Текст книги "Великая кошачья революция"

Жизнь 4
Враги

1

Гробница бесславного Имхокотуса Одиннадцатого простояла нетронутой долгих девятьсот девяносто девять лет. Мургиптяне уже напрочь забыли, кто такой есть-был этот фараон, а пирамида все стояла, маня редких путников забетонированным входом. Но вот однажды в замученный упадком Мургипет ненароком заплыл корабль из процветающих Котафин. Пока капитан решал с нынешним правителем рутинные вопросы по поводу провизии, рядовые коты-моряки отправились на экскурсию по пыльным окрестностям. Занесла их нелегкая и в Красную землю. Славящиеся своим любопытством котафиняне, разумеется, не смогли пройти мимо пирамиды. Пара часов добросовестной работы со всеми подручными инструментами, и моряки попали внутрь. Древний кошачий скелет не произвел на иностранцев никакого впечатления. Зато серебряный саркофаг, на котором одиноко лежали косточки, был единогласно признан лучшим мургипетским сувениром и без лишних угрызений совести доставлен на корабль. Вскоре капитан вернулся от фараона с необходимым провиантом, и судно отчалило на родину.

Ближе к концу пути один из моряков между делом вспомнил слова мургиптян о проклятии, которое якобы ждет любого, кто разграбит гробницу фараона. В тот же день окутанный туманом корабль чуть не налетел на непонятно откуда взявшийся айсберг. Вся команда единогласно признала едва не состоявшееся братание с тонной вечной мерзлоты совпадением, и борт отправился дальше. Но вскоре судно наткнулось на куда более опасных мореплавателей. Враждебные коты бесцеремонно выбросили котафинян в воду, а сами на новоприобретенном корабле уплыли восвояси.

Едва капитан и команда приготовились идти ко дну, до них доплыл тот самый недавний айсберг. Ледяная глыба таяла с каждой минутой, но была настолько огромной, что ее остатки легко могли добраться до берегов Котафин. Без лишних споров коты ринулись спасать свои шкуры. Несмотря на упитанность, граничащую с ожирением, моряки успешно впивались когтями в лед и, кряхтя, подтягивались. Наконец на вершине льдины приютилась вся команда. Отбросив все суеверия про проклятия, коты смотрели вдаль. Через несколько дней они должны были оказаться дома.

Сперва моряки не придали особого значения тому факту, что в самом центре их нового плавательного средства виднеется нечто. Но чем больше таял айсберг, тем сложнее было игнорировать ЭТО. Благодаря жарким солнечным лучам и теплу от кошачьих тел расстояние до пятна стремительно сокращалось. Когда же на горизонте замаячила родная земля, сомнений не осталось. В сердцевине огромной льдины путешествовал… вмерзший кот! У моряков только и разговоров было о том, как он туда попал и сколько вообще ему может быть лет. Капитан и старпом между тем обсуждали более насущные вопросы.

– Эти физкультурники-неудачники из Цап-Царапты совсем стыд потеряли. Где же это видано, похищать котафинский корабль! – негодовал капитан.

– И не говорите, Колобродий, – кивал старпом, поглаживая свой выпирающий живот. – Воспользовались, что мы без оратора плыли.

Корабельное руководство хотело продолжить перемывать кости котам-физкультурникам, но гул команды, раздавшийся за спиной, заставил повременить с праведным гневом. Из-за жары айсберг хорошенько подтаял, и вмерзший кот оказался уже не вмерзшим, а очень даже подтаявшим. Матросы с опаской пихали распластавшееся тело лапами, но оно даже не думало подавать признаков жизни.

В это время с айсбергом поравнялось судно. Еще один корабль дальнего плавания возвращался в Котафины. Моряки-земляки сочувственно смотрели на Колобродия и его команду. Со всех сторон посыпались вопросы:

– Что с вами случилось?

– Баранины хотите?

– Где корабль?

– Что за обморочный кот у вас валяется?

– А барашка-то будете?

