Текст книги "Сон, ставший жизнью"

– Пропал он, – не меняя интонации добавил мой друг. – Год назад примерно. Можно сказать, вы в одно время виделись.

– Да-а-а-а, – протянул художник. – Вот оно как в жизни бывает. Никогда не знаешь, когда она закончится. А даже если и знал бы, то что сделал бы?

Возможно, мне показалось, но после этого вопроса глаза Леонида как-то странно сверкнули. Может ли кто-то знать точную дату своей смерти? Не в этом ли намёк, какую роль играет художник в жизни всех этих нарисованных людей? Стоп. Из всех неизвестно местоположение только Лёхи. Но, с другой стороны, у других загадочным образом умерли родственники… А если бы я знал свою точную дату смерти, как бы я прожил остаток жизни? Чем бы занимался? Уделял бы больше времени родственникам? Путешествиям? Своим увлечениям? Трудно ответить… Какое-то время точно ушло бы на то, чтобы смириться с полученной информацией. Переварить её в себе, так сказать. А дальше уже стоило бы определяться с тем, как прожить отведённый остаток дней.

На предпоследней картине красовалась Лиза Краснова. Тёмные волосы, зелёные обворожительные глаза, курносый нос и ямочки на щёках. Она слыла первой красоткой в нашей деревне. Кто только не ухаживал за ней. И всех она отвергла. Говорила, что в первую очередь хочет выучиться и институт закончить, а потом всеми этими любовными делами будет заниматься. Сейчас она уже и на работу устроилась и квартиру в городе купила, но любовь так и не встретила, продолжая, как и я, часто приезжать в деревню. Семья у Лизы была очень правильной и дотошной. Пару раз я бывал у неё в гостях, и всегда мне было там неловко. То на меня косые взгляды бросят из-за того, как я нож с вилкой положил рядом с пустой тарелкой, то ударение в слове не там поставлю, а бабушка уже цокает вовсю, или же перебил кого-то. В общем, походы домой к ней не задались. А ведь Лиза хотела дружить именно со мной. Не знаю почему. Может, по той причине, что я не набивался к ней в парни? Вот она и понимала, что если откровенничать, то только со мной.

Отец Лизы работал на нашей деревенской ферме. За животными следил и посевами на ближайших полях занимался. Пять лет назад они засеивали кукурузу на том участке, что из моего дома виднеется по левую руку. Погода была хорошей, дело спорилось. Решили они отобедать. Расстелили скатерть, еду достали, кто какую из дома взял. Даже водки налили немного. Отец Лизы не стал, конечно, он не любитель был, да и на работе всегда отказывался. Съев два огурца с солью и кусок чёрного хлеба с салом, он сказал, что отойдет по нужде. Никто особо не следил за мужчиной, зачем, собственно, если по нужде. Спохватились только через час. Отец Лизы пропал прямо посреди вспаханного поля. Сперва думали, что его медведь задрал. Их тогда много по лесу бродило, даже на деревенскую дорогу выходили. Но тела найти так и не смогли. Потом думали, что он в город к сестре поехал. Болела она сильно. Логики в том не было никакой, ведь рабочий день не закончился, а отец Лизы никогда не отлынивал и не халтурил. Да и бросить всё, никому не сказав ни слова? Это тоже было не в его привычках. Думаю, как поступил участковый, вы уже догадались. Любопытно здесь другое. После исчезновения мужчины в подполе его дома обнаружили несколько глиняных горшков с чёрными прогнившими деревяшками круглой формы, похожими на монеты. Откуда они там взялись и зачем отец Лизы их собирал, так и осталось загадкой…

– А её… – хотел было задать я вопрос, но Леонид уже сам начал рассказывать.

– Сама ко мне три дня назад пришла на участок. Решила познакомиться. Мы разговорились. Лиза мне про свою карьеру в городе рассказала. Я картины показал, вот она и попросила её нарисовать.

