Текст книги "Файролл. Снисхождение. Том 2"

– У нас нет переговорных, – объяснил ему я. – Курилка есть. Подойдет?

– Нет переговорных? – просто-таки со священным ужасом переглянулись клерки. Судя по всему, любое здание без переговорной для них было невероятной экзотикой.

– Нет, – Вика тоже все поняла и от чистого сердца забавлялась. – А еще у нас нет штатного психолога, кабинетов для мозгового штурма с пластиковыми досками и тренажерной комнаты. У нас их заменяет спортивная редакция.

– Верно-верно, – поддержала разговор невесть откуда появившаяся Шелестова, которая, несомненно, слышала последние фразы из разговора. Она обняла за шею Вику, чем крайне ее удивила, и положила ей подбородок на плечо. – Там три в одном получается – сначала можно побухать, потом побухтеть, а после и подраться.

– Шелестова, отпусти меня, – Вика стряхнула ее руки с себя. – У меня возникло ощущение, что на меня напала анаконда и хочет задушить. Не тяни свои лапы к моему горлу.

– Не хочешь – не надо, – Шелестова подошла ко мне и оперлась на мое плечо. – Я просто сегодня люблю весь мир и хочу этим поделиться со всеми. Этих двоих я не знаю, вот тот суровый дядька тоже не подходит, – у него два пистолета под пиджаком – один под мышкой, один на поясе, с ним лучше не шутить. И кто остается? Только вы и наш любимый шеф. Я, как ваша верная подруга, было хотела соблюсти «статус-кво», показать, что я не посягаю…

– Иди работай! – покраснев, рыкнула Вика. – Между прочим, рабочий день давно начался. И руки фу от моей собственности!

– Крепостное право отменили в 1861 году, – прощебетала Шелестова у меня над ухом. – Мы с тех пор все свои собственные. Да, Харитон Юрьевич?

Ну вот нравится Шелестовой бесить Вику, я это понял с самого первого дня. Причем никакой определенной цели она перед собой, скорее всего, и не ставит. Она как ребенок, который тыкает веточкой в жука-рогача – поползет тот после этого или нет. По крайней мере, мне так кажется.

– А у вас тут все время такой бардак? – тихонько поинтересовался у меня Устюгов.

– Куда только местные кадровики смотрят, – поддержал его второй клерк, до сих пор для меня безымянный. – Насколько я понял, вот эта девушка – она подчиненная Виктории Евгеньевны. Следовательно, здесь налицо сразу два должностных нарушения – опоздание на работу и неподчинение приказам вышестоящего руководства, что недопустимо и непременно должно быть зафиксировано соответствующим образом. Плюс вся эта фамильярность…

Ух ты. Вика популярна в «Радеоне», даже эти двое знают, как её по имени-отчеству зовут.

– Вот-вот, – оживилась тем временем Вика. – Шелестова, слышала?

– Канцеляризм не пройдет, – Шелестова выпрямилась и нахмурилась. – Харитон Юрьевич, неужели вы дадите убить ту славную атмосферу, которая обитает в этом здании, неужели вы допустите сюда офисную заразу…

Гости из «Радеона» обменялись нехорошими взглядами.

– Стоп! – не выдержал я и прекратил эту вакханалию. – Обе – в редакцию и ждать меня. Если Таша опять жует – пресечь. Если Петрович спит – разбудить. Если…

– Все понятно, – Шелестова вытянулась по стойке «смирно». – Можно не продолжать. Соловьевой прыщи выдавим, Стройникову и Самошникову на орехи выдадим, Ксюшу… Э-э-э-э… Ну, тоже что-нибудь придумаем. Виктория Евгеньевна, нам пора.

Вика явно была недовольна таким поворотом дела.

– Киф, – нахмурившись, произнесла она. – Мне же интересно, что от тебя надо молодым людям. Имей совесть.

– Давай-давай, – подтолкнул ее я. – Я тебе потом все расскажу. А пока иди и строй народ.

Шелестова ее ждать не стала и уже шагала по направлению к лестнице, напевая «Белла чао».

– Экстравагантная персона, – заметил Ватутин. – Молодец.

– Разгильдяйка, – просопела Вика. – Убила бы.

