Текст книги "Песталоцци. Воспитатель человечества"

Макаренко доказал жизненность и, если угодно, правильность системы Песталоцци, которую великий русский педагог очень хорошо знал. Он собрал беспризорников, обучал их не только наукам, но и ремеслу, и, в конце концов, сумел наладить производство. Его практика основывалась на безупречно правильной теории.

Ум Макаренко – не только ум педагога, но и предпринимателя. К тому же революционное время весьма ему помогало. По сути, Макаренко создал детскую колонию, которая, в отличие от учреждений Песталоцци, жестко охранялась.

У Антона Семеновича получилось воплотить идею нашего героя: соединить обучение с производством. Значит, эта идея имела право на жизнь.

Исходя из каких принципов Песталоцци подбирал программу обучения?

Обучал всему, что, на его взгляд, может помочь неимущим прожить их жизнь. Момент важный, и, подозреваю, что для нас не очень симпатичный: Песталоцци не предполагал, что дети, которые у него учатся, изменят свое социальное положение. Он готовил бедняков к бедной жизни.

«Конечной целью при воспитании бедных должно быть, наряду с общим воспитанием человека, приспособление их к своему положению. Бедняк должен быть воспитан для бедной жизни (курсив мой. – А. М.), – писал Песталоцци в те годы. И продолжал: – Послушание, податливая скромность, гибкая приспособляемость, навыки в спокойном и умелом исчислении доходов от различных заработков бедняка – вот важнейшие знания, которые должны быть даны ребенку»[69]69
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 1. С. 250–251.


[Закрыть].

Революционные идеи забыты начисто – да и были ли они?

«Послушание, податливая скромность, гибкая приспособляемость…» – как-то не очень красиво звучит, не так ли? А где призывы к борьбе, к справедливости? Остались в «Гельветическом обществе».

Наш герой, когда необходимо, очень старался быть практиком. Если речь шла о конкретных детях, в душе Песталоцци часто побеждал реалист. Он готовит своих учеников не для революции, но для жизни. Обучает разным ремеслам, которые могут помочь заработать в будущем. Дает первоначальные навыки в чтении, письме, арифметике, природоведении (естествознании), – эту науку Песталоцци вообще считал одной из главных, считая, что человек, который понимает природу, непременно разберется и в себе самом, и в окружающем его мире.

Вспоминая уроки Чиффели, Песталоцци преподавал детям азы сельского хозяйства. Для того чтобы обучать в ткацких и прядильных мастерских, нанял трех ткачей и трех прях.

Параллельно детям давали общеобразовательные знания. Времени на то и другое катастрофически не хватало. Ученики пряли и одновременно следили за буквами, которые учитель писал на доске.

В Нейгофе Песталоцци впервые попробовал на практике использовать принципы семейного воспитания для большой группы учеников.

Безусловно, этому способствовало то, что «Учреждение для бедных» открылось в его собственной усадьбе, где привычные стены, а рядом – жена и сын.

По сути, он взял бедных детей в свою семью, как бы «усыновил» их.

Однако, где бы впоследствии ни создавал Песталоцци свои школы, как бы их ни называл – интернаты, учреждения, университеты – в них всегда работал не принцип «воспитатель – воспитуемые», не привычная система координат «учитель – ученики», но человеческие отношения «отец – дети».

В те времена, когда и понятия-то такого не было – «семейная педагогика», великий Песталоцци на практике разрабатывал ее принципы.

Мне кажется, главный принцип семейной педагогики можно сформулировать так: увидел плачущего ребенка – сначала утешь, а уж потом выясняй, что случилось.

Именно так всегда действовал Песталоцци. И воспитанники говорили с ним даже о том, о чем стеснялись вести беседы со своими родителями (у кого они были, конечно). Потому что родителям часто до своих детей не было дела, а у Песталоцци всегда находились слова утешения и поддержки.

Подчеркнем еще раз, поскольку это важно: семейная педагогика возникла в доме, где ее преподаватель жил вместе с женой и сыном. Было абсолютно нормально, что жена и муж вместе занимаются проблемами тридцати семи воспитанников.

