Текст книги "Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры"

Варион ухмыльнувшись, крутанул кинжал, указал на Фаддея.

– Мальчик хочет идти один. Хочет доброй поживы. Но он теперь не вор, а разведчик. Или вор?

Феккоец мягко улыбнулся.

– Я – это я. Раз уж лис служит стране, позвольте ему остаться лисом.

Царевич опустил чашу на землю.

– Решено. Варион делит отряд, Митян распределит обозы, Фаддей идет один. На рассвете расходимся и встречаемся на этом же месте через восемь дней. Даст Высший, опасность ложная и царству ничего не угрожает.

За пригорком показалась неприметное Кеттинское поселение. В туманной дымке местность растворялась, на виднокрай выкатилось солнце – тяжелый, крупный шар искрился алоцветом, тужился, словно мужик за плугом, но пробить молочную пелену не мог. Виднелись верхушки юрт, высился черный истукан – шигир. Андор пощупал посох. Дерево шершавилось, на пальцах оставалось неприятное ощущение масла. Кеттины были одним из многочисленных племен ниятов, якобы ведших род от младшей дочери бога войны Мардука. Старшими были джунгары, средними – хунны. Джунгары ушли на север в поисках Великого кристалла. Хунны исчезли. Легенды гласили, что они преодолели восточные горы – Гряду Черных Бивней – в поисках Третей Земли. Хотя сам Андор считал, что дурни просто передохли в тех опасных местах. Или лавиной накрыло, или кусок скалы откололся. Или сожрали горные твари – барсы, великаны, агги. Нияты же перестали кочевать и начали вести оседлую жизнь – сцер Эвдык (с их языка – мирный) выдал свою единственную дочь Нияйю за богатого Кеттинского сцера Гаруда. По обычаю ниятов, народ давал своему хану абсолютную власть. Он имел право первой брачной ночи, мог давать имена детям всего улуса, забирать себе лучшую добычу. Гаруд оказался человеком умным и расчетливым. Улус стал Ость-Таном, вместо вольного сбора кеттин выбрал влиятельных советников, душегубы отца избавились от недовольных. Улусы помельче, не пожелавшие присягнуть новому сцеру, были разорены, рассеяны, уведены в Кеттинские земли и через пару поколений от ниятов остались только мифы. Вот так величие бога Мардука, наводившее ужас на мирные народы, кануло в забытье.

Царевич Веллоэнса в одной из первых настоящих вылазок встречался с Кеттинами. Тогда ему было пятнадцать. До замка дошла весть, что в северо-восточных землях орудует бандитская шайка – разоряет деревни, жжет посевы, уводит девиц. К разбойникам, их было восемнадцать, удалось незаметно подкрасться ночью и окружить в кольцо. Глава отряда – Минар – велел казнить всех. Андор делал все по обычаю – смотрел прямо в глаза, произносил обвинение и исполнял приговор. Только одного он не смог убить – мальчишку его возраста, смуглого, с зелеными миндалевидными глазами. Его взгляд был очень странным – он не выражал злобы, испуга, храбрости – но проникал в душу, завораживал. Царевич оцарапал его щеки и грудь острием меча и произнес, что этого наказания достаточно. Парня отпустили, только Минар недовольно косился на Андора всю обратную дорогу.

Подходил к концу шестой день разведки. Андор с Сайтаханом и тремя воинами обошли три поселения. Становились на ночлег, приносили дары шигирам, вели беседы с приютившими их хозяевами. Сайтахан шатался по базарам, заговорщически сплетничал о смутах в Веллоэнсе. Кеттины с удивлением хлопали глазами, улыбались и разводили руками. В Ость-Тане всё спокойно, боги дают плодовитость скота и земли, торговля идет бойко. А в ближайшем Вел-Энсте (так они звали Царство) если что и не идет – так не тем богам молятся.

– Я уже почти верю, что кеттины стали оседлым племенем.

Сайтахан снял с телеги мешок пряностей, закинул его в саат-шатер местного торговца. Смуглый купец оказал завидное гостеприимство, всячески охаживал гостей – поил чаем, угощал фруктами, выспрашивал о дальних странах. Мужчины отнекивались, мол, мы тут неподалеку, что за холмами твориться, не знаем. Андор распорядился, чтобы у Феруса закупили гвоздики с перцем, сушеного огнецвета и тагорского корня.

