Текст книги "Тост за Палача"

Глава 14

И снова это был разобиженный отец – некий господин Соболев, мужчина сорока пяти лет, абсолютно уверенный в том, что мир, собственно, и замысливался для таких, как он. Без массивной цепи на шее и печаток на пальцах, зато с представительным брюшком, солидной залысиной и статусом удачливого бизнесмена. Сначала Соболев возмутился тем, что его золоченая визитка с голографическим логотипом не произвела на секретаршу должного впечатления, а после – приемом, который устроил ему Дымов. Во всяком случае, хозяин кабинета не предложил ему ни сесть, ни закурить, вместо этого сходу перешел в словесную атаку.

Впрочем, если говорить объективно, начало положил сам посетитель. Вадим уважал сильные рукопожатия, но как выяснилось, Соболев пожимал руки не просто сильно, а очень сильно – до похрустывания косточек, стискивая чужую кисть, как спортивный эспандер. При этом от Дымова не укрылось, что глазки бизнесмена глядят внимательно, словно изучают реакцию испытуемого. Потому и вспылил, сделав гостю откровенно больно, заставив побелеть, а, спустя мгновение, и торопливо отшатнуться. Вероятно, новоиспеченный клиент даже толком не осознал, что с ним случилось. Рука его сейчас горела огнем, и он едва удержался от того, чтобы не потрясти ею, как трясут обычно после неудачного удара молотком по пальцу.

– Вы и с дочерью играете в такие игры? – Вадим строго посмотрел в глаза Соболеву.

– Откуда вы это взяли?

– Просто так из окна не выбрасываются.

– Но я… Я был вынужден поговорить с ней. – Гость явно был сбит с толку, однако успел уже прийти в себя. – Она моя дочь – и она начала колоться. А потом эти постоянные телефонные звонки, какие-то подозрительные знакомые… Вы полагаете, я должен был все это терпеть?

Вадим неспешно обошел стол и уселся в кресло. Гость продолжал стоять перед ним нашкодившим учеником – большой и важный человек, доведший родную дочь до ручки, а точнее – до суицида.

– Признайтесь, вы ведь наказывали ее? Ремнем или чем-нибудь еще? Может, даже хлестали по щекам?

Дымов говорил намеренно резко. С подобными типами шокотерапия приносила самые быстрые плоды.

– Послушайте, вы! Какого черта…

Вперив глаза в лицо гостю, Вадим склонил голову набок. Так и не довершив фразы, Соболев замолк.

– Давайте я сам расскажу вам о том, с чем вы ко мне пожаловали, хорошо? – Вадим по-хозяйски скрестил на груди руки. – Итак, ваша дочь уже пару лет балуется травкой, попивает алкоголь. Наверняка, пропадает ночами на дискотеках, сходит с ума от «Эмми-Блюз» и «Би-2». Вы не раз запирали ее дома, отбирали ключи, запрещали выходить из дома. Как водится, большинство подобных бесед завершались истерикой. Видя слезы, вы полагали, что это и есть педагогика. А когда умер лидер «Пасынков», ваша дочь попыталась покончить с собой в первый раз. Спряталась в ванной и полоснула кухонным ножом по венам. Увидев кровь, испугалась и закричала. Первое, что вы сделали, ворвавшись в ванную, это схватили ее за волосы и влепили оплеуху.

– Я повез ее в больницу… – пролепетал Соболев.

– Потом – да. А сначала наговорили ей кучу гадостей. Кстати, ваши разговоры – отдельная тема, потому как разговорами это можно называть с большой натяжкой. Обычно вы изрекаете, а она молчит. Либо вполголоса огрызается. А когда вы выходите за дверь, наверняка бросает вам в спину приглушенный матерок.

Лицо бизнесмена пошло пунцовыми пятнами.

– Кто знал, что эта тварь будет похожа на свою шлюху родительницу!

– А мне сдается, что она больше похожа именно на вас. Тот же скрипучий характер, то же желание быть сильной, повелевать окружающими и собой.

– Да какая, к чертям, сила, если она хочет подохнуть!

