Текст книги "Сопромат"

IX

Лошманов проснулся в семь по внутреннему будильнику. Он долго лежал на правом боку, поджав ноги, и смотрел на позднюю осень за окном. Пластиковые окна уже не выдерживали даже небольших заморозков – головой он чувствовал влажную прохладу. Когда в мочевом пузыре начало тянуть, он встал и пошел в туалет.

Он взял из холодильника три яйца и ополоснул их чуть теплой водой из-под крана, чтобы они немного согрелись и не потрескались в кипящей воде. Яйца он положил на махровую тряпицу. Налил воды в нержавеющий ковш с расплавленной черной рукояткой и поставил ковш с водой на плиту.

Пока закипала вода, он включил ноутбук, глядел, на отрываясь, на свое отражение в пыльном экране и ждал, когда загрузится рабочий стол с россыпью разноцветных иконок. Поначалу ноутбук ревел, потом шептал и скрежетал зубами, а потом тихо-тихо замурлыкал. Он нажал на иконку браузера и к курсору на целую вечность прилипли песочные часы. В это время забулькала вода в ковше, и он осторожно, по одному, положил яйца в кипяток.

Он открыл раздел «Новости» в яндексе. В России новости были обычными: кто-то расстрелял всю свою семью, кто-то выпал с балкона, кто-то потерял ребенка, кто-то погиб под рухнувшей крышей, кто-то провалился под разогретый асфальт, кто-то сбил троих пешеходов, кто-то обокрал квартиру звезды, кто-то попался на краже бюджетных денег, кто-то уронил легкомоторный самолет на землю, кто-то попался на крупной партии героина, кто-то подорвал себя на милицейском посту, кто-то шел на митинг, кто-то выстрелил себе в голову, кто-то обчистил ювелирный магазин, кто-то убил жену из автомата калашникова, кто-то попался на убийстве медведя, кто-то незаконно построил дачу на берегу реки, кто-то сгорел в своей квартире, кто-то сознался в изнасиловании и убийстве несовершеннолетней, кто-то из-за бутылки водки убил ветерана войны, кто-то расклеил по городу листовки с нацистской символикой, кто-то обстрелял троллейбус, кто-то убил собутыльника и выбросил тело в выгребную яму, кто-то отпущен под подписку о невыезде, кто-то обезвредил бомбу на железнодорожных путях, кого-то сбил поезд, кто-то изготовил дома взрывчатку, кого-то привлекли за высказывания в интернете.

Лошманов выключил газ, включил холодную воду и поднес под струю ковш с яйцами.

Он слил воду и поставил ковш на стол. Очистил яйцо, кидая скорлупу в ковш, и кликнул на раздел «В мире». В мире новости были обычными: кто-то победил в финале, кто-то подал в суд на своего мужа, кто-то критиковал позицию сша, кто-то вносил нестабильность в рынок нефти, кого-то судили за шпионаж, кого-то обнаружили со следами пыток, кто-то умер при загадочных обстоятельствах, кто-то хотел регламентировать обряд обрезания, кто-то скрывался от налогов, кто-то скидывал акции, кто-то скупал золото, кто-то погиб под завалами бизнес-центра, кто-то напал на мигрантов, кто-то был обеспокоен новым витком кризиса, кто-то попался на торговле органами.

Лошманов поставил полный чайник на конфорку, после чего открыл на экране ноутбука окно с плеером и, включив значок воспроизвести в случайном порядке, нажал на кнопку с треугольником, устремленным вправо. Ноутбук захрипел протяжными песнями лед зеппелин.

Он два раз плеснул в лицо прохладной водой, выдавил в рот пасту из тощего тюбика, щеткой почистил зубы и тщательно прополоскал рот. Выдавил на пальцы белую пену из алюминиевой баночки, растер пену по нижней челюсти и над верхней губой. Стал бриться.

В чайнике было мало воды, поэтому он быстро засвистел. Лошманов торопливо провел бритвой над верхней губой, снова окропил лицо водой и стер остатки пены белым полотенцем.