Андор потер щетинистый подбородок.

– В кеттинах течет кровь ниятов, детей Джунга, избранных Мардука, как они верят. Эти люди не могут быть мирным народом.

– Да? Посмотри на Вариона. Он – джунгар. Чистокровный. В его жилах должен течь огонь. А он несет службу, подчиняясь иноверцам – слабейшим, которых даже за людей считать нельзя!

Царевич промолчал. Варион. У него своя, длинная и запутанная, история. Нелегко было его отцу приручить этого хитрого, мудрого и жестокого человека. Мужчина улыбнулся:

– Возможно, ты прав, Сай. Эту схватку я, наверное, проиграл.

В глазах Андора вспыхнули озорные искорки.

– Но нужно проверить последний вариант. Обычные жители могут и не знать, что готовит их сцер. Надо взять языка. Из воинов. А лучше из мудрецов и советников.

Манохаец изумился, широко распахнул глаза, на секунду потерял дар речи:

– Андор… Мы в разведке и у нас нет никаких доказательств, кроме сплетен и россказней горстки бродяг. Ты… ты подумал, как мы его вернём? Как провести всё гладко?

– Сегодня ночью. Схватим кеттинского гадателя, приведем к Хану. Вектир опоит его дурманом так, что тот и не вспомнит, где последнюю неделю был. В стане решат, что напился перебродившего кобыльего молока или перекурил волшебной травы. Высекут, не боле.

Ночь выдалась темная. Небо затянуло серыми облаками, прогретую землю охлаждала мелкая морось. Сайтахан нагрузил телегу и выехал на окраину селения. Кетан-купец долго и льстиво благодарил гостей, подарил сверток чая, зазывал остаться еще на пару дней. Манохаец отсыпал хозяину шатра серебряных монет и поспешил удалиться. Царевич с оставшимися тремя соратниками отправился искать полонянина.

Мужчины дождались, пока весь стан умолк. Ночь выдалась на редкость темная – ни звезд, ни луны. Все кадильники и костры погасили – малейший уголек без присмотру мог запалить гэр, а там и стан займется огнем. Уюрты располагались прилично друг от друга, приходилось перебегать быстро, пригнувшись, выжидать – не разбудили ли кого.

Икк и Люй отправились в восточную часть поселения. По укладу, там должен стоять уюрт амира, ставленого князя. На востоке всходит солнце, и первым согревает главное жилище. Чем выше сан, тем больше позволялось иметь детей. Андор прикинул, что сыновья повелителя могут быть взрослыми, их шатры, или гэры, стоят рядом. Если кто на неделю исчезнет – и не заметят, мало ли – к кеттиночке повадился, али на охоту ускакал. Между тем – взрослый сын, преемник, присутствует на всех сходах, знать о готовящихся набегах.

Андор и щуплый Гекр передвигались мягко, без звука. Одетые в темные рубахи, на ногах – сапоги-мокасины на мягких подошвах, чтобы ощущать каждый камешек и ветку, черные плащи обернуты вокруг торса и заткнуты за пояс. Они шли на запад – к шатрам воинов. Глухо каркнул ворон. Мужчины легко обошли дозорного, спрятались за невысоким, убогим гэром. Издалека раздались голоса, среди уюртов проходили два мужчины в одеянии мудрецов:

– Китой давеча уже отсылал к сцеру посыльного. Так что не видать тебе знатного пайка и мягких шкур еще год.

Второй звякнул металлом, факел осветил массивную золотую цепь с медальоном:

– Этот Китой. Кем он себя возомнил? Молодой, значит – глупый. Прежний смотритель всегда прислушивался к моим советам и опыту.

– Тише. Говорят, что он слышит даже мысли, не то, что слова. Ходят слухи, что он в сделке с темнобогом Гэгэном. А еще, сцер хочет выдать за него свою дочь, Ранестхе. Так что не раздражай будущего Китой-хана.

– Когда станет, тогда и посмотрим. Эх, пойду, растреножу коня, да навещу соседний аул. У меня там хорошая знакомая, всегда постель греет.

– Не боишься цепью сверкать?

