Текст книги "Знакомство с Библией"

Когда спор Иова с друзьями заходит в полный тупик, в беседу неожиданно вступает новый персонаж Елиуй. (Как я говорил, многие считают этот эпизод позднейшей вставкой.) Елиуй моложе всех остальных, и он, очевидно, молчал из уважения к ним. Теперь же он поворачивает дискуссию в несколько иное русло. Опровергая жалобы Иова на то, что Бог, покаравший его бедами, враждебен ему, Елиуй говорит о воспитательном значении страданий. В духе доктрины послепленного иудаизма он утверждает, что Божественного произвола, нарушающего правду, нет и быть не может. Первородный грех повредил природу каждого человека, и потому правда Бога может быть карающей и исправляющей, даже если человек и не знает за собой никакой вины.

В конце своей речи Елиуй произносит вдохновенные слова о величии Бога, которое не поддается никаким рациональным объяснениям. «Вот, Бог велик, и мы не можем познать Его, число лет Его неисследимо. Он собирает капли воды; они во множестве изливаются дождем; из облаков каплют и изливаются обильно на людей. Кто может также постигнуть протяжение облаков, треск шатра Его» (Иов, 36:26–29). Если Иов не может сказать, как движутся в воздухе облака, каким образом греются его одежды от солнца и южного ветра, как устроены небеса, сходные по блеску с медными зеркалами, то как он может спорить с Богом о своих несчастьях. «Окрест Бога страшное великолепие. Вседержитель! Мы не постигаем Его. Он велик силою, судом и полнотою правосудия. Он никого не угнетает. Посему да благоговеют пред Ним люди, и да трепещут пред Ним все мудрые сердцем» (Иов, 37:22–24).

Даже если этот эпизод и позднейшая вставка, задача которой ввести в книгу идеи послепленного иудаизма, то с художественной точки зрения он очень хорошо подготавливает новый, неожиданный поворот действия. Сразу же после речи Елиуя начинается гроза. Отстраняя тех, кто пытался говорить о Нем, не являясь Им Самим, Бог Сам отвечает Иову из бури. Он ни словом не упоминает о грехах Иова, полностью игнорируя все аргументы его друзей. Вместо этого дискуссия переходит совсем в иную плоскость. Возникает впечатление, как будто Бог вообще не слышал речей Иова. По точной формулировке Мартина Бубера, то, что говорит Бог, не является ответом на обвинения Иова и даже вообще не связано с ними. Вместо того чтобы ответить Иову, Бог Сам задает ему вопросы: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж. Я буду спрашивать, и ты объясняй Мне» (Иов, 38:2–3). А затем Бог задает вопросы, которые должны показать всю неуместность домогательств Иова, заставить его почувствовать, что человек как тварное существо с его ограниченным кругозором не может судить Бога.

Бог произносит две полные высокой поэзии речи, задача которых показать, что Бог создал мир изначально и теперь поддерживает в нем Свой Божественный порядок, без чего мир вернулся бы в состояние хаоса. В своем бунтарском вызове Иов возомнил, что может указывать Творцу, как управлять Его творением и решился судить Бога. Поэтому ответ Бога принимает форму своеобразного выговора. Он напоминает о том, что первейшая обязанность сотворенного Богом человека признавать и славить своего Творца.

«Еде был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» (Иов, 38:4–7). Земля и море, облака, тьма и свет, снег и град – Иов не знает происхождение всех этих явлений и не может управлять ими. То же самое касается и животного мира. С мастерством, за которым скрывается не только точность наблюдения, но и явное любование, автор книги рисует животных, далеких от человека, но близких Творцу. Лев и козы на скалах, дикий осел и единорог, павлин и страус, конь и ястреб – все они являют собой славу Бога. Громадный бегемот и внушающий ужас левиафан (крокодил) тоже воплощают творческую мощь Создателя. Исполненный красотой и радостью жизни, наделенный невыразимой гармонией, мир в то же время проникнут такой тайной, разгадать которую человеческий разум не может. Великая тайна мироздания выше понимания людей. Но то, что нельзя объяснить разумом, можно принять через веру и любовь. И тогда все встанет на свое место и вопросов больше не будет.