Капитан Колобродий, не отвечая, перепрыгнул на корабль, подошел к ближайшему юнге, взял баранью ногу и в два присеста обглодал. Лишь после этого он заговорил:

– Сколько раз я просил, чтобы нас не отправляли в плавание без оратора? Сколько? Но не-е-е-ет! Приспичило затеять торговлю оливками во время фестиваля по слововрачеванию, когда все ораторы в отгулах ходят. И, естественно, по закону подлости на нас напали цараптанцы! Что тут скажешь: ни я, ни мои моряки не смогли совладать с этими распоясавшимися физкультурниками. Аргументация подвела. И вы еще спрашиваете у меня, что случилось?! А сами не догадываетесь? Отобрали у нас корабль, и команду едва не утопили…

Коты на корабле с сочувствием смотрели на Колобродия.

– Когда же соседи дадут нам жить спокойно? – раздался возглас в толпе моряков.

– Чтобы мы могли без хлопот поглощать плоды этого мира, – добавил, чавкая, второй.

– Пора им уже понять, что будущее за интеллектом Котафин! – выкрикнул третий.

– А не за грубой физической силой Цап-Царапты! – согласился четвертый.

– Предлагаю в очередной раз поднять вопрос о зарвавшейся Цап-Царапте на сегодняшнем дворовом собрании! Мы как раз успеем доплыть к его началу, – резюмировал Колобродий.

Все терпящие бедствие котафиняне перебрались с айсберга на корабль.

– Капитан Колобродий, а как же оттаявший кот? Что с ним делать будем? – поинтересовался у начальника старпом.

– Пусть остается на айсберге, – отмахнулся Колобродий. – Он явно уже не жилец.

Будто протестуя против слов капитана, «не жилец» закашлялся и стал жадно-жадно глотать воздух.

– А ну, ребятки, переправьте-ка этого бедолагу на палубу! – тут же изменил решение Колобродий…

2

«Вставай-вставай, Ученый Кот. Я отведу нас в безопасное место… Мое место здесь. Держи лапы в тепле, а усатую голову в холоде…» – обрывки воспоминаний, как сосульки с мамонтов, падали на оттаявшего кота и наводили в голове не меньше шороху, чем банда мышей в чулане. Вот он бредет по заснеженному лесу и воспевает красоту морозного упадничества. Вот он пытается декламировать перед застывшими сородичами декадентский монолог, в котором объединил всю боль, страх и эсхатологический восторг перед грядущим ледниковым периодом. А дальше – вечная мерзлота.

Ученый Кот подскочил на мягком ложе. К нему подбежала молоденькая кошечка-пышечка и начала обтирать оливковым маслом. По телу побежало тепло. Умник зажмурился и замурлыкал. Однако из вежливости вскоре открыл глаза и, растягивая слова, заговорил:

– Добрый день, милочка. Что за дивное удовольствие – эти ваши процедуры! А не подскажете часом, где я имею честь находиться? Неужели я умер? Но лапы, хвост, усы – всё на месте. Какая же это смерть получается?! Да и вы, прекрасная кошка, совсем не похожи на бестелесного лесного духа. Значит, я все-таки жив! О, эта жизнь! Я, конечно, понимаю, что жизнь – это всего лишь ступенька на пути к чему-то большему. Да и коты – всего лишь песчинки на берегу вечности. Но как прекрасно жить… – Ученый Кот вновь замурлыкал и взял в свои лапы лапу кошки-пышечки.

Кошка замурлыкала в унисон со словоохотливым гостем. Но строгий хорошо поставленный голос нарушил хрупкую идиллию:

– Я смотрю, вам гораздо лучше, – в комнату вразвалочку зашел седовласый пузатый кот. Весь его внешний вид – от завитых усов до расчесанного хвоста – говорил о том, какой он респектабельный. Даже шерсть в ушах смотрелась солидно. – Меня зовут Лаврентикл, а это моя дочь – Персефона. Мы забрали вас у капитана Колобродия.

Респектабельный кот протянул Ученому Коту кусок баранины и продолжил:

– Я имел наглость слегка подслушать ваш чудесный монолог. Дивно вы излагаете. Как речка журчите. И, знаете, это не может не радовать. А то по Котафинам уже вовсю поползли слухи, что цараптанцы в ледяной глыбе подсунули нашим морякам опасного шпиона. Не зря древние говорили: бойтесь айсбергов, котов содержащих. Но, как я уже сказал, будь вы цараптанцем, вы бы ни в жизнь не завернули про котов – песчинок перед вечностью. И отсюда возникает законный вопрос: как вы очутились в айсберге?