– Да кто сейчас тут ходит? Только мы, два шатуна.

– Ровной тебе дороги. Мне и здесь в гэре постель мягка.

Мудрецы разошлись. Андор знаками указал Гекру на мудреца, покинувшего воинский аил. Идеальный пленник. Злится на главаря – значит, легче будет допросить. Уезжает, да еще предупредил об этом – значит, никто не хватится. А раз едет к пассии – может и задержаться. И уж тем более никто не поверит россказням о похищении, лишь посмеются.

Разведчики тихо шагали за мужчиной. Амирские уюрты остались позади. Гекр приблизился к жертве, приготовился схватить за руки, чтобы связать, не дать выхватить оружие или начертать магический знак. Андор подошел сзади. В мгновение ока царевич зажал рот пленника и приставил к горлу кинжал, а Гекр заломил руки за спину и туго смотал бечевой. Цепь аккуратно сложил за пазуху.

Кеттинец улыбнулся. Через кожу стали просвечивать вены, наливаясь бледной синевой, на висках и лбе вздулись пульсирующие сосуды. Глаза налились золотом, исчезли зрачки. Гекр испуганно воскликнул. Руки пристыли к пленнику и по локоть онемели. Андор понял – ловушка, их наверняка вскрыли еще на входе, надо скрываться – но тело уже стало недвижным, ноги и руки не слушались. Целитель светился ярче, кожа и одежды налились золотом, складки и очертания сгладились. Через минуту свет потух, а оба разведчика оказались в крепких объятиях скалы из черного камня.

На окоеме забрезжили первые лучи солнца. К пойманным мужчинам подошел дозорный. Лет двадцати, худощав и смугл, с тонкими закрученными усами. Узкие глаза довольно изучали находку, тупым концом копья парень осторожно ткнул Андора в бок. Царевич рыкнул, повернул в сторону стража голову, вперил невыспанные, налитые кровью, глаза. На лице юноши расплылась довольная ухмылка:

– Тэленов поймал. Китой доволен будет.

Дозорный привел пятерых. Коренастый воин прошептал заклятие и часть камня превратилась в золу. Андор и Герк все же остались скованы каменными кандалами, затекшие ноги подкосились, мужчины распластались по пыльной земле. Поднялись, пошатываясь и спотыкаясь, последовали за конвоем.

У главного западного гэра их встречал молодой смотритель. Парчовый расписной халат прикрывал колени, расписан золотистыми узорами. Широкий зеленый опоясок подчеркивал стройность и крепость торса, красные сапоги из битой слоновьей кожи с подрезанным каблуком плотно подогнаны по икре. Смуглолиций зрел, не щурясь, на бритой макушке играли солнечные пятна. Андор отметил, что привычной косички, как велят обычаи кеттинов, нет, голова чисто выбрита. Зато на лице длинные, тонкие усы, заплетенная хитрыми узлами борода.

Пленников вытолкнули вперед, поставили на колени. Глава отряда доложил:

– Тэленов поймали. Повели отрубить им головы.

– Всему свое время. Потому я и стал зятем хана, что обдумываю каждый шаг.

Китой разглядел мужчин, обошел, заглянул каждому в глаза. Герк потупил взор сразу. Андор смотрел прямо. Глаза кеттина не выражали эмоций, в зеленых озерах царила пугающая пустота, внутри царевича бушевала буря животного страха, но виду не подавал, мысленно твердил уроки Тегона. Спокоен, как вода. Тверд, как камень.

Смотритель отошел.

– Что ж, тэлен. Ты силен духом. Вспомни меня.

Рука извлекла из кармана белый шелковый платок. Утеревшись, мужчина вновь взглянул на пленников. От каждой скулы до подбородка белела узенькая полоса. Близко, лицом к лицу, кеттин тихо прошептал Андору:

– Шрамы, оставленные тобой. Двенадцать циклов назад. Тогда я был вором, а ты охотником. Теперь все наоборот. Символы моей незрелости. Я был так жалок и юн, что не заслужил смерти. К тебе я буду так же беспощаден, тэлен.

Китой повернулся к охранникам:

– Я решу их судьбу после завтрака. Увести пленников в отдельный уюрт. Накормить. Вина не давать – пусть встретят участь трезвыми сердцами.

