Текст книги "Чужая игра"

8

Генерал Иконников долго не мог поверить своему счастью: он свободен! Не считая синяка под глазом, «подаренного» ему Боцманом, он, кажется, вышел из всей этой истории благополучно... Иконников еще немного посидел в размышлении в кузове «газона» и, решив, что ему лучше всего немедленно вернуться на «Гамму» и постараться как можно тщательнее замести следы своего участия в пропаже контейнера, вылез из грузовика.

Бумажник с документами и деньгами Пастух ему отдал, поэтому большой проблемы с возвращением домой Алексей Николаевич не испытывал. Он встал на обочине, быстро поймал частника, который согласился за сто рублей довезти его до Рязани, и уже через пару часов покупал билет до своего города в кассах местного железнодорожного вокзала. С поездом ему тоже повезло: он отходил через полтора часа. Иконников зашел в ближайшую гостиницу и, заплатив без разговоров столько, сколько запросил дежурный администратор, отправился принимать душ.

После душа генерал заскочил на привокзальный рынок и, не скупясь, купил себе кое-что из одежды: нижнее белье, носки, спортивный костюм и кроссовки. Затем он заперся в примерочной и, сняв с себя помятую и изрядно испачканную генеральскую форму, надел все чистое.

Иконников, похожий теперь на туриста, объявился возле своего вагона люкс за полчаса до отхода поезда. В небольшой спортивной сумке, которая висела у него на плече, лежала сложенная форма и бутылка дорогого армянского коньяка. Генерал отдал свой билет проводнику, тот уважительно кивнул, приглашая занять купе, и через минуту Алексей Николаевич с удовольствием водрузил свое грузное тело на застеленный чистыми, хрустящими простынями диван СВ.

Вскоре поезд тронулся. Иконников, решив первым делом отметить свое благополучное возвращение домой, достал коньяк и принял для бодрости духа сто граммов. Чувствовал себя Алексей Николаевич прекрасно: он был жив, здоров и весел. Для полного ощущения счастья ему не хватало лишь одного – вкусно и сытно поесть: ведь в последние сорок часов он не ел ничего, кроме нескольких бутербродов, а коньяк так сильно возбудил его аппетит, что у генерала даже в животе забурчало.

Иконников справился у проводника, где находится вагон-ресторан, и обрадовался, что идти к нему всего два вагона – даже здесь ему улыбалась удача.

«После темной полосы обязательно должна следовать светлая, – думал Иконников, направляясь в ресторан. – Ничего удивительного, что мне сейчас во всем стало везти – ведь я сейчас нахожусь в светлой полосе своей жизни...»

Было около трех часов дня – самое обеденное время – в ресторане почти все столики были уже заняты. Но и тут ему повезло: официант, которого он попросил посадить себя как-нибудь получше и подкрепил свою просьбу сотенной купюрой, тут же предоставил ему пустующий стол рядом с барной стойкой. Сняв со стола табличку «спецобслуживание», официант подал меню генералу и вежливо склонился рядом с ним с блокнотом в руках. Отлично разбираясь в психологии ресторанных посетителей, официант был уверен, что в лице Иконникова он заполучил выгодного клиента.

И действительно, Алексей Николаевич, убежденный, что совсем недавно находился одной ногой в могиле, решил отметить свое счастливое «воскрешение» и сегодня позволил себе не экономить на удовольствиях. Генерал заказал обед с икрой и семгой, двести граммов коньяка, фрукты и пообещал хорошо отблагодарить официанта, если все это будет принесено ему как можно быстрее.

Официант засуетился, заставляя стол тарелками со вкусно пахнущей едой. Наконец Алексей Николаевич приступил к трапезе. Торопиться ему было некуда, поэтому он ел обстоятельно, с интересом разглядывая сидящих в ресторане попутчиков.

Минут пятнадцать спустя к нему подскочил официант.

– Извините, пожалуйста... – заискивающим тоном сказал он, – не согласились бы вы немного потесниться?.. Здесь двое господ, которые заказывали этот столик... Я думал, они придут позже, но... сами понимаете мое положение...

