Текст книги "Отряд зародышей"

– Да, Цыган, – покачал я головой, смеясь вместе со всеми, – нельзя же так с любящей тебя скотиной обходиться. Он к тебе, понимаешь, все душой…

– Всем естеством… – выдавил сквозь слёзы Зелёный, задыхаясь от смеха.

– Ага, – согласился я, переводя дыхание, – а ты ему – мечом по загривку…

– Ладно, давайте собираться, – буркнул Цыган, желая прекратить поток наших насмешек.

Но только вызвал своим предложением очередную волну смеха.

– Давайте, – согласился сквозь смех Зелёный, – притащим его в лагерь. Вот парни-то обхохочутся.

Насупленный Цыган, поняв, что от насмешек своих товарищей ему уже всё равно не избавиться, принялся молча связывать ноги забитого кабанчика. Потом просунул под связанные ноги срубленное деревце и выжидающе оглянулся на нас.

– Ладно, хорош ржать, – ухмыльнулся я, поднимаясь с земли и отряхивая штаны, – берите добычу и – шагом марш в лагерь.

Парни поднялись следом за мной и то и дело фыркая и посмеиваясь, потащили кабанчика на наш пост.

К казарме подходили хоть и почти в полной темноте, но с самым торжественным видом, желая продемонстрировать остальным всю значимость забитой дичи. Только мой факел немного разгонял ночную тьму, слабо освещая процессию. Цыган шёл позади, стараясь как можно позже попасться на глаза своим сослуживцам.

Высыпавшие из казармы бойцы сначала недоуменно воззрились на нас, переводя взгляды то на добычу, то на теряющегося за нашими спинами чудо-охотника. Потом, сообразив что к чему, дружно схватились за животы и бока, заходясь в диком хохоте.

В общем, Цыган в тот вечер, да и всю последующую неделю, был незаменимым объектом для шуток и острот всего личного состава нашего небольшого, но удивительно дружного в деле зубоскальства над ближним отряда.

На следующий день после Цыгановой охоты к нам на пост приехал староста Будир. Оттянул меня в сторонку и, немало стесняясь, высказал претензию, что мол, пропал откормленный кабанчик у одной деревенской семьи. Прошерстили, мол, мужики по окрестностям, да и набрели на следы того кабанчика. И вот ведь незадача какая… Получается, что кто-то из моих ухарей кабанчика того завалил, да к нам на пост и приволок. Ну и как бы не по-соседски это. Мы ж всё-таки не горцы дикие. А солдаты Его королевского Величества. Должны бы поселковых от обид и разора оберегать. А тут вона как получается… Некрасиво, в общем…

Выслушав его и поулыбавшись, я коротко пересказал Будиру историю, приключившуюся с Цыганом накануне и предложил заплатить за кабанчика положенную цену. Посмеявшись вместе со мной над незадачливым охотником, староста с предложением согласился и, взяв деньги, отправился обратно в посёлок. На прощание я взял с него слово, что о досадной ошибке Цыгана он никому не расскажет. Да разве ж в деревне чего утаишь?! Спустя неделю уже вся деревня потешалась и зубоскалила по поводу «охоты на кабана». Цыгану хоть и не появляйся там.

Вот об этом-то случае и напомнил теперь Зелёный, подзуживая Цыгана на новую охоту.

Цыган только хмыкнул и, ничего не говоря, вышел за дверь. Однако, не успели мы и глазом моргнуть, как он уже влетел обратно и, плотно подперев дверь плечом, повернул к нам бледное, испуганное лицо.

– Ты чего, – ехидно поинтересовался Дворянчик, – никак, опять секача встретил?

– Там… это… медведь там, – слегка заплетающимся языком ответил Цыган.

– Да ты что!? – деланно изумился Зелёный, – А ты его с барсуком случайно не попутал?

Цыган уже несколько оправился от первого испуга. И теперь не менее ехидно посмотрел на охотника.

– А ты выйди, проверь, – предложил он, – только заранее штаны запасные прихвати. Чтоб было на что обделанные сменять.

– Цыган, – абсолютно серьёзно поинтересовался Одуванчик, – так тебе что, уже другие штаны нужны? – и, не выдержав, прыснул.

Остальные зашлись хохотом.

– Нет, мне пока другие штаны не нужны, – язвительно ответил Цыган, – а если кто думает, что я пошутить решил, то пусть сам за дверь выглянет.

