железная цепь:

– Сваю-то как туда забили?

– Маги постарались, – ответил десятник.

– Готард, может, ты попозже все расскажешь? – не выдержал кто-то из стоящих на пристани паромщиков. – Там же люди ждут!

– А мы ведь и сами могём все тьеру начальнику обсказать, – негромко заметил другой.

– Точно! – загалдели разом остальные. И предложили: – А давайте с нами, тьер начальник, на тот бережок скатаемся? Заодно и о пароме мы вам все обскажем как есть.

– А это не запрещено? – уточнил я у десятника, соблазнившись посулами паромщиков. Интересно ведь прокатиться на такой диковинке.

– Да нет, не запрещено, – усмехнулся в усы десятник. – Прокатись, если охота.

Ну я и решился совершить небольшую экскурсию на пароме. И покатался, и с паромщиками познакомился, и пообщался. Те сразу раскритиковали рассказ Дилэни, заявив, что никто не заморачивается с расчетом грузоподъемности в фунтах или там в овцах. Смотрят просто: как просел паром до такого уровня, что борт-сходня вровень с пристанью стал, так и завершают погрузку. А что там на испытаниях было, это все ерунда. Тогда от парома практически один каркас был. И шел он, загруженный двумя сотнями тысяч фунтов, почти целиком под водой.

Заодно меня ознакомили с наукой управления паромом-самоплавом. Дело это несложное, но требует особого умения. Да, конечно, физически паромщики не сильно напрягаются, ведь им не требуется крутить тяжеленный ворот, чтобы перетянуть паром на другой берег, – река сама несет. Достаточно рули, расположенные на днище, сдвинуть в нужную сторону – и пошло-поехало. Но это нужно делать правильно. Поэтому у паромщиков есть старшина, который следит за тем, как движется паром, и отдает команды паре своих подчиненных, задавая нужный уровень поворота рулей. Почти как капитан на настоящем корабле… И ответственность на нем столь же высокая. Рули-то могучим течением реки и вырвать может, если неправильно угол задать. Или такая нагрузка на связующий узел ляжет, что рано или поздно разломится крепление цепи. И уйдет паром в свободное плавание вниз по Леайе…

Тогда всем худо будет: и тем, кто через реку перебраться хочет, и самим паромщикам, которым восстановление переправы придется оплачивать из своего кармана. Если, разумеется, будет доказано, что все произошло по их вине.

А самая необременительная работенка – у четвертого паромщика, который только головой по сторонам вертит, за обстановкой на реке следит. Хоть и редко по Леайе корабли ходят, но случается. Вот и приходится стеречься, чтобы не приключилось чего.

В общем, интересная и познавательная экскурсия получилась. Продолжительностью в три четверти часа. Обратный путь мне, правда, не понравился – дико раздражала компания овец.

А больше о первом дне на новом месте службы и вспомнить нечего.

За несколько последующих дней я облазил все закоулки таможни, перезнакомился со всеми живущими здесь людьми и большинством стражников из трех сменных десятков. Обвыкся малость на новом месте, и сразу стало проще. Но и немного скучнее. Да и бес куда-то запропастился… И рыла казать не желал, как я его ни уговаривал.

Тьер Свотс, как и обещал, заглянул на таможню через два дня. Узнал, как у меня обстоят дела, и проверил, правильно ли я оформляю бумаги. А еще ун-тарх привез мне обновку – комплект летнего обмундирования служащего таможни. Добротный форменный мундир, пошитый из превосходного сукна тонкой выделки. Серо-стального цвета, как и положено, с темно-зелеными вставками на вороте и обшлагах. Ну и тулья фуражки-кругляшки тоже зеленоватая. Но больше всего в глаза бросаются пуговицы и бляха поясного ремня из полированной меди, украшенная гравировкой в виде имперского орла.

