Текст книги "Знакомство с Библией"

Знаменательно, что оппозиция греческой мысли понятию Богочеловечества исчезла далеко не сразу, но в течение первых веков христианства возрождалась в лоне самой христианской Церкви. Ее наиболее характерным выражением стали две крупные ереси – несторианство и монофизитство, которые, по сути дела, являются двумя постоянными соблазнами для христианского сознания.

В несторианстве обнаружилась тенденция видеть в Иисусе Христе лишь человеческую природу, т. е. только человека, конкретного индивидуума, которому Бог даровал особые, исключительные свойства. Подобная точка зрения все еще дает о себе знать в библеистике. Есть ряд людей, и в том числе известных ученых (назову хотя бы Давида Флуссера), которые отзываются о Христе с благоговением, но видят в Нем только учителя нравственности, основателя величайшей религии, или даже социального реформатора, направившего человечество на путь небывалого этического прогресса, но не Богочеловека.

С другой стороны, монофизитство (от греч. монос – один и фисис – природа, т. е. одна природа) выражает тенденцию видеть в лице Христа исключительно Бога, вмешавшегося в человеческую историю. Монофизиты считали, что человеческий облик Христа был только кажущимся, что Христос – это всего лишь, как они выражались, «призрак» человека, но не истинный человек по своей природе, или сущности. Соответственно и искушения в пустыне, и – что самое важное – страдания на Кресте, и сама смерть Христа были только кажущимися, а на самом деле Он не страдал и не умирал. (По мнению X. Яннариса, подобная тенденция проявляется в лоне христианства до наших дней в форме философского и морального дуализма. Ее сторонники хотели бы сохранить пропасть между Божественным и человеческим, духовным и материальным, вечным и преходящим, священным и светским.)

Итак, Христос этих двух ересей – это либо нравственный образец совершенного человека, либо абстрактная идея невоплощенного Бога. В обоих случаях человеческая жизнь не претерпевает никаких изменений; живое человеческое тело по-прежнему обречено тлению, а индивидуальные или коллективные «улучшения» жизни – не более чем обман, бессмыслица или ложная надежда.

По словам В.Н. Лосского, и несторианство, и монофизитство со времени их возникновения не перестают угрожать христианству. С одной стороны – гуманистическая культура Запада, с ее антропоцентризмом, это наследия Афин и Рима, а с другой – космический иллюзионизм и чистая самоуглубленность Востока с его Абсолютом, в котором все растворяется (образ льда и воды для Индии – иллюстрация соотношения конечного и бесконечного). С одной стороны, человеческое замыкается в самом себе, с другой, оно поглощается Божеством.

В противовес этому христианское учение, сформулированное на Халкидонском соборе, утверждает, что Иисус Христос единосущен Отцу по Своему Божеству и одновременно единосущен нам по Своему человечеству, т. е. Он – истинный Бог и в то же время истинный человек. Ипостась объемлет обе природы, и при этом ни Божество не превращается в человечество, ни человечество в Божество.

Однако обе природы Христа, не смешиваясь, обладают некоторой взаимопроникновенностью. Божественные энергии излучаются Божеством Христа и пронизывают Его человечество, отчего оно и обожено с самого момента воплощения; как раскаленное железо становится огнем и все же остается железом. Преображение отчасти открыло апостолам это пылание Божественных энергий, озаряющих человеческую природу их Учителя. Христос становится человеком по любви, оставаясь Богом, и огонь Его Божества навсегда воспламеняет человеческую природу.

Как считают богословы, евангельское благовестие есть благовестие о сошедшем с неба и пришедшем на землю, воплотившемся и вочеловечившемся Сыне Божием. Проповедь Богочеловечества составляет содержание речей Самого Христа, содержание всего апостольского благовестил, сущность четырех Евангелий и всех остальных Писаний Нового Завета.

Евангельское благовестие прямо говорит о том, что совершилось чудо. Бог вмешался в историю людей, чтобы спасти их, и для этого Он Сам во всем, кроме греха, уподобился людям. Соответственно историческая личность Христа – это конкретная человеческая индивидуальность, ограниченная, конечная, подверженная всем превратностям тварного бытия. Лишь один раз на горе Фавор в момент Преображения Христос обнаружил истинное следствие соединения человеческой природы с Божественной: преображение человека в «славу» Божию. За исключением этого момента, на протяжении всей земной жизни Христа Божественная природа в Нем остается скрытой. Церковь учит о кеносисе Бога, т. е. о Его смирении и самоуничижении – вплоть до смерти, – кеносисе, которому Бог, воплотившись, подвергся добровольно, о добровольном отказе Христа непосредственно явить миру Свое Божество: по словам апостола Павла, Он «уничижил Себя, приняв образ раба» (Филиппийцам, 2:7).