– Ладно, посмеялись и – будет, – сказал я, подходя к Цыгану, – показывай, где там медведь.

– Да вон, – отстранился он от двери.

Приоткрыв дверь, я осторожно выглянул наружу.

Медведя я увидел почти сразу. Стоило только высунуться подальше и заглянуть за угол казармы. Он увлечённо рылся в нашей яме с отбросами, уже наполовину заполненной. Не обращая ни малейшего внимания на наши голоса, несомненно, долетавшие до него, он зарывался в самую середину мусора, что-то вытягивая оттуда и с удовольствием пережёвывая. Услышав позади себя возбуждённое «Ого!», я оглянулся. Через моё плечо блестящими от азарта глазами глядел Зелёный.

– Что? – ухмыльнулся я, – Взять хочется?

– Разрешите, господин сержант, – умоляюще взглянул на меня Зелёный, складывая перед грудью ладони лодочкой.

– Нет, – отрезал я.

– Почему? – чуть не взвыл от обиды наш потомственный добытчик, – Господи, шанс-то какой!..

– Одному – нет, – уточнил я.

– А с кем? – мгновенно прервав поток причитаний, поинтересовался Зелёный.

– Во-первых – я…

Зелёный кивком головы тут же подтвердил своё согласие.

– Во-вторых – Степняк…

Второе согласие от Зелёного.

– Ну, и третьим пойдёт, – я огляделся по сторонам. Весь личный состав замер, ожидая, на кого же падёт мой выбор.

– Третьим пойдёт Цыган, – решил я.

– Как – Цыган? – изумился Зелёный.

– А что такое? – поинтересовался я, – Тебе что-то не нравится?

– Да не то, чтобы не нравилось. Просто… – пробормотал смущённо Зелёный.

Ну, понятно. Это у него охотничья гордость играет. Только что смеялся над «охотничьей удачливостью» Цыгана, а тут вдруг с ним вместе на медведя идти. И ещё ведь не известно, кто медведю смертельный удар нанесёт?

А с другой стороны… Цыгану почему-то жутко не везло на охоте. И случай с забитым кабанчиком был далеко не первый. Однажды у него пораненный дикий козёл, уходя от преследования, не устоял на камнях и сорвался в пропасть. Прямо в реку. Да так и был унесён речным потоком к водопаду. А то ещё был случай: уже подстреленного гуся, едва ли не из-под носа Цыгана, утащил горный орёл.

Парни уже начали Цыгану вопросы задавать: мол, как же он коня увести сумел, коль удачливости у него нету? А что он на это ответить может? Удача – она госпожа капризная. Сегодня улыбается тебе, а завтра – хвостом махнула, да и мимо прошла.

Парень даже загрустил от таких разговоров. Нет той прежней уверенности и дерзости в его повадках, что раньше была. Даже песен весёлых у него поубавилось. А мне такое его убитое настроение совершенно ни к чему. Мне нужно, чтоб боец мой дерзкий был, да в себе уверенный. Тогда для него любой противник и не противник вовсе, а так. плюнуть да растереть. Вот и будем в Цыгане боевой дух да уверенность в своих силах поднимать. И для такой цели удачная охота на крупного зверя в самый раз будет!

– Значит так, – начал я распоряжаться, – Одеваем кольчуги, шлемы. Заряжаем четыре арбалета, берём пики и кинжалы. Выходим тихо, друг за другом. Подходим шагов на тридцать. Берём в полукруг. Сначала бьём из арбалетов. Потом – берём на пики. Всё понятно? Хорошо. Пошли. И чтоб без ненужного геройства у меня!

Дружно кивнув, парни потянулись к двери.

– А нам чего делать? – спросил за остающихся Циркач.

– А вам – сидеть здесь и не высовываться!

– Но, господин сержант, – попытался было возразить Дворянчик.

– Рот закрой, – посоветовал я, хмуро взглянув на него и вышел вслед за Степняком.

… Подходили мы к роющемуся в мусоре медведю медленно и очень осторожно. Сначала, обойдя по широкой дуге, отрезали пути отхода в горы. Потом, заняв свои позиции, начали осторожно подкрадываться. Пока подходили, я успел рассмотреть его получше. Зверюга оказался здоровенный, откормленный, покрытый густой бурой шерстью. Тяжёлая лобастая голова то понималась над отбросами, то опять ныряла в самую их середину, выхватывая что-то из глубины мусорной кучи. Сильные лапы с крепкими когтями и крупные жёлтые клыки делали его опасным соперником.

