Текст книги "Файролл. Снисхождение. Том 2"

– Обидно, что она летит со мной или обидно, что ее позвали, а тебя нет? Если последнее – то мы это уже обсуждали.

– Не включай дурака, Никифоров, – потребовала Вика. – Все ты понял. Эти твои штучки я уже изучила. Обидно, что я эту новость узнаю не от тебя, а от совершенно посторонних людей.

Посторонних – и добрых. Надо будет потом выяснить у нее, кто это у нас такой разговорчивый. И сдать эту личность Азову, пусть он прочтет ей курс под названием «Болтун – находка для шпиона». Но – потом, не сейчас.

– Тебя знаю – вот и не сказал, – безразлично произнес я. – Вот ты сейчас завелась, заискрила, нервы свои палишь. А зачем? Ну летит с нами Вежлева – и что? Или ты думаешь, что как только самолет взлетит, то она меня в туалет потащит, чтобы предаться там со мной порочной страсти в необычной обстановке? Ну вот скажи мне – ты в самом деле так думаешь?

– Так? – Вика провела мизинчиком по ободку чашки. – Так – нет. Слушай, ну у тебя и фантазии!

– Уже хорошо, – одобрил я. – Двинемся дальше. Вот мы прилетели в Прагу, и что? Первой ее мыслью будет: «Согрешу-ка я с этим славным парнем на Карловом мосту, шокирую европейскую общественность»?

– Конечно, нет, – Вика насупилась. – Естественно, такого не будет. Но все знают, что она та еще потаскуха.

– Все – кто? – вкрадчиво спросил я. – Те, кто хотел занять место, которое досталось ей? Или те, кого Старик не вызывал в Прагу? Вика, ты умная девочка, ты прекрасно понимаешь, что такое подковерные игры. Тебя стравливают с Мариной, причем прекрасно понимая вашу разницу в весовых категориях. Тебя разыгрывают как пешку, которую не жалко. Удастся нанести удар – хорошо. Нет – так тебя и не жалко. А если начнется разбор, то сразу прозвучит: «да вы что, Травникова просто все неправильно поняла».

– Да понимаю я все, – Вика тяжело вздохнула. – Но так на душе муторно, вот и бешусь.

– Можно подумать, мне веселее, – я подпер щеку ладонью. – С этой компанией в замкнутом-то пространстве не всегда понятно, что делать, а уж на выезде…

Вообще неправильно мы делаем, когда такие разговоры в этих стенах ведем. Слушают нас наверняка. С другой стороны – ничего крамольного не звучит, особо не придерешься.

И тут, крайне своевременно, зазвонил телефон. Причем, по всем канонам драматургии, на экране предсказуемо высветилось: «Вежлева».

– Привет, Марин, – в ответ на грозно сдвинутые брови Вики я изобразил на лице гримасу из разряда «и так бывает». – Как, чемодан уже набит под завязку?

– Нищему собраться – только подпоясаться, – в тон мне ответила она. – На три дня летим, смысл набирать с собой вещей?

– Золотые слова, – расплылся в улыбке я. – Их бы моей дражайшей половине в уши.

– Если бы дело могло ограничиться только этим, твоей половине цены бы не было, – фыркнула Вежлева. – А так ей еще ума надо, килограмм двадцать веса сбросить, хороший вкус привить… Там много чего надо еще. И не вздумай на меня сейчас обижаться, я человек такой – что думаю, то и говорю.

– Иной раз лучше и промолчать, – довольно резко ответил я, но тему развивать не стал. Вика не дура, она поймет, о чем речь, а мне этого не хочется. Вежлева трубку повесит и спать пойдет, а мне потом еще часа два разное всякое выслушивать. А то и до утра.

– Ладно-ладно, молчу. Тем более, что твоя Виктория – это не повод для обсуждения вообще. Живешь с ней – и живи, это твой выбор. Я о другом. Первое – завтра отбываем рано-рано. Будь в шесть утра у главного входа, машину к нему подадут.

– Понял, – я обрадовался. – А то как раз сижу, гадаю, кому позвонить по поводу отъезда. В смысле – откуда, во сколько? Валяева набрал – он недоступен.

И это было правдой. Вика еще вещи собирала, когда я это сделал. Следующей кандидатурой для звонка была собственно Вежлева, но в свете нашей с Викой темы разговора звонок ей был не лучшей идеей. Так что оставался только Зимин.

