Текст книги "Кружево дорог"

И еще осознал, что другие люди тоже бояться: неизвестного, показаться смешными, почувствовать слабость, боль. И в страхе своем тоже закрываются, видят только плохое. Бывает, что и троллями становятся, разве что внешне не всегда меняясь.

Понимание этого всего сплелось в одно гармоничное «сокровище». Сокровище осознания, что, если сможешь все это отбросить, поймешь себя, то становишься сущностью, которую видят такие же сущности, скрытые в людях, и идут за ней, ведомые Силой: силой искренности, силой красоты, силой любви. И что он теперь видит эти сущности, умеет говорить с ними, а они его понимают и принимают.

Он посмотрел по сторонам: люди потихоньку расходились, но рядом с ним все также оставались трое: Клор и ее родители. Было видно, что они его ждут и не собираются оставлять одного. И, возможно, это было главнее всего прочего.

Новая тропа

Ногу рвануло болью: коварная расщелина скалы вцепилась жадной пастью в потерявшую осторожность добычу. В огне скачки это только подстегнуло пронзившей тело вспышкой. Снаб вырвалась из излома гранитных зубов, оставив на них вкус своей крови и стрелой понеслась дальше. Ее грациозное тело как невесомое взвивалось в воздух длинными прыжками. Стройные конечности мелькали, сильными ударами копыт оставляя все новые расстояния позади. Правая задняя метила путь кляксами кармина.

Снаб была ланью и мчалась не просто так: за ней гнались. Она не успела рассмотреть преследователя в деталях, когда инстинкт бросил ее тело прочь, но обоняние подсказало ей – волк. Затем все вокруг замелькало вспышками картинок и ощущений. Лапы сосны – обогнуть. Кривой кустарник – не удержит. Бок скалистого выступа. Открытое каменистое плато – можно мчать почти по прямой. Ловушка расщелины – боль. Дальше. Еще. Еще. Остановилась. Тихо. Исчез настигающий треск подлеска. Вокруг только камень и преследователю не укрыться от прямого взгляда, но никого нет, пусто.

Сердце Снаб постепенно замедлило бег, дыхание перестало бешено раздувать бока. Напряжение отпустило. Захотелось пить. Продолжая чутко прислушиваться, она потихоньку пошла вперед. На первых же шагах коварный укус расщелины дал о себе знать: правую заднюю ногу немного выше копыта охватила ноющая тягучая боль. Идти было можно, кровь практически остановилась, но Снаб озадачилась мыслью, как же она только что скакала во весь дух.

«Ладно, ерунда. Пройдет. Если так быстро мчать получилось – ничего страшного», – решила она и направилась дальше. Чутье подсказывало близость воды.

Так и получилось, вода оказалась в небольшом наполненном недавним дождем углублении. Снаб утолила жажду и улеглась рядом, отдохнуть. Было жарко, но сил возвращаться в тенистый сумрак зарослей не было. Запоздалая усталость пережитого накатила ослабляющей волной и Снаб провалилась в тревожный сон. Во сне она никак не могла выдернуть застрявшую в расщелине копыто, рычание сзади становилось все громче. Оскаливший пасть волка неторопливо приближался, видя ее беспомощность. Снаб отчаянно рвалась, а он неумолимо наступал, не отрывая от нее взгляда своих желтых глаз: все это тянулось одной непрерывной душной волной ужаса. Нога от рывков все сильней пульсировала жгучей болью, рождая молящую мысль: «Пусть бы уж зубы. Только бы все кончилось».

***

Снаб судорожно дернулась, вскакивая и не понимая до конца, где находится. Призрак сна никак не хотел отпускать. Боль в ране взывала к его реальности. Ее широко открытые глаза всматривались в темноту, постепенно все же понимая: она проснулась, ночь вокруг. А нога… Нога да, и вправду болит после всего, что стряслось. Снаб попила немного воды. Организм дал знать, что время вечерней кормежки уже прошло, а поесть так и не случилось. Она потихоньку двинулась в сторону леса, настороженно прислушиваясь, готовая в любой момент сорваться с места. И тут же, при неосторожном шаге, ее охватила кующая нутро страхом мысль: «А я смогу вообще бежать так, как раньше? Как же это все случилось со мной!?»

