Текст книги "Файролл. Снисхождение. Том 2"

Я вышел из комнаты и вытер пот, выступивший на лбу, а после засунул руку под пиджак. Рубашка промокла насквозь, я словно под дождем прогулялся.

Не дожидаясь порученца Старика, я направился туда, где веселился народ. Вот тоже поручение, где мне их там искать?

В зале за время моего отсутствия ничего не изменилось – народ общался и танцевал, музыка играла, официанты с подносами грациозно изгибались, чтобы кого ненароком не задеть. Было шумно и весело.

Сначала я отыскал Валяева, за одним из столов он выпивал в компании трех личностей совершенно маргинального вида, даже старомодные фраки не могли облагородить лица его собутыльников.

– И тогда бритвой ему по глазам! – орал один из них, невероятно волосатый верзила, махая куриной ножкой, зажатой в огромной лапище. – Так и брызнуло в разные стороны!!!

Одежда при каждом его движении потрескивала, возникало ощущение, что вот-вот и она разъедется по швам.

– Что ты врешь! – возражал ему другой, не менее дюжий собеседник. – Не знаешь, так и не говори. Его вздернули в Лондиниуме, как это и водится в таких случаях.

– И не бритвой, и не вздернули, – третий выпил виски и укоризненно покачал головой. – Он был испанец, как его могли в Англии повесить? Войны-то у них не было тогда. Сам он помер, сам. А перед смертью всех надул, и вас в том числе. Всё на том острове перерыли и ничего не нашли.

Валяев выпивал, иронично поглядывая на троицу, и время от времени вставлял слово-другое в разговор.

– Кит, – подошел я к нему. – Тебя на ковер Старик вызывает.

– Вот и стало ясно, по ком звонит колокол, – вздохнул он. – Как у него настроение?

– Добр, – подумав, ответил я. – Справедлив. По крайней мере по отношению ко мне.

– Ну, это-то понятно, – Валяев налил еще рюмку, выпил ее и пригладил волосы. – Ладно, пойду.

– Надо Макса еще найти, – остановил я его. – Он вас обоих зовет.

– Да вон он, – Валяев ткнул пальцем в танцующие пары. – С Мишель отплясывает.

И точно – вечно сосредоточенный и подтянутый Зимин именно что отплясывал с невысокой брюнеткой, выглядящей невероятно пикантно, она словно сошла с киноафиш американских фильмов двадцатых годов прошлого века. Стрижка «каре», пикантная родинка на верхней губе. Очень симпатичная барышня. С такой бы и я станцевал.

Невероятно кстати оркестр закончил мелодию, и пары остановились.

Валяев шустро рванул в сторону Зимина, который и не подумал отпускать партнершу. Я последовал за ним.

– Пора, – услышал я, приблизившись к ним. – Мишель, милая, прости, но я забираю твоего кавалера.

– Ну-у-у! – надула ярко накрашенные губы девушка. – Так нечестно.

Она говорила по-русски достаточно чисто, но акцент все равно чувствовался.

– Зато я дам тебе другого, на замену, – Валяев ухватил меня за рукав пиджака. – Смотри, какой красавец!

– Не сказала бы, – критически осмотрела меня Мишель. – Сравнение не в его пользу.

– Чем богаты, тем и рады, – нахмурился Валяев. – Не нравится – не надо. Да, Киф?

Вообще-то она была права, Зимин в плане «мужчинистости» меня делает одной левой, но все равно было немного обидно. Кстати – не такая уж она вблизи и хорошенькая. И танцевать я не особо стремлюсь. Годы мои не те.

– Абсолютно, – согласился я с ним. – Да, тут где-то еще парнишка такой патлатый бродит, как его… Густав. Он вас к Старику и должен отвести.

Мишель после этих слов задумчиво посмотрела на меня, после наморщила лобик, будто что-то вспоминая, потом перевела взгляд вниз, на мою руку.

– Разве что один танец, – тоном, который подразумевал, что я у нее этот танец просил, просил и выпросил, сказала она мне.

Оркестр заиграл что-то, более всего напоминавшее «польку», которую в давнем счастливом и безоблачном прошлом я танцевал в детском саду.

– Такому не обучен, – отказался я гордо. – Вот будет мазурка там, или кадриль – тогда пожалуйста.

