Текст книги "Тост за Палача"

Уже на улице, он позволил Муртазу накинуть себе на плечи кожаную куртку, достав из кармана сотовый, вызвал Горбуна.

– Это Аксан. Можешь порадоваться, я его нашел.

– Кого?

– Того, кто уничтожил лабораторию и оставил нас с носом.

Горбун возбужденно задышал в трубку.

– Кто?! Скажи, Аксан! Сегодня же порежем эту тварь на куски!

– Один раз ты уже пробовал это сделать. По-моему, вышло неважно.

– Что-то я не совсем вкуриваю…

– Это твой недавний клиент. Из «Галактиона».

– Лепила?!

– Он самый, Горбун. И радуйся, что твои пацаны остались в тот вечер живы.

– Живы? Да кто он, елы-палы, такой?!

– Он – тот, – внушительно произнес Аксан, – кто сделал людей Маршала. Добавлю – сделал чисто и в одиночку. Так что прикуси язык и подумай, что мы можем против него предпринять. А пока бывай. Встретимся, поговорим подробнее.

Глава 21

Вадим продолжал свои эксперименты, наблюдая за влиянием деревянных конструкций на человеческие метатела. Собственно, сгущение энергетических полей под пирамидальными сводами он наблюдал уже не впервые, но в этот раз в физиопроцедуру решили включить музыкальный аспект. Спасибо Аллочке! Девочка оказалась сметливая – и именно она около месяца назад первая выразила недоумение по поводу царящей в залах тишины. То есть, кое-кто из пациентов реагировал на безмолвие достаточно ровно, но абсолютное большинство проявляло несвойственную им нервозность. И тогда же Вадим, шлепнув себя по лбу, благодарно поцеловавл Аллочку в щеку. Конечно, об этом следовало подумать раньше! Творческое врачевание – вещь замечательная, но ахилесова пята подобного лечения в том и состоит, что оно ориентировано на психастенические и авторитарные характеры. Сильный, умеющий «думать в себе» человек действительно способен откликаться на подобные методики, подхватывая эстафетную палочку от врачей, шаг за шагом выводя себя из недужного штопора. Однако, несравненная Аллочка ткнула пальцем в больное место, напомнив о том, что авторитарные и сензитивные типажи встречаются в этом подлунном мире не столь уж часто. Она была права. Как это ни грустно, но общество в массе своей состояло из истероидов, эпилептоидов, конформиков и гипертимиков. Как тысячу лет назад, так и теперь сензитивы с психастениками оставались в абсолютном меньшинстве. Рефлексиии и вдумчивому анализу было просто не выжить в этом бурливом мире, – и ничего удивительного, что первые роли сплошь и рядом доставались существам скорее рассудочным, нежели разумным – этаким насекомым, скользящим по водной поверхности, не способным ни взлететь ввысь, ни нырнуть в глубину. Что вижу, то и пою, кто обидел, того и бью, мир валится в тартарары – и хрен с ним, если я на дистанции!.. Увы, лечить подобных индивидов тишиной было и впрямь проблематично. Хотя бы потому, что они ее НЕ СЛЫШАЛИ! Тому же холерику сосредоточиться на себе просто не позволит подкорочный зуд. Он будет барабанить пальцами, насвистывать, притопывать ногами, вертеть головой, гримасничать – словом всякую секунду отпугивать заповедное состояние покоя. В сущности, это даже не природная функция гипертимика – вслушиваться в тишину, поскольку люди его круга обычно экстравертированы на окружающую мишуру – на разговоры и телевидение, на газеты, праздники и слухи. Но если гипертимики попросту вливаются в этот мир, не спрашивая, не горюя и не задумываясь, то конформикам напротив – все до лампочки, они согласны плыть по течению, слушаться, кивать и подчиняться. Внешнее небрежение в равной степени ранит и истероидов с эпилептоидами. Но если первые подыгрывают миру, потихоньку начиная ненавидеть собственную серость и неказистость, то вторые поступают проще, находя объекты ненависти вовне, пытаясь означенный мир переделать, перекроить, на худой конец развалить к чертовой бабушке. Лиши их этого, и они заскучают. Начнут по-настоящему тосковать, так и не услышав зова тишины, так и не познав прелести «блуждания в себе».