Итак, кеносис – это воплощение в его аспекте смирения и смерти. Но Христос все же полностью сохраняет Свою Божественную природу, и Его истощание, умаление есть вольное истощание; кеносис же не искажает истинного соединения двух природ во Христе.

Как учат отцы Церкви, эти природы соединены во Христе «неслитно» и «нераздельно». Они не смешиваются между собой; их различие не упраздняется. Поэтому христианская Церковь исповедует Христа совершенным Богом и совершенным человеком. Единородный Сын Божий есть в человеческой плоти истинный Бог. Как говорит апостол Павел: «От них (т. е. от евреев) и Христос по плоти сущий над всеми Бог» (Римлянам, 9:5). Таким образом, в человеке Христе пребывает вся полнота Божества.

С другой стороны, Христос родился совершенным человеком, когда Деве Марии, Его Матери, пришло время родить Его. Он, как рассказывает евангелист Лука, рос и укреплялся духом. Как Сын Девы Марии, Он повиновался Ей и ее мужу Иосифу Обручнику. Как человек, Он крестился от Иоанна Предтечи в водах Иордана, обходил города и селения с проповедью, испытывал голод и жажду, потребность в отдыхе и сне, переживал боль и физические страдания.

Живя присущей всякому человеку физической жизнью, Иисус Христос жил и душевной жизнью как человек. Он укреплял Свои духовные силы постом и молитвой. Чувствовал радость, гнев и скорбь и мог их выражать, «возмущаясь духом» проливая слезы, как, например, при смерти Своего друга Лазаря. Евангелия описывают картину сильнейшего духовного борения в Гефсиманском саду, накануне крестных мук, когда Иисус сказал ученикам: «Душа Моя скорбит смертельно» (Матфей, 26:38).

Как Богочеловек Иисус Христос был наделен и двумя волями – Божественной и человеческой, и Свою человеческую волю Он подчинял Божественной воле в Самом Себе. Об этом наглядно свидетельствуют Его слова в Гефсиманском саду: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия, впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Матфей, 26:39). Иными словами, человеческая воля у Христа не изменилась, превратившись в Божественную и не уничтожилась. Но Христос всецело подчинил ее Божественной воле, которая у Него одна с волей Отца. «Ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но пославшего Меня Отца» (Иоанн, 6:38).

В полном отказе от Себя, в сокрытии Своей Божественной природы, в отказе от Своей воли, вплоть до слов «Отец Мой более Меня» (Иоанн, 14:28), Христос осуществляет на земле дело любви Пресвятой Троицы, дело любви Бога. По беспредельному уважению к свободе человека, показывая людям только скорбное лицо раба и братскую плоть Распятого, Христос пробуждает в человеке веру как ответную любовь, потому что только глаза верующего узнают образ Божий под образом раба и учатся во всяком лице открывать тайну личности, созданной по образу Бога, и любить эту личность.

Четвероевангелие. Общие сведения. Евангелие от Марка

Сегодня мы обращаемся непосредственно к самим книгам Нового Завета. Сюда вошли книги, которые были написаны уже после Рождества Христова. Они посвящены земной жизни и крестной смерти Иисуса Христа, а также начальному периоду распространения христианской веры, изъяснению основ этой веры апостолами и последним судьбам мира и человечества.

Подобно книгам Ветхого Завета, они тоже делятся на законоположительные (четыре Евангелия), исторические («Деяния апостолов»), учительные (послания апостолов) и пророческие («Откровение Иоанна Богослова»). Все книги, вошедшие в Новый Завет, являются каноническими. Все они написаны на греческом языке, на диалекте койне, близком языку Септуагинты.

Начнем по порядку с Евангелий. Это, безусловно, самая важная часть Нового Завета. Поэтому она помещена на первом месте, хотя апостольские послания (по крайней мере, их большая часть) были написаны несколько раньше. Все четыре Евангелия посвящены земной жизни, учению, смерти и воскресению Иисуса Христа.