– В принципе, если подойти с умом, то за неделю-другую можно ее уволить без особых хлопот, – вкрадчиво сказал кадровик. – И даже со статьей. Я таких сотрудников знаю, от них один гвалт и беспокойство, потому опыт имеется, имеется, смею вас заверить. Достаточно подойти с умом, и тогда даже заступничество начальников отделов не спасет. Они же такие, без тормозов, тут главное все их грехи своевременно фиксировать документально. Если желаете – могу поподробнее вам объяснить, что к чему. А мы со своей стороны поддержим, не сомневайтесь.

Мне показалось, что воздух в вестибюле, и без того привычно-затхлый, стал совсем уже гнилостным, откуда-то потянуло болотно-кладбищенским духом.

– Идея интересная, – Вика криво улыбнулась. – Со статьей, говорите?

– Как полагается, – приторно-сладко буквально пропел кадровик. – Это наша профессия. А еще можно потом сделать так, что ее даже дворы мести не возьмут. Там есть некоторые тонкости…

– Вика, первый протокол, или как там это называется у них, у кадровиков, будет написан по твоему поводу, – не выдержал я. Еще пара реплик этого отогревшегося скользкого ужа – и я за себя не ручаюсь. – Было отдано распоряжение – брысь в редакцию. Ты еще здесь.

– Вот визиточка, – кадровик будто из воздуха достал белый прямоугольник. – Вы мне позвоните, мы продолжим этот разговор. Ничего, мы эту вашу Шелестову так вытурим, что ей только на панель останется пойти. Тем более, что и выглядит она как последн…

Договорить он не успел – я сходу зарядил ему прямой в челюсть.

Наверное, это было глупо. Как минимум – неразумно. Но – не удержался вот, рефлексы сработали. Мне батя с детства говорил – за своих бить не думая и не договариваясь, он в меня это вколачивал столько, сколько я себя помню. Свои со своими могут бодаться сколько угодно, но чужим в эту драку хода нет. А если полезут – по зубам их сразу, чтобы думали в следующий раз. Да и вообще – гнусь этот кадровик, гнусь кондовая и неприкрытая. Его обязательно надо было после этих слов ударить, потому как если этого не сделать, то потом в зеркало на себя будет противно смотреть. Нет, в моем зеркале и так всякий раз, как я к нему подхожу, фильм ужасов крутят, но пока мне только страшно. А потом еще и противно будет.

И еще – прямо вот как-то повеселел я после этого. Агрессия из меня вышла, копящаяся с давних времен. Хорошо мне как-то стало.

– Правда глаза режет! – взвизгнула Вика. – Я так и знала!

Нет, все-таки с ней иногда сложно. Вот только про нее хорошо в машине подумал – и на тебе. Все-таки женщины – они ну очень непредсказуемые существа. Никогда не знаешь, что выкинуть могут и что сказать.

– Можешь написать на меня докладную руководству, – сообщил я кадровику, который не устоял на ногах и плюхнулся на пол. – Или даже направиться в травмопункт, снять побои и накатать «телегу» в полицию.

– Да что я такого сказал-то? – проскулил кадровик. – Я же по процедуре… Как полагается.

– Зря вы так, – добавил от себя Устюгов. – У вас и правда могут быть проблемы.

Ватутин засмеялся.

– Я же сказал – он может жаловаться на меня сколько угодно, я готов отвечать за свои слова и действия, – я потер костяшки руки, которой бил. – Сколько угодно и кому угодно. Хоть Старику, не проблема. Тем более, что он, как мне кажется, одобрит мои действия. Он своих людей за проступки наказывает жестоко, но при этом и в обиду их не дает, я тому свидетель.

– Я был неправ, – сообщил с пола кадровик. – Привычка, знаете ли. Это ваши люди и ваша территория, я не имел права высказывать свое мнение.

Эк его проняло одно упоминание имени «Старик». Вот только не верю я ему ни на йоту, наверняка сегодня же телегу накатает той же Ядвиге, а та ее подошьет в папочку с моим именем. Уверен, что у нее такая есть.

Вика издала некий горловой звук, и покинула нас, направившись к лестнице.