Таким образом, следуя Эмпедоклу, подобное следовало лечить подобным, и если для тех же эпилептоидов – людей с повышенной энергетикой – в «Галактионе» открывали мастерские, тренажерные залы, душевые и бассейны, то лечение циклоидов, истероидов и шизоидов по ряду показателей явно отставало. Чего-то им существенно не хватало, и это недостающее звено наконец-то было найдено. Количество стихий вовсе не исчерпывалось солнечным огнем, атмосферным давлением, водной средой и земной гравитацией. Вадим упустил из виду, что сначала все-таки «было слово». Смысл его, сила, интонационное звучание – все в равной степени могло разрушать, лечить и восстанавливать. И если те же шизоиды чаще всего воспринимали звук крайне дозированно, то эпилептоиды непрочь были вкушать его более солидными порциями, отдавая предпочтение агрессивным маршам и тяжелому року. Циклоиды реагировали еще более гибко и, как выяснилось, нередко были способны внимать самой разнокалиберной музыке на протяжении чуть ли не круглых суток. Что интересно, практически у всех наблюдаемых музыка существенно меняла метатела. Вадим это созерцал самолично, включая те или иные мелодии в спальнях больных. При этом воздействие было крайне различным. Одна и та же мелодия могла заставить полевые структуры людей расслабенно растечься по земле, собраться в мускулистый «шар», ощетиниться злыми иглами.

Как бы то ни было, результаты он наблюдал ежедневно. И все же дело создания единой теории существенно тормозилось. Дальше в лес – больше дров, и все чаще Дымов приходил к неутешительному выводу, что никаких сколько-нибудь серьезных разработок ему совершить не удастся. Разросшееся людское племя решительно не поддавалось стройной систематизации. Характерологические признаки самым непредсказуемым образом перекочевывали из одной группы в другую. Свирепые натуры неожиданно добрели, тупые, оказываясь в экстремальных обстоятельствах, проявляли недюжиную смекалку, истерики собирались с силами и приобщались к умудренному покою. Стоило кому-то родить ребенка, выйти замуж или совершить какой-либо ответственный шаг, и метатело индивида немедленно меняло структуру, цвет, объем и окраску. Худосочные и робкие ауры превращались в мощные формирования, аморфные и рыхлые поля неожиданно наливались густотой и начинали буйно реагировать на самые деликатные процедуры. С одной стороны это было здорово, лишний раз убеждая в том, что возможности человека действительно безграничны. С другой стороны обилие психотипов, их непрерывный синтез и многоплоскостное смешение нагоняли тоску, яснее ясного давая понять, что никогда человечество не сумеет превратить в серьезную науку ни педагогику, ни психиатрию. На это у них попросту не хватит ни сил, ни знаний, ни аномальных способностей…

Вадим придвинул к себе клавиатуру компьютера, привычно заглянул в «почтовый ящик». Посланий, разумеется, хватало. Парочка писем из Лондона, довольно обстоятельный доклад из Нью-Йорка, несколько коротких депеш из Мурманска, Харькова и Севастополя. Братья-хаккеры делились новостями, рассказывали о прошедшей в Хельсинки сессии, на которой под шумок провели и блиц-анализ всех последних взломов «извне»…

Кстати, еще один характеристический тип, плохо поддающийся личностной топологии. Хаккеры. Недаром этому сословию господа из ЦРУ выделили свою отдельную полочку. И правильно сделали. Потому что ничего общего ни с террористами, ни с наркоманами, ни с банальным криминалом у хаккерского течения не было и не будет. Энергия эпилептоида, помноженная на цинизм флегматика и неудовлетворенность холерика – вот что формирует основу любого хаккера. Именно из таких получаются новаторы-взломщики, виртуальные экстремалы и сетевые эдисоны. Электронных «бродилок» и «стрелялок» им становится мало уже лет в четырнадцать, – потому и начинают рваться вовне, затевая собственные микронеты с субгосударственным устройством и собственными физическими законами, организуя библиотеки парадоксальных авторов, устраивая виртуальные войны и пробуя на прочность защиту банковских и армейских сетей, вторгаясь в святая святых только по той простой причине, что делать это опасно и противозаконно. Нарушители общепринятых правил и ниспровергатели всего статичного.