Поняв все это, Иов смолкает и смиренно кается перед Богом: «Я говорил о том, что не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал… Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов, 42:5–6). Но истинное покаяние – это всегда перемена образа мыслей. Раскаявшись в своей самонадеянности и своем бунтарстве, Иов вступает в новые отношения с Богом, Которого герой познал теперь не «слухом уха», не из азов школьной мудрости, как его друзья, но благодаря опыту личного богообщения, увидев Его своими глазами. Этот опыт помог Иову принять казавшийся ему дотоле абсурдным мир со всеми его несовершенствами, злом и страданиями и установить новые, полные смысла и любви отношения с Богом.

Следующий вслед за этим эпилог вновь возвращает нас к написанной в прозе легенде об Иове. Бог наградил Иова, дав ему вдвое больше, чем он имел ранее. У него родились новые дети, и он прожил еще 140 лет и «умер в старости, насыщенный днями» (Иов, 42:17). Но только теперь этот благополучный сказочный конец воспринимается читателями уже не как награда за долготерпение праведника, но как результат его новых отношений с Богом, Которого он видел своими глазами, со смирением и любовью приняв Его верховную власть.

Итак, проблема отношений человека и Бога – главная в «Книге Иова». Именно поэтому в конце друзья героя, строившие эти отношения на ложном фундаменте гордыни и мнимой, школьной мудрости, осуждены Богом, и только после жертвоприношения и молитвы Иова они получают прощение. Сам же Иов награжден мудростью, более глубоким пониманием Бога и мира. Как я уже сказал, проблема человеческого страдания и Божией справедливости, проблема теодицеи, не получила в книге решения, хотя ее решение с позиций школьной мудрости, да и, пожалуй, всякого рационального объяснения, отвергнуто автором. Он дает читателям понять, что объяснить страдания каким-либо рациональным путем нельзя. Но это и не было уж так важно для него, да и вообще в свете библейского мышления. В конце концов, еврейский народ родился в страданиях, и страдания сопровождали его на протяжении всей его истории. Главное – это установить правильные отношения с Богом. Если этих отношений нет, то человек либо впадает в отчаяние (как Иов), либо обращается к ложной мудрости (как его друзья). Если же такие отношения есть, то человек принимает тайну страданий, возложив упование на Бога. Поэтому главная поэтическая часть «Книги Иова» достигает кульминации в последних ее стихах, когда ложные отношения героя с Богом, основанные на мнимой школьной мудрости («я слышал о Тебе слухом уха»), заменяются отношениями лично пережитого опыта веры и любви («теперь же мои глаза видят Тебя»).

Вне всякого сомнения, самой известной из учительных книг является «Псалтирь». С традицией мудрых эта книга связана лишь частично, отдельными псалмами, и потому о ней нужно говорить специально. Слово «Псалтирь» – греческое, что значит арфа или цитра. Оно вошло в обиход благодаря греческому переводу этой книги, где каждое стихотворение, или песня, вошедшая туда, названа «псалом», или бряцание струн. В древнееврейском оригинале книга называется «Хваления», или книга Хвалений. Еврейское название указывает на общий принцип, по которому собраны стихотворения, вошедшие в «Псалтирь». Они написаны в форме хвалений Богу. Греческое же название связано с формой их исполнения. Они пелись или читались нараспев под музыкальный аккомпанемент.

Издревле псалмы были неотъемлемой частью богослужений сначала в ветхозаветной, а потом уже и в христианской Церкви. И сегодня они постоянно звучат в синагогах, без их чтения не обходится ни одно из богослужений православной Церкви. По ее уставу в дни Великого Поста каждую неделю, кроме Страстной, вся «Псалтирь» должна прочитываться дважды.

«Псалтирь» насчитывает 150 псалмов – в православной традиции 151, но 151-й псалом считается неканоническим. При этом в еврейской и следующей ей западной традиции существует разнобой с православной традицией в нумерации псалмов, поскольку при создании книги, когда псалмы собрали вместе, часть из них была разделена надвое редакторами-книжниками, а некоторые псалмы, наоборот, были соединены в одно стихотворение. По мнению новейших исследователей, текст книги редактировался несколько раз. В том виде, как Псалтирь дошла до нас, ясно, что она возникла достаточно поздно, во всяком случае, уже после возвращения из плена, а может быть, и еще позже, где-то во II веке до н. э., хотя большая часть вошедших сюда псалмов была написана гораздо раньше, еще до вавилонского плена.