Чувствуя, что даже при медленном движении пострадавшую конечность целиком охватывает крутящая боль, Снаб все с большим отчаянием ощутила накатившее чувство паники, необъяснимое ощущение потери. Скорость была для нее всем. Никто не мог ее догнать. Ни хищные рыси с мягкими лапами, в которых прятались цепкие крючки когтей. Ни медведи, с их страшной силой. Даже легконогие волки оставались далеко позади со своими жадными пастями. Она была стремительной молнией, вспышкой грациозных прыжков, изяществом летящих стройных линий с большими темными глазами, тонкой шеей и трепетом чутких ушей. Быстрее ветра, легче большекрылой птицы. А сейчас она с трудом ковыляла, спотыкаясь на неровной каменистой поверхности. То, что казалось неотъемлемой частью, в миг исчезло. И назад не вернешься, не переступишь ловушку. Снаб мучительно простонала.

Наконец, она добралась до первых деревьев и травяной поросли, росшей на окраине леса. За мыслями: «Моя нога, моя бедная нога» – вкус такой обычно упоительно сочной травы показался не слаще коры и веток в скудное время года. Немного подкрепившись, Снаб выбрала поблизости подходящее место и улеглась. Хотелось еще есть и пить, но возвращаться к дождевой луже на каменистом плато уходя от места пищи сил не было. А направиться прямо сейчас к озеру, где и трава была сочней и воды вдоволь, она не решилась. Не уверена была, что в случае чего сможет проскакать меж древесных стволов и валежника в таком состоянии. Мысль, как она играючи делала это раньше, оставляя даже ловких белок в изумлении, неподъемной печалью пригнуло голову к земле и выпустило воздух из легких тягостным вздохом. Полночи Снаб то забывалась беспокойным сном, то вскидывала голову, подолгу прислушиваясь и нюхая прохладный ночной воздух. Изредка ветер доносил чуть слышный запах волка, но поблизости его пока не было.

Чуть утро высветлило небо, как жажда все же погнала Снаб в сторону озера. Рана за ночь малость успокоилась: медленно идти было вполне сносно. Снаб воспрянула духом. Извилистая тропка вывела ее к курящейся утренним туманом озерной чаше. Прежде чем напиться, она долго искала ушами и носом возможные признаки опасности в окружающем разнообразии запахов и звуков – ничего не насторожило. Ветер дул со стороны озера, гоня мелкую рябь к копытам, словно настойчиво подталкивая воду к ее измученному жаждой телу. Что-то продолжало тревожить, не давало наконец окунуть морду в манящую влагу, но внешнего подтверждения тревоги не находилось, и она наконец уступила жажде. Вода освежающе прокатилась по пересохшему горлу. Снаб подняла голову и даже закрыла глаза от удовольствия.

Ветер, до этого слегка шевеливший прядки светлых волос на ее груди, вдруг резко поменял направление, взъерошив шерсть на хвосте Снаб и одновременно с этим окатив ее запахом волка. Рядом! Совсем близко! Она резко развернулась, ощутив рывок боли в едва поджившей ноге и увидела своего преследователя. Это был не волк: матерая волчица с жутким оскалом, которая припала к земле в преддверии броска. Видно кралась против ветра, по мягкой траве – чтоб наверняка.

Снаб неплохо плавала. Озеро было рядом. Один прыжок и можно спастись – волчица не станет преследовать ее в воде. Но что за лань будет убегать таким способом? «Или не я быстрее всех в округе?!» – Снаб презрительно отбросила даже тень малодушного взгляда в ту сторону, безумно срываясь с места в привычно быстрое движение. Правда привычным оно оказался лишь в ее горделивых мыслях о прошлом. На деле же, вверх от правого заднего копыта словно ударила обжигающая нервы молния. Снаб даже споткнулась от столь резкого контраста памяти и реальности, с трудом выровнялась, лишь на немного разминувшись бедром с клацнувшими зубами бросившейся волчицы: малость та не доползла до верного прыжка. Снаб все же набрала приличную скорость – страх подстегнул, – и промахнувшаяся хищница уже не смогла ее настичь. Не смотря даже на прошибающие все тело болевые всплески.