– Поведать вам правду – самое легкое, что я могу сделать. Другое дело – поверите ли вы мне, – засомневался Ученый Кот.

– Сынок, я верю в божественного кота, который мечет молнии. И в волшебного котенка, который принес на землю огонь и научил им пользоваться. Говори смело.

– А какой сейчас год, говорите?

– Четыреста тридцать первый до потомкиной эры.

– Ну, в таком случае, по моим приблизительным подсчетам, мне около десяти тысяч лет. В бытность моего отрочества на Земле начался ледниковый период. Вот меня и вморозило в один из водоемов. Но благодаря хорошей наследственности, регулярному утреннему закаливанию и недюжинному везению все жизненные процессы в моем организме не угасли навсегда, а всего лишь замерли на энное время. А когда долгоиграющая зима пошла на убыль, от многокилометрового ледника, частичкой которого был и я, откололся айсберг. Как вы, наверное, уже догадались, откололся вместе со мной. Прошу заметить, сам я, разумеется, ничего этого не помню, поэтому могу только предполагать. В общем, айсберг (и я вместе с ним) плыл, и плыл, и плыл, и плыл, и плыл. И, наконец, доплыл. До вас. Таким образом, по ряду объективных причин я не могу быть шпионом этих ваших цараптанцев. И, кстати, меня зовут Ученый Кот!

– Ну и чушь ты несешь, Ученый Кот, – разочарованно посмотрел на гостя Лаврентикл. – Так бы сразу и сказал, что не готов говорить правду. Ладно, еще успеем наоткровенничаться. А сейчас нам пора на дворовое собрание.

3

Через час Лаврентикл вел Ученого Кота на дворовое собрание и параллельно вводил в курс дел:

– Котафины – самое прекрасное место на свете. Но в соседи нам досталась Цап-Царапта. Когда-то мы были одним государством. А потом Цап-Царапта решила отделиться. Независимости ей захотелось. Наш образ жизни, видите ли, их не устраивает. А ведь Котафины сеют разумное, доброе, вечное: глаголом, да и деепричастием, жжем сердца котов, думы думаем о вечном и бакалейном, пытаемся проникнуть в самую суть мироздания и жареной баранины. Единственное, к чему у нас не лежит душа, это физические нагрузки. Мы даже выборы отменили. А то раньше столько возни было с избранием новых правителей. Приходилось бегать – агитировать, драться за голоса электората. Не надо нам такого счастья! Поэтому сейчас все вопросы котафиняне решают сообща на дворовых собраниях. Встречаемся в уютном дворике, рассаживаемся по ступенькам и апеллируем. А я – пожизненный председатель… Казалось бы, ну какой кот-дурак откажется от такой расчудесной жизни? А ведь, представь, нашелся. Да не один, а целая Цап-Царапта. Мало того что эти олухи царя каждый год избирают, так еще и спортом постоянно занимаются. Вместо завтрака у них – водные процедуры, вместо обеда – пробежки, а вечером – неподъемная атлетика.

– Но зачем цараптанцам нападать на котафинян? – впервые за свою долгую жизнь что-то не понял Ученый Кот.

– Как зачем? – удивился Лаврентикл. – Тут ведь колоссальный конфликт культур! Но ничего, наши ораторы еще покажут цараптанцам котафинскую мать! Вот дойдем до общего дворика и массово обсудим детали.

Это был обычный пыльный двор, примечательный разве что своими исполинскими размерами да неимоверным количеством ступенек, тянущихся ото всех домов. Там уже собрались все жители Котафин. В одной лапе каждый держал кулек с оливками, в другой – кусок баранины.

– Граждане котафиняне, извините, что заставил ждать, – на ходу начал Лаврентикл. – Как председатель объявляю собрание открытым. Предлагаю обсудить ситуацию с Цап-Цараптой.

– Что за ограниченные создания эти цараптанцы! – стали доноситься со всех сторон возмущенные голоса.

– Да ироды они моральные!

– Спортсмены – не коты, а лишь наше жалкое подобие!

