Текст книги "Книга о счастье"

Христианство без рецептов

На пути к Христу такой подход не действует. В христианстве не существует рецептов. И «стандартная» духовная практика, описанная в учебниках для воскресной школы, в жизни не действует. Есть отдельный человек – и есть Бог, к которому этот человек может двигаться или, напротив, удаляться. И движение зависит от его личной духовной жизни, основанной на свободных и ответственных решениях. А все, что предлагает Церковь, это не готовые рецепты, а вспомогательные средства.

На этом пути есть и определенный внутренний оценочный критерий, он дан апостолом Павлом, который заповедовал христианам: «Всегда радуйтесь». Речь, конечно, идет о радости, которая не связана с внешними удовольствиями, но генерируется изнутри. Что же мешает нам ощущать эту радость? Греховность внутренних установок. И если человек искренне молится, исповедуется, причащается, то личные духовные усилия и церковные таинства открывают ему дверку в радость пребывания с Богом. Если же этого в себе человек не ощущает, возможно, благодатные средства, предлагаемые Церковью, используются им не по назначению.

Церковь справедливо уподобляют духовной лечебнице, но, продолжая это сравнение, важно не только в больнице полежать. Главное – выйти из лечебницы здоровым и радостным. Если люди приходят в Церковь и застревают в положении лежачего больного, не желающего встать с койки и слезть с капельницы, это весьма печально: человек в Церкви, но он не готов к встрече с Господом.

Святые отцы указали нам вектор – стать образом и подобием Божьим в полном смысле слова. Обрести свободу, способность творчества, созидательности, мужества, любви – вот это как раз то, о чем преподобный Серафим говорил, что это и есть дары Святого Духа, которые помогают человеку в его стремлении к цельности. К этому должен вести духовный путь. На каждом этапе этого пути дай нам Бог приобретать частичку свободы, любви, мудрости, творчества и смирения. Это и называется духовная жизнь. И можно сказать, что человек, настроенный на созидание в себе образа Божьего, – это и есть счастливый человек.

Не в деньгах ли счастье?

Одним из самых распространенных заблуждений является миф о том, что счастье – в деньгах. Это, конечно, неправда, и многие это знают по опыту. Но разоблачающие этот миф часто осуждают и так называемое общество потребления, в котором ведущим мотивом созидательной деятельности является прибыль и личное обогащение.

Осуждение «общества потребления» – это сейчас общее место в традиционалистской риторике. Говорят об этом как о признаке приближения Антихриста, когда не остается никаких духовных и культурных интересов, а все сосредотачивается только на материальном насыщении. Но что стоит за идеей потребления для постсоветского человека?

Бум потребления: мы еще не наелись

Наше общественное сознание унаследовало от советского времени идеологическую конфронтацию коммунистического и либерального взгляда на жизнь. Либеральный образ жизни предлагает покупать, потреблять, получать удовольствия, а «наш человек» должен был в первую очередь не о себе думать, а о стране, о народе. А страна ждала от граждан созидания самого главного в СССР – оборонной промышленности, армии и силовых ведомств. Сейчас все иначе: люди работают прежде всего не ради возвышенных патриотических целей, а ради себя и своей семьи, то есть просто ради жизни. Ведь если человек выбирает детскую мебель, вступает в ипотеки, закупает по субботам полную машину всякой ерунды, отправляется с детьми на отдых в Турцию – это для жизни, для своей семьи. Очень хорошо, что люди поворачиваются лицом к себе, к своим потребностям, к своим нуждам, что люди зарабатывают и тратят на себя, а не на «оборонку».

Желание покупать, приобретать традиционно клеймилось у нас как мещанство, осуждалось, считалось низменной страстью. И в этом есть свои резоны: общественное мнение как бы предупреждало об опасности, ведь если человек посвящает себя только потреблению, это приводит к пустоте, депрессии, самоубийству. Но я вижу, что люди, которые поначалу жадно покупают и как бы насытиться никак не могут, в какой-то момент вдруг говорят: «Ну, я наелся, мне теперь что-нибудь для души» – и глаза у них как-то веселее становятся. Может, вы заметили, что этот поворот человека к себе, к своим потребностям вносит в нашу жизнь какую-то светлую, радостную ноту? Тема жизнеустройства – она сама по себе, хотим мы того или нет, будет подталкивать людей строить иное, более радостное мировоззрение.