В данном же случае они включились уже в его «дымовскую» игру, с усердием и азартом взявшись отслеживать «призраков». То есть, так они именовали «нарушителей конвенции» между собой. О том, что призраков именуют глонами, и что последние являют собой не обособленную кучку программистов-анархистов, а существ иного неведомого мира, хаккерская братия даже не подозревала. Впрочем, с их пытливым остерегающимся всяческой косности умом прогнозировать какое-либо незнание было достаточно сложно. Может, и стали уже о чем-то догадываться, но пока деликатно помалкивали. А может, просто не доверяли своих предположений сети.

Так или иначе, но хаккерская ассоциация «Филин» с высокой степенью вероятности выявила уже четыре нетривиальных пробоя. Некто взломал защиту ракетного дивизиона, расположенного в Сент-Джонсе, немножко поиграл с электронными картами запусков. Ни одна из ракет так и не поднялась в воздух, однако можно было не сомневаться, что военные были близки к инфаркту. Еще один пробой обнаружился в российском ЦУПе. Именно тогда была на сутки потеряна связь с грузовым кораблем, а стыковку со станцией бедным астронавтам пришлось производить вручную. А еще было вмешательство в систему полицейского слежения в Лос-Анджелесе, был не очень заметный, но все-таки совершенно необъяснимый скачок цен на Нью-Йоркской бирже. Во всех случаях команды и коды взломов оказались настолько атипичными, что официальные власти лишь по прошествии недель сообразили, что же в сущности произошло. Хаккеры же действовали более целенаправаленно, поскольку знали, что искать, но и они дружно констатировали абсолютную безадресность ключевых команд.

Вадим возбужденно потер лоб. Что и говорить, картинка складывалась более чем любопытная. Программы складывались из ничего, а точнее говоря из множества случайных помех и совпадений, происходивших одномоментно в сотнях и тысячах больших и малых компьютеров. Работники серверов даже не помышляли, что в какие-то роковые мгновения их машины сами собой объединяются в суперкластер, работающий эти самые мгновения уже не на них, а на кого-то постороннего. Последовательность подобных метаморфоз удавалось отследить далеко не всегда, но хаккеры – народ усидчивый и желаемых результатов добивались почти всегда. Во всяком случае, было уже ясно, что «призраки» работают, мобилизуя кластеры и пуская их в ход, как пускает в ход различные инструменты работающий за операционным столом хирург. В то время как первый кластер загружал намеченную жертву обилием задач, провоцируя ее максимальное ослабление, второй кластер, «самоорганизовавшийся» где-нибудь на другом конце планеты, производил массированный взлом. А чуть позже в дело вступал третий кластер, притаившийся где-нибудь совсем рядом и как правило не такой мощный, как два первых. Но именно он играл с обезоруженным партнером, тасуя банковские счета, инициируя пусковые коды, рисуя на авиакартах нечто совершенно несуразное. Самое же занятное заключалось в том, что головастые хаккеры в конце концов все-таки дотумкали, что пробоями эти атаки можно называть с определенной натяжкой. Те, кто способен был организовывать на пустом месте компьютерные кластеры, вовсе не нуждались в подобных взломах. Просто нет нужды вскрывать сейф, у которого нет задней стенки. Призраки на то и были призраками, чтобы не замечать электронную защиту вовсе. Иными словами – любой сбой самой охраняемой системы они могли организовать изнутри. Но это не входило в их планы, поскольку выдавало с головой. А потому взлом, перегрузку и постороннюю атаку они попросту имитировали. Играя под хакеров, они и на вооружение брали их характерные приемы. Что-то у них получалось виртуозно, но в чем-то эти ребята совершали и явные промахи. Как бы то ни было, но именно их попытка прикрыться чужой личиной всерьез обозлила истинных хаккеров. Потому и несложно было привлечь их на свою сторону…