– Кхе-кхе! – прервал совещание Ученый Кот. – Если цараптанцы так опасны, с ними ведь надо что-то делать. Давайте перенесем обсуждение в более конструктивное русло!

– Верно! Наш новый друг Ученый Кот прав, – замахал бараньей ногой Лаврентикл. – Предлагаю послать в Цап-Царапту удвоенный карательный отряд ораторов…

– Простите, что перебиваю. Собственно, из праздного любопытства интересуюсь. А сейчас здесь присутствуют представители ораторов? Уж больно увидеть хочется. Хоть одним глазком, – поинтересовался Ученый Кот.

– Вообще-то по вечерам все ораторы ходят в вечернюю школу. Стыдно такие вещи не знать, – выплюнув на землю косточку от оливки, укоризненно сообщил умнику бойкий котафинянин.

– Учту, – заверил кот-интеллектуал.

– Итак, кто за то, чтобы послать в Цап-Царапту двойной отряд ораторов? – объявил голосование Лаврентикл.

Коты единогласно подняли лапы.

4

Казалось, Ученый Кот очутился в том месте, в котором всегда мечтал оказаться. Ему больше никто не затыкал рот и не сажал в клетку за то, что он много болтает. Да что там – все без исключения жители Котафин и сами были не прочь обсудить на досуге (то есть всегда и везде) всё, что кошачьей душе угодно. Но все-таки до оттаявшего умника им было далеко. Ученого Кота буквально распирало от идей. Пока он окончательно не оклемается от вечной мерзлоты, Лаврентикл предложил умнику пожить у него. И палеокот охотно принял приглашение. Но застать его дома было практически невозможно. Ученый Кот целыми днями ходил по Котафинам и советовал, рекомендовал, консультировал. А еще он обожал рассказывать обо всем на свете. О том, что Земля круглая, а звезды – огромные до невозможности; что сон – это не послание от богов, а естественный физиологический процесс с минимальной мозговой активностью; что плесень – это не гадость, а лекарство; что все коты произошли от львов; что «жы-шы» надо писать с буквой «и»; ну, и конечно, что любовь – это вовсе не прекраснейшее из чувств, а всего лишь биохимическая реакция организма на внешний раздражитель.

Правда, слова по поводу биохимической реакции Ученый Кот вскоре взял назад. Стоило ему однажды заглянуть в зеленый омут глаз Персефоны, и светило науки было навсегда для науки потеряно. На радостях кот кардинально сменил вектор своих публичных выступлений. Умник заделался в поэты-песенники и каждый вечер завершал дворовое собрание новой порцией любовной лирики.

А потом все разом пошло насмарку. Персефона заболела. Только вчера она отплясывала под песни Ученого Кота с бараньей ножкой в лапе, а сегодня слегла. Умник мигом поставил диагноз – обжорство. Но с ним категорически не согласился местный лекарь Бромик, который записал в медкарте: «Громовержец карает пациентку за плохой аппетит». И выписал рецепт на тройную порцию баранины. Ученый Кот скандалил, протестовал, требовал внести в медицинский кодекс новое правило: «Не навреди». Но непреклонный Лаврентикл выбрал для дочери лечение, прописанное лекарем. Через два дня усиленного бараньего лечения Персефона скончалась.

Котафины в одночасье перестали казаться Ученому Коту лучшим местом на Земле. Умник разом увидел то, чего раньше не замечал. Котафиняне только и делали, что болтали. Они болтали о переменах, модернизациях и улучшениях. Но дальше разговоров у них ничего не шло. Кот с горечью вспомнил, как он раньше любил физкультуру и как сам говорил своему старинному другу Пушку, что «в коте главное не только внутренний мир, но и его, так сказать, физическое состояние». И тогда кота посетила простая мысль: «Чтобы сменить обстановку, сбегу в Цап-Царапту!»

Оставалось только решить, как туда добраться. Едва кот собрался озадачиться этим вопросом, как в его комнату без стука вразвалочку зашел убитый горем Лаврентикл:

– Ученый Кот, я подумал, что не стоит тебе больше оставаться в моем доме. С твоим языком ты любого физкультурника заврачуешь, поэтому иди-ка ты в ораторы. Тем более что им общежитие предоставляют. Заодно мир посмотришь: на следующей неделе ораторы с очередным рейдом в Цап-Царапту выдвигаются.

