Текст книги "Тост за Палача"

Глава 16

«Жигуленок» тряхнуло на колдобине, и, треснувшись головой о потолок, Миронов глухо чертыхнулся.

– Как развалы книжные закрывать – это они умеют, а вот дороги по сию пору ни к черту. Ты бы, Колянчик, не пирог жевал, а за руль держался.

Водитель милицейской машины лениво повел плечом.

– Дороги у нас нормальные, российские. А пирог жую, потому что без обеденного перерыва оставили.

– Ах, ты бедненький! Не покушал он вовремя, блин! Сейчас приедем на место, и будешь торчать там битый час. Успеешь и пирог сжевать и чайком три раза запить.

– Может, успею, а может, и нет. Чего время зря терять? Мне жена пирогов прорву напекла. И вы могли бы перекусить.

– Нет уж, спасибо. – Хмыкнув, Потап повернулся к сидящему рядом Дымову. – Ладно, о маньяках мы поговорили, – тут все более или менее ясно, ты мне другое скажи: нормальные люди – они вообще на свете существуют? Только честно, без дураков!

– А что это тебя так заинтересовало?

– Да вот, появились, понимаешь, сомнения после посещения твоего центра. Посмотришь на себя, на других – и поневоле голова закипать начинает. А тут еще по телеку эстрадных звезд наглядишься – совсем тошно делается. Иных ведь стыдно уже слушать. Такое «му-му» городят, что пузырики из ушей лезут. Смотришь на них и думаешь: то ли крыша у бедолаг съехала, то ли выставляются таким образом? – Потап фыпкнул. – Но они – ладно! Мне за зрителей обидно. Ведь сидят, лыбятся, в ладоши хлопают. Ни текста, ни мелодии – ничего не слышат! Только мишуру и замечают. Вот я и спрашиваю, может, нормальных людей вовсе не существует?

– А ты определи мне, что такое норма, тогда я смогу тебе ответить. Трудно абсолютизировать условность, Потап. Для кого-то норма – это ислам, для кого-то православие, а кто-то полагает нормой исключительно любовь к деньгам.

– Другими словами – сколько людей, столько и норм?

– Фактически так.

– Но ведь это хаос. Так можно вконец запутаться!

– Вот и путаемся. Жизнь, Потап, – одна большая путаница. А жить – значит, терпеливо распутывать общественные и личные заморочки.

– Хватит вам философствовать. Лучше послушайте, что я тут вычитал кусочек. – Сергей Миронов зашуршал разворачиваемой газетой, с выражением прочел: – «…И тогда юноша встал на защиту участкового милиционера! В решительной схватке он отбил правозащитника у дерзких подростков и призвал последних к порядку. Органы выражают самую сердечную признательность молодому человеку, надеясь, что в дальнейшем подобные случаи будут происходить в нашем обществе чаще и чаще.»

– В смысле, значит, нападения дерзких подростков на беззащитных участковых? – Шматов громко фыркнул. – Интересно, кто пишет такую лабуду?

– Тут без фамилии…

– Может, сами органы и написали?

– Ну, если те органы, про которые мы с тобой думаем, то вполне возможно. Я вон даже левой рукой пишу – и то неважно получается, а если писать органами… – Миронов небрежно свернул газету, швырнул на сиденье автомобиля.

– Ладно, тогда я другое хотел спросить… – Шматов озабоченно потер переносицу. – Нам Изотов еще про деревья что-то такое говорил. Так вот – правда или нет? В смысле, значит, стыковки и нестыковки с человеческим организмом?

Вместо ответа Вадим достал из кармана ожерелье с темными точеными цилиндриками, протянул капитану.

– Это что, четки?

– Не совсем. Фрагменты различных деревьев. Пихты, дуба, сосны, ясеня и так далее.

– А что с ними делают?

– Ничего особенного. Перебирай пальцами, а я буду смотреть. Как только дойдешь до своего родного дерева, я подскажу.

– Ну да?

Дымов спокойно кивнул.

– Вполне доказанный факт. То есть каких-то стройных теорий не существует, однако воздействие древесины на человека бесспорно.

– Что-то не верится. – Шматов покачал головой.