Очень странно… Лиза в последнее время вела довольно замкнутый образ жизни, старалась общаться только с теми, кого давно знает. Что-то в тебе есть подозрительное, Леонид. Все портреты, которые ты нам зачем-то показал, связаны с загадочными исчезновениями. Ты же не просто явил их мне и Степану, верно? Утром, когда я смотрел твои работы, этих портретов там не было, хотя эти картины уже были написаны. Что с тобой не так?

Степан отложил портрет Лизы Красновой и уставился на последнюю работу художника. Её я уже видел утром, когда первый раз встретил художника. На картине стоял, вытянувшись в струнку, рыжебородый дед.

– Ты про него мне говорил? – Степан ткнул меня в плечо, хотя я и так не отрывал глаз от работ художника.

– Угу.

Лицо деда казалось очень знакомым, но в отличие от всех предыдущих людей, я не мог точно назвать имя человека. Похоже, затруднялся это сделать и Степан. Он выпрямил руку, отодвигая полотно подальше от глаз, склонил голову набок, но к окончательному выводу так и не пришёл.

– Утром его нарисовал, когда гроб из хаты Максима выносили, – рассматривая ногти, сухо бросил художник.

– А он не представился вам?

– Я как-то не подумал спрашивать у него имя, – Леонид пригладил волосы на затылке. – Слишком увлёкся картиной, да и атмосфера не та была, чтобы человека о чем-то расспрашивать.

– Время решает всё… – смотря на потолок, задумчиво протянул Степан фразу, написанную на картине с рыжебородым дедом. – Тебе о чем-то говорят эти слова?

– Нет, но в свете того, что со мной сейчас происходит, это высказывание очень к месту, – после небольшой паузы, потраченной на перебирание различных версий в голове, выдавил из себя я.

– Занятно…

Если уж ты и не подозреваешь художника, то должен засомневаться, откуда он мог знать подробности моего кошмарного сна. Это ещё картины с гробом почему-то нет… Или ты тоже получил версию, что все, кто находятся рядом со мной, могут видеть ночные фантазии наяву?

А какая связь с предыдущими портретами у этого рыжебородого деда? Ни я, ни Степан о нём ничего не знаем. Единственная зацепка – дед уже умер. Так он мне сказал в кошмарном сне. Правда ли это? Как он умер? Или здесь учитывается какая-то другая логика, о которой я пока не думал?

– А вы знакомы с этим дедушкой? – нарушил минутное молчание Леонид.

– Увы, нет… Несмотря на то, что он был на похоронах, – решил уточнить я, заметив некоторое замешательство художника.

– Простите, конечно, наверное, я лезу не в своё дело… – Леонид остановился и поводил нижней челюстью из стороны в сторону. – Но складывается такое ощущение, что у вас натянутые отношения с этим человеком, – он указал пальцем на портрет рыжебородого деда. – Как будто бы имеете или имели общие дела, на фоне которых случилась размолвка… эмм… Недопонимание, – быстро подобрал он другое слово.

– Ну… – начал я и запнулся.

Я не хочу посвящать его ни во что. Достаточно будет простой беседы. Тем более нам давно пора двигаться дальше.

– У Макса проблема с ночными кошмарами, – продолжил за меня Степан.

– А дедушка тут при чем? – не понимал Леонид.

– Он запугивает моего друга последствиями кошмарных снов, – не нашёл ничего более подходящего Степан. – Стращает, если хотите.

– Хм… Вы имеете в виду, что дедушка насылает некий сглаз на Максима? – интонация художника была обеспокоенной, будто он очень серьёзно отнёсся к тому, что поведал ему мой друг.

– Я такого не имел в виду, – Степан нахмурил брови, собирая в кучу всё то, что знал о рыжебородом деде.

– Но выглядит именно так, – напирал художник.

– Хорошо, допустим, – сдался мой друг. – У вас есть какие-то мысли, как бороться с такими людьми?

– О-о-о-о, не только мысли, – художник радостно потер ладонями друг о друга. – Творчество в моей жизни идёт бок о бок с другим родом деятельности. Я занимаюсь снятием сглаза и всякой негативной энергии. И первого, и второго сейчас в превеликом избытке в мире. Люди, не задумываясь, перекладывают всё отрицательное на других: кого обругают вслух, кого мысленно просклоняют по всем падежам. Это откладывается на нашей ауре, разрушая её прочность, а потом выливается в разные неприятные истории.