И они вдвоем единогласно проголосовали за эту светлую идею.

5

Крышка криогенной камеры щелкнула и резко выпрямилась. Едва сознание и силы вернулись, Пушок подскочил на месте и не своим голосом заорал:

– Живодё-ё-ё-ё-ёрк!!! Схватить Живодёрка! Он пытался отравить фараона!

Но его родного электората поблизости не наблюдалось. Незадачливый правитель, прижав уши, осмотрелся по сторонам и подивился незнакомым пейзажам. Кругом стоял сплошной спортинвентарь. Целый город спортинвентаря. А вместо обычных дорог вдоль и поперек тянулись беговые дорожки. Ко всем деревьям были приколочены турники для подтягиваний. Повсюду царило оживление. Коты поднимали гири и вдохновенно отжимались.

Пушок на секунду зажмурился: ему показалось, что земля уходит из-под ног. Точнее двигается вверх-вниз, вверх-вниз. Но дело было не в голове, а в ночной лежанке. Бывший фараон свесил голову из криогенной камеры и посмотрел вниз. Там здоровенный кот приседал с ночной лежанкой Пушка. Было видно, что здоровяку тяжело, он напрягал все мышцы, пыхтел и сопел, но все равно насиловал свой организм.

– Приятель, с тобой всё в порядке? На солнце не перегрелся? – участливо поинтересовался чужак у громадного кота. – Поставил бы ты мою ночную лежанку на место да пошел бы прилег на часок. Может, полегчает.

– Какая лежанка? Разрази тебя гром! Это моя новая гантеля, – просипел здоровяк. – Мы ее отобрали у жутких котафинян.

Тут за спиной у Пушка раздался командный голос:

– Это кто у нас разговаривает? Чего расселся? Быстро упал-отжался! Двести раз.

Пушок с опаской обернулся. Перед ним стоял широкоплечий статный кот. Беляк не сомневался, что каждый отдельно взятый волосок этого котяры легко может уложить его на лопатки. Массивную шею обвивал шнурок, на котором висела маленькая ивовая флейта.

– Упал-отжался, я сказал! – тоном, не терпящим отлагательств, рыкнул котяра и со всей силы дунул во флейту. Звук вышел резко мерзким.

– Мне кажется… – робко начал Пушок.

– Казаться тебе после суточной пробежки будет, – отрезал цараптанец.

– Мне кажется, произошла какая-то ошибка, – не терял надежды прояснить ситуацию беляк. – Подумайте сами, вы меня даже не знаете…

– Еще не хватало, чтобы царь Тренитург думал! – презрительно сплюнул статный кот. – Пусть боги думают, а цараптанцам и без того дел хватает. Еще приседания сегодня до конца не отработали! А когда жим штанги делать?! Ужас! Мы ничего не успеваем…

Тренитург, забыв про Пушка, начал стремительно пружинить задние лапы. Через пятьсот приседаний он, довольный, вытер вспотевший нос.

– Ну и почему ты не последовал моему примеру? – как ни в чем не бывало поинтересовался царь.

– Но я вполне доволен своей физической формой! – заверил Тренитурга Пушок.

– Цараптанец не может быть доволен своей физической формой.

– Но в том-то и дело, что я никакой не цараптанец. Я вообще смутно представляю, как очутился в ваших краях.

– Как не цараптанец?!

– А вас не смущает, что вы видите меня первый раз в жизни?

– Еще не хватало, чтобы царь Тренитург смущался, – завел старую пластинку правитель. – Пусть котафиняне смущаются от своего беспредела, а у цараптанцев есть дела поважнее. Давай-ка без лишних разговоров принимай упор лежа и вперед!

– Но я не хочу! – раздраженный Пушок уже едва не бился о мускулистую лапу царя.

– Хорошо, тогда иди соточку раз подтянись. Смотри – ты весь жиром заплыл, – Тренитург принялся толкать беляка к дереву.

– В сотый раз говорю вам: Я – НЕ ЦА-РАП-ТА-НЕЦ!

– А это не беда, – утешительно приобнял заморыша статный кот. – Даже если ты не цараптанец, никогда не поздно им стать. Недельку усиленно позанимаешься, сдашь все нормативы и получишь гражданство.