Он насыпал заварку в синю кружку, залил кипятком, добавил две ложки сахара и помешал ложечкой против часовой стрелки.

Лошманов снял трусы и кинул их в открытую узкую стиральную машину. Он пошел в ванную, сел в ванную, отрегулировал воду в смесителе и выкрутил краник в положение «кран». Он наблюдал, как поднимается желтоватая вода, скрывая под собой его худые волосатые ноги. Когда вода дошла до уровня сливного отверстия, он выключил воду и долго лежал, не шелохнувшись.

Он смочил голову водой, намылили волосы большой каплей шампуня, включил душ и смыл пену. После этого он встал, натер себя до колен мылом, насколько мог вывернуть руку, погладил намыленной ладонью спину и лег так, чтобы вода касалась подбородка.

Лошманов вышел из ванной, нашел в корзине для чистого белья трусы и надел их.

Чай уже давно остыл, и он выпил его залпом.

Он натянул черные носки, коричневые брюки и белую футболку. Надел голубую рубашку, тонкий серый свитер с v-образным вырезом и плащ оливкового цвета. Одел черные ботинки на толстой подошве.

Он прошел два квартала до торгового центра и поднялся на эскалаторе на второй этаж. Обошел экскалаторную пропасть и поднялся на третий этаж, где располагался кинотеатр и дворик с едальнями.

Лошманов изучил программу кинотеатра, посмотрел на часы – на них уже было одиннадцать двадцать. Он подошел к кассе и купил билет на ближайший сеанс – фильм «Сопромат».

Фильм был про успешного инженера, который строил дома в Майами. Он хотел найти себе жену, но ему все не везло, и все потому, что он оценивал свои отношения с женщинами с точки зрения теории сопротивления материалов. В конце он нашел женщину, которая научила его любить – она все время была рядом и весь фильм он ее не замечал, это была его секретарша, которая отличалась непредсказуемостью, безалаберностью и гибкостью, и никакими физическим теориям ее невозможно было объяснить.

После фильма он отстоял длинную очередь в макдональдс. Взял себе чизбургер, макчикен и шесть макнаггетсов с кисло-сладким соусом. Он заплатил деньги и с подносом отправился в соседний пищеблок, в котором продавали еду на вес. Там он купил пива в пластиковом стаканчике объемом ноль тридцать три.

Лошманов сел за свободный столик, сначала съел макчикен, потом чизбургер, отпил пива и неторопливо съел макнаггетсы, макая их в соус и запивая каждый кусочек пивом.

Он спустился на первый этаж и вышел на улицу. В ларьке он купил пачку парламент найт, и направился домой.

Он поднялся по лестнице на свой этаж, достал ключ и открыл дверь в квартиру.

Он снял плащ, кинул на кровать мобильник, прошел на балкон и выкурил сигарету. Он вышел из балкона, не закрыв дверцу, сгреб в кучу простынь и одеяло и лег на голубой матрас.

Он лежал с полчаса, прикрыв глаза локтем, после чего нащупал на матрасе мобильник и набрал номер.

– Привет. Это я. Как там у вас дела… Лерик как… Не дерется… Да у меня тоже вроде ничего. В кино сходил. Холодно только. У вас как там с погодой… Понятно. Ну, расскажешь еще что-нибудь… А, понятно… Ну, ладно… Лерику привет. Пусть звонит хоть ночью. Я хотел с ним насчет института… Ну все, ладно. Тогда пока. Пока, Вер. Ага, пока. Звони…

От откинул мобильник в кучу из простыни и одеяла и уставился в потолок, шевеля губами.

Он закрыл глаза и уснул.

Лошманова разбудил мобильник. Он резко согнулся пополам, взял мобильник, и, посмотрев на светящийся экран, приложил его к уху.

– Да… А кто не известно… Ты предупредил, чтоб… да, ментов не вызывали? Ну все, минут через тридцать буду. Все, отбой.

Он поднялся с кровати и сходил в туалет.

Надел плащ, обулся, проверил карманы – ключи на месте. Взял бумажник и положил его во внутренний карман плаща.

Посмотрел на себя в зеркало.

