Текст книги "Начало Игры"

Глава 11

– Я пальчик прищемил!

Молодая женщина с прямыми золотистыми волосами осторожно спустила с повозки забавно одетого по-взрослому мальчика лет шести.

Сейчас подую – и всё пройдёт. Давай… где?

Златокузнец Кинвинд стоял рядом и, поглаживая бороду, любовался своим маленьким племянником. За лето, проведённое в загородном поместье мальчик успел немного вырасти. После смерти жены и гибели сына – офицера городской гвардии его вдова и маленький племянник стали для Кинвинда самыми близкими людьми, а их взаимная любовь была для него истинной радостью.

Слуги ещё не успели разгрузить повозку, как во двор въехали Сфагам и Гембра.

– Смотрите! Все сразу! – воскликнул Кинвинд, идя на встречу въезжающим.

– И с трофеем! – Гембра махнула мешком с головой Кривого. – Правитель будет доволен!

– Боюсь, ему будет не до того. – лицо Кинвинда приобрело тревожно-озабоченное выражение. – В доме поговорим. Главное все живы и почти все в сборе. Стамирх поправляется. Он даже с нами посидит за ужином.

– Почти все? – спросил Сфагам.

– Олкрина нет. Не вернулся ещё из дворца. Не спокойно мне за него… Подождём ещё…

Сфагам и Гембра спешились и подошли к повозке.

– Это Ламисса – представил Кивинд золотоволосую женщину. Та взглянула на Сфагама открытым и слегка растерянным взглядом больших светло серых глаз и тут же наткнулась на пристальный оценивающий взор Гембры. В ответ Ламисса оглядела воинственную гостью с таким обезоруживающим сочувствием, что той впервые стало неловко за свой оборванный вид. Сфагам и Гембра сдержано представились.

– Ну пошли в дом – ужин наверное уже готов. – пригласил Кинвинд, радушно раскинув руки, как бы обнимая всю компанию.

– Да и переодеться надо – деловито добавила Гембра.

* * *

– Что-то неладно в городе, – озабочено сказала Ламисса, перекладывая кусок жаренной утки в тарелку своего маленького подопечного. – Все шушукаются… Слухи всякие…

– И стражники на въезде дотошные слишком… – добавила Гембра.

– Я только что из дворца. Я там часто бываю – почти что свой, – заговорил хозяин дома. – Не знаю что уж там в городе говорят, а во дворце похоже, власть меняется. Лучше бы конечно об этом не болтать, но между нами-то можно. – Кинвинд подставил серебряный кубок и слуга наполнил его прозрачным виноградным вином.

– Так вот, – продолжал он, сдаётся мне, что Тамменмирт больше городом не управляет. Во всяком случае, с сегодняшнего утра. Точно никто ничего не знает, все темнят. Но половина его любимых магов и астрологов уже из города разбежалась. Это кое о чём говорит. Да и вообще, похоже, надо быть готовым ко всему.

– А что с Олкрином? – спросила Гембра.

В длинной до земли свободной холщовой рубашке, белизна которой оттенялась смоляными волосами и подвешенными на чёрных кожаных ремешках украшениями и амулетами она чувствовала себя гораздо увереннее.

– Он почти каждый день с утра уходил во дворец. Правитель был им доволен. Сегодня я его там не видел. И узнать ничего не смог. Никто ничего не знает… и нет его до сих пор. Не нравится мне это.

– Он сегодня не вернётся. Это мне совершенно ясно. – Веско сказал Сфагам. – Но он жив – это мне тоже ясно. Завтра с утра пойду во дворец. Надо со всем этим разобраться.