Господь (судьба) распорядился так, что семейная педагогика выросла не из абстрактных рассуждений, а в семье ее создателя.

Основной принцип семейной педагогики по Песталоцци: любой человек, вне зависимости от возраста, требует уважительного отношения к себе.

Ах, как точно и печально сказал Януш Корчак: «Уважение и восхищение вызывает большое, то, что занимает много места. Маленький же повседневен, неинтересен. Маленькие люди – маленькие и потребности, радости и печали…»[70]70
  Корчак Я. Как любить ребенка. С. 6.


[Закрыть]

Именно к такому, в лучшем случае, – незаметному положению привыкли ученики «Учреждения для бедных». За всю жизнь они никогда не видели доброго к себе отношения. Они привыкли к тому, что быть ребенком – дело совсем не радостное. Незаметному маленькому человеку, на которого давит большая жизнь, не может быть легко.

Главное, что давал Песталоцци этим детям, – сочувствие. Сначала утешал, а уж потом выяснял причину слез. Он изучал своих питомцев, стараясь каждому подобрать то занятие, которое тому по душе. Постоянно разговаривал с ними. Брошенные судьбой в бурный океан жизни, дети вдруг начинали понимать, что они – люди, что ими могут интересоваться, что они – сами! – могут что-то создавать, что-то делать.

Это был совершенно новый опыт для этих ребят. Никто и никогда к ним так не относился.

Опыт доброго и серьезного отношения к самим себе – наверное, главное, что давал Песталоцци своим ученикам: отец – своим детям.

Это, собственно говоря, и есть семейное воспитание.

Однажды Песталоцци увидел, как двое мальчишек затеяли драку в коридоре, а еще пять «зрителей» стояли вокруг и азартно наблюдали за происходящим.

Как поступают в таком случае большинство педагогов? Останавливают драку и приступают к процедуре наказания.

Что сделал Песталоцци?

Около часа, забросив другие дела, он терпеливо, стараясь не ругаться, выяснял, почему возникла драка; объяснял, почему бить человека по лицу – последнее дело, и почему совсем уж не хорошо смотреть, как дерутся другие люди, даже не пытаясь их разнять.

Нам неизвестно, как мальчишки отреагировали на этот воспитательный процесс. Хочется верить, что урок не прошел для них даром.

Но обращаю ваше внимание: тому, что Песталоцци называл «воспитанием сердца», он уделял не меньше внимания, чем получению навыков и знаний.

Не случайно во всех своих учебных учреждениях – в том числе, разумеется, и в Нейгофе – Песталоцци сам подбирал книги, по которым будут учиться читать его воспитанники и которые должны увлечь тех, кто читать уже научился. Экономя практически на всем, он старался не жалеть денег на книги.

«Как на колючках не растут фиги, а на чертополохе не родится виноград, так не принесет плодов любви одностороннее умственное образование, оторванное от воспитания сердца»[71]71
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 81.


[Закрыть] – такова его позиция.

В Нейгофе (да и потом) Песталоцци не занимался просто обучением наукам или ремеслам, хотя уделял им большое внимание, готовя воспитанников к бедной жизни.

Воспитание сердца, воспитание человеческих качеств всегда было для него принципиально важно.

Но вот – еще одна цитата из записок нашего героя. Не опровергает ли она то, что мы только что сказали?

«Мир полон бараньих голов, – гневно замечает наш герой, – несомненно благодаря той глупости, с которой оторвали детей в их детские годы от работы и привели их к книгам»[72]72
  Цит. по: Пинкевич А. П. Песталоцци. М.: Журнально-газетное объединение, 1933 (ЖЗЛ: Вып. V–VI). С. 44.


[Закрыть].

Это что значит: надо работать и не читать?

Нет, разумеется.

Просто ничто не может заменить человеку его собственный опыт. Дети – да, должны работать. Но не как рабы за зашторенными окнами фабрики, а радостно и с интересом. Тогда работа превращается в познавание мира и самого себя.

Сначала то, что ты понял сам. Потом – то, о чем ты прочел в книгах. Такая вот последовательность.

Важно и то и другое, но последовательность именно такая.