– Сильные рвутся к свободе, – внушительно произнес Вадим, – а самоубийство в какой-то степени тоже является актом свободы. Люди убивали себя, протестуя против режима, делали харакири, избегая позора, стрелялись, дабы избежать плена. Так что, дорогой мой папаша, зарубите себе на носу: в девяноста случаях из ста, пускаясь в пагубные предприятия, дети попросту протестуют и стараются доказать свое право на самостоятельные решения. Это касается и алкоголя, и наркотиков, и раннего знакомства с противоположным полом. Вы говорите «нельзя», и они автоматически посылают вас куда подальше. Нет понимания, не будет и послушания. Кстати сказать, категорию послушания давным давно пора подвергнуть обструкции. Родители должны дружить с детьми, а не общаться с ними при помощи команд. Педагогика это отнюдь не дрессура. – Вадим подумал, что начинает цитировать самого себя слово в слово. Грустно, но из недели в неделю он повторял одно и то же, менялись только слушатели. Разумеется, можно было измыслить что-нибудь новенькое, но к чему? Они и старенького по-прежнему не понимали…

– Таким образом, милейший, если родительское «нельзя» трудно преодолеть иным способом, дети обращаются к последней возможности обрести свободу. Не в силах сбежать из дома, они сбегают из жизни. Вот вам и вся правда. А теперь скажите, в чем именно я допустил неточность?

Вяло шагнув вперед, Соболев без сил опустился на стул.

– Откуда, черт побери, вы знаете про ванную и про нож? Вы не могли этого знать… – он выглядел раздавленным, нижняя губа его чуть заметно дрожала.

– А мне и знать не нужно. Все это обычная статистика. Что у нас, что в Америке – всюду одно и то же. К сожалению, истории внутрисемейных отношений похожи как близнецы братья. Расхождения встречаются в мелочах, но не в главном. Ну, а если отсутствует один из родителей, – я говорю уже о вашем случае, – проблема еще более обостряется. Неприязнь перерастает в ненависть, внутренний протест принимает истероидные формы.

– Но я люблю ее, – пролепетал Соболев. – Люблю мою Верочку! Кроме нее у меня никого нет.

– Хорошие слова! – Дымов кивнул. – Раз уж вы заговорили по-человечески, можно, наконец, приступить к обсуждению курса лечения.

В глазах Соболева зажегся слабый огонек.

– Это действительно поддается лечению?

– Само собой. Другое дело, что результат лечения следует закреплять, а с этим уже труднее. Если все вернется на круги своя, история с прыжком из окна повторится… Кстати, где сейчас ваша дочь? Вы оставили ее внизу?

Соболев кивнул.

– Дело в том, что у нее гипс, поэтому я решил сначала переговорить сам…

– Правильно решили. – Вадим взглянул на часы. – Пожалуй, мы сделаем следующим образом. Вы ведь уже знакомы с условиями оплаты?

– Да, меня ознакомили в регистратуре.

– Вот и славно. Сейчас я на полчаса отлучусь, а вы не теряйте время, спускайтесь вниз и ведите сюда вашу Веру. Секретарь покажет вам процедурный кабинет. Там и проведем первый сеанс. И для вас, и для нее. Всего же, думаю, шести-семи посещений хватит.

– Секундочку, я что, тоже должен присутствовать на сеансе?

– А разве вам не нужен результат?

– Да, но я не совсем понял…

– Что же тут непонятного, любезный отче? Если живущие вместе люди подхватывают инфекцию, бессмысленно лечить кого-то одного. В данном случае – основная причина заболевания вашей дочери – вы. Поэтому сеансы в равной степени нужны и вам, и ей. – Вадим улыбнулся. – Не беспокойтесь, это не жесткое кодирование, – всего-навсего мягкий гипноз. То есть, для девочки это будет внушением, для вас же – скорее информацией, которая поможет выстраивать дальнейшие отношения.

Дымов вздохнул.

– На этом все. Встречаемся через полчаса в процедурном кабинете.

Ошеломленный скоростью завершившейся беседы, гость неуверенно поднялся.

– Скажите, а в состоянии гипноза действительно можно задавать любые вопросы?