После горячей бани и перевязки Сфагам чувствовал себя почти здоровым и всё время был погружён в свои мысли. Он внимательно смотрел вокруг, ловя состояние привыкания к малознакомым местам. Он любил отслеживать, как образ нового места – двора, улицы или комнаты преобразуется, впечатываясь в память и, впитывая волновые импульсы тонкого тела, становится внутренне освоенным. Сейчас это было особенно интересно, потому что двор и дом Кинвинда уже был ему полузнаком… Впитывая флюиды дома, он явственно ощущал специально направленный на него импульс внимания, исходивший от Ламиссы. Она старалась не смотреть на него и это было самым надёжным подтверждением особого интереса. Гембра, видимо, тоже это чувствовала и, что неудивительно, не испытывала по этому поводу восторга. Она то и дело бросала резкие испытующие взгляды на Ламиссу, а Лутимас, наблюдая за этим едва заметно ухмылялся в свои пшеничные усы. К концу ужина вино немного развеяло тревожное настроение. Разговор стал живее и раскованнее. Сфагам, впрочем, как всегда больше молчал и сидя в дальнем конце стола, не спеша ел свои любимые яблоки, разрезая их на мелкие дольки. Зато Гембра оказалась в своей стихии, когда дело дошло до рассказов о приключениях. Рассказать действительно было что и она не упустила возможности дать волю не только своему красноречию, но и фантазии. Сфагам лишь только незаметно улыбался, опуская голову, когда взгляды восхищённых слушателей, включая слуг, обращались к нему. Выразительно жестикулируя Гембра превратила пятачок между столом и камином в своеобразное подобие сцены. Она тоже беспокоилась за Олкрина, но в глубине души она была даже рада, что не слышит в этот момент его ехидных шуточек.

– А почему ты всё время молчишь? – вдруг спросила Ламисса, прямо взглянув на Сфагама.

– В самом деле, тебе разве нечего добавить? – поддержал хозяин.

– Я бы, скорее, кое-что убавил…

– Тогда я сама тебя спрошу, – продолжала Ламисса, – когда ты понял, что ты особо отмечен?

– Сфагам задумался, подняв на женщину свои невозмутимо спокойные глаза.

– Было мне лет семь, – начал он. – Жил я тогда в родительском доме в небольшом городе у моря. Однажды, играл я как-то с другими мальчишками на берегу. Помню, даже, крепость строили из песка с камнями. Вдруг, слышу с улицы голоса: «Встречайте патриарха! Встречайте великого учителя!» Бежим в город. Видим – повозка едет закрытая, двумя мулами запряжённая. Рядом четверо монахов – тоже на мулах едут. Выходит из повозки старичок, худой такой, подтянутый. Был это патриарх Нерслинф. Ему уж тогда за девяносто было, а держался лет на тридцать моложе. Знали его по всей империи. Может и вы слышали.

Кинвинд и Стамирх многозначительно закивали.

– Не тот ли это Нерслинф, что сидя на приёме в столице вылил за спину пять поднесённых ему кубков с вином, а когда его стали спрашивать, что он делает – сказал, что тушит лесной пожар где-то на южной границе? – спросил Стамирх.

– А потом донесли, – добавил Кинвинд, – что пожар там точно был и вдруг сам собой погас. В один момент. И как раз в то самое время!

– Да, это был тот самый Нерслинф. Так вот, все к нему детей ведут – судьбу узнать. Он со всеми говорит, никому не отказывает. Что кому говорил, правда, не помню… Подводит и меня отец. Посмотрел на меня патриарх и говорит: завтра со мной поедешь. Тогда и приоткроем судьбу твою. А на следующий день чуть свет приходит к нам в дом один из монахов, что с ним ехали. «Пора, говорят, учитель ждёт.» Ехали мы в повозке целый день. Ни слова старик не сказал за всю дорогу. И шторки закрыл. Так в темноте и ехали. Выходим – место голое, ни кустика. Одна земля и камни. Горы вдалеке. Моря не видно почти. Только крипта стоит каменная. Низенькая, старая. Там уж лет пятьсот назад святого отшельника захоронили. Обошёл старик вокруг, на колени стал и заснул, вроде. Я тогда ещё про медитации не знал. Потом встаёт и говорит – «Побудь здесь пока.» Садится в повозку и отъезжает. Я сперва ничего и не понял. Потом вижу – повозка всё дальше, дальше… И пропала совсем. Ходил-ходил я вокруг – крипта заколочена, внутрь не войдёшь. Сел рядом и сижу. Почти заснул. А тут слышу – завывает кто-то. Встал, огляделся – собаки дикие. А может, шакалы или волки. Я тогда не разбирался. Воют-воют, кружат-кружат и подбираются потихоньку. А у меня ничего с собой не было, даже палки, Да и что я против них с палкой? И огонь развести нечем… Тут я и почувствовал в первый раз внутреннюю силу. По-настоящему почувствовал. Разложил вокруг по сторонам три камня и сказал про себя: «Вот за эти камни они не зайдут!» И верно – не заходят! Близко-близко крутятся, а зайти – не заходят. Так и держал их… Главное страх ещё до того пропал. Сам пропал. Ведь знаете – страх отгонять бесполезно. Если пропадает, то сам собой. Так и тогда. Как бы разговор с этими собаками вышел. Почувствовал я их. Почувствовал и понял. Главное, злобы никакой на них не было Просто говорил я с ними мысленно, как со своими, а они слушали… Так и просидел до утра, пока не разбежались они… А к полудню вижу – повозка подъезжает. Выходит старик, как ни в чём не бывало. «Не замерз?»,… «Это что?» – спрашивает про камни. Я говорю – «Граница.» Измерил он шагами расстояния между камнями. «Неплохо.» – говорит. И отвёз меня домой, а потом с отцом долго говорил. Так и попал я в Братство Совершенного Пути. Нерслинф тогда был там наставником. Но вскоре он умер…Или сменил форму, как у нас говорят…