Много споров ведется и о датировке отдельных псалмов. Несомненно, что значительное число их так или иначе связано с царствованием Давида. Согласно преданию, он сам был их автором и сочинял их на протяжении всей своей жизни, часто соотнося их с ее событиями. В древности считалось, что Давид вообще написал всю «Псалтирь». В еврейском оригинале имя Давида упомянуто в 7 3 псалмах, в Септуагинте – в 87. Современные специалисты считают, что некоторые их этих псалмов могли быть написаны кем-то другим и посвящены Давиду. Стоящие в оригинале слова ле давид можно перевести и как принадлежащий Давиду, так и как посвященный ему и потому написанный позже, возможно, уже после его смерти.

Но зато остальные псалмы появились, очевидно, в совсем другие эпохи. Кое-какие, предположительно, гораздо раньше, например, псалом Моисея (89), сочиненный, согласно преданию, по окончании сорокалетнего странствия в пустыне. Другие – много позже. Самый яркий пример тому 136-й псалом. «При реках вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе» (Псалтирь, 136:1). Как ясно из этих строк, псалом появился во время вавилонского плена. Есть основания полагать, что ряд других псалмов (1, 117 и другие), содержащих размышления о благах Торы, написаны уже после возвращения из Вавилона в эпоху Ездры. «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь», – читаем мы в первом псалме, открывающем книгу.

Таким образом, «Псалтирь» состоит из псалмов, созданных в разное время и объединенных вместе, поскольку при всем различии датировки и разнообразии тона, все они представляют собой стихотворения, главным предметом которых является Бог и Его отношения с человеком. По сравнению с другими книгами Ветхого Завета, «Псалтирь» имеет гораздо более лирический характер. Однако этот лиризм совершенно особого плана – это культовый лиризм. Я имею в виду следующее. Хотя некоторые из псалмов были действительно написаны людьми, выражавшими чувства по поводу тех или иных конкретных жизненных обстоятельств, войдя в книгу, они стали частью литургической поэзии, предназначенной для Храмового богослужения. Поэтому, когда при чтении или пении в Храме в них употреблялось местоимение «я» или «мой» (например, «Господь – пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим» (Псалтирь, 23:1–2), имелся в виду, конечно же, не отдельный человек, но вся община верующих, которая собралась на богослужение. Большинство псалмов писалось изначально в расчете на эту общину верующих. По сути дела, для древних евреев в подобных стихотворениях различия между отдельным индивидуумом и общиной просто не было, ибо, согласно их вере, Бог открывался индивидууму только как члену общины верующих. Конечно, Бог может найти человека в любое время и в любом месте, но сам человек ищет встречи с Богом в определенное время и в определенном месте, участвуя в молитве целой общины. Слова из псалма «Величайте Господа со мною, и превозносите имя Его вместе» (Псалтирь, 33:4) очень точно передают литургический характер всей поэзии книги.

Современные исследователи делят псалмы на две категории. Первую называют гимнами. В них община верующих славит Бога. Подобные псалмы обычно начинаются с призыва к верующим прославить Бога, затем – в главной части – излагаются молитвы этого славословия, а иногда, хотя и не всегда, в конце вновь следует призыв к славословию, как бы повторяя первую часть. Примером этому наглядно служит 116-й псалом, самый краткий во всей книге. «Хвалите Господа все народы, прославляйте Его, все племена. Ибо велика милость Его к нам и истина Господа вовек. Аллилуйя».

Вторая группа – это псалмы, содержащие горестные стенания и прошения к Богу. Такой псалом обычно начинается с обращения к Богу, затем следует жалоба (либо на судьбу всего народа, попавшего в тяжкие обстоятельства, либо на горести отдельного человека – болезни, гонения, ощущение греховности). После этого автор обычно говорит о своем уповании на Бога, а затем излагается прошение к Богу, мольба вмешаться и помочь. В самом конце, хотя и не всегда, может прозвучать обещание прославить Бога. Примером может послужить 43-й псалом, в первых строках которого автор, обращаясь к Богу от лица общины, вспоминает о прошлых благодеяниях Бога. Затем следует жалоба на нынешнее положение: «Но ныне Ты отринул и посрамил нас» (Псалтирь, 43:10). После этого звучит упование на Бога: «Все это пришло на нас; но мы не забыли Тебя, и не нарушили завета Твоего. Не отступило назад сердце наше, и стопы наши не уклонились от пути Твоего» (Псалтирь, 43:18–19). А потом прошение: «Восстань на помощь нам, и избавь нас ради милости Твоей» (Псалтирь, 43:27).