Хану всматривался в горизонт. Мудрецы рекли, к этой черте, где небо встречается с землей, может подойти только великий духом человек. Недостойным боги налагают пелену на глаза и поворачивают обратно. Некоторые считают, что окоем лишь иллюзия, что его нет и земные просторы безначальны и бесконечны. Куда бы ты ни пошел, через сто сорок лет странствий вернешься на прежнее место. Вектир иногда задумывался – может эти некоторые и есть те самые недостойные, уже с пеленой на глазах?

На сердце целителя было неспокойно. Близился вечер восьмого дня, а группа Андорра не появилась. Вернулись все остальные.

Уже на третий день Митян навез мясного провианта, его телега ломилась от вкуснейших колбас, рулек, шпика. Медвежатина, конина и баранина – все было густо приправлено солью, чесноком и перцем. Вяленые, жареные, копченые и сушеные лоскутья издавали сногсшибательный аромат. Толстяк сначала смотрел на всех зверем, но вскоре раздобрился, выделил пол-телеги на ораву.

На четвертый вернулся отряд с Тегоном и Хавером. Все, кроме блондина, потеряли один-два зуба, лицо Хавера больше походило на перезрелую сливу. Нехотя, смуглолицый рассказал, что увлеклись перебродившим молоком и подрались с кеттинскими задирами. Хану вопросительно посмотрел на Тегона. Тот ограничился фразой – хотящего чужую жену встретит ярость мужа.

На шестой день подошла группа Вариона и приковылял Фаддей. Джунгар кратко пересказал все услышанные разговоры, передал вектиру найденные проржавевшие тупые клинки. На вопросы о войсках отрицательно мотал головой. Похаживают воины, недавно осматривал земли сцерский отряд, но никакой подготовки к войне и в помине нет. То же говорил и Фаддей. По лицу видно, что феккоец излазил весь стан, доволен наживой – не один уюрт лишился драгоценностей, однако ничего подозрительного лис не заметил.

– Даже если царевич не явится до последнего луча, мы покинем эти земли.

Хану не заметил появившегося Вариона. Ловкий, грозный и смертельно опасный мужчина передвигался неслышно, что делало его похожим на бесплотного призрака. Вектир сдержанно молвил:

– Он появится.

– Да или нет, но с первыми звездами мы уходим.

Андор появился. Сайтахан гнал повозку быстро, хлестал коней, как только мог. В телеге, прикрытый соломой, лежал царевич. Взгляд блуждал бесцельно, пересохшие губы шептали несвязные фразы. Руки и шея стянуты каменными цепями, к которым прикованы три обезображенных трупа. Хану не сразу узнал членов отряда. Икк, Люй и Гекр лишились глаз и зубов, ниже шеи вся кожа ободрана, тела пестрят полосами от раскаленных прутьев, на лбах выдавлено пятигранное клеймо.

Целитель охнул:

– О, Высший! Что случилось?

Варион беззвучно выругался, отдал распоряжения. Андора унесли в шатер, раздался стук разбивающего цепи молота.

Манохаец бледнел, судорожно сглатывал, вертел головой. Хану принес настойку, заставил выпить. Уняв дрожь, Сайтахан процедил:

– Я ждал в назначенном. Царевич пришел на день позже, волоча этих троих. Говорил я ему, не надо языка брать. Предчувствие плохое было. А он настоял на своем.

– Откуда взялось клеймо?

Смуглое лицо вошедшего джунгара побледнело, глаза обеспокоенно заметались из стороны в сторону. Ухватил разведчика за грудки:

– Кто поставил клеймо трупам?

Мужчина вырвался из рук Вариона:

– Спрашивай у Андора, я тут причем? Я дожидался в назначенном!

Хану встал между Сайтаханом и испуганным воином:

– Царевич еще не пришел в себя. Он сильно изможден. Чего ты взбесился?

Джунгар напряженно прошипел:

– Клеймо Гэлемгэна. Это была не просто пытка. Бесовский ритуал. Что мы будем делать, когда шайтаны восстанут ночью? Как вы собираетесь сражаться с мертвыми, не боящимися огня и стали?