– Это второе, – деловито заметила Вежлева. – Слушай, ты не знаешь, где он? Его все ищут и найти не могут. В последний раз его видели днем, в состоянии изрядного опьянения он вызвал такси и куда-то на нем умчался. С тех пор от него ни слуху ни духу.

– Без понятия, – озадачился я. – Вообще. Молодец, что сказать. А главное – как вовремя он это все устроил.

– Совершенно не удивлена, – Марина рассмеялась. – Невозможно остановить стихию, а Валяев – это именно она. Беспощадная, бессмысленная и безмозглая стихия. Будем надеяться, что разум в его нечесаной голове все-таки победит. Хотя с другой стороны – дышать всю дорогу до аэропорта его перегаром… Если он появится, надо на разных машинах ехать будет. Все, до завтра.

И она повесила трубку первой.

– Спать надо идти, – посмотрел на Вику я, кладя телефон на стол. – Отбываем завтра в шесть, то есть вставать надо в пять. Да еще и Валяев запропал куда-то, проказник эдакий.

– Знаешь, а я потихоньку начинаю с тобой соглашаться, – тихо сказала она вдруг.

– В плане чего? – почесал затылок я. – Насчет того, что вставать в пять? Или насчет того, что Валяев проказник?

– Насчет этого тоже, – Вика была очень серьезна. – Но вообще я говорю о том, что дома жить лучше. Знаешь, мне тут сначала очень нравилось, я о чем-то подобном всегда мечтала. Ну, современное здание, огромная корпорация, статус, маникюрный салон бесплатный, бассейн, все остальное. Это все как в сказке наяву, понимаешь? Сам посуди – кто я? Вчерашняя студентка, ни опыта, ни связей – ничего же нет. Нас таких на рынке труда – полно, только свистни, мы стаей набежим. И все мечтают об одном и том же – колонка в серьезном издании, признание, слава, награды, телевидение. Все мечтают, а потом… Потом кто обратно домой уезжает, кто спивается, кто блоги за других людей в сети ведет. Да ты сам все знаешь, кому я рассказываю? Но у меня – сложилось. Нам четверым свистнули, мы подбежали, а после все, о чем лично я мечтала – сбылось. Почти все. Опять же – еще и деньги, причем такие, о которых я подумать даже не могла. Просто протяни руку и возьми.

– Так ты вроде и протянула? – не удержался я.

– Руку? Протянула, – криво улыбнулась Вика. – Теперь бы еще ноги не протянуть.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – решил не ходить вокруг да около я.

– Тебе? – Вика встала из-за стола и поставила чашку в раковину. – Так я все сказала уже. Я бы хотела вернуться туда, в нашу квартиру, чтобы жить там тихо и спокойно.

Я подошел к холодильнику, снял с него какую-то бумажку из «напоминалок», Вика ими полдвери залепила, взял ручку-магнит, висевшую там же, и написал всего одно лишь слово: «Азов?»

Вика застыла, как будто кадр фильма на «паузе», несколько раз глубоко вздохнула, а после кивнула.

– Тихо и спокойно – это было бы здорово, – я погладил ее по щеке. – Авось в обозримом будущем нам такое еще перепадет. Слушай, а где мои сигареты?

Увы, но больше она мне ничего не сказала. Уже в постели, после прощания, назовем это так, я пытался у нее что-то выведать, но впустую. Момент был упущен.

На чем же он ее прихватил? Знать бы. Может, это вовсе какой-то пустяк, женщины любят делать трагедии из того, что таковыми не является, и на редкость безразлично относиться к тому, из-за чего стоит рвать на себе волосы. У нас с ними шкала бедствий разная, потому как точки зрения на все, что происходит в этом мире, полностью полярны. Иногда мы приходим к некоему взаимопониманию, сходясь во взглядах на одну и ту же проблему, но это только иллюзия. Проблема одна и мнение одно, это верно, но подходы все равно разные.

Азову же я такой вопрос сроду не задам. Во-первых – все равно он не ответит. Во-вторых – как бы Вике хуже не сделать.

И все-таки – куда потащился пьяный Валяев? Понятное дело, что я про него ничего и не знаю, а потому возможных маршрутов, по которым он может отправиться – масса.