Во входные двери ввалилось несколько заросших щетиной сотрудников спортивной редакции, запустив в вестибюль волну холодного воздуха. Они равнодушно посмотрели на так и сидящего на полу кадровика, обдали нас запахом перегара, проигнорировали меня (эти суровые парни так и не простили мне увольнение Юшкова) и, прихлебывая пиво из заиндевевших бутылок, проследовали вслед за Викой.

Обоих клерков передернуло, но они промолчали.

– Итак, я слушаю вас, – дождавшись, пока кадровик поднимется с пола, произнес я. – Говорите, что вам нужно.

У меня не было желания вести их вглубь здания раньше, а теперь оно совсем испарилось. Я привык к тому, что редакция в каком-то смысле мой дом, второй или третий – это неважно. Вот только пускать в него этих типов я точно не хотел, так что в прихожей поговорим.

– Еще раз просим прощения за то, что вмешались в ваши дела, – поспешно и чуть пришепетывая сказал кадровик. – Это наша оплошность.

Ватутин снова коротко хохотнул.

– Ближе к делу, – холодно произнес я.

Мне очень хотелось расстаться с этой парочкой поскорее.

– А может, все-таки пройдем в какое-то помещение? – Устюгов расстегнул свою папку и достал из нее ворох бумаг. – Тут документы, их надо будет подписать.

– Что за документы? – удивился я – На дачу, что ли? А при чем тут кадровик? Он с какого бока?

Я перестал понимать, что происходит.

– При чем тут дача? – изумился и Устюгов. – Нет. Вчера вас назначили главным редактором данного издательского дома, вот и надо подписать соответствующие бумаги. Приказы, дополнительные соглашения к договорам, карточку образцов подписей для банка. Это же документооборот, это же очень важно все. Порядок должен быть в бумагах!

Порядок – это да. Он должен быть.

Глава восьмая
в которой все происходит хоть и согласно плана, но с элементами внезапности

– Без меня меня женили, – признаться, несколько растерянно сказал я Ватутину. – Нормальный ход?

Тот молча пожал плечами – мол, прости, старик, это твои заморочки.

– И все-таки, – Устюгов потряс стопкой бумаг, которую он цепко держал в руке. – Не на коленке же нам все это подписывать? Неужели в этом здании нет никакого помещения, где стоял бы стол и несколько стульев?

– Например – кабинета собственно главного редактора, – подсказал кадровик. – Вашего нового кабинета. Там и закрепим ваше право на него документально, так сказать – проведем инаугурацию.

– Какую нафиг инаугурацию? – наконец собрался с мыслями я. – Мне ни она не нужна, ни кресло главного редактора. У меня своих дел полно.

Нет, где-то внутри у меня было теплое чувство – все-таки приятно вылезти из грязи в князи. Ну, не то, чтобы совсем из грязи – но все-таки. Мне этот потенциальный геморрой все равно был совершенно не нужен.

– Как? – в один голос спросили клерки.

В их головах такое не укладывалось. Ну вот трудно им было понять то, что человек по доброй воле не хочет повышения. Не задано это было в их программном коде, если можно так выразиться.

– Да никак, – я не знал, как им еще объяснить очевидную для меня вещь. – Совершенно.

– Скажите, а от кого исходило решение о назначении на эту должность господина Никифорова? – внезапно спросил Ватутин. – Кто вам дал прямое указание и вручил те документы, которыми вы размахиваете? Приказ о назначении кто подписывал?

Клерки переглянулись.

– На них виза Зимина, – наконец произнес кадровик. – Формально именно он вправе назначать и снимать первых лиц в данной организации, как лицо, уполномоченное «Радеоном». Ведь именно наша компания владеет контрольным пакетом акций издательства, а значит, именно за ней остается окончательное решение на предмет того, кто здесь главным будет. А вот приказ они тут сами сделают, у них свой документооборот.

– Как вас зовут? – мягко спросил у него Ватутин, и этот его тон заставил меня насторожиться.

– Василий Марсов, – смутившись, произнес молодой человек, щека которого начала опухать. – Вот так вот удружили родители с именем.

– Вася с Марса, – хихикнул Устюгов. – Мы его так называем.