– Не тревожьтесь, ваши коммерческие тайны меня абсолютно не интересуют. Поверьте, мне хватает своих собственных.

– Да, да. Я понимаю… – уже совершенно по-иному Соболев взглянул на сидящего перед ним человека. И как это бывало уже десятки раз с иными клиентами, Вадим разглядел в его глазах некую смесь уважения и страха.

* * *

– Круто ты его! – Сергей Миронов уважительно качал головой. – Прямо Макаренко!

– Понравилось подглядывать?

– А что? Саня разрешил, хотя и взял сначала подписку о невыезде…

– Мели, Емеля!

– Кстати, твой Изотов обещал нам сюрприз.

– Он много чего обещает. Или вы думали: я усыплю посетителя, а после заставлю летать по всему кабинету?

– Ну, не летать, так что-нибудь другое.

– Ребятки, я же не развлекаюсь. У меня серьезная работа. Смею надеяться – крайне важная для людей.

– Так ведь и мы к тебе по делу пришли. Тоже крайне важному.

– Хотели чем-нибудь порадовать?

– Как тебе сказать… Помнишь того педофила? Который еще якобы повесился?

Дымов кивнул.

– Разумеется, помню. Такого уродца трудно забыть.

– Так вот, судя по всему, самоубийство лишь инсценировали. А еще было несколько других мокрух, и везде наблюдались схожие следы.

– Ты говоришь о Палаче?

– Ну да. А ты-то о нем откуда знаешь?

– Земля слухами полнится. – Вадим пожал плечами. – Опять же господа журналисты статейки пописывают. В общем, кое-что слышал.

Миронов переглянулся со Шматовым.

– Что ж, может, оно и к лучшему. Скорее поймешь… Так вот, Вадим, на этой неделе группировку Маршала положили. Внаглую, чуть ли не наших глазах. Исчезла крупная партия наркотиков. То есть, может, ее сожгли, а, может, и нет. Итог – восемь трупов и паника в криминальном мире.

– Хорошо, а я здесь причем?

– Он грохнул их всего за пару минут. – Внушительно произнес Шматов. – Без единого выстрела, голыми руками.

– Ну, может, и не голыми, но это нам и предстоит выяснить. – Поправил приятеля Сергей.

– Это еще не все… – пробурчал Шматов.

– Вот-вот! Буквально на следующий день некто обчистил инкассаторский броневик. Охранники видели вспышку, и все. Оба отключились. Что характерно, в кабине обнаружено несколько темных пятен. Если помнишь, такие же были в квартире того педофила. Более десятка аналогичных следов мы нашли в лаборатории Маршала. И в других делах попадались подобные отметины.

– Короче говоря, это снова Палач, – выдохнул Потап. – Похоже, он заигрался.

– Или вошел во вкус.

– Так вы хотите нас столкнуть лбами?

– Почему – столкнуть? Ты бы мог найти его.

– А если это не он?

– Но ты же сам видишь, тут замешана явная аномальщина. Эти чертовы пятна, трупы с внутренними разрывами, шкаф, который никак не желает соприкасаться с полом…

– Какой еще шкаф?

– Да был там один такой. Опрокинулся, да не упал. Так и завис в паре миллиметров над полом. Хорошо, мы догадались промолчать, а то даже не знаю, что бы случилось с нашими начальничками.

– Может, еще случится. – Шматов фыркнул. – Прозекторы до сих пор головы ломают над трупами, болтают о каком-то плазменном оружии, которого мы в глаза-то никогда не видели.

– Плазма там или не плазма, но на психику он влияет вполне реально. Сами на собственной шкуре испытали. Хотя, честно скажу, более всего меня потрясла его быстрота. – Миронов нервно пристукнул кулаком по ладони. – У нормальных людей просто не те скорости. А этот – прямо бэтмен какой-то! Действует, словно таран.

– Похоже, вам жаль людей Маршала?

– Да черт с ними! Но броневик – это уже не игрушки. Опять же начальство взбеленилось. Их ведь тоже надо чем-то кормить. А что им объяснишь, если на руках у нас одна-единственная реальная улика, и ту толком не рассмотришь.