В таком мундире не стыдно и перед благородными дамами показаться. Но, покрутившись в нем возле большого зеркала в доме Лигета, я разочарованно вздохнул. Не тяну. Не тяну я на настоящего начальника таможенного поста. Нет во мне внушительности и основательности, потребных для столь значительной должности. Ни толстомордости, понимаешь ли, чтобы щеки на плечи свисали, ни толстобрюхости отменной, чтобы поясной ремень с трудом на последнюю дырку застегивался. Вот эйр Батум, начальник кельмской таможни, – тот да, с первого взгляда внушает уважение своими габаритами. А я больше на самозванца какого-то похож, чем на таможенника.

* * *

К концу второй декады моего пребывания на посту начальника отдельного Остморского таможенного поста я совсем освоился с новой должностью. Работа как работа, ничего сложного. Два-три, ну иногда четыре парома встретить, несколько деклараций заполнить да пошлину собрать – вот и все дела. Уйма свободного времени остается. Которое надо бы чем-нибудь занять, да бес-поганец прячется, вместо того чтобы учить меня обращаться со стихиальными энергиями, как обещал.

Но вскоре я нашел чем заполнить свой досуг. Денег-то у меня прилично осталось, больше полутора сотен золотом. Так и отыскался выход из положения. Мне-то покидать таможенный пост нельзя, но это же не значит, что никто не может приехать ко мне! Вот я и нанял себе учителя фехтования. Не сам, конечно, – Готард Дилэни по моей просьбе постарался. Меня не покидает ощущение, что владение основными приемами благородного искусства фехтования сильно пригодится в будущем…

Вдобавок я еще рабочих, что поддерживали порядок на таможенном посту, озадачил постройкой небольшого полигона позади жилых домов. Навык обращения со стрелометом тоже утрачивать нельзя. Не со шпагой же мне охотиться на дракона?

И все равно, несмотря на утренние занятия с учителем фехтования и вечерние упражнения в стрельбе, свободного времени оставалось очень много. От скуки я даже начал изучать уложение «О таможенной службе». С прочими приказами и распоряжениями, регламентирующими ведение дел конкретно на этом таможенном посту, тоже ознакомился. Этими бумагами целая полка в шкафу была забита.

Тут и выяснилось, что казначейство не отдавало распоряжения пропускать овец без счета и верить перегонщикам скота на слово. В документе говорилось лишь о том, что в связи со сложностью подсчета поголовья допускается сокращение точности до количества десятков голов. То есть не надо таможенным служащим мыкаться и пересчитывать несколько раз всю отару из-за пары-другой овец.

Сначала я хотел этим документом Готарда поддеть, дескать, зачем привирал-то. Но, чуть поразмыслив и прикинув, чем это может обернуться лично для меня, я решил даже не заикаться об обнаруженном распоряжении казначейства. И запихал эту злосчастную бумагу в стопку других. После чего засунул в шкаф, подальше и поглубже. А то ведь вдруг это дойдет до тьера Свотса и меня вправду заставят овец считать? Выполняя такую задачку, и рехнуться недолго. Тем более что вряд ли здесь есть в реальности сколь-либо значительные злоупотребления. Скот вообще мизерной пошлиной облагается, а значит, степнякам нет никакого смысла дурить таможню.

Так дела и шли – тихо, спокойно, размеренно. И скучно.

К концу первого месяца пребывания на таможенном посту меня окончательно достала вареная баранина. Понапридумывают всяких идиотских постановлений – а люди мучайся!

Раз в декаду к нам приезжал тьер Свотс с проверкой, которая проводилась очень простым и эффективным способом. Сопровождающий ун-тарха тьер Легро, маг-менталист четвертой ступени, выдергивал из компании перегонщиков двоих-троих и беседовал с ними на предмет провоза контрабандных грузов. От мага разума ничего не утаишь, как ни старайся. Когда тьер Свотс приехал с очередной проверкой, я спросил, нельзя ли что-нибудь сделать с этим запретом на нормальную пищу. Тот лишь рассмеялся в ответ. И сказал, что идея отменить это злополучное распоряжение городского совета рано или поздно возникает у каждого вновь назначенного начальника отдельного Остморского таможенного поста. А еще заявил, что мне не стоит рассчитывать на его поддержку в решении данного вопроса. Дескать, руководителей Охранной управы полностью устраивает этот приключившийся казус. Ведь сейчас здесь тишина и полнейший порядок, а как только появятся выпивка и девки, сразу начнется бардак. Придется тогда сюда ежедневно не десяток стражников отряжать, а все три.

