Текст книги "Их было семеро…"

VII

Этого не могло быть.

Ну, просто не могло. Мог не отвечать телефон диспетчера Управления, могло сгореть само Управление, наводнение могло затопить Москву, Рязанская область могла начать войну за отделение от России. Все что угодно могло быть. Но только не это. Потому что мертвые не оживают.

А Пастухов был мертв. Он был застрелен из снайперской винтовки «Зауэр» в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое августа на польско-белорусской границе и его труп находился в морге районной больницы под Гродно. Вместе с трупами других пятерых из его команды. Вместе с трупом полковника Голубкова.

Вместе с трупами трех исполнителей.

Рапорт начальника погранзаставы, копию которого Волков получил по факсу на утро следующего дня, подтверждал доклад майора Васильева до деталей. До возраста, до внешних примет. До роста. Семь человек, вооруженные автоматами Калашникова и пистолетом Макарова с глушителем, пытались осуществить переход границы. На белорусской стороне они были встречены тремя снайперами с винтовками германского производства «Зауэр» калибра 5,6. Шестеро нарушителей границы были застрелены снайперами. Сами снайперы погибли от выстрелов в затылок, произведенных с близкого расстояния из пистолета ПМ с глушителем. Из этого же пистолета был застрелен седьмой нарушитель – выстрелом в упор в левый висок.

Сделана попытка последнее убийство представить как самоубийство. Но следы автомобиля на белорусской стороне свидетельствуют об участии в перестрелке третьих лиц.

Причины происшествия устанавливаются. У одного из нарушителей границы к запястью левой руки был прикован дюралевый атташе-кейс, в котором находилось около пяти килограммов белого порошка, по внешнему виду напоминающего героин.

Однако это оказался не героин, а сахарная пудра. Возможно, произошло столкновение конкурирующих банд, действующих в сфере наркобизнеса.

Дело принято к производству генпрокуратурой Белоруссии.

Первое упоминание о «Зауэрах», обнаруженных у снайперов, заставило Волкова нахмуриться. Майор Васильев не выполнил приказа утопить все оружие в болоте. Но сообщение об автоматах Калашникова поставило все на свое место. Он правильно решил. Если те оказались с «калашами», отсутствие у снайперов винтовок лишало возможности следователей хоть как-то свести концы с концами в версии о столкновении наркобанд. Дело так и зависнет в числе нераскрытых, но это Волкова меньше всего волновало. Для него главное было: Пастухов и его команда мертвы.

Да, Пастухов был мертв.

И Пастухов был жив.

Картина мироздания, существовавшая в сознании Волкова, покрылась тысячью мелких трещин, как автомобильный триплекс при сильном лобовом ударе; потом стекло словно бы лениво осыпалось, и взгляду открылась иная картина.

Совсем иная.

В ней Москва-река оставалась в своих берегах.

И Рязанская область – в составе России.

В ней живой Пастухов, спокойный, в хорошо сидящем на нем костюме, повернулся к иностранцам и спросил:

– Почему вы не снимаете? Ответил высокий, рыжеватый:

– Ждем. Ты обещал нам сенсацию.

– Человек увидел оживший труп – разве это не сенсационные кадры? Скажу по-другому: живой труп увидел сам убийца.

– Труп – кто?

– Я.

– А убийца?

– Разрешите представить: генерал-лейтенант Анатолий Федорович Волков.

Начальник одной из самых секретных спецслужб России. Она называется – Управление по планированию специальных мероприятий.

Маленький метнулся к камере и приник к объективу. Зажглась красная контрольная лампочка. Высокий все еще не понимал.

– Он – убил тебя?

– Да. С неделю назад. Естественно, не своими руками.

– Но ты – жив?

– Анатолий Федорович, не лучше ли вам присесть? – Пастухов подождал, пока Волков пройдет по кабинету и займет место за своим письменным столом, и продолжал, обращаясь к нему:

– Познакомьтесь. Арнольд Блейк, самый тупой из стрингеров Си-Эн-Эн. Его оператор – Гарри Гринблат. Не нужно путать. «Стингер» – это ракета. А стрингерами называют журналистов, работающих в горячих точках. Не понимаю, как он умудряется зарабатывать на жизнь.