На знахаря он как-то не очень был похож, в отличие от той же бабы Юли. Не видел я в нем той открытости, которой веяло от деревенской целительницы.

– Вы можете нам помочь? – не останавливался Степан.

– Могу, – уверенно заявил Леонид. – И даже хочу! Не смею оставаться в стороне, когда у хороших людей, а таковыми вы мне кажетесь, беда.

– Что нам для этого нужно делать? – решил поддержать воодушевление друга и я.

– Во-первых, у меня всё честно и официально, – он покопался в сумке и достал белый листок с каким-то текстом. – Я не хочу, чтобы меня кто-то обвинял в мошенничестве или шарлатанстве, потому всегда заключаю договоры, где прописаны все нюансы. Оплата необязательна. Я всё делаю из любопытства и тренировки своих умений. Если хотите, можете по факту сами любую сумму отдать, когда будет результат. Но то, как я уже сказал, совсем необязательно. Здесь, кстати, – он ткнул пальцем в текст, – всё подробно описано.

Я взял листок и мельком пробежался по договору. Леонид подошёл к тексту очень формально. Официальные документы так не пишутся:

«Договор № 6. Заключается между Павловым Л.Е. и Ф.И.О. Я со своей стороны обязуюсь приложить все усилия, чтобы снять влияние негативной энергии с Ф.И.О. Если вследствие моих действий человеку станет плохо или возникнут какие-то последствия, я беру на себя любые расходы по его лечению, содержанию и реабилитации. Вопрос вознаграждения необязательный и подлежит обсуждению только после наличия положительного эффекта от проведенных процедур. Определить конкретное время, за которое произойдёт полное снятие всех негативных эффектов, нельзя, но обычно всё занимает не более одного месяца. Подпись. Дата».

– Ознакомились? – поинтересовался Леонид, наблюдая за моими действиями.

– Ага, я не силён в договорах на оказание… э-э-э… услуг такого рода, – сделал я упор на предпоследнем слове, перебирая пальцами воздух, – но сам договор, конечно, очень формальный.

– Это да, – не моргнув глазом, согласился художник. – Все процедуры описывать я не могу, это коммерческая тайна. Не хочется делиться наработками, к которым я шёл всю свою жизнь. Но в остальном всё указано, в том числе и моя готовность в непредвиденных ситуациях нести ответственность…

– А такие бывали? – подавшись вперёд, спросил я.

– Пока нет, – пожал плечами художник. – Но указать-то я должен. Мне кажется, так будет максимально честно.

– Почему здесь стоит цифра шесть, а не пустое место? – я поставил указательный палец на текст договора.

– Потому что до него у меня было пять подобных договоров.

– Все закончились успешно?

– Иначе и быть не может. У всех, с кем я имел дело, в жизни происходили заметные улучшения. Дела шли в гору, пропадал негатив и плохое настроение. Правда, нужно и самому захотеть устранить отрицательную энергию. Это не прописано в договоре, но само собой разумеющееся условие. Ни один обряд не принесёт успеха, если человек программирует свой мозг на неудачи. Хотите, я допишу эти строчки в договор? Никогда не поздно изменить его и сделать более полным, – он подмигнул мне и достал ручку из сумки.

Доверять Леониду я не мог. Всё моё нутро противилось незнакомому художнику. Да и этот формальный договор… Баба Юля никогда никаких бумажек не давала подписывать тем, кто к ней приезжал за помощью. Всё было основано на вере и доверии. Не хочешь – дело твое, а хочешь – просто делай то, что она говорит. Чем больше я общался с этим художником, тем больше мне казалось, что я его знаю…

Леонид снял колпачок с ручки и принялся дописывать озвученный пункт в договор. Правда делал он это очень необычно. Писал слева-направо. Начинал слово с последней буквы…

– Как вы интересно пишете, – заметил необычность и Степан.