Но есть среди них один вариант, который мне не очень по душе. Точнее – совсем не по душе.

Я аккуратно снял с плеча руку уже уснувшей Вики и тихонько отправился на кухню. Вообще-то никто никому ничего не должен, и мы просто коллеги. Но я, пока не узнаю, что к чему – не усну. В конце концов – я же начальник? Я несу ответственность за подчиненных.

– А я почти сплю, – ехидно сообщил мне голос Шелестовой, причем после первого же гудка. – Сплю. И вижу сны.

– Надеюсь – хорошие? – я старался говорить, как можно тише. – Про еду там или про остров Маврикий? А то мне давеча приснился сон, что я масон. То еще зрелище было, доложу тебе!

Фон в трубке был тихий, за спиной у Ленки никто пьяно не орал, а Валяев без этого не обошелся бы. Значит – не к ней он поехал. Вот и хорошо.

– Не надо на ночь жирное кушать – и сны будут хорошие, – назидательно произнесла Шелестова. – Дражайший руководитель, я слышала, что вы отбываете в дальние края? Виктория Евгеньевна нас нынче стращала, говоря, что без вас она нам покажет где раки зимуют.

– Да хорош наговаривать на нее, – даже как-то возмутился я. Что такое, что они все на мою девочку навалились нынче вечером? – А то ты ее не изучила еще?

– Пусть командует, – великодушно разрешила Шелестова. – Я же не против. А вас я буду ждать как полагается.

– А как полагается? – заинтересовался я.

– По всем канонам и традициям, – деловито объяснила Елена. – Как верная собака Хатико, с грустью в глазах днем и с мартини вечером. И остальных заставлю. Мальчишки, правда, на «мартишку» не подпишутся, так что они с вискариком ждать будут, наверное. Ну или с текилой.

– Эдак я бы и сам себя подождал, – мне даже завидно стало. – Недельку-другую.

– Цените преданность, – Шелестова явно гордилась собой. – Ничего для вас не жалеем – ни выходных, ни печени. Так что премия за вами. Ну, и славно съездить туда, куда вы отправляетесь. Маршрут Викуся… Виктория Евгеньевна не обозначила.

– Не так и далеко, – решил не развязывать язык и я. – Ладно, спокойной ночи.

– Взаимно, – откликнулась Шелестова. – Да! А вы чего звонили-то?

– Просто так, – уклончиво ответил я.

– Соскучились! – с гордостью за себя констатировала Елена. – Ой, Харитон Юрьевич, вы поосторожней со мной. Я ведь та еще стерва. Я ведь поматросю и бросю. То есть – брошу.

– Трепло ты, – осознавая собственный проигрыш, проворчал я. – Пока!

Чего я завелся? С чего я взял, что Валяев у нее? Тьфу. Теперь ощущаю себя дураком. Все, спать надо идти.

Утром к лифту, и тем более на первый этаж, Вика не пошла. Она поцеловала меня в щеку, сонно поморгала, повздыхала и, надо думать, сразу после того, как я вышел за дверь, пошла досыпать.

Марина меня опередила, она стояла у главного входа, что-то выговаривая охраннику. Была она свежа, прелестна, как всегда изысканно одета и не одна. Рядом с ней топталась совсем еще юная девушка с длинной русой косой, голубыми лучистыми глазами и нежным румянцем во всю щеку.

– Опаздываешь, – попеняла мне Вежлева, и потыкала ноготком в стеклышко недешевых часов, если не ошибаюсь – «Patek Philippe».

– С хрена ли? – возмутился я. – Без десяти. Я с запасом пришел. Валяева нашли?

– Вроде бы, – Марина поправила ремешок сумки на плече. – Но ждать его не стоит, и Зимина тоже. Они из другого места в аэропорт поедут, насколько я поняла. Так, что стоим, кого ждем? Мальчики, вещи к машине несем. Танюша, не спи.

Девица с косой первой двинулась к выходу, за ней поспешил один из охранников с двумя чемоданами в руках. Сразу видно – Марина едет на три дня, как и было сказано по телефону.

– Скажи мне, Киф, – Марина взяла меня под руку и понизила голос. – А ты когда-нибудь занимался любовью в туалете самолета в момент взлета? Мне почему-то кажется, что будет довольно забавно попробовать что-то подобное. Ты как думаешь?