Евангелие – греческое слово, которое на русский язык переводится как добрая или благая весть, благовестие. В античном словоупотреблении это слово означало провозглашение какой-либо доброй вести (например сообщение о победе), торжество в честь этой доброй вести или даже награду, которую получал вестник. В эпоху эллинизма это слово могло также значить и весть о событиях в жизни обожествляемого императора.

Однако в контексте Нового Завета в устах Самого Иисуса Христа и у первых апостолов это слово предполагает, прежде всего, благую весть и проповедь (но еще не книгу) о Боге, спасающем человека и содержание этой проповеди. Иными словами, речь идет о благой вести о том, что Иисус Христос совершил примирение людей с Богом, искупив их грех Своей смертью на кресте, а также об учении Иисуса Христа, которое проповедовал Он Сам и Его апостолы. Как отметил С.С. Аверинцев, евангелие значит не только рассказ, но, прежде всего, весть, не только жизнеописание, но, прежде всего, проповедь о Христе.

Но для нас сейчас, конечно же, это слово имеет и другой смысл. Это еще и книга, содержащая эту благую весть. В Новый Завет вошли четыре Евангелия – от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна. Предлог от в данном случае не вполне точно передает значение греческого предлога ката. Более правильно было бы сказать по или согласно Матфею.

Употребление этого предлога имеет и богословский смысл. Евангелие – это учение Самого Иисуса Христа, а евангелисты дают только его изложение, т. е. перед нами благовестие Христа по Матфею, Марку и т. д. Отсюда, кстати, уже давно подмеченные критикой, но в целом малозначительные расхождения в текстах евангелистов, обусловленные авторской индивидуальностью каждого из них. Ведь и согласно учению Церкви, богодохновенность вовсе не упраздняет этой индивидуальности. Священный автор – не механический переписчик, нечто вроде робота, он – живая личность, передающая Божие откровение с помощью своего языка и своего хода мысли. Именно этим и объясняются иногда встречающиеся у евангелистов разногласия, типа несоответствия родословий Христа у Матфея и Луки или несовпадения даты Тайной Вечери у Иоанна и остальных евангелистов.

Хотя кроме названных мной четырех Евангелий существовали и другие книги с тем же названием (например Евангелие от Фомы или Иуды), Церковь признала только эти четыре книги подлинным выражением апостольского благовестил. Наиболее ранние письменные свидетельства о Четвероевангелии как о священных книгах восходят уже ко II веку. Неизвестно, когда именно письменная фиксация благовестия о Христе получила название Евангелия, но к концу II века оно стало общепринятым.

Сам Иисус Христос проповедовал только в устной форме, никогда не записывая Своих слов. Поначалу после Его смерти и воскресения в годы миссионерской деятельности апостола Павла авторитетного для всех евангельского текста еще не было. Сам апостол, который не встречался с Христом во время Его земной жизни, проповедуя о Нем, опирался на Предание Церкви как на учение, воспринятое от Самого Иисуса Христа.

Таким образом, это устное Евангелие было одновременно и благовестием Спасителя и благовестием Церкви о Нем, что в полной мере относится и к каноническим Евангелиям. Они не были написаны в жанре «биографии великого человека» в античном (как у Плутарха) или современном смысле этого слова. Их цель, как точно заметил о. Александр Мень, – не удовлетворить любознательность, но провозгласить Искупителя.

Вообще говоря, христианская Церковь никогда не стремилась создать биографию Христа, ибо с богословской точки зрения любая подобная попытка обречена на провал из-за двойственной природы Христа, в Котором нераздельно слиты как Божественное, так и человеческое начала. Разделение, размыкание этих двух начал неминуемо ведет к богословским и биографическим искажениям. Как я сказал, в богословии это приводит к несторианской ереси, к провозглашению сугубо нравственного идеала совершенного человека, но не Богочеловека, а в литературе – к многочисленным «биографиям» Христа двух прошлых веков от Ренана до Давида Флуссера, где образ Христа сильно отличается от евангельского.