– Твое право, только еще японцы заметили: даже мертвая древесина обладает ярко выраженной бактерицидной активностью. Та же сальмонелла на деревянном подносе умирает довольно быстро, а на подносе из пластика может жить месяцами. И то же происходит с иными микроорганизмами. Есть деревья, которые неплохо снимают стресс, лечат мигрени, кожные высыпания, кишечные расстройства. Если бы это было не так, давно бы деревянные сауны сменили на что-нибудь более практичное. Так что религия друидов возникла не на пустом месте. Деревья действительно можно и нужно любить. Они все видят и слышат, но молчат. Разумные они или нет, мы не знаем, но как бы то ни было, уже известно, что боль и гнев им знакомы. Чувствуют они и злых людей, и добрых. Для одних стараются раскрываться, от других защищаются как могут. Потому и растут у одних хозяев и огурцы, и помидоры, и арбузы с ананасами, а другие простого гороха вырастить не могут. – Дымов пожал плечами. – Собственно, ничего удивительного в этом нет. Древесное племя много старше людей, значит, и с опытом у них побогаче. Даже если брать биологический возраст отдельных деревьев, то и здесь хватает феноменальных долгожителей.

– Долгожителей? Это сколько же, к примеру? – Миронов развернулся на переднем сидении. – Наверняка лет триста, не больше!

– А десять тысяч не хочешь?

– Не может быть!

– Полистай словари и сам убедишься. Найдешь долгожителей и в австралийской, и в африканской, и в американской фауне. Если бы столь не частые пожары, у нас в Сибири тоже нашлись бы свои ветераны. Хотя деревьев с возрастом под тысячу лет и у нас найдется немало.

Сергей, не удержавшись, присвистнул.

– Да уж, это не наши семьдесят! Столько бы я не выдержал.

– Вот именно. А они выдерживают. Стало быть, есть в них качества, которых не достает нам.

– Хмм… Ну, а как ты определяешь, какое дерево и кому подходит?

– Так же, как и все остальное. Я ведь экстрасенс. – Вадим кисло улыбнулся. – А объяснять – как да каким именно образом, думаю, нет смысла. Слепому трудно понять зрячих, так и здесь. Просто я вижу то, чего не видите вы.

– То есть?

– Например, вижу цвет твоего метатела и цвет древесных фрагментов. Если цвета близки по спектру, вы, условно говоря, – создания одной крови. Значит, и в доме из подобных брусьев ты будешь ощущать радость и покой. Иными словами – древесина станет своеобразным продолжением твоей собственной ауры и будет надежно экранировать от внешнего мира, а это уже немало. Если же дерево начинает окрашивать твое метатело, значит, оно сильнее и агресивнее тебя.

– Это плохо?

– Тоже не всегда, поскольку агрессивное может восполнять недостачу энергии, и иногда это бывает крайне полезно. Особенно для людей вялых и аморфных, кому просто необходима внешняя подпитка. И наоборот – иным вспыльчивым шизоидам порой необходимо делиться энергией с деревом-вампиром.

– О! Это про меня! – Миронов с усмешкой взглянул на Потапа. – Иногда действительно такая ярость берет, что только боксерским мешком и спасаюсь.

– А я штангой, – пробурчал Потап.

– Смотри, как все просто! – Миронов в возбуждении пристукнул по спинке кресла. – Угадал цветовые сочетания, и дело в шляпе! А главное – ничего не проверишь.

– Почему же? Проверка достигается опытным путем. Будет результат, будет и доверие. А у нас результаты, по счастью, имеются. – Дымов со вздохом забрал у Потапа древесное ожерелье. – Похоже, тебе нужно дружить с липой. А вот от берез держись подальше.

– Черт! – Потап снова яростно потер переносицу. – А ведь угадал! Никогда не любил березовые веники. Умом понимаю, что надо и полезно, а тело брезгует. С липовыми все нормально, с еловыми – хорошо, а вот березовые брал только когда ничего другого под рукой не было.

– Теперь будешь знать – что и от чего. А еще лучше – заведи себе липовые ложки. Результат почувствуешь уже через месяц.

– А еще говорят, – оживился Миронов, – будто болезни можно определять по глазам. Неужели тоже правда?

– Это называется иридодиагностика. – Вадим вздохнул. – Хочешь проконсультироваться?

– Упаси Боже! – Сергей отмахнулся. – Знать ничего не желаю про свои болячки. Или считаешь, это неправильно?

– Почему же, в незнании тоже есть свой резон. Любое знание в какой-то степени обязывает – выходит, если знаешь, нужно работать над собой, за волосы вытягивать из себя недуг. В противном случае знание попросту бессмысленно. Иной раз даже опасно.

– А я бы не отказался знать о своих болячках. – Предположил Шматов. – Лучше уж наперед почесаться, чем валяться потом на столе у хирурга.

Вадим искоса поглядел на него.

– Тогда кое-что могу подсказать. Даже без иридодиагностики.