Пройти оставалось шагов пятьдесят, не больше, когда медведь в очередной раз поднял голову и повёл мордой из стороны в сторону. До этого момента он нас то ли и в самом деле не замечал, то ли просто не обращал внимания, не считая наше присутствие серьёзной угрозой. Но теперь, похоже, что-то изменилось. Он начал беспокойно переминаться на всех четырёх лапах, вертя мордой то влево, то вправо. Мы застыли на месте, боясь лишний раз пошевельнуться. Я скосил глаза вбок, оглядывая своих бойцов. Они держались внешне спокойно, но по напряжённым позам было заметно, что волнуются.

Оглядевшись по сторонам, медведь глухо заворчал, потом коротко рыкнул и вдруг развернулся и не торопясь, вразвалочку, направился в сторону Цыгана, стоявшего слева от меня, ближе к горному склону.

Бросив на меня быстрый взгляд, Цыган поднял арбалет. Я вскинул свой.

Выждав дистанцию в тридцать шагов, Цыган спустил тетиву и, отбросив арбалет в сторону, схватился за пику.

Медведь, получив болтом в левую часть груди, сначала взревел, приподнявшись на задних лапах. Потом, упав на все четыре конечности, вихрем ринулся на стрелка.

Сухо щёлкнул мой арбалет, вбивая свой болт медведю в шею. Тот только головой мотнул. Мимо меня с коротким свистом пролетели ещё два болта, впиваясь в левый медвежий бок. Перехватив пику наподобие рогатины, я ринулся на медведя.

Тем временем Цыган, уперев пятку пики в землю, обеими руками крепко вцепился в её древко, направив острие прямо в грудь надвигающемуся бурому хозяину гор. Тот, не задерживаясь, махнул лапой, сбивая железо в сторону, и всей массой навалился на охотника. Цыган заорал, то ли от страха, то ли от боли. Медведь ревел и драл его лапами, пытаясь разорвать кольчугу и добраться до живой плоти. Цыган, свернувшись под ним клубком, закрывал руками голову и продолжал исступлённо орать.

Подбегая к месту схватки, я тоже заорал, чтоб отвлечь внимание на себя, и со всего размаха вогнал медведю в бок пику.

Бурый комок ярости, в оглушающем рыке обнажив жёлтые клыки, развернулся на месте и кинулся на меня. Едва успев выхватить кинжал, я чуть довернул руку, чтоб ловчее было бить, и со всего размаху, уже подминаемый медведем, всадил клинок ему под левую лапу. Коротко взревев, он навалился на меня всей тушей. Похоже, что мой удар и был той последней каплей, что переполнила его жизненную чашу. Стоявшие немного в стороне Степняк и Зелёный только теперь добежали до места схватки и вогнали свои пики в уже умирающего зверя. Медведь захрипел и, судорожно дёрнувшись несколько раз, испустил дух.

– Господин сержант! Господин сержант! – услышал я испуганные голоса.

И, отдельно, голос Зелёного:

– Отваливайте его в сторону! Сержанта вытаскивать надо!

Послышалось дружное сопение, кряхтение, туша медведя сдвинулась, приподнялась. Кто-то ухватил меня за шиворот, кто-то – за плечи. И вот уже дружными усилиями меня выволокли из-под поверженного зверя.

– Вы как, сержант, – потряс меня Циркач, – в порядке? Ран нет? Нигде не болит?

– Всё нормально, – кряхтя, я принял сидячее положение, – Цыган!

– Здесь я! – в поле моего зрения появился изрядно помятый и ободранный, но в целом вполне прилично выглядящий сын кочевого народа.

– Ты как?

– Я – в порядке, – белозубо оскалился Цыган, – слегка помял. Но подрать не успел. Вовремя вы его на пику насадили. Я уж думал – конец мне пришёл. А вы-то как?

– Да нормально всё, – отмахнулся я, – придавил только сильно. Тяжеленный-то какой.

Пока мы обсуждали, кто и в какой мере пострадал, Зелёный уже принялся свежевать тушу. Ему помогали Дворянчик и Циркач. Остальные, собравшись в кучку, наблюдали за их действиями.