Есть все основания считать, что Евангелия создавались не как книги для личного употребления (приду домой и почитаю), а в первую очередь как богослужебные писания, как тексты, которые должны были читаться на молитвенных собраниях христиан. Это закрепилось в непрерывной литургической практике в течение веков. И до сих пор Евангелие читается в православной Церкви на каждой литургии, кроме литургии Преждеосвященных даров. Поэтому текст Евангелий изначально литургичен, его словесная ткань определена культовыми ритмами. По меткому выражению С.С. Аверинцева, литературное слово евангельских текстов есть по своей внутренней установке словесное «действо», «таинство». Оно предполагает заучивание наизусть, ритмическое и напевное произношение и замедленное вникание в отдельные единицы текста. Это чисто внешне роднит Евангелие с сакральными текстами Востока – с Кораном и ведами. Но это, разумеется, лишь чисто внешнее, формальное сходство.

Когда ученики Иоанна Крестителя спросили Христа: «Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?», – Иисус ответил им: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют, и блажен, кто не соблазнится о Мне» (Матфей, 11:3–6). Этот ответ помогает понять замысел Евангелий – основное внимание они уделяют не жизнеописанию Христа, но Его деятельности и Его проповеди.

Более того. Ученые не раз подчеркивали, что древнееврейская словесность вообще не знала жанра биографии. Не существовало жизнеописания ни пророков, ни мудрецов, ни книжников, ни учителей-раввинов. Цель Евангелия – не в том, чтобы создать буквально точное описание, но воспроизвести образ Христа, не фотографию, но портрет. Поэтому в канонических Евангелиях довольно мало биографических подробностей, которые, однако, в большом количестве присутствуют в апокрифах. Евангелия же, выражаясь словами современных богословов, воссоздают словесную икону Христа.

Если судить по другим книгам Нового Завета – Деяниям и Посланиям, то проповедь первых апостолов несколько отличалась по содержанию от канонических Евангелий. Она, в первую очередь, была призывом к новой жизни, вестью о том, что Бог открылся страждущему миру через Христа Спасителя. Английский библеист Додд суммировал эту проповедь в следующих словах. Как было предсказано пророками, Бог воздвиг Иисуса, Своего Сына, явив через Него Свою силу. Он был отвергнут, распят и умер, но Бог воскресил Его, чему все мы свидетели. Уверуйте в Него, раскайтесь и примите крещение. Евангельское предание о жизни Христа и письменные Евангелия, хотя и тесно связаны с этой начальной проповедью, не упраздняя ее, отличаются от нее. Это и понятно. Ведь Евангелия все же имели другой источник – историческое предание Церкви о Христе и свидетельства очевидцев об обстоятельствах Его земной жизни. Все это становится очевидным при сравнении Евангелий с Деяниями и Посланиями, которое приведено о. Александром Менем.

Для исторического контекста книг Деяний и Посланий апостола Павла характерно:1) отделение верующих во Христа от иудейской общины; 2) противостояние язычеству его религии и нравам; 3) жизнь христиан среди иноверцев, в частности вопрос об идоложертвенной пище; 4) проблема отношений между евреями и эллинами внутри Церкви; 5) взаимосвязь между Благой Вестью и ветхозаветным Законом, в частности вопрос об обрезании; 6) проблема группировок среди самих христиан; 7) распределение имущества в общине верных; 8) взгляд на государственную власть; 9) вопрос о крещении иноплеменников, не принявших обрезания и других обычаев Ветхого Завета. И, наконец, в языко-христианских общинах были малоупотребительны такие выражения, как Сын Человеческий, Царство Божие; при этом для них характерны слова Спаситель, Церковь, тайна.

Евангелия же отражают совсем иной исторический контекст. В них:1) о формальном отделении от иудейской общины еще ничего не сказано; 2) проблема язычества и проповеди среди язычников фактически не ставится (кроме послепасхального завета Христа); 3) проповедь Христа имеет в виду людей, исповедующих веру в единого Бога и в откровение Библии; 4) ученики Христа состоят еще из одних иудеев; 5) вопрос о законе и новом откровении имеет в Евангелиях иной оттенок, чем в Деяниях и Посланиях; 6) Евангелия не содержат свидетельств о группировках внутри Церкви; 7) Христос не дает никаких конкретных указаний о распределении имущества; 8) ответ Христа о подати касается не гражданской власти как таковой, а дани, которую иудеи платили иноземным завоевателям; 9) в Евангелиях ничего не говорится об условиях, на которых эллины принимаются в Церковь; 10) понятия Сын Человеческий и Царство Божие являются в Евангелиях центральными.

