Текст книги "РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937"

О командирах же стрелковых полков «предрепрессионной» РККА – судя по тем немногим из них, которые охарактеризованы в источниках – этого сказать нельзя. Если комполка-79 и комполка-80 в марте 1935 г. принимали быстрые (хоть и неполноценные) решения и тяготели к смелому маневру, то командиры полков ОКДВА в том же году не учитывали в решениях ни обстановки, ни условий местности, комполка-153 к июню 1935 г. не умел управлять боем, комполка-94 на учениях в марте 1936 г. даже не пробовал взаимодействовать с соседом, а комполка-63 игнорировал разведку. «Командир нетвердо управляет и командует частью в тактической обстановке»⁷⁶ – эта оценка директивного письма начальника Генштаба РККА от 27 июня 1937 г. относится и к командирам полков – выучка которых в «предрепрессионной» РККА была, таким образом, хуже, чем в русской армии кануна 1914-го.

Офицерский же состав русской артиллерии кануна Первой мировой по своей стрелково-артиллерийской выучке далеко превосходил командиров-артиллеристов «предрепрессионной» РККА.

Указания на великолепное искусство стрельбы русских артиллеристов 1914 года – еще одно общее место отечественной историографии. Не ограничиваясь апелляцией к блестящему, но часто увлекающемуся А.А. Керсновскому («подлинная виртуозность в стрельбе»), процитируем писавшего при большевиках, в 20-е гг., Е.З. Барсукова: стрелково-артиллерийская подготовка полевой артиллерии «доведена была к началу мировой войны до высокой степени совершенства и не оставляла желать лучшего»⁷⁷. «Блестящие, выше всяких похвал, действия артиллерии в техническом (стрелковом) отношении, – подтверждал в октябре 1914 г., анализируя действия артиллерии Юго-Западного фронта генерал-майор П.П. Карачан, – заслужили полное одобрение и восхищение; наши артиллеристы стрелять умели, они не забыли уроков полигонных стрельб […]»⁷⁸.

И это понятно: «старший командный состав русской полевой артиллерии [то есть командиры батарей и дивизионов, те, кто готовит данные для стрельбы. – А.С.], «за немногими исключениями, к началу мировой войны был обучен искусству стрельбы [даже. – А.С.] с закрытых позиций в совершенстве». У младших офицеров батарей на довоенных практических стрельбах выявлялись «недочеты» в огневой подготовке, но «в общем младшие офицеры русской артиллерии» «к началу мировой войны» «по стрельбе» «оказались удовлетворительно подготовленными». С учетом, видимо, той решающей роли, которую играли в подготовке данных для стрельбы командиры батарей, общую оценку офицерскому составу артиллерии Е.З. Барсуков дал такую же, что и батарейным командирам: «К началу мировой войны 1914–1918 гг. личный состав русской артиллерии оказался отлично подготовленным в техническом отношении к ведению стрельбы, за редким исключением […]»⁷⁹.

Эта оценка выглядит тем убедительнее, что, по утверждению служившего тогда младшим офицером в 5-й и 11-й артиллерийских бригадах П.Ф. Волошина (Волошина-Петриченко), офицерская молодежь методы стрельбы тоже «знала в совершенстве»⁸⁰.

А вот советская артиллерия 1936 года в оценке М.Н. Тухачевского: командиры огневых взводов «резко отстают в своей огневой подготовке» (это уже не «недочеты». – А.С.), а качество стрельб, проводимых командирами батарей и дивизионов, только удовлетворительное. «Большинство комсостава (в том числе и командиров батарей) в стрелковом отношении подготовлены слабо», – признавался один из трех самых мощных военных округов РККА (ОКДВА; по другим сведений нет) еще и весной 1937-го⁸¹…

«В тактическом отношении», отмечал в 20-е гг. Е.З. Барсуков, русская артиллерия накануне 1914 года «была подготовлена значительно слабее».