Барышня она, конечно, видная, но у меня тоже самолюбие есть. Я лучше с Танюшей.

– Нет и нет, – передернула плечиками Мишель и гордо удалилась.

– Густав, – Зимин посмотрел на Валяева. – Кто-то новенький, я такого не помню. Киф, давай, ищи этого самого Густава, Старик ждать не любит.

Я повертел головой, посмотрел налево, посмотрел направо и увидел искомое. На том самом месте увидел, где оставил Танюшу. Она и сейчас там была и с неудовольствием смотрела на Густава, который что-то говорил Вильгельму, на которого нашу малышку-переводчицу оставили.

Густав закончил свои речи, Вильгельм кинул взгляд в направлении оркестра и того, что за ним скрывается, облобызал Танюше ручку, приложил руку к сердцу и направился к выходу из зала.

Интересное кино выходит. А если бы я пошутил и сказал, что это безобидное создание отныне заняло золотое место в моем сердце, то что случилось бы? И как тогда расценивать обещание Старика о том, что ничего страшного с ней больше не случится?

Или с ней действительно ничего страшного бы не случилось, а только произошло красивое и прекрасное, со свечами и луной? Вильгельм этот был как раз таким, каким и должен быть прекрасный принц – златокудрый, широкоплечий и голубоглазый. И способный выдавить из сердца любой женщины типа вроде меня. А уж если речь идет о наивной и романтичной девушке…

В общем – не знаю, к добру ли, к худу, но Танюша осталась одна, пригорюнилась и покорно приняла из рук Густава тарелку с очередным куском торта. Оно и понятно – что еще может скрасить утрату? Сладкое, и чтобы бисквита с кремом побольше. Это для нас бутылка верный друг, для них же торт одновременно и утешитель, и собеседник, и немой укор.

– Вон он, – ткнул я пальцем в направлении нашей переводчицы. – Волосатик.

– Пошли, – Зимин вынул из руки Валяева очередной бокал с коньяком, который тот уже умудрился зацепить у проходящего мимо нас официанта, и сунул его мне. – Киф, ты давай не теряйся тут, в смысле – стой на одном месте, вон там, около Танюши. Кто знает, как оно дальше повернется.

– А Мариночку-душечку он, стало быть, не позвал, – глубокомысленно заметил Валяев, пристраиваясь за устремившимся вперед Зиминым.

– Не позвал, – подтвердил я на ходу, поспешая за ним.

Говорить про то, что Старик о ней спрашивал, я, правда, не стал. Зачем лишний раз языком молоть, особенно в данной ситуации. Это тебе не американский боевик, здесь и вправду все сказанное тобой запросто может быть обращено против тебя же.

– Веди, – без приветствий бросил Зимин Густаву, и тот сделал рукой приглашающий жест.

– А ты стой тут, – Валяев ткнул меня кулаком в плечо. – Понятно? Не хватало потом еще рыскать по замку и тебя искать.

И они ушли.

– Такой славный молодой человек этот Вильгельм, – поделилась со мной Танюша своими впечатлениями. – Я думала, что мы с ним потанцуем, может быть, даже завтра погуляем по Праге, а он взял и ушел. Даже телефонами не обменялись. Представляете, он сказал, что у него телефона просто нет. Как такое может быть? У всех есть телефоны. Может, я ему просто не понравилась?

И она запустила ложку в торт.

– Это вряд ли, – я подумал и, взяв тарелку, положил себе торта. – Ты не можешь не нравиться. Он, скорее всего, растерялся от того, что ему улыбается такая девушка, как ты.

– Врете, конечно, – Танюша невесело улыбнулась. – Но мне хочется в это верить. А вы не спросите телефон Вильгельма у того представительного мужчины, который нас с ним познакомил? Он-то точно его знает.

– При оказии – непременно, – чуть не подавился тортом я.

– Сладкое трескаете? – невесть откуда рядом с нами оказалась Вежлева, чуть пьяненькая и немного растрепанная. – Татьяна, ты осторожней с этим. Торт во рту проводит секунды, в желудке несколько часов, но сколько времени он держится на бедрах!

– Да и ладно, – флегматично сказала Танюша. – Переживу.

