Текст книги "Чужая игра"

– А что ж вы Савченко-то с собою не прихватили? – спросил я у капитана.

– Он заперся в комнате. Мы бы его сами арестовали, да у него автомат и «Макаров» в придачу.

– Ну-ну, и «сами»... – усмехнулся я. – Поздновато же вы спохватились...

– У меня был приказ от командира моей части: выполнять все требования генерал-лейтенанта... – начал оправдываться капитан.

– Идите-ка вы лучше вниз и посидите там у входа. Мы с вами потом разберемся: кто выполнял приказ, а кто и перевыполнял, – отмахнулся я от него.

Капитан вслед за своими бойцами стал спускаться к выходу на улицу, а я достал рацию и попросил Синицу встретить этих горе-вояк внизу.

Теперь путь на третий этаж был свободен. Мы поднялись, прошли вглубь по коридору. Несколько дверей были распахнуты настежь, остальные мы с предосторожностью открывали сами и перепроверяли. Наконец за поворотом мы обнаружили тот самый кабинет, в котором забаррикадировался генерал Савченко.

– Эй, генерал! – позвал я его. – Ваша карта бита! Давайте не будем терять напрасно время, выходите по-хорошему!

– А ты кто еще такой? – закричал генерал мне в ответ. – Я буду говорить только с представителем Министерства обороны и в присутствии моего адвоката!

– Ишь чего захотел! – громко возмутился Муха. – Права еще качает! Может, все-таки кинем ему в окно гранату – и дело с концом?

– Нет, этот гад под суд пойдет, – осадил его я.

– Он отмажется, точно отмажется! – продолжал горячиться Муха. – Ты что, Серега, не знаешь, как бывает?

– Знаю. Но до самосуда дело не допущу.

– Не волнуйся, Олежек, – успокоил Муху Док, – эта гнида не отмажется. У нас в вертолете есть такое вещественное доказательство, что его на три судебных процесса с лихвой хватит...

– Ну и давай его тогда выкуривать!.. – в досаде махнул рукой Муха. – Он же тут запросто может несколько суток просидеть.

– Не просидит, – вступил в разговор Боцман. – Генералы знаешь как пожрать горазды! Спорим, что он и трех часов не вытянет?..

Но спорить Олегу с Митей не пришлось: неожиданно за дверью раздался пистолетный выстрел. Я пару раз окликнул генерала, но тот не отозвался – и тогда мы с Боцманом вышибли дверь кабинета.

Савченко лежал у окна, широко раскинув руки. Правая кисть все еще сжимала пистолет, из пробитого виска ручейком струилась на пол темная кровь. Док наклонился над ним и пощупал пульс.

– Наповал! – констатировал он.

«Что ж, для него это был наилучший выход. Наверное, услышал наши разговоры – вот нервы и не выдержали...» – подумал я и сказал ребятам:

– Кажется, настал конец нашей рыбалке.

– Да уж, – откликнулся Док. – Жаль только, такую крупную рыбу упустили...

– Ну и что, таких акул все равно надо уничтожать! – легкомысленно заявил Муха. – Туда ему и дорога!

– Ладно, нечего тут над мертвецом разглагольствовать... – сказал я и добавил: – Пошли отсюда. Все, что мы могли, мы сделали...

Мы вышли из штаба на улицу. Константин Дмитриевич был уже здесь: на ходу допрашивал спецназовского капитана. Увидев нас, генерал пошел нам навстречу.

– А где Савченко? – спросил он удивленно.

– Застрелился, – ответил я. – На третьем этаже лежит, в кабинете. Наверное, надо бы милицию вызвать, «скорую»...

– Я, как только вы ушли, связался с областной ФСБ, – сказал Голубков, – хотел выяснить, куда же подевались местные служаки. Оказывается, Савченко их на учения отослал. Он тут наверняка чего-то натворил, нам еще предстоит с этим разбираться... А «скорая» уже у вертолета стоит, помощь майору и его парням оказывает. Из милиции тоже обещали усиленный наряд прислать. Ну, и из ФСБ подтянулись. Они у контейнера, рассматривают его. Представляешь, Сергей, даже им невдомек было, _что_ конкретно на этом полигоне хранится...