Блейк вопросительно взглянул на Волкова:

– То, что сказал Серж, – правда?

– Никаких комментариев, – отрезал Волков. – Предлагаю немедленно покинуть мой кабинет. Вы незаконно проникли в правительственное учреждение. Вы рискуете лишиться аккредитации.

– Сколько раз нас лишали аккредитации, Гарри? – спросил Блейк, обращаясь к телеоператору.

– Раз двадцать, наверное. Начиная с Анголы.

– Ты спутал. В Анголе нас расстреливали.

– Может быть, – равнодушно согласился Гринблат.

Пастухов вынул из кармана радиопередатчик, бросил в микрофон:

– Зайдите на минутку, все… Арни, даю тебе еще один шанс… Анатолий Федорович, оставьте в покое кнопки. Сигнализация отключена, охрана нейтрализована.

– Вы… убили тридцать человек охраны?!

– Мы не убийцы. Мы попросили их временно прекратить исполнение своих обязанностей. Они согласились.

– Вы не могли сделать этого вшестером!

– А кто вам сказал, что нас только шестеро?

Дверь кабинета открылась. Волков уже знал, кого он увидит. И увидел тех, кого ждал.

Он помнил, как они представлялись ему в кабинете командарма Гришина:

– Капитан медицинской службы Перегудов.

– Старший лейтенант Хохлов.

– Старший лейтенант Ухов.

– Лейтенант Злотников.

– Лейтенант Мухин.

Сейчас они не представились. Да и как они стали бы представляться?

«Санитар». «Охранник в пункте обмена валюты». «Саксофонист в подземном переходе». «Артист-недоучка». «Продавец газет в электричках»?..

Они вошли в кабинет свободно, молча остановились по обе стороны от двери, как на милицейском опознании. Но не он опознавал их, а они его. Они смотрели на Волкова без любопытства, без интереса, без ненависти, без презрения, без вражды.

Просто смотрели.

– Это – тоже трупы? – догадался Блейк.

– Да, – подтвердил Пастухов.

Дверь оставалась открытой. Лицо Волкова исказило невольное выражение ужаса.

Он не мог взять себя в руки. Он знал, кто сейчас войдет.

– Генерал ждет появления седьмого трупа, – прокомментировал Пастухов.

– Прайм-тайм! – восхитился Блейк.

Но вместо полковника Голубкова в кабинет вошел незнакомый Волкову молодой человек в элегантном темном костюме, с длинными черными волосами и в таких же, как у самого Волкова, очках фирмы «Цейс Голд». Он мельком, равнодушно-брезгливо, взглянул на Волкова, подошел к Пастухову и положил на стол перед ним компьютерную дискету.

– Получилось? – спросил Пастухов.

– Да.

– Спасибо. Все, ребята, смотрины закончены. Посидите пока в приемной, посмотрите телевизор. А когда будет что-нибудь интересное – скажете.

– А где… Голубков? – спросил Волков, когда команда Пастухова и незнакомый длинноволосый молодой человек вышли из кабинета.

– Летит из Грозного. Он звонил мне часа два назад. Сказал, что раздобыл копии документов, которые вез в Ставрополь командарм Гришин. Не хотите спросить, что это за документы?

– Где майор Васильев?

– Там, где, по вашим расчетам, полагалось быть мне. Мы поменялись местами.

– Вы сумасшедший! Вы государственный преступник! Вы даже не можете представить себе, на что замахнулись! Щенок! Вы… – Волков понимал, что все это пустые, ничего не значащие слова, что сейчас нужно совсем другое – собрать в кулак всю волю, весь ум, психологически переломить ситуацию в свою пользу. Но остановиться не мог. – Вы грязный подлый наемник! Подонок!.. Вы получили деньги и не выполнили свою работу! Какого обращения к себе вы ждали? Что вас будут встречать с оркестром? Вы можете меня убить, но от своей участи не уйдете! А участь у наемника только одна!.. – Волков повернулся к журналистам. – Господа стрингеры, я не знаю, каким образом вы здесь оказались, но эта точка для вас слишком горячая. И чем скорей вы уберетесь отсюда, тем для вас лучше!

