Текст книги "Отряд зародышей"

Любой опытный воин знает, как важно, просто необходимо, сбросить с себя такое вот напряжение после боя. Потому-то после каждой битвы и устраиваются пиры и празднества. Уцелевшие в битве радуются тому, что остались живы, поминают павших товарищей и, отдохнув душой, готовятся к новым боям.

Это была единственная ночь, когда мы не выставили караул на смотровой площадке. В эту ночь нам некого было бояться и не откуда ждать нападения. Целый полк конных пикинёров прикрывал нас, одним своим фактом присутствия в посёлке обеспечивая безопасность всего плато.

А с утра начались поиски остатков разгромленной орды налётчиков. Семь дней конные пикинёры занимались прочёсыванием горного хребта, разыскивая тех горцев, что сумели уйти от преследования. Были обшарены все заросли кустов, россыпи камней, леса и рощи на горных склонах. Обследованы все возможные ущелья и расщелины. Не нашли никого. Не только ни одного человека, но даже ни единого следа. Будто сквозь землю провалилось более ста человек и не менее двух десятков коней. Либо – вознеслись на небо, как предположили некоторые из наиболее суеверных солдат.

Но, по крайней мере, на седьмой день поисков командир полка был твёрдо уверен, что на нашей стороне хребта горцев нет. И принял соответствующее решение.

На следующий день полк ушёл обратно в город. Майор забрал мой письменный отчёт за прошедшие месяцы службы и рапорт о том, как проходила оборона посёлка. Обещал, что обязательно переправит бумаги в столицу со своим курьером.

А мы зажили прежней жизнью. Через пару дней из посёлка прибыл заметно отдохнувший и полностью поправившийся Хорёк, сразу же включившийся в обучение воинскому умению. Да и остальных уже не требовалось заставлять лишний раз помахать мечём, пострелять из арбалета, поработать в седле с пикой, а то и просто сцепиться с кем-нибудь в борцовской схватке. Почувствовав кровь на своих зубах, и не только вражью, но и свою, бойцы с удвоенным рвением взялись за обучение. Одуванчика и Полоза я от занятий освободил до тех пор, пока они окончательно не поправятся. И потому они только несли службу на смотровой вышке и в казарме. Но и они при случае не упускали возможность отработать хоть что-нибудь: метнуть нож, направить арбалетный болт в цель, проскакать на лошади.

Постепенно наш прежний распорядок несения службы полностью восстановился.

Я проснулся среди ночи оттого, что уж слишком беспокойно вели себя лошади в конюшне. За стеной слышался их беспокойный топот, всхрапывание и приглушённое ржание.

Натянув штаны, всунул ноги в сапоги и, на ходу накидывая куртку, вышел из своей каморки в общую комнату. Со своей кровати тут же поднялся Цыган и подошёл ко мне.

– Слышите, сержант? Кони не спокойны… Уж не лезет ли к нам кто?

– Пройди в конюшню, проверь, – кивнул я, – а я остальных подниму.

Пока я тихонько будил бойцов, Цыган через боковую дверь метнулся в конюшню, побыл там какое-то время и, вернувшись обратно, приглушённым голосом сообщил:

– Люди снаружи. Пытаются ставни на окнах вскрыть…

– К бою, – полушёпотом отдал я приказ, – бить из арбалетов. В окна не высовываемся. Ставни открываем по команде. Всё понятно? – дождавшись несколько молчаливых кивков, скомандовал, – По местам!

Свои узкие окна-бойницы мы из предосторожности каждую ночь закрывали изнутри деревянными ставнями. А двери – на крепкий поперечный запор. Потому попасть к нам в казарму, когда мы спим, было практически невозможно. Вот только те, кто сейчас пытались к нам влезть, судя по всему, об этом и не подозревали. Поковырявшись некоторое время со ставнями, неизвестные воришки (?) решили действовать напролом. И по двери и ставням враз застучали топоры. Я поначалу даже изумился такой наглости. Они что, не знают, кто здесь живёт!? Но уже в следующий момент отдал короткий, но любому воину вполне понятный приказ:

– Бей!!