– Покажи ему, – пробормотал Шматов.

Сергей сунул руку за пазуху и вытащил завернутую в пергамент непонятную находку.

– Вот, полюбуйся. Только осторожно разворачивай, – скользкая зараза. Нашли в доме покойного Маршала. Счетчик Гейгера не откликается, взвешивали на весах, – получалось что-то около ста семидесяти граммов. И тянется, и плющится, и сквозь ткань просачивается. Сначала была холодной, потом теплой, а сегодня уже откровенно греет. Можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Вадим взвесил на ладони дымчатый предмет, недоуменно дрогнул бровями.

– Действительно греет. А где именно отыскалось это чудо?

– В разгромленной лаборатории Маршала. Причем эта штука точно лягушка прыгнула на одного из наших ребят. Он только потому ее и заметил.

– Забавно.

– И только-то?

– Если не возражаете, пусть этот артефакт останется пока у меня. На досуге поколдую, может, что отгадаю.

– Да ради Бога. Мы все равно в опись эту хреновину не вносили.

– И еще, – снова вмешался Потап. – У Маршала работал наш парень. Виктор. Внедрился в группировку больше месяца назад. От него в общем-то и узнали о появлении нового наркотика. Так вот, после той разборки память у него отказала. Какая-то локальная амнезия. Надо бы ему помочь.

– Ему или вам?

– Скажем так, и ему, и нам. Думаю, это как раз по твоей части.

– Возможно. – Дымов был предельно серьезен. – Что еще от меня требуется?

– А ты разве не понял? Требуется вычислить этого Палача – и чем быстрее, тем лучше.

– Он истребитель, я целитель. – Вадим покачал головой. – Не с тем вы меня, ребята, стравливаете.

– Да нам хоть какую-то зацепочку! Чего тебе стоит! Съездим в тот подвальчик, воздух понюхаем, осмотримся. Потом на броневик глянешь, с Виктором потолкуешь.

– А если ничего не выйдет?

– Ну, на нет и суда нет. Не выйдет, так не выйдет. Но хотя бы попробуем.

– Хорошо, – Вадим вновь задумчиво взглянул на дымчатый предмет у себя на ладони. – Попытаемся познакомиться с вашим Палачом поближе. Только учтите, если он действительно обладает такими суперспособностями, то вычислить меня ему будет несложно.

– Вот и давай вычислим его первыми.

– Что ж, давайте вычислять… Одна беда – со временем у меня туго. – Дымов озабоченно потер лоб. – Днем, сами понимаете, я занят, да и по вечерам частые визиты. Хотя сегодняшний вечерок, пожалуй, смогу посвятить родной милиции.

– Часиков, скажем, в шесть, лады?

– Лучше в шесть двенадцать.

– Почему – лучше?

– Не люблю круглые числа. А двенадцать минут – это крохотная, но фора. Опять же интригует.

Шматов переглянулся с Мироновым.

– Да уж… Странный вы народ – психиатры.

– С кем поведешься, от того наберешься, а с кем нам приходится общаться, сами знаете.

Уже в спину уходящим офицерам Вадим негромко бросил:

– А насчет вашего летучего шкафа, пожалуй, берусь объяснить все прямо сейчас.

– Что? – вздрогнув, Потап взглянул на Дымова с изумлением. Сегодня от экстрасенса он готов был уже ждать чего угодно.

– Это не левитация, ребята. Всего-навсего подобие воздушной подушки. – Вадим вытянул ладонь с дымчатым предметом. – Ваш шкаф попросту лежал на этой самой штуковине. Само собой, раскатал ее в блин, потому и казался довольно устойчивым.

– Тогда почему эта хреновина прыгнула?

– А почему выпрыгивает иногда мыло из кулака? Здесь тот же эффект. Возможно кто-то пошевелил шкаф, вот она и сиганула из-под него.

– Она?

– Ты назвал это хреновиной, а хреновина – существительное женского рода. – Вадим пожал плечами. – Или я не прав?

