Текст книги "Песталоцци. Воспитатель человечества"

Песталоцци строил Нейгоф, чтобы заниматься там сельским хозяйством. Он придумал себе такое желание, и какое-то время оно даже вело его.

Но оказалось: усадьба нужна вовсе не для этого, а для проявления подлинного желания педагогического гения. Обретения того призвания, которое с этого момента будет вести его по жизни и приведет в сонм самых знаменитых людей мира.

И о нем напишут книгу в серии «Жизнь замечательных людей». Даже две, с разницей в каких-то 90 лет…

И все это в первую очередь потому, что человек услышал зов господина Призвание, не испугался его и на всю жизнь отдал себя ему в плен.

Само слово «призвание» в нынешнем его значении, как главная жизненная задача человека, появилось лишь в конце жизни Песталоцци, поэтому не стоит искать его в произведениях швейцарского гения. Он формулирует его иначе, замечательно и точно – «удовлетворение требований земного существования»[51]51
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 113.


[Закрыть].

Это не просто красивая фраза, хотя, безусловно, очень красивая, но вполне конкретное понимание сущности человеческого бытия. У жизни есть определенные требования к человеку. И первое из них: понимание и реализация того, ради чего человек на землю призван.

Это требование, понимаете, да? Не просьба.

А требование должно быть непременно удовлетворено.

Песталоцци честно пытался стать таким, как все – обычным фермером, ходить по воскресеньям в церковь, растить детей и чудесно себя чувствовать.

Не получилось. Победило призвание, тут же определив высокие цели будущего.

«Бедный и в унижении живущий народ бесконечно трудно воспитывать просто и природосообразно»[52]52
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 353.


[Закрыть].

Цель была определена и сформулирована: воспитание бедного народа.

Для достижения ее понадобилось ни много ни мало – вся жизнь.

Однако господин Призвание вывел нашего героя на верную дорогу. И, уверяю вас, он с нее уже не сойдет.

Часть шестая. Нейгоф

В 60-е годы XVIII века по дорогам Швейцарии брели сотни бездомных, нищих детей, не имеющих ни крова над головой, ни средств к существованию.

У некоторых из них не было ни отца, ни матери. Однако нередко случалось так, что родители выгоняли детей из дома, не представляя, что с ними делать. Увы, у тех, кого не выгоняли, жизнь бывала немногим лучше.

Песталоцци все это видел. Стремление помочь нуждающимся рвало душу. Призвание настойчиво подсказывало, что надо делать.

В сознании нашего героя постепенно укрепляется мысль о необходимости создания сиротского приюта…

Стоп. Тут нам придется ненадолго прервать наше повествование для еще одного, причем абсолютно нелирического отступления.

Для того чтобы понять уникальность и подлинную революционность того, о чем писал и что старался воплотить в жизнь Иоганн Генрих Песталоцци, нам неплохо бы ответить на вопрос: а как, собственно говоря, в конце XVIII века общество относилось к детям?

Повторим еще и еще раз, время – тот фон, без которого человек выглядит весьма и весьма блекло.

Нам, жителям века XXI, представляется абсолютно естественным, что мы с рождения любим свое чадо, покупаем ему игрушки, заботимся о нем и так далее. Сегодня всерьез стоит вопрос об излишней заботе о детях, когда ребенку и метафорически и буквально не дают шага ступить самостоятельно. Есть иная крайность: иные родители боятся, чтобы ребенок не вырос избалованным, то есть всерьез опасаются его «перелюбить».

И нам представляется, что так к детям относились всегда.

Отнюдь. На самом деле, отношение общества к ребенку претерпевало огромные изменения, пожалуй, не меньшие, нежели отношение общества к женщинам. (Не позабыли еще, что женщины Швейцарии получили право голосовать лишь в 1971 году?)

Иоганн Генрих Песталоцци создал универсальную систему воспитания; создал ряд учебных заведений, продемонстрировав, каких практических результатов можно добиться, обучая детей по этой системе; кардинально изменил отношение матери к своему предназначению; заставил общество принципиально иначе относиться к профессии учителя.