– А кто был твой отец? – продолжала спрашивать Ламисса.

– Отец мой был судовладелец. И городской верфью владел на паях. Он любил жизнь и жизнь дала ему много сил. Он много путешествовал, часто надолго уходил в плавание, но и дом держать умел. Увлекался астрономией и математикой. И характер у него был очень весёлый. От него я впервые услышал, что познание истины – это единственное, ради чего стоит жить.

– А любовь? – спросила Ламисса.

– Я у него об этом не спрашивал.

– А как ты сам думаешь?

– Я думаю, что любовь доносит лишь чувственный аромат истины, приоткрывая дверь в Бесконечное. Но любовь мимолётна, в отличие от привычки и ищущие любви не обретают полного единства в Бесконечном… Я бы сказал, что любовь, приоткрывая истинный путь, сама ведёт по другому. Едва ли не все, кому дано было вдохнуть этот аромат навсегда потеряли голову. Но возможно я и ошибаюсь. Не принимайте мои слова слишком серьёзно… Да, истина одна, но путей к ней много. Возможно, искусство любви – один из этих путей. Но главное, что каждый не просто имеет право, а должен искать свой собственный. Иначе он найдёт лишь чужую истину. Так говорил мой отец, когда я встречался с ним, навещая дом. Я ведь выезжал иногда за пределы Братства. А однажды он ушёл в плавание и не вернулся… Но давайте, всё-таки дослушаем Гембру.

Та, немного помолчав, продолжила рассказ, но говорила она теперь намного спокойнее и временами останавливалась, будто задумываясь.

Усталость, наконец, взяла своё и компания отправилась спать.

– Да, непростые дни настают, и как раз перед праздником, – проговорил напоследок хозяин. – Будем надеяться что тебе и завтра будет удача. – сказал он Сфагаму.

– Нам! – уточнила Гембра.

* * *

Утром того же дня Олкрин, как обычно отправился во дворец. За время ежедневной работы он успел привыкнуть к дворцовой обстановке. Да и работа шла неплохо. Состав для «отшибания памяти» был давно приготовлен и хотя испытать его в действии ещё никто, к счастью, не пытался, Олкрин был спокоен. С отобранными у шайки порошками тоже было почти всё ясно. Теперь он трудился над составлением эликсиров, а также разбирался в той путанице на алхимической кухне, которую устроили там многочисленные шарлатаны, сменявшие друг друга в последние годы. Олкрин с наслаждением занимался сортировкой составов, приготовлением недостающих и новых, взамен испорченных. Кроме того он составлял подробные описания по их приготовлению и использованию. Правитель, которого Олкрин видел всего дважды явно выражал к нему расположение, поэтому камарилья сомнительных магов, чародеев и гадальщиков, хотя и шипела и злословила за его спиной, но открыто вредить всё же не решалась.