– Да чего там, пусть идут, места хватит! – благодушно разрешил Алексей Николаевич; он был совершенно уверен, что официант все это сейчас выдумал на ходу: просто захотелось воспользоваться ситуацией с отсутствием мест, срубить еще деньжат с клиентов. Но генерал сейчас был в таком прекрасном настроении, что сразу решил смотреть на эту уловку сквозь пальцы: ему и самому не хотелось сидеть в одиночестве.

Немного погодя официант действительно подвел к столу двух мужчин. Оба они были лет тридцати, немногословны, коротко стрижены; их прекрасно развитую мускулатуру облегали дорогие фирменные спортивные костюмы.

«То ли спортсмены, то ли бандиты... – подумал Иконников, глядя на них. – Впрочем, сейчас такой бардак, что до конца никогда не разберешься: с утра он спортсмен, а ночью, глядишь, уже бандит. Да не один ли хрен, с кем дорогу коротать...»

– Садись, мужики! – сказал генерал. – Познакомимся по случаю? Меня зовут Алексей Николаевич. А вы?..

– Славик, – ответил один. Он был чуть выше своего приятеля и пошире в плечах.

– Шурик, – откликнулся второй.

– Угощайтесь, ребятки, пока моим... – предложил Иконников, указывая на коньяк, – у меня праздник сегодня, так что с меня вроде как причитается...

– Спасибо, – сказал Славик. Не дожидаясь повторного предложения, он налил коньяк в три рюмки, поднял свою и произнес: – Ваше здоровье!

Все дружно выпили. Потом официант принес ребятам шашлыки и коньяк и последовало ответное угощение; затем коньяк снова заказал Иконников...

Они просидели в ресторане несколько часов. Алексей Николаевич, к тому времени уже сильно захмелевший, нес какую-то ерунду, таинственно сообщал своим соседям, что он секретный генерал, приглашал «спортсменов» встретиться когда-нибудь еще и вообще был настолько расслаблен, что совсем не замечал происходящего вокруг.

Наконец уже порядком уставший от него официант предложил ему рассчитаться. Иконников достал бумажник, пьяно отслюнявил деньги и, сминая их в комок, кинул на столик.

– Сдачи не надо! – театрально воскликнул он и клюнул носом.

– Алексей Николаевич, давайте мы вас проводим, – предложил Славик.

Генерал только махнул рукой – ему сейчас было уже все равно.

Ребята быстро расплатились тоже, встали из-за стола, подхватили Иконникова под руки и поставили на ноги. Генерал, сильно качаясь, пошел по проходу между ресторанными столиками. Славик с Шуриком пристроились сзади, легонько поддерживая генерала под руки.

Миновав тамбур, все трое оказались в соседнем вагоне.

– Перекурим? – предложил Славик, придержав Иконникова.

– Давай, – безразлично согласился генерал.

Они закурили. Шурик порылся в кармане, достал ключ-трехгранку, открыл входную дверь. В тамбур ворвался шум колес и свежий ветер. Ребята еле заметно переглянулись, затем Шурик выбросил свою сигарету в проем двери и вышел из тамбура. Славик посмотрел на стоящего рядом с распахнутой дверью генерала, выждал, когда поезд окажется на решетчатой эстакаде моста над какой-то мелкой речушкой, и, упершись руками в стены тамбура, вдруг с силой ударил Иконникова обеими ногами.

Тот, вылетев в проем, с размаху ударился головой об опору эстакады, перевернулся несколько раз в воздухе и полетел вниз. Славик, повиснув на поручнях, проводил его полет взглядом, затем запер дверь и вошел в вагон. По соседству с тамбуром, у туалета, его ждал Шурик.

– Как? – спросил он.

– Нормально.

– Как проконтролируем, что он готов?

– Проверять не обязательно: я видел, как он грохнулся головой о ферму моста.

– Бывает, что пьяные выпадают из окон – и ни царапины...