А что, ему подходит. Как есть – Вася с Марса. Немного косноязычен, исполнителен и обладает невероятной гибкостью позвоночника, общаясь с теми, кто ему выгоден. Порождение красной планеты, иноземная рептилия. Эк меня занесло, так и сыплю метафорами.

– Так вот, Василий, – Ватутин приобнял сына неба за плечи. – Я не спрашиваю вас, кто поставил подпись, я хочу знать, кто инициировал это назначение.

Клерк замялся, и Ватутин сжал его покрепче, да так, что у того что-то хрустнуло в районе шеи.

– Ой! – сморщилось лицо Марсова.

– Это пока «ой», – невероятно обаятельно улыбаясь, сказал ему Ватутин. – А вот когда вы, Василий, вернувшись в главное здание, отправитесь в увлекательнейшее путешествие на его нижние этажи, там не только «ой» будет. Там и «ох» воспоследует», и «ай», и даже «вах, мама-джян». Правда, если вас это хоть как-то порадует, вы туда отправитесь не один, а с вашим другом. С вот этим.

И он показал пальцем свободной от объятий руки на Устюгова.

– Ядвига Владековна, – в один голос тут же выпалили клерки. – Она это! Мы тут ни при чем, нам сказали – мы поехали.

– Так вас никто и не винит, – совсем уж по-доброму сказал Ватутин. – Вы люди-то подневольные, разве мы этого не понимаем? Да, Харитон Юрьевич?

– Несомненно, – кивнул я, теперь окончательно убедившись в том, что от предложения этого надо отказываться.

Что бы ни придумала Ядвига, как бы красиво и заманчиво оно ни выглядело, добра от этого ждать точно не следует, по крайней мере – лично мне. Она меня ненавидит давно и прочно, так, как это умеют делать только польские женщины – до крошащихся от сжатия зубов, до красных пятен на скулах, до состояния «Żebyś zdechł!». Причем причина этой ненависти от меня скрыта тайной. Нет, есть у меня кое-какие догадки, но догадки – не факты, их к делу не подошьешь.

– Да-да, – закивал Вася с Марса, у которого явно все поджилки уже ходуном ходили. Трусоват был Вася бедный, как сказал бы Пушкин. Там, правда, был не Вася, а Ваня, но это не столь и важно. В наше время ни Вась, ни Вань в России уже почти и не встретишь. Вот Эдуардов, Ричардов и Эмилей – полно. А Васи с Ванями закончились. – Так и есть.

– Вот только Илья Павлович – он на слово никому не верит, – расстроенно сказал Ватутин. – Он в бумажки верит. Так что – пошли-ка, друзья, в тот кабинет, который временно пустует в ожидании нового хозяина, и там вы мне и опишете все, как было, начиная с самого начала. Кто сказал, что сказал, какие указания дал. Досконально, со всеми деталями. Понятно?

– Чего не понять? – оживились эти двое. – Все ясно. Напишем, как не написать. Мы же тут ни при чем, нам сказали – мы поехали.

– Само собой, – понимающе покивал Ватутин. – Люди вы подневольные. Да, Харитон Юрьевич?

– Ну да, – мне этих двоих жалко не было, не понравились они мне, особенно этот, Вася с Марса. Он мне напоминал огромную отъевшуюся на мертвечине крысу. И то, что с ними потом сотворит Ядвига Владековна, меня совершенно не волновало. – Правильно.

– Вот только что с этим делать? – Устюгов снова протянул мне бумаги. – Нам бы какое-то подтверждение, что вы отказались документы подписывать, или позвоните нашему руководству, скажите им о своем решении. С нас же спросят.

– И кто вместо вас главным тогда будет? – поддержал его Марсов. – Не может быть учреждения без руководителя.

– Руководитель есть, – успокоил его я. – У нас тут директор наличествует, Артем Сергеевич.

Про то, что вышеупомянутый Артем Сергеевич трезвым бывает от силы первые два часа рабочего дня, я говорить не стал. Зачем им эти подробности? Хотя так-то он мужик лютый, в прошлом тяжелоатлет, один из тех, кто закладывал первые кирпичи в устои существования спортивной редакции еще в то время, когда я в школу бегал. Если Мамонт был просто Мамонт, то это был мастодонт. Внешне он и на самом деле напоминал титанов мезозоя.