Конкретные оценки тактической выучки офицеров-артиллеристов у этого автора капитальных трудов по истории русской артиллерии начала ХХ в. встречаются весьма различные. Младшие офицеры, писал Барсуков, по тактике артиллерии к 1914 г. «оказались удовлетворительно подготовленными»; командиры батарей и дивизионов «достаточно хорошо разбирались в тактических вопросах применения артиллерии в бою» («Довольно хорошо», – уточнил он затем). Среди высшего же командного состава артиллерии – командиров артиллерийских бригад и инспекторов артиллерии корпусов – «оставалось к началу войны еще немало лиц», «значительно отставших» «от современной тактики»⁸².

Казалось бы, интегральной оценкой должно быть «удовлетворительно», и действительно, у Барсукова можно найти нечто похожее на такой вывод: «тактическую подготовку офицеров русской артиллерии к началу мировой войны нельзя считать в полной мере достаточной»; «в первую мировую войну действия в тактическом отношении русских артиллеристов, в особенности некоторых старших артиллерийских начальников, оставляли желать многого». Но в тех же его трудах 30-х – 40-х гг. встречается и более низкая оценка: «Подготовка же в тактическом отношении командного состава артиллерии, в особенности старших артиллерийских начальников, оказалась вообще довольно слабой […]»; к началу войны «в тактическом отношении артиллерия была подготовлена довольно слабо». Допущено (правда, при аргументации другого тезиса) и еще более резкое утверждение – о «слабой тактической подготовке русской артиллерии» (речь явно идет именно о командном составе, а не о батареях: анализируя опыт первых месяцев войны, в 8-й германской армии в октябре 1914 г. отмечали, что русская артиллерия «выезжает на позицию с большим искусством») ⁸³.

Еще бóльшая путаница возникает у Е.З. Барсукова в вопросе об уровне инициативности офицеров русской артиллерии – неразрывно связанном с вопросом об уровне их тактической грамотности.

К началу войны, пишет исследователь в одном месте своего последнего труда, «к проявлению инициативы они вообще, и старшие артиллерийские начальники в особенности, были мало склонны». В другом месте примерно то же говорится и про начало Первой мировой: «Проявление целесообразной личной инициативы в необходимых случаях изменения тактической обстановки не было обычным явлением среди русских артиллеристов во время войны». Но в третьем фактически признается, что инициатива проявлялась все-таки часто: «Нередко, особенно в начале войны, артиллеристы, не получая от войсковых начальников боевых задач, задавались ими самостоятельно». В четвертом месте об этом говорится уже прямо: «В маневренный период [Первой мировой войны на Русском фронте, то есть в 1914–1915 гг. – А.С.] бывало немало положительных примеров уместного проявления личной инициативы со стороны командиров батарей и других артиллерийских начальников». И, наконец, в пятом месте написано прямо противоположное тому, что значится в первом и втором: «В начале войны, в маневренный период, боевое использование артиллерии не носило организационного характера [то есть не планировалось старшими артиллерийскими начальниками. – А.С.] и происходило в большинстве случаев по инициативе командиров батарей и дивизионов»!⁸⁴

Попробуем дать более определенную оценку тактической выучки офицеров русской артиллерии кануна Первой мировой. Материалов по младшим офицерам батарей у нас нет, и начнем мы с командиров батарей и дивизионов.

При оценке уровня их инициативности может помочь случайная подборка исследований, посвященных конкретным боям или операциям первых недель войны и хотя бы вкратце освещающих при этом работу артиллерии. На их страницах тактическая инициатива командиров русских батарей и дивизионов предстает явлением достаточно массовым.

Вот первое же крупное сражение на Русском фронте – Гумбинненское. «Почти все действия русской артиллерии, – констатирует тот же Е.З. Барсуков, – происходили, как это и должно быть во встречном бою, по инициативе командиров батарей и других [так в тексте. – А.С.] артиллерийских соединений, способных быстро разбираться в изменчивой обстановке боя и понимавших задачи и положение пехоты»; налицо было «широкое проявление инициативы со стороны командиров батарей»⁸⁵.

Так, когда 87-я пехотная бригада 35-й пехотной дивизии немцев вклинилась между русскими 25-й и 27-й пехотными дивизиями, на нее по собственному почину перенесли огонь сразу четыре батарейных командира – по два из 25-й и 27-й артиллерийских бригад. Двое из них пошли даже на перемену фронта своих батарей на 60º.

