Текст книги "Тост за Палача"

Глава 9

Пожалуй, если бы не пациенты подросткового возраста, в клинику он сегодня возвращаться бы не стал. Но, увы, сразу у семи парнишек сегодня подходил к концу реабилитационный срок. Это было также его идеей, а точнее развитием одной из задумок Ганисяна, добрейшей души человека, ютившего в своем музее детишек и разбивавшему их по принципам совершенно далеким от возрастных. Детей Ганисяна сплачивали общие интересы и общие беды. Это помогало им выжить, более быстро встать на ноги и обрести себя. Нечто подобное Дымов решил воспроизвести и в «Галактионе». Лишь на треть наркомания в подростковой среди – забава и следствие бездумности, на две трети – это чистой воды бегство. От себя, от родителей, от недоброго мира. Вадим пытался вернуть им мир, по возможности возвращал и непутевых родителей. Беда всех наркологических клиник, что они возвращали мальцов в ту же самую больную среду, и излеченный от зависимости подросток вновь оказывался один на один с тем, от чего он пытался спастись в прошлом. Именно поэтому психологи «Галактиона» формировали из юных наркоманов подобие групп, если и не спаянных общими интересами, то во всяком случае способных дружить и общаться. И уже готовые микроколлективы отдавались в стационар – «на съедение» Вадиму. Секреты именно этого периода лечения он продолжал удерживать в тайне. В тайне от прессы, от родителей и даже от своих ближайших коллег. Плацебо перестает быть плацебо, если о нем знают с первых дней приема. Нечто подобное работало и здесь. Собственно говоря, родственники формулировали заказ, и на этом их функция заканчивалась. Когда это было возможно, Вадим «воспитывал» и их, но главная реконструкция должна была, конечно, коснуться психики самого ребенка. Не изобретая ничего нового, Дымов попросту вышибал клин клином. На смену тоске и фрустрации, неизменно являющимся после физиологического отвыкания от наркотиков, он преподносил «сильные впечатления» – порой настолько сильные, что наркотические виртуалии попросту теряли свою последнюю привлекательность. Проще говоря, он организовывал детям опасные приключения, заставлял сообща пройти по краю обрыва, испытать боль и страх, познав истинную цену дружбе и товариществу выкарабкаться из практически «безнадежной» ситуации, вернувшись в реальный мир не просто выздоровевшими, но и окрепшими духовно.

Ввергая подростков в коллективный транс, он отдавал их в руки бандитов, сажал в подобие концентрационных лагерей, гнал через опустошенные нейтронным оружием города, на терпящих бедствие судах заставлял скитаться по океанам, проявлять смекалку, силу воли и в итоге, конечно же, побеждать. Человеку, ощутившему хоть раз вкус настоящей победы, никогда уже не стать хроническим беглецом. Разумеется, в жизни его будут спотыки, временные отступления, но в беглеца ему уже не превратиться. Хотя бы потому, что он будет знать разницу между иллюзорной сладостью бреда и вдохновением настоящей – не чужой, а своей собственной победы. Если же после возвращения в мир рядом окажутся сотоварищи по оружию, выздоровление будет окончательно закреплено. Одиночество и непонимание окружающих – вот то, что сводит на нет любые усилия врачей-наркологов. Статистика же «Галактиона» могла похвастать уже не одной сотней безоговорочных побед…

В сущности, они лечили обыденные вещи – цинизм, черствость, неумение радоваться восходу и закату. Детишек из богатых семейств Дымов заставлял познать все прелести нищеты и голода, подростков с националистическим мусорком в голове превращал в потерявших родину изгоев, усталых всезнаек попросту макал в жесточайший экстремал, заставляя в полной мере переосмыслить прожитое, пересмотреть шкалу ценностей. Одно дело – толстокожие взрослые и совсем другое – восприимчивая и мобильная психика детей. Легкость, с которой удавалось в считанные дни делать из вчерашних маленьких негодяев помудревших и повзрослевших личностей порой начинала даже пугать. Вадим всерьез задумывался, а правильно ли он поступает, вторгаясь в естественный ход событий, столь кардинально перекраивая людей. Но все шло само собой, первые единичные эксперименты завершились успехом, к ним потекли умоляющие просители, и шоковая подростковая терапия превратилась в нескончаемый конвейер.