– Вы все сказали? – спросил Пастухов.

– Мистер Волков, – вмешался Блейк. – Мы оказались здесь, потому что об этом попросил нас Серж. Он в свое время спас нас от смерти. Рискуя своей жизнью, он и его друзья освободили нас из чеченского плена. Мы в долгу у него. Поэтому мы здесь. Но я чувствую, что в чем-то вы правы… Серж, я не знаю, какую игру ты ведешь, но у тебя вид человека, который пришел из ада.

– Примерно оттуда я и пришел, – равнодушно подтвердил Пастухов. И Волков вдруг внутренне похолодел, он понял, что никаких его сил не хватит, чтобы противостоять тому сгустку страшной энергии, какой заряжен этот внешне спокойный, даже как бы слегка безучастный к происходящему молодой человек. Он потому и спокоен, что боится выплеснуть эту энергию до срока, разрядить ее мимо цели. А цель его – это он, Волков.

– Я обещал вам сенсацию, – продолжал Пастухов. – Сейчас она будет. Нужно ли вам объяснять, кто такой Аркадий Назаров?

– Мой Бог! О его смерти кричат все газеты и Ти-Ви всего мира! – ответил Блейк.

– Будет ли сенсацией имя человека, который отдал приказ взорвать яхту «Анна» в Гамбурге и виллу в Ларнаке?

– Прайм-тайм на всех мировых каналах.

– Можете на него посмотреть, – кивнул Пастухов в сторону Волкова.

Дверь кабинета открылась, заглянул Перегудов, сообщил Пастухову:

– Через четыре минуты.

– Понял. Дверь закрылась.

– Господин Волков, это правда?

– Я дал вам совет, что делать. Больше нечего мне добавить.

– Сначала частности, – продолжал Пастухов. – Непосредственным руководителем операции по нейтрализации Назарова был полковник госбезопасности Вологдин. С целью сохранения секретности полковник Вологдин подал рапорт об увольнении из ФСБ и был зачислен в штат Управления господина Волкова. Законспирированность этой организации такова, что даже их компьютеры никак не связаны с внешними коммуникациями. На этой дискете – все кадры Управления. Один из лучших хакеров Москвы три часа работал сегодня в информационном центре Управления, пока сумел взломать коды. Если господин Волков позволит воспользоваться его компьютером, вы своими глазами убедитесь в правдивости моих слов. Вы разрешите, Анатолий Федорович?

– Вам нужно мое разрешение?

– В общем, нет… Ладно, дискету мы сможем изучить в любое время. Здесь же – имя радиста, внедренного в команду яхты, а также анкета офицера госбезопасности Петерсона, который под видом бармена проник на борт и заложил взрывное устройство. Здесь же – данные офицеров Веригина и Куркова, взорвавших виллу Назарова в Ларнаке и погибших при взрыве. Я не знаю, почему не успел уйти с борта яхты Петерсон, но почему погибли Курков и Веригин, знаю совершенно точно.

Они использовали взрывные устройства типа «ФЗУД». Эти устройства были специально настроены таким образом, чтобы взрыв произошел в момент активизации заряда.

Кстати, таким же устройством с тротиловым эквивалентом в два килограмма и радиоуправляемым взрывателем был уничтожен вертолет командующего армией генерал-лейтенанта Гришина. Но к этой теме мы вернемся чуть позже… – Убийство Назарова – акт политического террора? – спросил Блейк.

– Наконец-то ты начал работать, – заметил Пастухов. – А то я думал, что мне придется брать интервью у самого себя. Нет. Господин Волков выполнял заказ теневой власти – нефтяных магнатов, стремившихся прибрать к рукам всю российскую нефть. Они остались довольны его работой. И в качестве гонорара перевели на счет господина Волкова в «Народном банке» триста пятьдесят тысяч долларов.

– Это ложь, – заявил Волков.

– Назвать счет? Номер платежного поручения? Реквизиты отправителя?

– Вы не могли получить эту информацию законным путем, – заметил Блейк. – Это коммерческая тайна.