– О как, – опешила от ее тона Марина. – Я что-то пропустила? И где Зимин с Валяевым?

– У Старика, – порадовал я ее.

Улыбка сползла с лица Вежлевой.

– А меня, стало быть, не позвали? – сделала верное умозаключение она.

– Не по адресу вопрос, – обозначил свою позицию я.

– Ну да, ну да, – она хрустнула костяшками пальцев. – Какой с тебя спрос?

– Слушай, если прямо вот необходимо кого-то попинать и сбросить злость, то пойди и найди дядюшку Эверта, – посоветовал я ей. – Его не жалко.

– Видела я это представление, – фыркнула Вежлева. – Распластали толстяка, как рыбу на разделочной доске. Ну и то, в каком ты фаворе, я тоже оценила. Только не обольщайся, в опалу попасть так же легко, поверь мне. Одно неверное движение…

– Марин, я не мальчик и все понимаю, – устало попросил ее я. – И еще – я не хочу знать лишнего, потому ты выбрала для исповеди не то время, не то место и не того человека.

– Насчет места и времени – соглашусь, – с Марины как-то разом слетел ее запал. – А насчет человека – это я сама решу, тот ты или нет. В отеле и решу.

– Марина Александровна? – за спиной у Марины возник Густав, как всегда, улыбающийся. – Проследуйте за мной, вас ожидают.

– Не ешь много сладкого! – погрозила Вежлева пальцем Танюше и ушла вслед за длинноволосым юношей.

А мы снова остались вдвоем.

Над Чехией стояла глубокая ночь, но это как-то не ощущалось, по крайней мере меня в сон не тянуло. Хотя я в машине вздремнул, может, дело было в этом.

Время шло. С того момента, как Вежлева направилась к Старику, прошло уже, наверное, с час, если не больше, а мы с Танюшей стояли все у того же стола. Не знаю, как она, но я начинал себя чувствовать глупо. На самом деле – все веселятся, танцуют, а мы здесь торчим как привязанные. И еще ноги устали, присесть очень хотелось.

В какой-то момент я даже решил все-таки станцевать со своей спутницей, естественно, преследуя единственную цель укрепить ее пошатнувшуюся веру в себя, но не успел. Внезапно музыка прекратилась, свет вспыхнул чуть ярче, а гомон в зале сначала стих, а после и вовсе прекратился.

– Что там происходит? – заинтересовалась Танюша.

– Не знаю, – пожал плечами я. – Погоди маленько, скоро поймем.

И тут раздались дружные аплодисменты, следом за ними последовали выкрики.

– А, вот оно что, – заулыбалась девушка. – Это именинник вышел в зал. Вон, кричат: «С днем рождения» и все такое прочее.

Стало быть, духовный брат Старика закончил работать с бумагами и вышел к гостям. Ну и славно. Не пропустит же его названный родич этот момент? Сейчас же речь будет, поди?

Так оно и вышло. Надо заметить, что голос у именинника был громкий, даже очень. Он вещал без всякого микрофона, и тем не менее мы здесь, на противоположном конце немаленького зала, слышали его прекрасно.

Хотя где-то я читал, что в таких замках акустические ямы не редкость. В одном месте хоть оборись, никто ничего не услышит, в другом – наоборот.

А вот увидеть мне этого Отто не довелось. От стола я не отходил, а за людскими спинами не разглядишь, каков он. Сцены же здесь, понятное дело, не было.

– Еще он говорит, что безумно рад, что все его друзья и родственники нашли время и силы, чтобы приехать сюда, – переводила мне его слова Танюша, вещал Отто, естественно, не на русском. – Он рад, что сюда прибыли даже те, с кем у него не всегда было взаимопонимание. Просит прощения за свой характер, за несдержанность.

После этих слов по залу пробежал смех. Что тут забавного – не знаю, но это нормально. Просто они знают то, чего не знаю я. Для внутреннего употребления шутка.

Отто говорил долго, минут семь, а под конец начал хлопать в ладоши.

– Он предложил гостям порадовать его, – сообщила мне Танюша. – Сказал, что лучшим подарком ему будет старинный танец, который все знают.

Все дружно поддержали Отто хлопками, и это были не аплодисменты. Зал задавал ритм.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Я сам не заметил, как присоединился ко всем.