Потап так и не нашел, что ему возразить. Экстрасенса покинули в полном молчании.

Глава 15

Кажется, это начиналось снова…

Упруго отпрыгнув в угол, Иван Трофимович выдернул из кобуры израильский девятимиллиметровый «Ерихон», большим пальцем сбросил предохранитель, проворно взвел затвор. Глаза бывшего финансиста лихорадочно обшаривали комнату, ствол пистолета метался, перескакивая с одной цели на другую. Между тем, реальных целей в комнате не наблюдалось. Просто бутылка не допитого накануне шампанского, вдруг взяла да опрокинулась сама собой – как раз в тот момент, когда Иван Трофимович проник в свое логово. Любой человек на его месте заподозрил бы нечистое, – тяжелая бутыль да еще из-под шампанского – не та вещь, что падает от легкого дуновения. А потому означать это могло только то, что его снова отыскали. Даже здесь – в квартире, которую он снял через подставных лиц всего неделю назад.

С некоторым запозданием Иван Трофимович вспомнил о попугае, и в груди у него тотчас похолодело. Обычно крикливая пичуга начинала блажить тотчас при появлении хозяина. Сегодня она промолчала, и, отыскав глазами подвешенную над столом клетку, бывший банкир убедился в своих наихудших подозрениях. Белорозовый попугайчик всегда крайне чутко реагировал на появление ЧУЖИХ, – сейчас же он напоминал маленькое, застывшее на деревянной жердочке изваяние. Крохотные глазки прикрыты сонной пленкой, хвост, крылья и лапки абсолютно неподвижны. Такое впечатление, что птицу заморозили заживо.

Иван Трофимович крепче стиснул рукоять пистолета. Коматозное состояние попугая, беспричинное падение бутыли – все это было неспроста. С минуты на минуту ОНИ могли нагрянуть к нему в гости. И как он ни крепился, страх успел сделать свое дело, распространившись по всему телу, вызвав слабость в коленях, заставив дрожать ствол израильского пистолета.

Увы, в опасениях своих финансист не ошибся. Колыхнулась плотная бархатная штора, и, обезумев от ужаса, Иван Трофимович пронаблюдал, как прямо сквозь ткань проступает абрис незнакомого мужчины. Впрочем, не такого уж не знакомого. Этого человека, как, впрочем, и ту парочку, что посетила его на прошлой квартире, банкир помнил прекрасно. Конечно, он не убивал их сам, однако знал, что они будут убиты. По его желанию и его приказу…

Банк «Возвышение» был не хуже и не лучше других. Возник на пустом месте, как и положено, начал активно привлекать капиталы. Тридцать процентов годовых – это заворожит кого угодно, и очень скоро, благодаря бурной рекламной деятельности, финансовое учреждение взлетело до звездных высот, а, собрав критическую денежную массу, распалось в прах, как и предсказывали иные прозорливые скептики. Кстати сказать, не столь уж много они и взяли. Если сравнивать с той же «Чарой» или «Белой Кубанью» – сущие копейки. И то сказать – почему одним можно, а другим нельзя? Почему «Белая Кубань», приласкавшая беспроцентными кредитами не один десяток кремлевских чиновников, совершенно безнаказанно объявила о своем банкротстве, а люди Ивана Трофимовича, работавшие на периферии с обычными гражданами, вдруг оказались вне закона?

Не успели поделиться с сильными мира сего? Да, не успели. А вернее сказать, не особенно и рвались делиться. Поскольку, заполучив первые миллионы, сами почувствовали себя сильными и могучими. Поскольку выяснилось, что деньги – это не только квартиры, дачи и шикарные иномарки, это еще и возможность влиять на государственных служащих, это наличие собственных адвокатов и своей мини-армии. При этом каждый пятый из наемников за дополнительную премию мог пойти на правонарушение. Например, где-нибудь на ночной улочке покалечить не в меру дотошного журналиста или спровоцировать бузу среди протестующих вкладчиков, превратив легальную демонстрацию в дешевый фарс. Если же премию выплачивали в валюте, доводя суммы до пятизначных чисел, то по воле плательщика легко и быстро исчезали люди. Разумеется, только те, кто мешал, – языкастые ревнители человеческих прав, неустанные борзописцы из газет, дотошные въедливые ветераны. Эта когорта горлопанов готова была биться с самим чертом за свои жалкие копейки, потому и получала от него сполна.