– Арни, заткнись! – вмешался Гринблат, не отрываясь от камеры. – Мы не прокуроры. Нам нужна информация, а не способы ее получения.

– Скажу больше, – продолжал Пастухов. – Заказчики господина Волкова были столь великодушны, что подсказали ему способ увеличить эту сумму в несколько раз. По их совету сын господина Волкова, президент «Фонда развития», продал под залог этих денег акции нескольких российских нефтяных компаний в расчете на дальнейшее падение их курса… Анатолий Федорович, как вы назвали наемников, которые берут деньги и не выполняют контракта? Грязными подонками?

– Да! И я не отказываюсь от своих слов!

– Включите, пожалуйста, телевизор. Программу «Деловая Россия». Она уже началась.

– Серж, мы пришли сюда не смотреть Ти-Ви, а делать его! – запротестовал Блейк. – У меня еще куча вопросов!

– Замри, Арни! – взмолился Гринблат. – Ты что, не видишь? Парень знает, что делает!

Волков безразлично пожал плечами, пультом включил «Панасоник» с крупным экраном. И подался вперед. В студии, рядом с ведущим программы, сидел Назаров.

«По-моему, я схожу с ума», – подумал Волков.

– Это же Назаров! – заорал Блейк. – Сам Назаров! И он, годдэм, живой! Серж, сукин ты сын! Ты знал это!

– Конечно, знал. У нас был контракт: обеспечить безопасность Назарова и переместить его в Россию. Мы это сделали. Правда, не на определенный участок польско-белорусской границы, а в Москву. Но наш заказчик, надеюсь, не станет придираться к таким мелочам… Анатолий Федорович, сделайте погромче. Давайте немного послушаем.

Волков прибавил звук.

– …презентации проекта в «Президент-отеле» присутствовали крупнейшие финансисты и предприниматели России, видные журналисты, ученые, политические деятели и члены правительства. Герой дня, инициатор проекта Аркадий Назарович Назаров – надеюсь, мне не нужно его представлять? – был так любезен, что согласился сразу после презентации приехать к нам в студию и ответить на вопросы программы «Деловая Россия». Добрый вечер, Аркадий Назарович.

– Добрый вечер.

– Разрешите поздравить вас с очередным воскрешением.

– Спасибо.

– С каждым разом вы делаете это все эффектнее и эффектнее.

– Набираюсь опыта.

– Вам не надоело с грохотом погибать, а потом воскресать?

– Очень утомительное занятие. Но оно разнообразит жизнь.

– Рассказывают, что Хемингуэй любил запираться от домашних и читать собственные некрологи. Вам нравится читать статьи о собственной смерти?

– Нет, в них все время одно и то же.

– А теперь перейдем к серьезным вопросам, – продолжал ведущий. – Наши эксперты предсказывают, что после сегодняшней презентации акции нефтяных компаний взлетят в цене. Как вы думаете, на сколько пунктов?

– Завтра узнаем.

– И все-таки? На тридцать? На пятьдесят? На сто?

– Думаю, что не меньше.

– Значит, те, кто крупно играл на понижение, будут разорены? Вы не боитесь мести с их стороны?

– Нет. Им не на что будет нанять приличного киллера.

– А с неприличным справится ваша охрана?

– Я намерен совсем отказаться от нее. Полагаю, что охранять меня сейчас бросят все спецслужбы России. Потому что, если мне на голову даже случайно упадет кирпич, Кремль все равно обвинят в сведении счетов с политическим противником.

– Вы являетесь противником президента?

– Только тогда, когда он отступает от им же провозглашенного курса реформ.

– Вы взвалили на себя огромное дело. Оно потребует колоссальной отдачи сил и не сулит быстрых прибылей. Во имя чего? Вы и так являетесь одним из самых богатых людей России. Можете ли вы сказать, что работаете для блага Родины?

– Это не из моего словаря. Но, если угодно, можно сказать и так.

– Какой смысл вы вкладываете в это понятие? Если хотите, можете не отвечать.

– Почему? Я отвечу. Родина – это то, что остается у человека, когда у него не остается больше ничего… Пастухов взял пульт и выключил телевизор.

– Продолжим, – проговорил он, обращаясь к журналистам. – Сенсация номер два.