Значительно позже Мария Монтессори сформулирует очень важный вывод: «Ребенок не утомляется во время работы, он растет, и работа повышает его энергию. <…> Сотворение роста – это жизнь ребенка. Она означает “работать или умереть”»[73]73
  Монтессори М. Указ. соч. С. 285.


[Закрыть].

Песталоцци, разумеется, использовал это удивительное свойство детей. (Как позже и А. С. Макаренко.) И нам бы, кстати, тоже неплохо вспоминать этот вывод, когда мы начинаем, с плохо скрытой педагогической радостью, говорить о том, что наши дети-де невероятно ленивы.

Однако этот замечательный и важный вывод, скорее, о педагогическом воздействии труда, но не о его производительности.

Почему в те годы детский труд жестоко эксплуатировался? Потому что только в этом случае он становился производительным.

Песталоцци не мог позволить себе эксплуатировать детей. Он ведь создал свое «Учреждение для бедных» не для того, чтобы зарабатывать, но для того, чтобы помогать детям.

Песталоцци, конечно, был педагогом, а не предпринимателем. А, как известно, «в одну телегу впрячь не можно / Коня и трепетную лань».

Может быть, то самое «воспитание сердца» занимало слишком много времени. Вполне вероятно, что Песталоцци просто ошибся в своих расчетах и таблицах – умение рассчитывать всегда было не самой сильной его стороной. Кроме того, скажем честно: в те годы добиться финансового успеха, жестоко не эксплуатируя труд детей, было попросту невозможно.

Макаренко удалось воплотить идеи Песталоцци и соединить учебу с производством.

У нашего героя это не получилось.

Денег стало катастрофически не хватать. Песталоцци сокращает некоторых педагогов. Старается удешевить «рацион питания».

В 1775 году он пишет произведение под удивительным названием «Просьба к друзьям человечества о поддержке заведения, имеющего целью дать воспитание и работу бедным крестьянским детям».

В этом названии – искренняя уверенность Песталоцци в том, что те, кто любит детей и помогает им – не просто хорошие люди – меценаты, но – друзья человечества.

«Уже давно очевидна возможность даже для самых маленьких детей при небольшой работе – при благоприятных условиях – заработать деньги на свое содержание»[74]74
  Цит. по: Пинкевич А. П. Песталоцци. М.: Журнально-газетное объединение, 1933 (ЖЗЛ: Вып. V–VI). С. 43.


[Закрыть], – настаивает наш герой.

Нашлись те, кто хотел называться «друзьями человечества». Их было немного, но они отыскались. Кое-какие средства удалось собрать.

Сегодня каждый школьник в курсе, что деньги хороши только тогда, когда они работают. Заставлять финансы трудиться Песталоцци не умел никогда. Он добывал крейцеры – они тратились. Он добывал новые. Средства заканчивались.

Однако Песталоцци не хотел сдаваться. Он начал продавать все, что можно продать, и закладывать все, что можно было заложить.

Учить бедных детей было настолько важным делом для него, что он даже решился заложить свой собственный дом.

«Чудак из чудаков из страны чудаков»… В школьные годы это была дразнилка, в более зрелые – диагноз. Снова пошли разговоры о сумасшествии нашего героя, снова родители начали настоятельно советовать Анне отдать мужа в лечебницу для душевнобольных, продать усадьбу Нейгоф для покрытия долгов, а ей самой, вместе с Яковом, переехать в родительский дом.

Снова судьба Песталоцци оказывается в руках жены. И снова становится ясно, что это – очень надежные руки. Анна отказывает родственникам, не желая даже слушать разговоры о сумасшествии мужа.

В какой-то момент денег оставалось настолько мало, что казалось, обитателей Нейгофа ждет голодная смерть.

Пройдет 30 лет, и, анализируя то время, Песталоцци честно признается: «Я хотел воспитать в детях бедноты знания сельского хозяйства, промышленности и домашнего хозяйства, но сам ничего не понимал во всех этих вещах. Учреждение требовало организованности, которая сама по себе обеспечивала бы достижение поставленных целей. Но именно этого во мне не было и быть не могло»[75]75
  Цит. по: Пинкевич А. П. Песталоцци. М.: Журнально-газетное объединение, 1933 (ЖЗЛ: Вып. V–VI). С. 42.