Вдали показалась колонна из нескольких грузовиков. По всей видимости, на полигон возвращались с «учений» местные. За ними пылили несколько легковушек милицейской раскраски – словно пионерскую колонну сопровождали...

– Ну что, Константин Дмитриевич, – сказал я, – теперь здесь и без нас обойдутся. А нам пора и до дому.

– Погоди, Сергей, – приостановил меня Голубков. – Надо же разобраться с вашими пропавшими вещами! Я тут малость пообщался с приехавшими чекистами, оказывается, один из ваших паспортов уже всплыл...

– Да? А вот это уже интересно! – напрягся я. – И как же он, интересно знать, «всплыл»?

– Местный ОМОН проводил рейд на колхозном рынке, попался им на глаза один подозрительный. Сам кавказец, а по паспорту – русский: Хохлов Дмитрий. («Боцман!» – мелькнуло у меня в мозгу.) Прописка подмосковная и все такое... Короче, они сейчас из этого то ли дагестанца, то ли ингуша цепочку тянут на того, у кого он паспорт взял. Если у них выйдет, глядишь, вы себе все свое барахло и документы сможете вернуть. Это же проще, чем новые оформлять! Да и потом, Сергей, у тебя же машина была такая отличная, по горячим следам ее тут еще можно отыскать. А через несколько дней разберут ее на запчасти или перекрасят и из этой области в другую переправят, так что ищи-свищи тогда...

– Так что вы предлагаете, Константин Дмитриевич? – спросил я. – Ждать тут, пока нам все наше барахло не отыщут?

– Конечно, можно и домой поехать... – дипломатично заметил Голубков. – А там уже ждать у моря погоды и надеяться на лучшее. Но, зная тебя не первый год, я все-таки посоветовал бы тебе и ребятам проявить активность и помочь местным спецам в поисках. С такой командой, да с таким-то опытом! Да вы тут за пару суток управитесь...

Доводы Константина Дмитриевича были убедительны: действительно, проще было задержаться еще на несколько дней, чем потом в Москве ломать себе голову над вопросом: найдут местные опера мою тачку или нет, всплывут, как у Боцмана, наши документы или так и канут – хорошо, если бесследно! Затеряются на необъятных просторах нашей страны. Ну а про вещи я не говорю, вот только спальники жалко, они с нами столько прошли... Да и не купишь их, такие спальники-то!

Видя, что я всерьез задумался над его словами, Голубков предложил:

– Пойдем к вертолету, я вас с тем самым фээсбэшным опером сведу, который хохловский паспорт обнаружил. Может, он тебе лучше, чем я, все объяснит...

После разговора с местным оперативником, после его обещания пристроить всех нас в их фээсбэшной гостинице и даже прикрепить к служебной столовке, нам не оставалось ничего другого, как согласиться. А узнав от Голубкова о том, что только благодаря нашему вмешательству был уничтожен учебный чеченский лагерь, фээсбэшный полковник, между прочим, так к нам проникся, что даже пообещал выписать за это поощрительную премию (оказывается, есть у них некий свой фонд для таких вот целей)...

Мы распрощались с Константином Дмитриевичем и на «Волге» полковника из областного ФСБ покатили туда, где еще пару дней назад вся милиция стояла на ушах, занятая нашей поимкой. Не скажу, что мы триумфально въехали в город, но ощущение радости от честно сделанного дела присутствовало.

Нас привезли сразу в областное УВД, где Боцмана сфотографировали, вклеили его собственное фото в его собственный паспорт и тут же выдали ему на руки, а всем остальным вручили по справке о пропаже документов. Затем на той же «волжанке» нас отвезли в чекистскую гостиницу, выдали на неделю вперед талонов на питание, по три тысячи рублей премии (оперативно работают, черти!) и только тогда оставили нас одних, поселив в двух просторных номерах.