– Не знаю почему так, – художник закусил нижнюю губу, старательно выводя буквы на договоре. – И никогда не задумывался. Наверное, в детстве так родители научили. А сейчас уже и не представляю, как можно писать иначе… Готово, – он подул на лист бумаги и явил нам две дописанные строчки, говорящие о том, что Ф.И.О. должен сам поверить в успех обрядов Павлова Л.Е.

– Подпишешь, Макс? – вопросительно уставился на меня Степан.

– Вы с другом посовещайтесь, я заставлять не буду. И чтобы не мешать вашей беседе, выйду пока на улицу, – художник поднялся с табуретки, поправил смявшиеся брюки и проследовал на крыльцо дома.

– Решайся, Макс, ничем же не рискуем. Всё равно ведь в этом шаре новогоднем находимся. Может, здесь всё ненастоящее. А если выгорит его предложение, так и вообще красота…

– То есть тебя не интересует, как он сюда попал, как он увидел похороны, которые были лишь в моём сне, почему деда он того нарисовал? – несколько грубовато сказал я, вспылив.

– Меня это интересует, Макс, – положив руку мне на плечо, спокойным тоном произнёс Степан. – Ты прав, я не могу найти объяснений всем этим вещам кроме того, что и я вижу все твои кошмары…

Значит, он думал о том, что и я… Предполагал, что странного художника могло засосать в те фантазии, которые окружают меня. Допустим…

– Но от этого договора не исходит никаких опасностей. Подпишешь, он попробует. Ничего не получится – и ладно. Делов-то! Вдруг это всё вообще понарошку?

– Такие вещи не делаются понарошку. Ни один договор в жизни не подписывается просто так… – тихо пробурчал я, сжимая до боли кулаки.

– Леонид? – позвал художника Степан. – А могу я за друга подписать договор. Он сомневается и не может принять окончательного решения.

– Что ты делаешь? – зашипел я на друга, но он жестом приказал мне успокоиться и замолчать.

– Да, конечно, – художник с широкой улыбкой вернулся обратно и сел на своё место. – Максим, я понимаю ваше замешательство. Не хотите – не надо. И уважаю ваше решение, Степан. Пойти за другом в огонь и воду – очень ценное качество, которое сейчас имеется далеко не у каждого. А раз вы согласны, то давайте подпишем да я пойду в свой дом, а то скоро утро, а я ещё не ложился. Не хочется потом весь день провести в кровати с тяжелой головой.

– Подписывать кровью надо? – зачем-то спросил я, делая свой голос максимально грубым и недовольным.

– Зачем же кровью, – весело отреагировал на мою фразу Леонид. – Мы же не варвары, Максим. Сгодится и шариковая ручка.

Он протянул её Степану и принялся ждать, подперев кулаками подбородок, пока друг все заполнит. А я размышлял, где мог встречаться с этим странным художником. Мне знакома его поза, его тембр голоса… Его лукавое выражение лица и заинтересованный блеск глаз. Кто пишет так же странно? И почему мы нашли картинку козла, одетого в человеческую одежду? Мысль остро резанула моё сознание, заставляя вспомнить то, что я когда-то давно видел во сне и записал в своей тетради. Причём смотрел я то видение как будто со стороны…

«Каждую ночь мне снятся жуткие кошмары. Всякие чудовища стараются откусить небольшую часть моего тела, кровожадные разбойники попадаются абсолютно на всех дорогах, по которым я иду. Я тону, горю, меня убивают… Каждый раз я просыпаюсь в холодном поту. Каждый раз перед пробуждением я как будто падаю с огромной высоты вниз. Тело в первые минуты отхода ото сна очень-очень лёгкое. Порой мне даже кажется, что я живу в своих снах…

Я бодро встряхиваю головой и направляюсь на кухню хлебнуть прохладной водички из прозрачного графина. Свет включать неохота: только сон собью. Через окно на пол ложится мягкий лунный свет. Стрелки часов успевают дойти до двух, продолжая неустанно и деловито тикать.