[Закрыть].

Анализируя впоследствии причины неудачи, Песталоцци считал главной свой, как сейчас бы сказали, непрофессионализм, а еще – свою молодость: «Я был молод и не представлял себе ни того, что требовалось для осуществления моей мечты, ни тщательности, с какой нужно было начинать дело, ни сил, необходимых для его выполнения»[76]76
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 1. С. 68.


[Закрыть].

Иоганн Генрих Песталоцци был человеком эмоциональным и азартным. Азартное желание, а не зрелые размышления, всегда двигало им. Он был выдающимся «начинателем», а вот с продолжением всегда возникали проблемы…

Все, что он начинал строить, рано или поздно разваливалось.

Тогда, наверное, дорогой читатель, у вас возникает вопрос: почему же я пишу о нем книгу, да еще все время называю великим? Только потому, что он был выдающийся теоретик?

Да, это важно. Теория Иоганна Генриха Песталоцци – важнейшая наука в воспитании детей, она – одно из главных открытий педагогической науки за все время ее существования.

Эта теория – революционна. Она абсолютно не соответствовала педагогическим догматам тех лет. Может быть, отчасти, поэтому она не устаревает, но, наоборот, становится все более необходимой и нужной нам сегодня.

И все-таки – он был практик. Свои теоретические взгляды он всегда проверял практической деятельностью. Пока «Учреждение» Песталоцци существовало, оно оказывало конкретную помощь конкретным обездоленным детям.

В Нейгофе он изменил жизнь тридцати семи бедным детям. Согласитесь, не такой уж плохой результат, если вдуматься…

Он давал детям знания в ремесле и науках, что само по себе было важно. Помня уроки деда, он умел объяснить им, что процесс обучения, познания нового – процесс не только нужный, но и интересный.

Он владел умением научить другого учиться – важнейшее умение в жизни, которое, конечно же, пригодилось его воспитанникам.

Изучая и понимая природу человека, сколько бы лет ему ни было, Песталоцци умел возвращать человека к самому себе, истинному, природному. И учил этому других.

Известен случай, когда чуть менее чем за год до закрытия учреждения в Нейгофе Песталоцци едва ли не силой вырвал из рук родителей девушку, которую хотели отправить в приют для душевнобольных. Он привез ее в Нейгоф. Она была окружена заботой и любовью чуть больше остальных, хотя работала и училась наравне со всеми. Через год вместе со всеми ей пришлось покинуть Нейгоф. Незадолго до этого родители и врачи констатировали полное ее выздоровление.

Это всего лишь одно из доказательств того, как работала теория Песталоцци на практике.

Да, проблема Песталоцци в том, что он, всегда оставаясь гениальным педагогом, так и не научился быть хорошим предпринимателем.

Но проблема мира в том, что он долго не мог оценить до конца его гений и помочь нашему герою реализовать все его феноменальные умения.

Лютой зимой 1779 года Песталоцци был вынужден закрыть свое «Учреждение для бедных».

Все тот же Исаак Изелин призвал друзей Песталоцци собрать деньги, чтобы выкупить дом у кредиторов, и сам дал некоторую сумму.

Усадьба вновь была спасена. Правда, семья Песталоцци еще много лет выплачивала за нее оставшийся долг.

Что означают эти простые слова «закрыть “Учреждение”»?

По сути, выгнать детей из дома и отправить их либо вовсе не ясно куда, либо в их семьи, куда большинство из них возвращаться после Нейгофа не хотели.

Песталоцци вывел всех детей в поле…

Что говорил он им, стоя на пронизывающем ветру? Отец, навсегда прощающийся со своими детьми и не имеющий права даже на вежливое: «Заходите, если что»? Ведь стоило произнести эти слова, и назавтра все дети бы вернулись.

Страдал ли Песталоцци после закрытия «Учреждения»? Безусловно.

Отчаялся ли после того, как неудачей закончился его первый педагогический опыт? Конечно, моменты отчаяния были.