Так или иначе, но это не было иллюзией, – Иван Трофимович действительно ощущал себя богом, способным распоряжаться чужими судьбами и чужими жизнями. Он и распоряжался – как хотел и как умел. Перестроечный российский хмель оказался опасным зельем, вскружившим головы очень и очень многим. Тем не менее, до поры до времени у него все получалось. Капиталы множились, число улыбчивых помощников месяц от месяца увеличивалось, росли и собственные аппетиты. Банк на то и банк, чтобы пускать средства в оборот, – вот они и пускали, успев хорошенько погреть руки на акциях Газпрома и Лукойла, по дешевке отхватив немало приватизированных предприятий, запродав иностранцам не один эшелон с медью, чугуном и аллюминием. В это тогда не играл только ленивый. По слухам, европейские склады ломились уже от российских металлов, а к ним продолжали везти и везти.

Словом, жил в те годы Иван Трофимович сытно и сладко, обрастая жирком, как панцирем, не вспоминая о прошлом, не думая о будущем. И даже когда на горизонте замаячил первый экономический кирдык, он не спешил нервничать, продолжая оставаться в своем директорском кресле, безбоязненно разъезжая по городу на полюбившемся «Лексусе». Разумеется, гладко получалось далеко не всегда, но конфликты с общественностью только впрыскивали в кровь адреналиновые дозы. Беспокоиться в самом деле не было причин, поскольку дырявый закон защищал именно таких, как он, и та же милиция вынуждена была охранять все подходы к банку «Возвышение», пресекая любые попытки пикетчиков разбить стекла или написать на стене что-нибудь непотребное. Однажды из толпы в автомобиль банкира швырнули чернильницей, но и это Ивана Трофимовича не слишком расстроило. Пуленепробиваемое стекло стойко приняло удар, чернила скоренько отмыли, а хулигана без проблем разыскали, осудив на пару лет общего режима. Жизнь Ивана Трофимовича все более уподоблялась теннисному турниру, где ему приходилось играть не с равноценным партнером, а с большой безмолвной стеной. Все удары легко просчитывались, а силу и угол очередной атаки он волен был менять, согласуясь с собственным настроением.

Конечно, когда по стране прокатилась волна судебных разбирательств и даже самые наивные старушонки наконец сообразили, что вложенных рублишек им больше никогда не видать, залихорадило и его банк. Одна за другой хлынули проверяющие комиссии, осмелевшая пресса в голос стала требовать общенародного суда. Но было уже поздно. Большая часть активов «Возвышения» благополучно переправилась за рубеж, а того, что осталось, с лихвой хватило на отмазку и цивилизованное отступление. Куда? Да все туда же – на теплые зарубежные взморья, где в те далекие годы от новоиспеченных российских купцов и татуированной братии было не протолкнуться. Три года жизни в Италии, на Кипре и Канарах пролетели, как один день, а далее нужным людям были сделаны красивые подарки, после чего последовало спокойное возвращение на родину. И снова все было просчитано верно. Родина приняла его без объятий, но вполне радушно. Прошлое оказалось безвозвратно забыто. То есть так ему чудилось еще совсем недавно. А потом…

Потом его навестили первые призраки. Призраки его врагов и всех тех, кого по его приказу калечили и убирали. Увы, таких оказалось немало. Обиженные вкладчики и бомжеватые хозяева приглянувшихся квартир, строители и фермеры, наказанные за долги, кокуренты, в разное время пытавшиеся переманить клиентуру и опрометчиво насылавшие на «Возвышение» столичных аудиторов – все эти люди, давно уже почившие в бозе, лишенные физических тел, неожиданно вспомнили об Иване Трофимовиче, явившись из загробного мира в виде теней и жутковатых масок…

– Я ведь говорил тебе, что прятаться от меня бессмысленно.