– Бывает... Но не в этот раз. Если он сразу не кончился, то наверняка разбился потом – там высоты метров двадцать было.

– Доложим полковнику?

– Конечно.

– Когда?

– Сейчас...

И ликвидаторы, посланные по душу генерал-майора Иконникова руководством спецназа контрразведки, отправились к своему купе, чтобы доложить о конце операции.

Изувеченное от ударов и падения тело Иконникова было найдено только через неделю...

* * *

За день до этих событий, накануне вечером, генерала армии Степанова настоятельно пригласил к себе первый заместитель министра. Степанова уже не было в министерстве; в тот момент, когда адъютант первого позвонил ему, он сидел дома перед телевизором и смотрел вечернюю сводку новостей.

Такая настойчивость не обещала ничего хорошего. Генерал вздохнул, выключил телевизор и стал быстро собираться. Через полчаса Степанов, свежевыбритый, в с иголочки чистом и отглаженном мундире, уже делал первые шаги по ковру кабинета своего начальника.

Первый не стал вставать из-за стола, чтобы встретить своего посетителя. Более того, он даже не поднял головы от бумаг, когда генерал вошел в его кабинет. Это говорило о многом, и Степанов внутренне собрался, предчувствуя тяжелый разговор.

Наконец замминистра отодвинул от себя бумаги и посмотрел поверх очков на стоящего в центре кабинета Степанова.

– Семен Андреевич, может, вы наконец объясните мне, почему на полигоне «Гамма» до сих пор хранится запас бактериологического оружия, а я об этом ничего не знаю? – сказал ядовитым тоном хозяин кабинета.

«Откуда он узнал? – мелькнуло в голове Степанова. – Вот оно, началось!..»

– Это досадное недоразумение... – попытался выкрутиться он, – объект строго секретный, категории А; возможно, я просто упустил его из виду, когда докладывал на коллегии...

– Не далее как три недели назад мне принесли из секретариата министра докладную записку, в которой черным по белому было сказано: «На данный момент разработка бактериологического оружия прекращена, а запасы этого вида вооружений уничтожены». Это вы подписали? – Первый помахал перед собой докладом Степанова.

– Да, там стоит моя подпись, но вы понимаете, доклад готовил мой референт, ему не полагалось знать о полигоне «Гамма», поэтому в докладе о нем ничего нет. А я просто не успел проверить за ним, виноват...

– Давайте начистоту, Семен Андреевич... – Первый сменил тон. – Я убежден, что вы умышленно скрыли от руководства страны эту информацию, и тому у меня есть неопровержимые доказательства. Я надеялся, что вы станете раскаиваться в своем поступке и чистосердечно расскажете мне о причинах, которые побудили вас совершить это – не побоюсь самых резких слов – преступление, могущее нанести громадный политический и экономический ущерб государству. Но теперь я вижу, что ошибался: вы гораздо опаснее, чем я думал... Сами понимаете, после всего этого я не вижу причин к тому, чтобы вы по-прежнему занимали свой пост, и обязательно выскажу свое мнение маршалу. Вы знаете, министр со мной привык считаться, так что лучше сами напишите рапорт. Все, больше мне с вами разговаривать не о чем. Прощайте!

Степанов никак не ожидал, что их разговор пойдет так круто, но не растерялся.

– Нет, лучше вы послушайте меня... – сказал он.

– Зачем? – Первый, сделав вид, что снова занят бумагами, даже не посмотрел в сторону своего – теперь уже бывшего – коллеги и соседа по министерскому коридору. – Доводы о своей невиновности приберегите для военной прокуратуры. Я уже отдал распоряжение о расследовании вашей преступной деятельности. Ступайте, ступайте... И скажите спасибо, что об этой истории ничего не знают газетчики...

Генерал зря произнес эту фразу – Степанов сразу же встрепенулся: он увидел свой шанс к спасению.

– Отлично, я напишу рапорт об увольнении! – пошел в наступление Семен Андреевич. – Но зря вы думаете, что я в прокуратуре стану умалчивать и о ваших ошибках... А если об этом узнают еще и журналисты, то, как мне кажется, вам тоже придется писать рапорт о собственной отставке...