Мы плотно поужинали в довольно приличной столовой, накупили на выданные нам деньги туалетных принадлежностей и потом чуть не по часу каждый полоскались в душе. И только после всего этого дали навалиться на нас той страшной усталости, которую мы все эти дни старались не замечать. Ни на разговоры, ни на что-нибудь другое у нас просто не было сил: мы полегли на свои заправленные свежим бельем кровати и тут же провалились в глубокий сон. Все остальное случилось с нами уже завтра...

10

Мы проспали больше двенадцати часов – до тех пор, пока в десять утра к нам в комнату не постучался присланный за нами шофер из местного УВД. Пришлось ему ждать, пока мы умоемся и позавтракаем. На то, чтобы купить себе что-нибудь из одежды (старая, в которой мы пробегали все эти дни, стала похожа на обноски), уже не было времени.

Шофер привез нас прямо к зданию местного уголовного розыска. Он позвонил кому-то по внутреннему телефону, и нам навстречу вышел улыбающийся крепыш.

– Старший оперативный уполномоченный областного отдела по борьбе с организованной преступностью майор Мальцев Антон Егорович, – официально представился он. А потом неофициально добавил: – Так вот вы какие!

– Это какие же такие? – ехидно поинтересовался Муха.

– Ну мы тут в отделе грешным делом думали, что те, которые чеченцев так пошерстили, – богатыри, не иначе. А вы обычные люди, каких много... Чем же вы берете, не раскроете секрет?

– Наша подготовка, майор, – военная тайна... – встрял донельзя серьезный Артист. – Мы не имеем права ее разглашать...

– Да? Жаль... – не понял шутки Мальцев. – Ну что, пойдем к нам? Я введу вас в курс дела.

Комната, где базировались оперативники, прямо скажем, была не ахти: тесновато, темновато, пыльно. За пятью столами, заваленными папками с бумагами, сидело восемь человек. А майор, казалось, вовсе не замечал неухоженности своего хозяйства.

– Знакомьтесь, вот мои люди...

Он по очереди представил своих коллег, потом назвали себя и мы. На этом официальная часть встречи подошла к концу и все, усевшись кто куда, стали обсуждать, с какого бока нам можно подступиться к поиску наших вещичек.

Один из следователей отдела, который вчера уломал-таки на признание фальшивого Хохлова (на самом деле оказавшегося жителем Махачкалы Вагизом Алишеровым), доложил, что дагестанец дал наводку на одного торговца документами.

– Есть на колхозном рынке один мужик – все зовут его Семь-Сорок за любовь к этому мотивчику; так вот он – по рассказу Алишерова – настоящий спец по документам. Сначала он скупает у алкашей паспорта, а то использует ворованные бланки паспортов, каких-нибудь других корочек, а потом по требованию желающих вставляет туда их фотографии. Берет всего пятьсот «зеленых», сам за бланк дает не больше пятидесяти – отличный бизнес!..

– А вы раньше что – о нем ничего не знали? – спросил у Мальцева Док. – Он же, наверное, не первый год таким вот макаром промышляет?

– А наверно! Но доказательств нет. Есть только косвенные подтверждения вроде высокой квалификации Семь-Сорок – такую руку на двух-трех паспортах не набьешь... Его можно только с поличным взять, а поскольку его клиенты сплошь и рядом из криминальной среды, пока нам его зацепить не получалось. Так что этот Алишеров его первым, получается, сдал...

– Ну что же, и этого достаточно, – сказал я. – Думаю, самое время пойти и познакомиться с этим Семь-Сорок...

– Валяйте! Только не спугните его, – предупредил Мальцев. – Он мужик нервный, если раскусит вас, потом год его не найдешь.

– Не раскусит! – засмеялся Муха. – У нас знаете какой артист есть! Что, Семен, сыгранем спектакль?

– Нет проблем! – Артист привстал со своего места, шаркнул ножкой и галантно поклонился. Аплодисментов он не сорвал, но и сомнений его кандидатура не вызвала: потрепанный вид Артиста и вечный авантюрный блеск в глазах идеально подходили для первого контакта с торговцем документами.

Договорившись о связи и получив на руки пятьсот меченных специальной краской долларов, мы вышли из здания УВД, схватили частника и поехали к колхозному рынку.