Все это можно сформулировать несколькими словами: Иоганн Генрих Песталоцци совершил переворот в отношении общества к детям.

Согласитесь, это невозможно понять, не разобравшись в том, а что именно он перевернул.

Нелирическое отступление № 3

Начнем с начала. А именно с того момента, когда человек только рождается на свет.

Вот что пишет исследователь о том, как во времена жизни нашего героя (впрочем, и до и после) относились к младенцам: «…На основании тех же самых критериев, которые исключали из человеческого рода дикарей, из него последовательно исключались и человеческие детеныши. Ведь подобно дикарям, младенцы не умели рассуждать, говорить, вертикально стоять и ходить. <…> Человек, наделенный логическим мышлением, исходя из очевидных фактов, должен был заключить, что его потомство рождается в состоянии, лишь приближающемся к уровню человека. Ребенок, по мнению Томаса Хукера, жил жизнью животного»[53]53
  Калверт К. Дети в доме: Материальная культура раннего детства: 1600–1900. М.: Новое литературное обозрение, 2009 (Культура повседневности). С. 41–42.


[Закрыть].

Помните, что писал Песталоцци, когда родился его сын? Не позабыли эти нервно-восторженные вскрики, этот невероятно страстный разговор с Богом об ответственности за только что появившуюся жизнь?

Такое отношение, надеюсь, близкое и понятное нам, – в конце XVIII века вполне можно считать уникальным.

В те годы люди относились к малышу, как к существу, больше похожему на животное, которому еще только предстоит стать человеком. Сегодня мы с ужасом читаем, что в XVIII веке у некой, условно говоря, госпожи X из четырех родившихся детей – двое умерли. Разумеется, всякая смерть ужасна. Но госпожа X была убеждена: те двое, что выжили и выросли – люди. А умерли некие существа, которым еще только предстояло воплотиться в людей. Не воплотились. Жалко, разумеется, все равно. Но меньше и по-другому.

Младенец – не человек. С такого отношения начиналось общение родителей и детей. И входило в привычку на многие годы.

Только в середине XIX века перестали использовать алкоголь и слабые наркотики для того, чтобы ребенок быстрее засыпал и не мешал своими криками родителям. Это явление распространилось до такой степени, что на улицы выходили демонстранты с требованиями: «Прекратить давать младенцам алкоголь!»; «Запретить продавать в аптеках детское снотворное, в состав которого входили легкие наркотики!»

Производство игрушек для детей было налажено лишь в XIX веке, а так – играли, чем придется. Первый завод по производству елочных игрушек открылся только во второй половине XIX века – в 1867 году.

Согласитесь, эти факты тоже, в немалой степени, характеризуют пренебрежительное отношение общества к ребенку.

Великий педагог Мария Монтессори пишет о приходе ребенка в этот мир, используя евангельскую цитату о явлении Иисуса Христа: «Он пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1:11)[54]54
  Монтессори М. Дети – другие. Уникальная методика раннего развития / Вступ. ст., коммент. К. Е. Сумнительного. М.: АСТ; Карапуз, 2016 (Педагогика детства). С. 37.


[Закрыть].

Если сравнение может быть великим, то сравнение Монтессори именно таково. Ребенок приходит в этот мир, приходит к своим, а свои его не принимают. Сравнение – на века!

Не принимать тоже можно по-разному. Можно, как в наше время, начинать его изо всех сил воспитывать, игнорируя его Божественное (Природное) начало. А можно, как в веке XVIII, начинать его угнетать, заставляя бесконечно работать. Относиться к нему хуже, чем как к рабу – как к собственности.

В те годы дети начинали работать – внимание! – с пяти-шести лет, трудились по 14–18 часов, выполняя те обязанности, которые были им по силам. Речь идет не о помощи по дому, но о работе в полях, на фабриках и заводах.

Лишь к концу жизни Песталоцци был издан закон об охране детского труда. Это был очень прогрессивный закон! К работе не допускали детей младше девяти (!!!) лет, и рабочий день ограничивался… восемью часами?.. как бы не так! Девятилетние дети имели право законно работать 12–14 часов!