Снаб опять выбежала на плато – история повторялась. Хуже оказалось то, что, начавшую заживать ногу внезапный рывок и дикая скачка не просто растревожили: она болела сильней, чем вчера, после знакомства с коварной расщелиной. Словно тень волчицы оказалась быстрей ее хозяйки, и теперь с вожделением вгрызалась в лакомую добычу.

Снаб остановилась у вчерашней, почти высушенной солнцем дождевой лужи. Вода помутнела, да и такой осталось совсем мало. Сейчас солнце взойдет повыше и к завтрашнему дню останется только грязь на дне, и та растрескается. Небо дождя не обещало. Снаб все же попила. Ее все сильнее донимал голод, но надо было подождать хоть немного. Может волчица поймает кого-нибудь менее расторопного и оставит ее в покое. Прямо сейчас возвращаться было опасно.

Снаб улеглась, свернувшись калачиком, и предалась невеселым мыслям. Память подбрасывала все больше картинок и ощущений, где она упругим сильным движение отправляет свое звонкое тело в воздух и, казалось, целую вечность проводит в его упругих струях, не касаясь земли. Играючи перелетает упавших древесных патриархов, на дикой скорости в один момент меняет направление, сводя с ума любого преследователя. Да она смеялась над ними всеми! Сейчас грызущая боль отбивала не то что любое веселье – жить не хотелось. Да и как с этим жить?! Все-таки тень волчицы точно догнала ее и не удовольствовалась лишь ногой: еще и сердце сжала клыкастой пастью, и скребла внутри своими тупыми когтями. Снаб было так жалко себя, так обидно от навалившейся на нее участи. Хотелось вскочить и бежать, бежать. Вырываясь в привычном полете движения из охвативших тенет тоски, боли и отчаяния. Сбрасывая их как шелуху, как мутный сон, изгоняя из тела даже память об этом слаженной работой крепких мышц. Но даже неловкое движение заставляло это стремление сбиваться с шага и кубарем катиться по жесткой земле, с кровью обдирая сладость памяти, возвращая в горькую реальность.

***

День она провела у высыхающей лужи, время от времени промачивая горло и пытаясь дремать. Нормально заснуть не давал голод и боль. В конце концов, только солнце начало немного клониться к закату, она тяжело поднялась и поковыляла в сторону виднеющейся вдалеке линии деревьев. В этот раз отдых не принес заметного облегчения. Снаб все же осилила путь до леса и двинулась в его глубь, к озеру. Тех жалких глотков воды, что удалось выпить из грязных остатков лужи было недостаточно. Трава была и здесь, но пить хотелось сильнее. На нее напало тупое оцепенение. Голод и жажда стали больше страха волчьих клыков, заслонили его собой. Да и встречный ветерок ничего не рассказал о возможном присутствии опасности.

Дойдя до озера, она с удовольствием напилась. Потом, не торопясь, поела сочной травы. Рана настойчиво не давала о себе забыть и Снаб решила не уходить далеко. Зайдя в густой кустарник у самого берега, она осторожно улеглась. Тревога не отпускала ее. Голод и жажда ушли, а страх волка остался. Но вокруг было тихо и Снаб сама не заметила, как уснула.

Из сна ее вырвало чувство опасности. Вокруг стоял густой волчий запах, но было все так же тихо: будто волчица обошла все вокруг, но не заметила Снаб. Быть такого не могло: обоняние хищницы не уступало ее. Дело было в чем-то другом. Снаб неловко поднялась, стараясь не тревожить больную конечность, огляделась и увидела: волчица стояла в паре прыжков от нее, у линии деревьев, окаймляющих озеро. Глаза ее горели двумя зловещими огнями в сгустившемся вокруг сумраке. На миг Снаб замерла. Совсем как в том сне, когда надо было бежать, а нога застряла. Только сейчас она была свободна, но словно завязла в сгустившемся времени, как муха в смоле.