– Ну-ну? – Шматов поневоле напрягся. – Наверное, что-нибудь с легкими? Я ведь курю.

– Да нет, легкие, печень, почки – это как у всех. Само собой, имеется копоть, трахеи чуточку воспалены, в почках и печени – с десяток мелких камушков, но все в пределах допустимого. А вот искривление твоей носовой перегородки мне серьезно не нравится. Носовое дыхание, Потап, – очень важная вещь. Так что не хочешь головных болей и прогрессирующего гайморита, сходи к ухогорлоносу.

– А что он сделает?

– Да ничего особенного. Скорректирует носовую перегородку и все. Операция эта несложная, – месяцок помаешься, зато потом начнешь дышать по-человечески.

– А еще что? – Потап и сам удивился тому, насколько он быстро оробел. Теперь перед ним сидел не просто знакомый эксперт, а врач, от слов которого зависела его жизнь и судьба.

– Еще у тебя киста на передней челюсти. Последствие незажившего пульпита. Может, кто и лечил да плохо. Очень похоже на то, что просто прикрыли протезом и плюнули. Это тоже лучше исправить побыстрее. Воспалится надкостница, будет поздно.

– Вот твари! А еще говорили – металло-керамика, импортные материалы!.. Главное – такие деньги содрали, а кисты не заметили.

– Чтобы заметить кисту, нужно делать рентген. И не локальный, а всей челюсти. – Дымов пальцами обвел нижнюю часть своего лица. – Лишнее время и лишняя морока.

– Ну, падлы! Навещу я их как-нибудь!

– Кисту они тебе все равно не вылечат. Если не боишься, записывайся ко мне на прием. Я, конечно, не стоматолог, но кое-чем помогу.

Миронов, переводящий взгляд с коллеги на Вадима и обратно, изумленно покачал головой.

– Ему ведь действительно нос ломали. Это я хорошо помню. И зуб тогда же выбили.

– Наверное, кастетом?

– Точно… – Шматов хмуро кивнул. – Козла одного с товаром задерживали, а он трепыхаться начал. Я вразумлять начал – вот и получил по физиономии.

Миронов уважительно покачал головой.

– А ты молоток, Вадик! Действительно можешь… Послушай, а что ты с Верочкой будешь делать? Дочерью того барыги? Если не секрет, конечно? – Сергей смутился. – Я почему спрашиваю, у нас ведь тоже подобные дела проходят. Детишки-то нынче чумовые пошли. Кто наркотой травится, кто клей глотает, а кто и вовсе – полиэтилен на башку – и в космос. Что с ними делать, не знаем, но статистика по стране такая, что волосы дыбом становятся. Наверное, на Кавказе вдесятеро меньше погибает, чем в наших мирных селениях.

– Такова уж специфика наших мирных селений. – Дымов пожал плечами. – А с этими вещами в самом деле бороться непросто. Причина, как правило, кроется в обществе и родителях. Но если на последних еще как-то можно влиять, то общество воспитанию не поддается. Увы, доказано тысячелетней историей.

– А как с этим на западе?

– Все то же самое. Не лучше и не хуже. – Вадим вздохнул. – Но если говорить по сути, то детишек спасать можно. Тут как раз ничего сложного. Обычный гипноз и картинки по Броудхайму.

– В смысле?

– Это значит, что для начала я нарисую Веронике ряд симпатичных картинок и внушу ей, что жизнь значительно интереснее смерти. Пусть полюбуется египетскими пирамидами, полетает над горами Тянь-Шаня, поплавает в океане. А для наглядности – это уже в последних сеансах – попробую нарисовать девочке и смерть.

– То есть?

– Проще говоря, напугаю до коликов и заставлю понять, что смерть – штука мерзкая и страшная. – Вадим невесело улыбнулся. – Иными словами, вволю попутешествовав по горам и морям, она у меня очутится по ту сторону, возможно, мученически умрет, получив прекрасную возможность взглянуть на жизнь с той стороны.

Сергея невольно передернуло.

– А ты сам-то знаешь, как она выглядит жизнь по ту сторону?

Ответ Вадима прозвучал бесстрастно:

– Представь себе, знаю…

– Эй, любители танатологии, кончай дискуссию! – Шматов заозирался по сторонам. – Кажись, приехали на место. Коляныч, тормозни-ка возле того знака.