* * *

Мы зашли на рынок по одному и тут же растворились в толпе покупателей, снующих грузчиков и вездесущих горбоносых перекупщиков. Я шел шагах в пятидесяти от Артиста и, посматривая для отвода глаз на красиво разложенные на прилавках фрукты и овощи, старался не выпускать Семена из вида. Он тоже повертелся среди прилавков, купил грушу у толстой тетки кавказского вида и направился к противоположной от входа стороне рынка. Там, как нам рассказали оперативники, возле будочки с вывеской «Ремонт обуви» и ошивался постоянно Семь-Сорок.

По описаниям милиционеров, это был вертлявый и костистый человечек лет сорока. Мальцев уверял, что мы его сразу узнаем – Семь-Сорок косил левым глазом и заметно шепелявил (когда-то в пьяной драке ему выбили передние зубы, он потом их, конечно, вставил, но дантист оказался плохой, зубы торчали вперед, и выпяченная верхняя губа при разговоре шлепала).

Я увидел, что Артист завязал разговор с каким-то мужиком, сидящим на ящике возле обувной будки, а приглядевшись как следует, понял, что этот низкорослый и щуплый собеседник и есть тот самый Семь-Сорок. Я с независимым видом подошел к будке обувщика и принялся рассматривать выложенные в плексигласовом ящичке набойки и стельки. Одновременно я внимательно вслушивался, о чем Артист и Семь-Сорок толкуют.

– У меня поезд через четыре часа, мне сваливать срочно надо, мужик! – говорил Семен.

– Ишь шустрый какой! – недоверчиво качал головой Семь-Сорок. – И откуда такие берутся?

– "Откуда", «откуда»! Из Москвы, вот откуда! – изобразил Артист досаду и возмущение.

– И как меня отыскать, тоже там сказали?.. – Семь-Сорок сощурился, и от этого его косой зрачок заехал уж совсем куда-то в верхний угол глаза.

– Нет, мне о тебе в местном угро доложили! – брякнул Артист. – Слушай, ты, косая обезьяна, я ведь могу и по-плохому с тобой побазарить... – Артист откинул полу куртки и продемонстрировал «паспортисту» свою неразлучную «беретту». Внушительный вид этой пушки заставил косящий глаз сместиться к переносице, и Семь-Сорок сразу стал похож на артиста Крамарова. – Не сделаешь мне, падла, ксиву через два часа, я тебя из-под земли вырою и грохну! Мне терять нечего... – добавил Семен для пущей остраски.

– Ладно, парень, не горячись. – Видно было, что Семь-Сорок заметно струхнул. – Есть у меня один паспорток, как раз с московской пропиской... Но это дороже будет стоить.

– Сколько?

– Семьсот.

– А мне сказали, что ты триста берешь. Не круто ли заломил?

– Ну тогда шестьсот...

– Даю пятьсот, – возразил Семен, – и хорош с меня три шкуры драть!

– Ладно, покажь деньги... – смилостивился Семь-Сорок.

– Что?! Я тебе не фраер, чтобы впустую базарить! – возмутился Артист. – На, гад, гляди!

Он быстро помахал перед носом мужика долларами и снова сунул их в карман.

– Ладно, пошли, сфотографируемся... – встал со своего ящика Семь-Сорок.

Я, к тому времени уже отошедший от обувщика (ясно было, что Артисту удалось договориться, и они сейчас вдвоем уйдут с рынка), пригладил волосы условным знаком, и тут же ко мне приблизились мои ребята.

– Олег, давай за Семеном, – сказал я Мухе, – мне уже не с руки, я достаточно перед этим светился...

Муха заспешил за удаляющейся парой, а мы вчетвером потихоньку побрели следом...

Все остальное было проще пареной репы. Семь-Сорок повел Артиста к себе домой, где разложил перед ним на столе на выбор несколько паспортов. Сервис, который предлагал Семь-Сорок, был на высшем уровне: у него можно было выбрать не только подходящую прописку, но и имя с фамилией... Здесь было несколько саратовских, один уральский и парочка паспортов уж совсем из какой-то тьмутаракани. Но, что приятно удивило Семена, в обещанном московском паспорте он сразу же узнал свой собственный... Правда, фотография там уже предусмотрительно была отклеена и Артист только внутренне усмехнулся, представив, какой была бы реакция Семь-Сорок, когда бы он понял, что разницы между старой и новой фотографиями не существует...