– Да и в чем, собственно, проблема, тьер Стайни? – поинтересовался в конце ун-тарх. – Вы же должны понимать, что вы лицо должностное, да и еще находящееся при исполнении служебных обязанностей… И даже будь здесь десяток борделей и сотня кабаков, вы не имеете никакого права их посещать. Вы на работе, а не на курортном отдыхе.

– Это я понимаю, – с досадой отмахнулся я. – Я и не настаиваю на открытии кабака для веселых гульбищ и борделя с непотребными девками. Но эта ваша вареная баранина меня уже задрала!

– Ну так прикажите готовить еду вам отдельно, – пожал плечами тьер Свотс. – Никто не станет по столь незначительному поводу обвинять трактирщика в неисполнении распоряжения городского совета.

Предложение ун-тарха меня порядком оскорбило, но я промолчал. Хотя и было желание высказаться по поводу совета питаться в особом порядке. И смотреть при этом, как на тебя с завистью косятся все остальные посетители трактира, вынужденные давиться вареной бараниной. Или, может, мне еще предложат прятаться от всех и жрякать иные блюда тишком?!

В общем, сам того не желая, тьер Свотс сильно меня задел. Ну да и демон с ним. Не хочет помочь исправить некоторую несправедливость, так мы и сами управимся.

И я начал потихоньку собирать сведения о доброхотах, что протащили через городской совет злосчастное распоряжение. Проблемы это не составило – народ охотно общался на злободневную тему и перемывал косточки злопыхателям, сотворившим такое гадство.

Хитрая задумка, призванная лишить Лигета большей части дохода, оказалась творением трех остморских трактирщиков: Рейса Вальдо, Бруно Терма и Майка Фернандо. Просто их заведения располагались ближе всего к северным воротам, через которые вела дорога к нашему таможенному посту. Вот эти злыдни и сговорились… А помог им родич Вальдо, занимающий высокую должность в городском магистрате.

Довольно быстро удалось выяснить, что каждый из этой троицы имеет свой интерес в вопросе поставок скота, основном остморском источнике доходов. У Вальдо в собственности малая скотобойня, у Терма – доля в коптильном цехе, а Майку Фернандо принадлежит целых пять мясных лавок.

Просмотрев по второму разу все документы, регламентирующие деятельность таможни, я начал действовать. На следующий же день притормозил остморских дельцов, которые занимались перегоном скота. И заявил, что теперь досмотр перемещаемых через границу товаров будет производиться с особым тщанием. А посему пусть помещают овец в загоны на территории таможенного поста и ждут.

– Чего ждать-то? – попытались возмутиться перегонщики. – Да и сколько?

– Столько, сколько понадобится, – уведомил я их. – Товар у вас не скоропортящийся, а значит, я имею полное право задержать его для таможенного досмотра на срок до десяти суток. – И показал недоверчиво уставившимся на меня перегонщикам соответствующий раздел в уложении «О проведении досмотровых мероприятий на отдельных таможенных постах».

Перегонщики в голос взвыли и, проникнувшись грозящими им расходами, с ходу попытались всучить мне взятку. Я отказался. Но предложил другой вариант – я не меняю прежний порядок проведения таможенного досмотра, а они не продают скот на предприятия, которые приносили прибыль троице зловредных трактирщиков.

Перегонщики мгновенно, даже не задумавшись, согласились. Ну что им стоит игнорировать нескольких покупателей из многих сотен имеющихся в Остморе? Никакого убытка это не несет.