– Кстати, Зелёный, – поинтересовался я, – а чего это зверюга до сих пор, на зиму глядя, спать не завалился? Как ты думаешь?

– Да кто его знает, – пожал тот плечами, – может, жир не нагулял… а может – рано ему ещё.

– А может – разбудил кто? – предположил Степняк.

– Приблудный он, – ответил Зелёный, – Мы ведь за всё лето в округе не то, чтобы его самого, но и следов его не видели. Значит, откуда-то со стороны пришёл.

– Может, через хребет? – предположил Цыган.

– Может, – согласился Зелёный и протянул ему отрезанный коготь медведя.

Коготь был длинный, на два пальца, не меньше. И толщиной у основания тоже чуть ли не в два пальца.

– Чего это? – не понял Цыган.

– Держи, – ухмыльнулся Зелёный, – повесишь, как оберег, на шею.

– И чего?…

– От зверя хищного тебя оберегать будет. И удачу на охоте приносить.

– Спасибо, – расплылся в улыбке Цыган, – я тебе тоже при случае подарю чего-нибудь…

Но Зелёный уже повернулся ко мне.

– А это – вам, господин сержант.

В окровавленной левой руке он держал ещё тёплое, парящее на морозном воздухе медвежье сердце.

– Вы медведю смертельный удар нанесли. Вы и должны себе его силу и храбрость забрать, – добавил он, встретив мой непонимающий взгляд.

– То есть? – уточнил я.

– Ну… сердце его съесть…

– Сырое, что ли? – не удержался я от ухмылки.

– Зачем – сырое? – улыбнулся Зелёный, – Можно хоть жареное, хоть варёное. Только приготовить его вы должны сами.

– А себе со Степняком чего возьмёшь? – поинтересовался Циркач.

– Ничего, – Зелёный пожал плечами, – мы ведь его уже полумёртвым добивали. Нам, как и всем, просто мясо полагается.

Грызун, внимательно осмотревший то место, куда я вогнал свой кинжал, повернулся и уважительно произнёс:

– Знатный удар, сержант! Прямо в сердце перо вогнали. Где наловчились так?

– Жизнь всему научит, – хмыкнул я.

Ну, не рассказывать же им сейчас, в самом деле, как мы на южной границе в леса на медведей ходили. Там мне один егерь местный и показал, как кинжалом бить надо, чтоб с первого удара зверя завалить. Правда, про то, чтоб сердце добычи охотнику отдавать, егерь мне ничего не говорил…

– Слушай, Цыган, – подал голос Одуванчик, – а ты чего так орал-то? Мы уж думали, медведь тебя чуть ли не пополам разодрал…

– Заорёшь тут, – буркнул Цыган, – а вообще мне один старик в таборе рассказывал, что медведь сильного крика пугается. И в сторону шарахается.

– Конечно, пугается, – согласился Зелёный, – только не тогда, когда у него в шкуре болт арбалетный торчит, и враг под ногами крутится…

– Да я в тот момент и не думал об этом…

– Кстати, Зелёный, это откуда ж обычаи такие, как зверя добытого делить? – вступил в разговор и Дворянчик.

– Это меня отец научил, – строго ответил Зелёный, – он завсегда так добычу делил. Кто зверя взял, тому и почётный кусок: печень там, или сердце. Охотничьи обычаи, они, брат, веками складывались. И не мне их прерывать…

– Понятно, – кивнул я, взвешивая в руке медвежье сердце, – Ладно, заканчивайте тут, да несите всё в казарму. Зелёный, шкуру-то сумеешь обработать? Мы её на стену повесим. Всё теплее будет.

– Конечно! Не велика наука. Да и не в первый раз уже…

– Хорошо… Хорёк. Возьми с собой Грызуна. Пройдитесь по следам медвежьим да определите, откуда пришёл. Так, на всякий случай. Вдруг пригодится…

Хорёк кивнул и, махнув Грызуну рукой, двинулся по следам в обратном направлении.

Вечером у нас на ужин была свежая медвежатина, тушёная с овощами. На этот раз готовил Зелёный. Сказал, что знает какой-то особенный рецепт приготовления. Мясо и впрямь получилось очень удачным. Сочное, распаренное, в меру приправленное перцем и прочими специями, оно одним своим запахом возбуждало острый аппетит.