* * *

На осмотр инкассаторского броневика Дымов затратил не более получаса. Особое внимание уделил темным пятнам на потолке и дверцах. Даже потер их пальцем. Вызванный из банка сопровождающий, чуть прихрамывая, следовал за ним, скучно и заученно (наверное, уже в двадцатый раз!) рассказывал об ограблении. Как ехали с напарником по маршруту, как начали сворачивать на перекрестке, как неожиданно сверкнула по глазам вспышка…

– Точечная? – переспросил Вадим.

– Что?

– Я спрашиваю, вспышка была точечная? Что вы видели сразу после ослепления? Дугу или спираль?

– Так ведь как я мог видеть… – охранник споткнулся. – Ах, вон вы о чем.

– О том самом. Когда по глазам бьет фотовспышка, сетчатка еще секунд пять-десять сохраняет изображение источника света. Вот я и интересуюсь, что вы видели?

– Хмм… На нас ведь тогда сразу накинулись, хотя… Пожалуй, и впрямь что-то вроде спирали я разглядел. Только не кривой, а вытянутой. Что-то вроде палочки.

– Понятно, – Вадим забрался в кабину, огладил пальцами баранку руля. Все равно как пианист – клавиатуру. – Машиной управлял ваш товарищ, а вы сидели справа от него, верно?

– Ну да, это мое обычное место.

Поерзав, Вадим выбрал какое-то особое положение, на некоторое время замер.

– Если вы думаете…

– Тихо!

Голос Дымова ожег подобием плети, и охраник испуганно смолк. Экстрасенс сидел в салоне, зажмурившись, и трое людей напряженно следили за его лицом.

– Так, забавно… А теперь дайте мне вашу руку.

– Зачем?

– Не бойтесь, не откушу.

Охранник замороженно приблизился к машине, поднял правую руку. Не раскрывая глаз, Вадим безошибочно поймал его кисть, как-то по-особенному стиснул.

– Вспоминайте, дорогой, вспоминайте!..

От внимания Миронова не укрылось, как дрогнули колени инкассатора. Лицо охранника покрыла смертельная бледность.

– Да не бойтесь вы так. – Дымов открыл глаза, устало взглянул на своего подопечного. – Вас вполне можно было понять.

– О чем вы?

– Все о том же. Не хотите объяснить, почему вы хромаете?

– Так это… Зашиб колено.

– Могли бы сразу показать. Я ведь врач, в суставах кое-что понимаю.

Резким движением инкассатор вырвал руку у Дымова.

– Не надо. У меня все уже прошло.

– Быстро однако! – Вадим выбрался из салона, спрыгнул на асфальт. – И все же я вам помогу.

– Еще чего! – охранник отшатнулся от него, но экстрасенс поднял правую ладонь, и мужчина остановился.

– Вот так. Не волнуйтесь и не сердитесь. Думаю, это в ваших же интересах. – Дымов сделал шаг вперед, медленно опустился на корточки. Рука его, скользнув по бедру инкассатора, остановилась на уровне колена.

– Расслабьтесь. Я действительно не кусаюсь…

Ладонь его начала выписывать замысловатые фигуры. Движением ваятеля, работающего с глиной, Вадим переместил руку чуть выше и вновь вернулся вниз.

– Ну вот. Теперь ваша легенда будет выглядеть более убедительно. И предупредите своего напарника. Похоже, он настоящий друг. За таких следует держаться двумя руками.

Инкассатор ошеломленно кивнул.

– Пожалуй, нам пора, – Вадим, не оглядываясь, направился к милицейским жигуленку.

– Эй! Я что-то не понял! – Миронов нагнал его уже возле машины. – Ты можешь нам что-нибудь объяснить?

– Могу. Только для начала давайте заберемся в кабину.

Недовольно сопя, офицеры забрались в тесный салон. Водитель Николай, опять по обыкновению что-то жующий, привычно завел движок.

– Ну?

– Так вот, уважаемые мои пинкертоны, туфта этот ваш броневик.

– Как это туфта?

– А так. Кто-то сработал под Палача, и надо признать – довольно неплохо. Из этого следует, что в вашем отделе имеется утечка. Некие ренегаты сдают вас вашим же противникам.

– Да где их нет-то! Ренегатов этих!

– Я только хотел сказать, что никакой мистикой здесь не пахнет. Сначала охранников ослепили мощной галогенкой, потом отравили сонным газом, наставили пятен из копоти и сажи, а после забрали деньги.

– Да как забрали-то? Как?! Тут ведь замки, коды!

Вадим сумрачно вздохнул.

– Не все ли вам равно?

– Конечно, не все равно! Что ты такое городишь!

– Ну, хорошо, объясню более популярно. Этих ребяток заманили в ловушку и вынудили подыграть бандитам. Устраивает такой ответ?