А спустя полторы декады я заключил такой уговор уже со всеми перегонщиками овец. Отныне весь поток скота шел мимо слишком умных личностей. И никто из остморских перекупщиков не пытался нарушить данное мне слово – за этим присматривали стражники из отдыхающих смен. Им ведь тоже интересно было, чем дело обернется. Да и кровный интерес у них был – питались-то мы все в одном трактире.

Ун-тарх Свотс ничего по этому поводу не сказал. Только покачал головой и усмехнулся, показывая, что в курсе моих делишек. Ну да и что? Даже если в результате в моей служебной характеристике появится пометка «склонен к использованию служебного положения в личных целях», мне от этого ни тепло ни холодно. Да, с такой пометкой потом никакого движения по службе не будет или вообще срежут на переаттестации. Только для меня это ничего не значащая ерунда – я не собираюсь продолжать работать на Охранку. И даже если серомундирники будут меня упрашивать и сулить высокие должности вкупе с золотыми горами, все равно не соглашусь.

Спустя еще пару дней на таможню прикатил в открытом экипаже какой-то городской хлыщ. Важный такой из себя. Морда толстенная, лоснящаяся, а глазки маленькие, лучащиеся нескрываемым самодовольством.

– Тьер Стайни? – осведомился он у меня, выбравшись из экипажа. Дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил: – Я имею к вам важный разговор. – Но на этом не успокоился и, бросив многозначительный взгляд на десятника, с которым я в тот момент беседовал, подчеркнул: – Строго конфиденциальный.

– А вы кто, собственно, будете? – поинтересовался я.

– Старший магистратский советник, Юрек Вальдо, – небрежным жестом прикоснувшись к краю шляпы, отрекомендовался незваный гость.

– Ну что ж, давайте пообщаемся, тьер старший магистратский советник, – со всей возможной любезностью улыбнулся я двоюродному брату Рейса Вальдо. И пригласил его в конторку.

Там я сразу прошел за стол и с комфортом устроился в кресле. После чего вопрошающе уставился на чинушу. Сесть ему, разумеется, предлагать не стал. Чуть помявшись, тот сам уселся на стоящий перед столом простой деревянный стул. Шляпу снял и бросил ее на столешницу перед собой. Прилизанные волосы легким движением руки пригладил, ногу на ногу закинул. И, строго глядя на меня, вопросил:

– Что вы себе позволяете, тьер Стайни? На каком основании вы чините препятствия делам некоторых уважаемых остморских жителей?

– Это каким таким уважаемым жителям?.. – удивился я, но магистратский советник меня перебил, перейдя на повышенный тон:

– Позвольте, я не закончил!

– Хорошо, продолжайте.

– Так вот, – откашлявшись, чуть потише заговорил чинуша. – Я прибыл к вам с тем, чтобы от лица городского совета выразить нашу глубокую озабоченность создавшейся ситуацией. И настоятельно рекомендовать вам прекратить это безобразие, пока оно не зашло слишком далеко и высокопоставленным лицам Остмора не пришлось принимать в отношении вас крайне неприятные меры. Уже сейчас городским советом рассматривается прошение в Охранную управу о снятии вас с должности начальника таможенного поста. И это только цветочки… Если вы не уйметесь. Надеюсь, я понятно изъясняюсь?

– Слышь, ты, прыщ чиновничий, – лениво протянул я, нисколько не впечатлившись произнесенными угрозами, и щелчком пальцев сбил со столешницы на пол модную темно-серую с синей нитью шляпу. – Слушай меня внимательно. Даю тебе три дня на то, чтобы постановление городского совета, ограничивающее деятельность трактира Лигета Райса, было пересмотрено и приведено в нормальный вид.

– Да как вы смеете так ко мне обращаться?! – не дослушав меня, гневно возопил вскочивший на ноги Вальдо. – Да за такое оскорбительное отношение к уважаемому представителю городских властей плетьми наказывают!