– Учись, – сказал Циркач Цыгану, отведав первую порцию приготовленного Зелёным блюда, – вот как готовить надо!

– А я что, плохо готовлю? – не согласился тот.

– Нормально ты готовишь, – отозвался Дворянчик, – только с перцем меры не знаешь!

Я по случаю удачной охоты решил расщедриться и выставил на стол пару кувшинчиков свежего вина, приобретённого мною в посёлке ещё месяц назад.

Полоз, весь день просидевший наблюдателем на вышке, теперь делился впечатлениями от увиденной охоты.

– Вы представляете, – рассказывал он, – стою, смотрю за перевал. Потом оборачиваюсь, а он, медведь то есть, уже к казарме подходит. Вот же ж зараза, думаю! А если он сейчас на запах в дверь полезет? Или из наших кто выйдет, да в морду ему упрётся? Ведь подерёт же на хрен! Ох, и наволновался я тогда!..

– Так слез бы с площадки, да отогнал его по-быстрому, – усмехнулся Дворянчик, – чего ждал то?

Полоз только отмахнулся и, продолжая набивать живот тушёным мясом, продолжал:

– Потом гляжу, он к нашей мусорной куче направился. Интересно, думаю, чего он там унюхал? А медведь аж чуть не с головой туда зарывается! Жрёт чего-то. Да с таким аппетитом, гад, что я аж сам проголодался…

– Ты ешь, ешь, – заботливо отозвался Зелёный, – голодный ты наш…

– Ну, вот, – благодарно кивнув, продолжил Полоз, – Потом гляжу, Цыган выходит. И к сортиру направляется…

Тут неожиданно его речь была прервана громким хохотом присутствующих.

– Вы чего? – удивился Полоз, оглядываясь по сторонам.

– Да так, – сквозь смех ответил Дворянчик, – не обращай внимания.

– Так ты что, Цыган, в сортир так и не сходил, что ли? – сочувственно поинтересовался, Одуванчик, едва переводя дух от смеха.

– Да я не в сортир шёл! – в отчаянии возопил Цыган, – Я дров хотел принести! К поленнице шёл!

– Ну, когда медведя увидал, мог бы заодно и в сортир завернуть, – ухмыльнулся Дворянчик, – чего ж ты сразу в казарму побежал?

Но Цыган в ответ только махнул рукой и обиженно отвернулся к стенке.

– Ладно, не обижайся, – хлопнул его по плечу Хорёк, – ты же знаешь, у нас любят языки почесать. Да не со зла, а так… развлечения ради…

– Пусть об мою задницу языки почешут, – обиженно пробурчал Цыган.

– Да ладно тебе, – дружески толкнул его Циркач, – Вообще-то ты сегодня был молодцом. Прямо в середину груди медведю болт вогнал. И пику хорошо держал. Кто ж знать мог, что он её в сторону собьёт!? А так бы он аккурат на неё напоролся.

– Да!? А чего вы тогда тут начали?…

– Ну, хорош тебе дуться, – вступил в разговор Зелёный, – Я же тебе коготь медвежий подарил. Теперь тебе на охоте железно везти будет!

– Точно? – с сомнением покосился на него Цыган.

– Точно! Это я тебе говорю! Не забывай, я – потомственный охотник. Как сказал, так и будет!

– Кстати, – вспомнил я, – а кто знает, чего там медведь жрал-то? Что его на запах притянуло?

– Я думаю, это остатки той рыбы, что мы выбросили, – ответил Зелёный, – Вот она и начала пованивать. А медведи на рыбу «с душком» ох, какие падкие! Они её даже специально на берегу дней на несколько оставляют, чтоб потом в подходящем виде употребить.

Это Зелёный говорил про ту рыбу, что три дня назад наши бойцы в реке бреднем наловили. Притащили-то много, да рыба оказалась какая-то странная, с привкусом горьковатым. Ну, мы рисковать не стали, весь улов в мусор и выкинули. А медведю, видать, ничего. понравилась. Вот и наелся рыбки…

– Хорёк, – окликнул я своего помощника, – прошли вы по следам медвежьим?

– Прошли, – кивнул он.

– И что скажешь?

– Да тут дело такое, сержант, – тихо произнёс он, подходя ко мне почти вплотную, – в сторонке бы поговорить…

– Да? Хм… Ну, пойдём ко мне, – пригласил я его в свою каморку.