Олкрин оседлал своего конька. Из всех искусств, которым обучали в Братстве, ему были наиболее близки медицина и алхимия. У него было тончайшее чутьё на состав любого препарата, а его умение их изготавливать было уже не ученическим. Не случайно в Братстве его уже успели прозвать поваром. Поощряя Олкрина в его усердии, правитель даже разрешил ему покопаться в дворцовой библиотеке, где нашлось на удивление много интересного.

Однако, рутина дворцовой жизни была довольно тосклива. Особенно тягостны были вынужденные перерывы в работе, когда нужно было ждать, пока тот или иной состав остынет, или наоборот, нагреется, или сам с течением времени достигнет нужного состояния, изменившись под действием воздуха. Изнывая от скуки, Олкрин слонялся взад-вперёд по длинным дворцовым галереям, разглядывая росписи и затейливые узоры на стенах и потолках, но не решаясь, всё же уходить слишком далеко от дверей алхимической кухни.

«Хорошо, что судьба не сделала меня стражником.» – частенько думал он, не спеша прогуливаясь мимо застывших в неподвижности караульных. Зато после окончания работы, размеры которой, кстати сказать, никто не устанавливал, можно было весь остаток дня сидеть в библиотеке, наслаждаясь изучением древних манускриптов и беседами со стариком Линкрантом – хранителем библиотеки.

Так было и в этот день. Работа на алхимической кухне была закончена уже к полудню и вскоре Олкрин уже сидел на верхней ступеньке высокой лестницы, аккуратно перебирая запылённые книги и свитки на одной из верхних полок. Он так увлёкся чтением старинного трактата о целебных грибах, где многие места были, как назло стёрты и неразборчивы, что почти не заметил, как хранитель куда-то ушёл, что-то невразумительно пробормотав. Только некоторое время спустя он с удивлением услышал голоса, приглушённо доносившиеся через несколько стеллажей. В библиотеке кто-то находился. Это было тем более удивительно, поскольку все главные события дворцовой жизни проходили далеко, в других частях огромного здания. Голоса всех немногочисленных посетителей библиотеки были Олкрину знакомы, а эти – нет. Возможно, Олкрин и не обратил бы на них особого внимания, если бы до него несколько раз не донеслось бы имя правителя. Он осторожно спустился с лестницы и прислушался.

– …Так что здесь мы можем говорить спокойно. – донёсся голос Рамиланта.

– Ты что, боишься? Вот уж не думала… – этот бархатистый с внутренней упругостью голос несомненно принадлежал Аланкоре – жене правителя.

– Подумай, Валтвик, разве он тебя ценит! – продолжала она.

– Он уже готов был назначить на твоё место этого пришлого монаха. Тебе ещё повезло, что тот отказался. – добавил предводитель охраны.

– А-а-а? – протянул Валтвик – начальник городской гвардии.

– Это люди надёжные. Они уже с нами, – вновь вступила Аланкора. – только за тобой дело. Суди сам – лучшего момента не будет. Этого пса в городе нет,…

– А когда вернётся, мы его встретим! Ничего он уже не сделает., – снова Рамилант.

– …А праздник всё перемелет, – продолжал бархатистый женский голос. Раздадим побольше вина, бесплатные угощения, простим все долги, отпустим всякий сброд из тюрем. Ну ты ведь знаешь, как всё это делается, чтоб все были довольны. А после праздника, – известно – новая жизнь. А про муженька моего высокочтимого после праздника никто и не вспомнит. Не губить же мне, свою молодость в ожидании, пока он сам умрёт.

– Разве это не жестоко, Валтвик? – натужно засмеялся Рамилант.

– Вы его уже?…

– Нет. Пусть сам отречётся. А уж потом…

– Он не отречётся.

– Это наша забота.

– Где он?

– Зачем он тебе?

В разговоре наступила тяжёлая пауза.

– Я не предатель. А то, что вы делаете – измена.

– Это как сказать… Разве я – не законная правительница?

– Это как сказать…Лучше, пока не поздно…

– Уже поздно! Или с нами, или…

– Я не с вами. Я не предатель!

– Ну, как знаешь. Кончен разговор!

Послышались шаги к выходу и вдруг, – короткий вскрик, грохот опрокинутого стула и стук упавшего на пол тела.