Вектир обескуражено взглянул на Сайтахана. Тот опешил, стоял, потеряв дар речи. Посмотрел на Вариона:

– Думаешь, на окраинах Кеттинских земель, среди мирного племени бывших ниятов осталась настоящая черная магия? Способная призвать темных духов? Может, это просто наказание тэленов-воров, чтобы другим неповадно было? Среди вашей крови воров терзают жестоко. Все знают, что легкорукие суеверны. Увидев такое, да еще с клеймом, любой крадун в эту степь заходить побрезгует.

Джунгар смутился, на лице появилось сомнение, подозрительно прищурился:

– В твоих словах есть мудрость, однорукий. Но сегодня мой дух будет бодрствовать, а рука не выпустит кинжал и факел. Через два часа в путь, успейте собраться.

Глава 8. Лавьен

Лавиен нетерпеливо помешивал горячий пунш. Изящная серебряная палочка нагрелась и приятно жгла пальцы. Царевич пригубил напиток, поморщился:

– Можно быстрее? Я хочу выехать сегодня же!

Портной, сухонький высокий старик, с длинными ловкими пальцами, поправил монокль. Устало вздохнув, пригладил редкую поросль на макушке, отер ярко красным платком вспотевший лоб. Чуть гнусавя, произнес:

– Господин, мы шьём Ваш наряд всю ночь. Я лучший в своём деле и как никто другой знаю, что спешка – враг красоты. Ваше облачение должно быть не только изящным, но и надежным. Осталось лишь прошить колет и тройной стежок по шароварам пустить для прочности.

– Ох, Ильдефонс, хватит и одного. Мне же не по горам лазать, да не на конях скакать. Сидеть на пирах, балах, с торговцами беседы вести.

Мужчина вздрогнул, поджал губы. Колени в фиолетовых парчовых бриджах задрожали. Старик проглотил обиду, с мольбой пронудил:

– Царевич, позвольте мне делать работу хорошо. Если кто из швецов, или даже самых захудалых брючников увидит, что Ильдефонс отдал незаконченную работу… Это же позор на весь мой род! Не дайте старому лицовщику так опуститься.

– Хорошо, подожду. Всё-таки пунш великолепен и эта палочка для остужения… Откуда она у тебя?

– О, мой господин, можете оставить её себе. Это мадлер, привезён из далекого Глинтлея, ставшего давеча Лиополем. Чистое серебро, обладает лечебными свойствами. Положите на ночь в кувшин с водой, и та станет полезнее и вкуснее.

Чтобы хоть как-то себя занять, Лавиен принялся рассматривать стену. Под потолком раскинулась перекладина. С неё ниспадали ткани самых разных фактур и цветов. Каштановый, вишневый, ализариновый оттенки будоражили, фисташковый, вердепомовый и малахитовый – успокаивали. Лазурный, сапфировый и ультрамарин рождали мысли о высоком, наполняли энергией. Индиго, сливовый и фиалковый погружали в думы.

Портной никому не раскрывал секреты расцвечивания. Покупал беленые ткани издалека, платил дорого. Хотя и зарабатывал непомерно больше. Близнецы все наряды заказывали у Ильдефонса. «Когда тот успевал шить ещё и для князей?» Царевич никогда не задумывался, зачем старому лицовщику столько работы. Мог бы обшивать только царскую семью и горя бы не знал. Да и надо ему немного. Мужчина дорогих убранств, еды, домов и земель не признавал. Довольствовался палатями в пять комнат – три занимала мастерская, в одной жил сам, в другой приютил помощников. Жалование спешникам платил щедрое, не обижал. «Что он делает с заработанными деньгами?»

– Господин, работа окончена. Я прошил одежду тройным швом, выдержит любые невзгоды.

Лавьен от неожиданности вздрогнул, с удовольствием кивнул головой:

– Ильде, наш лучший лицовщик! Швец, коих свет не видывал! Спасибо за работу, слуга занесёт тебе должное.

Портной зарделся, отвесил учтивый поклон и протянул царевичу наряд. Тот собственноручно сложил шаровары с пурпуэном в сундук, с некоторым сожалением сел в карету. Лавиену нравилось путешествовать, но он бы с удовольствием отправился в путь верхом, в легкой походной одеже. Сейчас же он посол Веллоэнса – едет с торговой миссией на запад, во владения славного небта Снефру. А значит, выглядеть надо соответственно.