А потом время отпустило ее. Они начали двигаться одновременно: Снаб и волчица. Два прыжка – большое расстояние. Для былых времен. В этот раз больная нога на первом же движении дала сбой: бессильно подвернулась, чуть не приведя к полному падению. Все же не упав, Снаб бросила отчаянный взгляд назад. Волчица хищным броском сожрала разделяющее их расстояние. Распластавшись в последнем прыжке, распахнула страшный капкан блестящих слюной белых клыков. Снаб чутьем последнего края поняла – все. Успела обмереть внутри в предчувствии рвущей горло боли.

Серебристая молния метнулась в бок почти окунувшей морду в кровь волчицы, сбила прыжок – покатился рычащий клубок. Только и успела ошалевшими от смертного ужаса глазами понять Снаб – лис седой поперек волка прыгнул. Потом, все же разогнавшиеся несмотря на боль ноги унесли ее тело дальше. Из последних сил бежала Снаб, била копытами в землю, терпела жгущий огонь страдания. Остановилась, только когда совсем не в моготу стало. Дальше пешком поковыляла. Путь до первого скалистого выступа, за которым плато начиналась, показался бесконечным. Дальше идти она не смогла. Волки, не волки – кончились силы. Легла, почти упала, привалилась боком к скале.

– Ну и куда ты все время так мчишься? – раздался вкрадчивый голос.

Снаб испуганно огляделась, не в силах подняться. Неподалеку, на большом камне лежал седой лис – тот самый. На вид целый и невредимый.

– Ты как здесь? Вы же с волчицей сцепились, покатились… – оторопело спросила Снаб.

– У нас с ней разные тропы, – ответил лис.

– Как это? – не поняла Снаб.

– Все просто. У тебя с ней одна тропа – охотничья: она охотится, ты убегаешь. У меня другая, – не добавил ясности лис. – Зови меня Клук.

– Спасибо тебе, Клук. Ты спас меня. В этот раз я бы не убежала, – сказала с благодарностью Снаб. – Меня зовут Снаб.

– Спас, не спас – без разницы, если ты не поймешь. Все же ответь мне – зачем ты так мчишься? Ты поранилась. Тебе надо беречься, чтобы не стать хромой на всю жизнь. Хотя у тебя и до хромоты дожить небольшой шанс. Тебе надо найти другую тропу, эта тебе сейчас не подходит, – сказал Клук.

– Зачем бегу?! Она гонится за мной! А я лань! Я создана для бега! Никто не может догнать меня! Да, рана! Но я не могу по-другому! Не хочу! – Снаб от возмущения даже о боли на время забыла. – Ты просто не понимаешь!

– Я? – и Клук встал, повернувшись боком.

Страшные следы зубов или когтей на его бедре и ребрах так и не заросли шерстью. Они притягивали взгляд Снаб, вызывая внутри мысли о мутящей сознание боли, бессилии и близости смерти. Клук, видя, как она смотрит, спокойно улегся обратно, не добавив по этому поводу больше ничего.

– Кто тебя так? – хрипло спросила Снаб.

– Да… Не о чем вспоминать. Я живой. И все на этом, – ответил Клук.

Седой лис некоторое время молча смотрел вдаль. Снаб тоже не торопилась говорить.

– Ты сама выберешь. Но пока ты смотришь назад – бежишь в пасть к волку, – сказал наконец Клук. – Стягиваешь в узел возможные тропы, а на оставшейся у тебя два пути: убежать или умереть. Убежать ты не можешь.

– А если я пойду новой тропой, я всегда буду ходить только ей? – решила уточнить, немного подумав, Снаб.

Клук усмехнулся, щуря глаза:

– Это ты узнаешь только ступив на нее. Слова ничего не значат. Старый лис может утешить тебя, может расстроить. Но узнать наверняка ты можешь только сама. Помни одно – жалость хуже волка на загривке ноги слабыми делает. Ты гордая дочь этих лесов! Не дай ей упасть тебе на спину.