Хлоп! Хлоп!

Бум!

К хлопанью присоединился барабан.

Хлоп!

Бум!

Свет стал как будто чуть тусклее. Хотя, скорее всего, мне кажется. С чего бы?

Хлоп!

Бум!

Топ!

После очередного «бума» почти все в зале топнули правой ногой, так, как будто что-то хотели вдавить в пол. И снова – «топ», уже левой ногой.

Женщины подняли руки над головами и продолжили хлопать, при этом совершая бедрами движения, которые в приличном обществе сочли бы чересчур откровенными. Мужчины уже не хлопали, они уперли свои руки их в бока, их лица были сосредоточенны. Теперь это были лица воинов, а не беспечных щеголей.

Хлоп!

Бум!

Топ!

Топ!

Ритм отдавался то ли эхом под потолком, то ли вовсе в моей голове. И не просто отдавался, я следовал ему.

Мои руки были уперты в бока, я стучал каблуками по полу.

Танюшу тоже захватило действо, она подняла руки над головой и хлопала в ладоши, двигаясь, как и остальные женщины. Глаза ее словно остекленели.

Хлоп!

Бум!

Топ!

Топ!

В зале-то уже полумрак, не мерещилось мне. И мысли путаются, ритм как будто выбивает их из головы.

Странно, я не замечал, что у многих, почти у всех в зале, есть оружие. И не какие-то пистолеты, а колюще-режущее. У мужчины с горбатым французским носом, стоящем в двух шагах от меня, вон шпага на перевязи. А у одного из забулдыг, которые пили с Валяевым – абордажная сабля.

И женщины, они тоже стали другими. Они все были красивы до настоящего момента, но сейчас их лица стали просто невыразимо прекрасны. При этом притушенный свет сыграл с некоторыми из них забавную шутку, они как будто немного состарились. Или даже не немного. Но это не сделало их уродливей, вот что любопытно.

А еще интересно то, что все происходящее я вижу как бы со стороны, и даже мои мысли – они словно не мои, точно мне просто кто-то их зачитывает вслух.

Хлоп!

Бум!

Топ!

Топ!

Каждый новый хлопок отдавался у меня в голове все громче, ритм заполнял меня, как вода бочку.

Достопочтенный Отто что-то рявкнул, правда, что именно – я не понял, а Танюша не перевела, она тоже вся была в происходящем.

Мало того – так ее забрало, что она двинулась вперед, не прерывая хлопанья и танца.

Надо, наверное, пойти с ней? Хотя – почему «наверное»? Наверняка!

– Стоять! – меня остановил знакомый голос, и в грудь уперлась рука. – Куда собрался? Тебе там делать нечего. Кит, девку держи, а то попрется сейчас в первые ряды. Держи, говорю! Да знаю, что брыкается. Киф, в себя приходи. Да елки-палки, горюшко ты наше!..

Я не понимал, почему мне мешают быть со всеми. Мало того – еще куда-то тащат.

Как мы вышли из замка – не помню. Вообще все забылось, кроме печального чувства, что я не могу завершить этот чудной, но притягательный танец.

– Затейники, – хмыкал Валяев, устраиваясь на сидении машины. – Плясуны. Макс, а если бы мы чуть опоздали?

– Не опоздали бы, – возразил ему Зимин. – Забыл, куда направился Старик? Другой разговор, что потом эти двое в себя долго приходили бы. А нам завтра, точнее уже сегодня, улетать.

Я повертел головой. Зимин. Валяев.

– А Марина где? – хрипло спросил я у них.

– Не все с ней еще обсудили, – не поворачиваясь ко мне, с переднего сидения ответил Валяев. – Кое-какие детали остались. Незначительные. Нам было сказано уезжать без нее.

– Это же неправильно, – пискнула Танюша, потирая виски. – Я уехала, она осталась…

Девушка повернулась к заднему окну и посмотрела в него, как будто рассчитывала увидеть Вежлеву, догоняющую на своих двоих наш «Бентли».

– Ой, – шепотом произнесла она и подергала меня за рукав. – Смотрите!

Я повернулся и посмотрел в окно.

И в самом деле «ой». Интересно, что было в том торте, не галлюциноген ли?