Странно бояться «общества потребления». Во-первых, когда мы в этом контексте говорим «общество», это какой-то фантом, за ним ничего не стоит. Есть отдельные люди, которые живут, радуются, рожают детей, строят дома, зарабатывают на жизнь. И все они живут очень по-разному. Просто иногда диву даешься, насколько по-разному, как на разных планетах! И это все – в рамках одной страны, одного народа, одного языка, одной веры. Объяснить это трудно, а ощутить – можно. А во-вторых, никто не знает, что такое «общество потребления», все просто потребляют.

Наш бум потребления объясняется просто: мы все еще за двадцать лет не привыкли к изобилию. Я вижу, как в выходные караваны автомобилей стекаются в сетевые гипермаркеты, где закупается во впечатляющих масштабах нужное, а по большей части еще и ненужное. Люди воодушевлены этим приобретением. Это общество потребления? Да нет же! Это люди, которых восемьдесят лет держали в голоде и нищете, в их детях живет эта память. Вспомните, как всего-то двадцать лет назад в Москву жители соседних областей ехали за колбасой, за мясом, за маслом – все эти «деликатесы» можно было купить только в столице. И естественно, что жители провинции не любили москвичей, а мы, москвичи, возмущались этими приезжими на автобусах, которые опустошали магазины. Продавцы, готовясь к их набегам, прятали товар под прилавки, и прилавки были пустые. Я сохранил на память продовольственные карточки, которые нам выдавали в начале 1990-х годов, когда в магазинах было шаром покати.

Так что это не «общество потребления», а просто еще не накушались, детский сад такой. Думаю, что это не страшно…

Угрожают ли кредиты славянской самобытности

Произошли и другие серьезные изменения в экономике, которые, полагаю, всерьез отразились на менталитете русских людей. Например, кредиты. Советский человек никогда не умел обращаться с деньгами, просто навыка соответствующего не было. В девяностые и нулевые годы вошли поколения, вообще не знавшие, что такое кредиты. Раньше вполне можно было балансировать, живя отчасти в долг; мы сами давали и брали взаймы друг у друга без каких-либо процентов. Конечно, и сейчас в трудной ситуации мы обращаемся к друзьям за деньгами, но кредит как альтернатива все больше и больше вытесняет этот опыт из нашей жизни.

На Западе давно существует обычная практика: люди, покупая дом или автомобиль, оформляют кредит; они могут иметь по несколько долгосрочных кредитов и с ними справляться. А у нас такого опыта не было, беспроцентное кредитование строилось на доверительных отношениях между людьми. Теперь случается, что люди, обладающие деньгами, готовы давать знакомым взаймы, но уже с процентами. Вот это меня пугает, потому что отношения людей меняются, распадаются дружеские связи. Все-таки мы, русские, всегда дорожили взаимовыручкой. Нас к ней столетиями приучал непростой климат, сложный быт и частые исторические потрясения. И риск лишиться такой важной черты сегодня, на мой взгляд, действительно существует. Следует дорожить своей идентичностью, беречь самобытный славянский дух. Под «славянским духом» я понимаю в первую очередь ощущение семейственности, родства, братства, понимание необходимости взаимовыручки. Мы ведь и так утратили многое в XX веке.

Благотворительность по расчету

Иногда нас просят что-то сделать безвозмездно, помочь кому-то, и мы не отказываемся, но ловим себя на мысли, что время будет потрачено, а получить за это ничего не удастся. Для христианина это мысль неприятная, предательская, но в жестких условиях современного мегаполиса она все чаще подкрадывается: «Пока я помогаю кому-то, я фактически отнимаю время и средства у своей семьи». Мы все заметили, что начиная с 1990-х годов альтруизм стал резко сокращаться. Конечно, есть люди, которые как помогали, так и помогают бескорыстно, но их немного.

Что в этой ситуации могла бы сказать Церковь? Библия нам показывает замечательные примеры духовного расчета. Он заключается в том, что я обязан трудиться, и трудиться эффективно для того, чтобы заработать на себя и свою семью. Ни Библия, ни Церковь, никто из святых отцов или наших старцев не говорил, что это человеку не нужно. Ответственность кормильца всегда была в почете. Значит, задача заключается в том, чтобы научиться рассчитывать, сколько необходимо для нормального существования семьи, а сколько можно пожертвовать нуждающимся. Ведь без потребности оказать помощь ближнему христианин в принципе не может именоваться таковым. Та самая десятина, о которой Господь сказал Моисею как о жертве, возможна в разных видах, не только в денежном эквиваленте. Можно пожертвовать Богу и ближнему свое время, свои профессиональные способности, свой опыт, свои связи, наконец.