Смуглый худощавый старик поправил тюрбан и потуже затянул повязку на лице. Брови недовольно хмурились, взгляд блуждал по местности, искал ориентиры, следы, дороги. Руки стиснули поводья, бечева резко натянулась и верблюды повернули на юг. Из новехонькой повозки проворно высунулся толстенный мужик в размашистой фиолетовой парче:

– Сдурел, что ли? И так по пустыне мотаемся вторую неделю, еще и шею мне свернуть удумал?

Кучер хмыкнул, равнодушно повел плечами. Голос был сух, как местный кустарник:

– Замело следы. Иду по солнцу. С первым лучом – влево от шара, в полдень – спиной. К вечеру светит в спину справа. Верный ход, долгий… Но верный.

Толстяк визгливо выругался и, проклиная жару, проводника и весь караван, исчез внутри.

В устланной коврами и подушками карете их было двое. Лавьен скучающе пялился на окрестности – будто в море песка и редких кусточках полыни можно найти что-то интересное. Царевич обернулся:

– Так зачем всё-таки мы направляемся в Маноху?

Толстяк учтиво улыбнулся. Капли пота стекали с его лба крупными градинами, на одежде проступила высохшая соль, а на месте складок виднелись темные пятна – казначей измотан долгим путем, но в разговоре с юношей нет и нотки раздражения:

– Я рассказал о миссии еще в Веллоэнсе. Что хочет прояснить светлейший?

– Цулланур, опять ты за свое! Зачем эти хитрости и выспрашивания? Просто расскажи о небте, предстоящем празднике и…

Лавиен придвинулся ближе, в голосе ощущалось волнение:

– Почему отец дал мне именно это задание? Чего он ожидает? Ты знаешь. А если не знаешь, то уж точно догадываешься.

Казначей достал из ларчика платок, отер мокрый лоб. Толстяк заслужил свое место при царе тяжелым трудом и проницательным умом. Как, впрочем, и все приближенные к владыке. Царь не делал различия между богачом и рыбаком – любой мог стать, кем пожелает. Если хватит умения. У него, коренного Манохайца, умение обращаться с деньгами в крови. Хитрый и проницательный купец смог стать управителем в царском доме, а затем и всем Веллоэнсе. Цулланур протянул Лавиену туесок сушеных орехов:

– Вы воспитывались Минаром. Но искусству общения и управления с деньгами обучал вас я. Могу показаться отступником, или даже еретиком. Но я искренне верю, что Веллоэнс силен своим троевластием. Власть религии, власть царя и власть денег. Шпион Минар дал Вам здоровье, силу и ловкость. Я дал хитрость, ум и расчетливость. С Манохой нас испокон веков связывала торговля – пряности, ткани, диковинные животные. Даже мудрецов, поэтов и стратегов – и тех я покупаю для нашего Царства. Но небт Снефру уже стар и не так дальновиден, как должно быть властителю. В его владениях всего две ветви – власть царя и власть жрецов. Жрецы ведают религией и деньгами, заключают союзы, налагают подати и собирают налоги. Нанимают войска и подкупают убийц. Небт признаваем простым людом и в этом его сила. Но такое могущество хрупко. Не устоит стул на двух ногах. На трех же будет крепок.

– Так почему именно я, Цулланур?

Казначей приподнял бровь:

– Вы любите лесть, царевич? Умейте слушать восхваления с довольством на лице, но не кормите ею сердце. Вы имеете такт и мудрость, которой нет у старшего брата и уверенность, которой не досталось младшему. И… Вы не девушка.

Юноша потер руки. Лицо прояснилось, в глазах засияли искорки:

– Нужен священный союз. Пир может оказаться брачным. Удачный политический и торговый ход. Да и небтаути Мосвен, говаривают, недурна собой.

Необъятный манохаец вынул из сундука игральный пергамент, удобно развалился на подушке:

– Скоротаем время за ири. Брак был бы лучшим исходом. Я же направляюсь к небту лишь для торговли.

Повозка резко затормозила. Кучер опустил поводья, с опаской поглядывал по сторонам. Странники очутились в долине валунов. Огромные, кряжистые камни угрюмо поблескивали иззубренными песком боками. От раскаленной поверхности глыб поднималось марево.