Замка, в котором мы провели полночи, я не увидел, и не только по той причине, что мы отъехали уже довольно далеко. Штука в том, что полная луна, наконец-то вышедшая на небо, осветила то, что находилось там, где мы недавно были. А именно – развалины, которые когда-то, несомненно, и являлись замком.

Глава двадцать первая
о прощаниях и встречах

Если честно, я настолько устал, что даже удивиться увиденному толком не смог, и на Танюшино хлопанье глазами и безмолвное: «А это как так?» только и сказал:

– Бывает.

– Так ведь?.. – и девушка, не закончив фразу, потыкала пальцем в сторону развалин, которые уже скрылись за поворотом.

– Мир многообразен, – многозначительно и расплывчато сообщил ей я. – В нем есть много такого, чего быть не должно, и куча всякого другого прочего.

– Эк тебя на философию потянуло, – подал голос с водительского места Зимин.

Что примечательно – он вел машину сам. Я, когда это заметил, хотел было спросить, куда подевался шофер, что привез нас сюда, но не стал. Какая разница, по сути? Главное – обратно едем.

– Так с умными людьми как пообщаешься, сразу о разных тонких материях думать начинаешь, – объяснил я, зевнув. – Растешь над собой духовно.

– Хлебнешь? – Валяев достал откуда-то, по-моему, из-под полы, бутылку коньяку.

– Давай, – не стал отказываться я. – Со стола прихватил?

– Ага, – Валяев вынул из бутылки пробку, понюхал содержимое и сделал глоток. – Вещь!

Я принял у него емкость, посмотрел на Танюшу, которая замотала головой, давая мне понять, что ни малейшего желания присоединяться к нам она не имеет. Ну и ладно, была бы честь предложена.

Коньяк, надо отметить – превосходный, мягко стукнул в виски и глаза почти сразу начали слипаться.

Я сну противиться и не собирался, отдал бутылку Валяеву, сомкнул веки и провалился в черноту.

Разбудил меня деликатный стук в дверь и голос Танюши:

– Харитон Юрьевич. Харито-о-он Юрьевич! Мы… Вы завтрак поспите.

Я открыл глаза и сразу отметил то, что пробудился в номере отеля. Интересно. Ничего не помню – ни как мы приехали, ни как добрался сюда. Вряд ли меня кто-то нес, а потом раздевал, не того калибра моя персона. Надо полагать, я все сделал сам. Но не помню ничего. Абсолютно. Как отрезало.

Нет, и вечер, и ночь в памяти остались, такое захочешь забыть – не сможешь. Из всего, что я повидал за последние полгода, это, пожалуй, одно из самых ярких приключений, в которых мне довелось участвовать. Чего только стоят все те люди, что я нынче ночью видел. Впрочем – люди ли? С другой стороны – кто же еще? Ну да, имелся в том, чему я стал свидетелем, некий налет мистицизма, но, как и всегда бывает с радеоновскими странностями, напрямую ничего сказать нельзя. Точнее – нет прямых улик того, что произошедшее вышло за грани тварного мира. Да и чего, собственно, такого я видел? Странных гардеробщиков, которые более всего напоминали не людей, а гномов или каких-нибудь дварфов? Странных гостей, которые называют Лондон Лондиниумом и одеты в стиле «бурлеск»? Так я на приемах, которые по долгу службы посещал, и не с таким сталкивался. Наши селебрити, когда «кокса» нюхнут, эдакие вещи вытворяют, так свое сознание расширяют, что даже мне иногда страшно становится. А уж мне есть с чем сравнивать.

Что еще? Странный танец? Снова не показатель. В турецких отелях подобное каждый час отплясывают. «Арам-зам-зам, гули-гули». Ну не подобное, согласен. И тем не менее.

Единственное – развалины замка. Вот очень хочется себя опять обмануть, и вышло бы у меня это, если бы не они.

Да и снова танец этот… Чего с самим собой лукавить? Сдается мне, что Зимин с Валяевым от чего-то очень нехорошего нас с Танюшей уберегли, когда из зала увели. Я ведь помню этот стук в висках и невероятное желание оказаться в первых рядах, захватившее меня всего. Зачем мне туда было нужно? Почему большинство гостей стояло на месте, топало и хлопало, а я, Танюша и еще несколько человек так рвались вперед? Чем мы отличались от остальных? Тем, что мы…

– Харито-о-о-он Юрьевич! – жалобно вздохнула за дверью Танюша. – Вы спите, да? С вами все хорошо?