Мы же стояли под дверью Семь-Сорок с вызванным сюда для составления протокола одним из оперов Мальцева и ждали условного сигнала.

Семь-Сорок тем временем занимался своим делом: вклеив фото Семена на нужную страницу, он аккуратно выдавил на ней фальшивым клише рельефный оттиск. Затем вручил паспорт Артисту и торжественно произнес:

– Ну вот, теперь ты Злотников Семен. Гони деньги!

Артист протянул ему меченую валюту, а сам нащупал в кармане портативную рацию, выданную майором Мальцевым для связи, и три раза подряд нажал на кнопку вызова. И когда на моей рации раздались три характерных щелчка, я понял: Семен подает оговоренный условный знак, после которого можно приступать к активным действиям. Я показал Боцману на дверь, и тот в два удара вышиб ее из косяка.

Мы ворвались в комнату. Ничего не понимающий Семь-Сорок сидел за столом, испуганно кося на нас своим глазом. Перед ним на столе по-прежнему лежали несколько паспортов и только что уплаченные Артистом доллары. Семен предусмотрительно стоял рядом – на случай, если Семь-Сорок попытается дать деру.

– Ну, мужик, теперь ты влип в дерьмо по самые уши... – похлопал «благодетеля» по плечу Артист. – Срок с конфискацией тебе уже обеспечен.

Оперативник деловито сел напротив хозяина за стол, достал папку с бланками протоколов и принялся за свою обычную писанину. Продемонстрировав Семь-Сорок метку на долларах, буднично спросил:

– Так, гражданин Малахов... Откуда у вас чужие паспорта?

– На рынке купил по случаю, – ответил тот.

– Для чего вы их купили?

– Так, людям помогал... которые в документах нужду имели.

– Значит, помогал? И поэтому в паспорта чужие фотографии вклеивал?..

Между прочим, после легкого, поверхностного обыска на квартире Малахова мы обнаружили все наши документы: видно, хозяин был человек запасливый и работал с большим размахом... Если бы не барахло, которым была доверху забита квартира Семь-Сорок, он бы так и не раскололся. Но предстоящая реальная конфискация развязала ему язык, опер пообещал Малахову, что изменит его статью на более легкую, если он сдаст человека, продавшего ему наши паспорта. И тогда Семь-Сорок рассказал о своей связи с криминальной группировкой, которая держала под собой колхозный рынок. Он даже пожаловался нам на покровителей – они постоянно тянули из него деньги, оправдываясь тем, что дают ему на рынке «крышу» от мелкого хулиганья.

Группировка была интернациональной: азербайджанцы, татары, русские. Были там и чеченцы, специализирующиеся на выбивании долгов. Как раз один из таких вышибал и принес Семь-Сорок наши паспорта.

Этот еще раз доказывало, что в Поволжье чеченцы смогли устроиться довольно основательно и с размахом. Лагерь подготовки террористов был лишь верхушкой айсберга; он опирался на разветвленную инфраструктуру, которую чеченцам удалось создать всего за каких-то полтора-два последних года.

Узнав, что нужный нам чеченец Артур, по кличке Хлеборез, регулярно появляется в ресторане у речного вокзала, мы оставили оперативника заканчивать с Малаховым, а сами поехали к Волге – на речной вокзал.

* * *

Ресторан «Волжские зори» оказался непрезентабельной двухэтажной стекляшкой, стоящей на самом берегу реки. Внизу, чуть правее, начинался длинный ряд речных причалов, у которых красовалось несколько трехпалубных пассажирских теплоходов. На первом этаже заведения находилась небольшая грязная биллиардная и бар, а на втором – непосредственно сам ресторан. Время было обеденное, деньги у нас были, поэтому мы решили, что можем совместить приятное с полезным – заодно с поисками Хлебореза и нормально пообедать.