Голос прозвучал откуда-то из-за спины, чужое дыхание чуть шевельнуло волосы на затылке. Дернувшись всем телом, Иван Трофимович выскочил из угла, испуганно обернулся. Там, где он только что находился, теперь стоял ОН. Тот самый человек, что в первый же визит назвал себя Палачом. Не подлежало сомнению, что всех этих призраков приводил к банкиру именно он, и именно этого человека Иван Трофимович боялся по-настоящему. Призраки были бесплотны и беззвучны. Они могли пугать и лишать сна, но ничем серьезным Ивану Трофимовичу они не угрожали. Другое дело – этот человек, хотя… Человеком его можно было именовать с большой натяжкой. Ни глаз, ни даже лица его банкир никогда не видел. Некая расплывчатая пустота под широкополой шляпой и пакостное ощущение собственной незащищенности. Даже не имея глаз, Палач видел его насквозь, но самое страшное таилось в той обморочной жути, что пульсирующими волнами исходила от этого человека. Вот и сейчас банкир ощутил спазм пищевода, а подломившиеся ноги сами собой опустили его на пол.

– Надеюсь, ты вспомнил о деньгах?

– Каких деньгах? – голос едва слушался Ивана Трофимовича.

– Тех, которые ты присвоил, сбежав из страны.

– Но я их заработал! Честно заработал!

– Не лукавь, ты их украл. Самым подлым образом.

– Но я… Я ничего тебе не сделал!

– Ты и не можешь мне ничего сделать. Я – Палач и всего лишь выполняю чужую волю. На этот раз – волю обманутых людей. – Серая фигура чуть пошевелилась. – Еще раз подумай о деньгах. Крепко подумай. И не строй иллюзий. Больше тратить на тебя время я не намерен.

– Я могу поделиться! – взвизгнул банкир. – Сколько ты хочешь?

– Все. Все, что ты украл.

– Но это невозможно! Я просто не могу…

И тотчас его ударило. Безжалостно и точно. Словно две молнии вылетели из пустоты, скрывающейся под широкополой шляпой. Банкиру опалило веки и брови, а видимый мир раскрасился в болезненно розовые тона. На секунду Иван Трофимович позабыл обо всем – о Палаче, об уснувшем попугае, о проявившемся из небытия абрисе убитого вкладчика.

Его крутило и вертело, засасывая в чудовищную океаническую воронку. Руки вслепую шарили, пытаясь отыскать несуществующую опору и, разумеется, ничего не находили. Глубина затянула его, из одной стихии переправив в другую – более страшную и безжизненную. Теперь Ивана Трофимовича окружала уже не вода, а языки пламени. Тело шло пузырями, от немыслимого жара на голове скручивались и вспыхивали волосы, было совершенно нечем дышать. Тем не менее, даже эта внешняя боль не шла ни в какое сравнение с тем ужасом, которое испытывало сознание бывшего финансиста.

Что может быть страшнее страшного? Кто и когда считал разновидности шоковых состояний? Хорошо, если можно попросту отключиться – точь-в-точь как роботу. Повернул рубильник, щелкнул тумблером – и нырнул в спасительную тьму. А если нет ни тумблеров, ни темноты?…

По то сторону бушующего огня вновь выросли стены комнаты, и плотными рядами сквозь крапчатые обои проступили маски людей – молодых и пожилых, убитых и запуганных, изувеченных и выпотрошенных до нитки. Все они глядели сейчас на его нелепые трепыхания, безучастно вслушивались в крики банкира.

Он пребывал в самом настоящем Аду, а они заглядывали в гигантскую топку извне, то ли наслаждаясь его муками, то ли лишний раз напоминая о себе и о том, что случилось с ними в недавнем прошлом…

Внезапный грохот вырвал его из кипящего кошмара. Он даже не понял, что стреляет из «Ерихона». Девятимиллиметровые пули вгрызались в стены, плющили зыбкие лица призраков.

– Я отдам! Все отдам! – кричал Иван Трофимович. – Только убирайтесь! Оставьте меня в покое!..