– Все хорошо, дитя, – сообщил ей я и спустил ноги с кровати на пол. – По крайней мере, мне так кажется. Руки-ноги на месте, голова не болит.

Я натянул штаны, рубашку и открыл дверь.

– Ой! – щеки Танюши слегка порозовели. – Я вас все-таки разбудила?

– И правильно сделала, – я понял, что ее смутило, и застегнул пару пуговиц на рубашке. – Да что ты, в самом деле, голых пупков не видела? Не надоело тебе стесняться?

– Видела, – неуверенно сказала Танюша. – Но мы не настолько знакомы…

– После нынешней ночи мы почти родственники, – заметил я. – Ладно, постой тут, подожди еще пару минут.

Сунув ноги в тапочки, я поспешно зашлепал по коридору. Дело в том, что этот отель, он хоть и поражал богатством отделки, но имел одну неприятную деталь – уборных в номерах тут не было.

На завтрак мы все-таки не опоздали, хотя Зимин с Валяевым нас и опередили. Вот интересно – как им это удалось? Живем мы на одном этаже, по соседству, но Танюша в коридоре их не видела, хотя времени там провела изрядно. Тем не менее – вон они сидят, кушают омлет с ветчиной, похрустывают тостами и о чем-то переговариваются.

– Привет, – помахал вилкой Валяев. – Садитесь, мы вас уже заждались. Кельнер, дай-ка нашим друзьям по двойной порции омлета, да по паре-тройке сосисок на тарелку кинь. И еще пару тарелок с мясным ассорти на стол поставь, они не лишние будут.

Молодой человек в белоснежной сорочке, при бабочке и в фартуке официанта кивнул и посмотрел на нас.

– Что будете пить? – с сильнейшим акцентом, но зато по-русски спросил он у нас.

– Хорошо бы кофе, – пискнула Танюша. – Черный и без сахара.

– А мне чайку покрепче, с лимоном, – добавил я. – И еще – тут курить можно?

Официант молча показал на стол, где стояла пепельница. Мол – если она есть, то, значит, можно.

– Я так понимаю, Марина не появилась до сих пор? – сказал я, дождавшись ухода официанта. – И сразу – надо ли нам по этому поводу начинать переживать? Юную леди я в расчет не беру, на ней и так лица нет, речь конкретно о нас.

– О тебе, – Валяев сдобрил горчицей толстенную сосиску, вздетую на вилку, откусил от нее сразу половину, довольно улыбнулся и продолжил с набитым ртом: – Лично я довольно давно перестал переживать о будущности этой особы. Как только узнал, что она за моей спиной ведет свою игру, так сразу и перестал. Что ты глазами хлопаешь? Киф, не изображай из себя безмозглую бабочку-однодневку, ты ведь обо всем давно догадался.

– Или даже раньше знал, просто вида не подавал, – добавил Зимин, намазывающий масло на тост. – Танечка, держите. Да не стесняйтесь, мне не сложно.

– Да? – Валяев даже жевать перестал и уставился на приятеля. – Да нет, Макс, не преувеличивай. Киф, конечно, изрядный темнила, но стороны в конфликтах и столкновениях он всегда выбирает безошибочно верно.

Пришел официант, принес нам с Танюшей по здоровенной тарелке с омлетом и сосисками. И то, и другое пахло одуряюще вкусно, и я понял, насколько голоден.

– Не знал я ничего, – вооружившись ножом и вилкой, сообщил соседям по столу я. – А если бы и знал, то попробовал бы ее отговорить что-то подобное делать. Не напрямую, намеками – но попробовал.

– Но нам про это сообщать не стал бы? – утвердительно произнес Зимин.

– Нет, – покачал головой я и отправил в рот ломоть сочного омлета, который оказался не только с ветчиной, но и с сыром. – Я никогда не выдаю чужие тайны, которые доверены мне сознательно и под мое честное слово.