– Ты что! Зачем?! – надрывно зашептала женщина.

– А что было делать? Он бы поднял против нас всю городскую армию!…С сегодняшнего утра нам уже терять нечего.

– И то верно. Так ему и надо! Собака!

– Уносите… Скорей… И кровь сотрите. Приведите собак, пусть залижут…-распоряжался Рамилант. – Ты не волнуйся. Никто ведь ничего не видел. Мало ли кто его мог убить. У каждого серьёзного человека не может не быть врагов. Тем более, у вояки.

– Какой ты у меня умный, – иронично промурлыкала Аланкора. Эй ребята! Обшарьте, здесь всё на всякий случай. У нас ещё дел по горло.

– Так! А вот и свидетель! – провозгласил Рамилант, когда перед ним в сопровождении четырёх дюжих стражников предстал Олкрин.

– Что ты видел? – холодно спросила правительница.

– Ничего, я читал книги.

– Он далеко стоял? – последовал вопрос к стражникам.

– Да, в другом конце.

– А что слышал? – спросил Рамилант, буравя юношу колючим пронизывающим взглядом.

– Я не слушал. Я читал книги.

Рамилант и Аланкора коротко переглянулись.

– В тюрьму его пока! – Распорядилась правительница. Потом разберёмся. Не до него сейчас. И так забот хватает.

– Хотя может быть…-протянула она с сомнением, глядя в спину уводящим Олкрина стражникам.

– Нет. Он не настолько опасен.

Глава 12

– Что-то этих крыс не видно. Может не потянут сегодня на допрос-то? – Высокая складная девица с копной растрёпанных рыжих волос в живописно разодранном фривольном платье лежала закинув ногу на ногу, покусывая соломинку.

– Не терпится над жаровней повисеть? – ехидно процедила другая – белокурая, постарше. Остатки прямого светлого платья едва держались на её широких обнажённых плечах. Она сидела прямо, напряжённо обхватив руками колени.

– А нам с Трендой жаровня по фигу! – парировала невысокая пышка, тряхнув густыми чёрными кудрями. – Мы то и на углях танцуем и хоть бы что!

– Во-во! – буркнула из угла камеры худая высокая скуластая смуглянка с чёрными прямыми волосами до пояса.

– Вот и отправляйтесь на виселицу с поджаренными пятками, а мне неохота! – блондинка потянулась и улеглась на соломе.

– Ну, ты это брось. Держи вот. – Высокий мулат с большими, немного томными глазами достал из потайного кармана своего длинного белого с синим узором балахона несколько маленьких кожаных мешочков. – И ты держи, смелая такая, – он осторожно протянул на ладони черноволосой пышке щепотку серо-зелёного порошка. Та аккуратно пересыпала его в нагрудный кармашек изорванного танцевального топика.

– Всем по порции. Подходи по порядку.

– Так мало? – обескуражено протянул полуголый парнишка лет пятнадцати с телячьим лицом и взъерошенными русыми волосами.

– Хорошенького понемножку… Во-первых, мало осталось. Во-вторых, если много примете, совсем окосеете и они заметят. Тогда всё отнимут. А в-третьих…Неизвестно, что они ещё новенького придумают… Лысый-то у нас выдумщик.

– Ох уж, этот лысый! – возмущённо воскликнула рыжая Тренда. – Я б его!…

– Ты б там на крюке посмелее была бы! Вчера чуть не раскололась… – продолжала цедить блондинка. – И вообще, если вы, такие красотули, не боитесь пяточки подпалить, то и отдайте ваши порции народу. Мы то не такие мастера…

– Ну, нет уж…

– Кончай базар. – тихо скомандовал здоровенный лысоватый детина с бледным немного одутловатым лицом, последним подошедший за своей порцией. Неловко ковыляя, он вернулся в свой угол.

– Тебе хорошо! Тебе ещё не сделали ничего! Даже одежда вся цела. А мы в чём перед народом покажемся? – ораторствовала пышка прохаживаясь по камере.

– А что? Почему бы напоследок народу сиськи не показать? А там пусть вешают. – Рыжая тоже прошлась по камере и подойдя к наполовину зарешёченной двери просунула руку между прутьями.