Русский человек издавна посмеивался над немцем по поводу его педантичной расчетливости и всегда подчеркивал свою свободу от всяких расчетов. Как явление фольклора – это забавно, но поучиться русским у немцев было бы весьма полезно. И если мы говорим, что способность делиться является одной из важных черт самосознания славян, то она тоже требует умения считать: сколько пожертвовать на Церковь, сколько на ближних, а какую часть доходов необходимо оставить для семьи. Это будет правильно и с духовной точки зрения, и с точки зрения здравого смысла.

Господь в Евангелии приводит такую притчу: «…кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить?» (Лк. 14: 28–30). Надеюсь, что эти важные слова Христа не останутся сегодня без внимания.

Свобода и ответственность

Карикатура на послушание

Установка получить на все готовые рецепты свойственна большинству людей. Но это не более чем карикатура на послушание. Просто немыслимо перекладывать ответственность за свою жизнь на духовника или приходского священника! Любой приходской священник перегружен огромным количеством трудноразрешимых вопросов, не связанных с духовничеством. И это тоже сфера его собственной ответственности. Если он за каждым ответом, снимая с себя ответственность, станет к архиерею бегать, такой батюшка ни храм не построит, ни общину нормальную не создаст.

Более того, существуют постановления Священного синода 1998 года, которые серьезно ограничивают возможности пастырского вмешательства, например, во внутрисемейные ситуации. И, на мой взгляд, в этих постановлениях четко обозначены критерии и границы пастырства. Одна моя знакомая вспоминала о своем неофит – ском периоде. У нее возникла внутрисемейная проблема: дочка выросла, нужно было выделить ей комнату в «трешке». И они все время спорили и с мамой, и с мужем, каким образом все это осуществить. И вдруг, как она рассказывала, ее озарило. Стоя на всенощной, она подумала: надо же батюшку спросить, и как он скажет, так мебель и поставим. И ей сразу сделалось легче, все прояснилось. Понимаете? Батюшка должен был, в ее понимании, заниматься дизайном и перепланировкой квартиры. Как ни странно, батюшка помог-таки им разобраться с этой проблемой, т. к. сам был недавно рукоположен и тоже пребывал в неофитстве. Это, конечно, карикатура на послушание, просто забавный эпизод из многих подобных. Но случаются и настоящие трагедии, когда в особенную силу своих благословений начинают верить и сами пастыри. Как правило, подобная атмосфера притягивает людей с пограничными и патологическими состояниями психики.

Послушание как христианская добродетель созревает и полноценно раскрывается в монашестве. Послушание в миру возможно лишь ограниченно в церковных вопросах. Человек, живущий в мире, должен реализовать себя в разнообразных ответственностях. Благодаря этому ездят поезда и летают самолеты, хлеб появляется на наших столах и храмы строятся. А монах не конструирует самолеты, он, напротив, уходит в уединение или в монастырь, подальше от мира, чтобы сузить круг своих ответственностей до одной, но самой важной – пред-стояния перед Богом.

И на монашеском пути послушание игумену, духовнику или старцу – незаменимое условие. Но и там это отнюдь не гарантия непогрешимости в поступках, а веха на пути к христианскому совершенству. А гипертрофированное послушание, основанное на «субординации» людей в Церкви, конечно же, невозможно.

Ответственность – удел храбрых

Вообще извращенное понимание послушания возникает даже не от непонимания. Оно произрастает из области человеческих страхов, потому что взять на себя ответственность – это всегда акт мужества. Гораздо проще выстроить свою духовную жизнь таким образом, чтобы все решения за тебя принимал священник, по принципу «раз я не несу ответственности, стало быть, я и не согрешаю». И зачастую люди, воспринявшие такую установку, вовсе отказываются признавать ее ошибочность, пытаясь убедить себя и других, что это и есть подлинное православное мировоззрение.

Как-то одна женщина поставила мне в упрек необразцовое поведение своего мужа. Удивившись, я попытался понять, что же она имеет в виду. «Ну как же, – удивилась и она в свою очередь, – вы же меня благословили на этот брак!» Иными словами, когда люди с подобной установкой берут благословение на что-либо, они мысленно перекладывают ответственность за свои решения на священника. Потом я к этому привык, но, каждый раз сталкиваясь с такой ошибочной церковностью, стараюсь спрашивать: «А на Страшном суде вы тоже скажете Господу, что батюшка за вас ответственность несет?» Иногда приходится слышать: «А разве нет? А разве не батюшка будет отвечать за нас всех перед Господом?»