Однако подобная классификация слишком жесткая и не всегда соблюдается в книге. Во всяком случае, она никак не отражает многообразия тем и настроений, содержащихся в псалмах. Есть смысл привести характеристику, которую дал «Псалтири» один из ранних отцов Церкви Афанасий Великий: «Книга псалмов, кажется мне, ясно и подробно изображает всю жизнь человеческую, все состояние духа, все движение ума, и нет ничего у человека, чего бы она не содержала в себе. Хочешь ли каяться, исповедоваться, угнетает ли тебя скорбь и искушение, гонят ли тебя, или строят против тебя ковы, уныние ли овладело тобой, или беспокойство, или что-либо подобное терпишь, стремишься ли к преуспеянию в добродетели и видишь, что враг препятствует тебе, желаешь ли хвалить, благодарить и славословить Господа, в божественных псалмах найдешь наставление касательно этого».

Приведем несколько примеров. Знаменитый 103 псалом, которым начинается вечерняя служба в православной Церкви, представляет собой хвалебный гимн творению: «Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой! Ты дивно велик, Ты обличен славою и величием… Как многочисленны дела Твои, Господи. Все сделал Ты премудро, земля полна произведений Твоих!» (Псалтирь, 103:1-24). Согласно Божественному плану творения, этот величественный мир венчает человек, который, как сказано в 8-м псалме, своей духовной природой стоит лишь немного ниже ангелов. «Что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много умалил Ты его пред ангелами, славою и честью увенчал его, поставил его владыкой над делами рук Твоих» (Псалтирь, 8:5–6).

Но как человеку стать достойным столь великого призвания? На этот вопрос отвечает 18-й псалом – нужно следовать слову Божию, закону, открытому в Торе. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых» (Псалтирь, 18:8). По мнению современных комментаторов, весь этот псалом как бы образно предвосхищает слова Канта: есть две вещи, которые вызывают во мне постоянное изумление, звездное небо над головой и нравственный закон в моем сердце.

Интересующимся историей богоизбранного народа 77-й псалом дает замечательное описание исхода из Египта и странствования по пустыне. Первый псалом рисует образ идеального праведника, а 100-й – справедливого царя. Но рядом с этим мы находим в псалмах и глубочайшее понимание бездн греха, таящихся в сердце человека. Самым знаменитым среди этих псалмов считается 50-й. Согласно преданию, Давид написал его после того, как пророк Нафан обличил его за связь с Вирсавией и убийство ее мужа. «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои» (Псалтирь, 50:1). Но не менее ярко глубина греха выражена и в 13-м псалме: «Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумевающий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными, нет делающего добро, нет ни одного» (Псалтирь, 13:2–4). Но в противовес этим псалмам можно привести строки, выражающие твердую веру в милость и всепрощение Бога. «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Не до конца гневается и не вовек негодует» (Псалтирь, 102:8–9).

Вообще же о псалмах можно говорить очень долго и много. За недостатком времени я закончу, указав на особую группу псалмов, называемую мессианской, т. е. тех, где содержатся пророчества о Мессии. Так, в частности, в 21-м псалме дан образ страдальца, верного раба Бога, упраздняющего грех своей смертью. Знаменательно, что, согласно Евангелиям, Иисус Христос повторил на кресте строки этого псалма: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил меня?». (Псалтирь, 21:2).

Апокалиптики. Книга пророка Даниила

Сегодня мы обращаемся к тем ветхозаветным текстам, которые в науке называют апокалиптическими. Это слово происходит от греческого глагола «открывать» и означает откровение. Наиболее яркий пример текстов такого рода – это, конечно же, «Откровение Иоанна Богослова» (Апокалипсис), последняя книга Нового Завета. Сегодня речь пойдет о предшественниках этой книги, подготовивших ее появление.