Глава семнадцатая
действие которой происходит большей частью в воздухе

– О подобном давно не думаю, – я, признаться, немного опешил. – Годы мои не те. Опять же – взлет я предпочитаю в кресле переносить, потому как перегрузки и все такое прочее.

Я не понял – она что, тоже прослушивает, о чем мы с Викой говорим? Ну ладно Азов, даже Валяева с Зиминым я готов в этот список включить, с ними тоже все ясно. Но она-то здесь с какого бока?

– Выдохни, – засмеялась Марина и толкнула меня локтем в бок. – Это фраза из фильма. Этого, как его… Забыла. Там герой с героиней отправляются в полет, и она как раз ему такую фразу и говорит. Я думала, ты поймешь.

– Не оправдал надежд, – проворчал я. – Ты поосторожней с такими цитатами. А если бы я всерьез эти слова воспринял и потащил бы тебя в туалет? Женщина ты красивая, все при всем, а у меня с рефлексами все в порядке.

Мы подошли к машине, и я открыл ей дверь.

– Сам себе противоречишь, – Марина погрозила мне пальчиком. – То годы твои не те, то у тебя с рефлексами все в порядке. Определись уже.

– Не вижу противоречий, – пожал плечами я. – Ты спросила – думаю ли я о таком. Я сказал – нет, не думаю. Но «не думаю» еще не означает «не делаю».

И хлопнул ее по заднице. Ну, а что? Каков вопрос, таков ответ.

– Нахал! – совершенно искренне возмутилась Вежлева и погрозила мне пальцем. – И вот еще что – давай-ка садись на переднее кресло. Все эти «в тесноте да не в обиде» хороши только в детских сказках.

На улице вьюжило – февраль в Москве редко бывает другим. Даже если декабрь с январем больше похожи на март, этот месяц почти всегда напоминает горожанам, что на улице все-таки зима.

– Спать буду, – сообщила нам Вежлева почти сразу после того, как мы отъехали от здания «Радеона». – Как к «Шереметьево» подъедем – разбудите.

– Хорошо, – пискнула Танюша и уставилась в окно.

Интересно, а эта симпатяшка – она кто? Секретарь Марины, что ли? Собственно – что гадать?

– Таня, а вы с нами летите или так, провожающая? – поинтересовался я у нее.

– С вами, – хлопнула длиннющими ресницами девушка. – Я переводчик.

– С какого на какой? – опешил я. – Неужто Марина по-английски не понимает?

– Понимает, – не открывая глаз, сообщила мне Вежлева. – А вот по-чешски нет. Не люблю, когда кто-то что-то говорит, а мне невдомек, о чем речь идет. Может, люди мне улыбаются, и при этом обсуждают то, что у меня задница толстая.

– Да ну, не может такого быть, – недоверчиво протянул я. – Что угодно, только не это. Твоя задница – произведение искусства, созданная матерью-природой и тренажерами «Кеттлер». Нет, нет и еще раз нет, такого никто сказать не может, так что спи спокойно. Танюша, а вот еще вопрос…

– Никифоров, угомонись, – потребовала Вежлева. – Это ребенок еще совсем, умерь свой пыл. А ты, Танюша, не слушай эту облезлую лысеющую личность, не стоит он того. Что ты глазами хлопаешь? Тебе принц нужен, а не отбракованный конь с королевской конюшни.

– Марина Александровна, зачем вы так? – даже опешила девушка. – Он же просто спросить что-то хотел.

– Вот-вот, – я провел ладонью по волосам. Ничего и не лысеющий, просто причесаться забыл. – Ты меня, по ходу, с Валяевым спутала, соблазнение непорочных девиц – это по его части.

Я повернулся к ним спиной и уставился на дорогу. Не то, чтобы мне было обидно, просто услышать правду, пусть даже и не полную, а частичную, всегда неприятно. Ну да, чуть-чуть распушил хвост, так и девушка симпатичная. Ничего такого у меня и в планах не было, на самом деле, просто невинный флирт. И то если повезет. Но зачем сразу так крылья-то подрезать? Пусть и поредевшие.