– Что?! Что вы сказали? – вскинулся первый зам. – Вы что, имеете наглость мне угрожать?

– Нет, просто предупреждаю: я сообщу журналистам, что по вашему личному указанию нашими учеными были переданы Ирану новейшие разработки по ракетоносителям среднего радиуса действия... Уверен, что ни президент, ни тогдашний министр обороны не были в курсе этого вашего приказа... Кстати говоря, журналистам наверняка будет интересно узнать, сколько конкретно стоило Ирану ваше расположение к ним. Наверное, их заинтересует один круглый счетец в багамском банке «Нассау»...

– Да как вы смеете! – закричал первый зам. – Вы прекрасно знаете, что все это гнусная ложь! Я выполнил распоряжение, предписанное мне правительством страны. И деньги заплачены не мне лично, а министерству. Вы отлично осведомлены, что этот счет используется нашей разведкой для финансирования своих операций...

– Это вам надо будет доказать, – ехидно улыбнулся Степанов: он почувствовал, что инициатива окончательно переходит к нему. – Что, сами понимаете, очень трудно будет сделать, не разглашая государственных секретов... Но до того времени ваше имя прополощут во всех мировых СМИ. Вот что, товарищ генерал армии, давайте забудем взаимные упреки, которые мы тут сейчас друг другу высказали... Ни вам, ни мне невыгоден этот конфликт. Я обещаю вам, что больше никогда и никому не стану говорить о миллионах, посланных иранцами на ваш счет в багамском офшоре, а вы дадите мне возможность исправить мою – тут я с вами соглашусь – ошибку с полигоном «Гамма». Так как, оставляем все как есть?

– Да... – с трудом выдавил первый после долгой паузы.

– Тогда здравия желаю! – Степанов отдал честь и, вполне довольный результатом разговора, покинул кабинет.

Как только его посетитель ушел, замминистра вскочил из-за стола: он не находил себе места от переполнявшего его возмущения.

«С этим человеком надо что-то решать! – думал он. – Нельзя давать ему время на подготовку новых пакостей. Степанов совсем зарвался; кажется, он всерьез решил идти ва-банк и может наломать столько дров, что потом Россия никогда не отмоется от позора. Что делать, что делать?..»

И тут он вспомнил, что есть человек, который знает о его багамском счете – генерал Тимофеев. Вот с ним, пожалуй, можно посоветоваться на эту щекотливую тему...

Он попросил помощника срочно найти ему начальника контрразведки генерал-лейтенанта Тимофеева. Вскоре генерал уже был в том же кабинете, где всего час назад его хозяину угрожал Степанов.

Тимофеев, выслушав рассказ первого заместителя министра, долго раздумывать не стал:

– Ситуация диктует нам только один способ решить все проблемы, – сказал он. – Генерал Степанов стоит сейчас всего на шаг от предательства, а с предателями церемониться нечего. Причем надо действовать быстро и решительно, излишние сантименты тут ни к чему; мы не можем себе позволить судебные разбирательства.

– Что вы имеете в виду, Аркадий Романович?

– Нет человека – нет проблемы...

– Это, кажется, слова Сталина?

– Иногда генералиссимус говорил очень правильные вещи... Ни вы, ни тем более я уже не можем контролировать тех, кто задумал, организовал и сумел долгое время хранить в тайне всю эту историю с полигоном. Джинн, которого они когда-то там упрятали, уже вылез из бутылки... Еще неясно, чем кончится операция по поиску похищенного контейнера со штаммом, а они уже начали принимать меры, чтобы переложить свою вину на чужие плечи. О нас я сейчас даже не говорю – тут на карту поставлена политическая репутация России... Кто знает, что могут предпринять эти несколько генералов, в руках которых сейчас фактически находится страшное оружие? Им же ничто не мешает им воспользоваться. Нет, их надо обязательно остановить...