– Эй милок, проводишь меня до петли под ручку? – голая рука зацепила проходящего по узкому коридору стражника. – А может со мной за компанию, а?

– Слушай, Динольта, – обратился мулат к блондинке, – если ты надумала расколоться, то это очень зря. Если бабку сдадим – мы им больше не интересны, понятно?

– На следующий же день – хана! – добавил из угла детина.

– А так что? Они нас ломать будут. И чем дальше, тем больше. Это уже ясно. – голос белокурой Динольты становился всё громче и резче. – Потом порошок кончится. А без порошка-то бо-о льно! Ну продержимся ещё день-два. Ну три! И что? И что дальше?! Всё равно – петля! Деться-то некуда. Некуда деться – то от вешалки!

– Не шуми. Я что-нибудь придумаю! Прикиньте пока лапшу какую-нибудь, чтоб время потянуть. Лишь бы отстали пока… А там…

– Без толку! – вставила из своего угла смуглянка, нервно теребя оборванные лоскуты цветастой юбки. – Лысый уже всё просёк. Зуб даю. Больше лапшу вешать не даст.

– Тогда шашни заводи с охраной, как рыжая. Может вздёрнут понежнее, – мрачно пошутил детина.

– А что… правда…а? – паренёк вертел головой, переводя тоскливо-растерянный взгляд с одного из спорящих на другого.

– Не скули. И колоться не вздумай. На нас вали, понял? Я разрешаю, – вразумлял мулат. – Если лысый на дыбу потащит, как обещал, – ещё порошка дам. А про купцов, которым шмотки таскал – можешь колоться. Только не сразу. Время тяни, понял?

Подросток грустно кивнул.

– А если… там ещё это…

– О! Кого мы видим! Офицерик пожаловал! – кокетливо кривляясь Тренда стала поправлять свои рыжие патлы.

– Отойти от двери! Все на левую сторону! – скомандовал офицер охраны, войдя в камеру в сопровождении не двух, как обычно, а трёх стражников.

– Чё, уже туда?… На вешалку? Чё так быстро-то? Не поговорили даже! – пышка наигранно надула губки.

– Разговорчики! На выход команды не было.

Через минуту в распахнутую дверь камеры вошёл ещё один стражник, а за ним – сам Тамменмирт – правитель Амтасы. Обитатели камеры видели правителя один раз, да и то мельком. Но по его подавленному виду было совершенно ясно, что происходит нечто неладное. И охранники вели себя не совсем обычно. Они обращались с ним без привычного раболепства, но пытаясь при этом неловко сохранить остатки почтительности. Вслед за правителем вошёл начальник охраны Рамилант и жена правителя Аланкора.

– Встречайте новенького, – кивнул Рамилант на правителя. Тот ответил угрюмо-презрительным взглядом. Шайка притихла, ничего не понимая.

– К сожалению бывший правитель огорчает нас своей несговорчивостью. – провозгласил Рамилант, поправляя серебряный медальон на шикарном чёрной парчи кафтане.

– Условия прежние, – тихо проговорила Аланкора глядя в сторону. – Публичное отречение в мою пользу в обмен на тихую старость.

– Время – до праздника, – продолжал Рамилант. Потом обойдёмся без тебя. Но тогда уж не обижайся…

Правитель молчал. Аланкора, наконец собралась с силами и с вызовом взглянула мужу в лицо.

– А что ты думал! Ты меня никогда не любил и вообще вёл себя, как последний мерзавец! Эти висельники для тебя самая подходящая компания!

Правитель не отвечал и лишь напряжённо растянул губы в саркастической улыбке.

– Посиди до праздника с этой весёлой компанией, у них наверняка найдётся о чём с тобой побеседовать. А вы, – Рамилант обратился к шайке имейте в виду, что это больше не правитель и бояться его нечего. Смотрите, только, чтоб не помер, часом. Этого пока не нужно. А так, обращайтесь попроще, ясно? Вам зачтётся. Допросов больше не будет.

– А с приговором как? – Пышка бросилась целовать холёную в перстнях руку. Рамилант брезгливо отпрянул, доставая платок.

– На место! – прикрикнул офицер.