Командующий 6-й батареей 27-й бригады капитан П.М. Савинич помогал пехоте не только своего, но и соседнего соединения – перенося огонь с участка 105-го пехотного Оренбургского полка 27-й дивизии на участок 100-го пехотного Островского полка 25-й дивизии и обратно.

В свою очередь, германские батареи перед фронтом 27-й дивизии обстрелял и батарейный командир 25-й бригады капитан Н.Я. Гашкевич (который тремя днями раньше, под Сталюпененом, помогая 97-му пехотному Лифляндскому полку отбить атаку немцев, выкатил две дивизионные пушки прямо в боевые порядки пехоты).

По собственной же инициативе одна из батарей 40-й артиллерийской бригады обстреляла с фланга немцев, теснящих 118-й пехотный Шуйский полк соседней 30-й пехотной дивизии…

То же видим мы и в еще одном из первых боев войны – под Тарноваткой 13 (26) августа. В успехе поддержки, оказанной частям 17-й и 38-й пехотных дивизий 1-м дивизионом 38-й и 5-й батареей 17-й артиллерийской бригады, большую роль сыграла «личная инициатива командира дивизиона и командиров батарей»: не имея непосредственной связи с командирами пехотных полков, они сами определяли и обстреливали наиболее важные цели (так же «искусно маневрировали» они огнем и в начавшихся затем боях под Комаровом) ⁸⁶.

В бою 14 (27) августа под Красне (в ходе сражения на Золотой Липе) командиры батарей 11-й и 78-й артиллерийских бригад проделали то же, что и их коллеги под Гумбинненом: видя, что между 11-й и 78-й пехотными дивизиями вклинилась австрийская 93-я бригада ландштурма, они переменили фронт и расстреляли противника фланговым огнем…

Уловив 6 (19) августа под Каушеном в Восточной Пруссии момент, когда германцы начали отход, командир 2-го дивизиона лейб-гвардии Конной артиллерии полковник А.Н. Виноградский тут же выдвинул два взвода вперед для поддержки огнем тех, кто перейдет в преследование.

Командиры 1-й и 2-й батарей 52-й артиллерийской бригады подполковники С.А. Ржевуцкий и П.Н. Эрдман, выгрузившись 22 августа (4 сентября), в конце Люблин-Холмской операции, у станции Травники (южнее Люблина) и не получая никаких приказаний, двинули батареи на выстрелы – приняв в результате участие в ликвидации вклинения австрийцев между 4-й и 5-й армиями Юго-Западного фронта…

А вот снова Восточно-Прусская операция. При попытках 13-го и 15-го армейских корпусов пробиться 16–17 (29–30) августа из окружения под Танненбергом «большой инициативностью» – по словам командовавшего тогда 13-м корпусом генерал-лейтенанта Н.А. Клюева – отличались действия батарей 1-й и 36-й артиллерийских бригад⁸⁷.

Инициативными оказались и дравшиеся под Сталюпененом командиры батарей 25-й артиллерийской бригады и те из командиров батарей и/или дивизионов лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады и/или 1-го стрелкового артиллерийского дивизиона, которые поддерживали 17 (30) августа наступление отряда генерал-лейтенанта Л.Я. Сирелиуса на Нейденбург. Артиллерия в этих боях «внимательно следила за пехотой»⁸⁸, и, чтобы обеспечить непрерывную поддержку последней, постоянно меняла позиции, продвигаясь за наступающими цепями.