Ставни тут же распахнулись. И девять арбалетных болтов едва не насквозь прошили стоящих напротив окон налётчиков. Всадило так, что тех, в кого попало, отбросило от стен шагов на пять. Убрав арбалет в сторону, я схватился за пику и прямо через окно вогнал её в грудь второму разбойнику. В слабом рассветном сумраке я сумел разглядеть тех, кто на нас напал. Горцы! И, похоже, разглядел их не я один. Стоявший слева от меня, у соседней бойницы, Степняк, крикнул:

– Сержант! Это горцы!

– Вижу! – отозвался я, – Бейте их, парни, не давайте к окнам подходить!

Пока кричал, вернул пику обратно, перезарядил арбалет и, вывернувшись из-за оконного косяка, свалил выстрелом в упор ещё одного из нападавших.

Горцы, в отличие от нас, находившиеся под прицельным обстрелом на открытой площадке, несли серьёзные потери. Не выдержав нашей стрельбы, они откатились назад, укрываясь за камнями, отдельными деревьями и в неровностях почвы.

На некоторое время наступило затишье. Они старались не появляться на открытых местах. Мы не тратя болты попусту, изредка постреливали в случайно появляющуюся то тут, то там подвижную мишень. Постепенно светало.

Не знаю, у кого как, а лично у меня уже довольно прилично бурчало в животе. Какого хрена, в конце-то концов!? Война войной, а распорядок – дело святое!

– Ну, что, парни, – подал я голос, – может, пока перекусим?

– Хорошо бы, – отозвался из конюшни Грызун.

Там у нас в стенах конюшни целых три бойницы сделаны. Да ещё в воротах окошко отрывается. А потому четверо в конюшне оборону держат, и пятеро здесь, в казарме.

– Одуванчик, – покосился я на право.

– Слушаю?

– Давай-ка, быстренько нарежь хлеба, мяса отваренного, сыр. Раздай всем. Да про воду не забудь.

– Есть, – кивнул тот и, положив арбалет у окна, кинулся в кладовую. Его место тут же занял Циркач.

Через несколько минут мы уже с аппетитом жевали приготовленную нашим «поваром» еду, запивая водой, слегка разбавленной виноградным вином.

– Как там Зелёный? – вслух подумал Степняк, прожевав очередной кусок мяса.

– А чего ему сделается? – отозвался Хорёк, – Еда у него есть. Запас болтов имеется. Да и ходит он постоянно со своим луком. Не доберутся они до него.

Зелёный сегодня ночью нёс службу на смотровой площадке. А так как был уже конец месяца, то ночи выдались безлунные. Неудивительно, что парень набег горцев проглядел. О, кстати!

– Так! Бойцы! А кто у нас сегодня ночью в разъезд к перевалу ездил?

– Мы, господин сержант.

– Кто – «мы»?

– Рядовой Полоз!

– Рядовой Цыган!

– И что? Ничего не заметили?

– Всё тихо было, – отозвался Цыган, – Да мы и вернулись-то где-то за час до того, как они появились. Я даже заснуть толком не успел…

– Интересно, – протянул я, осторожно выглядывая в окно, – коней у них не видать. Значит – пешком шли. Появились вскоре после вашего приезда. Но в пути на вас не напали. Значит – они вас не видели…

– А может, они не от перевала шли? – предположил Хорёк.

– А откуда?

– Ну… пропали же они куда-то после нападения на посёлок…

– Ты думаешь, есть какой-то ход на ту сторону помимо перевала?

– Может, и есть… куда б они иначе делись?

– Так пикинёры же весь хребет обшарили, – присоединился к разговору Степняк.

Но Хорёк лишь пожал плечами и отвернулся к окну. Я тоже выглянул наружу. А там происходило что-то интересное.

Горцы начали вдруг очень оживлённо перемещаться с места на место. При этом явно уходя ближе к склону. То есть – обходя нас сбоку.

– Эй, в конюшне! – крикнул я, – Не зевайте там! Они сбоку обойти пытаются.

– Мы видим, сержант, – отозвался Дворянчик, – только они не нас обходят. Они на склон лезут.

– Зачем это? – не понял я.

– А вы приглядитесь повнимательнее! Их же Зелёный с площадки, как перепелов, стрелами выбивает, – весело отозвался Цыган.

Тут уж и я заметил, что у горцев то один, то другой падали, подбитые стрелой.