– Что же мне делать? – растеряно спросила Снаб.

Клук пристально посмотрел на нее.

– Ты Знаешь Скорость – ты сама Скорость. Познай Тишину, – ответил, легко соскочил с камня и, махнув на прощание седым хвостом, скрылся в сгущающейся темноте ночи.

«Познай Тишину, – повторила про себя Снаб. Ей показалось, что Клук так и произнес это, как имя чего-то большого. – Что же он имел ввиду? Как это – познать Тишину?» Она прислушалась, трепетно поводя ушами. В отличии от дневного гомона птиц, ночью было относительно тихо. Но полного отсутствия звуков, как оказалось, все же не было. Раньше Снаб об этом не задумывалась. Постоянное легкое звучание окружающего мира проходило мимо сознания, если не говорило вдруг об опасности. Ища тишину вокруг, она отметила только больше моментов ее нарушения. И когда же тогда ее искать? Днем точно по-другому не будет.

«Он сказал, что я сама скорость… Дак может…» Внутри колыхнулась смутная мысль. Не пониманием – скорее тенью инстинкта. Похожего на тот, что, обходя голову, уводил ее от опасности. И она направила свой чуткий слух внутрь себя. Поначалу перед ней предстало смутное скопище мыслей и ощущений, звучащих и зудящих каждый на свой манер. Затем, под напором пристального внимания, как и с внешним миром, все стало распадаться на отдельные части. Это погружение неминуемо увлекло в прошлое. Слушая мелькающие обрывки привычных размышлений и чувств, Снаб поняла – она и впрямь Скорость. Мешанина быстрых мыслей, реакций, готовность сорваться вскачь, хаос движения, вспышки ощущений. Резко, много, непрерывно. «Та-а-ак… Со скоростью вроде понятно. С тишиной-то как быть?» – подумала Снаб.

Она еще немного послушала себя. Затем, утомленная, заснула с зависшим внутри вопросом.

***

Рано утром Снаб проснулась отдохнувшей и умиротворенной. Спокойно поднялась и двинулась в сторону озера. Нога так же болела, но ленивое течение раздумий вокруг застрявшей в голове мысли о тишине отвлекало, отодвигало боль несколько на задний план, делало ее терпимей. Вроде как менее слышной, что ли. Снаб показался интересным: она думала о тишине, и боль стала тише. Это оставило некую зацепку, легонько потренькивающую на краю сознания, как маленькая лесная птаха.

Наконец она дошла до берега озера. Вошла в воду, вдоволь неторопливо напилась. Поела сочной, блестящей каплями росы, травы. Мир вокруг медленно просыпался от ночного отдыха. Начинали звучать первые утренние трели радующихся солнцу птиц. Остатки тумана слегка клубились над озером, постепенно тая от набирающих силу солнечных лучей.

Снаб почуяла появление волчицы раньше, чем она отделилась от кромки деревьев. Волчица шла не торопясь, опустив голову к земле и смотря исподлобья тяжелым взглядом. Черные губы подрагивали, вздернутые над угрозой белых клыков. В груди ее чуть слышно рокотало.

Первым порывом было бежать. Лететь стремглав, обгоняя ветер, оставляя страх позади. Этот чувство охватил все тело, заставляя мышцы сжаться звенящим напряжением, а всей сущности словно замереть на краю падения в безумную стремнину скорости.

В то же время внутри Снаб обнаружилась часть, которая уже позволила себе принять ту мысль, что это устремление сейчас просто недоступно. Часть, которая со вчерашнего вечера паслась рядом с мыслями о Тишине, щипала траву связанных с этим ощущений, уснула с этим вопросом и, возможно, получила ответ. Эта часть взяла Снаб и не торопясь повела ее прочь от привычных порывов, прямо в глубь озера. Увлекла в спокойствие водной глади, оставив Скорость на берегу.