Получается своеобразная коллективная ответственность в спасении. Но в Церкви нет такого понимания. Каждый сам отвечает за свои грехи перед Крестом и Евангелием. А задача духовника прежде всего в том, чтобы раскрыть перед человеком возможность духовных последствий, возникающих в тех или иных случаях, предостеречь его от греховных поступков. Духовник может давать советы, основанные на учении Церкви и своем личном опыте евангельской жизни. Но решения и всю полноту ответственности за них человек должен принимать сам, только в этом случае он будет двигаться в сторону цельности, к восстановлению в себе образа Божьего.

В качестве иллюстрации можно смоделировать ситуацию, когда некто обращается к священнику, испрашивая его благословения на новую работу. Священник выслушал и сказал: «Бог благословит, давай устраивайся. Интересная работа, и зарплата хорошая». И человек приступает к новым служебным обязанностям. А это уже многообразная ответственность, приходится ежедневно решать определенные задачи. И человек вполне может оказаться не готовым к этим решениям профессионально и психологически. Где-то квалификации окажется маловато, где-то характер подведет. Что же, благословение священника здесь является гарантией успеха? Конечно нет. Человек сам будет отвечать и перед начальством, и перед Богом за плохо исполненную свою работу.

Нет такой тесной и прямой связи между поступками людей и пастырским благословением – просто потому, что невозможно отменить свободу, данную Богом человеку. И конечно, никто не может отменить личной ответственности человека за свою жизнь перед Богом. Даже ребенок, совершивший некое зло, отвечает за него сам, несмотря на то что формально и юридически ответственность несут родители. Простой пример из жизни: девочка лишилась глаза в младшей школе, это произошло случайно, в игре. И ее одноклассница, по вине которой произошел несчастный случай, несет эту вину уже много-много лет и, наверное, никогда не сможет отделаться от ощущения непоправимости произошедшего зла. Сколько бы мы ни убеждали эту женщину в том, что, если она покаялась, Бог ее давно простил, у нее на душе все равно останется тяжесть ответственности за принесенную другому инвалидность.

Бегство от свободы

У меня на глазах разрушается семья прихожан. С точки зрения «правильности подхода» она как раз была идеальной: имелось благословение родителей, благословение нескольких духовников, будущие супруги ездили к известному старцу – отцу Николаю Гурьянову. Что же, теперь обвинить всех старцев? Нет конечно! И благословение, и послушание – это, так сказать, фон. А на первом плане всегда будет решение самих людей о вступлении в брак и то, как они станут в этом браке выстраивать отношения друг с другом.

Боязнь взять на себя инициативу и ответственность несет в себе отпечаток эпохи, который проецируется на духовную болезнь, свойственную уже не только странам посткоммунистического пространства. Эрих Фромм в 40-е годы прошлого века написал книгу «Бегство от свободы» – это исследование, посвященное проявлениям психики человека в различных социальных условиях. Эта книга возникла как реакция на национал-социализм, но в ней описывается та же самая болезнь, появившаяся не в XX веке и не только под влиянием тоталитарных идеологий. Фромм показал, что бегство от свободы – это глубинная общечеловеческая страсть, это страх ответственности и страх одиночества. И в момент пароксизма, в судорожном страхе, человек готов вцепиться в кого угодно, лишь бы его избавили от

этого страха. Это, вообще-то говоря, вовсе не стремление к чему-то возвышенному, а простое психологическое бегство. И, к сожалению, я вынужден свидетельствовать, что в современном русском Православии очень много людей, хватающихся за религию именно из-за страха.

Люди приходят к религии с разными мотивациями. Бывает, что эти мотивации исключают христианский дух, а соответствуют в большей степени исламскому духу. В исламе ведь очень четко прослеживается идея справедливости, прямой причинно-следственной связи: если ты сделал нечто греховное – получай наказание, добродетельное – заработал поощрение. В христианстве такой линейной зависимости нет; в христианстве главное – не справедливость, а бесконечная милость и любовь Божья. А что с этим делать, человек не знает. Ему ближе вполне понятные, определенные нормы и правила, и чем они жестче, тем ему спокойнее. Такая религия упраздняет бремя свободы, а ее адепты удивляются, когда мы говорим о свободе, радости и счастье в Православии. Но, слава Богу, большинство чад нашей Церкви сохраняют здравомыслие и учатся пониманию христианской свободы.