Подскочивший к нам официант удивленно посмотрел на меня, когда я, заказывая обед на пять персон, отказался от алкоголя и попросил минералки. Но все равно заказ наш был солидный, официант шустро побежал его выполнять.

В ресторане было немноголюдно: из двух десятков столов занята была от силы треть. Публика здесь сидела специфическая: в основном стриженые молодые ребята в спортивных костюмах, тупо жующие под водяру свои антрекоты. Судя по всему, место было злачное, и нормальная публика сюда на заглядывала. Но нам это было лишь на руку: в такой обстановке наш вечен мог чувствовать себя спокойно, и ничто не помешало бы нам с ним потолковать с глазу на глаз...

Теперь, получив свои документы, мы хотели только одного: пока мы здесь, помочь местной милиции размотать до конца весь тот чеченский криминальный клубок, который свился здесь, можно сказать, в центре России. Даже наши с Мухой машины стали делом вторым, не главным. Мы уже решили для себя: если что, завтра утром возьмем билеты на поезд и отправимся по домам. Получится встретить Хлебореза сегодня – что ж, значит, нам повезло. Нет – значит, будем надеяться на то, что местная милиция в конце концов найдет наши машины...

Мы не торопясь пообедали и спустились вниз. Собственно, если где и ждать встречи с Хлеборезом, то здесь, в бильярдной. Арендовав два бильярдных стола, мы, потихоньку попивая сок, принялись играть друг с другом. Время тянулось медленно. Чтобы оживить игру, мы даже устроили между собой что-то вроде чемпионата: сыграли каждый с каждым по разу (играли в классическую русскую горку), затем победители с победителями, затем определили финалистов и, наконец, устроили финал. В него вышли Док и Артист. Сначала Семен повел в счете, но потом невозмутимый Иван быстро сравнял партию и выиграл.

Я предложил Доку, коли он так хорошо играет, вызвать кого-нибудь из местной публики на пари. Очень хороший повод для знакомства. Иван так и поступил.

– Ставлю штуку на победу, – громко сказал он, – кто ответит?

На него посмотрели как на сумасшедшего, но один из попивающих в баре пиво посетителей откликнулся:

– Штука, отвечаю!

Соперник Дока выбрал себе кий и подошел к столу. Жребий разбивать пирамиду выпал ему, и он без труда с первого же удара заложил в две угловых лузы по шару. Да, похоже, это был дока... Потом он влупил еще в боковую лузу красивого свояка, а дальше у него что-то не заладилось. Док взял инициативу на себя, и в какой-то момент мне показалось, что наш Иван вот-вот победит. Но в самый решительный момент, когда на столе оставалось всего три шара, Док допустил грубый промах, выставил на стол один из своих шаров и в конечном счете проиграл. Но унывать от проигрыша не стал.

– Еще партию? – спросил он, улыбаясь.

– С той же ставкой? – уточнил соперник.

– Да.

– Идет. Разбивай ты.

Док выиграл эту партию за десять минут. Мы, естественно, болели за своего: остальная публика – против. Когда Док выиграл и получил назад свои деньги, его соперник предложил продолжить игру, но Док отказался. И тогда случилось то, на что, наверное, и Иван рассчитывал: соперник все настаивал на продолжении игры, а собравшиеся вокруг него человек пятнадцать крепких ребят всем своим видом показывали, что им очень не понравится, если Док будет продолжать отказываться...

Давать слабину не в наших традициях. Поэтому, когда к Ивану почти вплотную подступились три самых горячих сторонника продолжения игры, мы дружно встали рядом с Доком.

– Проблемы? – невинно поинтересовался я.

– Проблемы будут сейчас у вас, – заявил тот, который играл с Доком. – Твой кореш целку из себя строит. Если он не хочет играть, пусть платит отступного и валит отсюда!

– И сколько же ты хочешь?

– Десять штук!

– А ху-ху не хо-хо? – повертел Артист пальцем у виска.

Я промолчал. И так все было ясно: эти ребята на своей территории, пасут заезжих лохов. Мы качаем свои права, что конечно же не по правилам. И сейчас у местных два варианта: или тут же опустить нас, или сначала проверить, кто мы и под кем ходим. Если мы ничьи, то – смотри первый вариант...