Все это говорит нам о том, что хотя Евангелия и написаны для языко-христиан (кроме Матфея), они основаны на первоначальных палестинских преданиях, которые восходят непосредственно ко времени земной жизни Христа и тем годам Иерусалимской Церкви, которые предшествовали миссии среди язычников и даже среди иудеев диаспоры.

Уникальность канонических Евангелий видна и при сравнении их с апокрифами. Как считают историки Церкви, апокрифы были порождены духом благочестивого любопытства, и потому в них усилия фантазии дополнили евангельское жизнеописание Иисуса Христа. Этим объясняются чисто фольклорные черты апокрифов: декоративность, склонность к обилию чудес, поражающих воображение, часто эмоционально приподнятый тон. Вне всякого сомнения, религиозный и даже чисто литературный уровень апокрифов намного ниже, чем канонических Евангелий. Четвероевангелие отличает удивительная строгость и лаконичность, подчас граничащая с документализмом. Средства евангелистов как писателей достаточно скупы, морализирующие комментарии отсутствуют.

Некоторый схематизм апостольской проповеди восполнялся личными впечатлениями самих проповедников. Кроме того, апостолы уделяли сравнительно малое место жизни и учению Христа. Главным для них была Его искупительная жертва и победное восстание из гроба. В Евангелиях же личность автора выделяется мало, либо вообще скрыта. Но зато евангелисты создают нечто новое, доселе небывалый жанр письменности, в котором проповедническая схема заменена образом Иисуса Христа, Его словесной иконой.

В евангельскую эпоху среди иудеев слова религиозных учителей полагалось запоминать наизусть. Очевидно, что поначалу апостолы придерживались этого правила. Библеисты считают, что эта устная традиция отличалась необыкновенной устойчивостью и, по их мнению, скорее всего, опиралась на особую группу лиц, в обязанность которой входило хранить традицию. Ее закреплению способствовал особый поэтический ритм этого материала, который можно ощутить даже в переводе на новые языки и который был очень удобен для заучивания. О. Александр Мень в подтверждение этой теории ссылается на «Климентины», апокрифический рассказ о жизни и беседах апостола Петра (II–III века), где сказано: «Около полуночи я всегда пробуждаюсь, и сон не идет ко мне из-за привычки повторять слышанные мною слова моего Господа, чтобы их точно запомнить». Если даже эти слова и неподлинны, они все же верно отражают отношение апостолов к тому, что они видели и слышали.

Обилие семитизмов в Евангелиях свидетельствует о том, что первичное предание и его ранние записи были сделаны на арамейском языке, родном для Христа и апостолов, том языке, на котором тогда говорили иудеи Палестины.

Современные ученые пришли к выводу, что помещение в Евангелиях одних и тех же речений и рассказов в разных контекстах доказывает наличие исходных «единиц», или «форм», предания, которые поначалу существовали отдельно, как бы сами по себе. По-видимому, раньше других были записаны сказания о Страстях Христовых, что подтверждается их однородностью у всех евангелистов. Апостол Павел указывает на предания о Евхаристии и Воскресении (1 Коринфянам, 11:23–25; 15:3-11). Эти устоявшиеся «формы», по мнению большинства библеистов, и легли в основу Евангелий.

Современные исследователи утверждают, что и другие письменные источники были также использованы при создании, по крайней мере, некоторых Евангелий. Так, синоптики (Матфей, Марк и Лука) пользовались документом, называемым Q (от немецкого quelle – источник), который содержал главным образом речения Иисуса Христа. Он называется «Источник логий», т. е. речений. В нем не было рассказа о Страстях и Воскресении, и он относился к традиции мудрых, к тому жанру, в котором была написана библейская книга Притчей Авторы этого источника, разумеется, брали материал из устного предания. Считается также, что существовал и еще отдельный источник, описывающий чудеса, «Книга знамений Иисуса», которой пользовался Иоанн Богослов.