Письмо из Нью-Йорка было менее оптимистичным. Вадиму писал Рэй Никсон, адвокат Мадонны – его старой доброй приятельницы. За бодрыми и многообещающими интонациями читалось совершенно обратное. Несмотря на протесты хельсинской ассоциации свободных хакеров, несмотря на все потуги защитников, власти города Нью-Йорка решили проявить жесткую принципиальность. Возможно, на то было особое указание из Овального кабинета, а может, дошли до белого каления военные, решив устроить что-то вроде показательного суда. Так или иначе, но Мадонне грозил срок в пятнадцать, а то и двадцать лет, и вряд ли следовало возлагать какие-либо надежды на милосердие суда. Конечно, можно было попытаться повлиять на Америку из России через дипломатические каналы, но было сомнительно, что нынешних политиков заинтересует такая мелочевка. Кем, в сущности, была для них Мадонна? Да никем. По документам бывшая российская гражданка, эмигрировавшая чуть ли не в восемьдесят седьмом году, ничего героического не совершила, в окружение президента не входила, плюс ко всему успела запятнать себя проникновением в банковскую сеть Манхэттена. Словом, история насквозь уголовная, а значит, и чистоплюям от политики тут делать нечего.

Нахмурившись, Вадим машинально дал подтвержение переписчикам и, побродив по сети, вышел в недавно открытый сайт планетарной переписки. Сюда писали все, кто желал быть услышанным, кто страдал комплексом серой мыши, кто попросту мечтал хоть раз увидеть собственное слово растиражированым на весь мир. Каждые сутки сайт обновлялся, и, тем не менее, один-единственный день набирал столько голосов, что голова шла кругом. Программный авторедактор отсеивал ненормативную лексику, сортировал сообщения по темам, разбрасывал в алфавитном порядке, и все равно перебирать текстовые массивы в поисках конкретной информации взялся бы разве что сумасшедшей. Впрочем, создавали сайт совершенно для иного. Банальное человеческое любопытство – вот, что влекло людей в эту разговорную среду. Устроители программы и сами открыто признавались, что первым и, возможно, единственным их желанием было приобщать людей к письму, к умению грамотно формулировать свои мысли и настроения. В чем-то они были, вероятно, правы. С грамотной и логически выстроенной речью большая часть населения отказывалась дружить и в третьем просвещенном тысячелетии. Запуская корабли в космос и работая с компьютерными программами, человек, как и прежде, путался в падежах и многосложных предложениях, нередко затруднялся в изложении самых заурядных вещей.

Щелкая мышкой, Вадим поочередно заглянул в свеженькие блок-файлы. Гуляя по рубрикаторам, рассеянно пробежался по слезным письмам интернетовских попрошаек, ознакомился с шифрованным посланием дамочки, ищущей килера для любезного муженька, одно за другим перечел предсказания доморощенного мессии из Твери. Все прогнозы были в равной степени пугающими, ни одно из них не сулило человечеству сколько-нибудь добрых изменений. Увы, мир продолжал сходить с ума, брызгал слюной и клацал зубами. Пожалуй, никакие – даже самые добрые сайты – не в состоянии были его спасти. Следовательно, не грозила службам психиатрии и скорая безработица.

Вадим нырнул в самый низ колонки и рассмотрел возникающие на глазах строчки.

«Машину моего дедушки, – писал разобиженный мальчуган, – разбирали внизу какие-то хулиганы. Отвинчивали колеса, пытались снять дворники. Тогда дедушка рассердился и сбросил на них с балкона бомбу. За это подлые хулиганы сломали ему дверцу и два ребра.»