– Так, может, их просто арестовать? Свяжемся сейчас с министром, доложим ситуацию, а он отдаст распоряжение военной прокуратуре...

– Боюсь, что такой шаг предпринимать уже поздно: они слишком много знают, и если произойдет утечка информации – а никто не даст гарантии, что они даже из Лефортова не смогут передать информацию, – то все равно Россия окажется в проигрыше.

– О каких генералах вы говорили? – спросил замминистра.

– Конечно, о Степанове. Затем Савченко и этот, как его там, Иконников, кажется...

– По первому пункту я согласен. По второму – категорически против. А по третьему... Надо разобраться, может, он всего лишь выполнял приказы.

– Иконников выполнил приказ, который ни в коем случае не должен был выполнять, и он это знал. Приказ отдавал Савченко – и одно это автоматически зачислило его в мой список.

– Но без Савченко мы бы никогда не узнали о махинациях Степанова...

– Товарищ генерал армии, он просто выгораживает себя, разве это не видно? Его роль во всем этом деле наверняка не меньшая, чем у Степанова. Он молчал до последнего, пока не понял, что земля уже горит и под ним.

– Нет, Савченко трогать не надо, – с нажимом сказал первый зам министра, – я давно его знаю, он хороший служака и если в чем-то и замарался... Я уверен, генерал Савченко честно постарается исправить свою ошибку.

– Что ж, вам виднее... – Тимофеев пожал плечами. – А с остальными?..

– В этом вопросе я целиком доверяю вам, – ответил первый.

Начальник контрразведки понял, что первый не берет на себя смелость разделить ответственность за решение о ликвидации, сваливает все на Тимофеева. Что ж, Аркадию Романовичу было не привыкать действовать на свой страх и риск.

– Спасибо за доверие, – сказал Тимофеев. – Можно приступать?

– Да, действуйте.

Судьба Степанова и Иконникова была предрешена. Выйдя из кабинета первого зама, Тимофеев немедленно отправился к себе в управление.

В ту же ночь двум группам ликвидаторов было дано задание на устранение генералов. Ликвидация и в том, и в другом варианте должна была выглядеть как несчастный случай, поэтому у Степанова, который имел личную охрану и к которому нельзя было так просто подступиться, набежал еще один день жизни.

А вот с Иконниковым все оказалось куда проще...

Его засекла в Рязани служба внешнего наблюдения, когда он покупал билет в железнодорожной кассе: у оперативников местного ФСБ с самого начала операции по поимке группы Пастухова на руках имелась и генеральская фотография. О нем немедленно было сообщено в Москву. Контрразведка перехватила информацию ФСБ, и Славик и Шурик – два капитана из спецгруппы, занимающейся самой грязной работой, – немедленно вылетели в Рязань. Избавиться от генерала не составило труда.

Позже, когда проводилось расследование обстоятельств гибели Иконникова, следователям удалось найти официанта, который рассказал, что генерал перед своей внезапной смертью был в стельку пьян и вполне мог по неосторожности выпасть из случайно оказавшейся открытой двери вагона. Экспертиза подтвердила слова официанта: в крови Иконникова содержалась такая доза алкоголя, что эксперты были удивлены, как генерал вообще мог самостоятельно передвигаться...

После недолгого расследования дело с формулировкой «несчастный случай» закрыли и сдали в архив. Жена Иконникова, продав квартиру в Поволжье, уехала к родственникам в Иркутск. Она так и не узнала, что была наследницей четверти миллиона долларов, лежащих в немецком банке. Этот счет так и остался невостребован на многие годы – ведь все, кто знал о нем с российской стороны, к тому времени уже были мертвы...

Генерал армии Степанов после неприятного разговора в министерстве не стал возвращаться домой. Он позвонил генералу Савченко и вынудил его вылезти из постели (была уже глубокая ночь) и встретиться с ним в одном из близлежащих сквериков.

– Что случилось, Семен Андреевич? – встревожено спросил Савченко, как только обнаружил своего начальника сидящим в темном сквере в неуместном для такого места и времени великолепии его генеральского мундира.