Казначей высунулся из оконца, лицо налито кровью, глаза на выкате. Увидев долину, сглотнул, лицо побледнело. Толстяк обменялся с кучером знаками, скрылся внутри, приложил пальцы к губам.

– Среди камней может быть засада. От горстки бродяг мы отобьёмся, но наёмники… С нами слишком мало воинов и слишком много наживы. Будем надеяться, что проводник знает своё дело. Нас могли заметить, царевич, будьте готовы.

Лавиен кивнул. Руки нашарили изогнутые двухлезвийные клинки. Кханджарли. Их ему подарил Минар. Пальцы защищены плотной полосой стали, головка в виде полумесяца заточена остро. Вначале тренировок наставник давал только деревянные кинжалы. Для каждого оружия есть своя наука. Для меча с щитом – одна. Для двуручного молота – другая. Парное оружие сложно, но может сделать искусного воина в несколько раз опаснее, чем одиночное. Царевич долго учился управляться с этим оружием. Постоянно задевал себя, оставлял на теле ссадины и занозы. Итог превзошел ожидания. Клинок стал частью руки, юноша мог выписывать любые пируэты, прыгать и крутиться – кханджарли двигались плавно, поражали цель наверняка, исчезали за пазухой незаметно.

Путь через валуны казался вечностью. Царевич слышал тревожный стук сердца, пульсацию крови в венах. Цулланур смотрел куда-то вдаль, на коленях лежал посох, исчерченный письменами, руки с силой сжимали твердое дерево. Необъятная туша вздымалась при каждом вздохе, толстяк с натугой сопел, безуспешно пытаясь сохранить тишину.

Вдалеке заржали кони. К обозу стремительно приближалась шайка в тридцать голов. Разбойники одеты в бурнусы горчично-золотистого цвета, сливаются с песком, лишь поблескивают серебристые подвязки. Верхом на пустынных гелишах, в каждой руке по сабле, некоторые вооружены легкими короткими луками.

Кучер спешился, заглянул в карету:

– Нас заметили. Биться против стольки головорезов непросто. Попробую откупиться. Сидите внутри.

Лавиен воспротивился:

– Я могу вести переговоры! Если кому и идти им навстречу, так это мне. Они не посмеют тронуть царевича Веллоэнса!

Казначей посмотрел на кучера, перевел взгляд на юношу. Мягко произнес:

– Если разбойники узнают о Вашем благородном происхождении, то не преминут взять в плен. Лучше будет уподобиться купцу и его служке. Я похож на торговца – и одеждой… и формами.

Кучер усмехнулся. Да уж, этот мешок сала очень подходит на местного менялу. Ущипнув бороду, с ехидцей проронил:

– Люди пустыни не страшатся власти и не ценят золото. Но они уважают седину на голове. Пойду я. Если убьют – отправится казначей. Но Вы, царевич – в любом случае не говорите много – из рабства или банды вырваться не сложно.

Старика окружила свара галдящих бандитов. Тот стоял недвижно, понимал – резкое движение, косой взгляд – и каменный наконечник стрелы распорет сухую кожу, пробьет ребро и вонзится в сердце. По щеке прокатилась капля, в горле запершило. Кучер высматривал атамана, искал малейшие признаки отличия – драгоценный камень в навершье, роспись на обуви, цепочку или перстень. Все были как один – золотистые накидки, простые добротные луки и кинжалы, остриженные песчаные гелиши.

Как по сигналу дикая круговерть остановилась. На мужчину смотрел один из разбойников. Кучер поднял голову, на лице застыло возмущение:

– Сколько тебе лет, атаман?

Всадник захохотал:

– Шудр осмелился заговорить! Сколько мне лет? Я не умею считать!

– Как же ты делишь добычу среди братьев?

Орава хранила гробовое молчание. Атаман хохотнул:

– Умён старик. Ответь ка на мой вопрос – как ты будешь говорить, когда я отделю голову от тела?

Цулланур, наблюдавший за толпой, шепнул Лавиену:

– Его до сих пор не убили. У нас есть шанс выжить.

Царевич кивнул.

Кучер простер руку в сторону главаря:

– Где твой старший брат?