Так было и в ту ночь. Воды в графине не осталось. Я лениво открыл кран и стал прислушиваться к неспешному журчанию. Сегодня во сне мне просто отрубили голову. Такого ещё ни разу не было, поэтому ощущения были особенно неприятными. Я всё больше и больше стал уставать, не высыпаться. Я не мог отдохнуть ни днём, ни ночью. Повсюду меня преследовали эти кошмары…

Родителей у меня уже давно не было, поэтому они не могли мне помочь в решении этой сложной загадки.

Надо бы завести жену. А лучше ещё и детей… Хотя нет. Я разбил множество женских сердец, насмехаясь затем над их горем. И дети, наверное, не помогут. Я никогда не любил никого так, как себя…

И всё же я отдал бы очень многое даже за одну спокойную ночь. Без этих навязчивых и жутких кошмаров…

– Пожалуй, это несложно, – раздался тихий голос позади меня.

Я испуганно обернулся. Кто посмел проникнуть в мою квартиру ночью? Грабители? Передо мной стоял высокий человек в тёмном пальто. Волосы его были густыми и длинными, они спускались до самых плеч. Глаза почему-то подозрительно блестели в темноте зелёным светом. Ногти имели длину не совсем привычную для мужчин. Лунный свет, по-моему, неожиданно несколько потускнел.

– Что несложно? – глупо переспросил я.

– Избавить тебя от кошмаров, – улыбнулся он, и от этой улыбки мне стало не по себе. – Хочешь?

– Ну, а что я должен отдать взамен, ведь невыгодных сделок не бывает? – предложение незнакомца было очень заманчивым, оставалось узнать только цену. И наплевать, кто он такой. Лишь бы избавиться от этих тупых кошмаров.

– Не знаю, не знаю… – ласково пробормотал он. – Я не требую ничего, – он ещё раз позволил себе широкую улыбку.

Странно. Весьма странно…

– Согласен.

Человек протянул мне руку. Я пожал её. В ней чувствовалась сила и что-то ещё… Я когда-то писал об этом. Писал о нём. Я знал кто это, но никак не мог вспомнить… Неужели я снова спал?

Однако, отбросив в сторону все сомнения, я вернулся в кровать. Посмотрим, исполнил ли своё обещание таинственный незнакомец. Я долго ворочался с боку на бок, сон никак не желал приходить ко мне. Я начинал злиться и уже было проклял в мыслях ночного гостя, но тут меня, наконец-то, принял в свои объятия сон…

Передо мной разворачивались прекрасные картины, я видел красивые поля и леса. Я без устали куда-то шёл. Вперёд. На горизонт…

Я брёл и брёл, бездумно переставляя ноги. Бесконечно долго, бесконечно монотонно. Брёл и не мог проснуться… Мне стало казаться, что я поселился в своём сне окончательно.

А ещё я вспомнил того, кто ко мне приходил… Вспомнил тот образ, который дал ему именно я в своей книге. И понял, что невыгодных сделок не бывает…»

Давным-давно у меня был лучший друг, который сейчас уехал очень далеко и живёт в другой стране. Мы с ним часто делились различными странностями и подобными снами. Так получилось, что одновременно со мной он тоже увидел нечто похожее. Тогда меня поразило то, насколько идентичные были посылы в наших ночных фантазиях. И я записал его кошмар рядом со своим, поставив знак равенства.

«Мой друг любил всякие дурацкие шутки. Правда, иногда они доходили до крайности. Так было и в тот раз.

Рано утром меня разбудил звонок в дверь. Разбросанную с вечера одежду я нашёл не сразу. Пришлось осмотреться и побродить по комнате в поисках нужных вещей. Натянув штаны, я побрёл к двери. На пороге стоял незнакомый человек.

– Простите, это вы продаёте душу? – спросил он таким тоном, будто собирался прямо сейчас её купить.

Ещё не совсем проснувшись, я обалдело уставился на говорившего.

– Что? – только и смог промычать я в ответ.

– Давеча я бродил по парку, что располагается за вашим домом, и совершенно случайно наткнулся на объявление.