Остальные проводили нас за дверь заинтересованными взглядами.

Места в моём закутке было немного. Четыре шага в ширину, столько же – в длину. Справа от двери, вдоль стены – лежанка с набитым соломой тюфяком, подушкой и шерстяным одеялом. У левой стены, длинный и высокий, мне по пояс, ящик, навроде сундука, для разных хозяйственных нужд. Между ними – небольшой столик под окном-бойницей. В стену, слева от двери, вбито несколько кольев с развешанной на них одеждой. Вот и всё небогатое убранство моей личной комнаты. Да на двери ещё висит распяленная шкура матёрого волка, добытого мной этой осенью в горах.

– Садись, – пригласил я Хорька, указывая на ящик-сундук. Сам расположился с другого края стола, на лежанке, откинувшись к стене, – рассказывай, чего увидели?

Хорёк, прикрыв дверь поплотнее, уселся на сундук и, оперевшись локтями о стол, пристально взглянул мне прямо в глаза.

– А дело такое, сержант. Нашли мы её.

– Кого? – не понял я.

– Да и пещеру, в которой Зелёный наш отлёживался, и саму знахарку горскую.

– Да ты что!? – я в возбуждении навалился грудью на стол, приблизив своё лицо к Хорьковому почти вплотную, – И где нашли?

– А под рекой, – ответил Хорёк.

– Как это? – вновь не понял я.

– А вот слушай… Есть у нас на реке большой водопад, ниже по течению. Верно?

– Ну?…

– А есть ещё один, маленький. Со скал на плато спадает.

– Ну, есть такой. И что?

– Так вот летом, когда ледники в горах тают, воды в реке много. И водопадик этот по всей ширине реки раскинут. И всё, что под ним, скрывает.

– Так… А теперь, стало быть, как воды в реке поубавилось, водопад поуже стал, – начал я понимать, – и под ним ход в землю открылся. Верно?

– Верно, да не совсем, – поднял ладонь Хорёк, – Воды и впрямь меньше стало. Только от этого ход со стороны всё равно не виден.

– А что ж тогда?…

– А там перед входом в пещеру камень большой стоймя стоит. Прямо под водопадиком этим. Своим верхним краем к скале приваленный. А может это и не камень, а часть скалы этой. Может, просто, вымоина там такая получилась. Короче говоря, вот за этим-то камнем вход в пещеру и имеется.

– Вы заходили туда?

– Нет. Внутрь не входили. Но рядом постояли.

– Так это что же, получается, медведь оттуда вышел?

– Следы привели нас к этому водопадику. Видно было, что медведь из реки на берег вышел. Мы решили пройти по камням на другой берег, чтоб посмотреть, куда дальше след поведёт. Зашли за камень, глядь, а там – ход вглубь хребта ведёт. Вот и получается, что медведь оттуда вышел.

– А на другом берегу следы смотрели? – уточнил я.

– Смотрели, – кивнул Хорёк, – там их не было. Так что, как ни крути, сержант, а медведь из того хода к нам вылез.

– А почему ты думаешь, что это именно та пещера?

– А что ещё думать? Мы тут уже давно всё облазили. А эту пещеру впервые видим. Ну, и что я должен думать?

– Да-а, – протянул я задумчиво, – Зелёному не говорили?

– Нет, – Хорёк отрицательно мотнул головой, – решили сперва вам сказать.

– Грызун не сболтнёт?

– Не сболтнёт. Он ведь всё понимает. Может, лучше вы сами Зелёному скажете?

– Хорошо, – согласился я, – только не сегодня. Завтра скажу. И завтра же к этой пещере с тобой съездим, поглядим. И Зелёного с собой возьмём.

Хорёк согласно кивнул.

– Ну, ладно, иди пока, – отпустил я его.

На следующий день утром я временно назначил Дворянчика старшим вместо себя, объяснив ему, где нас искать в случае надобности. После чего, прихватив в придачу к Хорьку ещё и Грызуна с Зелёным, отправился на осмотр обнаруженного накануне подземного прохода. Спустя час я в сопровождении трёх своих бойцов уже подъезжал к реке. Как раз к тому самому месту, где летом по моему приказу лазили на скалу Дворянчик с Циркачом, добывая столь «необходимую» мне траву. Сейчас река была уже гораздо менее полноводная и бурная, заметно обмелев. По осеннему времени вода отступила от берега шагов на десять, не меньше. Хорёк ехал впереди в качестве проводника. Чуть позади меня трусили на своих лошадях Зелёный и Грызун.