Ребра, очевидно, были дедушкины, а дверца принадлежала многострадальному автомобилю. Словом, шел дождь и два студента!.. Увидев, что мальчугану кто-то начинает отвечать, Вадим поневоле улыбнулся.

«Малыш, – писал некто сердобольный, – бомба – это ведь тоже не игрушки! А если бы осколками кого-нибудь убило? Что было бы тогда с твоим дедом?»

«Так ведь бомба была бумажной! – немедленно отреагировал малыш. – С обычной водой. А такие бомбы не умеют еще убивать…»

Еще не умееют, это верно…

Выйдя из говорливого сайта, Вадим знакомой дорожкой перебежал в мир библиотек. Здесь у него также имелись свои знакомые полочки и любимые авторы. Именно с ними он и собирался малость пообщаться…

Только спустя минут двадцать или тридцать Дымов заставил себя оторваться от компьютера. В том прежнем мире подобной заразы у них не было. И даже – что такое интернет, они практически успели забыть. И слава Богу, наверное. Псевдопереписка и псевдообщение ровным счетом ничего не меняли в человеческой природе. Разве что более надежно приклеивали без того дряблые спины и ягодицы к стульям, табуретам и креслам…

С хрустом потянувшись, Дымов яростно растер лицо, пальцем ткнул в клавишу селектора.

– Аллочка, как насчет кинопохода?

– Какого похода?

– Предлагаю сходить на вечерний сеанс в кинотеатр. Чтобы, значит, не видео, не телевизор, а настоящий огромный экран. И обязательно со спецэффектами. Какой-нибудь «далби-сораунд».

– А что будем смотреть?

– Что покажут, то и посмотрим. Не все ли нам равно?

– Пожалуй, что да.

– Так ты согласна?

– Угу… Только сейчас переоденусь.

– Вот и славно. А я звоночек один сделаю и выйду к тебе. – Дымов бегло набрал номер телефона Миронова, прислушиваясь к тягучим гудкам, мысленно еще раз перебрал слова, которые следовало сказать оперативнику.

– Сергей?… Да, это я. Помнится, вы интересовались, каким образом заказы могут поступать Палачу? Так вот, все очень просто, загляните в рубрикатор, найдите сайт «Контрабасы»… Ну да, на жаргоне так называют воинов-контрактников. Там же имеется раздел с лучезарным названием «Заплечных дел мастера». Поройтесь там. Уверен, где-нибудь да разглядите след нашего общего друга. Да, и еще… Та улика, помните, что вы давали мне? Так вот, она пропала… Что?… Без комментариев. Вы же видели, с кем мы имеем дело. Так что подобный исход был вполне предсказуем. В общем – извините.

Отняв трубку от уха, он позволил впустую излиться мироновским упрекам и, только выждав энное время, снова заговорил:

– Сереж, я все прекрасно понимаю, но что случилось, то случилось. В любом случае информацию по броневику вы скоро от меня получите. Это я могу обещать твердо.

Глава 22

Трамвай неожиданно дернулся, пассажиры повалились друг на дружку. Взвизгнули размалеванные девочки, матом заблажила подвыпившая компания, какой-то дед с палочкой, не устояв на ногах, шлепнулся на колени контролеру.

– Словно дрова везет! – проворчала кряжистая тетка. Ругала, такое впечатление, не столько трамвай, сколько шумливую компанию, каждую минуту разражавшуюся зычным гоготом. Впрочем, компания была как компания, – в гарлемах современной России подобного сорта молодых людей скопилось предостаточно. Уличные недоучки и любители паленой видеопродукции, завсегдатаи дискотек и первые потребители отечественного пива тоже имели право именоваться генофондом нации и наверняка являлись предметом гордости своих родителей. Прыщеватые переростки, умеющие качать бицепсы и права, те, для кого «скатать» уши в трубочку, глаза в кучку, а мозги в пучок было привычным делом, просто не умели вести себя иначе. Реальные пацаны жившие реальной жизнью, нереальщиной в виде непростого прошлого и непредсказуемого будущего абсолютно не интересовались…