– Перетопчется Валяев, – лениво сказала Вежлева и зевнула. – Да и не до того ему сейчас, поверь мне. Есть у меня ощущение, что девушек он на долгое время оставит на потом. Танюша, не надо краснеть, все в порядке. Привыкай, иначе в этой поездке тебе не выжить. Правда, Киф?

Вместо ответа я издал что-то вроде храпа, давая понять, что меня сморил здоровый сон.

– Обиделся, – констатировала Вежлева. – Ну и шут с тобой.

Самое забавное, что минут через пять мои глаза начали слипаться, и я вправду закемарил.

– Харитон Юрьевич, – меня крайне деликатно потрясли за плечо. – Харитон Юрьевич, мы уже приехали.

Это была Танюша. Никто другой меня по имени-отчеству звать не стал бы. Откуда она его вообще узнала? Хотя и так понятно, откуда.

– Быстро, – хрипло сказал я и провел рукой по лицу, как бы стирая с него остатки сонливости.

– Какой там, – возразил мне водитель. – Два часа ехали. По этому времени суток – долго. Погода ни к черту, аварий полно. День жестянщика.

– Вот потому и выехали с запасом, – со значением произнесла Марина. – Все, идем в аэропорт. Мы еще даже успеваем выпить кофе. Киф, открой мне дверь и не забудь проконтролировать, чтобы охрана не забыла наши вещи.

– Я сама могу свою сумку… – пискнула Танюша и тут же замолчала под взглядом Марины.

Все устроилось лучшим образом – дверь мне открывать не пришлось и советы охране давать тоже. Они сами все знали и сделали как надо – открыли двери, взяли вещи, причем даже мои, и разве что только от снега, летящего с неба, не закрыли. Единственное – пришлось выдержать ожесточенную схватку с Ватутиным, который упорно хотел прихватить мою сумку и не слушал моих: «Да пусть тут останется». Его Вика инструктировала, что ли?

Что любопытно – он с нами не пошел, отправив вместо себя одного из бойцов и на прощание помахав мне рукой.

– Разбушевалась стихия, – заметила Марина, входя в здание аэропорта и отряхивая воротник шубки. – Как бы рейс не задержали.

– Уже, красавица, – печально сообщил ей грузин в кепке-«аэродроме», проходящий мимо нас. – Перенэсли рейс на Амстэрдам. Гурустно!

– Грустно, – согласилась с ним Марина. – Не без этого. Но Амстердам нам безразличен, нас интересует Прага.

Она подошла к табло, на котором то и дело обновлялась информация, и стала его изучать.

– Пока все по расписанию, – наконец сообщила она нам. – Это вселяет надежду. Но на посадку пока не приглашали, это плохо. Вперед, я хочу кофе. И, возможно, шоколадку. Танюша, ты хочешь шоколадку?

Бедная Танюша, судя по ее виду, хотела только одного – чтобы на нее перестали обращать внимание, ей было дискомфортно. Судя по всему, она была девушкой с камерным домашним воспитанием, не привыкшей к компаниям вроде нашей.

– Купи и ей, – не дождавшись ответа, велела мне Вежлева. – Не мелочись. Или ты предпочтешь пирожное, Танюш?

И она направилась в сторону «Шоколадницы».

– Я бы с большей охотой котлету съел, – хмуро сообщил я охраннику, невозмутимо наблюдающему за происходящим. – С капустным салатом.

– На третьем этаже есть столовая, – неожиданно для меня подал голос охранник. – Неплохая, на мой взгляд.

– Ты ей предложи пойти в столовую, – показал я пальцем на спину Марины. – Потом вместе посмеемся.

– Я вообще не знаю, чего она сразу в ВИП-зал не отправилась, – доверительно сообщил мне охранник. – Хотя здесь, в «Шереметьеве», она всегда так поступает. Каждый раз она сначала сюда идет, пьет кофе и только потом отправляется в зал ожидания. Примета у нее такая, наверное.

Действительно, странно. Я сам в ВИП-зоне «Шарика» никогда не бывал, но уверен – там менее многолюдно, чем здесь, и наверняка уютнее. Впрочем – какая разница? Хочет она кофе в общем зале пить – пусть ее.

Видимо, это и в самом деле была традиция, поскольку в кафе мы не задержались. Марина быстро прикончила свою чашку, с сомнением посмотрела на меня, пьющего газировку, заботливо протянула салфетку Танюше, изрядно перемазавшейся шоколадом, который она ела со страдальческим видом, и сообщила нам:

– Ну, а теперь пошли в зал ожидания. Будем ждать этих двух гуляк до последнего.