Одна маленькая, но деталь, характеризующая отношение к детям: на фабричные окна цехов, где дети стояли у станка, вешали шторы, чтобы ребенок не отвлекался на вид из окна. По 12–14 часов ребенок работал в душном, плохо освещенном помещении…

Как известно, первым привлек внимание к несправедливости детского труда знаменитый реформатор Роберт Оуэн. Знаете, когда это случилось? Лишь в начале XIX века!

Та же Монтессори заметила: «…не совсем правильно называть отца и мать творцами ребенка. Лучше бы сказать так: строителем человека является ребенок. Ребенок – отец человека»[55]55
  Монтессори М. Дети – другие. Уникальная методика раннего развития / Вступ. ст., коммент. К. Е. Сумнительного. М.: АСТ; Карапуз, 2016 (Педагогика детства). С. 52.


[Закрыть].

Не правда ли, потрясающая и навсегда актуальная мысль?

Монтессори уважала детей, видела в них людей, которые многому могли научить взрослых. В этом, как и во многих других смыслах она продолжала то, что делал Песталоцци.

Но если бы вы процитировали эти слова Монтессори в любой швейцарской семье того времени, вас подняли бы на смех. Ребенок – не человек. Сначала – совсем не человек, с возрастом – не совсем человек. Чему он может научить? Как он может повлиять на взрослых?

Его самого надо учить и воспитывать. И единственный помощник в этом – страх.

«Педагогическое действие страха очень сомнительно, – замечает наш великий соотечественник, последователь Песталоцци Константин Ушинский. – Если и можно им пользоваться, то очень осторожно, всегда имея в виду, что смелость есть жизненная энергия души»[56]56
  Ушинский К. Д. Воспитать ребенка… С. 121.


[Закрыть]. Песталоцци специально следил за тем, чтобы в его школах не поселился страх. Швейцарский гений был убежден, что страх выхолащивает личность. Если ребенок живет под действием страха, понять его природу невозможно.

Однако именно на страхе строилась и жизнь многих швейцарских семей, и всех швейцарских школ.

О том, как работала, условно говоря, система образования в те годы, – мы уже говорили, не станем повторяться.

Лишь напомним об этом ужасе, обратившись к словам нашего героя: «Друг! Скажи мне, может ли удар меча, падающего на шею преступника и лишающего его жизни, произвести на его тело большее действие, чем то, которое производит на душу ребенка переход от продолжительного, прекрасного руководства природы к жалкому ходу дела в школе?»[57]57
  Цит. по: Пинкевич А. П. Песталоцци. М.: Журнально-газетное объединение, 1933 (ЖЗЛ: Вып. V–VI). С. 90–91.


[Закрыть]

Заметим, что в этой самой обстановке, при таком отношении к детям, наш герой жаждал строить не просто школу, но школу – народную, для обучения простых людей. Он исходил из того, что «бедность или богатство не могут и не должны оказывать существенного влияния на образование человека»[58]58
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 115.


[Закрыть].

По сути, Песталоцци говорил о праве на образование, которым должен обладать любой человек вне зависимости от достатка.

Через 15 лет Великая французская революция провозгласит всеобщее право на образование. Однако этот призыв будет принят отнюдь не всеми даже через десятилетия после победы над французской монархией.

Знаете ли вы, например, что в далекой России противником образования народа, врагом создания народных школ выступал не кто иной, как знаменитый собиратель фольклора Владимир Иванович Даль. Довольно жестко он утверждал, что грамотность только испортит простого человека.

С ним спорил Константин Ушинский, из слов которого, кстати, отчетливо проглядывает и позиция самого Даля: «Правдивые факты, приводимые г. Далем, свидетельствующие о том, как быстро и в каком множестве портятся наши бедные грамотеи, показывают не то, как вредна грамота для русского человека, но то, до какой страшной степени заражена та среда, в которую вводит их грамота, и как беззащитен и безоружен остается в ней простой и, может быть, прекрасный человек»[59]59
  Ушинский К. Д. Моя система воспитания: О нравственности. М.: АСТ, 2018 (Бестселлеры воспитания). С. 166–167.


[Закрыть].