– Нет. Нам нужны подробности!

– Главная подробность заключается в том, что этот охранник сам выскочил из машины.

– Сам?

– Да, сам. Бедолага ринулся выручать похищенную супругу. А вместо этого схлопотал в бедро пулю. И коды ваши ему пришлось выложить. Иначе расстреляли бы и жену, и напарника. – Дымов повернул голову, взглянул в глаза Шматову. – Знаешь, капитан, формально он виновен, а чисто по-человечески – вроде как и нет. И хотели бы вам все рассказать, да боятся. Вы же разбираться не станете – посадите к чертовой матери – и все дела. А начальник охраны у них – тот еще зверь. Поставит на счетчик и спишет похищенное, как долг. Квартиры заберет, имущество опишет. А они тоже люди. И жить им как-то нужно, и семью кормить.

– Погоди, погоди! – Миронов потрясенно взлохматил шевелюру. – И ты все это узнал, посидев немного в машине?

– Я узнал это, взяв его за руку. Когда человек чего-то боится, все его страхи сами рвутся наружу. Так что при непосредственном контакте подобная телепатия не столь уж сложна. Ну, а этот парень боялся – да еще как! Его ведь до сих пор держат на мушке. Во всяком случае, так ему сказали те подонки. Дескать, если проболтается, потеряет жену. Вот и судите его по своим милицейским законам.

– А с ногой его ты что сделал?

– Так, пустяки. Небольшая терапия. Сами видите, как он прихрамывал. И то удивительно, что с таким огнестрелом заявился на работу. А я его чуточку подлечил. Как ни крути, пулевое отверстие – улика. А зачем парню лишние неприятности?

– Выходит, ты его пожалел?

– Верно, пожалел.

– Ну, а как тогда быть с законностью, с похищенными деньгами, с заявлениями терпил?

– А никак. – Вадим усмехнулся. – Видишь ли, капитан, тут мы опять упираемся в вилку, и приходится выбирать. Либо мы губим парней, либо не губим. При этом истинных виновников мы в состоянии наказать при любом раскладе.

– Ты уверен, что при любом?

– Абсолютно. Все, что мог вам поведать инкассатор, теперь расскажу я. И даже значительно больше.

– Как это?

– Да так… Ум видит одно, глаза – другое, тело – третье. Я попытался разговорить его тело, и кое-что, кажется, узнал.

– Бред какой-то! – Шматов фыркнул.

– Бред там или не бред – это время покажет. А топить ребят все-таки не стоит. Играть в героя со стволом у виска, да еще когда тебе угрожают смертью близких, сможет далеко не каждый. Собственно говоря, это даже не предмет героизма. Тут иные материи работают.

– Какие еще, к черту, материи!

– Более тонкие. – Вадим улыбнулся. – Например, любовь к людям, которых ты спасаешь.

– По-твоему, это все оправдывает?

– По-моему, да.

– Ну, еханый бабай! Вляпались – так вляпались! – Шматов сердито засопел. – Воспользовались, называется, услугами экстрасенса!

Миронов задумчиво посмотрел на напарника.

– Ладно, Потап, не кипятись. Возможно, он и прав.

– Да какое, блин, прав! Это, Сережа, уже не бирюльки, а чистой воды укрывательство!

– Может, и так, только знаешь, я вдруг представил, что вот также и нас с тобой однажды в оборотку возьмут. И что делать? То есть, значит, пистолет к твоей башке, а мне – ультиматум. Либо, значит, баксы из служебной кассы, либо прощайся со своим корешем.

– И что?

– Да ничего. Возможно, отдал бы я эти чертовы баксы. Хоть и дурацкая у тебя башка, а ведь другой такой все равно нет. И друга такого у меня тоже никогда уже не будет.

– Придурок!

– Может, и придурок, а сказал все, как на духу. – Сергей отвернулся от Потапа, напряженно уставился на дорогу.

– Вы вместо того, чтобы цапаться, – добродушно вмешался водитель, – лучше пирогов пожевали бы. Я ведь сразу предлагал! Настюха у меня их здорово печет. Особенно капустные. Мистика там или не мистика, а вся злоба людская – от голодного желудка. Это я вам точно говорю. Бери, Серега! И вы хватайте, пока есть что хватать.

– Пожалуй, что и кстати. – Дымов взял пару пирожков у Николая, протянул насупленному Потапу.

– Пожуй, капитан. Действительно с капусткой и действительно вкусные.

Шматов что-то проворчал сквозь зубы, но пирог взял.