Разбойник перестал смеяться и опустил саблю. В голосе появилась злоба с примесью испуга:

– Что ты знаешь о моем брате?

Старик пожал плечами:

– Уже знаю, что он есть, а это немало. Старших можно ненавидеть, но уважать их обязаны все.

Свара притихла. Кучер ощущал, как оторопели бандиты, видел, как с силою сжали они оружие. Понизив голос, мужчина продолжил:

– У тебя есть и отец. У каждого из нас он есть. Я не видел своего, но оказываю честь давшему мне жизнь. И что вижу? Дети пустыни, известные своим почитанием традиций, смеются над человеком, который годится им в отцы?

В воздухе копилось напряжение. Цулланур выудил из кармана шёлковый платок, отёр заливавший глаза едкий пот. Лавьен дышал тихо, краем глаза наблюдая за кучером и головорезами. Старик стоит прямо, смотрит на одного из бандитов, скорее всего, главаря. В шайке никто не восклицает, не скачет – все застыли в нерешительности. От камней веет жаром, воздух маревеет.

Вдалеке раздался трубный зов. К ним приближался еще один разбойник – щуплый коротышка. В отличие от всех всадников скакал он не на пустынном гелише, а на изящном красношкуром арпейне. Кошак двигался грациозно и стремительно, за один прыжок преодолевая расстояние в двадцать шагов. Когда до шайки оставалось прыжков девять, арпейн остановился. Карлик закричал:

– Оставьте эту мелочь! Через три бархана караван! Если поторопимся, нападем среди долины, внезапно!

Разбойники пришли в себя, загоготали. Вскинув сабли над головами, шайка последовала за щуплым мальчишкой. Один из бандитов напоследок обернулся к старику:

– Когда-нибудь мы встретимся. И тогда разговоры о чести тебя не спасут.

Едва разбойники скрылись из виду, кучер запрыгнул на козлы, натянул поводья. Ехали быстро, стараясь как можно скорее увеличить расстояние между ними и бандитами. Если те одолеют хорошо защищенный караван, то будут грабить и пировать неделю. После загребут наживу в тайник и сызнова отправятся на промысел. В любом случае, нужно уйти подальше.

Миновав долину камней, со стороны каравана что-то взорвалось. Волной оглушило, верблюды испуганно потянули поводья, с повозок свалились мелкие сундуки. Цулланур выглянул в оконце, недовольно нахмурил брови:

– Так и знал. Какой же караван без мага.

Следующие четыре дня прошли спокойно. Обоз с царевичем миновал скалистые расщелины, сразу выйдя на заселенную долину. Вся местность усеяна россыпью глиняных домиков – каждый в два метра высотой, друг от друга недалеко, едва протиснется запряженная колесница. Повозки спустились с холма, неторопливо покатились меж серых жилищ. Из убогих хижин робко выглядывали перемазанные люди, грязные волосы всклокочены, в глазах боль и страх. Лавиен выглянул из окна, с ужасом и брезгливостью отпрянул, захлопнул ставню. За край дверцы ухватилась рука – вся покрыта коростами, кожа растрескана, в трещинах багровеет раскрытая плоть. Кучер оттолкнул попрошайку шестом, достал багор. Серый люд топтался у хижин, желтоватые глаза смотрели исподлобья, с голодом и ненавистью, но преградить путникам дорогу никто не решался.

Царевич посмотрел на казначея. Взгляд выражал отвращение и жалость:

– Кто эти бедняги? Небт Снефру настолько беден, что оставил подданных подыхать на этом горшечном поле?

Толстяк покачал головой, сожалеючи молвил:

– Не все земли живут уставом Веллоэнса, господин. Из-за разбойников мы вошли в Маноху черным ходом. Эти люди – невольники, какой-то купец держит их для производства кирпичей. Правителю непросто держать все области под контролем.

Лавиен опешил:

– Но в нашем Царстве тоже много рабов и они не выглядят такими измученными.

– Ваш отец, а также многие цари до него чтят Устав Древних. Не только на словах, но и делами. Когда Царь чтит мудрость веков, то и Царство его утверждается навечно. Но у других владык – по воле Высшего или ещё по какой причине – алчность пересиливает добродетель. Да и в Веллоэнсе есть нечистые на руку – страна велика, и город городу рознь.