– Радость-то какая! – морду беляка перекосила саркастическая гримаса.

– Очень хорошо, что ты это понял, – добродушно кивнул царь.

– А как насчет подкрепиться перед физическими экзекуциями? – с надеждой спросил Пушок, когда очутился под перекладиной для подтягиваний.

– И речи быть не может! – усиленно замотал головой Тренитург. – Вон, видишь, по центральной площадке ходит кот с белым колпаком на голове и деревянным черпаком в лапе. Заметь, он тщательно изучает действия каждого цараптанца. Это наш повар Баландий. Цараптанцы едят один раз в сутки – вечером. И Баландий, который прекрасно видит, кто как занимается, выдает каждому коту такую порцию еды, какую тот заслужил. Чем лучше цараптанец тренируется, тем больше баранины он получает на ужин.

На слово «баранина» желудок Пушка откликнулся усиленным урчанием.

– Эй, а почему сам Баландий не тренируется? – возмутился беляк. – Я тоже хочу быть поваром.

– У Баландия есть справка с освобождением от физкультуры. А у тебя такая есть?

– Не-е-е-ету, – протяжно вздохнул чужак.

– Ну, в таком случае считаю наш разговор закрытым, – подытожил Тренитург и протянул бывшему египетскому правителю два мятых свитка. – Вот тебе список нормативов и ежедневное расписание тренировок. Как тебя зовут, новичок?

– Пушок.

– Ну и какого Морского Котика ты все еще стоишь на месте, Пушок? – заорал царь. – Пошел-пошел-пошел! И чтобы к вечеру я увидел твои бронзовые мышцы!

Царь вновь дунул во флейту. Звук вышел еще гаже, чем в первый раз. Пушок недоверчиво взглянул на турник и прислонился к дереву. В десяти шагах от него стоял Баландий. Повар бросил на новичка два метких взгляда и сделал пометку у себя в журнале. В ответ желудок Пушка вновь жалостливо заурчал. Выхода не было – гроза мамонтов покорно закинул передние лапы на перекладину и напряг прожилки…

6

К вечеру цараптанский иммигрант ощущал себя одной гигантской болевой точкой. Подтягивания его лапам так и не покорились. Сколько он ни старался поднять голову над перекладиной, все было впустую. С упором лежа дела обстояли немногим лучше: кот отжался «целых» три раза. А потом без сил врезался носом в пыльную землю. Самым обидным в этой ситуации было то, что царь Тренитург не верил, что Пушок действует на пределе возможностей. Он раз за разом заставлял новичка проделывать упражнения. Снова и снова.

Единственное, с чем худо-бедно справился беляк, – это прыжки в длину. Однако после того как начинающий спортсмен перемахнул расстояние в метр, у кота так сильно свело задние лапы, что он горько пожалел о своем рвении.

Но самый долгий день в его жизни еще и не думал кончаться. На очереди были забеги на особо дальние дистанции. Как сказал Тренитург, «каких-то двадцать километров, и на ужин». Каких-то двадцать сантиметров беляк осилил с невероятной легкостью. А дальше начались сложности в виде заплетающихся лап, одышки, коликов в левом боку, помутнения в глазах и приступов тошноты. На последнем издыхании он прохрипел бегущему рядом здоровяку, который утром упражнялся с его криогенной камерой:

– Зачем?

– Что зачем? – не понял крепыш.

– Зачем вы это с собой делаете? – глаза Пушка начали закатываться. Он бежал практически на автопилоте.

– Что делаем?

– Зачем вы мучаете себя? Кхе-кхе. Зачем гробите свои лучшие годы? Кхе-кхе-буэ-э-э. Зачем целыми днями тренируетесь?

– Нам это нравится, – промурлыкал здоровяк, а потом серьезно добавил: – Да и от котафинян только физкультура спасает.

– А кто такие эти котафиня… – Пушок не смог закончить вопрос. Его вырубило прямо на бегу. Крепыш, немного потоптавшись на месте, продолжил путь.

Повар Баландий, зорко следивший за марафонцами со своей наблюдательной вышки, увидел падение новичка и сделал еще одну пометку в своем журнале.