Он протянул мне пожелтевший клочок бумаги, но, помня старую примету о том, что через порог ничего давать нельзя, я пригласил его войти. Видя секундное замешательство на моём лице, вызванное воспоминанием о въедливой примете, незнакомец, будто прочитав мои мысли, как-то странно усмехнулся.

Однако стоило оказаться в моих руках объявлению, как я тут же позабыл обо всем: «Продам душу. Недорого. 1-23-45-567.»

Я в задумчивости мял и без того не очень ровный клочок бумаги в руках.

– Это ведь ваш телефон? – услужливо спросил незнакомый гость.

– Да, мой, – отстраненно ответил я, не понимая, что происходит.

– Так, – деловито продолжал он, выудив из небольшой папки, которую до этого держал подмышкой, лист бумаги.

– Но…

– Так какую вы предлагаете цену?

Сон с меня как ветром сдуло: что ты только что сказал?!

– Какая цена?! – со злостью проговорил я. – Это наверняка чья-то идиотская шутка! Я ничего подобного не делал. Это Серёга. Точно…

– Кто? – тут же весь аж подобрался мой новоиспечённый покупатель.

– Серёга… Сергей…

– Не могли бы вы дать мне его адрес?

«А что, пускай он, шутник эдакий, с этим сумасшедшим сам поболтает в такую-то рань…» – подумалось мне, и не успел я ещё толком сообразить, что к чему, как сам же и продиктовал адрес друга.

Закрыв за незнакомцем дверь, я ехидно усмехнулся: во у Серёги проблем будет…

С тех пор, сколько я у него не спрашивал о том, приходил ли к нему этот шизик, Серёга только отмахивался – мол, всё это прикол, никто к нему не приходил. Но я-то видел, что дела у него пошли в гору: он в универ поступил, девушка появилась, с которой он по-настоящему счастлив… И вроде всё нормально, но я иногда вспоминаю того моего гостя и, глядя на своего уже старого друга, вижу, насколько он изменился: стал жить одним днём и очень боится нашей любимой с ним темы для споров – смерти.

Порой у меня даже возникает такое чувство, что Серёга мне что-то недоговаривает…

Недавно мне снился сон, в котором у меня опять хотели купить душу… Очнувшись в холодном поту, я тут же позвонил тому человеку, который помимо меня был в странном видении. Серёги не было… Потом я пробовал ещё, и ещё, и ещё. Я заходил к нему, но на долгие звонки никто не открывал дверь… А иногда у меня возникает такое чувство, что это я виновен в исчезновении Серёги…

Мой друг любил всякие дурацкие шутки…»

Все родственники изображённых на портретах людей и Лёха Кистопёров, за исключением того рыжебородого деда, о котором я ничего не знал, были связаны тем, что непосредственно перед своими смертями получали что-то очень ценное: мотоцикл, машину, деньги в горшочке, благополучие деревни… Козёл на картинке, начертание слов в обратном порядке могут говорить только об одном… И я понял, что за человек сидит перед нами…

– Ай, – вскрикнул Степан, порезав палец о край листка бумаги.

Я резким движением перехватил его руку, чтобы ни одна капля крови не упала на договор. Мой друг бросил озадаченный взгляд на меня и попытался выдернуть кисть из моих крепких тисков.

– Не подписывай это, Стёпа. Я знаю, кто здесь перед нами.

Леонид натянуто улыбнулся и сложил руки крестом на груди. Я взял договор, подошёл к кровати, захватил с неё святую воду и рисунок с козлом и вернулся обратно за стол. Степан немного испуганно наблюдал за моими действиями. Я положил картинку с козлом рядом с работами художника, слева от рисунка разместил договор.

– Сними крест, – попросил я друга.

Я приложил крест к договору и спрыснул святой водой. То же самое я проделал с портретами, сделанными художником, слегка раздвинув их в разные стороны. Краски с буквами подёрнулись и видоизменились. Текст на договоре вместо русских букв преобразился в нечто, похожее на латынь. Я не особо разбирался в этом языке, но так мне казалось. А на каждом портрете в левом углу появился кровавый отпечаток большого пальца. Вот всё и сошлось. Лёха Кистопёров и родственники изображенных на работах Леонида людей заключали договор с Дьяволом. Отсюда и богатство, и удача. Наверное, кто-то продолжает расплачиваться за поступки своих родных и близких. А кто-то сам пришёл к нему и согласился на сделку. Только почему же среди них и этот рыжебородый дед? Тоже была сделка с Дьяволом? Тогда зачем он впутывает в эту историю и меня? Мне противен персонаж, заключающий договоры с людьми.