Именно эту команду и увидел прямо перед собой вошедший в транспорт Палач. Мало кто обратил внимание на то, что трамвай остановился не на остановке и даже не на перекрестке. Да и дверца отворилась одна-единственная, та самая, через которую вошел неприметный пассажир. Появление его заметил в зеркальце заднего вида только водитель. Чертыхнувшись, он растерянно перевел взгляд на тумблеры, управляющие электроприводами дверей, – ни один из индикаторв не горел. По всему выходило, что, остановившись и подобрав одинокого пешехода, транспорт проявил недозволенную самостоятельность. Впрочем, случившееся можно было списать на рефлексы, на усталость, на ту отточенную машинальность, с которой большинство водителей тормозят, ускоряются, включают поворотники. Но долго о происшедшем водитель не думал, поскольку уже в следующую секунду бдительно уставился на дорогу, а некий «ластик» акуратно стер событие из его памяти.

Осталось незамеченным появление мужчины и для прочих пассажиров вагона. Пасмурное же молчание, в которое внезапно погрузилась веселящаяся компания, можно было связать с чем угодно, но только не с этим притулившимся у поручня мужчиной. Между тем, Палач не ограничился воздействием на водителя и говорливых молокососов. На трамваях он не ездил уже больше года, тем не менее, просканировав конструкцию транспорта, без труда обнаружил два простейших источника энергии – а именно искрящий пантограф и щетки работающего электродвигателя. И первое, и второе излучало явственное тепло, рассеивая в пространстве довольно мощные электромагнитные потоки. Грех было не воспользоваться случаем, и незримой гуттаперчей приподнявшись над крышей, Палач коконом окутал пантограф с частью контактного провода. Чуть позже аналогичную процедуру он проделал с трамвайным двигателем. Кровь заструилась по жилам быстрее, сердце застучало более гулко. Теперь энергия втекала в Палача сразу по двум руслам, раздувая невидимую метаоболочку, превращая без того упругое облако в подобие исполинского дирижабля. Щадя самочувствие пассажиров, Палач прибег к пассивной аккумуляции, не уполотняя энергетических структур, позволяя до поры до времени бурливому шлейфу волочиться за трамваем. Хотя слов нет, компактный концентратор был бы не в пример лучше – и места много не занимает, и в случае чрезвычайных обстоятельств мог бы сгодиться. Один раз такое чрезвычайное обстоятельство уже имело место в его жизни. Именно в тот роковой вечер Палач, увлекшись, не сумел вовремя остановиться и «расстрелял» всю свою энергию без остатка. Точь-в точь как автомобиль, сжегший горючее до капли. Ему надо было еще приводить себя в порядок, добираться до дома, а силы ушли. Более того – он едва передвигал ноги, на тело навалилась ломота – совсем как после гриппа. Еще ужаснее было то, что он ощущал жуткий прямо-таки нечеловеческий холод. Какие там тридцать шесть и шесть градусов! Можно было не сомневаться, что организм вплотную приблизился к стадии тотального обморожения. Словно пьяный Палач цеплялся за холодные уличные деревья, выцеживая из пространства малейшие энергетические всплески, и ничего удивительного, что на полпути к дому его подкараулила компания таких же вот горлопанов. Как пить дать, сшибали на дозу, и, конечно, не собирались отпускать этакого «шатуна» с миром. А под рукой опять же ничего не было – ни мало-мальского оружия, ни той же компактной энергетической батареи.