«Молодец, Зелёный! – ухмыльнулся я, – И точно: будто на охоте куропаток бьёт».

– Сержант, – подал голос Хорёк, – есть идея.

– Говори, – обернулся я.

– Сейчас часть из них отвлеклась на Зелёного. Может, дадим пару залпов по оставшимся, прижмём их к земле, да и в мечи возьмём?

Предложение было заманчивым. Судя по тому, что я наблюдал на поляне, горцев оставалось десятка четыре, не больше. При этом часть из них отвлеклась на нашего стрелка, засевшего на площадке. Вероятно, хотят либо подстрелить его, либо сами на площадку влезть.

Можно рискнуть. Тем более что и мои бойцы уже не зелёные новобранцы. Кое-что умеют. Да и в бою уже не в первый раз. И месяца ещё не прошло, как мы с ними в осаде сидели. А если перед атакой ещё человек несколько подстрелить, то уж совсем хорошо получиться может! Ещё раз всё тщательно обдумав, прикинув так и эдак, я принял решение.

– Парни! А ну, давайте-ка быстро надевайте кольчуги, шлемы, хватайте щиты и – все сюда.

Когда все собрались, одетые по полной боевой, я им коротко обрисовал суть идеи. Уточнив пару моментов и определив порядок выхода, мы взялись за арбалеты. Первый залп дали все девять. После этого я, Степняк, Хорёк и Дворянчик встали перед дверью с уже снятым запором. Остальные, зарядив арбалеты, дали ещё залп.

И тут же, ударом ноги распахнув дверь и прикрываясь щитом, я ринулся наружу. За мной бросилась первая группа. Из-за наших спин вылетели болты из последних заряженных арбалетов. После чего дружный боевой кличь позади нас сообщил, что и вторая группа выскочила из казармы.

На нас четверых выскочил сразу десяток горцев. Я принял на себя троих. Парни из моей группы скрестили клинки с остальными.

Свирепо рыча, я одним стремительным натиском разогнал своих соперников, при этом подрубив одному из них ногу, а другому вогнав клинок в спину, и огляделся. Хорёк, Степняк и Дворянчик бились, встав спиной друг к другу и прикрываясь щитами. Неподалёку от них уже корчился один из налётчиков, собирая руками внутренности из разрубленного живота. Ещё один вяло помахивал длинным кинжалом, держа его в левой руке. Правая у него висела, как плеть, видимо, серьёзно пораненная. Ещё пятеро горцев вели довольно активное нападение. Но и моя троица не менее успешно оборонялась.

Перекинув меч в левую руку, я выхватил кинжал и метнул его в ближайшего горца. Кончик клинка, с хрустом перебив шейные позвонки, вынырнул из его горла, заставив «могучего жигита» захрипеть и, заплетаясь ногами, рухнуть на землю.

Сверху прилетела стрела, клюнула ещё одного налётчика чуть пониже спины и тот, дико заорав и подпрыгивая при каждом шаге, прянул в сторону. Уцелевшие горцы, видя наше явное преимущество, кинулись наутёк.

Мы бились двумя флангами, атакуя сразу и тех, кто находился напротив дверей казармы, и тех, кто собирался двигаться вверх по склону. Судя по всему, наша вторая группа молотила налётчиков не менее успешно, потому как шум боя в кустах на склоне постепенно затихал. Горцы, уже морально подавленные и из-за того, что внезапное нападение не удалось, и от понесённых при нашей стрельбе потерь, сопротивлялись не долго. Не прошло и несколько минут, как они бросились отступать. С десяток горцев, спасаясь от преследования, выскочили из кустов, покрывающих горный склон. Группа бойцов, предводительствуемая разгорячённым схваткой Циркачом, размахивая мечами, выскочила следом, преследуя отступающих горе-налётчиков. Увидев нас, спокойно стоящих и ничем не занятых, горцы в первый момент оторопели, потом – бросились кто куда. Мои орлы, будто гончие, сорвавшись с места, кинулись вдогон.

– Стой! – заорал я, заметив перелом в ходе боя, – а ну, живо седлать коней! Преследуем верхом!

Мои бойцы, верно оценив всю прелесть предложенной идеи, бросились обратно, к конюшне.