– Ну всё. Желаю приятного времяпрепровождения!

Новые властители удалились. Вышла и стража, неловко косясь на правителя, оставшегося стоять посреди камеры. Лязг замка поставил точку в этой необычной сцене.

* * *

Когда Олкрина вели по тюремному коридору, он уже всё понял о произошедшей во дворце измене. Больше всего он сожалел о том, что не может ни о чём предупредить учителя. Уроки их незримой связи на расстоянии ещё только начались. Такая связь требовала владения техникой глубокой медитации при сохранении полной ясности рассудка. Этого Олкрин ещё не умел…

– Заходи!

Замок заскрипел и дверь в полутёмную камеру распахнулась.

– А! А-а-а. – серое бесформенное существо метнулось к дальней стенке.

– Не скучай, парень! – стражник закрыл замок и шаги его стали удаляться.

– Эй, ты кто? – тихо спросил Олкрин.

– А-а-а. Ы! – бесформенный человек с всклокоченной бородой и вытаращенными безумными глазами забился в угол и тихо зарыдал, закрыв лицо руками.

«Ясно. Сумасшедший.» – заключил Олкрин, присаживаясь на широкую каменную скамью. В настоящей дворцовой тюрьме ему ещё бывать не приходилось. Но страха, почему-то не было. Всё это представлялось, как ни странно, чем-то вполне обыденным. Надо было собраться с мыслями. От новой власти ничего хорошего ждать не приходилось. Что делают со свидетелями – всем известно. Во дворце друзей нет – заступиться некому. Учитель далеко… Значит? Терять нечего, надо выбираться самому. Ударить охранника?… Бесполезно. Они всегда заходят по двое. Коридор просматривается по всей длине. Вдвоём-втроём ещё можно что-нибудь придумать. Но с этим каши не сваришь. Олкрин обошёл камеру, внимательно разглядывая стены. Надо было найти внутреннюю трещину. Стена справа была сплошным каменным монолитом – камера была последней по коридору. Левая стена снаружи была совершенно целой, но это ещё ни о чём не говорило. Олкрин вытянул руки и стал медленно водить раскрытыми ладонями у поверхности. Внутренняя трещина обнаружилась! Она вилась на глубине второго кирпича расширяясь кверху. Ближайшая точка, в которой можно было испытать прочность стены была довольно высоко. Но всё же она была досягаема.

Олкрин сделал пробный прыжок несильно ударив ногой в стену оценивая, силу сопротивления камня и громкость удара.

– Ох! Э-э-э… У-у-у-у… – завыл в углу сумасшедший.

В отличие от некоторых других камер, здесь дверь была глухой и охранник мог наблюдать за заключёнными лишь специально открыв снаружи маленькое дверное окошко. Это было с руки. Теперь надо было рассчитать движение часовых по коридору и понять когда они находятся на самом удалённом расстоянии. Олкрин подошёл к двери и стал прислушиваться к шагам стражи.

* * *

Низложенный правитель сидел на низкой тюремной скамье, подперев голову руками. Мысли не слушались. Измена жены была, пожалуй, наименьшей неожиданностью. Их отношения давно были не безоблачны, а её шашни с Рамилантом столь же давно были достоянием придворных сплетников. Но кто знал, что дело зайдёт так далеко! Правитель пытался трезво оценить расклад сил и понять истинное положение дел, но вместо этого в голову назойливо лезли пустые сожаления о череде легкомысленных поступков, обернувшихся роковыми ошибками. Тимарсина – секретаря по особым поручениям, надёжно прикрывавшего правителя от всяких неприятных неожиданностей, как назло, не было в городе. Впрочем, и это было не случайным – они всё просчитали. Об отречении не могло быть и речи. Правитель слишком хорошо знал с кем имеет дело и чего стоят обещания спокойной старости. Но отречение им нужно. Очень нужно и очень скоро. Иначе их власть не будет признана законной и рано или поздно их настигнет императорский суд. «Нужно, чтобы я подписал отречение и выступил перед народом. Что они сделают? Неужели… Неужели Фриккел осмелится ко мне прикоснуться?» Сама мысль о возможности общения со своим любимым палачом, находясь в роли жертвы ещё вчера не пришла бы правителю и в кошмарном сне. Прикидывая в уме, на чью помощь он может рассчитывать, Тамменмирт пришёл к выводу, что шансы его почти ничтожны. Единственная надежда была на Валтвика и возглавляемую им городскую армию. Но интуиция подсказывала, что именно здесь заговорщики уже нанесли упреждающий удар. В любом случае, если что-то и могло измениться, то только в оставшиеся до праздника два дня. Дальше надеяться было и вовсе не на что. «Что ж, тогда главное – не потерять лицо. А за беспечность и самодовольство придётся платить. Жаль только, что городом будет править эта парочка. Нетрудно представить во что они его превратят и их неуёмной жадностью и расточительным самодурством.»