Раннехристианские отцы Церкви считали, что Евангелия были написаны в промежутке между 60 и 90 годами. Так и сейчас думают ученые, хотя далеко не все. Некоторые толкователи обратили внимание на отсутствие в Евангелиях прямых указаний на падение Храма в 70 году – факт, имевший огромное значение для христианского самосознания. Пророчества Христа о гибели Иерусалима выдержаны в форме обобщенных предсказаний, перекликающихся с пророчествами Ветхого Завета. Никаких деталей, которые бы безусловно отражали события 70 года, в Евангелиях нет. Это особенно знаменательно, если вспомнить, что христианская литература I – начала II века очень ясно ссылается на падение Иерусалима, на гонение при Нероне (64 год), на отделение христианской Церкви от иудейства и т. д. Ничего этого в Евангелиях нет. Поэтому очевидно, как думают эти ученые, что евангельская традиция полностью сложилась до 70 года, когда еще были живы многие свидетели земного служения Христа. Так или иначе, но к концу I века процесс создания канонических Евангелий закончился, а к середине II века авторитет четырех Евангелий был признан повсеместно: от Малой Азии и Египта до Рима и Галлии.

Как я уже сказал, язык канонических Евангелий – это греческий диалект койне, сложившийся в эпоху эллинизма. Этот народный язык во многом отличался от классического. Он гораздо проще и явно несет на себе отпечаток восточных влияний. Современные западные исследователи думают, что есть немало данных о том, что Евангелия имеют семитическую основу (из наших библеистов об этом писал Баженов). В Евангелиях были выявлены различные формы библейского параллелизма, евангелисты постоянно прибегают к удвоению глагола, что совершенно чуждо греческому языку, но типично для еврейского и арамейского языков (встал и пошел; отвечая, сказал и т. д.). Семитический характер в Евангелиях имеет и употребление слова «сын» как способ описания того или иного лица: вместо свадебные гости – сыны чертога брачного; вместо мирские люди – чада века сего; вместо погибший человек – сын погибели и т. д. В Евангелиях почти отсутствуют сложные синтаксические периоды, свойственные греческим писателям, и фразы отличаются восточной простотой и лаконичностью. Осуществленные в прошлом веке обратные переводы Евангелий на арамейский и еврейский языки выявили в их тексте семитические аллитерации и рифмы (в молитве Господней «Отче наш» и в Прологе к Евангелию от Иоанна). На основе всего этого некоторые ученые пришли к мысли, что не только Евангелие от Матфея, но и три других Евангелия были переводом на греческий язык с арамейского или еврейского. Но это лишь гипотеза, которую мы пока не можем принять.

Автографы евангелистов до наших дней, разумеется, не дошли. Однако по количеству древних манускриптов Евангелия оставляют далеко позади все произведения классической письменности. Всего насчитывается около 10 000 списков греческого Нового Завета, полных и фрагментарных. Среди них самыми ранними являются найденные в Египте папирусные кодексы: Райлендса, датируемый первой третью II века, и Бодмера около 200 года. Цитаты же из канонических Евангелий можно встретить еще раньше – у Климента Римского (умер в 86 г.) и Игнатия Антиохийского (около 35-107).

Такое большое число рукописей, кстати сказать, объясняет не до конца решенную в библеистике проблему разночтений отдельных мест текста Нового Завета. Ни одна из сохранившихся рукописей текста полностью не совпадает с другими. Единый текст, по сути дела, возник лишь после изобретения книгопечатания в XV веке, а до этого Новый Завет переписывали вручную, что и определило собой возможности ошибок и разночтений. На это обратил внимание еще в III веке Ориген, редактировавший тексты Нового Завета, а потом и Августин.

Сейчас, в XXI веке, когда мы располагаем более 10 000 рукописей, число обнаруженных разночтений составляет около 200 000. Это не должно пугать. Очень многие из этих разночтений – чисто механические ошибки переписчиков, но все же не все. Наиболее широко известное сейчас научное издание Нового Завете на греческом языке Novum Testamentum Graece, подготовленное немецкими учеными Аландом и Нестле (оно много раз переиздавалось), дает около 2500 разночтений, которые так или иначе учитывают текстологи и комментаторы Нового Завета, пытающиеся реконструировать древний текст Нового Завета во всех его деталях. Ссылки на эти варианты можно, например, найти в трудах епископа Кассиана (Безобразова).