Прошел в комнату и выхватил из кучи белья мобильник. Из прикроватного шкафчика вытащил нижний ящик и достал оттуда кобуру с плечевыми кожаными ремнями и пистолетом внутри.

Он снял плащ, стянул себя ремнями и снова надел плащ.

Лошманов вышел из дома, дошел до края дороги и поднял руку. Перед ним затормозила вишневая девятка и он нырнул в нее, сев на переднее сиденье.

X

Когда Лошманов вошел в квартиру Умрихина, первым делом он отметил, что вони, которая сразила их при обыске, вроде бы стало меньше. На полу в прихожей все также валялась банка, впаянная в засохшую красную лужу, вдоль стен коридора была растянута старая помойка – коробки из-под пиццы, пластиковые контейнеры с засохшими остатками салатов и яркие бутылочки от питьевого йогурта.

В туалете зашумело, и оттуда вышел громила в камуфляже.

– Гаврики там, – сказал он, кивнув в сторону большой комнаты.

Лошманов вошел в белую комнату, в которой краска коснулась только одной стены, да и то до половины. У входа на стуле расположился еще один лось в камуфляже. На коленях у него лежало два калашникова. У противоположной стены, под окном, сидели два бритоголовых парня в черных спортивных костюмах. Их руки, закованные в наручники, висели на уровне трубы от батареи.

Лошманов подошел к бритоголовым и сел пред ними на корточки. Он всмотрелся в их лица – молодые еще, максимум лет по двадцать пять, тушуются слегка от унижения, поглядывают по-волчьи. У каждого – свежие ссадины на скулах.

– Странные черти, – сказал вошедший вслед за Лошмановым громила. – Этот, слева который, у двери с телескопом прятался, а правый на меня набросился. Тоже с телескопичкой. Ни сумок, ничего. На домушников не тянут.

То, что это не воры, Лошманов и сам догадался. Он оттянул рукава кофты у правого – на руках его были татуировки, какая-то латиница, выбитая готическим шрифтом.

– Кроме телескопов было чего? – спросил через плечо Лошманов.

– Не, больше ничего. Ни стволов, ни документов.

В комнату ворвался Леша.

– Уф, а чего у вас так тихо? Я уж думал того.

– А, у левого еще салфетки влажные нашли, – вспомнил громила. – Димыч, куда дел?

Молчаливый Димыч встал неторопливо, приставил автоматы к стене и подошел к Лошманову. Протянул упаковку с рисунком ромашек.

Лошманов вытянул мизинцем тряпку и поднес к носу левого. Тот отвернулся.

– Понятно, – вздохнул Лошманов. – Алексей, ребята помогли нам сильно.

Леша быстро смекнул и вытащил из своего бумажника пять тысячных купюр.

– Мужики, благодарим. Выручили.

Громила, не глядя, схватил деньги и спрятал их в нагрудном кармане.

– Вы это…. Может, нужны еще? Или как?

Лошманов встал и пожал им руки.

– Справимся, тут дел на пять минут, – сказал он и, кивнув двум лысым, добавил: Да? Орлы?

Когда камуфляжные ушли, ухая в коридоре тяжелыми ботинками, Лошманов снова присел на корточки.

– Говорить умеете? – спросил Лошманов у лысых.

Они отвернулись друг от друга, как двуглавый орел.

Лошманов вытащил пистолет.

– Ладно, котовские. Сидеть тихо. Потом поговорим.

Лошманов встал и прошел в коридор, осмотрел его и вернулся обратно.

– Леш, ты у подъезда дежурь. Как Умрихин появится… Узнаешь?

Леша кивнул.

– Как появится, набирай меня и через полминутки за ним поднимайся.

– Есть, – сказал Леша и улыбнулся. – А если не придет? Я сегодня еще в клубешник собирался.

– Забудь. Будем ждать до упора. Придет обязательно.

Леша вышел на лестничную площадку.

– У тебя есть чего? – спросил Лошманов, стоя в дверях. – Погоди.

Он вернулся с телескопической дубинкой.

– На всякий случай.

Леша покрутил в руках железяку.