– Да? – эта парочка переглянулась, по-моему, немного расстроенно.

– Да, – заверил их я. – Просто в газете все немного по-другому устроено, не так, как везде. Директор – это директор, он отвечает за… мнэ-э-э… Техническую часть вопроса. А главный редактор – он отвечает за процесс создания газеты в целом. Нет, по сути главред – он самая важная персона, но формально – он второе лицо.

– Как у вас, творческих людей, все непросто, – посетовал Устюгов. – Нет у вас четкой иерархии.

– Покритикуй еще, – беззлобно погрозил ему пальцем я. – Ладно, мне работать надо.

– Погоди, – остановил меня Ватутин. – Сначала я тебя до места доведу, потом уже с этими двумя общаться продолжу. Дашь провожатого до кабинета вашего бывшего?

– Да зачем? – отмахнулся я. – У меня два помещения в распоряжении, а сидим мы только в одном, так теплее и веселее. Так что занимай второе да и развлекайся там с этой парочкой.

Прозвучали мои слова двусмысленно, при этом Вася с Марса с интересом окинул взглядом крепко сбитую фигуру Ватутина, только что не облизнулся.

Господидобрыйбоженька, что же эта публика к нам так зачастила? То Серебряный, то вот этот… Марсианин. Впору спортивную редакцию ко входу переносить, чтобы они своим видом и поведением всяких таких Вась сразу отпугивали, на дальних подступах. Прими я предложение Зимина – так и сделал бы.

– А с нашей просьбой что? – настойчиво спросил Устюгов, который, в отличие от спутника, похоже, был нормальной ориентации.

Я вздохнул и снова достал телефон.

– Что? – буквально прорычал Зимин в трубку и сказал кому-то, кто был в его кабинете: – Пять секунд, хорошо? Киф, говори.

– Мне не надо повышения, – коротко произнес я. – Мне в своем кресле хорошо.

– Не надо – и не надо, – резко ответил Зимин. – Погоди секунду. Да, Елиза, закажи три билета до Праги. Что? Сам приказал? Тогда четыре. Очень кстати, смотри-ка. Киф, у тебя заграничный паспорт есть?

– Сложный вопрос, – уклончиво ответил я, подозревая, что спрашивают у меня это не просто так. – Раньше имелся, теперь не знаю.

– Это как? – опешил Зимин.

– Он у меня дома лежал, – пояснил я. – Но меня там давно не было, я даже не знаю, что там теперь творится.

– Сегодня заглянешь к себе, найдешь паспорт, – приказал Зимин. – Если не найдешь – сразу звони мне, будем этот вопрос решать патриотически-денежным путем.

– А почему «патриотически»? – заинтересовался я.

– Чиновники российские теперь все патриотами стали, – пояснил мне Зимин. – Иностранные деньги в виде взяток не признают больше, только рублями берут, правда, исходя из курса ЦБ. Потому как родину очень любят. А особенно они любят город Хабаровск и мост через реку Амур. Ладно, не суть. Ты как в здание вернешься – сразу ко мне заходи, есть кое-какие новости.

– Теряюсь в догадках – какие-такие новости, – не удержался я. – Теперь изведусь весь.

Не знаю, слышал ли конец моей фразы Зимин, поскольку в трубке раздались гудки.

Вот же блин, только поездки в Прагу мне и не хватало. Хорошо бы сейчас подумать что-то вроде: «А может, я ошибся, может, речь не обо мне?». Только – фиг, обо мне речь. А иначе загранпаспорт тут при чем? Другой разговор – с кем общался Зимин и кто отдал ему команду. Первая и основная версия – Старик. Но вот тут наверняка так не скажешь, может, и кто другой.

Впрочем, Прага не самый плохой вариант, там пиво славное. Я его не сильно люблю, но в Чехии это не просто напиток, это достопримечательность. И, кстати, Слоник от нее живет не так далеко, может, удастся повидаться?

Опять же – хоть дома побываю, гляну, что и как. Надеюсь, он еще стоит на своем старом месте.

– Все, – сообщил я глядящим на меня в ожидании клеркам. – Вопрос утрясен.