Владимир Иванович Даль – образованнейший, умнейший, хорошо знавший народ человек, был против создания народных школ…

Даже трудно себе представить, с каким сопротивлением сталкивался Песталоцци, настаивая и в своих романах, и в статьях, и, главное, в практической работе на необходимости создания школ для народа.

Это была не просто смелая, но по-настоящему революционная идея.

По своим взглядам на воспитание, на детей Песталоцци, безусловно, был человеком будущего. Его воззрения вовсе не коррелируют с тем, как относились к образованию в его годы, но абсолютно соответствуют взглядам великих педагогов будущего.

Не случайно в «Нелирическом отступлении» я обильно цитирую тех, кто будет работать после Песталоцци. Ну, разве не поразительно, насколько точно отражают его взгляды слова тех, кто будет образовывать детей через много десятилетий после него?

Сам Песталоцци очень точно заметил: «Я умер для своего времени. Мир, современность больше не мой мир»[60]60
  Песталоцци И. Г. Гармоничное развитие человека. С. 34.


[Закрыть].

В обстановке абсолютного пренебрежения к детям, когда никто не видит в них людей; когда вся система образования держится на страхе; когда матери не понимают, что воспитание детей – это их главное, высокое предназначение; а чиновникам совершенно не ясно, зачем и как учить детей бедняков, – вдруг, словно с другой планеты, является человек, чьи педагогические взгляды опережают современников на десятки лет…

Я хотел бы закончить наше «Нелирическое отступление» словами еще одного гения педагогики, который сильно испытывал влияние нашего героя. Это Януш Корчак. Свою великую книгу «Как любить ребенка» он начинает такими словами: «С ранних лет мы растем в сознании, что большое – важнее, чем малое»[61]61
  Корчак Я. Как любить ребенка. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель; Владимир: ВКТ, 2011. С. 6.


[Закрыть].

Иногда мне кажется, что Песталоцци словно бы перевернул бинокль: дети для него стали больше взрослых. Они – главное. Они – смысл и суть.

Но это вовсе не значит, что с этого момента у него все стало получаться.

Мир, который искренно считал, что дети не совсем люди, – вовсе не жаждал помогать безумцу, думающему иначе.

Мир с привычными представлениями. И один человек – непохожий, другой, единственный.

Вечное противопоставление.

Итак. 1774 год. Нейгоф. Усадьба Песталоцци.

Его фермерство хиреет. Ясно, что надежды на процветание с помощью сельскохозяйственной деятельности не оправдались. Нужна другая идея.

И она все отчетливее зреет не столько в голове, сколько в душе нашего героя: создать в Нейгофе, в собственном доме, приют для детей-сирот…

…Вообще, если бы надо было подбирать эпиграф к судьбе Иоганна Генриха Песталоцци, нам снова помог бы Борис Пастернак.

Помните:

 
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
 
 
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только. До конца.
 

Конечно, можно было бы утверждать, что Песталоцци как раз не умел отличать поражения от победы. Или, например, еще красивее: наш герой превращал любое поражение в победы.

И это все было бы правдой, да не совсем.

Иоганн Генрих Песталоцци попросту не жил в такой системе координат, где существуют поражения и победы.

Тут ведь вот что важно понять: разгромы и проигрыши возможны только там, где есть соревнование, чаще всего, – с системой; или с обществом, или с самим собой, наконец.

Песталоцци жил, ни с кем не соревнуясь и ни с чем не воюя. Просто жил так, как ему казалось правильным.

Если угодно, я бы сравнил его с локомотивом, который однажды выехал из пункта А и отправился в пункт В. Где А – это детство, дом, дед, а В – это счастье, или как минимум нормальная жизнь возможно большего количества бедных детей.

Паровоз или электричка ведь ни с кем не воюют. Просто едут себе вперед и всё. Возникают какие-то препятствия – преодолевают. Когда быстрее, когда медленнее.

Но никогда не поворачивая назад.

Итак, новая и на этот раз действительно близкая ему идея: создать в своей усадьбе приют для бедных детей.