– Товарищ Коломбо, разрешите идти.

– С богом.

В дверь позвонили примерно через два часа, когда за окном совсем стемнело и на стене в темной комнате появились рассеянные пятна света от окон ближайших домов. Лошманов вздрогнул и нажал на кнопку мобильника – на экране было пусто, Леша не звонил.

Еще четыре округлых всплеска звонка, две ноты, от которых Лошманову стало неуютно – домашний радостный звук, который как будто извещал о приходе долгожданных гостей, был сейчас совсем некстати.

Стало тихо. В ушах лишь эхом исчезали фантомные переливы.

Лошманов подумал, что кто-то просто ошибся дверью, еще не хватало случайных свидетелей.

Со стороны батареи еле слышно лязгнули наручники, и лязг этот наложился на тихий протяжный гул открывающейся двери. Куда ж тебя несет, – проговорил раздраженно одними губами.

– Оля, Оля, ты здесь? Оля, это я, – послышалось из коридора.

Лошманов увидел в матовых стеклах дверей мелькнувшее темное пятно.

Так, сейчас он пройдет в спальню и в детскую, потом зайдет сюда – рассчитал Лошманов.

И снова все затихло. Ни шагов, ни шорохов.

Вдруг откуда-то издалека послышался тихий вой. Лошманов чуть приоткрыл дверцу и прислушался. Выли в спальне. Он сжал рукоятку пистолета двумя руками и, медленно выдвинулся в конец коридора.

Странный гость сидел на кровати лицом к окну. Лошманов различили в темноте его спину, вздрагивающую то ли от рыданий, то ли от смеха.

Лошманов сделал маленький шажок вперед, и под ногой скрипнула доска паркета. Гость вздрогнул и выпрямился. Терять уже было нечего – Лошманов наскочил сзади, заломил его руку так, чтобы он оказался в полусогнутом положении и мог идти. Лошманов подтолкнул его к коридору.

– Тихо, тихо, тихо, – шептал Лошманов.

Гость не сопротивляться. Короткая пробежка – и они оказались в большой комнате. Лошманов включил свет и прижал гостя к полу, упершись коленями в спину.

Схватил за волосы и задрал его голову, чтобы разглядеть лицо – Умрихина он не узнал, этот по виду какой-то алкаш, лицо опухшее, растянутый прокисший свитер. Значит, и Леша не узнал.

– Ваш? – спросил он бритоголовых, и те покачали головами.

– Кто такой?

– Где Ольга? – с трудом выговорил гость.

– Ты не понял? Кто такой? Где Умрихин?

– Я… я брат Ольги… двоюродный.

Лошманов отпустил его голову.

– Зачем пришел?

– Мне… мне Андрей звонил утром.

– Что сказал? Где он?

– Сказал, что у него проблемы большие… Может, не вернется… Чтоб я Ольгу и Сашу забрал к себе.

Лошманов прощупал спину, щиколотки, развернул тело набок, провел рукой по груди и животу. Он был чист.

– Сейчас медленно садишься на стул. Одно резкое движение, вышибаю мозги нахрен. Понял?

Гость щурился от резкого света и не поднимал глаз на Лошманова.

– Что про Умрихина известно?

– Я с ним не особо не общался. Они вообще редко меня приглашали к себе.

– В последний раз когда виделись?

– Год назад в кафе посидели.

Лошманов подумал о том, что мало отличается сейчас от него – дышат в унисон, часто и отрывисто, руки дрожат. Без тренировки худо дело.

Он вложил пистолет в кобуру, гостя можно было не бояться, руки слабоваты, да и по истерике в спальне – в уголках все еще блестели слезы – было понятно, что не охотиться пришел.

– Значит так. Я сотрудник фээсбэ. Уяснил? Сидишь смирно. Имя, фамилия.

– Павел Трубников.

– Павел Трубников, – повторил Лошманов, выбрав из списка в телефоне имя «Алексей». – Сейчас, Павел Трубников, кое-что уточним.

Лошманов слушал гудки и с каждым ноющим звуком, внутри росла тревога. Леша так и не ответил.