Очнулся Пушок аккурат к ужину. Уставшие, но довольные цараптанцы рассредоточились по всему периметру длинного деревянного стола. Во главе встал Тренитург.

– Простите, а где стулья? – озадаченно заморгал Пушок. – На чем вы сидите?

– Пусть боги сидят на своем Олимпе, – небрежно бросил царь. – А цараптанцы не для того весь день икролапные и подвздошные мышцы качают, чтобы потом усесться за ужином и пустить себе под хвост всю тренировочную программу.

На ужине самые большие порции (чуть ли не по целому барану) достались царю и знакомому здоровяку Пушка, которого, кстати, звали Котобилдий. Дальше пошли куски помельче. И вот очередь дошла до грозы мамонтов. Беляк предусмотрительно открыл рот. Он уже практически жевал сочную жареную ляжку. Но Баландий кинул ему на стол малюсенький кусочек бараньей кожицы.

– Что?! – выпучил глаза шокированный новичок. – Ты хочешь сказать, что я сегодня весь день из шкуры лез ради вот этого жвачка? Да я чуть не подох. И за это ты суешь мне вот этот объедок?

Пушок в сердцах швырнул кожицу в морду повару. И следом сам бросился на него. Но тот молниеносно среагировал и угостил дебошира хлесткой затрещиной. Потом еще и еще одной. Объективно взвесив свои шансы на восстановление справедливости, поникший беляк соскреб кусочек бараньей кожи со щеки Баландия и, смакуя каждый миллиметрик, проглотил.

Над Цап-Цараптой тем временем сгустились тучи, и пошел дождь. Нехорошее предчувствие защекотало Пушку нос. Он вспомнил, что за весь день ему не встретился ни один дом или даже шалашик. Кругом стояли только турники и гири. Уже предвидя ответ, кот все-таки поинтересовался у царя:

– Тренитург, надо бы укрыться от дождя. Где ваши дома?

– Дома?! Пусть гнезда вьют слабохарактерные птицы, а цараптанцы по ночам закаляются! – царь лег на землю под проливным дождем. Остальные цараптанцы последовали его примеру. Никто из них даже не попытался укрыться от ливня хотя бы под деревьями. Беляк хотел забраться в свою родную ночную лежанку, но ее оккупировал Котобилдий. Здоровяку и в голову не пришло, что в его новую «гантелю» можно залезть, всего лишь открыв крышку. Он улегся на нее сверху.

– Пушок, ну что ты стоишь? – спросил у новичка царь. – Ну-ка давай быстро спать! С первыми лучами солнца мы еще раз попытаемся сделать из тебя цараптанца.

Голодный и мокрый любимец Муркина, которого больше никто не любил, улегся в лужу и закрыл глаза.

7

Изо дня в день Пушок пытался заслужить себе кусок баранины пожирней и побольше. Но за долгие годы пребывания в криогенной камере его мышцы настолько атрофировались, что совершенно не желали показывать класс. Ну а учитывая, что нагрузка на них была регулярной и максимальной, с каждым днем мышцы ныли и стонали все сильнее. В какой-то момент новичок провалил даже спортивную ходьбу, а через день не смог поднять деревянный хула-хуп – его лапам обруч показался неподъемным.

Но к тому времени для Пушка наметилась физкультурная передышка. Настал его черед сторожить баранов…

– Каждый день царь назначает двух дежурных цараптанцев, чтобы те сторожили баранов, – объяснял Пушку Котобилдий по дороге на пастбище. Здоровяк во всех соревнованиях сходил за двоих, поэтому Тренитург со спокойной совестью назначил ему в напарники заморыша.

– Но от кого мы должны защищать скотину? – нечленораздельно прошамкал беляк. Он набил полный рот травы и пытался ее прожевать. В последние дни на ужин ему не перепадало ничего, поэтому кот начал забивать черную дыру, которая разрасталась в желудке, чем придется. В частности подножной зеленью.

– От кого? Конечно, от котафинян! Это худшие создания, каких могли создать боги. Они живут по соседству с нами, – весь затрясся от страха Котобилдий. – Представляешь, они совершенно не занимаются спортом! Да что там не занимаются – они ненавидят физкультуру! Целыми днями только и делают, что болтают и едят.