– У обоих телефоны не отвечают, – сказал ей я, допив стакан. – Вызывал только что.

– Я видела, – поморщилась Марина. – Надеюсь, что они еще в Москве и живы.

– В смысле? – даже икнул я. – Если ты сейчас шутишь, то неудачно. Прости уж за фразу-штамп, просто она лучше всего подходит к моменту.

– Что хотела сказать – то сказала, – передернула плечами Марина. – Они могли и раньше улететь, с них сталось бы. В два ночи есть рейс на Прагу. Или влипнуть в аварию, видишь же, что на дорогах творится. Просто я не помню такого, чтобы у обоих телефоны были недоступны, да еще и так долго. Я им ночью звонила, и не раз, но с тем же результатом.

– Ты меня не пугай, – попросил ее я. – Не надо.

– Неужто тебе их так жалко? – изумилась Марина. – Ну да, ты с ними вроде как ладил, и все-таки – они твое руководство. А чем руководству хуже приходится – тем сотрудникам веселее живется.

– На провокации не поддаюсь, – я хмыкнул. – Меня на таком не подловишь. Что же до всего остального – боюсь, нам в Праге без них будет хуже, чем с ними.

– С Валяевым, особенно если он пьян, везде невесело. Точнее – так весело, что плакать хочется, – возразила мне Марина. – Ты не путай – одно дело с этим проказником находиться в закрытом помещении, и совсем другое выйти в люди. Хотя тут рассказывать – это не то. Если он появится, то сам все увидишь.

– Будем ждать, – подытожил я. – Как ты и сказала – до последнего, пока стюардессы не заругаются.

Насчет Валяева она права, это без вариантов. Но эти двое были звеном, связующим меня с целью поездки, со Стариком. Я им не доверял, но Марине веры было еще меньше. И потом – из двух зол выбирают более знакомое.

Нет, у меня было предостаточно опыта в том, как найти что-то нужное в незнакомом городе, это часть моей профессии. Но вот только раньше я искал простые и понятные вещи – информацию, полицию, укрытие от полиции, больницу, приключения на свою задницу, наконец. То есть – все было в рамках штатных ситуаций, которые сопровождают в меру неугомонного репортера в его жизни. И потом – это все было на родной земле, где люди непредсказуемы, но добры и душевны. Ну да, были и загранкомандировки, но там все вообще было заточено под работу в команде. А здесь… Пойди туда, не знаю куда, предстань пред тем, лучше не знать кем. Я готов пойти и предстать, но лучше всего будет, если меня доставят в нужное место те, кто знает, как и куда ехать. И Марина не в этом списке.

Врать не буду – поволноваться пришлось. Если честно, я уже даже подумал, что все, кранты, летим втроем, но как раз тут в зале и раздался радостный вопль:

– Пршишити заставка – Прага!

Этот голос спутать с чьим-то другим было сложно.

– Надо же, а я думала, что они так и не придут, – с чувством удовлетворения произнесла Марина. – Тот случай, когда ошибиться приятно.

– Вот они, Макс, – рядом с нами как из-под земли появилась растрепанная фигура. Выглядел Валяев так, как будто бомжевал минимум месяца два. – Сидят. Ждут. Воистину, верный друг – самый большой клад на свете. Родненькие вы мои!

И он попытался обнять нас всех одновременно. Получилось это у него не ахти, руки у него были коротки, потому основная часть объятий досталась опешившей Танюше.

– А ну, брысь! – хлопнула его по ладони Марина. – Эту девочку даже не думай трогать, понятно?

– Марина. Мариночка. Маринеско ты мое ненаглядное, – Валяев даже губами поплямкал, изображая что-то вроде поцелуев. – Да когда кого я трогал против его воли? Ведь этого делать нельзя, сама знаешь. Все всегда происходит только по доброй воле. Человек – он же сам творец своей судьбы, кто бы что ни говорил. Он ей распоряжается, сам всегда все решает. Человек волен делать что-то или не делать ничего. Он может идти или бежать, ломать или строить, любить или ненавидеть, жить или…

– Ну-ну-ну, – Зимин положил Валяеву руку на плечо. – Вон как тебя в тепле-то развезло. Все, пойдем-пойдем-пойдем, уже посадку объявили. В самолет сядем, там кресла мягкие, удобные! Ты еще «соточку» в себя забросишь – и баиньки до Праги.