– Не назвал бы это добродетелью, – с неудовольствием проворчал Валяев. – Да и разумным походом к делу тоже. Вот знал бы ты все, промолчал, а она возьми и скажи, что ты в теме. И все, не отмажешься, ты уже соучастник. Недонесение – это тоже, знаешь…

– Месяца три назад мне довелось быть свидетелем того, как руководство московского филиала одной крупной компании обсуждало некое событие, о котором следовало бы сообщить вышестоящему начальству, – плюнув на условности, с набитым ртом проговорил я. – Но делать этого оно очень не хотело, по ряду причин. Из всех присутствующих тогда в кабинете людей, я являлся единственным человеком, который был не при делах, и претензий к работе которого не было никаких. А еще – у меня была возможность сообщить о том, что я услышал в тот день, а значит, заработать себе призовые очки. Но я этого не сделал, потому что никогда не выдаю чужие тайны, которые знаю. Наверное, это не добродетель, но это один из моих немногочисленных жизненных принципов. Я не ем детей, я не бью животных, я не торгую наркотиками, и не выдаю чужие тайны.

Зимин и Валяев переглянулись, поняв, о каком именно разговоре я веду речь.

– А как же заповеди? – иронично спросил у меня Валяев. – Я не услышал ничего про вожделение жены ближнего своего и «не убий»?

– Ну, жизнь штука такая, – я отправил в рот кусок сосиски. – Никогда не знаешь, что придется делать на следующий день. Да и жены ближних своих не всегда говорят, что они их жены.

– Прах с ними, с женами, – Зимин достал из кармана сигару в футляре. – Танюша, вы не против, если я немного подымлю?

Девушка немедленно одобрительно кивнула. Она не до конца понимала наш разговор, но сообразила, что все это «жжжж» неспроста, и избрала для себя единственно верную позицию – стороннего наблюдателя.

– Благодарю, – Зимин открыл футляр. – Киф, все так, ты имел возможность усложнить нам жизнь, но все-таки данная аналогия не до конца верна. В данном случае твоя цель была бы выслужиться, наша же общая подруга планировала нас уничтожить. Нет-нет, Танюша, не охайте. В кадровом смысле, разумеется, а не в физическом.

– Применительно к «Радеону» одно от другого недалеко стоит, – Валяев шумно отпил чаю. – Но я согласен с Максом, ситуации разные. При этом сразу скажу – я тебя за гада сроду не держал, а эту белобрысую заразу еще тогда, в Мехико, невзлюбил.

– Это потому, что тогда в Мехико она тебе… – Зимин посмотрел на Танюшу, уткнувшуюся в тарелку. – Э-э-э-э… Отказала. Но сотрудник Марина все-таки отменный, и это тоже следует признать.

– Потому мы тогда и приняли решение о ее назначении, – согласился с ним Валяев. – Остальные-то еще дурнее. И потом – за нее просили, ты помнишь кто, потому как только представилась возможность посадить ее в начальственное кресло, мы это сделали.

Помню я эту возможность и толстяка, который пыхтел, пытаясь раздвинуть ноги Вике. Как там его звали? Стерлось уже имя из памяти. Рожу помню, обвисшее волосатое брюхо тоже, а фамилию забыл.

– Бла-бла-бла, – Зимин раскурил сигару. – Что теперь об этом? Все уже случилось так, как случилось. Она высоко взобралась, и полагала, что для нее это не предел.

– Кстати – вполне понятное и разумное желание, – заметил я. – Свойственное большинству людей. Да вот, чего далеко ходить. Танюша, золотко, что ты выберешь – быть богатой и здоровой или бедной и больной? Только сразу и честно, без всяких там: «Если только для этого мне не придется жертвовать принципами». Просто – что лучше?

– Лучше быть богатой и здоровой, – ответила девушка. – Хотя и вопрос принципов в данном случае опускать не стоит. У вас вот тоже они есть, сами только что говорили. Есть какие-то вещи, через которые мне лично не переступить, даже на пути к богатству и здоровью.

– Когда такое слышу, всегда хочется одного – провести не очень законный, но зато очень показательный эксперимент, – сказал Валяев. – Поставить чемоданчик с миллионом долларов у ног какого-нибудь бедолаги, вручить высокоморальному гражданину пистолет и сказать, что сразу после того, как вон тот человек умрет, он сразу станет богатым. Один выстрел – и ты миллионер. И дать ему на размышление одну минуту.