Главная тема апокалиптической литературы – откровение о «последних сроках» и грядущем царстве Яхве. Эта литература возникла после вавилонского плена и возвращения евреев на родину, когда пророчества прекратились. Ее авторы, которых называют апокалиптиками, продолжили традицию библейских пророков, повернув ее в новом ракурсе.

Как я уже говорил в связи с историческими книгами Ветхого Завета, история для древних евреев была важнейшей частью плана Бога о мире и человеке, поскольку в ней раскрывался изначальный замысел Бога. События, как они считали, неумолимо двигались вперед к конечной реализации этого замысла. Для евреев, как мы помним, было совершенно чуждо характерное, скажем, для пифагорейцев представление о цикличности истории, согласно которому эпохи сменяли друг друга, как времена года, повторяясь и возвращаясь по кругу. Не верили иудеи и в то, что историей движет случай или слепая Фортуна. Для евреев история была великой драмой, текст которой написан Богом и которая неотвратимо двигалась вперед к своему концу.

Библейские пророки писали об этом конце. За темнотой Судного Дня пророки видели наступление новой эры. Они говорили, что Царство Божие уже близко, и Царь грядет, чтобы судить, а затем и возродить еврейский народ. Они порой изображали грядущую новую эру в светлых тонах. Вспомним, например, пророка Исайю, учившего, что тогда все народы мира признают истинного Бога, и на земле воцарится истинная гармония. «Волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком, и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их» (Исайя, 11:6). Но великие пророки все же не давали подробного описания этого грядущего века, поскольку будущее интересовало их прежде всего в связи с настоящим.

Эта связь с настоящим у апокалиптков нарушена. Их волнует главным образом будущее и мистический смысл грядущих событий, они живут ожиданиями последнего Суда и явления Бога. О последних сроках арокалиптики рассказывают с помощью фантастических видений и причудливой символики.

У пророков откровения о последних сроках были подчинены общей задаче научить, вразумить или утешить слушателей. Поэтому у пророков еще не было развернутой панорамы картин-видений, но каждое видение в их речах существовало как бы отдельно и имело свой функциональный смысл. Эта закономерность начинает нарушаться лишь у Иезекииля, которого считают отцом апокалиптической литературы.

В отличие от пророков, задача апокалиптиков – не научить или утешить, но открыть сокровенные тайны мира. Выражаясь словами С.С. Аверинцева, тема пророков – история и вмешательство в нее Бога, вмешательство чудесное, но не разрушающее историю. Тема апокалиптиков – взрыв истории и ее переход в эсхатологию, последнее сражение добра и зла и «тот свет». В творчестве апокалиптиков древняя война Бога против врагов Своего народа обретает абсолютизированный облик последней и решающей битвы сынов света и сынов тьмы.

Голос пророков мощнее, и их перспектива зрения шире. Апокалиптики же берут лишь одну из тем, волновавших пророков, и разрабатывают ее с необычайной интенсивностью, трактуя ее в своем, характерном только для них ключе.

Опыт откровения тайн Бога у пророков выражался двояко: с помощью видений и с помощью слышания слов Бога. Видения сами по себе оставались бы необъяснимыми, ибо то, что видит пророк, обычно окутано символами, и нужно слово Бога, чтобы объяснить эти таинственные видения. Но чаще всего слово Бога приходило к пророкам без всяких видений, прямо и так, что они порой сами не могли сказать, как оно их достигло. В отличие от пророков, мудрецы-хакамы не представляли свои писания как плод откровения свыше. И тем не менее человеческая мудрость – это дар Бога, ибо всякое знание вытекает из трансцендентной мудрости.

В апокалиптической письменности эти традиции пророков и мудрецов как бы сливаются, дополняя друг друга, ибо сама эта письменность является откровением тайн Бога. Ее источником могут быть сны или видения, но она также может возникать и как следствие размышлений над Писанием. Ключ к этим снам, видениям или размышлениям обязательно дает слово Бога через откровение.