– А то ты не знаешь... – зло выдавил из себя Степанов, – первому заму кто-то доложил о «Гамме». Уж не ты ли в этом преуспел?

– Как можно, Семен Андреевич!.. – Савченко постарался, чтобы его слова прозвучали как можно более искренне. – Вы же знаете, мне под себя яму копать нужды нет...

– Ну-ну... – Степанов надолго задумался, решая, верить Савченко или нет.

– И что теперь будет? – не выдержал паузы Леонид Иванович.

– Если быстро спрячем все концы, быть может, и пронесет... Черт, не вовремя твой Иконников исчез! Придется без него действовать... Значит, так... В отсутствие Иконникова вся ответственность за ликвидацию запаса на «Гамме» ложится на тебя.

– А куда мне все это девать? – удивился Савченко. – Там же ни оборудования, ни специалистов...

– Ты что, в первый раз замужем? – вскинулся Степанов. – Закопай где-нибудь на территории, а потом будем разбираться, что с этим делать. Сейчас для нас самое главное – быстрота. Вопрос стоит так: успеем за день уложиться – усидим в креслах, нет – пеняй на себя. На карте стоит слишком многое. И не только наши погоны, Леонид Иванович, но и наши с тобой головы...

– Понятно...

– Ну а коли тебе все понятно, то действуй. Немедленно садись в самолет и – на «Гамму»! И чтобы к завтрашнему вечеру там все было чисто, чтобы любая проверка ничего не могла найти! Ты меня хорошо понял?

– Да, все понятно... – хмуро отозвался Савченко. Ему так не хотелось заниматься всем этим, но он понимал, что не может отказаться – иначе Степанов поймет, что первый зам министра получил информацию о «Гамме» именно от него...

– Да не трясись ты, – сказал Степанов, видя, что Савченко все еще колеблется, – генерал армии в курсе, я его предупредил...

– Да? – У Савченко закололо в области сердца: он понял, что первый зам не только не сможет его прикрыть, но и не захочет этим заниматься. – А как же он...

– Да так, – довольно усмехнулся Степанов, – мы договорились вернуться на исходные позиции: по документам на «Гамме» ничего нет, – значит, там ничего и не будет. При достаточной быстроте и сохранении секретности президент и все остальные ни о чем не узнают. А первый у меня в руках, я знаю, чем этого выскочку урезонить...

– Хорошо, я все сделаю! – пообещал Савченко.

– Вот и молодец! – Степанов хлопнул его по плечу. – Избавишься от контейнеров, назначишь там надежного человека вместо Иконникова – и в Москву. Сходим в баньку, посидим с пивком, с девчонками... А сейчас надо напрячься! – Степанов встал, показывая, что их разговор закончен. – Позвони мне завтра днем, расскажешь, как там у тебя дела идут...

– Слушаюсь! – официально ответил Леонид Иванович.

Он проводил своего начальника до поджидавшей его машины и собственноручно закрыл за ним дверцу. Вернувшись домой, Савченко связался со своим адъютантом и приказал ему немедленно готовить самолет. Через полчаса он, одетый в полевую генеральскую форму, мчался в машине на Чкаловский аэродром, размышляя, как сохранить в тайне предстоящую ему операцию.

* * *

Ольга Пастухова показывала своей дочке Насте, как правильно доить корову, когда у ворот дома остановилась черная «Волга» с четырьмя мужчинами. Шофер остался сидеть в автомобиле, а трое вышли из машины и, не стучась, раскрыли калитку в воротах и пошли прямо к дому. Один из них остался стоять во дворе, а двое все так же бесцеремонно вошли в дом. Не найдя там никого, они снова вышли во двор и, услышав голоса, раздающиеся из сарая, направились туда.