Примерно в начале этого года Управление по планированию специальных мероприятий начало реализацию программы под кодовым названием «Помоги другу». Специалисты фирмы «Медикор» предполагают, что за это время на нелегальный рынок поступило трансплантационных органов не меньше, чем на сто миллионов долларов наличными… – Нет! – прервал его Волков. – Нет! Вы этого не расскажете!

Пастухов повернулся к нему и спокойно сказал:

– Расскажу.

И Волков понял: расскажет. А эти стервятники вынесут сенсацию на первые полосы газет и в прайм-тайм ведущих телеканалов мира.

И это будет для него… Это будет страшнее смерти.

Это включит в себя его смерть как само собой разумеющийся и далеко не главный элемент. Неважно, что это будет: случайное ДТП на темной подмосковной дороге или приступ сердечной недостаточности. Но включит и многое другое.

Слишком многое. Там будет и разорение дома, который он строил. И клеймо проклятья на семье, которую он любил. И позор России, которой он служил.

Как мог.

– Пусть они уйдут, – попросил Волков. – И заберут камеру.

Блейк выжидательно взглянул на Пастухова. Тот кивнул: выйдите.

– Чего вы хотите? – спросил Волков, когда они остались одни.

– Куда ушли эти сто миллионов? На избирательную кампанию президента?

– Не уверен.

– А я уверен. Вы с упорством маньяка уничтожаете всех, кто хоть что-то знал о программе «Помоги другу».

– Я выполнял приказ.

– Такой приказ отдают, когда хотят сохранить страшную и грязную тайну.

– Эта тайна гораздо страшней и грязней.

– Вот как? – не поверил Пастухов. – Бывает и так?

– Да. Лишь часть этих денег могла поступать в избирательный фонд президента. Но я думаю, что не поступало и части. Все деньги оседали на частных счетах в западных банках.

– И вы, русский офицер, служили этой мрази?!

– Я стал догадываться обо всем слишком поздно.

– Последний вопрос. Понятно, почему командарм Гришин. Понятно, почему Жеребцов. Понятно, почему мы. Но почему Голубков? Он знал только название программы. И услышал его от меня по чистой случайности.

– Он следил за виллой в Ларнаке. Мог увидеть Веригина и Куркова. И узнать их. У него феноменальная память.

Пастухов вынул из кармана какой-то листок и положил перед Волковым.

– Я хочу, чтобы вы оплатили этот счет.

– "Свечи церковные…" Что это значит?

– Расшифровать? Лейтенант Тимофей Варпаховский… – Хватит, – сказал Волков.

– Здесь не хватает еще одной свечи. Я узнал об этом только сегодня. Анна Назарова. Врачи считали, что она в бессознательном состоянии. Они ошибались. Она услышала по радио о взрыве виллы в Ларнаке.

– Я сожалею.

– Вот как? – вскинулся Пастухов. – И это все, что вы можете сказать?

– У меня нет оружия.

Пастухов вынул из-за спины тяжелый револьвер и швырнул его на письменный стол Волкова. Волков едва успел поймать его на краю стола.

Он знал эту модель. Кольт-коммандер 44-го калибра. Червленый ствол, серебряная насечка на рукояти. Самый мощный револьвер в мире.

– Один патрон? – спросил он.

– Все восемь. Из этого кольта не стреляли ни разу.

Волков проверил барабан и взвел курок.

Спросил, в непроизвольной усмешке кривя губы:

– Не боитесь, что начну с вас?

– Нет, – сказал Пастухов.

И его «нет» было для Волкова, как пощечина.

Пастухов повернулся и пошел к выходу.

Стукнула дверь.

Волков поправил очки, сунул ствол под подбородок и нажал спуск.

Приемная была отделена от кабинета тамбуром из двух тяжелых дубовых дверей, но звук выстрела, даже приглушенный, прозвучал резко и страшно.

Помедлив, Док заглянул в кабинет, постоял на пороге и вернулся в приемную.

– Он это сделал.

Гринблат снял камеру со штатива и метнулся к дверям.

Пастухов преградил ему дорогу:

– Не нужно туда заходить.

– Но почему?!