Еще ранние отцы Церкви (Евсевий Кесарийский и Августин) заметили очень большое сходство между многими разделами первых трех Евангелий (от Матфея, Марка и Луки), хотя, конечно же, во всех этих Евангелиях есть свои особенности и различия. Тем не менее общность композиции, стиля и многочисленные текстуальные совпадения первых трех Евангелий буквально бросаются в глаза. Это стало особенно очевидно, когда в XVIII веке их издали в виде синопсиса, т. е. параллельными столбцами. Отсюда их общепринятое название – синоптические. Евангелие от Иоанна, четвертое Евангелие в каноне Нового Завета, довольно сильно отличается от синоптических как по плану повествования, так и по содержанию.

Рассмотрим теперь отдельно каждое из четырех Евангелий. Современные ученые пришли к выводу, что самым древним из всех четырех Евангелий было Евангелие от Марка. Дата его написания у разных исследователей не совпадает: от 60-х – до начала 70-х. Согласно преданию Церкви, его автор Иоанн Марк был по рождению иудеем и принадлежал к христианской семье, жившей в Иерусалиме и близкой к апостолу Петру. В доме Марии, матери Марка, первые христиане Иерусалима часто собирались для молитвы. Кроме того, Марк также приходился родственником Иосифу Варнаве, другу апостола Павла.

Сам Марк, по всей видимости, был свидетелем лишь последних дней земной жизни Иисуса Христа. Только в Евангелии от Марка рассказывается о некоем юноше, который, когда Иисус был взят под стражу в Гефсиманском саду, последовал за Ним, «завернувшись по нагому телу в покрывало, и воины схватили его, но он, оставив покрывало, нагой убежал от них» (Марк, 14:51–52). В этом нагом юноше с самых древних времен предание и видело евангелиста Марка.

Считается, что сначала Марк сопровождал апостола Павла в его миссионерских путешествиях, но потом они на какое-то время расстались, и Марк последовал за Петром, которому был нужен переводчик, поскольку сам Петр плохо знал греческий и латинский языки. В начале 60-х годов Марк опять встретился с апостолом Павлом.

По словам Иринея Лионского, Марк написал свое Евангелие вскоре после смерти апостола Петра, который был распят около 64 года. Климент Александрийский считал, что Марк написал свою книгу еще при жизни апостола Петра. Паисий Иерапольский, известный как непосредственный ученик апостола Иоанна, приводит такое свидетельство пресвитера Иоанна, ученика Христа: «Марк, истолкователь (переводчик) Петра, с точностью записал все, что запомнил, хотя и не держался порядка слов и деяний Христовых, потому что сам не слушал Господа и не сопутствовал Ему. Впоследствии, правда, он был, как сказано, с Петром, но Петр излагал учение с целью удовлетворить нужды слушателей, а не с тем, чтобы беседы Господа передать по порядку». А Иустин Мученик, приводя одно место из Евангелия от Марка, называет его прямо «памятными записками (воспоминаниями) Петра». Иными словами, Евангелие от Марка, по мнению ранних отцов Церкви, представляло собой в сущности запись устной проповеди апостола Петра.

Эти сведения вполне соответствуют характеру Евангелия от Марка. Оно представляет собой нечто вроде сборника эпизодов, достаточно мало связанных между собой и приведенных без строгой хронологической канвы (за исключением начала и описания Страстей). Ученые (о. Александр Мень) объясняют это тем, что евангелист сначала записал за апостолом Петром отдельные рассказы, а затем объединил их.

В языке Марка чувствуется влияние семитического стиля. Ему свойственен лаконизм, простонародные выражения, стремительность повествования – в отличие от остальных Евангелий, здесь нет длинных поучительных речей Иисуса Христа. Словарь Марка довольно беден, но очень выразителен и конкретен.

Евангелие от Марка совершенно явно предназначалось для христиан из язычников. Согласно преданию, Марк написал его по просьбе римской общины христиан. Это подтверждают содержащиеся в тексте латинизмы и тот факт, что Марк объясняет смысл арамейских слов. Некоторые ученые, однако, полагают, что Марк писал для грекоязычной христианской общины в Сирии.

Марк очень мало говорит об отношении Иисуса Христа к Ветхому Завету и очень редко дает ссылки на ветхозаветные книги. Он даже опускает Нагорную проповедь, объясняющую отличие новозаветного закона от ветхозаветного. Зато для Марка очень большой интерес представляют чудеса, сотворенные Христом. С их помощью евангелист хочет подчеркнуть царское величие и всемогущество Христа.