Пара минут ушла на то, чтоб накинуть попоны, сёдла, затянуть подпруги. И вот уже мы один за другим, дико свистя, вылетаем из настежь распахнутых ворот конюшни, вертя в руках свои пики.

– Держаться тройками! – на ходу крикнул я, – Смотрите друг за другом!

В ходе обучения мы уже несколько раз отрабатывали этот приём разбивания на тройки во время движения. Суть сводилась к тому, что те, кто оказывались ближе всего друг к другу, объединялись в этакую временную боевую единицу из трёх человек. И держались уже друг за друга до конца боя. Очень полезным оказался навык в данной ситуации.

Гнали мы их до самого перевала. Не ушёл ни один. По крайней мере – я так думаю. Когда мы возвращались обратно, то от перевала до самой казармы и вокруг неё насчитали более сорока побитых противников.

Заодно по пути прихватили полтора десятка раненых и уже не способных к сопротивлению, славных детей гор.

Бойцы мои, возбуждённые прошедшей схваткой, чуть не подпрыгивали в сёдлах от переизбытка чувств. Атака наша была столь стремительна и неожиданна для горцев, что никто из отряда даже не получил ранения. Только Грызун, как потом выяснилось, слегка подвернул ногу. Да Одуванчик сам себе разбил щитом нос, неловко приняв на него вражий меч. Благо, рядом Циркач оказался. Успел прикрыть.

– Слышь, Грызун, – подал голос Циркач, – а ты как это умудрился тому бородатому под ноги залететь? Он же тебя чуть не стоптал!

– Да я выше него по склону был, – отозвался Грызун, – об корягу какую-то споткнулся. Вот и полетел носом вниз. Переворачиваюсь на спину, а он прямо надо мной топором машет. Ну, я его снизу мечом и ткнул.

– Да. удачно ты его ткнул, – качнул головой Цыган, – Здоровый, чёрт, оказался. Не подступишься. И ловкий. Два ножа моих своим щитом отмахнул.

– А у вас как прошло? – обернулся Одуванчик ко мне.

– Нормально, – отмахнулся я.

– Да уж, – покачал головой Хорёк, – видел я, как вы в одиночку этих троих гоняли. Эх… мне бы так…

– Научишься, – ухмыльнулся я, – да вы и теперь уже кое-чего стоите. Втроём, вон, против семерых выстояли.

Ковылявшие впереди горцы только угрюмо помалкивали, поглядывая по сторонам, но бежать и не пытались. Да и не особо-то от конного убежишь. К тому же и раненые ещё.

Прибыв в лагерь, я озадачил личный состав наведением порядка на территории, а сам решил допросить пленных.

Подойдя к группе раненых, тесной кучкой сидевших у стены конюшни, я спросил:

– Кто-нибудь по-нашему понимает?

В ответ – тишина и мрачные взгляды по сторонам.

– Понятно… – протянул я, – добром разговаривать не хотим… Попробуем по-другому.

Ухватив одного из сидевших за длинные волосы, я вздёрнул его подбородок к верху.

– Ты меня понимаешь? Разговаривать будешь?

Горец лишь мрачно взглянул на меня и, мотнув головой, протяжно сплюнул.

– Тогда ты мне не нужен, – решил я и полоснул ему по горлу ножом. Причём постарался как можно глубже перерезать яремную жилу. Кровь фонтаном брызнула из-под клинка, обдав сидевших поблизости. Те, подавшись в сторону испуганно покосившись на меня, замерли.

Присмотревшись к ним повнимательнее, я выделил парочку парнишек помоложе и явно больше других напуганных, и подошёл к одному из них.

Ухватив его за волосы точно так же, как и предыдущего пленного. Я вновь спросил:

– Ты меня понимаешь?

Тот испуганно замотал головой и начал что-то быстро-быстро говорить на своём языке, при этом глядя на меня такими умоляющими глазами, что я едва его не отпустил. Но мне нужен был тот, с кем я мог бы поговорить.

– Значит, ты меня тоже не понимаешь?… Очень жаль… – и повернулся к остальным, – Есть желающие спасти эту молодую жизнь?