Тут же возникает вопрос: откуда взять средства? И так ведь не все долги еще выплачены…

Идея Песталоцци заключалась в том, чтобы дети одновременно учились и работали. Другими словами, – чтобы они сами зарабатывали на свою жизнь и существование приюта. Он даже рассчитал, как ему казалось точно, что денег должно хватить с лихвой.

Отлично!

Однако есть одно «но»: дети начнут зарабатывать деньги, условно говоря, завтра, а превращать свой дом в приют, принимать первых воспитанников необходимо сегодня.

Как быть?

О «Гельветическое общество “У скорняков”»! Какое счастье, что ты случилось в жизни Песталоцци! Кажется, ты и было создано едва ли не только для того, чтобы знакомить нашего героя с разными необходимыми ему людьми! Благодаря тебе Песталоцци познакомился со своей женой; с Чиффели, который пытался научить его фермерству, и пусть уроки впрок не пошли, но усадьба на всю жизнь осталась; и здесь же наш герой знакомится с Исааком Изелином, которому предстоит сыграть в его жизни весьма существенную роль.

Исаак Изелин – очень примечательная личность и весьма знаменитый в ту пору человек.

Известный философ и одновременно секретарь Большого совета в Базеле (нынче бы сказали, что он занимал крупную политическую и чиновничью должность). Кроме того, известный филантроп, создавший организацию с весьма говорящим названием «Общество поощрения, добра и благотворительности». Да еще и отец девятерых детей – один этот факт уже мог расположить к нему Песталоцци.

Казалось бы, человек приятный во всех отношениях. Однако, с точки зрения нашего героя, Изелин имел один существенный недостаток. Дело в том, что все его философские изыскания строились на постоянной полемике с Жан Жаком Руссо. Изелин спорил с ним публично, довольно жестко, подчас даже высмеивая кумира Песталоцци.

Возможно ли просить помощи у врага своего кумира? Не будет ли это предательством по отношению к тому, кого наш герой всегда почитал абсолютным и безусловным авторитетом?

Известно высказывание Уинстона Черчилля: мол, если речь идет о благе моей страны, я готов заключить договор хоть с самим дьяволом. Думаю, Песталоцци двигала подобная логика, и он все-таки просил у Изелина помощи не для себя лично, но для создания приюта. А для такого благого дела ни к кому не стыдно обратиться.

Долго и подробно наш герой рассказывал, как говорится, «старому другу по партии» про свою идею. Уж что-что, а убедительным, когда надо, наш герой быть умел.

Идея создания приюта для бедных, в котором дети сами будут зарабатывать деньги на свое содержание, Изелину очень понравилась. Он рассказал о ней в своем журнале «Die Ephemerides» (по-русски: «Эфемериды» – таблицы положения небесных тел, которые помогают делать астрологам их прогнозы). И там же объявил беспроцентный заем.

Авторитет Изелина был огромен – и как политика, и как философа, и даже немножко как революционера. Другими словами, его уважали люди самых разных убеждений.

В результате удалось собрать достаточно денег, чтобы наш герой в 1774 году открыл в собственной усадьбе Нейгоф «Учреждение для бедных».

Когда-то дедушка Андреас приводил его в дома крестьянской бедноты, и это оказало на мировоззрение Песталоцци решающее значение. Теперь он сам привел детей этих крестьян, большинство из которых осталось без родителей, в свой собственный дом.

«Я взял детей в свой дом, чтобы вырвать их из униженного положения, вернуть их человечеству и его высокому положению»[62]62
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 95.


[Закрыть].

Красиво, правда? Песталоцци рассуждал о воспитании только так – по-другому не умел. Он умел быть возвышенным романтиком, не просто всерьез верящим в свои романтические идеалы, но и живший согласно им.

А теперь посмотрим на эту ситуацию попросту, без романтики.

В дом, где живет четырехлетний, к тому же – не очень здоровый ребенок, папа приводит 30 с лишним оборванцев.

Поскольку эти дети чувствовали любовь Песталоцци, – многие из них впервые в жизни почувствовали такое отношение к себе взрослого человека, – они полюбили и его сына. Дети играли с мальчишкой. Мальчишка играл с детьми. Иногда, видя, как они устали за работой, Яков приносил им кусок хлеба, и никогда никто не одергивал его: мол, не отвлекай работающих. Парень рос с ощущением своей нужности и значимости: одно из главных занятий его детства было – помогать другим, тем, кому повезло меньше, чем ему.