А когда 27 августа (9 сентября) начавшие наступление у Мазурских озер германцы атаковали один из двух боевых участков 26-й пехотной дивизии, их обстрелял не только приданный этому участку 2-й дивизион 26-й артиллерийской бригады, но и отвечавший за соседний участок 1-й (так, что враг попал под перекрестный огонь). 2-й дивизион в этих боях получал приказы непосредственно от своего начальника участка⁸⁹, значит, командир бригады действиями дивизионов не руководил и решение поддержать соседа командир 1-го дивизиона принял по собственному почину…

Для оценки уровня тактической выучки командиров дивизионов есть и еще один критерий – умение сосредоточивать огонь батарей «в решающем направлении по важнейшим целям»⁹⁰. В 1914 г., подчеркивает Е.З. Барсуков, русская артиллерия использовалась по преимуществу побатарейно, и командирам дивизионов предоставлялось не так уж много возможностей для того, чтобы продемонстрировать умение массировать огонь. Однако, по свидетельству австрийцев, в Галицийской битве русская артиллерия «подавляла всякое сопротивление и хорошо подготовляла атаку своей пехоты точным сосредоточенным [выделено мной. – А.С.] огнем»⁹¹. И в нашей случайной выборке источников и исследований сообщений о массировании огня командирами дивизионов встречается гораздо больше, чем можно ожидать после слов Барсукова.

Вот Восточно-Прусская операция: уже под Гумбинненом «управление огнем в необходимых случаях объединялось в руках командиров дивизионов»⁹².

В первом же бою 6-й артиллерийской бригады (под Орлау – Франкенау 10 (23) августа) командир ее 1-го дивизиона сосредоточивает огонь своих батарей на германской артиллерии; в Хохенштейн-Мюленском сражении 13–15 (26–28) августа огнем 1-й, 5-й и 6-й батарей 6-й бригады управляет командир 2-го дивизиона; в бою 15 (28) августа под Ваплицем на фланг 41-й пехотной дивизии германцев обрушивается сосредоточенный огонь дивизиона 8-й артиллерийской бригады.

В первых же боях 26-й пехотной дивизии (у озер Норденбургер и Мауер 26–28 августа (8—10 сентября)) огнем артиллерии правого боевого участка управляет командир 2-го дивизиона 26-й артиллерийской бригады…

Вот Томашовское сражение: 13 (26) августа дивизион 46-й артиллерийской бригады и 25-й мортирный артиллерийский дивизион так «умело маневрировали огнем на открытой местности», что позволили 2-й бригаде 46-й пехотной дивизии удержаться под натиском австрийцев у переправ через Вепрж близ Бодачева. Одновременно юго-восточнее, под Тарноваткой, «последовательно сосредоточивали огонь на различных участках фронта» батареи 17-й и 38-й артиллерийских бригад⁹³…

Поскольку действия русской артиллерии во всех этих боях неизменно получали самую высокую оценку, умение массировать огонь у командиров дивизионов кануна 1914 года, безусловно, наличествовало. О том, что русская артиллерия накануне 1914-го хорошо стреляла не только «по-батарейно», но и «дивизионами», писал и А.А. Брусилов⁹⁴.

Еще одним, косвенным доказательством тому служат сравнительно часто встречающиеся в выборке случаи, когда с управлением огнем нескольких батарей справлялись даже батарейные командиры.

Так, в Люблин-Холмской операции, в бою 17 (30) августа под Яблонной (южнее Люблина) командир 2-й батареи 2-й гренадерской артиллерийской бригады руководил огнем двух батарей – то концентрируя его на наступавшей австрийской пехоте, то перенацеливая 12 из 16 орудий на заговорившую австрийскую батарею, то опять сосредоточивая огонь на пехоте – и остановил-таки наступление противника.

А командир 3-й батареи лейб-гвардии Конной артиллерии полковник С.К. Война-Панченко в октябрьских боях под Ивангородом (в Варшавско-Ивангородской операции) управлял – и притом «особо искусно» – огнем артиллерийских групп из 12 легких и 24 тяжелых орудий, «неоднократно приводивших к молчанию сильнейшие батареи противника, останавливавших его атаки и обеспечивавших успех наших атак»⁹⁵. Этим сведениям наградных материалов можно доверять, так как о прекрасной тактической выучке данного батарейного командира свидетельствует и источник иного рода – воспоминания полковника А.Л. Носовича, чей 2-й эскадрон лейб-гвардии Уланского Его Величества полка поддерживала 3 (16) августа под Красником (юго-западнее Люблина) батарея Война-Панченко. Уже в этом первом своем бою ее командир удивлял «поразительно быстрым переносом огня по различным целям» – в зависимости от того, какая из них оказывалась в данный момент наиболее опасной для «царевых улан»⁹⁶.