Вот и сегодня группа из пяти юных наркоманов и двух самоубийц должна была пройти завершающий этап лечения. Если на прошлой неделе Вадим погрузил их в ужас голодного плена, истязаний и пыток, то сегодня самый слабый и хилый, неожиданно проявив недюжинный ум и лидерские качества, должен был организовать для всех семерых побег. Вадим и сам не знал всех подробностей будущего побега, – в подобных случаях он доверял в большей степени моменту и интуиции. В каком-то смысле он создавал обстоятельства, но решали и действовали сами подопытные герои. Лишь в наиболее критические мгновения Дымов вмешивался в события, инициируя поступки, доводя смутные позывы детишек до полноценной решимости. Общая схема виртуального путешествия была простейшей: каждый из персонажей должен был пройти все круги ада, не раз и не два проявить ум и отвагу, оказаться на краю гибели и в последний момент ощутить озарение либо дружескую руку товарища. Собственно говоря, он принуждал этих ребятишек совершать самые непритворные подвиги. Основой становилась максимальная реалистичность переживаемых событий, и даже по «возвращению» из опасных странствий встреча с родителями организовывалась уже не в «Галактионе», а где-нибудь в лесополосе, пригородной деревушке, на ночной улице. Особого подыгрывания от взрослых и не требовалось, – их попросту ставили перед фактом случившегося, и уже трижды имели место судебные разбирательства, когда, наслушавшись ужасных историй от вернувшихся домой детей, родители попросту впадали в праведный гнев и спешили с заявлениями в милицию. Дела без особых хлопот комкали, дети же и по прошествию лет вспоминали о прожитом, как о вполне реальных событиях…

* * *

Аллочки на месте уже не было – не дождалась, и Вадим прямиком проследовал в собственный кабинет. Скинув плащ, без сил рухнул в вертлявое кресло. Сегодняшняя прогулка с Мироновым и Шматовым вымотала его вконец. Увы, взрослые – это далеко не дети, и убедить их в том, что дважды два – четыре, раз в сто сложнее, чем самого недоверчивого ребенка. А потому для финальной стадии сегодняшнего гипносеанса Вадиму просто позарез требовалась подзарядка. Не локальная и не от случайных источников, а чистая и капитальная – от одного из резервных концентраторов. Собственное метатело съежилось чуть ли не втрое, на него просто нельзя было смотреть без содрогания. Он и не смотрел. Склонившись, сунул руку в нижнее отделение стола, ищуще пошарил. В особой кювете с покрытием из электризованного пластика у него обычно хранился неприкосновенный запас – один или два свеженьких концентратора. Как раз на такой случай, когда работа или обстоятельства требовали немедленного восполнения энергии. На этот раз рука ощутила привычное искристое покалывание, однако желаемого не обнаружила.

– Черт! Это еще что за номер! – Вадим поморщился. В подобных вещах он пока не замечал за собой особой рассеянности. Во всяком случае – об отсутствии или наличии концентраторов всегда помнил отлично. Та промашка в подвале Маршала – не в счет. Тогда его поджимало время, и подчищать следы за собой было просто некогда. Из подключенной же к источнику питания кюветы концентратор никак не мог исчезнуть. Штучка это, конечно, верткая и самовольная, но на то и придумана была в свое время кювета, чтобы не позволить энергетическим сгусткам разгуливать где попало. Тем не менее, в столе было пусто.

Выйдя на середину комнаты, Дымов трансформировал зрение и торопливо огляделся. Невидимый в обычном световом диапозоне, концентратор легко засекался в инфракрасном. Более того – просматривался даже сквозь стены и деревянные перекрытия.

– Не это ли ты ищешь?

Вздрогнув, Вадим поднял голову. И в первый момент увидел не Изотова, а яркое световое пятно в его руках. Концентратор! Глаза вернулись к привычному диапазону, и Дымов разглядел нездоровый румянеу на щеках коллеги, его слегка безумный взгляд.

– В чем дело, Саша?

– Возьми, – Изотов протянул ему незримой энергетический сгусток. – Уж прости, провел в твое отсутствие маленький шмон.