– Так это имеет отношение только к уважаемым людям, – с усмешкой заметил я. – А ты к ним, продажная шкура, никоим образом не относишься.

– Ну все! Моему терпению пришел конец! – взвизгнул побагровевший чинуша. – Чтобы какой-то там десятник так ко мне обращался?! Я этого так не оставлю! И добьюсь, чтобы тебя выгнали отсюда поганой метлой! А если Свотс меня не послушает, то я и до столицы дойду! У меня и там знакомства имеются!

– Попробуй, – снисходительно предложил я. – Только когда будешь своих столичных знакомцев привлекать, ты их предупреди загодя, чтобы они потом на тебя не обижались, что тягаться им придется с грасс-тархом Луарье, заместителем главы Охранной управы, личным распоряжением которого я сюда назначен. – И, глядя на переменившегося в лице Вальдо, вытащил из-за ворота рубашки серебряный значок с коронованным черным орлом, сжимающим в лапах секиру. Постучал по нему указательным пальцем: – Не забывай также вот об этом. О моем праве привлечь к расследованию обстоятельств дела мага-менталиста, если поднимется официальная шумиха. Мне-то бояться нечего, я выгоды не ищу, а вот тебе… Когда вскроется, что в принятии того злосчастного постановления имелся чей-то корыстный интерес… Думаю, кому-то из городского совета тут же дадут смачного пинка под зад.

Чинуша вмиг сдулся и более не возмущался. Шляпу с пола поднял и бочком-бочком двинулся к двери. А я ему напомнил на всякий случай:

– Не забудь, у тебя всего три дня. А не управишься в срок, я тебе и твоим дружкам-трактирщикам такую травлю устрою, что вы обрыдаетесь.

Забыв попрощаться, визитер вымелся из конторки, оставив меня в прекрасном настроении. Что и говорить, в положении служащего Охранной управы есть свои преимущества. Будучи простым стражником, так на спесивого чинушу не наедешь.

Спустя день ко мне заглянул начальник остморского отделения Охраной управы и, насмешливо улыбаясь, протянул бумагу… Документ, заверенный печатью городского совета, где было сказано, что отныне снимаются все ограничения, введенные ранее принятым постановлением под нумером пятьдесят два дробь два… в части, касающейся блюд, приготавливаемых в трактире тьера Лайса. Выпивку продавать, правда, так и не разрешили. Но и то хлеб.

– Удовлетворены, тьер Стайни? – поинтересовался тьер Свотс.

– Вполне, – довольно ответил я.

– Это хорошо, – одобрительно кивнул ун-тарх. – Значит, новых и, мягко говоря, сомнительных инициатив от вас исходить не будет?

– Ну почему же сомнительных? Все было сделано в рамках закона.

– Все верно, – согласился серомундирник. – Потому я и не налагаю на вас взыскание. Хочу лишь одно вам сказать, тьер Стайни. На будущее… – Он покачал головой. – Хождение по самому краешку никогда не доводит до добра…

И, быстро распрощавшись, умотал обратно в город. Некоторое время я ломал голову над тем, как понимать это предостережение, но размышления эти длились недолго. Выкинув слова ун-тарха из головы, я отправился с радостной вестью к Лигету.

Ох и налопались же все в тот день всякой всячины! Заведовавшая трактирной кухней Рейна, сестра Лигета, показала, что такое настоящее поварское искусство. Оказалось, она не только вареную баранину отлично умеет готовить, но и вообще отменная стряпуха.

После этого жить на таможне стало чуть веселей. Стражники перестали пытаться наесться дома на весь день, чтобы потом здесь бараниной не душиться. И Лигет заметно подобрел. Заведение-то его стало на нормальный трактир походить. Клиенты опять же появились.