И тут второй парнишка ухватил меня связанными руками за локоть и принялся что-то горячо втолковывать, кивая на одного из горцев, сидевшего в самой середине пленных. Тот отворачивался, старательно делая вид, что происходящее вокруг его не касается. На вид – лет тридцать, не больше. Длинные, ниже плеч, волосы спутаны и заляпаны грязью. Полулежит, привалившись к стене и прижимая правую руку к раненой груди, обмотанной какой-то не очень чистой тряпкой, из-под которой медленно сочится тёмная кровь.

Видя что я его не понимаю, парнишка вскочил и кинулся к этому горцу. Начал усиленно трясти его за плечи и горячо втолковывать что-то едва ли не со слезами на глазах. Тот морщился от боли, что-то глухо отвечал и пытался отстранить парня от себя.

Я подошёл к ним, отодвинул парнишку в сторону, присел перед упрямым мужиком на корточки и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Судя по поведению паренька, ты говоришь на нашем языке, – задумчиво произнёс я, – Поговорим?

Тот продолжал молчать.

– Ты, наверное, думаешь, что я перережу тебе горло так же, как и ему? – качнул я головой в сторону зарезанного, – Нет… я буду тебя пытать. Долго. Насколько хватит моего терпения и твоего здоровья. Торопиться я не буду. Но для начала я выберу из вашей толпы троих, отведу их в сторонку и заставлю смотреть на то, что будет здесь происходить. А потом начну по очереди мучить твоих соплеменников. Прямо перед твоей упрямой мордой. И если ты будешь продолжать молчать, то тех троих я отпущу. Чтоб они пришли домой и рассказали всем, что из-за твоего ослиного упрямства зверь-сержант перемучил и перерезал всех пленных. А через пару дней отпущу и тебя. Интересно, как тебя после их сообщения встретят в аиле, когда ты вернёшься домой?

Раненый горец мрачно взглянул на меня и отвернулся.

– Ну, что ж… ты сам этого захотел, – развёл я руками и поднялся, – Вот этого, этого и того – в сторону, – указал я собравшимся вокруг бойцам на трёх пленных. Мои парни, выполняя приказ, вытащили указанную мной троицу из общей кучки и усадили в сторонке.

Тем временем я ухватил за волосы ближайшего горца и подтащил его к самому носу упрямца.

– Ты когда-нибудь на степной границе был? – зловеще поинтересовался я, – знаешь, как степняки с пленных скальпы снимают? Сейчас я тебе покажу.

Перехватив нож поудобнее, я чуть подтянул голову пленного вверх и одним быстрым движением нарисовал на макушке круг. Ещё одно короткое движение, дикий вой-визг пострадавшего и вот уже у меня в руках окровавленный лоскут его кожи с волосами.

– На! Смотри! – сунул я ему в лицо кровавый сгусток.

Горец отшатнулся, расширенными от ужаса глазами глядя на воющего у его ног соплеменника с окровавленным черепом.

Не в силах вынести жуткого зрелища, мои позеленевшие бойцы подались назад. Одуванчика, как наиболее впечатлительного, стошнило.

В наступившей тишине кто-то из пленных вдруг истошно заорал на моего «собеседника», тыча пальцем то в меня, то в лишившегося уже сознания от потери крови оскальпированного. Мгновение спустя заорали и все остальные. Раненный в грудь горец мрачно выслушал их, потом что-то резко выкрикнул на своём языке и, дождавшись, когда соплеменники умолкнут, повернулся ко мне.

– Я буду говорить, – почти без акцента, но с явной неохотой произнёс он, – Спрашивай.

– Вот так-то лучше, – кивнул я, – Итак, начнём. Для начала – как твоё имя?

– Шамис, – буркнул тот.

– А язык наш откуда знаешь?

– Три года в долине у деревенских работал, овец пас.

– Ладно, с этим понятно. Кто вас привёл? Кто вождь?

– Уже никто, – мрачно усмехнулся Шамис.

– Как это?

– Вон лежит… – Шамис подбородком указал куда-то мне за спину.

Я оглянулся. Шагах в десяти от меня лежал на левом боку, подтянув колени к самой груди, высокий и широкоплечий горец, одетый в поношённый чекмень. Голову его покрывала густая чёрная шевелюра кучерявых волос, и такая же борода скрывала лицо до самых глаз. Прямо под самой грудиной у него торчал наполовину ушедший в тело арбалетный болт. В общем, отвоевался мужик.