Песталоцци был хорошим отцом.

А мужем?

Он никогда не спрашивал у своей жены разрешения делать что-либо. Всегда просто ставил ее перед фактом.

«Моя жена жестоко страдала от этих обстоятельств, но при всем том ни во мне, ни в ней не ослабевало намерение посвятить свое время, свои силы и остаток нашего состояния упрощению обучения народа и его образования в семье»[63]63
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 352.


[Закрыть] – так вспоминал об этих днях наш герой.

Тут бы точку поставить – мол, вот какая хорошая жена. Автор должен восторгаться своим героем.

Не получается…

Когда дело касается работы, деятельности, педагогических открытий Иоганна Генриха Песталоцци, – тогда да, безусловно, восторгаться можно легко и по делу.

А вот когда речь идет о супруге…

Придется признать, что наш герой, увы, был не очень благодарным мужем. Его пылкая страсть разбилась не о быт, а о его призвание, его любимейшую работу. Ей отдавал он весь пламень души, все остальное воспринимая лишь с одной точки зрения: помогает это делу или нет.

Даже сказав добрые слова о своей жене, он тотчас едва ли не укоряет ее за то, что она безропотно помогала ему, а не помогала исправить ошибки: «Я, к несчастью, встретил еще соблазнительную, но по существу бесполезную помощь в новом деле, в которое меня вовлекли мои мечты»[64]64
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 352.


[Закрыть].

«Бесполезная помощь» – это о жене, о прекрасной Анне Шульт!

А как же реагировала на все происходящая она – дочь богатого купца, который в любой момент был готов принять ее обратно в свой дом вместе с внуком?

Разговоры о сумасшествии возникли с новой силой, когда Песталоцци открыл двери своей усадьбы опасным, с точки зрения общества, сиротам. Повторю: впустил беспризорников в дом, где был маленький ребенок! Вполне безумный поступок! Имея в виду связи Шульта, никаких иных доказательств ненормальности Песталоцци и не требовалось.

Анне ничего не стоило навсегда запереть мужа в больницу для умалишенных и начать новую жизнь.

Что же сделала она?

Поскольку среди читательниц подобных книг всегда немало прекрасных дам, то я обращусь непосредственно к женщинам.

Представьте, вот вы выходите замуж за человека, который хочет стать фермером. Ваш муж строит усадьбу и начинает заниматься сельским хозяйством. У него ничего не получается. Причем до такой степени не получается, что усадьба – дом! – едва не идет с молотка. Кое-как новое жилище удается спасти.

Казалось бы, Господь так прекрасно все устроил: любимый муж, ребенок, дом… Что еще надо, чтобы встретить зрелость и старость?

Но ваш любимый муж приводит в ваш собственный дом 37 оборванных детей, большинство из которых беспризорники, и говорит: мол, отныне это не наш дом, а «Учреждение для бедных». И что вы теперь не просто – мать и жена, а работник учреждения, имеющий вполне конкретные и не очень простые обязанности. А ваш любимый, единственный ребенок будет теперь воспитываться в таком, скажем мягко, не совсем простом окружении.

Если честно, какова была бы ваша реакция – прекрасная дама, которая сейчас держит в руках мою книгу? Закричать: «Ты – сумасшедший!»? Выгнать детей? Забрать сына и уйти к своим родителям?

Скажу честно: такая реакция мне бы лично показалась абсолютно нормальной и естественной.

Вместо этого Анна встает рядом с мужем, начинает ему помогать, совершенно не противясь тому, что ее дом превращается в учреждение.

Мало того. Она дает Песталоцци деньги – частично из собственных запасов, частично – выпрашивает у родителей, доказывая им, что, на этот раз, ее муж будет делать то, что умеет, и у него все получится.

Родители дают, все еще надеясь, что, когда все рухнет, – а в этом они нисколько не сомневаются, Анна, наконец, одумается и уйдет от мужа. Ну, право слово, сколько времени может нормальный человек выдерживать странные эксперименты своего супруга?