Но изверился ли он в правильности выбранного пути? О нет!

И это самое поразительное. Ничто и никогда не могло его заставить разувериться в своем педагогическом призвании.

«Мой план не осуществился, – записывает он в своем дневнике. – Но в огромных усилиях опыта почерпнул я и огромную истину. Убеждение в правильности моего плана никогда не было так сильно, как после полнейшей неудачи его осуществления (курсив мой. – А. М.). Теперь более, чем прежде рвалось мое сердце к намеченной цели»[77]77
  Цит. по: Абрамов Я. В. И. Г. Песталоцци: Его жизнь и педагогическая деятельность: Биографический очерк // Жизнь замечательных людей: Биографическая библиотека Ф. Павленкова / Сост., общ. ред. Н. Ф. Болдырева. Челябинск: Урал, 1997 (Биографическая серия: 1890–1915). С. 39.


[Закрыть].

Это кажется невероятным: у человека рухнуло дело, он вынужден выставить «своих детей» на улицу, но при этом убежденность его в правильности дела только возрастает.

Он стоит на пронизывающем ветру, испытывая одновременно огромное чувство вины перед детьми, чье обучение он не смог довести до конца, и абсолютную уверенность в том, что идет единственно правильным путем.

Песталоцци верит… да нет, – знает: его призвание учить детей, и он от него не отвернется.

У нашего героя хватает смелости признаться самому себе: да, – он проиграл, как предприниматель. Но не как педагог.

Ему 33 года. Рядом с ним – любимая жена и возлюбленный сын.

Впереди – абсолютная неясность и пустота.

Все, что у него есть: уверенность в своем призвании (это если говорить возвышенно) и спасенная усадьба (если конкретно).

С призванием придется обождать.

А усадьбу использовать, – но уже не как место для нового учреждения, а как писательский кабинет.

На 20 долгих лет Иоганн Генрих Песталоцци станет «нейгофским отшельником», посвятит себя литературе (конечно же, о воспитании), добьется безумной славы, став одним из самых известных писателей Европы, чтобы, в конце концов, в уже очень зрелом возрасте, вернуться к профессии педагога и, преодолев невероятные трудности, все-таки добиться в ней и успеха, и признания.

Впрочем, как диктуют нам законы жанра биографии – обо всем по порядку.

Часть седьмая. Писатель

С 1780-го по 1798-й – годы, когда наш герой «заточил» себя в Нейгофе, чтобы стать писателем.

Эти 18 лет в жизни нашего героя, с тридцати четырех до пятидесяти двух, – время, когда подавляющее большинство тех, кто войдет в историю и создаст то, за что их потом будут помнить и почитать.

Для нашего героя эти годы – время, когда он не может заниматься тем, о чем мечтает.

Величайший педагог мира, само имя которого стало в педагогике нарицательным, почти 20 (!) лет не имеет возможности преподавать. Он начнет активную педагогическую деятельность, перевалив первые свои 50 лет.

Парадоксальная судьба, странная? Безусловно. Пример, доказывающий, что, если человек жаждет чего-то добиться, он не обращает внимания на возраст? Конечно.

Однако вы, дорогой читатель, вправе задать вопрос: если наш герой не был выдающимся писателем (придется признать, что его художественные произведения сегодня вряд ли будут перечитывать), стоит ли уделять его писательской деятельности много внимания? Может быть, имеет смысл написать пару слов для полноты картины и перейти, как говорится, к основному блюду?

Вопрос справедлив и требует ответа.

Ну, во-первых, писательство играло в жизни нашего героя большую роль. Играло в жизни, – значит, должно играть и в биографии, не так ли?

Но даже не это главное.

Если мы хотим понять и педагогические идеи Иоганна Генриха, и его личность, нам придется довольно подробно разобрать один из главных его романов «Лингард и Гертруда». И потому, что его содержание характеризует личность автора: любой значимый роман – зеркало создателя, не так ли? И потому, что в нем сформулированы все те главные педагогические идеи, которые прославили Песталоцци и на воплощении которых в жизнь в пожилом возрасте у него хватило сил и энергии.