Пушок выплюнул обслюнявленный комок травы. Ему уже начали нравиться котяфиняне.

– А знаешь, что они едят? Наших баранов они едят!

– Но ты же говоришь, что котафиняне ненавидят спорт. Вы что, им отпор дать не можете? Да ты бы одной лапой их положил!

– Ага, легко сказать! Ты не представляешь, как это зверье врачевать словом умеет. Пока ты замахиваешься, котафинянин уже сто раз тебе на уши присядет и так зааргументирует, что ты ему не только всех баранов сам отдашь, но еще и все, что при себе будет.

– Ну а зачем в таком случае вы усиленно тренируетесь, если все равно не можете дать отпор? – нахмурился самый хилый цараптанец.

– Дежурные стоят не на самом пастбище, а немного дальше – на горе, – терпеливо объяснил Котобилдий. – Так мы можем издалека заметить приближение котафинян. Если эти ироды появляются, мы, не жалея легких, дудим на флейте. На звук прибегают все цараптанцы, хватают баранов в охапку и убегают на безопасное расстояние.

– Ловко, – усмехнулся Пушок. – Ну а дальше что? В смысле, вы так и собираетесь бесконечно бегать?

– Надеюсь, что нет, – грустно поежился здоровяк. – Мы сейчас и сами начали потихоньку на них нападать. Понимаешь, не все котафиняне умеют врачевать словом. Красть баранов они посылают специальный отряд котов. Котафиняне называют их ораторами. С ними спорить вообще бесполезно. А с остальными котафинянами есть шанс справиться. Так вот, чтобы эта пузатая саранча не думала, что цараптанцы ее боятся (хотя мы, конечно, очень боимся), мы выслеживаем их корабли, на которых нет ораторов, выкидываем за борт команду и угоняем судно. Иногда в трюмах попадается наша же баранина.

– Так значит, эти котафиняне только и делают, что едят вашу баранину да разговоры разговаривают? – Пушок мечтательно закатил глаза. Цараптанцев ему, конечно, было жаль. Но себя он жалел гораздо сильнее. Поэтому заморыш всерьез задумался об эмиграции.

Парочка тем временем уже взбиралась по склону горы. Еще пара шагов для одного и двадцать шажочков для другого, и напарники очутились на наблюдательном пункте. Два цараптанца, которых они должны были сменить, усердно отжимались на траве. Упор лежа физкультурники приняли довольно давно. Пушок и Котобилдий поняли это сразу, как только взглянули на открывающийся с горы пейзаж. Внизу вразвалочку шел отряд ораторов. Дозор благополучно их проглядел.

8

Котобилдий выжал максимум из своих легких, и флейта выдала самую оглушительную трель, на какую только была способна. Уже через две минуты на пастбище сбежалась вся Цап-Царапта. Физкультурники слаженно, четко, без единого лишнего движения приступили к эвакуации скотины. Но время было упущено. Сигнал тревоги прозвучал слишком поздно. Ораторы уже были здесь. Они шли не спеша, будто не на дело, а на прогулку в парк. У каждого в лапе был кулек с оливками. Котафиняне то и дело с чувством сплевывали на землю косточки.

Полусонные бараны недоуменно выглядывали из подмышек цараптанцев. Им определенно не нравились пожаловавшие незнакомцы. А их хозяева едва дышали. Слаженность действий вмиг улетучилась. От страха физкультурники замерли на месте.

– Опаньки, вот так встреча – соседи! – нарушил гробовое молчание центральный котафинянин. Он надвинул лавровый венок на затылок и расплылся в самой искренней улыбке. Правда, два отсутствующих передних клыка немного смазывали впечатление. – Ну, че притихли? Как ваше бытие?

Цараптанцы старались не смотреть ораторам в глаза.

– Может, оливочек хотите? – пройдясь вдоль спортсменов, центровой остановился возле царя. – Будешь оливочки?

Тренитург замотал головой.

– Ты че – брезгуешь?

– Я не…

– Слушай, я не понял, ты че-то мне продекламировать хочешь? Ты че такой дерзкий?

Царь был готов провалиться сквозь землю. Он в панике вертел головой и топтался на месте.