Верила ли Анна в успех мероприятия? Вопрос, на который мы не можем дать однозначного ответа. Многие современники и поздние исследователи убеждены: поверить в успешность этого «проекта» было невозможно, и Анна, мол, даже пыталась отговаривать своего мужа.

Всё может быть.

Однако на самом деле это не имеет ровно никакого значения.

Для меня Анна Шульт – пример абсолютной, если угодно, – безоглядной преданности мужу. Иногда мне всерьез кажется, что материнского в ее отношении к Иоганну Генриху было больше, чем просто женского.

Как известно, в сказках любовные истории заканчиваются свадьбой. В жизни реальной любовь Анны Шульт проявилась именно после венчания, она никогда не нарушала обещания, данного перед алтарем. Всю свою жизнь она отдала Иоганну Генриху Песталоцци. Без нее он бы никогда не стал тем, кем стал.

И это факт безусловный.

Кому-то из современных прекрасных дам такая любовь вполне может не нравиться и даже раздражать.

Понимаю.

Но я рассказываю о том, что было. Анна Песталоцци-Шульт не назвала своего мужа сумасшедшим. Она открыла двери собственного дома для тридцати семи беспризорников. Она стала помогать своему мужу в «Учреждении для бедных» только по одной причине: муж считал, что надо делать именно так.

Мягкая со своим мужем и ребенком, с воспитанниками Анна была довольно жестким педагогом, что, в немалой степени, помогало поддерживать дисциплину в «Учреждении».

Когда же речь шла об обучении, Анна умела сохранять невероятную выдержку.

Скажем, спрясть из шерсти нить – дело не такое простое, как может показаться незнающему человеку. Тут необходимы выдержка и терпение. А девочки – маленькие, к тому же абсолютно непривычные к кропотливому труду. Трудно не сорваться. Анне удавалось. Объясняла долго, следила внимательно. И девочки в «Учреждении» овладевали навыками, которые безусловно пригодились им в будущей жизни.

Анна отвечала за ведение домашнего хозяйства, например, готовила обеды на всю эту ораву, а также, как умела, помогала Песталоцци разбираться с финансами «Учреждения для бедных», хотя тут Песталоцци проявлял излишнюю, я бы сказал, самостоятельность.

Что касается финансов – тут более или менее понятно. Она ведь с детства помогала отцу и в хлебопекарне, и в кондитерской, что позволило ей отчасти понять, как устроен бизнес. Может быть, если бы Песталоцци больше прислушивался к ней в решении денежных вопросов, судьба «Учреждения» сложилась иначе.

Кроме того, когда деньги, полученные с помощью Исаака Изелина, начали заканчиваться, она попрошайничала у родителей, таким образом некоторое время поддерживая «Учреждение».

Но вот как она – дочь богатого купца, воспитанная с гувернантками, сама никогда не стоящая дома у плиты, – могла накормить ораву детей, да еще и учила их, скажем, прясть?

Как мы помним, супруги Песталоцци познакомились в «Гельветическом обществе», где собирались люди, пекущиеся о правах бедных. Некоторые просто говорили красивые слова. Многие жили, как бедняки: спали на полу, питались травой, отказывали себе во всем необходимом.

Несмотря на то, что историю про аскезу придумал ее любимый Менальк, Анна сама никогда аскетичный образ жизни не вела. Девушка рассудительная, она целенаправленно готовила себя к бедной жизни, овладевая навыками, которые впоследствии могли ей пригодиться.

Забавно: у Песталоцци не получилось стать фермером, зато у Анны получилось стать женой фермера. Она овладела всеми необходимыми для этого навыками.

Почему ее прельщала такая жизнь, а не спокойное, сытое существование в родительском доме, думаю, так и останется загадкой. Хотя, если посмотреть на историю с другой стороны, – в какие только странные дали не уводили мужья влюбленных в них жен.

Есть такая профессия: быть женой своему мужу.

Если угодно – такое призвание.

В Нейгоф пришли 37 человек – 20 девочек и 17 мальчиков в возрасте от семи до четырнадцати лет.