– Эге! Да ты, похоже, пьян? – правой рукой Вадим принял у товарища концентратор, левой придержал его за локоть. – Присядь-ка, друг ситный. Ты ведь хочешь со мной поговорить?

Изотов мотнул головой. Он и в самом деле изрядно выпил. Чуть покачнувшись, опустился в кресло.

– Ну? – Вадим прислонился к столу, пальцами правой руки стиснул гуттаперчивый концентратор. Он пытался сдерживаться, однако подобно измученному жаждой припал к источнику, всасывая в себя энергию гигантскими глотками. Результат не заставил себя ждать. Словно подключившись к мощному насосу, метатело Дымова начало стремительно разбухать и наливаться силой. Подобно оболочке спущенного шара, он наполнялся бурлящими энергопотоками, маленьким дирижаблем все выше всплывал над землей. На какой-то миг, сладостная релаксация заставила его забыть о коллеге, но последний напомнил о себе сам.

– Ты уж прости меня, Вадик, но, кажется, я знаю о тебе то, чего не положено знать.

Дымов склонил набок голову.

– Уже месяца полтора, как я просматриваю твои электронные депеши, отслеживаю малейшие обновления сайтов, которые ты посещаешь. Наши машины замкнуты в локальную сеть, так что это было не очень уж сложно.

– С некоторых пор я начал об этом догадываться.

– Что?! – голова Изотова изумленно вскинулась. – Ты знал, что я за тобой подсматриваю?

– Ну… Скажем так: приглядываешь. Подсматривать – несколько не то слово.

– Но почему ты тогда…

– Не поговорил с тобой начистоту?

Александр неуверенно кивнул.

– А ты уверен, что наш разговор состоялся бы? Даже сейчас тебя вынудили к тому крайние обстоятельства. Разве не так?

Подбородок Изотова вновь безвольно упал на грудь.

– Боже мой, как гадко! Ты знал, что я подглядываю за тобой, и при этом улыбался мне, здоровался за руку…

– Брось, Саня. Ты мелешь полную чушь.

– Нет, не чушь! Ты мирился со мной, надеясь на мое молчание. Да, да! На мою порядочность! А я взял и предал тебя!

– Что ты имеешь в виду?

– Тот тип, о котором тебя предупреждала Раиса Дмитриевна, взял меня в оборот. Когда я выбегал за продуктами. – Изотов рванул ворот рубахи, оторванные пуговицы брызнули по половицам. Ему явно было не по себе. – Вадим, я сдал им все, что знал о тебе. Рассказал, кто ты и что ты, как на тебя выходят люди, как на тебя выходил я…

– А ты действительно на меня выходил? – Дымов прищурился. Разговор и впрямь заходил в неприятную плоскость, и, чувствуя, что переступает некую запретную грань, он начинал полегоньку сканировать Александра. Во всяком случае – так, чтобы тот ничего не почувствовал. Но даже такого поверхностного зондирования было достаточно, чтобы понять: Изотов говорит правду. Его сломали и сломали безжалостно. Довели до состояния, когда легко и просто можно наложить на себя руки.

– …Я не знаю, что им нужно от тебя, но это не просто бандиты. Они охотятся на тебя, Вадик. И наверняка попытаются выманить с помощью интернетовских сообщений.

– Даже так?

– Я сам подсказал ему эту идею.

– Ему?

– Да, кажется, его зовут Аксан. Кто-то из людей назвал его имя вслух. Уже там, в подвале. По-моему, они всерьез намеревались меня пытать…

– Тебя били?

– Практически нет, но думаю, они не остановились бы ни перед чем. Честно говоря, я даже не совсем понимаю, почему меня отпустили. Возможно, поверили, что раздавили до конца. А я вот вернулся, выжрал пузырь белой и заявился к тебе… – Изотов поднял чумные глаза. – Скажи, Вадим, кто такая Мадонна?

– Откуда ты про нее знаешь?

– Но это ведь ее ты пытаешься выручить из нью-йоркских застенков?

– Ты разговаривал с кем-нибудь из хаккеров? – Дымов покачал головой. – Тебе не следовало этого делать, Саш. Ты сам толком не представляешь, во что лезешь.