Красноречиво и ясно высвечиваемое нашей выборкой источников и исследований внимание командиров батарей и дивизионов 1914 года к артиллерийской разведке.

Правда, по Б.И. Кузнецову, «при изучении документов, относящихся к действиям артиллерийских частей 19-го корпуса» во встречных боях в начале Томашовского сражения, «напрашивается» вывод об отсутствии в авангардах подходившей 13 (26) августа к полю боя у Тарноватки пехоты артиллерийских разведчиков⁹⁷. Однако мы уже видели, что выводы этого исследователя не только не подкреплены анализом конкретных документов, но и вообще сомнительны ввиду наличия в его работе противоречащих им тезисов. Попавшие в нашу выборку мемуары артиллеристов (в том числе и критического характера) единодушно указывают на то, что к артиллерийской разведке в 1914-м относились куда серьезнее.

«Ожидая каждую минуту встречи с противником, – вспоминал о сентябрьском марше в районе Сувалок служивший тогда младшим офицером 3-й батареи Кавказской гренадерской артиллерийской бригады А.В. Козьмин, – мы производили непрерывно артиллерийскую разведку, и наши разъезды шли с передовыми частями пехоты»⁹⁸. Такую же картину рисуют и В.Е. Милоданович и А.С. Гершельман – служившие в 1914-м младшими офицерами соответственно 5-й батареи 32-й артиллерийской бригады и батареи Его Величества лейб-гвардии Конной артиллерии.

При подходе 13 (26) августа 32-й пехотной дивизии к району сражения на Золотой Липе разведчики 2-го дивизиона 32-й бригады шли с головным отрядом пехоты, а при движении 4 (17) августа гвардейских конноартиллеристов в маршевой колонне 1-й гвардейской кавалерийской дивизии по Восточной Пруссии их разведчики уже «намечали возможные наблюдательные пункты и позиции батареи»⁹⁹. А вот воспоминания бывшего второго старшего офицера 2-й батареи 52-й артиллерийской бригады Б.М. Кузнецова о движении этой части к полю ее первого боя южнее Люблина 22 августа (4 сентября): «Разведчики, как шмели, шныряли взад и вперед, донося о том, что видели»¹⁰⁰.

Командир 7-й конно-артиллерийской батареи 4-го конно-артиллерийского дивизиона подполковник П.М. Яблоновский-Снадзский, по свидетельству его сослуживца полковника А.А. Левицкого, еще до получения 27 июля (9 августа) под Бялой в Восточной Пруссии первой боевой задачи лично «выдвигался с разведчиками вперед для ориентировки в обстановке»¹⁰¹.

В 6-й артиллерийской бригаде на марше к южной границе Восточной Пруссии систематически вели и разведку пути…

Вспомним теперь, как в 1935-м инспектор артиллерии РККА Н.М. Роговский констатировал нежелание или неумение комсостава организовать артиллерийскую разведку и как в единственном сохранившемся источнике, всесторонне освещающем выучку артиллерийской части «предрепрессионного» БВО, мы натыкаемся на фразу: «Недостаточное внимание уделено арт[иллерийской] разведке, как на марше, так и во время боя»¹⁰²…

Часты в источниках из нашей выборки и упоминания о «тщательном наблюдении» (бывший старший офицер 1-й батареи 6-й артиллерийской бригады В.Е. Желондковский о первом бое 1-го дивизиона бригады у Франкенау 10 (23) августа), о «напряженном наблюдении» (А.В. Козьмин о первом бое Кавказской гренадерской артиллерийской бригады у озер Ожево и Окунин под Сувалками 21 сентября (4 октября)), о том, что артиллерийские наблюдатели «ревниво замечали каждое новое накапливание австрийцев» (А.Л. Носович о первом бое 3-й батареи лейб-гвардии Конной артиллерии под Красником 3 (16) августа) ¹⁰³…