Словно по мановению волшебной палочки пламя исчезло. Банкир рухнул на пол, продолжая сжимать дымящийся пистолет. Он уже не смотрел вокруг, но удаляющийся голос все же расслышал совершенно отчетливо.

– Ты сказал, я запомнил. Следующая наша встреча будет последней…

И снова что-то загрохотало. На этот раз кто-то ломился в дверь с той стороны. Живые, понятные звуки… Иван Трофимович поднял голову и увидел врывающихся в квартиру омоновцев. Двое крепышей в черных масках подняли его с пола, отобрав оружие, заломили за спину руки.

– Я сам… – лепетал Иван Трофимович. – Отдам все сам.

– А то как же! – один из омоновцев с усмешкой подтолкнул его в спину. – На выход, родной!

– Сначала заберите деньги. Там под столешницей резерв.

– Большой резерв?

– Тут немного. Около ста тысяч. Зато на зарубежных счетах более семидесяти миллионов.

– Еще скажи – не рублей!

– Да, да, конечно, долларов.

– Ого!..

– Я все расскажу. – Продолжал лепетать Иван Трофимович. – И все деньги вам… Добровольно…

* * *

Звонок мобильника застал Аксана в домашней сауне. Лежа на деревянной полочке, он кряхтел и ежился от ласковых прикосновений пальчиков массажистки. Время от времени пальчики сменял пихтовый веничек, а температуру волнообразно поднимали и опускали, подбирая условия, при которых можно было безболезненно вкушать все банные радости.

Морщась, криминальный авторитет протянул руку и взял телефонную трубку. Это оказался Горбун.

– Две новости, Аксан…

– Знаю, знаю! Одна – хорошая, другая – плохая.

– Да нет, обе непонятные.

– Что, значит, непонятные?

– Ну, это тебе судить. Короче, сегодня Трофима повязали. Помнишь пахана из «Возвышения»? Еще с акциями игрался?

– Ну да, помню. Только он ведь за бугор свалил. А перед рывком братве долю заслал. Так что он перед нами чист.

– Чист-то он чист, но ментам этот козел все тайники свои выложил. Счета, бумаги ценные и прочую лабуду. Общей суммой – миллионов на семьдесят.

– Баксов?

– Ясное дело. Но это бы хрен с ним. Поехала у парня крыша – и ладно. Но он, гад, заказы свои стал сдавать, прикидываешь? Менты рехнулись от радости, терпил, кто еще жив, заново собираются трясти.

– Ну и что?

– Как что? Мы ведь ему тоже кое в чем помогли.

– Значит, надо заткнуть банкиру рот. Чем быстрее, тем лучше.

– Сделаем… – Горбун чуточку замялся. – Вторая новость скорее приятная, хотя я лично не все тут понял.

– Говори, не телись!

– Это, значит, насчет лепилы из «Галактиона».

– Он что, умер?

– В том-то и дело, что жив. С утра заявился на работу как ни в чем не бывало. Даже не хромает.

– Может, тогда Поводырь напортачил? Или кого другого по ошибке замочил?

– Да нет, пацаны тоже перо видели. И как бил – хорошо рассмотрели. По всем статьям, клиент должен сейчас лежать неподвижно. Либо в гробу, либо в реанимации.

Оттолкнув массажистку, Аксан рывком приподнялся.

– А твои пацаны порожнячок, часом, не гонят?

– Я с ними круто поговорил. Все честно. Так что за базар отвечаю. Тем более, и секретарша из центра там была. Никакой ошибки. Нож, кстати, нашли. На нем кровь.

– Интересно девки пляшут! – Аксан возбужденно взъерошил на макушке волосы. – Значит, троих уделал и не сдох. Красиво!..

– Что делать с ним будем?

– А ничего, – Аксан улыбнулся. – Такой человечек нам и впрямь может сгодится. А пока определи его круг общения – родня, знакомые, телки. К секретарше этой присмотрись. Если что, будем работать через нее.

– Я понял, Аксан.

– И вот еще что. С ним не вяжись, попробую сам прощупать почву.

– Помощники не нужны?

– Обойдусь. Я его не линчевать еду, – всего-навсего переговорить.