Это была бригада следователей из военной прокуратуры. Старшим в этой группе был полковник Сухотин. В Затопино они приехали по душу Пастухова; зря Сергей назвал себя, когда выходил в прямой эфир из чеченского лагеря – его фамилии для следователей было достаточно, чтобы найти место, где он с семьей обосновался. Они конечно же предполагали, что сейчас хозяина нет дома, но это ничего не значило: Сухотин хотел обнаружить в доме Пастухова хоть какие-нибудь сведения об остальных членах его группы.

Сухотин зашел в сарай, посмотрел, как маленькая Настена неловко дергает сосцы над небольшим пластиковым ведерком, как Ольга с улыбкой смотрит на старания дочери и, прерывая эту мирную идиллию, произнес:

– Ольга Николаевна, мне надо с вами поговорить...

– Вы кто? – спросила Ольга, отрывая взгляд от дочери и поворачиваясь к следователю.

– Я старший следователь по особо важным делам военной прокуратуры Петр Сергеевич Сухотин, – представился тот, разворачивая перед ней служебное удостоверение.

– Что-то случилось? – встревожено спросила Ольга. – С Сережей? Вы можете подождать? Я скоро освобожусь, только корову подою... Хотите молочка парного?

– Спасибо, не откажусь...

Сухотин взял протянутую Ольгой большую алюминиевую кружку, доверху наполненную теплым и ароматным молоком. Пока он пил, Ольга споро докончила дойку, обмыла вымя теплой водой, накрыла ведро чистой марлей и, взяв Настю за руку, понесла ведро в дом. Сухотин и присоединившийся к нему помощник шли следом за ними.

Поставив ведро на полку в подполье, Ольга отправила Настену на улицу и, только когда за дочерью закрылась дверь, сказала:

– Ну вот, я готова... Только скажите сразу: с Сережей все в порядке?

– Как вам сказать... – замялся Сухотин.

Он совсем не с того хотел начать разговор, но мирный покой, царящий в доме Пастухова, нисколько не соответствовал тому, что ему предстояло делать. Сухотин в первый раз за те несколько дней, что он гонялся за Пастуховым и его группой, усомнился в том, что тот – опасный террорист. Следователи переглянулись: судя по всему, Ольга была совершенно не в курсе, чем занимается ее муж.

– Почему вы молчите? – еще сильнее встревожилась Ольга. – Говорите правду, я жена офицера, пусть и бывшего, но мы друг от друга ничего не скрываем...

– Ольга Николаевна, давайте договоримся: вопросы буду задавать я, – уходя от прямого ответа, сказал Сухотин, – ведь именно для того мы сюда и приехали... Что касается вашего мужа, то, честно говоря, я тоже хотел бы знать, где он и что с ним. В связи с этим мой первый вопрос я сформулирую так: как вы думаете, чем занимался ваш муж в последние дни?

– Как – чем? – удивилась Ольга. – Ловил рыбу с друзьями на Волге.

– Вы в этом уверены?

– Конечно. Он вчера вечером мне звонил – говорил, что они много рыбы наловили, что скоро вернется...

– Да? Интересно, когда же он обещал приехать?

– Сергей сказал, дня через три.

– И все, больше ничего?..

– Ничего... Так, поинтересовался, как мы тут без него.

Ольга, чувствуя что-то неладное, решила умолчать о том, что ей самой тот звонок показался странным, но она привыкла доверять мужу и не задавать лишних вопросов: придет время – и Сергей сам все расскажет.

Сухотин быстро соображал, когда и откуда Пастухов мог сделать этот звонок. Если Ольга говорила правду – а скорее всего, так и было, – то выходило, что он мог звонить только с трассы. Но это противоречило образу хитрого и многоопытного террориста, который нарисовало следствие: навряд ли такой искушенный наемник, как Пастухов, стал бы звонить домой по мобильному телефону – ведь он скрывался от погони и, обложенный со всех сторон преследователями, не стал бы раскрывать свое местонахождение; в любом случае, он никак не мог не учитывать, что этот звонок могут засечь. Отсюда следовало несколько выводов: или Ольга очень убедительно выгораживает мужа, или Пастухову был очень нужен этот звонок (но зачем – не ясно); могло быть и такое: командир группы террористов не чувствовал себя таковым или – уж совсем невероятно! – был уверен в своей безнаказанности...