Песталоцци, как водится, их вымыл, накормил и начал… изучать.

Этому ребенку интересен один предмет, этому – другой. Этот схватывает быстро, этот – медленно. Этот стеснительный, другой хочет постоянно находиться на виду.

Надо не уничтожать эти качества, а развивать их. Тот, кто всегда хочет быть на виду, будет командовать. Тот, кто схватывает быстро, – поможет тем, у кого возникают затруднения.

Не бороться с природой, а идти у нее на поводу. И в Нейгофе, и в других учебных заведениях, которые открывал Песталоцци, этот принцип давал серьезные результаты. Когда детям предоставляли возможность раскрыться, а не давили на них, – они раскрывались.

Песталоцци был убежден: у любого человека есть талант, важно обнаружить его и реализовать.

Как?

Заметить. Разглядеть. Не игнорировать. Развивать. И в учебе, и в работе.

Песталоцци уверен: «Во всех случаях, когда принципы школьного дела и его организация не исходят просто, прямо и непосредственно из существа человеческой природы, а насильственно, искусственно выводятся из случайных состояний и положений людей, результаты всегда иные, чем они должны быть. Они никогда не соответствуют стремлениям человеческой природы, а средства, при помощи которых достигаются эти мнимые результаты, никогда не являются педагогическими, ведущими к облагораживанию человека, они всегда лишь портят и губят его»[65]65
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 166.


[Закрыть].

Соответствовать стремлениям человеческой природы – принцип, который великий педагог впервые использовал в Нейгофе и которому старался следовать всю жизнь.

Не бороться с природой, но использовать то, что она дала каждому человеку. Коль скоро люди созданы разными, нелепо обучать их одинаково. Надо использовать эту разность, а не игнорировать ее.

Песталоцци относился к своему «Учреждению» как к предприятию, а не просто – к школе. Как мы уже заметили, предполагалось, что дети будут не только учиться, но и работать, а значит – зарабатывать.

В это время Песталоцци пишет большую работу «Письма г-на Песталоцци к г-ну Н. Э. Ч. о воспитании бедной сельской молодежи», в которой наш герой не просто словами, но серьезными таблицами с математическими выкладками доказывает: дети могут сами себя обеспечивать.

Н. Э. Ч. – это некий господин Н. Э. Чарнер, который в известном нам журнале Исаака Ивелина «Эфемериды» опубликовал статью «Грезы», о том, что богатые люди должны «раскошелиться» и создать учреждения для бедных.

Нет! – протестовал Песталоцци. – Дети сами себя прокормят, более того, – на деньги, которые они заработают, можно будет содержать «Учреждение».

«Установим предполагаемый доход за первый год не выше обычного дохода от использования детей для прядения в домашнем обиходе, то есть, как указано выше, с двадцати пяти детей по 25 1/2 ливров в неделю – 1326 ливров в год»[66]66
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 1. С. 257.


[Закрыть].

Слова серьезного финансиста, не так ли?

Песталоцци думает о том, как соединить предпринимательство и обучение. И, конечно, пишет об этом, и, разумеется, красиво: «Предприниматель должен быть отцом своего дома, развитие у детей трудолюбия, ума и добродетели, соответствующих их положению, должно доставлять ему отеческую радость»[67]67
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 1. С. 266.


[Закрыть].

Так ловко и прекрасно соединяются в его голове педагогика и предпринимательство.

На бумаге все получается здорово. Вообще, на бумаге у Песталоцци все всегда очень хорошо.

Пройдет более двух веков, и еще один великий педагог, Антон Семенович Макаренко, в своей Коммуне имени Ф. Э. Дзержинского сможет воплотить идеи Песталоцци. И хотя в своих письмах он постоянно жалуется на то, что его принципы не признает Наркомпрос или на отсутствие денег[68]68
  Подробнее см.: Из семейной переписки А. С. Макаренко // Макаренко А. С. Книга для родителей. М.: ИТРК, 2014. С. 261, 267 и др.


[Закрыть], – ему все-таки удастся наладить производство фотоаппаратов ФЭД, которые будет знать вся страна.