– А где следы медвежьи? – спросил я у Хорька, когда мы выехали на берег, – Что-то я их не замечаю.

– Следы выше по реке, – ответил он, – но там берег высокий, крутой и неудобный для спуска. Лучше мы отсюда по подсохшему руслу поднимемся.

Согласившись с вполне разумным предложением, мы двинулись по дну обмелевшей реки вверх, против течения. Постепенно берега с обеих сторон горного потока поднимались всё выше и становились всё круче. Я уже начал понимать, почему осенью, после набега, невозможно было найти следов разбежавшихся горцев. Они просто ушли по реке! Там, где мы сейчас ехали, ещё пару месяцев назад текла вода. А сейчас вода заметно спала, и река сузилась, обнажив дно, усыпанное галечником размером, самое большее, с мой кулак. Вот по нему-то горцы и уходили, бредя по колено в воде. А сейчас бывшее речное дно и крутые берега были запорошены снегом.

В одном месте Хорёк остановился и указал мне на что-то на земле. Подъехав ближе, я увидел цепь медвежьих следов, поднимавшихся с речного дна по крутому берегу наверх. А рядом с ними – смазанные следы лошадиных копыт и человеческих сапог, ведших наоборот вниз, к реке.

– Это мы здесь спускались, – пояснил Хорёк.

Я понимающе кивнул:

– Дальше куда?

– Туда, – махнул он рукой в сторону хребта, – уже рядом.

– Вперёд, – скомандовал я, трогая коня с места.

Грызун ехал молча, лишь изредка настороженно поглядывая по сторонам, да не снимая руки с заряженного арбалета, лежащего поперёк седла.

Зелёный же, напротив, весь извертелся, оглядывая окружающую местность и наверняка гадая, с чего бы это вдруг сержант потащил его с собой на реку. Только ведь с площадки спустился. Всю ночь там проторчал, даже отдохнуть не дали.

«Ничего, – усмехнулся я мысленно, глядя на него, – Потерпишь. Не долго осталось. Кто знает? Потом ещё, может, благодарить меня будешь. А может – и нет.»

В одном месте коням нашим всё же пришлось войти в воду. Река делала здесь изгиб, обегая выступающую из противоположного берега скалу.

И под нашим берегом намыла довольно приличное углубление. Теперь, правда, тоже обмелевшее.

– Узнаёшь? – обернулся Хорёк к Зелёному, указывая рукой на обрыв.

– Узнаю, – кивнул тот, невольно косясь вверх.

Это было то самое место, где у Зелёного произошла памятная схватка с барсом, закончившаяся обоюдным падением в реку.

– Скоро на месте будем, – сообщил мне Хорёк, пришпоривая своего коня.

Тот, коротко заржав, сильным рывком вынес всадника из промоины, по которой до этого шёл по колено в воде. Мы все, один за другим, выехали следом за ним на освобождённое от воды речное дно.

А вскоре подъехали и к самому водопадику. Вода несколькими мелкими каскадами спадала сверху, пробегая по двум скальным выступам, представлявшим собой как бы две ступени огромной лестницы. Под верхней ступенью, уходившей ввысь саженей на десять образовалось небольшое озерцо, имевшее по своим берегам естественную природную окантовку из валунов и мелкого галечника, покрытых густым мхом. Сейчас весь мох, прихваченный морозом, был уже не зелёный, а – коричнево-бурый, покрытый тончайшей наледью. Камни по склонам водопада и по краям озера тоже были покрыты где снегом, а где и тонким слоем льда. Так же, как и вся река, озеро было заметно обмелевшим, что позволяло пройти по каменному опояску до самого водопада, не замочив ног. Если, конечно, на ледяной корке не поскользнешься. Тогда мигом по пояс в ледяной горной воде окажешься. Излишки воды из озерка сбегали по большим валунам, образовывавшим вторую ступеньку. Эта ступень, по сравнению с первой, была невысокой, чуть выше моего роста. Валуны её так же были покрыты тонкой ледяной коркой в тех местах, по которым не скользили струи воды. В целом вид водопада напоминал ледяной дворец, в строении которого самым причудливым образом переплелись движущиеся потоки падающей и текущей воды и застывшей основы изо льда и камня.