– А Ядвиге Владековне позвонить? – достаточно настырно пробубнил Вася с Марса.

– Многовато чести будет, – нагловато сообщил ему я, убирая телефон. – Если каждому кадровику звонить, то язык отсохнет. Высшее руководство в курсе – этого достаточно.

Почему бы не позлить заносчивую гордячку? Так-то я обычно на рожон не пру, но очень она мне надоела за последние месяцы.

– Тоже верно, – одобрил мои слова Ватутин и как-то так по-братски обнял клерков за плечи. – Ну что, господа, пошли писать откровения? Одно от Василия, второе – от Александра. Харитон Юрьевич, бумаги нам пару листов дадите? Ручки у нас свои есть.

– Там, в кабинете, наверняка бумага есть, – я направился к лестнице. – Стас, нам после работы надо будет…

– Перекусить, – оборвал меня Ватутин. – Само собой, тут хорошая столовая, не хуже, чем у нас, так что мы непременно в нее заглянем.

А, понятно, конспирация. Ишь какой он бдительный. Хотя – работа у него такая, всех подозревать. И ничего смешного в этом нет, пока он такой прикрывает мою спину, можно жить более-менее спокойно.

В кабинете, где сидели мои архаровцы, царила непривычная тишина. Никто ни на кого не орал, никто ничем не возмущался.

Подобное было настолько непривычно, настолько удивительно, что я даже немного напугался.

Разбушевавшееся воображение сразу нарисовало мне ряд жутчайших картин.

В первой все мои подчиненные с перерезанными глотками, недвижимо сидят за своими столами и их кровь стекает на листы бумаги, на пол, на клавиатуру компьютеров.

Вторая картина являлась альтернативной первой, но более оптимистической, поскольку в ней все еще были живы. Но зато в ней они сидели за столами с приставленными к головам дулами пистолетов.

Третью я даже додумывать не стал, рванув дверь на себя.

Увиденное частично совпадало с картиной второй, оптимистической. Мои архаровцы в самом деле сидели за столами, молча глядя на Мариэтту, которая стояла посреди кабинета прижимая к своей груди огромный букет цветов.

– Ух ты, – облегченно выдохнул я. – Красивый. С днем рождения!

Надо же – забыл. Точнее – даже не знал. И Вика, зараза, не сообщила.

– У меня в апреле день рождения, – Мариэтта сунула нос в букет. – Овен я.

– Да? – я почесал затылок. – Ошибочка вышла. Тогда в честь чего сия флора?

– Ей этот букет прислали с курьером, – сообщила мне Таша. – И записку к нему приложили, мол: «Самой красивой девушке в «Вестнике Файролла».

Тут я совсем уж опешил, посмотрев сначала на Вику, которая стояла, поджав губы, а потом на Шелестову.

– Не-не, все верно – поймала та мой взгляд и правильно его истолковала. – Все так. И имя есть – «Мариэтте Соловьевой». Никакой ошибки.

Мэри глубоко и счастливо вздохнула. Подозреваю, что это не только первый букет в ее жизни, который прислали, как в кино показывают – с курьером и запиской, а как бы и вовсе не самый первый букет, подаренный ей представителем противоположного пола просто так, без повода.

– Н-да, – я подошел поближе к счастливо улыбающейся девушке. – Ну и правильно всё, я и не сомневался. Красивой девушке – красивые цветы.

Странно это. Кто ей мог прислать такой букет? Разве что Костик, но он и цветы – две вещи несовместные. Вот если бы он ей веб-камеру последней модели прислал и жесткий диск, забитый до отказа японскими мультиками – это да, это в его стиле. А цветы – не уверен.

Тогда – кто? Надо про это Ватутину рассказать, это по его ведомству загадка. Может, чек какой остался или визитка фирмы-поставщика?

Вот же. Все-таки, как маленький кусочек счастья меняет даже не очень симпатичную девушку. Вон – и глаза сияют, и румянец в полщеки, и волосы вроде не как «воронье гнездо» выглядят, а как немного модерновая прическа.

– Ты их в банку поставь какую-нибудь, – посоветовал я Мариэтте. – А то ведь засохнут. Лен, у нас есть емкость под такой букет?