– Браво, Максим, – Леонид, если его так можно и дальше называть, театрально зааплодировал мне, не поднимаясь со своего места. – Я, конечно, рассчитывал, что ты можешь догадаться, но чтобы так быстро, да ещё друга своего успеешь спасти от подписания договора… Тут ты превзошёл все мои ожидания.

Степан сидел, открыв рот, и не находил никаких слов. Я боялся предпринимать активные действия, ведь от такой сильной сущности можно ожидать чего угодно, тем более если не забывать, что сейчас творится вокруг меня. Леонид наконец поднялся с табуретки, собрал все картины в одну стопку и убрал их в сумку. Взяв в руки договор, он стряхнул с него капли святой воды, скривив при этом лицо как при зубной боли, сложил пополам и отправил вслед за своими работами.

– За те бесчисленные тысячелетия, что я существую, я повидал очень многих людей. Кто-то сам был рад заключить договор, получив взамен минутную радость и богатство, кто-то делал это скрепя сердце, жертвуя собой ради кого-то другого, но интереснее всего мне было с такими как ты, Максим. С проницательными и рассудительными, кто может взвешенно мыслить холодной головой. Кто даже в самых трудных ситуациях уповает лишь на себя, не прибегая к легкой наживе. Но ты не переживай, – он закрыл сумку и перекинул её через плечо, – битва за твою душу ещё не окончена. Я всегда буду где-то неподалеку. Буду искушать тебя и испытывать. Такова природа всего сущего. А теперь я вынужден проститься с вами.

Он поклонился и щёлкнул пальцами. В то же мгновение его образ подёрнулся, расплываясь и превращаясь в облако чёрного дыма. А ещё через секунду перед нами была лишь пустота. Я несколько раз прокрутил в голове последние слова художника, который был совсем не художником. Однако останавливаться на чем-то конкретном не стал. Его слова точно не относились к кошмарным снам наяву.

– Ты молодец, Макс, – смотря в одну точку перед собой, запоздало похвалил Степан. – Я же мог прямо сейчас с ним… того…

– Главное, что не подписал, – постарался пресечь его размышления я.

Если на секунду предположить, что все портреты, которые нам показывал Дьявол, не просто игра моего воображения, претворившаяся в жизнь, а на самом деле правда, то тогда можно легко объяснить смерти всех тех людей, которых я вспоминал. Надо будет поговорить с Лизой… Правда, как доходчиво ей всё объяснить? И как расторгнуть договор с Дьяволом, если он на самом деле имеется? Вряд ли такое возможно: за многие тысячелетия он составил все пункты так, что отказаться от чего-то не получится ни при каких обстоятельствах…

– Это тоже было у тебя в записях? – Степан надел крестик и пересел на кровать.

– Да, причем достаточно близко к тому, что я видел во сне. Никак не пойму логику всех этих кошмаров. Где-то нужно много чего додумывать, а где-то работают воспоминания ночных видений…

– Так просто никогда не бывает, – окончательно переварив увиденное, Степан заговорил размеренно. – На то и расчёт: чтобы ты метался и паниковал, пока он руки потирает и наблюдает за тобой.

В этом мой друг был прав. Если уж самому Дьяволу интересен процесс завоевания чужой душой, то рыжебородому деду и подавно. Я обязательно пойму, кто ты такой и что хочешь на самом деле.

– А ещё ты был прав, что всё в доме так или иначе оказалось задействованным. Даже картинка с козлом, – Степан постучал костяшками пальцев по рисунку, лежащему на столе. – Но, похоже, нам пора двигаться дальше. Я не хочу застрять здесь навечно, да ещё атакуемый твоими кошмарами, – он улыбнулся и направился к выходу.