– А его как звать?

– Теперь уже всё равно, – криво усмехнулся Шамис, – тебе его имя ничего не скажет.

– Пусть так, – согласился я, – А чего вас сюда принесло? Чего хотели?

– Он сказал, – кивнул Шамис на мёртвого вождя, – что надо вам за неудавшийся набег на деревню отомстить. И за гибель наших братьев. Что это вы солдат из города позвали. А если вас не будет, то и солдаты не придут. И тогда можно будет уже и деревенских голыми руками брать.

– Понятно… Это он сам придумал? Или подсказал кто?

– Не знаю, – отвёл Шамис глаза в сторону.

– Что-то ты темнишь, парень. Не заставляй меня напрягаться.

– Я не знаю, – поморщившись, повторил Шамис, – знаю только, что у него гость был. Три дня назад. С дальних гор. Говорили долго. Потом гость обратно уехал. А Куншар, – Шамис кивнул на мёртвого вожака, – стал говорить о том, что скоро эта долина опять наша будет. Как у наших предков было. Но ваш пост надо уже сейчас убрать. И деревню потом захватить. Говорил, что до следующего года всё равно уже из города сюда никто не приедет. А потом уже долина точно наша будет.

– А с чего это он вдруг так решил? – поинтересовался я.

– Так ему гость сказал, – пожал плечами Шамис.

– Значит, говоришь, в следующем году, – я выпрямился во весь рост, – Ну, что ж, мне тебя больше спросить нечего. Вы все отправитесь сейчас в деревню, – обратился я к остальным, – Мы передаём вас местному старосте. Как он решит, так с вами и будет.

Озвучив своё решение, я отрядил трёх человек доставить пленных в посёлок. Да наказал им, чтоб попросили старосту прислать несколько подвод для перевозки убитых горцев за перевал. Ну, в самом деле, не нам же их похоронами заниматься! У них есть родственники, соплеменники. Вот пусть они по своим обычаям, согласно традициям и погребают павших «жигитов». А нам и своих забот хватает.

Дворянчика отправил на смотровую площадку менять Зелёного, пообещав, что скоро его тоже подменят, чтоб мог немного отдохнуть. Оклемавшемуся после увиденной картины скальпирования Одуванчику приказал готовить обед. Остальным дал время на отдых, чистку оружия и приведения себя в надлежащий внешний вид.

Спустя несколько часов, уже по послеобеденному времени, из посёлка прибыли десять повозок. Мужики, пригнавшие их, во главе со старостой, обошли уложенных посреди поляны убитых, только в затылках почесали да шумно повздыхав, принялись укладывать их на телеги.

– Слышь-ка, сержант, – подошёл ко мне староста, – с первого разу вывезти всех не получится.

– Да и хрен с ними, – отозвался я, – вторую ходку сделаете.

– Да оно-то понятно… Только – опасаются мужики. Ноне темнеет-то рано. Опосля второй ходки уже впотьмах в посёлок вертаться придётся.

– И что? – не понял я.

– Так это, – замялся староста, – а ежели они опять наскочуть?

– Не наскочут, – заверил я его, – Думаю, некому у них нынче наскакивать.

– Почему так? – засомневался старик.

– Ну, сам подумай. Было бы у них сегодня воинов больше, они бы все сюда пришли. А так, получается – собрали тех, что были, да и кинулись на нас. Так что сегодня сюда приходить просто больше некому.

– Ну, может быть, и так, – старик постоял, размышляя, потом добавил, – чего ж это они к вам полезли? Почему не к нам?

– Они сперва пост наш убрать хотели. Чтоб, значит, не мешали мы им на вас набеги делать. А заодно и за прошлый раз отомстить хотели… Я ж тебе пленных отправил? Вот их и поспрошай. Может, ещё чего интересного узнаешь.

– Ну, да. ну, да. поспрошаю, – покивал староста, – а потом мне чего с ними делать?