– У нас нет, – развела руками Шелестова. – У нас никто никому букеты не дарит. Мы или ругаемся, или едим. У рекламщиц есть, я видела. Сейчас принесу.

Когда все выяснить успела? Я с рекламщицами столько лет дружбу водил – и не знал про это. Хотя с другой стороны – мне подобное было неинтересно, я там другие цели преследовал.

Отдельной проблемой оказалось отнять букет у Соловьевой – она ни в какую не хотела с ним разлучаться, так что к основной теме обсуждения, которую я наметил на сегодня, мы перешли далеко не сразу.

– Итак, – спустя полчаса все-таки сказал я. – Пусть с опозданием, но мы все-таки побеседуем о том, как нам не растерять уже имеющуюся аудиторию и как привлечь новую. Идеи есть?

– Как не быть, – бодро сказал Самошников. – Мы с Генкой предлагаем забабахать новый конкурс какой-нибудь.

– Свежо и оригинально, – язвительно заметила Вика. – А то у нас их мало.

– Отвергая – предлагай, – я от нее ничего другого и не ждал, реплика была у меня давно наготове. – У тебя есть что-то конструктивное?

Вика с недовольством посмотрела на меня.

– Мне некогда выдумывать новое, – сказала она, напирая на слово «некогда». – На мне весь еженедельник, если ты забыл. Кому-то ведь надо сводить материалы, редактировать их, делать макет, подписывать его в печать, общаться с типографией. Креатив хорош для тех, у кого на это время есть. У меня его нет.

– Возразить нечего, – признал я. – Убедительно. Ну тогда мы тебя задерживать не станем, иди, занимайся этими действительно важными делами, чего тебе с нами сидеть, время терять? Правильно, народ?

В моем голосе не было ни капли иронии, в данном случае я был вполне серьезен. Я на самом деле так думал.

– Правильно-правильно, – поддержала меня Таша, немного тем удивив.

Стройников с Самошниковым тоже кивнули, и даже Петрович помахал лапой из своего угла – мол, идите себе, Виктория Евгеньевна, не задерживайтесь. Вам – административное, нам – творческое.

– Отлично, – щеки Вики вспыхнули как маки, она буквально метнулась в мой кабинет, хлопнув дверью.

– Невиданное дело – но соглашусь с Викторией Евгеньевной, – Шелестова похлопала меня по плечу. – Отлично было сказано, после таких слов много всего интересного может воспоследовать. С другой стороны – вы еще не супруги, так что даже в ЗАГС идти не надо и вещи делить не придется.

Вот как странно случается – иногда весь упреешь, пытаясь собеседника разозлить, все данные тебе природой запасы сарказма и иронии изведешь – и результат нулевой. А тут – правду сказал и ничего, кроме нее, сермяжной, и на тебе – смертная обида со всеми из нее вытекающими. Да ну, ерунда какая-то…

– Плачет вроде, – насторожилась Ксюша. – Надо бы пойти, наверное, успокоить.

– Сиди уже, – одернула ее Шелестова. – Это Виктория, кто ее в слезах и соплях увидит, тот завтра отсюда по статье вылетит, если до этого завтра вообще доживет. Даже если это ее подруга, которой она создаёт наиболее благоприятный режим существования.

– Ничего она мне не создает, – пискнула Ксюша, опасливо глянув на меня.

Сотрудники почти все заулыбались, но это были именно улыбки, а не кривые ухмылки из серии: «Ага, рассказывай нам». Судя по всему, это безобидное создание, я имею в виду Ксюшу, само не понимало, что живет у Вики за пазухой.

– Побольше поплачет – поменьше пописает, – сурово сказал я. – А у нас есть дело, им и займемся.

Не скажу, что мне не было жалко Вику, но при этом бежать к ней с утешениями я не собирался. Сама подставилась, сама начала этот разговор – и последствия его пусть разбирает сама. Да и маленько спустить ее с горных вершин не мешало, больно она на них вознеслась. Последствий же я вовсе не боялся – мне нынче идти к Зимину, и что я оттуда вернусь порядком «на рогах», не вызывало у меня никаких сомнений. Один билет его, второй – Валяева, третий… Азов, скорее всего. И все они будут там, в кабинете. Глупо даже предполагать, что такая встреча пройдет «насухую». А когда я поддатый, мне все едино, кто и что говорит.