– Эй, а чего это у нас правитель не на лучшем месте сидит? – прогундосил из дальнего угла детина. Шайка оживилась. До этого мазурики сидели тихо и даже не заходили на половину, где сидел правитель. Однако, поверив, наконец в реальность происходящего, они стали наглеть.

– А где у нас лучшее место?

– Ясное дело, на параше!

– Эй, главный, давай на парашу! Оттуда приказы слышнее!

Пёстрые лохмотья замелькали перед лицом Тамменмирта.

– Ну ты чего такой грустный. Не любишь в тюрьме сидеть, да? – издевательски изображая сочувствие приставала Тренда.

– Обошла тебя твоя жёнушка, а? Старенький стал? Я б тоже, честно говоря, с таким козлом не стала бы, – заявила пышка.

– Ты что, он у нас ещё хоть куда! – кривляясь, возражала рыжая. Хотя, конечно, против нового-то – жидковат. Вот тот мужик, так мужик! У жёнушки-то губа не дура! А, что скажешь?

Правитель молчал, горестно усмехаясь и сжимая кисти рук.

– Ты не расстраивайся, скоро жрать принесут. Ты когда последний раз бобовую кашу ел? Не помнишь? Здесь тебе соловьиных язычков в яблочном соусе не поднесут. Ты уж извини… – Динольта сделала шуточный реверанс.

– И гарема здесь нет. Хотя, чем мы хуже. Выбирай любую! Или, может, не нравимся?

Прямо перед глазами правителя, обдав смрадным дыханием, выросла одутловатая физиономия плешивого детины,.

– Что угодно приказать? Может убрать их, чтоб не раздражали твой благородный слух? Или, может, повесить, а? Сразу всех, а?

– Пошёл прочь! – тихо проговорил Тамменмирт с раздражением оттолкнув наглеца. Тот картинно покатился по полу, держась за живот и глумливо причитая под громкий хохот девиц.

– О-о-о! Он меня убил! Чего он дерётся! Убил верного слугу! За что?!

Детина неожиданно вскочил и ударил правителя по лицу.

– Ну что?! Что ты мне сделаешь? Ничего! Ничего, понял! – истерично выкрикивал он разрывая на груди одежду.

Тамменмирт молча достал платок и приложил к разбитой губе.

– Смотри! Это же мой платочек! – Динольта вырвала платок и кокетливо прикрыла им обнажённую грудь. А я уж думала, придётся мне с голыми сиськами болтаться. Твой лысый постарался…

Смуглая брюнетка, которая до этого почти ничего не говорила, подошла к правителю и села рядом на корточки, подхватив свою цветастую юбку.

– Хочешь я тебе глаза вырву? – тихо спросила она, глядя в упор на правителя.

– Эй, Гелва и вы все. Полегче там. – негромко скомандовал мулат. Помните, что сказали? Сейчас жрачку принесут. А потом – спать. Успеем ещё потолковать…

Маленькое окошко высоко под потолком потухло совсем. Это означало, что наступил вечер. Когда охранник приносил еду, правитель заметил, как дрожат его руки, протягивающие ему миску с тюремной кашей. «Всё-таки боятся.»-усмехнулся он про себя. «Рабы…»

Вдоволь наиздевавшись и наевшись вечерней каши, мазурики, наконец угомонились. Всю ночь низложенный правитель, пролежал на жёсткой каменной скамье, даже не подстелив соломы и глядя в тёмную твердь потолка бессонными глазами.