Речения пророка Иезекииля уже отчасти предвосхищают писания апокалиптиков. Хотя Иезекииль, подобно своим предшественникам, много говорил об открывающейся ему надежде, для его речений характерен особый, новый стиль, изобилующий странными видениями и причудливыми символами. Иезекииля, как, скажем, и Исайю, интересовал не только Судный День, но и тот новый век, который должен наступить после него. И вот в 38 и 39 главах своей книги он предсказал, что новому веку будет предшествовать последняя битва за Иерусалим с язычниками, отдаленными народами во главе с Гогом из страны Магог. В этот момент Бог решительно встанет на сторону Израиля, и таинственные полчища Гога погибнут в грандиозной битве. «И будет в тот день, когда Гог придет на землю Израилеву, говорит Господь Бог, – читаем мы у пророка, – гнев Мой воспылает в ярости Моей. И в ревности Моей, в огне негодования Моего Я сказал: истинно в тот день произойдет великое потрясение на земле Израилевой. И вострепещут от лица Моего рыбы морские и птицы небесные, и звери полевые, и все пресмыкающееся, ползающее по земле, и все люди, которые на лице земли, и обрушатся горы, и упадут утесы, и все стены падут на землю» (Иезекииль, 38:18–20). Так более раннее по времени видение пророка Иеремии о враге, грядущем с севера, превращается у Иезекииля в предсказание конечной битвы истории, вслед за которой наступит Царство Божие. «И покажу Мое величие и святость Мою, и явлю Себя пред глазами многих народов, – и узнают, что Я – Господь» (Иезекииль, 38:23).

В изображении победы над Гогом у Иезекииля произошло очень важное, уже характерное для апокалиптиков смещение акцентов. Причина нашествия огромного полчища Гога – уже не в том, что Израиль нарушил завет с Богом, но в иррациональном натиске сил зла, которые должны быть побеждены в последней битве в истории человечества. Если пророки объясняли страдания нынешнего века нарушением завета с Богом и призывали к покаянию, то для апокалиптиков такого объяснения уже мало. Для них Израиль – жертва грандиозной и чудовищной злой силы, которая уничтожает на своем пути и грешников, и праведников.

Пытаясь объяснить тайну зла, апокалиптики пришли к крайне пессимистическому выводу в отношении современности. Для них нынешний век отделен как бы непроходимой стеной от грядущего века. Нынешний век находится целиком во власти злых сил во главе с Сатаной. Грядущий же век станет эпохой, которая не знает угнетения людей, безнравственности и самой смерти. Между этими двумя эпохами нет какой-либо связи или преемственности. Человек не может ничего сделать, чтобы улучшить существующее положение вещей. Остается только ждать вмешательства Бога, Который уничтожит нынешний век путем грандиозной мировой катастрофы.

Эсхатология – главная тема так называемого Малого Апокалипсиса Исайи. Речь идет о 24–27 главах книги пророка Исайи, которые, как считают современные библеисты, были написаны позже, чем остальные части этой книги, скорее всего в середине IV века до и. э., хотя точную датировку этих глав дать невозможно.

Для принадлежавшего к школе пророка Исайи автора этих глав мир (по точному определению о. Александра Меня) как бы разделился на два полюса. На одном – построенные на насилии языческие царства, а на другом – град спасения, идеальный Иерусалим. Силы, восстающие против Бога, олицетворены здесь чудовищами хаоса. Они мечутся и грозят, но уже близок День Суда, когда стихия зла будет окончательно побеждена. «В тот день поразит Господь мечем Своим, тяжелым, и большим и крепким… левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Исайя, 27:1).

Гибель сынов хаоса будет означать конец эры богопротивления, а вслед за этим возникнет новый мир, который станет венцом истории, ее переходом в Царство Божие. Гора Сион будет местом общения всех народов с истинным Богом. Яхве устроит здесь величественную трапезу для человечества, подобно тому, как царь при воцарении устраивает пир для своих подданных. Бог снимет покрывало с человеческих глаз и уничтожит исконного врага людей смерть, а с ней вместе и все печали. «Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц, и снимет поношение народа Своего по всей земле» (Исайя, 25:8). Темный мир никогда более не восстанет. Он найдет свой конец в последней битве. «Мертвые не оживут; рефаимы (т. е. бессильные тени умерших людей, обитающие в царстве мертвых – шеоле) не воскреснут, потому что Ты посетил и истребил их и уничтожил всякую память о них» (Исайя, 26:14).