* * *

Так незаметно пролетел и второй месяц. А потом… а потом вдруг оказалось, что моя жизнь потихоньку начинает походить на упомянутое в церковных писаниях житие святых, когда те, отринув свою греховную суть, вступали на путь борьбы с соблазнами. Их ведь тоже темные силы пытали искушениями… Вроде как к некоторым и суккубы и инкубы являлись наяву… Прямо как ко мне!

Сначала, впрочем, я не понял, что к чему. Как-то раз, призадумавшись, я сидел за столом в конторке. Никак не мог решить, чем себя занять вечером. Перспектива штудировать полночи новую книгу по алхимии отчего-то не вызывала никакого энтузиазма, хотя в «Простейших трансмутациях Джерона» должно быть много интересного и полезного. Но насколько интересней было бы просто погулять по вечернему Остмору… На симпатичных горожанок поглазеть… А может, и не только поглазеть… Пусть они и не тянут супротив Энжель или той же Кейтлин.

Едва я подумал об этом, как вздрогнул от неожиданности: перед моим взором внезапно материализовалась Черная Роза Империи. Во всей своей умопомрачительной вызывающей красе. У меня едва слюнки не потекли при виде этой эффектной красотки в черном с серебром замшевом наряде. Что ни говори, а эта Кейтлин – поистине демоническое отродье… Ибо олицетворяет собой нечеловеческое совершенство красоты.

Поглазев немного на представший предо мной чрезвычайно обольстительный образ, сильно выигрывающий на фоне своего живого прототипа тем, что стервозности не проявлял, я с немалым трудом заставил себя перестать думать о Кейтлин. А когда памятное воспоминание исчезло, вздохнул. Да, остморские горожанки против такой красотки не потянут… Даже всем скопом.

И все бы ничего – подумаешь, ну вспомнил одну свою знакомую, с кем не бывает? Это обычное дело для любого человека. И разница лишь в яркости воспоминаний. Однако все оказалось не так просто… Как-никак суккубы – демоны искушения. И их возможности в соблазнении бедных людей поистине безграничны… Этим воплощениям искуса не нужно даже присутствовать на месте событий, чтобы превратить чью-то жизнь в сущую муку. Достаточно только памятного образа.

В силе демонического искушения я убедился уже на следующий день, когда совсем не нарочно вновь вспомнил Кейтлин. Она вновь предстала передо мной, совсем как живая. И в этот раз я с еще большим трудом сумел справиться с собой и отринуть греховные помыслы в отношении этой красотки.

А дальше стало только хуже. Желание вновь полюбоваться на демоническое воплощение безупречной красоты сделалось просто навязчивым! И практически необоримым! Не помогало даже осознание того, что с каждым таким призывом обольстительного образа я все больше и больше растравливаю себе душу, а в итоге мои помыслы еще чаще обращаются к Кейтлин. Просто мрак! Ведь любая мысль о черноволосой стерве заставляет ее образ-воспоминание возникать перед моими глазами! Даже если эта мысль – приказ самому себе больше не думать о наглой демонице, не дающей людям покоя!

На четвертый день этого безумства я плюнул на все и воззвал к бесу. Работать просто невозможно, когда это искушающее видение рядом!

«Бес, хватит прятаться уже! Вылазь! И сотри это проклятое воспоминание из моей памяти!» – взмолился я.

«Чего шумим, спать не даем?» – деловито осведомился бес, с легким хлопком материализовавшийся на столе, за которым я пытался избавиться от присутствия Кейтлин и заполнить наконец нужные бумаги.

«Где ты пропадаешь? – возмущенно вопросил я. И пожаловался: – Тут такое творится… – Но тут же прервал себя и потребовал: – Убирай немедля эту гадость из моей памяти – идеальное воспоминание об облике Кейтлин ди Мэнс!»

«Сей момент! – пообещал довольно осклабившийся бес и ловким жестом фокусника вытащил откуда-то из-за спины большой пергамент. А следом и чернильницу с пером. – Только подпиши вот здесь и здесь!»