– Я бы не выстрелила, – твердо сказала Танюша. – Просто не смогла бы убить человека.

– А ты, Киф? – поинтересовался у меня Зимин.

Вместо ответа я отправил в рот очередную порцию омлета. Я не знал, что выберу. Честно – не знал. Убить человека сложно, я это понял еще тогда, зимой, когда по ночным дворам с Викой бродил и не знал, чем все закончится. Точнее – не знал, смогу ли выстрелить даже при условии, что на кону будут наши жизни.

Но и миллион – это миллион.

«Да» или «нет» произнести проще простого, никто не потребует сейчас от меня ответа за эти слова, вот только кто даст гарантию, что через пару недель я на самом деле не окажусь в подобной ситуации? Эти славные парни набиты сюрпризами, как шар на детском празднике.

– Киф, ты не ответил, – толкнул меня в бок Валяев.

– По ситуации, – я вытер салфеткой рот, с печалью посмотрел на опустевшую тарелку и подтянул к себе блюдо с мясным ассорти. – Не все решают деньги, есть и другие косвенные причины нажать или не нажать курок.

– Ладно, сойдем с этой темы, – предложил Зимин, пыхнув сигарой. – Что, друзья, какие планы на сегодня?

– Я не знаю, – с готовностью отозвалась Танюша. – Мне при Марине Александровне полагается состоять, а ее нет. Так что сижу в номере и жду.

– Да вот еще! – фыркнул Валяев, доставая из кармана пачку сигарет. – Приехать в Прагу и сидеть в номере? Какая глупость. Киф, мы будем немного заняты, нам надо нанести несколько визитов вежливости, так что возьми барышню на себя. Своди ее в зоопарк, что ли? По Старому Городу прогуляйтесь, сувениров купите, пообедайте в каком-нибудь местном ресторанчике, благо им тут числа нет. Только не в самом центре, там муляж, а не национальная кухня, все под туристов заточено.

Я одобрительно кивнул, заканчивая создание многоэтажного бутерброда.

– Нет-нет, – помотала головой Танюша, русые пряди волос мотнулись в стороны, выглядело это невероятно очаровательно. – Как же? А потом Марина Александровна вернется, и…

– Думаю, последнее является маловероятным, – тихо и очень серьезно сказал Зимин, телефон которого парой секунд раньше пискнул, сообщая о приходе СМСки. – По крайней мере, в обозримом будущем.

– Поясни, – потребовал Валяев, откладывая в сторону зажигалку и сигарету.

Вместо ответа Зимин передал ему свой коммуникатор.

Тот прочел сообщение, хмыкнул и передал гаджет уже мне.

«Рад, что все разрешилось благополучно, в вашем дальнейшем пребывании здесь необходимости больше нет, вы можете беспрепятственно отправляться в Москву.

Да, я принял решение предоставить вашей дружной компании самолет корпорации. А почему бы и нет? Вылет – сегодня вечером. Максимилиан, с тобой свяжутся и назовут точное время.

P.S. Максимилиан, по возвращении в Москву озаботься подбором нового человека на пост начальника отдела по связям с общественностью. Досье кандидатов представишь мне лично, через пару недель, когда я сам приеду в московский офис».

– Ну, вот и ясность, – Валяев сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. – Каждому свое, как всегда.

– Что-то не так? – Танюша переводила взгляд с одного лица на другое.

– Как тебе сказать? – Зимин побарабанил пальцами по столу. – Скорее – все так. Так, как и должно было произойти. Хотя мне, если честно, хотелось бы иной развязки. Но одно несомненно – мы прощены. Кит, нет повода не порадоваться.

Значит, Марине не повезло. И крепко не повезло, как бы не летально.

Или я сгущаю краски? Почему сразу – смерть? Отправили ее куда-нибудь в зимбабвийский или кенийский филиал, в самые закоулки земного шара, на предмет исправительных работ – да и все.

Я посмотрел на Валяева, который выпустил дым через ноздри и уставился мне в глаза.

– Спроси, если хочешь, – улыбнувшись, предложил он. – Я отвечу.