– Вернемся к нашему разговору, – я хрустнул пальцами. – Конкурсы – сразу нет, по крайней мере в их хрестоматийном виде. Штука в том, что у нас их полно.

– Не делайте так больше, – Шелестову передернуло. – Брррр! Ну, с костяшками на руке. Лучше давайте я вам пенопласта принесу и стекло дам.

Теперь скривились Таша и Ксюша.

– Предложить сюжет квеста. Идею победителя воплотят в жизнь работники «Радеона», – подал голос Петрович, доставая из ящика стола небольшой вентилятор. – Может выйти забавно, мол, глас народа – глас божий.

– Интересная мысль, – одобрил я. – Еще накидываем.

Жилин, на которого я посмотрел, сделал жест, мол: «Пропускаю ход, я чуть позже выскажусь». По сути – неправильно, но, с другой стороны, у кого у кого, а у него льготы точно есть.

– Конкурс красоты среди игроков-женщин, – забросила ногу на ногу и заложила руки за голову Шелестова. – Причем в жюри можно посадить НПС. Уверена, что Константин сможет внести в программу необходимые поправки. Ну или мы заставим его это сделать, у нас теперь есть рычаги давления. Можно с образами судей поиграть, одного сделать менестрелем, второго богатым торговцем. Помните, тут к нам чучело заходило, как его? Вот, точно – Максимилиан Серебряный. Третьего судью с него срисовать можно. Какой сегодня конкурс красоты без фрика в жюри?

– Набор штата репортеров среди игроков, – тихонько сказала Ксюша. – Правда, я это рассматривала все-таки на конкурсной основе. Ну, конкурс на лучшую новость, после этого победители получают какой-нибудь игровой приз и становятся авторами колонки «Новости из первых рук». Причем он может быть разбит на несколько этапов, то есть – растянут во времени. Речь ведь шла про не единоразовую акцию, насколько я помню.

– Разумно, – Шелестова с уважением глянула на Ксюшу. – К нам сейчас самотека идет много, среди него мусора – хоть отбавляй, все что нужно и не нужно пишут на редакционную почту. А так – выкристаллизуем лучших, их новости будут просматриваться в первую очередь, а остальные – по необходимости. Нет, сначала будет тяжелее, но потом-то – легче. А лучшим из лучших будем игровые плюшки выдавать.

Ксюша покивала – мол, да, так я и думаю.

– Красиво, – одобрил и я. – Это хорошая идея, серьезно. Мне она нравится.

– А сам-то чего придумал? – Петрович включил вентилятор. – Уф, духота.

Народ уставился на меня.

– Есть у меня мыслишка. Ивент, – я почесал за ухом. – Большой турнир устроить под эгидой «Вестника Файролла». Игровой, с кучей категорий, с призами, на все классы и уровни… Ну, почти на все, начиная, наверное, уровня с двадцатого, раньше смысла нет. Даже – с тридцатого. Причем подготовку к нему начать сейчас, а сам турнир провести месяце в мае. А может, даже и в июне. Везде повесить ящики – «Твои мысли о турнире», где коммьюнити будет излагать свое видение мероприятия. Лучшие мысли тоже премировать – места на ВИП-трибуны, памятные уникальные знаки и прочая игровая дребедень, народ такое любит. Уверен – писем при этом условии будет немало, так что наше дело будет только самое лучшее из них вытащить и себе присвоить. А главные призы турнира сделать вполне себе вещественные, вроде репликов знаменитых мечей, примочек для капсул, годовых подписок и тому подобного, вручив их чемпионам в каком-нибудь антуражном кабаке. Собрать там лучших из лучших – и вручить. С фотосессией, пивом и прочими делами. Правда, не знаю, как в этом случае быть с иногородними победителями, но это можно потом как-то решить. Может – онлайн-сессия, может – еще что-то.

– Мне нравится, – Шелестова покачала ногой. – В этом есть рациональное зерно. Во-первых, нет ограничений для того, чтобы победить, во-вторых – сопричастны все желающие. Только кланам надо будет объяснить, что это для всех, а не только для них.