Здесь, кстати, мы можем убедиться в показательности сведений нашей выборки. К выводам, которые напрашиваются при ее анализе, пришел и располагавший куда бóльшим количеством фактов штаб 8-й армии немцев – с войсками которой дрались названные выше 6-я и Кавказская гренадерская артбригады. «Наблюдение за целями в русской полевой артиллерии, – значится в подписанных 12 октября 1914 г. временно командующим 8-й армией генералом пехоты Г. фон Франсуа выводах из опыта первых месяцев войны, – организовано очень хорошо»¹⁰⁴. О том же писал и Е.З. Барсуков: «при достаточных средствах связи» русские артиллеристы «очень хорошо организовали службу наблюдения»¹⁰⁵.

Положение же с артиллерийским наблюдением в «предрепрессионной» РККА емко охарактеризовал в ноябре 1937 г. преемник Н.М. Роговского Н.Н. Воронов: «Артиллеристы до сих пор наблюдать не умеют»¹⁰⁶…

Командиры русских батарей и дивизионов еще и «чрезвычайно умело применялись к местности» при выборе огневых позиций¹⁰⁷. Судя по нашей выборке, уже в первых боях они весьма часто заботились об окапывании орудий: это приказывают сделать и командир 1-го дивизиона 27-й артиллерийской бригады полковник А.М. Ильясевич перед Гумбинненским сражением, и командиры дивизионов и/или батарей 17-й и 38-й артиллерийских бригад, дравшихся 13 (26) августа под Тарноваткой, и командиры батарей и/или дивизионов Кавказской гренадерской артиллерийской бригады в ее первых боях под Сувалками. Эти последние еще и меняли каждую ночь огневые позиции – благодаря чему германская артиллерия никак не могла подавить гренадерские батареи.

Да, август 1914-го видел и случаи проявления командирами-артиллеристами тактической малограмотности; так, «иногда» «избираемые ими по личной инициативе цели для стрельбы не отвечали условиям сложившейся тактической обстановки»¹⁰⁸. Командир 5-й батареи 32-й артиллерийской бригады подполковник Г.Е. Сутковой так произвел 13 (26) августа свою первую разведку, что не только не выбрал места для огневой позиции и наблюдательного пункта, но и не выяснил, где находится противник!

Однако тактически грамотные в нашей случайной выборке решительно преобладают. Оба известные ей факта пренебрежения артиллерийской разведкой – допущенные командирами 4-й батареи 2-й гренадерской артиллерийской бригады под Горайцем на Люблинщине 11 (24) августа и батареи 1-го Финляндского стрелкового артиллерийского дивизиона под Иоганнисбургом в Восточной Пруссии 23 августа (5 сентября) – отнюдь не поданы приведшим их Е.З. Барсуковым как обычные…

Поэтому тактическую выучку русских командиров батарей и дивизионов кануна 1914 года можно признать в целом хорошей.

Что до высшего командного состава русской артиллерии, то А.А. Брусилов писал после войны о неумении «большинства высших артиллерийских начальников» «управлять массами артиллерии в бою», а А.А. Керсновский – о том, что огонь русской артиллерии был «в крупных соединениях не гибок»¹⁰⁹. Однако в нашей случайной выборке источников и исследований обнаруживается подозрительно много исключений…

Вот Северо-Западный фронт: в сражении 1-й армии под Гумбинненом командир 27-й артиллерийской бригады генерал-майор В.Н. Фолимонов сумел и сосредоточить огонь всех батарей на позициях германской артиллерии и организовать (и притом очень быстро) уничтожение большей частью батарей германского артдивизиона, выскочившего на открытую позицию¹¹⁰. Вообще, отмечал, разбирая Гумбинненское сражение, Н.Н. Головин, 27-я бригада «всегда вовремя сосредотачивает свой огонь на объекте, в данную минуту для дивизии наиболее опасном. Мало того: она успевает переносить часть своего огня на помощь своему соседу справа – 25 пех. дивизии, а также […] и на помощь своему соседу слева – 40 пех. дивизии»¹¹¹.