Не суетись, без паники, – приговаривал про себя Лошманов. Издержки самодеятельности, всякое бывает. Как-то все мутно. Если Умрихин и правда пропал насовсем, как говорит гость, значит, операция закончена, и главная проблема теперь – Леша. Так, а если этот тип не один пришел, внизу дружки поджидают? А если вдруг Умрихин появится, не случайно же лысые подошли? Если бы да кабы. Эх, Леша, Леша…

– Значит так, Павел Трубников, мы сейчас прогуляемся вниз. Иди вперед. Идем медленно, без резких движений.

Лошманов выключил свет в большой комнате, и они в полной темноте сделали несколько шагов к полоске света между косяком и неприкрытой дверью.

Гость приоткрыл дверь пошире, сделал шаг и споткнулся.

– Блин, можно я шнурки завяжу?

Первые мысли, которые растеклись в голове Лошманова горячими ручейкам, были – какой же я дурак, совсем нюх потерял, всего секунда, чтобы наклониться и выпасть из внимания, нужно тренироваться.

Между вторым и третьим взмахом телескопической дубинки он вспомнил почему-то, как ест макчикен, из которого выползают и падают листья салата, перемазанные белым соусом, увидел себя со стороны, как жует неторопливо; он увидел себя, Веру и Лерика, которому еще не исполнилось и пяти, они стоят на берегу моря, светятся от солнечного света и счастья, точь-в-точь как на старой фотографии, которую они потеряли при переезде; увидел Веру, которая стоит в супермаркете переминаясь с ноги на ноги, наверное, каблуки слишком высокие, и говорит – а, да, я узнала, привет, да ничего особенного, лерик у репетитора, да нет, нет, дожди, холодно, нет, я сейчас в магазине, и вообще, Лошманов, не звони мне больше, я от твоих звонков устаю сразу, звони сразу лерику, я ему передам, чтоб сам не забывал, слушай, ну давай уже пока, да, да, пока, угу…

XI

Они были здесь вместе с Маркиным два раза. В первый раз, когда согласились на тендер. Долго бродили вдоль петлистого берега, вырезавшего в земле сельхозназначения большую запятую, фотографировали пустырь с разных точек и дорисовывали в воображении кварталы будущего города миллионеров.

Второй раз – на исходе лета, за месяц до презентации. Маркин в то время был увлечен проблемами мотивации, поэтому осмотр местности превратился в бестолковое хождение по полю под бодрые лозунги о том, что победа будет за нами. Когда обошли всю границу, рухнули от усталости в молодую траву, ничуть не заботясь о том, что испачкают хрустящие белые рубашки, и лежали, щурясь от бесконечной высоты и яркости густо-синего неба. И Маркин вдруг почувствовался тогда, сказал, что, ну и хрен с ним с этим тендером, проиграем, так проиграем, глупость какая по сравнению с такой красотой, главное, что живем. И Умрихин в ответ только рассмеялся, ему было очень хорошо под этим небом, в груди щекотал чистейший кислород, поэтому ему хотелось смеяться по любому поводу.

Когда Умрихин выходил из машины, на бортовом компьютере светились цифры – три, ноль, пять.

Он оставил машину на обочине, и, продравшись вслепую сквозь мокрые кусты, затаился на краю чахлых посадок. Отсюда, с пока еще бесхозного возвышения, хорошо просматривался недостроенный поселок, который должен был стать частью закрытого городка для породистых людей. Умрихин только сейчас понял, что ангар с подземным бункером стоял на том самом месте, где он лежал год с лишним назад, наслаждаясь жизнью.

Ангар освещался мощными прожекторами. Даренковский майбах стоял, насупившись, у главных ворот.

Свитер так и не просох, и с каждой минутой неподвижности, сидя на земле, Умрихин чувствовал, как холод все настойчивее пробирается к костям. В верхней части груди уже клокотало, горло резало битым стеклом и дыхание превратилось в один протяжный звериный хрип.