– А куда идти-то? – крикнул вслед ему я.

– Давай подумаем, – Степан остановился, посмотрел на потолок и принялся чесать подбородок. – Если рассуждать логически, выбрасывая за скобки бабу Юлю… То твой главный страшный сон связан с похоронами…

– Да, рыжебородый дед сказал, что, когда я досмотрю тот сон до конца, то умру. При условии, что не успею прожить другие кошмары, – подхватил я мысль Степана. – Ты думаешь, нам надо самим отправиться на кладбище и посмотреть, что там происходит?

– Ну, я, конечно, не к этому вел, но ты высказал очень хорошую идею.

Мысль здравая. Мы должны пойти на кладбище и попытаться найти место моего будущего захоронения. И раз Домовой говорил, что действовать следует по наитию, то это и есть единственное верное решение.

– А ты что хотел предложить? – запоздало спросил я.

– Хотел вспомнить тех, кого мы недавно хоронили в деревне, вдруг там есть какие-то зацепки или схожести.

– Мы можем подумать над этим по дороге на кладбище.

Мне почему-то предложение Степана не казалось хоть сколько-нибудь стоящей. И всё дело в том самом внутреннем голосе, который подтолкнул меня к походу на кладбище. За последнее время в деревне случилась лишь одна смерть. Произошла она естественным путем, от старости. Умершему – деду Никите, дальнему родственнику самого Степана – было сто четыре года. Никаких параллелей или знаков равенства. Дед Никита в жизни мухи не обидел. Занимался последние двадцать лет яблоневым садом. Души не чаял во всех своих родственниках, постоянно приглашал их в гости. Я сам часто заходил к нему за яблоками вместе со Степаном. В общем, ни одного тёмного пятна, которое могло бы привести к рыжебородому деду или к одному из записанных в тетради кошмаров. Потому постараюсь сам эту тему не поднимать, если Степан не предложит какой-нибудь весомый аргумент.

– Идём!

Я хлопнул друга по плечу и вышел на улицу. Ночь совершенно не думала заканчиваться. Небо оставалось безоблачным, открывая всевозможные созвездия и красивую луну. Я отошёл на несколько шагов от дома и хотел было затеять разговор со Степаном, как неожиданно голова моя закружилась, а тело начало заваливаться на спину. Мой друг оказался рядом и подхватил меня, не давая упасть на землю.

– Макс, что с тобой? – взволнованно спрашивал Степан.

– Сейчас-сейчас…

Бормотал я, понимая, что рыжебородый дед решил показать мне ещё один фрагмент главного кошмарного сна…

Бессонница

Дорога перед ним круто поворачивала, поднимаясь в небольшую горку. До кладбища оставалось метров пятьсот. Он зажмурился и потёр глаза кулаками, пытаясь избавиться от разноцветных пятен после долгого наблюдения за небесным светилом. Кое-как справившись с неприятным эффектом, он посмотрел на вершину горки, куда вела пыльная деревенская дорога. Похоронная процессия как раз взбиралась на неё. Можно сделать небольшой рывок и догнать её. А затем попытаться задержать…

Он резко выдохнул и побежал. Вернее, думал, что бежит. Ноги совершенно не слушались его. Он словно провалился в самую глубокую впадину океана, которая только есть на нашей планете. И вода в этом бездонном океане хватает невидимыми руками ступни, навешивает на них тяжеленые гири, жалит судорогой икроножные мышцы…

После нескольких минут бесплодных попыток он бросил это занятие. Похоронная процессия почему-то остановилась. Четверо мужчин, нёсших гроб, слаженным действием поставили его на землю, размяли затекшие руки, достали самокрутки из карманов и закурили. Остальные участники похоронной процессии негромко что-то обсуждали. Наверное, то, каким человеком был умерший при жизни. По крайней мере так принято делать. Каждый норовит рассказать случай, когда видел последний раз живым того, кто сейчас бездыханным лежит в гробу. Желает поведать собравшимся, как много хороших дел сделал усопший, когда и кого выручал, кому и чем помогал.