Смешно, но Палача спасла придорожная лужа. И даже не лужа, а мини-озерцо, предмет проклятий близлежащих домов. Что-то там как обычно вытекало из канализационного люка – может быть, и не кипяток, но что-то довольно горячее. И когда его уже обступили с двух сторон, прикидывая, с чего начать – с физиономии или кожаного плаща, Палач движением цепляющегося за соломинку дотянулся ослабленной мантильей до парящей лужи и в несколько мгновений превратил ее в лед. Это был даже не глоток воды для жаждущего в пустыне, а добрая кружка. Он тотчас пришел в себя и, не прибегая к каким-либо ухищрениям, все той же отяжелевшей мантильей хлестнул по компании, сшибая молодых грабителей словно кегли на тротуар. Оказавшись на земле, они даже не успели понять, что именно с ними приключилось. Палач же, связав их рукавами собственных курточек и джемперов, благополучно завершил путь. Конечно, окажись при нем тогда концентратор, не пришлось бы столько мучиться, а тех мерзавцев он упредил еще метров за сто, но, увы, в любого рода накопителях таились свои безусловные минусы. Попробуй-ка удержать в ладонях пригоршню керосина! Да не просто удержать, а пронести через весь город, не пролив при этом ни единой капли. Обращаться же с батареями было еще сложнее. Сами собой они «вытекали» из любых карманов, самовольно накапливая энергию, опасно разогревались, и несмотря на все предосторожности Палача постоянно терялись.

Помнится, первую свою утерянную батарею он нашел лишь спустя пару месяцев, благодаря газетным анонсам, восторженно уверявшим, что на одной из улиц восточного Екатеринбурга обнаружилась зона с ярко выраженными физическими аномалиями. В частности, один за другим в этом районе совершенно беспричинно вспыхивали заброшенные бараки, сам собой возгорался мусор, и по свидетельству обитавших на этой территории бомжей, несколько раз на их глазах незримый вихрь ставил на попа тяжеленные шпалы, со скрежетом перемещал жестяные самопальные гаражики, ворочал оставшиеся после строителей старые бетонные плиты. Кажется, вдохновленные уфологи даже успели пригласить в гости довольно представительную комиссию из Санкт-Петербурга. Хорошо, господа ученые не успели доехать. Палач опередил их, наведавшись в загадочный квартал и подобрав заметно «разбухшую» батарею.

Свой второй энергетический концентратор он «обронил» в той чертовой лаборатории. Очень уж поджимало время, и исчезновение батареи он заметил, лишь выбравшись на улицу. Не соберись возле здания такое количество милиции, он бы рискнул вернуться, но не хотелось лишний раз мозолить глаза блюстителям правопорядка. В конце концов оба накопителя вернулись к хозяину, однако и поволноваться заставили немало. Именно поэтому на сегодняшнюю операцию он отправился налегке, понадеявшись на попутную подзарядку. Разумеется, это сказывалось на всем окружающем. Примерно в радиусе двадцати шагов сама собой возникала зона полного радиомолчания, словно губка Палач впитывал в себя все виды излучений, трансформируя их в простейшие пластинчатые объемы. Все равно как у ската или угря. Пожалуй, появись у пассажиров возможность увидеть происходящее вокруг в истинном свете, они пришли бы в неподдельный ужас. Выглядывающие из трамвая щупальца-мантильи «просеивали» набегающую улочку, впитывая в себя любой энергетический «мусор». Люди и не подозревали, что уже в сущности проглочены гигантским метателом, хотя… Кое-кто, вероятно, все-таки подозревал. Палач запоздало заметил, что к нему приблизилось несколько пассажирок, встав совсем рядом. Работало обыденное женское чутье. Даже не видя его лица, они интуитивно тянулись к силе, к тому сказочному пресловутому плечу, на которое так хотелось опереться. Лианы, вслепую угадывающие наиболее здоровые стволы, цветы, подобием локаторов безошибочно отслеживающие движение небесного светила. Даже парочка пигалиц из крикливой компании, развернувшись попками к своим приятелям, теперь неотрывно смотрели ему в затылок. Верно, и сами не знали, чего ждут и чего хотят. Как и всех прочих их привлекала не внешность, а энергия – чистая, нерастраченная, исполинской силы.