– Да что хочешь, – отмахнулся я, – Но я б на твоём месте выкуп потребовал. Хоть какая-то польза…

Пока мы с ним разговаривали, на телеги были погружены убитые (сколько поместилось), и скорбный караван тронулся в путь. Провожали мы их верхом, оставив в лагере только заметно прихрамывающего Грызуна Да Дворянчика, после короткого отдыха вновь взобравшегося на смотровую площадку. Согласно утверждённой мной очерёдности, сегодня его день на площадке службу нести.

Переехав через перевал, мужики разгрузили телеги, сложив убитых прямо на склоне. После чего, вернувшись на пост, загрузили на телеги и перевезли на то же место и остальных. Всё это время мы дожидались их на перевале. Когда всё было закончено, я приказал Степняку и Полозу установить рядом с погибшими высокий шест, водрузив на конце плащ одного из горцев в виде флага. Этим я давал понять местным, где они могут забрать своих погибших соплеменников. Пока мы всё это проделали, на плато опустились густые сумерки. И только на перевале и по вершинам хребта ещё было достаточно светло.

В полном молчании проделали мы обратный путь. Похоже, парни мои начали понимать, что после победы наступает не только опьянение и гордость за себя, за то, что смог пересилить свой страх и выйти победителем в схватке. Но и осознание того, что твой противник пал именно от твоей руки. Именно ты решал его судьбу в тот момент, когда вспарывал ему живот своим мечом либо протыкал грудь копьём. И в этот момент осознания уже не важно, что убивал ты, по сути, защищая себя либо спасая своего товарища. И при этом ты точно знаешь, что в следующий раз, когда повторится подобное, ты сделаешь то же самое. Но сейчас ты как бы сочувствуешь убитому тобой врагу. И даже желаешь ему более лучшей доли там, в ином мире. Поэтому, наверное, и принято у профессиональных солдат во всех известных мне землях с уважением относиться к телам павшего в битве противника, кем бы он ни был.

Возвращаясь на наш пост, я вдруг остро осознал, что на самом деле не испытываю ни злобы, ни ненависти к напавшим на нас горцам. Они делали то, что считали правильным с их точки зрения. Мы, в свою очередь, выполняли свой долг. И то, что сегодня они лежат там, на перевале, а мои бойцы, живые и здоровые, возвращаются в казарму. Что ж. судьба. Сегодня – так. Как будет завтра – поглядим.

На следующий день, ближе к полудню, с площадки наблюдения был замечен одинокий всадник, поднимавшийся по едва заметной тропе к перевалу с восточной стороны хребта. Подъехав к оставленным нами телам убитых горцев, он пару минут простоял там, потом, развернув коня, не спеша начал спускаться обратно в ущелье. А утром следующего дня показалась длинная вереница горских женщин, стариков, детей, поднимавшихся по тропе к перевалу.

Дежуривший в это время на смотровой площадке Степняк вызвал меня наверх ударами в гонг, гулко разлетавшимися по округе. Когда я поднялся на площадку, скорбная процессия едва только прошла половину пути по тропе. В молчании мы со Степняком наблюдали за тем, как горцы укладывали своих павших мужчин на носилки, либо на сёдла приведённых с собой коней и, развернувшись, уходили обратно. Не было истеричных криков и воплей, как это обычно бывает у полудиких племён. Но какой-то почти неуловимый стон-плач висел в воздухе, разливаясь над горами. Больше всего это походило на то, как жены погибших поют длинную, тягучую песню на своём языке, оплакивая потерянных мужчин.

Я простоял на площадке до тех пор, пока последние носилки не исчезли среди кустов на самом дне ущелья.

Я ещё крепко спал, когда меня ранним утром с трудом растолкал Хорёк.

– Господин сержант! Зелёный появился! – хриплым от волнения голосом произнёс он.

Едва до меня дошло то, что он сказал, как я подскочил на месте и, рывком отбросив от себя одеяло, уселся на кровати.

– Где он? – спросил я, спросонья растирая ладонями лицо.

– В казарме… положили…

– А что с ним? – хмуро покосился я на Хорька, одновременно натягивая сапоги.

– Зверем пораненный. Но – с повязками. Видать, обиходил его кто-то.

– Ну, пойдём, поглядим, – сказал я, вставая на ноги.