Его клонило в сон. Когда он на секунды проваливался в тьму и прожектора сужались до маленьких тусклых звездочек, ему казалось, что он превращается в дерево. Становилось тепло, ноги, как будто врастали в землю, а тело покрывалось корой. Он встряхивал головой, и холод снова пробирал до дрожи в ребрах.

Умрихин уже не ощущал времени, он даже не мог представить, что наступит утро и снова станет светло. Это как со смертью, завтра рассветет неизбежно, как и смерть придет обязательно, а кажется, что эта ночь продлится несколько лет, и смерть по твоей воле отсрочит свой приход. А может быть, это предчувствие смерти? Что если это не кажется так от смертельной усталости, холода и размножающейся внутри болезни, а так и есть – эта ночь действительно станет для тебя бесконечной.

Утро еще не пришло, только дождь полил сильнее, а вокруг ангара появились людские фигуры, похожие на мелких мошек. Трое быстрыми шажками двинулись к воротам, и, когда машина блеснула своими огнями, Умрихин понял, что сейчас самое время бежать. Он резко встал и тут же согнулся от наждачной боли в груди – кашель с трудом пробивался сквозь набухшее кровью и слизью горло.

Он обрушивался на кусты, стараясь не упасть. От налипшей на ботинки земли, шаги давались все труднее. Уже почти выйдя из зарослей, он зацепился за что-то и повалился в размякшую землю. Встал и с последними силами, колченогий, рванул к машине.

На горизонте прыгал свет фар.

Умрихин завел машину.

Вместо кашля прорывался свистящий, хрипящий стон.

Майбах беззвучно проскочил мимо, и Умрихин надавил на педаль газа.

Он ничего не видел вокруг, кроме двух красных пятен, которые размазывали дворники по лобовому стеклу. Два красных подмигивающих глаза. Маячки в мокрой подмосковной ночи. Когда они увеличивались в размерах, он замедлял скорость, и выжимал на полную, когда они превращались в две точки.

Когда они выехали со мкада на окраинную московскую улицу, он прилип к майбаху вплотную, действуя ногами и руками в полусне, не понимая, зачем и куда он едет, но твердо помня, что нужно держаться этих огоньков.

Впереди вдруг вспыхнули новые красные и оранжевые огоньки, и Умрихин от неожиданности вдавил педаль еще глубже. Он видел, как вздыбился капот, и белая пелена окутало лицо. Запоздало донеся скрежет и звук расколовшейся копилки, набитой монетами.

Умрихина встряхнуло взад-вперед, из горла струей вырвалась красная слизь. Дышать вдруг стало легко, голодные легкие всосали в себя побольше воздуха, и закружилась голова.

Он повернул голову влево и увидел, что за стеклом, покрытым мелкой сеткой, мелькают чьи-то кулаки. Он медленно повернул голову вправо и увидел на соседнем сиденье пистолет, который вылетел из раскрывшегося бардачка.

Умрихин взял пистолет и приказал себе сипло – снять с предохранителя. Он надавил большим пальцем на рычажок сбоку, направил пистолет в стекло и прижал крючок. Выстрел как будто выбил из ушей пробки – шум дождя и чьи-то крики заполнили салон. Он нажал на крючок еще и еще, целясь в мелькавшее белое пятно.

Умрихин оттянул дверную ручку и всем телом навалился на дверь. Он выпал на мокрый асфальт. По глазам его без остановки полосовал свет фар проплывающих мимо машин.

Рядом с ним лицом вниз неподвижно лежал человек в почерневшей от воды форме. Умрихин с трудом развернул тело. Это был тот самый Савва, которого представлял Даренко. Рот Саввы был открыт, и Умрихину показалось, что он еще жив и хочет напиться дождевыми каплями. В двух шагах от Саввы лежала туша даренковского шофера, которая корежилась судорогах и тихо сквозь зубы издавала нутряное рычание.

Умрихин поднялся, совсем не чувствуя ног, и поплеся к майбаху, который развернуло посреди дороги.

Рядом притормозила какая-то машина, кто-то даже вышел, но, увидев в руке Умрихина пистолет, поспешил смыться от греха подальше, обдав Умрихина густыми брызгами.