В Хохенштейн-Мюленском сражении 2-й армии инспектор артиллерии 15-го армейского корпуса генерал-лейтенант М.Г. Мальковский так организовал 15 (28) августа работу батарей 6-й и 8-й артиллерийских бригад и 15-го мортирного артиллерийского дивизиона, что наступавшая на Ваплиц германская 41-я пехотная дивизия оказалась засыпана снарядами и с флангов и с тыла.

В октябрьских боях 10-й армии под Сувалками командир 51-й артиллерийской бригады генерал-майор А.В. Мартынов осуществлял «искусное централизованное управление» огнем семи батарей – выручавшим при немецких атаках то 202-й пехотный Горийский, то 204-й пехотный Ардагано-Михайловский полки 51-й пехотной дивизии¹¹².

В 4-й армии Юго-Западного фронта инспектор артиллерии Гвардейского корпуса генерал-лейтенант П.П. Потоцкий и в Галицийской битве (в августовских боях по разгрому 10-го австро-венгерского корпуса у Касаржева и при овладении переправой через Сан у Кржешова 2 (15) сентября) и в Варшавско-Ивангородской операции (в боях у Горбатки под Ивангородом 9—14 (22–27) октября) «всегда появлялся в самых опасных местах, указаниями на месте объединял действия артиллерии корпуса и, принимая личное руководство наиболее ответственными группами, неоднократно выводил пехоту из трудного положения и давал возможность овладеть сильно укрепленными и защищаемыми тяжелой артиллерией позициями германцев и австрийцев»¹¹³.

Наша выборка источников и исследований заставляет смягчить и другую конкретную претензию к тактическому искусству высшего командного состава русской артиллерии 1914 года.

«Вся система нашего огня, – писал А.А. Керсновский, – построена была на неуместной симметрии. У немцев огонь был сосредоточен: германский командир артиллерийской бригады стремился собрать огонь всех своих батарей в кулак – русский же нарезывал своим батареям шесть совершенно одинаковых участков по фронту. Немец бил кулаком, мы – растопыренными пальцами»¹¹⁴. Однако в нашей случайной выборке и тут обнаруживается слишком много противоположных примеров.

Вот Северо-Западный фронт: о массировании огня командирами 27-й (под Гумбинненом) и 51-й (под Сувалками) артиллерийских бригад мы уже писали; в еще одном бою 10-й армии в районе Сувалок – у деревни Рудки 24 сентября (7 октября) – огонь всех своих батарей на атакующей германской пехоте сосредоточил и командир Кавказской гренадерской артиллерийской бригады генерал-майор И.А. Карпович. Во 2-й армии 10 (23) августа сосредоточение огня 6-й артиллерийской бригады генерал-майора Ф.Л. Семенчука позволило нанести «серьезное поражение» 70-й ландверной бригаде германцев под Франкенау¹¹⁵…

В 4-й армии Юго-Западного фронта командир 75-й артиллерийской бригады генерал-майор К.К. Эггер, подготавливая 10 (23) октября, в ходе Варшавско-Ивангородской операции, атаку 297-го пехотного Ковельского полка 75-й пехотной дивизии на господский двор Полично (юго-западнее Ивангорода), массировал огонь 5 из 6 своих батарей. В 5-й армии того же фронта командир 10-й артиллерийской бригады генерал-майор А.Г. Борукаев в бою 14 (27) августа под Лащовом не просто отказался от «неуместной симметрии» – сосредоточив усилия всех своих батарей и 5-го мортирного артиллерийского дивизиона на поддержке испытывавшего наиболее сильный натиск правого боевого участка 10-й пехотной дивизии, – но и расположил батареи так, что наседавшие венгры оказывались не только под фронтальным, но и под фланговым и косоприцельным огнем…

На эти восемь примеров умелых действий старших артиллерийских начальников в их первых боях 1914 года в нашей выборке приходится лишь один, когда их действия можно признать неудачными. Руководя в бою 26 августа (8 сентября) под Тарнавкой (южнее Люблина) действиями пяти дивизионов, инспектор артиллерии Гренадерского корпуса генерал-лейтенант А.Д. Цибульский так и не сумел решить главную задачу – до атаки пехоты нейтрализовать германскую артиллерию на высотах восточнее Тарнавки¹¹⁶…

По-видимому, тактическую выучку высшего командного состава русской артиллерии кануна Первой мировой в целом можно все же считать как минимум вполне удовлетворительной.