Я даже головой покрутил: эк меня вид красоты такой на лирику разобрал! Полуобернувшись в седле, я коротко скомандовал:

– Слазь!

Мы спешились. Коней стреножили и пошли осматривать подходы к водопаду.

Медвежьи следы обрывались шагов за сорок от водопада, на краю озерка. Как раз на границе льда и снега. А на камнях, льдом покрытых, медвежьи следы, понятное дело, не отпечатываются. Однако, судя по общему направлению следов, медведь шёл от водопада. Полюбовавшись окрестными видами начинающейся зимы и мысленно составив дальнейший план действий, я принялся командовать:

– Грызун, здесь останешься. За конями присмотришь. Да и за выходом – тоже… А мы внутрь пойдём.

– Идите, идите, – кивнул Грызун, располагаясь на камешке повыше, – вот только ежели загрызёт вас там какой-нибудь горный дух, али горцы дикие порежут – назад не возвращайтесь. Не приму…

Добрейший человек! Его б пожелания, да в его же жизни и исполнять.

– Ну, показывай, куда идти? – повернулся я к Хорьку.

– Туда, – ткнул он пальцем куда-то за скалу и двинулся первым.

Я осмотрел скалистый обрыв, с которого срывался вниз довольно слабенький поток речной воды. Ближе к его середине под некоторым углом привалился огромный валун или осколок скалы. Ну, вот как если бы этот осколок стоял сам по себе, стоял, а потом вдруг взял, да и покосился на бок. Да так к обрыву и привалился. Вот за этим-то осколком, по словам Хорька, и скрывался вход в пещеру. Осмотревшись, я пошёл следом за нашим проводником.

Двигаться по обледенелым камням приходилось с особой осторожностью, то и дело хватаясь за острые скальные выступы. Для того, чтоб зайти за наклоненный валун и при этом не намокнуть, нужно было идти, прижимаясь вплотную к скале, проходя за низвергавшимся сверху водным потоком, как за занавесом. Не удивительно, что этот проход никто найти не мог. Ну кому, скажите на милость, придёт в голову лезть непонятно с какого перепугу за падающий сверху поток воды!? Зелёный, точно так же, как и я, осмотрев окружающие нас обрывистые берега, полез за водопад следом за мной.

Сразу за камнем я обнаружил довольно узкий проход, под некоторым углом уходивший вглубь горного хребта. Шириной этот проход был как раз такой, что человек, ведя лошадь под уздцы, мог довольно свободно двигаться по нему. А высотой – в два человеческих роста. Хорёк, зайдя в него шагов на несколько, уже вовсю трудился, высекая огнивом на сложенную на полу кучку сухой травы огонь для розжига факелов. Каждый из нас прихватил этих факелов по паре штук. А то кто знает, сколь глубоко этот ход ведёт?

Наконец труды Хорька увенчались успехом. Несколько искр упали на траву, заставив её начать тлеть. Хорёк принялся аккуратно раздувать едва заметные искорки, временами подправляя стебельки и листики, чтоб получше разгорались. И вот уже из самой серединки сухого пучка появился тоненький дымок, мелькнули лёгкие язычки пламени. Хорёк быстренько положил сверху несколько веточек в палец толщиной. А когда занялись и они, поднёс к небольшому костерку свой факел. Пакля, намотанная на толстое основание факела и пропитанная маслом, сначала задымилась, а потом разом принявшись, вспыхнула и осветила небольшое пространство вокруг. Тьма тут же отступила вглубь пещеры, как бы приглашая нас следовать за собой. Мы не стали дожидаться повторного приглашения и, вытянувшись гуськом, двинулись по проходу.

– Смотрите, сержант, – ткнул пальцем под ноги Хорёк.

Опустив факел, я посмотрел, куда указывает наш проводник.

На сыром песке, плотным слоем укрывавшем пол прохода, чётко отпечатались следы медвежьих лап.

Кивнув, я молча указал Хорьку глазами продолжить движение.

– Господин сержант, – тихо окликнул меня сзади Зелёный. А когда я обернулся, спросил, – господин сержант, я правильно догадываюсь, куда мы идём?