Такова участь сил зла. Иная судьба ждет верных Богу, хотя и им тоже предстоит пройти суровые испытания. «Ты умножил народ, Господи, умножил народ, – прославил Себя, распространил все пределы земли. Господи! В бедствии он искал Тебя, изливал тихие моления, когда наказание Твое постигало его. Как беременная женщина при наступлении родов мучится, вопит от болей своих, так были мы пред Тобою, Господи» (Исайя, 26:15–17). Но испытания пройдут, и муки родов завершатся радостью. Тут пророк говорит о самом главном, высказывая новую для Ветхого Завета мысль о воскресении мертвых. Смерть не просто будет поглощена навеки, перестанет существовать, но меч Господень разрушит врата шеола, и верные Богу обретут новую жизнь в реальной полноте в новом преображенном мире. В отличие от Иезекииля, речь идет не о воскресении народа Божия, который, подобно иссохшим костям, обрастет плотью и вернется на родину. Автор Малого Апокалипсиса имеет в виду уже индивидуальное воскресение мертвых, которых Бог выводит из шеола, чтобы они участвовали в его Царстве. «Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные во прах; ибо роса Твоя – роса растений, и земля извергнет мертвецов» (Исайя, 26:19). Эта доктрина индивидуального воскресения очень быстро распространилась после возвращения из плена, и ее приняли все, кроме саддукеев.

Безусловно, самым широко известным апокалиптическим произведением, вошедшим в Ветхий Завет, является «Книга пророка Даниила». То, что было важнейшими темами у Иезекииля и в «Малом Апокалипсисе» Исайи, а также у пророков Иоиля и Захарии, теперь оформляется как особый жанр еврейской литературы, который становится затем весьма популярным и порождает множество сходных книг, не вошедших в канон Ветхого Завета. Среди подобных апокрифов можно назвать хотя бы книги Еноха, Патриархов или Баруха.

В греческом издании Библии и следующем ему русском «Книга пророка Даниила» помещена в раздел пророков. Однако в еврейском издании она входит в разряд агиографов, или писаний. Так произошло потому, что она была написана достаточно поздно, когда сборник пророков уже окончательно оформился. Кроме того, сама манера изложения и язык (часть книги написана уже по-арамейски) весьма сильно отличаются от писаний пророков.

Согласно преданию, Даниил был мудрецом-хакамом, который жил во время вавилонского плена. Часть глав книги написана прямо от лица Даниила, а ее действие происходит при дворе Навуходоносора и его преемников вскоре после переселения евреев в Вавилон. На основании всего этого долгое время считалось, что и сама книга была написана примерно в это же время в вавилонском плену. Однако уже в XIX веке такая датировка была поставлена под сомнение и оспорена большинством западных библеистов, которые выдвинули совсем иную гипотезу происхождения «Книги пророка Даниила».

Согласно этой гипотезе, книга появилась вскоре после Маккавейских войн, где-то ближе к середине II века до и. э., во время правления Антиоха Епифана (175–164), который пытался насильно внедрить в Палестине язычество. Он вошел в историю как жестокий гонитель иудаизма. Антиох Епифан требовал от своих подданных обязательного поклонения Зевсу. Он обложил евреев непомерными налогами и продал священную должность первосвященника в Храме за деньги. Когда иудеи отказались подчиниться его воле, Антиох издал приказ, вообще запретивший иудаизм. Согласно этому приказу, матери, допустившие обрезание своих сыновей, подлежали смертной казни, имевшиеся экземпляры Торы нужно было сжечь, соблюдение субботы и хранение Торы приравнивалось к государственной измене. В 168 году до н. э. Антиох ввел войска в Иерусалим. Он осквернил Храм, построив в нем алтарь Зевсу и приказав приносить на нем в жертву свиней, считавшихся по иудейскому закону нечистыми животными. Кроме того, Антиох построил множество языческих алтарей по всей Иудее, приказав евреям приносить в них жертвы Зевсу. Вполне понятно, что правоверные иудеи не могли смириться со всем этим. В стране вскоре вспыхнуло восстание, которое переросло в войну, получившую название Маккавейской войны, поскольку ее возглавили братья Маккавеи.