Да и вообще, как описать жизнь человека, который просто сидит за столом и сочиняет? Никак иначе, как только окунувшись в его книги…

Итак, «Учреждение для бедных» закрыто. Дом в Нейгофе опустел.

Песталоцци по привычке вскакивает ранним утром, но… Никаких дел нет. Его окружает тишина, не нарушаемая детскими голосами.

Разве что приходит Яков, и Песталоцци продолжает его обучение, прекрасно понимая, что еще год-другой, и мальчика нужно будет отправлять учиться.

Это требует денег.

Ребенок – как напоминание о бедности.

Тут еще разболелась Анна, тяжело переживающая закрытие «Учреждения».

С уверенностью предполагаю, что другая женщина на ее месте могла бы даже обрадоваться: «Учреждение» закрыто и можно спокойно жить своей семьей. В конце концов, ее мужу всего 33 года, он много чего умеет. Должен же он придумать, как зарабатывать? Вот и заживем славно в своем доме.

Однако Анна сильно переживает неудачу мужа. Понимая ее характер, думаю, что она винит себя. Уставший от забот и волнений, организм дал сбой. Анне необходимы лекарства и деньги.

Лекарства требуют денег.

Жена – как напоминание о бедности.

Пустой дом, каждая половица которого напоминает Песталоцци о неудаче. Тишина, особенно сильно бьющая в уши после привычных детских голосов.

С одной стороны, понимание необходимости заниматься чем-то, что может принести деньги. С другой – абсолютное отсутствие сил и желаний.

Пустота…

В это время в жизни нашего героя появляется книгопродавец по имени Фюссли, о котором Песталоцци впоследствии вспоминал: «Этот дорогой мне и, увы, слишком рано скончавшийся друг принимал глубокое и сердечное участие в моей судьбе»[78]78
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 357.


[Закрыть].

Фюссли настаивает на том, что Песталоцци обязан писать. Причем не лишь бы что, а какой-нибудь сентиментальный или дидактический роман с непременной моралью в конце.

Ничем иным реально заработать невозможно. А роман, если хорошо продать – Фюссли обещает все для этого предпринять, – может принести прибыль.

Ни сил, ни желания сочинять длинный роман… Песталоцци устал. Он разочарован и в жизни, и в себе самом. Главное, у него нет азарта, чтобы засесть за тяжелый, многостраничный труд. Идеи иногда еще мелькают в голове, но азарта нет. А без страсти наш герой не умеет делать ничего.

Изо дня в день Фюссли подталкивает Песталоцци к писательству. Один из главных его аргументов такой:

– Большинство ваших друзей убеждены, что вы кончите жизнь в больнице для душевнобольных. Единственный способ доказать им их неправоту – написать книгу, которая будет иметь успех.

Господь, конечно, любит нашего героя. Он – в который уж раз! – посылает ему человека, который не теряет веру в «чудака из чудаков из страны чудаков» даже в тот момент, когда от него отворачиваются все.

Песталоцци готов поверить своему товарищу, но как же быть, если на написание романа просто нет сил?

И тогда наш герой решает написать книгу афоризмов, ведь мыслей о воспитании человека и о его предназначении у него всегда в избытке.

Роману придется подождать до лучших времен.

Фюссли не доволен. Он не верит в успех такой книги. Но, видя состояние своего друга, понимает, что спорить с ним бесполезно.

Так Песталоцци начинает писать свою первую книгу.

Тот, кто учился на богослова, а потом решил стать юристом; тот, кто учился сельскому хозяйству, а потом предпринял неудачную попытку создать народную школу – решает посвятить себя писательскому труду и зарабатывать этим на жизнь.

С первых строк Песталоцци берет, что называется, быка за самые рога.

«Что представляет собой человек? – с этой фразы начинается книга. Неплохо, да? Продолжение не менее значительно. – Какова его сущность, независимо от того, сидит ли он на троне или находится под соломенной кровлей? Почему нам не говорят это мудрецы? Почему великие умы не обращают внимания на то, что представляет собой человеческий род?»[79]79
  Песталоцци И. Г. Гармоничное развитие человека. С. 79.