В РККА же «управление массовым огнем» «артиллерия дивизии» даже к концу 1936 г. отработала, по оценке М.Н. Тухачевского, только «теоретически», а «практически этот важный вопрос во всех частях» (выделено мной. – А.С.) был тогда «не разрешен и не закреплен». Впрочем, еще к середине 37-го в Красной Армии была неудовлетворительна тактическая выучка не только старших артиллерийских начальников, но и всего вообще комсостава артиллерии – включая и командиров дивизионов и батарей. Напомним лишь выводы командования трех самых крупных военных округов: «Слаба подготовка по управлению огнем» (КВО); «командный состав артиллерии в тактическом отношении подготовлен недостаточно» (БВО); тактическую подготовку командиров-артиллеристов «следует считать неудовлетворительной» (ОКДВА) ¹¹⁷…

Соответственно, приходится заключить, что комсостав «предрепрессионной» советской артиллерии уступал командному составу русской артиллерии кануна Первой мировой и в тактической выучке.

То же и в отношении технической выучки. Если у «предрепрессионного» советского комсостава она – как отмечало и командование трех самых крупных военных округов и Артиллерийское управление РККА – была откровенно неудовлетворительной¹¹⁸, то в русской артиллерии накануне 1914 года даже младшие офицеры батарей были здесь «удовлетворительно подготовленными»¹¹⁹.

Офицеры-связисты в 1914 г. в массе своей были обычными пехотинцами и кавалеристами, прошедшими стажировку в частях инженерных войск. Тем не менее даже такой весьма суровый критик тогдашней русской армии, как генерал-лейтенант В.М. Драгомиров, отмечал, что в командах связи пехотных частей «подготовка офицеров, а также их познания были весьма хороши»¹²⁰. А столь же лестная характеристика, данная им офицерскому составу инженерных войск (см. ниже), безусловно, относится и к офицерам телеграфных и телефонных частей и подразделений этих войск.

Комсостав же войск связи «предрепрессионной» РККА, согласно директивному письму начальника Генерального штаба РККА А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., еще и к началу чистки армии не только «не отработал» «организацию связи при продвижении боевого порядка», но даже и «основами техники» «в своей массе овладел не полностью»!¹²¹

Столь же показательна и оценка В.М. Драгомировым выучки офицеров инженерных войск: «Офицеры свое дело знали, были образованы, хорошо вели обучение и воспитание солдат […] Упреки в недостаточном знании общей тактики, если и были справедливы в прежнее время, то в довоенный период потеряли всякое основание»¹²². «В роли начальника штаба дивизии и командира пехотного полка, – писал один из участников кампаний 1914–1917 годов, по образованию сапер, – мне не раз приходилось иметь дело с молодыми саперными офицерами. Могу засвидетельствовать: отличные добросовестные работники, с большой инициативой и уменьем организовать дело»¹²³.

А вот инженерные войска самого мощного и передового военного округа РККА (КВО) образца 1936 года: «значительная часть» лейтенантов и капитанов не имеет специального образования; в саперном батальоне «образцово-показательной» 44-й стрелковой дивизии часть комсостава не умеет наводить переправы, а в общей тактике плохо разбираются все – не представляя себе даже тактическое назначение инженерных сооружений!¹²⁴

В целом надо признать адекватной оценку генерала от кавалерии А.А. Брусилова, писавшего, что к 1914 г. «состав кадровых офицеров армии [напомним, что офицеры гвардии были подготовлены еще лучше. – А.С.] был недурен и знал свое дело достаточно хорошо, что и доказал на деле», и согласиться с А.А. Строковым, указывавшим, что перед Первой мировой войной русская армия располагала «весьма боеспособным и неплохо обученным» офицерским составом¹²⁵.