– Вот, – Валяев ткнул пальцем Зимина в грудь и залихватски подмигнул Танюше. – Весь фокус в этом. Человек – он, конечно, решает все сам, и никто не может управлять его волей. Ну, не то, чтобы никто, просто… Неважно. Скажем так – право выбора всегда остается за человеком. Но разве кто-то мешает или запрещает навязать ему чужие мысли и желания? Если это делать с умом, не нарушая правил и уложений, так, чтобы даже комар своего носа не подточил…

Тут Валяев замолчал, а после в голос заорал:

 
– Комара муха любила. О-о-о-о-ох!
Комара муха любила,
И до пьяна напоила. Пьян!
 

А потом он еще и в пляс пустился, махая невесть откуда извлеченным белым платочком и закладывая лихие «коленца».

Не верю я ему. Не в смысле – всегда, хотя и не без этого, а конкретно сейчас. Я видел его пьяным – и он никогда не вел подобных бесед загадками. А тут вот прямо пробило его. Это неспроста. Валяев только выглядит шутом, на самом деле с головой у него все в порядке.

Или же он сейчас надрался совсем уже в лоскуты.

К моему великому удивлению и разочарованию, на рейс мы все-таки успели. В самолете, пока я на пару с Танюшей разглядывал салон бизнес-класса, в Валяева влили обещанную «соточку» коньяку из фляжки, и он уснул, выдав перед этим еще несколько строк неизвестной мне песни про комара и подергав ногами. Как видно, так он обозначил развеселую пляску.

– Здорово здесь, – тихонько сказала мне Танюша. – Вы до этого летали таким классом?

– Нет, – честно ответил я. – Зато мне доводилось летать на военных самолетах, это тоже очень круто.

Про то, что тем рейсом везли «двухсотых» из одной южной страны, которую не каждый россиянин на глобусе или карте показать сможет, я умолчал. Как и про то, что мы в том самолете, по сути, чуть ли не на гробах в отсеке сидели.

– Вот только как бы другие пассажиры возмущаться не начали, – Танюша показала мне глазами на Валяева, который начал звучно похрапывать.

– А вы видите здесь других пассажиров? – Зимин, накрывавший Валяева пледом, услышал ее слова. – Откуда бы им здесь взяться? Мы выкупили весь бизнес-класс на этом рейсе. Нам попутчики не нужны.

– И сразу возникает вопрос, – Марина откинулась на спинку кресла. – Почему регулярный рейс? Почему не самолет корпорации? Макс, ты ведь наверняка что-то знаешь, может, прояснишь ситуацию?

– Нет, – Зимин тоже хлебнул коньяку из фляжки. – Не знаю.

– Но если бы знал, то мне бы не сказал? – уточнила Вежлева.

– Не сказал бы, – подтвердил Зимин. – С чего бы мне с тобой откровенничать? Тем более, что ты оказалась достаточно неблагодарной особой. Мы тебя подняли наверх, расчистили тебе дорогу – и чем ты нам отплатила?

– Это бизнес, Макс, – широко улыбнулась Марина. – Карьерная лестница. Даже странно, что мне приходится объяснять тебе подобные прописные истины, да еще и штампованными фразами. На моем месте так поступил бы любой.

– Не любой, – парировал Зимин. – Киф бы так не поступил.

– Любой избавившийся от детского инфантилизма человек, – поправилась Вежлева. – Тот человек, который хочет занять свое место под солнцем, по праву ему предназначенное. Киф, без обид.

– Нет-нет, ничего, – выставил перед собой ладони я. – Считайте, что меня тут нет. Одно плохо – попкорн не выдают, без него смотреть на вас не так интересно.

– О чем и речь, – показала на меня Вежлева. – Его головой в дерьмо, а он шутки шутит. Кстати, его дражайшая половина куда лучше соображает в подобных вещах, чем он.

– Виктория, если ты не знаешь, в свое время отказалась от очень выгодного предложения, – заметил Зимин, садясь напротив Вежлевой и откидывая кресло назад. – Так что не надо выдавать желаемое за действительное.