[Закрыть]

Удивительно, не так ли?

Вот сидит за столом человек – уставший, отчаявшийся, потерявший, как ему самому искренно кажется, ни много ни мало – дело жизни. У которого нет денег, больна жена, а ребенка скоро надо будет отправлять учиться, но не ясно, на какие средства.

И вот этот самый человек начинает свою первую книгу не с нытья, не с плача о неудаче, но с постановки самых главных вопросов человеческого бытия.

Таков Песталоцци. Он всегда сам себя ощущал вовсе даже не чудаком, а гражданином мира, Вселенной.

Как, может быть, ни покажется парадоксальным, это ощущение себя, если угодно – жителем Вселенной всегда спасало нашего героя в самые тяжелые моменты жизни. Он учит воспитывать детей не для чего-либо, а для того чтобы они улучшили качество человечества. Иной подход ему не интересен.

Об этом – его первая книга «Вечерние часы отшельника».

Его книга афоризмов – быть может, одна из самых возвышенных книг о воспитании, которые когда-либо писало человечество.

Судите сами.

«Стремясь удовлетворить свои потребности, человек находит путь к этой истине в глубинах своей природы. На этом пути младенец у груди матери, насытившись, познает, чем является для него мать, которая будит в нем любовь и благодарность».

«Человек, отец своих детей! Не направляй их ум на очень отдаленные предметы, пока не окреп еще на изучении близкого, и избегай принуждения и напряжения».

«Отчий дом, ты школа нравов и государства!»[80]80
  Песталоцци И. Г. Гармоничное развитие человека. С. 80, 81, 87.


[Закрыть]

Работа идет стремительно. Переносить на бумагу свои мысли, как бы беседуя с невидимым собеседником, оказалось занятием и интересным, и спасительным.

Благодаря стараниям Фюссли первая книга Песталоцци «Вечерние часы отшельника» вышла из печати в 1780 году.

И не имела никакого читательского успеха. Вообще. Попросту говоря: она с треском провалилась в продаже.

Во все века читателей интересует не некий возвышенный взгляд, а конкретный совет. А еще – хорошо бы, чтобы этот совет был включен в рамки какого-нибудь сюжета, желательно дидактического или сентиментального, и чтоб – люди были живые, и мораль в конце.

Фюссли был прав.

«Вечерние часы отшельника» имели, пожалуй, лишь один положительный результат: наш герой понял, что писать книги – интересное занятие. А коли так – у него, наконец-то, появился азарт.

Иоганн Генрих Песталоцци приковывает себя к столу и начинает сочинять. Пишет истово, страстно – как все, что он делает в жизни, – не поднимаясь по многу часов.

Откуда этот человек берет силы? Как ему удается – повторю еще раз – любую неудачу превращать в трамплин, чтобы еще быстрее лететь в будущее? Почему он не сдается никогда, даже в таких ситуациях, когда другой бы уже скурвился и спился?

Можно, конечно, считать, что наш герой – эдакий паровоз, сносящий любые препятствия на своем пути и мчащийся к цели. Такой образ. Мне нравится моя метафора.

Только она ничего не объясняет. Как же так? Не раз, не два, но – постоянно: упирается в препятствие, кажущееся непреодолимым, отталкивается от него и – летит в будущее!

Характер? Божий Промысел? Чудо? Все это вместе плюс что-то неясное?

Нет ответа. Так бывает с гениями – не все, что с ними происходит, возможно разгадать.

Остается только пример для нас. Если, конечно, получится его взять.

В это время слухи о сумасшествии Песталоцци стали распространяться с особой силой и страстью. Они имели, я бы сказал – массовый характер.

Этому, в немалой степени, способствовал тот факт, что наш герой… сжигал написанные им произведения. Не раз, не два – шесть!

Песталоцци сжег шесть своих повестей только по той причине, что они ему не нравились. Ему казалось стыдным их печатать, и он их уничтожал!

Представляете картину? Человек, находящийся на грани нищеты, целыми днями пишет и сжигает написанное, хотя Фюссли утверждает, что на любой книге можно попытаться хоть что-то заработать.