– Теперь ты прикончишь меня? – По лицу Изотова текли уже самые настоящие слезы. – Что ж, наверное, так и нужно. До сегодняшнего дня я даже не подозревал, насколько я слаб. Думал, хитрее всех, изворотливее. Даже за тобой вот пытался наблюдать. Вычислял, стратег хренов, твои ходы и поступки, кое-что даже подсказывал…

– Библиотека сказок?

– Она самая. Я не знаю, как это получилось… – Изотов ударил себя кулаком в грудь, попытался сползти на колени, но Дымов его вовремя подхватил. – Поверь, Вадик, наверное я кретин и слизняк, но я полагал себя твоим союзником. Честное слово! Мне было страшно, но я был за тебя. И хотя не понимал до конца, почему ты это делаешь, но я верил, что это нужно. Потому что здесь – в этой клинике и в этом городе – ты царь и бог. Сам бы я такого никогда не сумел и поначалу даже пытался тестировать тебя на психопатию… Да, да! Я искал здравые объяснения. Потому что эпоха рыцарей миновала. В мире нет и не будет уже борцов-одиночек. Но ты совсем из другого теста. Я так и не понял тебя. Зато понял себя – ничтожную и дрожащую личность, готовую за глоток воздуха продать друга.

– Успокойся! – Вадим пустил из сифона в стакан шипучую стрйку, протянул Александру. Заодно несколько «приобнял» лихорадочно вскипающую мантию коллеги. Следовало успокоить Изотова. Стресс, конечно, штука небесполезная, где-то даже необходимая, но сегодня коллеге лучше было бы обойтись без дополнительных потрясений. Проще простого было бы скачать у него информацию прямо из памяти, а после усыпить или отправить домой, но отчего-то Дымов даже мысленно не позволил себе предположить подобные действия. Изотов действительно узнал о нем чересчур много. Настолько много, что жить с этим и далее ему было бы просто сложно В каком-то смысле они беседовали сейчас абсолютно на равных, но равенство изначально неравных также представлялось вещью достаточно обременительной. Во всяком случае, для Изотова.

– …Помнишь, я как-то тебе про подружку рассказывал? Которая еще залетела от меня… Так вот, я ведь на грех тебя склонить хотел. Чтобы, значит, ты беременность эту ликвидировал. Тебе ведь это раз плюнуть – без крови, без осложнений. А потом вдруг подумал – я же против судьбы иду, понимаешь? Скоро уже тридцатник, а до сих пор ни семьи, ни детей. Другие бы радовались, а я дурное замыслил…

– Ну и?

Изотов пожал плечами.

– Вот и радуюсь теперь. Родители у нее просвещенные, так что живем пока в гражданском браке. Но скоро, вероятно, распишемся. Не для меня, для нее. Чтобы, значит, не волновалась попусту. На детях – на них ведь все сказывается.

Вадим опустил руку на плечо приятеля. Силы окончательно восстановились, теперь он уже в состоянии был помочь Изотову, и незримое тепло текло через его ладонь, согревая взбудораженную душу Александра, наполняя его сонным покоем.

– А сначала, Вадик, я ведь перепугался. Решил – все! Либо линяю из клиники, либо выкладываю все Раисе Дмитриевне. А потом… Когда тот педофил-чинуша концы отдал… – спина Александра дрогнула. – Я понимаю, мы не можем судить. Но ты ведь другое дело. Ты – Палач, существо иной категории! Ты и не судишь даже, ты просто подытоживаешь события. Сухо и беспристрастно. Вершишь то, что должно было случиться и без твоего участия.

Лицо Изотова вновь обратилось к Дымову.

– Знаешь, я все пойму. Даже если тебе придется меня убрать. К этому ведь и шло. Я сам накинул себе эту петлю, влез по сути в чужое… Но она-то не виновата, правда? – Изотов, встрепенувшись, полез в карман. – Послушай, я дам тебе ее адресок, а ты уж потом сам решишь, как ей лучше все объяснить. Ты ведь это умеешь. Потом, когда меня не станет…

– Замолчи, пустомеля!

– Но я хотел сказать, что тебе не в чем себя…

– Я сказал: все! – Крепко встряхнув приятеля за плечи, Вадим заглянул ему в лицо. – Не хочу больше слушать весь этот вздор! Ты хоть сам понимаешь, что за чепуху ты городишь?