Даренко стоял, опершись правой рукой о капот майбаха и левой растирая грудь.

– А, это ты, – тяжело дыша, сказал Даренко, когда Умрихин подошел и направил на него пистолет.

– Да брось ты эту пукалку. И без нее хуево. Уфф.

Умрихин хотел сказать – Ольга, но из горла выходило только сиплое:

– Оааа….

– Молодец, Андрей… Я в тебя верил… И с домами с этими… Так ты и не допер до главного… Тебе такую мощь дали …

Даренко отвернулся и посмотрел вдаль, как будто прикидывал путь отступления, туда, где дорога растворялась в темном облаке дождя. Он повернулся к Умрихину спиной и медленно пошел вперед, схватившись за левую грудь.

Умрихин, шел за ним как старик, тяжело перебирая ногами.

– Еее оаааа, – сказал он.

Даренко кидал фразы через левое плечо:

– Но ты все равно молодец… Хоть и головой того… Поверил – сделал… Остальное – пропади оно пропадом… Молодец, мужик…

Шаг – и на спину Умрихина падал мешок, другой – еще сверху. От усталости и опухшего горла он уже не мог произнести ни слова, просто мычал.

– Тебе твои нужны… Так тут-то все просто, Андрей… Пистолет есть… Прям в голову себе стреляй, так надежнее… И будет великое воссоединение… Как тебе способ… Я правда, в сказки не верю… А тебе в самый раз… Ты еще тот сказочник… Только в меня стрелять не надо… Я как-нибудь сам, у меня ж в сердце жучок электронный… Подыхает жучок…

Умрихин сделал усилие, дотянулся до его плеча и развернул Даренко лицом к себе.

– Ну? Что тебе еще нужно…

Даренко обхватил его затылок дрожащей ладонью:

– Рассказать, как они туда попали… Так, я Андрюша, не психтерапевт… Я придумывать ничего не буду… Я ж привык в лоб правду-матку… Оно тебе надо…

Даренко уставился тусклыми глазами в переносицу Умрихина.

– Хорошо, проведем сеанс восстановления памяти… Для умалишенных… Бесплатно… Вспоминай. Двадцать первое сентября прошлого года. Есть контакт… Вы поехали втроем в аквапарк… Рухнула крыша… Потом что было?

Умрихин молчал. Из дрожащих губ текла красная струйка, смешиваясь с дождевыми каплями. За его спиной слышался вой сирен.

– Потом ты узнал, что они погибли… Потом ты закрылся в своей квартире на три месяца…. Ты даже на кладбище не появился… Потом вылез из берлоги… И началась, мать ее, легенда о великом курьере… Ну, закрутились шарики? Вспоминаешь? Или еще раз повторить?

Умрихин потянул пальцем спусковой крючок. Пистолет дернуло в бок и вверх.

Даренко схватился за ствол пистолета, как будто хотел нацелить его точно в живот.

Умрихин снова выстрелил.

Даренко осел на колени.

– Все правильно, Андрей… Все правильно….

Даренко зашатался, его завалило вперед, но он успел подставить руку и упереться в асфальт.

Даренко не мог оторваться от того, что надвигалось за спиной Умрихина. Он улыбался и что-то нашептывал себе под нос. Наверное, то, что он никогда не сомневался и всегда верил. Он видел как неведомая сила, накатывая волной, один за одним погребает под облаками пыли бизнес-центры, магазины, рестораны, гостиницы, жилые дома. Еще немного, и, может быть, он сможет продержаться и оказаться в этой волне до того, как остановится сердце.

Дождь измельчает, дорогу накроет туман, туман сольется с серым утренним небом, мимо будут проноситься взбесившиеся машины, заглохнет вой сирен за спиной, и Умрихин увидит перед собой две фигуры – женщины и ребенка.

Он узнает их, обнимет Ольгу, прижмет к себе Сашу.

Он будет мычать и хрипеть, стараясь выговорить внятные слова, а когда откажут связки, он, еще крепче обнимет Ольгу, и одними губами будет без конца что-то повторять.

Наверное, то, что теперь все будет по-другому.