Каждая из этих версий имела свою логику и вполне могла соответствовать реальному положению вещей. Сухотин был опытным следователем, поэтому он давно привык, что в процессе расследования приходится идти сразу по нескольким путям. И только после того, как следователь убеждался в том, что все версии, кроме одной, являются ложными или ведут в тупик, он вплотную занимался только этой одной, единственно правильной версией...

Но сейчас, когда до одной-единственной было еще далеко, он понял, что должен установить только одно: правдивость слов Ольги Пастуховой.

– Ну ладно, – сказал он после небольшого раздумья. – У вас есть с кем оставить дочь?

– Зачем?

– Вы должны проехать с нами.

– Но для чего?

– Мы должны провести официальное дознание. Ваш муж подозревается в совершении особо тяжкого преступления. Вы должны дать интересующие нас показания. Для этого вы будете допрошены в прокуратуре.

– Я не верю, что Сергей мог совершить что-то плохое! И чтобы доказать вам это, я готова рассказать вам все, о чем вы попросите. Но разве нельзя этого сделать здесь?

– Послушайте, Ольга Николаевна, я уже говорил вам: не надо задавать лишних вопросов...

– Хорошо, раз вы настаиваете, чтобы я с вами поехала, я готова... – Ольга встала из-за стола. – Но мне нужно время, чтобы договориться с соседями о дочке.

– Только быстро, – разрешил Сухотин. – Проводи ее, – кивнул он помощнику.

Ольга в сопровождении следователя вышла из дома, а Сухотин прошелся по комнатам, рассматривая фотографии, висящие на стенах. Одну из фотографий, на которой Пастухов был снят со всеми своими ребятами (в полной экипировке разведчиков, на фоне чеченских гор), следователь аккуратно снял со стены и положил во внутренний карман.

Сухотин вышел на крыльцо, посмотрел на часы и поморщился: было около полудня, а он еще ни разу не связался со своим напарником по расследованию, полковником Гержой.

«Позвоню из управления, – подумал Сухотин, – может, что по дороге из нее выжмем...»

Он увидел, как во двор входит Ольга. По ее лицу текли крупные слезы, которые она неловко смахивала тыльной стороной ладони. За нею шел следователь Гуреев, помощник Сухотина.

Лицо его с правой стороны было неестественно красным, хотя сам Гуреев старательно делал вид, что ничего особенного не происходит.

– Ольга Николаевна, садитесь в машину, я сейчас... – сказал Сухотин и повернулся к Гурееву: – Ну что, капитан, проявил инициативу? Рассказывай. Только быстро!

– Да я, Петр Сергеевич, как лучше хотел... – начал оправдываться тот, – думал, нажму на нее малек, она и расколется...

– Эх, капитан, ты что, не видишь, что эта женщина не из тех, на кого давить можно? Что ты ей наплел?

– Ну... спросил, знает ли ее дочь, что ее отец наемный убийца. Еще припугнул, что она, если будет молчать, сядет вместе с мужем за терроризм.

– А что ты конкретно хотел от нее узнать?

– Кто мог заказать Пастухову контейнер...

– Идиот! – разозлился Сухотин. – Я же предупреждал, что о контейнере ни слова, никому! Его похищение строго секретная информация!

– Товарищ полковник, она так и продолжала бы молчать и муженька своего выгораживать... Она же о нем только хорошее знает, а я попытался показать его с другой, негативной стороны. Думал, что это заставит ее задуматься...

– Ну и какой была ее реакция?

– "Какой", «какой»... Дала мне пощечину и разревелась как белуга...

– Так... – Сухотин подумал, что теперь присутствие Гуреева будет только мешать ему. – Сделаем вот что... Ты останешься здесь с Дорофеевым – на случай, если Пастухов дома объявится.

– Есть, товарищ полковник!

– Инициативу не проявляй, и так уже напортачил. Только наблюдение. Если что – сразу связывайся со мной. Ты все понял?