Ступая в принимающую ее тело приятную прохладу, Снаб все ждала, что сейчас прозвучит злобный рык и раздастся звук разрываемого когтями дерна. Войдя по брюхо и не услышав этого, она подумала о том, что ей и так подсказывал инстинкт. Ноги у нее длиннее волчьих: там, где она еще крепко стоит, волку уже плыть надо. А в такой ситуации копытом заполучить – та еще радость. Снаб обернулась и увидела: волчица стоит у кромки воды и спокойно смотрит на нее. Было что-то в ее взгляде, что Снаб не смогла понять, да и не слишком старалась.

Она просто развернулась и спокойно поплыла на другой берег. Вода приятно охлаждала и успокаивала сжатое в комок желанием бежать тело, не трудила больную ногу. В этом размеренном движении Снаб почувствовала, как остатки не оставшейся на берегу Скорости рассеиваются внутри нее утренним туманом. Когда она почувствовала под копытами другой берег, она опять обернулась: волчица все еще стояла и смотрела ей вслед, затем все же развернулась и ушла в лес.

– И долго ты будешь брюхо мочить? Или ты решила совсем тропу косули на тропу рыбы поменять? Заметь – такого я тебе не советовал, – раздался ироничный голос Клука.

Когда Снаб вновь повернулась к берегу, седой лис обнаружился гордо сидящим на песчаной отмели, обвив ноги пушистым серебристым хвостом.

– Спасибо. Ты опять меня спас, – сказала, окончательно выходя на берег, Снаб.

Никак не прокомментировав ее благодарность, Клук, посерьезнев, сказал:

– Приветствую тебя на новой тропе. Надеюсь, она покажется тебе приятной.

Снаб и впрямь ощущала себя совсем по-другому. Кажется, она начала понимать: про Тишину. Ее не надо было искать, она сама начала прорастать внутри. Надо было лишь перестать бежать. Замедлиться. И остановиться. Эта Тишина растворяла навеянную болью тоску, разжимала зубастую хватку волчьей тени на сердце. Позволяла смотреть на себя и мир вокруг отойдя в сторону от суеты метаний. Слышать внутри главное, освободившееся от шелухи лишнего шума. Боль стала восприниматься спокойней: как случившееся, как дождь или ветер. Это уже есть и с этим надо жить, ожидая, когда пройдет. Горькие стенания в небеса погоды не сделают.

***

Так дальше и пошло. Снаб спокойно паслась на берегу озера, восстанавливала силы. Если чувствовала присутствие волка, не торопясь переплывала на другой берег. Ее регулярно навещал Клук. Они беседовали. Нога болела все меньше.

В один прекрасный день Клук сказал:

– Пойдем, мне надо тебе кое-что показать. – И легкой трусцой направился по одной из лесных тропок.

Заинтересованная Снаб, немного замешкав, направилась следом. Серебристый хвост мелькал и мелькал впереди изгибами тропы. Казалось отдаляясь, словно его хозяин ускорился. Снаб все быстрее и быстрее перебирала копытами. Да куда ж он так? Что там такое он хочет показать? Хвост мелькнул за очередным крутым поворотом и пропал из виду. Снаб побежала еще быстрее, боясь отстать, выскочила на длинный прямой участок, который оказался сразу за свертком, но лиса на нем не увидела. Да что ж он так несется?! У меня ж нога! Снаб, охваченная возмущением, не заметила, как проскочила до следующего изгиба тропы и, опять не обнаружив лиса, понеслась спущенной с тугой тетивы стрелой.

Прямая. Поворот. Поворот. Опять прямая. Даже кончик хвоста нигде не мелькнул вдали. Снаб, забыв обо всем, бежала так, как, наверное, никогда еще не бегала! Тело бурлило переполняющей его энергией и звенело натянутой струной Скорости. В то же время Тишина внутри продолжала держать все это в неком гармоничном равновесии, позволяя тонко чувствовать неровности, почти не снижая темпа втекать в крутые изгибы, словно сливаясь с течением тропы. Быть в нужный момент там, где надо и как надо.

Она выбежала к озеру почти в том же месте, откуда и отправилась за Клуком. Лис сидел, улыбаясь клыкастой пастью. Снаб резко остановилась, тяжело водя бокам.