Но Песталоцци нужна не любая книга, а та, которой он будет вправе гордиться. Никакие другие ему не интересны…

Наш герой не делает тайны из того, что он сжигает свои рукописи. Ему это представляется вполне естественным: зачем сохранять книгу, если она кажется тебе неудачной?

Снова вспоминается Борис Пастернак: «Не надо заводить архива, / Над рукописями трястись».

Песталоцци так и делает, будто каким-то мистическим образом знает строки, которые будут написаны через века.

Слухи о сумасшедшем человеке, который сначала собрал в своем доме беспризорников, а потом пишет и тотчас сжигает свои произведения, распространяются далеко за пределы Нейгофа.

Иначе как «сумасшедшим» Песталоцци уже не называют. Все жалеют Анну, не понимая, почему она никак не уйдет от своего безумца.

Как нередко случалось в жизни нашего героя: впереди только пустота и бездна.

И вот тогда…

Песталоцци вспоминает: «Последним рассказом был “Лингард и Гертруда”. Их история, сам не знаю как, вылилась из-под моего пера и сама собой развернулась, между тем, как у меня в голове не было ни малейшего плана, даже мысли о нем не было. Через несколько недель книга была готова, а, собственно, я и не знал, как это у меня получилось. Я чувствовал значение книги, но как человек, во сне ощущающий цену счастья, которое ему как раз снится»[81]81
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 357.


[Закрыть].

Я давно заметил: память – это не шкаф, открывая полки которого мы достаем нужное воспоминание, а скорее кинофильм, который мы снимаем сами, с годами делая его то более, то менее красивым.

Как мы уже говорили, чаще всего наши воспоминания не совсем соответствуют тому, что было на самом деле. Это происходит не специально, просто таково свойство памяти.

Конечно, первая часть романа появилась довольно неожиданно. (Всего Песталоцци написал четыре части этого романа.) Включился главный помощник Песталоцци во всех делах – страсть, и он сочинял так, будто кто-то водил его пером.

Долгое время нашему герою мешало писать то, что он хотел заниматься не литературой, а педагогикой. Трудно свыкаться с мыслью, что теперь литература – главное дело твоей жизни.

Именно во время работы над первым и главным романом пришло понимание того, как объединить две эти истории: с одной стороны, страстное желание посвятить себя воспитанию, с другой – необходимость зарабатывать на жизнь литературным трудом.

Господин Призвание, уж если взял за руку, – не отпустит. И все житейские передряги, а подчас и трагедии в конечном счете оказываются бессильными перед доброй силой Призвания.

Песталоцци писал произведение, в котором хотел сформулировать все то, что понял в Нейгофе, и даже реализовать – правда, на бумаге – то, что в жизни реализовать не удалось. Книга спасала от ощущения педагогического краха.

Нет, не просто писатель сочинял роман, – но педагог! Со своим абсолютно своеобразным, заглядывающим в будущее, пониманием педагогики.

Кажется совсем неверным поверить автору и считать, что этот главный его роман написан с ходу, необдуманно, без плана. Это не так.

Когда мы побольше узнаем о «Лингарде и Гертруде», мы убедимся: книга написана по вполне определенным лекалам. Это не некий выплеск эмоций. Это очень четко спланированное произведение литературы.

Скажем даже больше: предчувствуя роман, а потом придумывая его, наш герой даже, некоторым образом, специально готовился.

Именно в это время Песталоцци стали часто замечать в трактире. Он особенно не пил, не ел – наблюдал, как разговаривают между собой простые люди, приходящие сюда передохнуть. Вдохновлялся людьми – их разговорами, их лицами, их переживаниями. Писал не записки одинокого отшельника – скорее, записки наблюдателя.

Закончив и перечитав свой роман, Песталоцци, разумеется, понял, что он плох. Написан неправильно, к тому же – с ошибками. (Песталоцци всегда стеснялся своей безграмотности.)

Сама история и идеи романа Песталоцци были симпатичны. Но внутри жила паника, что «Лингарда и Гертруду» постигнет участь «Вечерних часов отшельника», и роман окажется никому не интересен просто потому, что написан плохо.