Счастье и любовь

Если расспрашивать людей об их представлениях о счастье, большинство скажет, что ощущение счастья ассоциируется с любовью. И это легко объяснимо, потому что Господь именно так и создал человека – для любви. Христианская вера немыслима без любви и, стало быть, очень близка к понятию счастья. Разговор о любви – это огромное пространство, в котором надо выделить разные темы. Вот почему эта глава закономерно оказалась самой объемной.

Счастье в любви

Сразу отмечу, что я считаю возможным говорить о полноценном любовном счастье только внутри брака. У каждого свои представления о любви, но мне сейчас важно обозначить идеал, даже если он кажется труднодостижимым, – это любовь мужчины и женщины в браке.

Счастье в браке – это не данность. В сказках свадьба – это счастливый финал, а дальше – само собой разумеется, что «они жили долго и счастливо»… В жизни все иначе: счастливый брак – это зрелый плод, результат длительного пути и трудной работы, результат кризисов и духовной жизни обоих супругов. Это высшая точка, пиковое состояние темы взаимоотношений мужчины и женщины и счастья в этих отношениях.

На мой взгляд, любовь мужчины и женщины вне брака всегда имеет «обременения», как сказали бы юристы. Это вносит массу трудностей в отношения и, стало

быть, лишает доли счастья мужчину и женщину. Более того, любовь вне брака не достигает полноты, как ни старайся.

Все начинается с влюбленности

Все начинается с влюбленности, с первой встречи, с открытия друг друга. Это замечательное время! Но мало у кого оно ассоциируется с трудным периодом испытаний: испытанием на прочность, на трезвость, на благоразумие и на самопознание, испытанием на открытость… То есть это время очень сложное, хотя нам кажется, что мы просто летаем!

С точки зрения психофизиологии влюбленность – это прежде всего период необыкновенного энергетического подъема. Влюбленный способен актуализировать огромную энергию: он может долго не спать, не есть, может совершать подвиги и при этом не уставать или, наоборот, устать, но очень быстро восстановиться, погрузиться в бурную деятельность, писать стихи, петь романсы и т. д. Это очень креативный период. С медицинской точки зрения он характеризуется огромным выбросом гормонов в кровь. Медики описывают этот гормональный дисбаланс как некоторое опьянение, т. е. измененное состояние сознания, в котором человек неадекватен и в котором он может совершить массу самых разных ошибок. Но это только одна сторона правды.

А другая сторона правды заключается в том, что это период необыкновенного открытия себя и своих огромных ресурсов, открытия в себе совершенно неожиданных сторон духовной и психической жизни, которые в другом состоянии могут никогда человеку не открыться. И еще – это прорыв к другому. Человек может быть очень замкнутым в себе, ориентированным на себя. Но во влюбленности он впервые, может быть, открывается другому так, как никогда больше никому не откроется. И для такого человека это может оказаться единственным шансом прорыва вовне. Этот мощный прорыв может охватить всего человека целиком, всю личность. Человек способен в состоянии влюбленности достичь преображения всей своей личности раз и навсегда: интроверт, например, может стать экстравертом.

Но и это еще не вся правда. Влюбленность открывает огромный творческий потенциал: человек обнаруживает в себе мощные энергии и источники новых решений, новых образов, новых реальностей и, действительно, может создать в этот период то, что он никогда больше уже не создаст. К сожалению, бывает так, что люди, испытавшие креативную мощь влюбленности, пытаются это эксплуатировать. Некоторые писатели, композиторы, актеры, режиссеры – влюбляются вновь и вновь, чтобы испытать новый творческий подъем. Это, конечно, манипуляция чувствами, и она приводит к душевному истощению, к внутренней пустоте.

Я думаю, что Господь дает человеку этот огромный взрыв всех сил для того, чтобы он совершил для себя неожиданное открытие, смелую «вылазку» из «крепости» своих психологических защит, чтобы решился на такой союз двух личностей, на который в трезвом состоянии он не пойдет. В трезвом – с точки зрения гормонов, чувств, эмоций. А в этом эйфорическом состоянии человек способен на самый смелый поступок в жизни – выйти на встречу с другой личностью. И, к сожалению, для многих людей именно в этом состоянии заключается счастье, и больше его нигде нет. А счастье как раз не в этом – не в опьянении страстью, не в экстазе, а в радости и полноте бытия, которые открываются в любви, приходящей позже. Но начало – влюбленность – для того и дана, чтобы преодолеть себя, свои страхи и свои сомнения.