– Всего лишь разумная оценка ситуации, – отмахнулась Вежлева. – Отказаться от первого предложения, чтобы согласиться на второе.

– А Виктория – это кто? – тихонько спросила у меня Танюша.

– Моя приятельница, – ответил ей я. – Тсс, дай послушать, интересно же!

– Было и второе, – не без удовольствия сказал Зимин. – И снова она отказалась. Марина, я отлично знаю, что оно было. Мало того – оно исходило от тебя. И про условия, которые ты выставляла Виктории, я тоже в курсе. Даже про то, как она тебе пощёчину дала и шлюхой назвала, мне и то доложили.

А вот это новости. Все эти разговоры про инфантилизм меня не тронули, поскольку, во-первых, это отчасти правда, во-вторых этот трюк – увести разговор в другую плоскость, чтобы потом превратить его в сторонний конфликт – он не слишком оригинален. Я начинаю возражать, она приводит аргументы, и первоначальная тема разговора уходит в небытие. Фиг тебе, родная, ты сама нарвалась, вот и пожинай плоды.

При этом факт того, что Марина о чем-то пыталась договориться с Викой, меня заинтересовал. Неужто предметом договора был я? Если это так – то тут есть о чем подумать. В первую очередь над тем, что именно превратило меня в некий предмет спора. Скажем так – кое-как я могу обосновать некую борьбу, которую устроили вокруг меня Зимин и Ерема. Это обоснование дикое и неправдоподобное, но хоть какое-то. А здесь-то что? Гендерные закидоны можно сразу убрать в сторону, поскольку ценности, как некий альфа-самец, я точно никакой не представляю. Лет десять назад – возможно, но сейчас… Да ну, чушь. Нет, я вполне еще ничего, и вовсе даже не лысею. Можно сказать – я еще ого-го, но не до такой же степени, чтобы две женщины начали меня делить.

Ладно еще Вика, у нее хоть планы на меня есть, но Марина?

Впрочем, от Вежлевой можно ожидать чего угодно, тем более что Зимин сейчас недвусмысленно дал ей понять, что он знает про то, что она ведет какую-то свою игру.

Вопрос – какую?

Хотя – нужен ли мне ответ на этот вопрос, если здраво поразмыслить? Лишние знания в моем положении не то что скорбь могут преумножить, они мне жизнь в состоянии сократить.

Над головой зашуршало, и в салоне раздался приятный мужской баритон:

– Командир корабля пилот международного класса Заславский Юрий Анатольевич и экипаж приветствуют вас на борту самолета, выполняющего рейс по маршруту Москва-Прага.

– Потом доругаемся, – предложил Вежлевой Зимин. – В воздухе.

Он поерзал в кресле и доверительно сообщил мне и Танюше:

– Терпеть не могу летать. Ощущение того, что нет земли под ногами, меня просто убивает.

– А мне нравится, – застенчиво сказала Танюша. – В этом есть что-то такое… Ну, как в детстве, когда во сне розовых слоников видишь.

– Кого? – изумленно поднял брови Зимин.

– Розовых слоников, – зарделась Танюша. – Мне папа всегда желал их увидеть во сне. Иногда получалось. Я тогда счастливой просыпалась.

– Н-да, – Зимин осуждающе глянул на Вежлеву, та демонстративно уставилась в иллюминатор. – Киф, дружище, у меня к тебе просьба. Не подпускай к этому ребенку Валяева. В крайнем случае, наплети, что она с тобой, тогда он ее не тронет. Если это не сработает, скажи мне. Я, конечно, изрядный негодяй, но даже у меня бывают проблески сентиментальности. Розовые слоники!

Собственно, как раз тут Валяев, который, как видно, услышал сквозь сон свою фамилию, подал признаки жизни и гулко испортил воздух. Ровно в этот момент самолет стронулся с места.

– Поддал газку, – вырвалось у меня – Ишь ты!

Вежлева захохотала, Танюша покраснела еще сильнее, Зимин достал из внутреннего кармана пиджака фляжку и хотел было из нее отхлебнуть, но тщетно, она оказалась пустой.

– А где бортпроводницы? – поинтересовался он громко. – Почему они не проведали нас, не рассказали, где аварийные выходы, и все такое прочее?