Но пока шел обычный базар, предшествующий драке: «Ты кто такой? чего тебе здесь надо? да я тебя щас...». В принципе мы ребята неконфликтные, но когда с нами так по-хамски обращаются, то кулаки сами чешутся научить грубиянов разговаривать прилично. В конце концов, культура – это умение ругаться, не применяя мат. Но местным отморозкам этого, наверное, никогда не объясняли...

– Так... – снова вступил в разговор я. – Первое: никаких денег мы вам не дадим; еще и ваши отберем, если будете себя плохо вести. Теперь второе: против вас мы ничего не имеем, но один ваш знакомый кое-что нам задолжал, и мы хотим с ним поговорить. Кто знает Хлебореза?

По тому, как сразу стало тихо и еще недавно горластые быки начали между собой воровато переглядываться, я понял, что Хлеборез в этих местах важная фигура, возможно, даже самая важная.

– А о чем у вас к нему базар? – спросил один из местных.

– Я знаю, что у него моя тачка. И лучше бы было для него, если бы он ее вернул...

Я, говоря правду, рассчитывал на то, что Хлеборезу немедленно передадут мои слова, и тот, удивившись нашей «борзоте», назначит стрелку и заявится на нее лично: если я так качаю права, значит, за мной стоит сила. Какой бы ты ни был крутой, всегда должен помнить, что может найтись кто-нибудь круче тебя. Поэтому по всем их бандитским понятиям Хлеборез должен был сначала выяснить, насколько правомерно мы качаем свои права, и уже потом там же, на месте, решить, как ему поступать – идти на конфликт с нами или нет.

Как я и предполагал, говоривший со мной парень сразу же достал мобильный и набрал номер:

– Артур, привет, это Скотч... Тут в «Зорях» какие-то борзые до тебя пришли... Права качают на какую-то тачку... Что? А, сейчас... – Парень протянул мне телефон. – На, сам с ним базарь...

– Хлеборез? – спросил я.

– Ты кто, откуда? – раздался в трубке голос с сильным кавказским акцентом.

– Какая тебе разница? – перебил его я. – Несколько дней назад у меня и моих друзей на берегу Волги в пятидесяти километрах южнее города пропали документы, вещи и две машины – старенький «жигуль» и трехлетка «патрол». Я знаю, шуровала чеченская кодла, но с ними свой разговор. А сейчас про тебя. Наши документы, которые мы уже вернули, были у тебя. Значит, с тебя спрос за все остальное... Вернешь по-хорошему или с тобой обязательно надо по-плохому?

– С такими ишаками, как ты, я вообще не разговариваю! – прошипел Хлеборез. – За то, что вы убили моих братьев в лагере, я вас всех разрежу на куски и шашлык из вашего мяса зажарю! Если ты хочешь быть мертвым ишаком, приезжай через час в промзону. Я там буду тебя ждать, клянусь! А если ты трус, я все равно тебя найду!

– Хорошо, через час встретимся... – сказал я и отключил телефон. – Ну и где эта ваша промзона? – спросил я у местного «разводящего», отдавая ему мобильник.

* * *

Мы были на месте уже через полчаса – приехали на толковище, как говорят в мире Хлебореза, раньше времени. По рассказу Семь-Сорок, Хлеборез получил кличку за свою жестокость: он постоянно таскал с собой длинный кинжал, которым с патологическим наслаждением пластал свои жертвы, перед тем как отправить их на тот свет. Вид крови и стоны доставляли ему удовольствие, а поэтому от него в страхе шарахались даже самые завзятые душегубы, имеющие на своем счету не по одному убийству...

Здешняя городская промзона представляла собой большой пустырь между двух химзаводов. Место было диким и достаточно далеким от городского центра. К пустырю можно было подъехать с двух сторон, что, наверное, и имел в виду Хлеборез, назначая здесь встречу.