Палач искоса оглядел салон. Забавная это все-таки штука – переполненный общественный транспорт. Люди даже не ведали, в какой ужасающей тесноте они обитают. Метатела были вмяты друг в дружку в самым немыслимых сочетаниях. Короны, мантильи, желеобразные надголовья – все скукожилось и перекрутилось немыслимым образом. Какой уж там комфорт! Можно ли спокойно спать, будучи насаженным на встопорщенные шипы соседа? Можно ли думать о великом, если собственная ментальная аура расплющена о бок попутчика? По логике вещей – нет, однако кое-кто и впрямь дремал, другие увлеченно перешептывались, сорили семечной шелухой, беззаботно глядели за окно. Три или четыре метатела были окрашены в сизо-коричневые цвета, и даже по хищному шевелению осминожьих мантилий можно было угадать вороватые натуры. Но подобная мелочь Палача давно уже не интересовала. Заказчик снова вышел с ним на связь, четко и недвусмысленно указав цель, и он двигался к ней неумолимой торпедой, еще не слыша нужного «запаха», однако зная направление и абрис намеченной жертвы. Заряда, накопленного по дороге, должно было хватить с лихвой, и в очередной раз бросив взор за окно, Палач заставил трамвай мягко «притормозить». Секундой позже «отворил» строптивые двери и вышел наружу.

* * *

На этот разговор следовало еще решиться, но Аксан никогда не причислял себя к числу трусов. Лишь после второго посредника трубку взял Мастер. Как обычно «фильтрация» работала с должным эффектом. Однако в круг «допущенных» Аксан, по счастью, входил. Пока еще входил…

– Мастер, это я.

– Я узнал тебя, говори.

– Нужен совет. – Зная нетерпеливый характер московского воротилы, Аксан старался быть предельно кратким. – Я все еще на Урале, дело движется, но с большим скрипом.

– Ты уже выяснил, кто именно там скрипит?

Голос звучал спокойно и ровно, однако обманываться на свой счет не стоило. В мире звезд – особенно тех, что были приближены к рубиновым, все менялось в считанные мгновения. Нищие становились королями, а вчерашние партай-геноссе попадали в Лефортово или «Кресты».

– Да, Мастер, узнал. И боюсь, своими силами мне не справится.

– Не понял?

Аксан судорожно перевел дыхание.

– Вы помните Носорога?

Трубка промолчала. Вопрос был из разряда некорректных. Тем не менее, Аксан продолжил:

– Так вот, этот тип той же породы.

– Ты шутишь?

– Мне не до смеха, Мастер. Не знай я Носорога, я бы вообще не понял, в чем тут дело. Но именно этот человек подставил нас с товаром. Боюсь, он даже в состоянии делать то, на что не способен наш Носорог.

– Ты не перегибаешь?

– У вас есть шанс это проверить.

– Что ты имеешь в виду?

– Если вы пришлете сюда Носорога, мы столкнем их лбами.

– А что дальше?

– Если Носорог его сделает, мы подчистим хвосты и взместим наши затраты.

– А если нет?

Аксан прикусил губу.

– Тогда мы попытаемся перекупить здешнее чудо.

– Ты полагаешь, его можно уговорить?

И снова Аксан чуть замешкался с ответом.

– Во всяком случае, мы попытаемся. Кроме того, оставлять этого типа живым…

– Хорошо, я тебя понял, – перебил его Мастер. – Носорог вылетит к тебе первым же авиарейсом. А там уж решайте на месте как быть. Если получиться заменить старичка на более молодое дарование, я возражать не буду.

– Спасибо, Мастер! – с придыханием проговорил Аксан.

– Чудачок! – голос в трубке рассмеялся. – Лучше думай о том, как будешь выкручиваться.

– Моей крови по-прежнему жаждут конкуренты?

– А как же ты думал! Пока они ждут, но, похоже, мысленно уже все разложили по полочкам. Место на эшафоте готово, Аксан.

– Но если я…

– Если ты заготовишь веские аргументы или явишь нам Носорога номер два, это смягчит приговор. Вполне возможно, мне даже удастся тебя оправдать. Но для этого надо постараться, Аксанчик. Очень и очень постараться.