Изотов ошарашенно молчал.

– Задумался? Вот и хорошо. А теперь послушай меня. – Вадим вздохнул. – Можешь мне верить, но я очень признателен тебе за этот приход. Наверное, это действительно было нужно. И мне, и тебе. Спасибо и за предупреждение. Этим твоим товарищем я непременно займусь.

– Ты убьешь его?

– Запомни, дурила, я никого не убиваю. Это просто не в моих силах.

– Но как же тогда…

– Мы все, – голосом заклинателя произнес Вадим, – уничтожаем себя сами. Только так, Саша, и не иначе. Уничтожаем своими мыслями и своими поступками. Я ведь много тебе рассказывал про метатела, рассказывал про каверны и изъяны на мантиях. Так вот, я могу устранить любой дефект, но если пациент не поможет себе сам, на том же самом месте месяцем или годом позже появится новая язва – еще страшнее прежней. Потому что это первейший закон вселенной.

– Карма, – эхом откликнулся Изотов.

– Пусть карма, дело не в названии. Весь мир, Саша, это некое подобие четырехмерного кубика Рубика. Измени одну крохотную грань, и изменится общая картина. Оттого и страдают невинные, оттого и трещит по швам вся наша домотканная справедливость. Она не может быть выборочной – для отдельных народов и сословий. Будут грешить одни, значит, обязательно отзовется на других. Грехи отцов ваших – да на детей ваших и так далее, и тому подобное. Уж поверь, я имел возможность в этом убедиться. В том и кроется опасность всякого механического излечения. Мы просто перебрасываем ущербную грань с одной стороны искомого кубика на другую. И вместо ангины клиент получит осложнение на сердце, изъязвление пищевода, а то и вовсе умудрится перебросить свои болячки на собственных детей или родителей. Это не месть Всевышнего, это элементарный баланс. Все в природе должно быть уравновешено – и болезни со здоровьем, и жизнь со смертью.

– Но ведь люди воюют!..

– Им это только кажется. Как кажется, что кто-то там побеждает, а кто-то проигрывает. Пойми, Саша, канатаходец либо идет по канату, либо теряет равновесие и падает. Но мир в отличие от обычного канатоходца чрезвычайно устойчив, и раскачать его не так уж и просто. И когда одна нация уничтожает людей другой нации, она попросту выводит из равновесия свой собственный маятник. Минует десять, может быть, сорок лет, и маятник обязательно вернется обратно. И сметет по пути равновесное количество жертв – уже твоего собственного народа. Иного расклада попросту не существует.

– Значит, ты – орудие маятника?

– Если тебе удобно, называй это так. Я пытаюсь сохранять баланс, уравновешиваю гирьки весов, понимаешь? Они падают, а я подбираю и ставлю их на место.

– Но это делаешь все-таки ты!

– Как же тебе объяснить-то!.. – Вадим поморщился. – Видишь ли, если отец семейства не просыхает, если он гуляет налево, если вынашивает в голове гнусненькое, он вредит в первую очередь своим ближним. Даже если он осторожен и искусно маскируется, его что-нибудь да выдает – горбатая мантия, меташипы, вампирьи ухватки. И те, кто живет вместе с ним, рано или поздно ощутят это. Начнут либо болеть, либо сходить с ума, приобретая многочисленные неврозы. Это будет попросту реакцией на его присутствие, тоже своего рода баланс, но баланс, как видишь, ущербный. И когда террористы начинают подрывать кварталы в мирных городах – это тоже обеспечение баланса – уродливого, жестокого, но баланса. Таким образом, война порождает месть, нравственное уродство провоцирует цинизм, агрессивные психопаты творят себе подобных. Можно это видеть, а можно не видеть. Наверное, я тоже не слишком зорок, но кое-что я все-таки вижу. И потому в состоянии удерживать наши качели от излишней качки.

– А хаккеры?

– Забудь о них. Они тоже по-своему отдаляют приближение шторма. Но это не то, что тебе следует знать.

Изотов безвольно кивнул.