Зелёный пропал десять дней назад. Как раз через пару дней после нападения горцев на наш пост. Ушёл на охоту и не вернулся. В первый день мы не особо волновались, зная его охотничий азарт. Однако ночью прошёл сильный ливень. И когда Зелёный не вернулся и на другой день, я послал две пары бойцов на поиски. После целого дня лазанья по склонам и расщелинам хребта Дворянчик с Циркачом вернулись ни с чем. Зато Полоз с Цыганом разыскали на обрывистом берегу реки его колчан со стрелами и разорванным ремнём и лук. Да невдалеке, в кустах, лежал крупный кабан, пробитый парой стрел и с пронзившим его грудь кинжалом с примотанным к рукоятке обломком жердины. Кинжал принадлежал Зелёному. И кабан, судя по всему, должен был стать его добычей. Но почему-то остался лежать не тронутым…

На поляне, где были обнаружены вещи Зелёного, остались почти незаметные после прошедшего ливня следы схватки, приведшие на край обрыва. Самым вероятным было то, что Зелёный в ходе боя вместе со своим соперником упал в реку, сорвавшись с кручи. Изучив следы, воины пришли к выводу, что бой был не с человеком, а со зверем. Какой-то крупный хищник вроде барса или тигра. Для нас это было новостью, потому как за всё время, что мы пробыли в горах, ни того, ни другого ни разу не встречали. После этого поиски были организованы ниже по течению реки от обрыва и до самого водопада. Однако ни самого Зелёного, ни каких-либо его следов найти не удалось. Не нашли так же и его лошадь. Вероятнее всего, она сбежала, почуяв близость хищника.

После нескольких дней бесплодных поисков нам оставалось только горько сожалеть о товарище, который либо погиб в схватке с хищником, либо, не справившись с течением, был увлечён стремниной в водопад. Потому и воспринималось сейчас его появление в казарме, как возвращение с того света.

Подойдя к лежаку Зелёного, я присел на край и осмотрел парня. Голова обмотана свежей полосой холста. Грудь тоже вся перетянута белой тканью. Но запаха гниения нет. Наоборот, в воздухе витал лёгкий аромат полевых трав и ещё чего-то, больше всего напоминавшего мне полковой лазарет. Цвет лица хоть и бледный, но не болезненный. Видно, что человек потерял много крови, ослабел, но при этом – движется на поправку.

– Ты где был? – спросил я.

Зелёный чуть заметно вздохнул и, обведя всех собравшихся долгим взглядом, ответил:

– Я не знаю…

– Как это? – не понял я, – Тебя не было десять дней! Возвращаешься весь забинтованный и обмазанный травяными мазями. И ты – не знаешь? Такого быть не может!

– Я и правда не знаю, – ответил парень слабым голосом, – знаю только, что это пещера была. И там – девушка… Знахарка… Она меня и лечила. Но где это было – не знаю.

– Ладно, – я хлопнул по колену ладонью, – тогда давай рассказывай, что с тобой случилось. С самого начала.

Собравшись с мыслями, Зелёный начал свой рассказ.

Вспомнил, что в тот день, когда выехал на охоту, где-то через час езды увидел на земле следы очень крупного кабана. Решив его добыть, пошёл по следу. Чем дальше, тем выше по склону забирался кабан. След порой терялся среди камней и кустарника, но не исчезал совсем. Вскоре Зелёный услышал слабый шорох опавшей листвы и похрюкивание. Впереди, в полусотне шагов, раскинулись заросли дикого орешника. Вероятнее всего, именно там и находился кабан, разбрасывавший листву и поедавший лесные орехи.

Зелёный, спрыгнув с лошади, решил взобраться на дерево, росшее на краю ореховых зарослей, чтобы получше осмотреться и понять, где же именно находится желанная добыча. В горах уже наступила глубокая осень. По ночам случались лёгкие заморозки. Листва с деревьев и кустов полностью облетела. Поэтому разглядеть среди голых ветвей тушу передвигающегося в поисках еды зверя было делом несложным.

Взобравшись на толстый сук, простиравшийся над зарослями орешника, и осмотревшись, Зелёный и в самом деле увидел кабана, своим рылом разбрасывавшего во все стороны листву и клочья дёрна в поисках орехов. Неподалёку, где-то за кустами, шумел речной поток.