– Да я почти летела под конец! Как ты успел?!

– Я? Успел? За кого ты меня принимаешь? Я лис, а не лань. Со Скоростью только дружу, не более. Я свернул за поворотом на мелкую тропку и спокойно вернулся подождать пока ты налетаешься, – ответил Клук, продолжая улыбаться.

– Обхитрил?! – почти обиделась Снаб, но подумала, что эта как на лань обидеться за ее скорость – несколько глуповато, в общем. – Но ты же хотел мне что-то показать? Тоже обманул?

– А ты не увидела? – с намеком удивился Клук.

В былые времена Снаб решила бы, что он издевается, но Тишина дала возможность услышать ответ внутри. Она окончательно осознала, что и так уже поняла. Нога совсем не болит. А вся она, сплетя в себе две тропы, стала крепче. Расширила свой мир. Распустила узел возможных путей. Замедлившись тогда, когда это было необходимо, стала еще быстрее. Обрела новое, не потеряв ничего из прежнего. Она смотрела на лиса, не находя слов. Да они и не были нужны: это она видела в его понимающих глазах. Снаб просто улеглась рядом с ним, и они стали вместе смотреть, как ветер роняет яркие пятнышки листьев на поверхность озера. Наступила осень.

****

Река жизни неспешно несла свои воды и в одну весну, когда ветки уже покрылись молодой листвой и на лесных полянах налилась соком изумрудная трава, Снаб привела в этот мир новую жизнь. Маленького, голенастого теленочка, смотрящего вокруг в радостном изумлении и жмущимся к теплому маминому боку, к запаху вкусного жирного молока.

Тогда-то Снаб и узнала еще одну тропу – тропу Силы. И то, что волчица может бежать, поджав хвост от ярости матери, вставшей между ней и пока беспомощным чудом. А седой лис насмешливо тявкал вслед посрамленному хищнику и рассказывал новой жизни поучительные сказки. Уж он-то знал их достаточно.

***

Молодая красивая женщина, сидящая с прямой спиной на поджатых под себя ногах, открыла глаза и встретилась с цепким взглядом сидящего напротив. Это был мужчина с пронизанными серебром волосами и бородой.

– Я была ланью. Скоростью. Тишиной, – сказала женщина и, немного помолчав, добавила, – Силой.

Седой мужчина кивнул, не отрывая от нее внимательных глаз. Словно ждал что-то еще.

– Седой лис… – задумчиво произнесла женщина и вскинула глаза с немым вопросом.

Мужчина слегка кивнул, подтверждая, но ожидание так и не ушло из его взгляда.

– Там была волчица… Я вроде победила ее… – задумчиво произнесла женщина, – Но…

Взгляд седовласого стал еще цепче.

Перед внутренним взором молодой женщины замелькали картины того, что она видела в случившемся путешествии. Погони, белый высверк клыков, утробное, взывающее к ужасу рычание. И за всем этим несколько странное поведение волчицы. Почему во сне не порвала? И этот долгий взгляд вслед уплывающей добычи… Добычи?

Эти желтые глаза, что смотрели на нее, когда она вошла в спасительное спокойствие водной стихии, вдруг приблизились вплотную. Женщина наконец поняла то, что не уловила, будучи ланью – в этом взгляде была радость. Радость? И кажется одобрение… Осознание еще только накатывало ошеломляющей волной, когда волчья морда начала меняться. Миг, и перед внутренним взором возникло уже лицо женщины, что не уступила прожитым годам, а лишь впитала их мудрость глубиной пронзительных глаз. Все так же наполненных радостью и одобрением. Она улыбнулась, и ласковое тепло, которое подарила эта улыбка, еще долго не таяло внутри.

Седой увидел, наконец, своим пристальным взглядом то, что искал и суровость его лица тоже расцвела радостью. Молодая женщина улыбнулась ему в ответ.

Внутри нее была Тишина. И много, много интересных троп, с готовностью ложащихся под ее сильные красивые ноги.