– Потому. Дай мне эту кассету, Гарри.

– Какую? – не понял оператор.

– На которую ты снимал.

– Что ты с ней сделаешь?

– Размагничу.

– Серж, ты лишаешь нас куска хлеба! – возмутился Блейк.

– Зато вы больше нам ничего не должны… Спасибо, ребята, вы меня очень выручили. Боцман, проводи джентльменов к их машине.

– А какой был материал! – пробормотал Грин-блат, убирая камеру в футляр.

– Сколько вы хотели на нем заработать? – спросил Губерман.

– Не делай нас бедней, чем мы есть, – попросил Блейк. – По-русски как? Не сыпай нам соль на ранку!

– И все-таки?

– Десять. Двенадцать. Как повезло бы.

Губерман извлек из кармана какую-то книжечку и тонким золотым пером черкнул в ней несколько слов. Потом вырвал листок и протянул Блейку:

– Пятнадцать. «Мост-банк». Чек на предъявителя.

Блейк взглянул на чек, спрятал его в карман и покачал своей рыжей головой:

– Вы, русские, сумасшедшие!

– Я еврей, – поправил Губерман.

– Русские евреи – тоже сумасшедшие! – повторил Блейк и вышел вслед за оператором и Боцманом.

Губерман взял из рук Пастухова дискету и бросил ее в мусорную корзину.

– Она пустая. Хакер не справился.

– Но ты же сказал… – Чтобы ты чувствовал себя уверенно. Код он не смог взломать, но всю информацию по Назарову и «Помоги другу» уничтожил. Так что вы теперь вообще невидимки. Вас нет даже в здешних компьютерах.

Пастухов пожал ему руку:

– Спасибо за помощь, Фима. Без твоих ребят нам было бы очень трудно.

Передай Аркадию Назаровичу наши соболезнования.

– Он счастливый человек, – добавил Док. – У него была Анна. Не каждому так везет.

– Передам, – пообещал Губерман. – Он оценит ваши слова… Все? Пастухов кивнул:

– Все.

Губерман включил передатчик и приказал:

– Всем. Охрану освободить. Их оружие оставить на вахте, потом заберут.

Уходим!..

* * *

Так все и кончилось.

Ребята разъехались.

Каждое утро затопинский пастух Никита гнал мимо нашей избы стадо, изумляясь рассвету, а вечером возвращал его хозяйкам, изумляясь закату. Изумляться ему предстояло не меньше пяти лет. В этом меня клятвенно уверил зарайский нарколог, которому я хорошо заплатил за укол какого-то современного антабуса, который он вкатил Никите.

В «Московском комсомольце» появилась заметка о самоубийстве директора "Информационно-аналитического агентства «Контур» г-на Волкова. Вероятная причина: нервный срыв из-за финансовых трудностей, переживаемых агентством. Дело обычное.

В аналитические телепрограммы и в газеты просачивались слухи о перемещениях, новых назначениях и отставках в верхних эшелонах власти. Но кого это интересовало!

Генерал-майор Нифонтов, вернувшийся из Грозного после успешного завершения работы комиссии, которой удалось доказать, что взрыв вертолета командарма Гришина произошел из-за неисправностей в топливной системе, был назначен исполняющим обязанности начальника Управления по планированию специальных мероприятий.

Полковник Голубков стал и, о, начальника оперативного отдела.

Об этом он сам рассказал, приехав как-то порыбачить на своей плоскодонке, валявшейся возле нашей избы.

После рыбалки я проводил его до машины и к дому пошел почему-то не напрямую, а кру’гом – мимо березового околка у родника, вдоль Чесны, вода в которой начала заметно светлеть. Первый знак приближающейся осени. Снизу увидел нашу деревеньку, Ольгу в белой футболке возле избы, мелькающую в огороде красную панамку Настены.

И вдруг какое-то щемящее чувство охватило меня.

Я смотрел на привычные, с детства родные для меня места так, словно мне суждено было очень скоро все потерять.

Как и нужно всегда смотреть на всех, кого ты любишь, и на все, что любишь.

И я понял, что это за чувство.

Это и была тоска по Родине.

* * *

«Господи Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!..»