У нас на пятерых была только «беретта» Артиста, да еще Боцман на всякий случай прихватил в баре «Волжских зорь» небольшой ножичек – таким обычно режут лимоны. Я понимал, что Хлеборез заявится на стрелку не один, но тут ведь главное, как показывала наша многолетняя практика, не число. Главное – подготовиться к встрече.

Диспозиция была такая: оставаясь с мужиками посреди пустыря, я послал Артиста, единственного среди нас вооруженного человека, укрыться метрах в пятидесяти от этого места – там торчала какая-то металлическая конструкция, словно специально предназначенная для засады. Артист все понял с лета, достав свою пушку, он спрятался среди нагромождения ржавых железок; он должен был надежно обеспечить наши тылы. Ребятам я наказал оставаться на месте, когда появится Хлеборез. Я выдвинусь вперед, как поединщик на Куликовом поле, а они не должны ничего предпринимать, пока я сам не разберусь с этой сволочью. Подумав, я немного скорректировал диспозицию.

– Значит, так, – сказал я, чувствуя, как всегда перед боем, прилив веселой злости. – Уточнение: Док с Мухой остаются на месте, а Боцман идет вместе со мной – уступом сзади-слева. Все понятно?

Док хотел возразить что-то, но тут на пустырь сразу с двух сторон лихо вкатили две машины. Одна из них была моим «патролом». Ее дверца открылась, и из нее вылез худой, одетый во все черное человек. Это и был Хлеборез – во всяком случае, именно так его описал Семь-Сорок. За ним из машины выползли еще трое. Вторая машина, тоже иномарка, стояла поодаль, но из нее никто не показывался, – наверное, так они хотели отрезать нам пути к отступлению.

«Напрасно... – подумал я, – отступать мы не собираемся. А вот шпаны явно маловато для моих орлов будет...»

Я пошел навстречу чеченцам. Боцман шагал чуть сзади меня, а Муха с Доком остались стоять на месте.

Когда до Хлебореза осталось шагов пять-шесть, он демонстративно вытянул из внутреннего кармана ТТ, направил на меня. Его подельники, тоже кавказцы, смотрели на нас тоже кровожадно, но оружия я у них в руках не видел: наверное, Хлеборез не хотел никому уступать свое право кровной мести.

– Где наши вещи и вторая машина? – не обращая внимания на ствол, спросил я.

– Мертвецам ничего не нужно, – скривился Хлеборез, – а у тебя не будет даже могилы, я обещаю!

– Что ж, – пожал я плечами, – я ведь спрашивал тебя, как ты хочешь разговаривать, по-хорошему или по-плохому...

Все-таки реакция пока еще не подводила меня: я мгновенно понял, что сейчас этот урод выстрелит; понял не потому, что видел по гримасе, как мои слова его разозлили, понял как боксер, следя за его ногами: Хлеборез перенес тяжесть тела на опорную ногу, чтобы стрелять наверняка, чтобы держать отдачу, которая у ТТ довольно-таки приличная... И, чувствуя горячий ветер пролетевшей рядом с моим ухом пули, я, не дожидаясь, когда он выстрелит во второй раз, отклонился в сторону, шагнул, словно упал, вперед и резким коротким тычком ботинка выбил ему коленную чашечку. Хлеборез накренился вбок, и я, взвившись, тыльной стороной правой ладони нанес ему удар в переносицу, одновременно перехватывая левой рукой его ТТ. Боцман из-за моей спины рванулся к тем троим, что стояли у «патрола», а Муха и Боцман рванули ко второй машине, из которой вдруг посыпались бородатые. Вот тут и сгодился ТТ – рука сама знала, что ей делать, и я навскидку снял одного из троих у «патрола» – тот уже достал из-под полы куртки короткоствольный автомат, готовясь срезать нас с Боцманом. А когда Хлеборез потянулся за своим хваленым кинжалом, я без сожаления перебил ему рукояткой ТТ хребет у основания черепа. Хлеборез ткнулся лицом в землю. Боцман, сбив с ног прямым ударом в переносицу первого кавказца, бросил во второго свой ножичек, и он вонзился ему прямо в глазницу. За моей спиной раздался одиночный выстрел; я оглянулся и увидел, что это Артист уложил одного из чеченцев у второй машины...