– Я не Палач и никогда им не был. Я не выношу приговоры, я вмешиваюсь лишь в тех случаях, когда качели грозят перевернуться. Согласись, лучше придержать их в нужный момент, нежели потом рвать жилы и пытаться восстановить опрокинутое. А еще, Саш, запомни. Кто бы я ни был и что бы я ни делал, но я твой друг. И ты мой друг. Мы делаем общее дело, и дело это, поверь, доброе.

– Но я тебя предал!

– Тебя вынудили сказать то, чего ты говорить не хотел, только и всего. Кроме того, ты пришел ко мне и объяснился. Ты даже водки выпил…

– Да, без малого бутылку «Столичной». Пятьдесят два пятьдесят. Это вместо апельсинов и творога…

– Вот-вот! Вместо того, чтобы купить беременной подружке творога с апельсинами, взял и купил поллитровку. – Вадим улыбнулся. – Это ведь тоже кое о чем говорит. Какое уж тут предательство!

– Ты разговариваешь со мной, как с ребенком.

– А ты и есть ребенок. Во всяком случае, сейчас.

Изотов порывисто вздохнул.

– Что ты собираешься делать?

– А что мне еще остается делать? Отправлю тебя домой спатеньки, а сам пойду к своим воспитанникам.

– Значит, все как обычно? По расписанию?

– Разумеется. Сегодня у них заключительная серия. Самая важная, кстати сказать. А завтра ночью тебе придется отыграть финал.

– В лесопарке, как всегда?

– Пожалуй. Разве что переоденем парочку санитаров в милицейскую форму. Так уж мне удобнее по сценарию. Заедем в лесопарк, вынесем их на полянку и организуем торжественную встречу с родней и службой спасения. Само собой, прихватим фонари, мегафоны.

Дрожащей рукой Изотов провел по лицу. Он уже почти пришел в себя. Лечащие ладони Дымова сделали свое дело. Забавно, но, выкачав избыток хмельной мути из коллеги, Вадим и сам ощутил в себе дополнительную энергию. Еще один живой пример баланса. Баланса идеального, приносящего благо обеим сторонам.

– Где они у тебя на этот раз побывали? – пробормотал Изотов. – Если не секрет, конечно?

– Да какой там секрет. – Вадим хмыкнул. – На этот раз я загнал их в плен к сектантам. Понимаешь, те двое, что пытались покончить самоубийством, ходили в одну сектантскую компаху. Словом, я посчитал полезным повторить урок, но уже для всех разом. Так что мальчиши-плохиши хлебнули лишку по полной программе. Заодно и прививку получили от фанатизма. Там ведь их тоже собирались принести в жертву. Потому и задали драпака. А далее – все по проторенной тропке. Глухие леса, топи, медведь шатун.

– Сработаешь им шрамы?

– Обязательно. Мальчишки обожают подобные отметины.

– Зато как огорчатся, когда через полгода все сойдет.

– Главное, чтобы сошло то, от чего мы их лечим…

– Тут ты прав, – Изотов кивнул, а Вадим наконец-то отнял горячую ладонь от его плеча. Александр действительно пришел в себя. Вместо страха и рабской преданности в глаза его вернулось прежнее человеческое выражение. Еще немного, и снова начнет шутить.

Выпрямившись, Вадим обвел рукой темя Изотова. Голос его налился особой звенящей силой. Он говорил медленно и уверено:

– Сейчас ты вернешься домой и крепко выспишься. О Мадонне и о хаккерах ты забудешь. Раз и навсегда…

Эту метаполость, расположенную чуть выше черепной коробки, Дымов успел изучить давно и досконально. Именно здесь, по его наблюдениям, таились главные ключики от человеческой памяти. Ключики хитрые, несколько похожие на отмычки, но в сущности это было не столь уж и важно. В очередной раз организм подтверждал свою нутряную мудрость, проводя своеобразную селекцию и кропотливо отделяя негатив от позитива. А потому работа была не столь уж и сложной. Совершая привычные манипуляции, Вадим даже не задавал себе задачи вдаваться в детали. Слов нет, человек имел право помнить прожитое и пережитое, его жизнь целиком и полностью могла принадлежать только ему. Но, увы, не всякое право шло людям на пользу. Во всяком случае, немногие из психотерапевтов взялись бы оспаривать одно из выгоднейших умений человека, а именно – умение забывать. Именно это Вадим и помог сейчас сделать Саше Изотову…