Текст книги "Ночной дозор"

– Остановись, – сказал себе Толик, – не спеши. Подумай, прикинь, что к чему, реши, что тебе лучше всего сейчас делать.

Он был уже достаточно далеко от Лилькиной квартиры, поэтому мог позволить себе такую вольность, как остановиться и подумать. «Джип» замер на стоянке. Мимо проезжали машины, шли прохожие. Толик сидел за рулем и тер слезящиеся, обожженные глаза.

«Если от убийства Малютина я почти отмазался, то милиционер, которого я пристрелил почти случайно, – это уже серьезно. Его гибель из разряда случайностей, не предусмотренных планом. – На душе сделалось совсем тоскливо. – Да, с женщинами мне еще не приходилось воевать, и в этом моя слабость. Она узнала меня. Как? Каким образом? Неужели видела меня еще до убийства, прежде чем я закрыл лицо? А то, что узнала – факт. Не стала бы прятаться в ванную, тайком вызывать милицию. Хотя женщин сам черт не поймет. Там, где мужчины действуют логикой, силой, они полагаются на интуицию, на хитрость, которая сродни глупости. Я не могу больше оставаться в городе, я должен уехать, – после недолгих колебаний решил Толик. – Но прежде всего я должен получить от Короедова то, что мне причитается. Годами я гнул на него и на Петрова спину, за них подставлял голову под пули, рисковал свободой. И я не собираюсь дарить им свои деньги, вложенные в их бизнес!»

Толик вышел из машины и направился к ближайшему телефону-автомату. Вместо Короедова ответил один из его телохранителей, тут же узнавший Толика по голосу. Бандит вслушивался в интонации, пытаясь понять, врет телохранитель или говорит правду.

– Мне надо поговорить с Короедовым, срочно.

– Сергея Сергеевича сейчас нет в городе.

– Когда он появится?

– Только завтра.

– С ним можно сейчас связаться?

– Да.

Но вместо того, чтобы назвать Толику номер сотового телефона, телохранитель предложил:

– Скажи, что ему передать, и я свяжусь с ним сам.

– Скажи, что завтра, лишь только он приедет, я хочу его видеть. Нам нужно встретиться, – бандит старался говорить как можно спокойнее, таким тоном, будто не он, а Короедов нуждался во встрече.

– Перезвони через пять минут.

Связь оборвалась.

Толик закурил. И если обычно на сигарету у него уходило ровно пять минут, то теперь за это время он выкурил две, да еще полминуты осталось. Он засек время не по минутной стрелке, а по секундной, и сэкономил несколько секунд, набирая номер.

– Это снова я. Ты связался с Короедовым?

– Да.

– И что?

– Он сказал, что завтра в одиннадцать можешь к нему подъехать, без звонка, без предупреждения. Он будет ждать.

– Спасибо, – выдавил из себя Толик, чувствуя, как пальцы его слабеют.

Он даже не с первого раза попал трубкой в вилку рычага, погнутую, ржавую, ничего, кроме омерзения, не вызывающую.

– Завтра в одиннадцать, – прошептал Толик, прикладывая ладонь к глазам. Веки набухли, их с трудом удавалось удерживать открытыми. – Что ж, если раньше не получается.

Рисковать лишний раз бандит не хотел. Он тут же позвонил жене:

– Я кое-что должен сделать на даче, так что, извини, дорогая, ночевать сегодня не приеду.

Женщина привыкла не задавать вопросов. Если муж сказал, что надо, значит, так тому и быть:

– Хорошо.

– До встречи, – буркнул Толик, ощутив, что его голос дрогнул.

Он так старательно строил свою двойную жизнь, изо всех сил старался, чтобы первая жизнь и вторая не пересекались, и вот катастрофа произошла, все придется начинать сначала. Толик понимал, что домой он уже никогда не вернется, а короткий телефонный разговор с женой – последний. Теперь в Питере его удерживала лишь встреча с Короедовым – получить деньги и рвануть к чертовой матери не только из города, но и из России. Комплект документов лежал на даче: российский паспорт на подставную фамилию и паспорт украинского гражданина. «Поеду в Киев или во Львов, а оттуда рвану дальше. Черта с два они успеют меня найти!»

* * *

Не успел еще развеяться дым от выстрелов в Лилькиной квартире, как во двор въехал «Джип». Младший Багиров сидел за рулем, двое его братьев расположились на заднем сиденье. Багиров-младший взял в руки записную книжку Ершовой и аккуратно вычеркнул из нее Лилькин адрес.

– Ты чего раньше времени вычеркиваешь?

– Чувство у меня такое, что ее тут нет.

Чеченцы вошли в подъезд. Любопытная соседка с нижнего этажа, пять минут тому назад вызвавшая милицию, прильнула к дверному глазку, уверенная, что приехали оперативники. «Что они, в органы теперь одних кавказцев берут?» – подумала женщина, глядя на смуглые лица мужчин.

– Еще один этаж.

– Еще.

Чеченцы смолкли, глядя на распростертого на пороге квартиры мертвого милиционера.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Его, что, наша баба, Ершова замочила?

– Идиоты, уходим, – прошипел Багиров-младший, бросаясь вниз по лестнице.

Но было уже поздно. Во дворе взвыла милицейская сирена. Братья Багировы побежали назад в подъезд. На троих мужчин приходился один пистолет, они-то собирались воевать с безоружной женщиной, а не с шестью милиционерами. Старший из братьев с пистолетом наизготовку стал у двери.

– Выбрось его в подвал, спрячь, – крикнул младший из братьев.

Но он опоздал со своим советом и на этот раз. Милиция ворвалась в дверь.

– Мы только к другу зашли, испугались. там убитый, – попытался выкрутиться младший из братьев, но, посмотрев на пистолет в руках брата, замолчал.

– Брось оружие, всем на пол. Обыщите их. А вы трое – наверх.

При Багировых обнаружили документы Ершовой, запасную обойму, пачку фальшивых долларов и записанные на спичечном коробке телефоны приемной Малютина.

– Наверху убитый участковый, – доложил офицеру сержант. – В квартире никого.

– Смотрите, чтобы тут не наследили, а я свяжусь с Барышевым. Наверное, он был прав, это не азербы Малютина убили, а чеченцы.

* * *

– Сколько с меня? – истерично выкрикнула Катя Ершова, когда такси остановилось возле приземистого здания с неброской надписью «Междугородный переговорный пункт».

– Мне лишнего не надо, по счетчику платите.

– Я, честно говоря, сейчас в таком состоянии, что не могу прочесть цифр, но этого, наверное, хватит, – Катя вытащила крупную банкноту и протянула таксисту.

– Эй, погодите! – водитель решил, что лучше рассчитаться с пассажиркой точно по счетчику, чтобы потом не было никаких претензий. Он положил ей в ладонь бумажки и несколько монет.

Катя торопливо бросила их в сумку, даже не удосужившись достать кошелек.

– Все хорошо? – спросил таксист.

Наконец, до Ершовой дошло, каких слов от нее ждут.

– Извините за то, что произошло на улице. Я совсем отчаялась остановить машину. Я не хотела причинять вам неудобства.

– Следующий раз будьте осмотрительнее.

Катя рванула на себя крючок ручки, тот отломался. Она недоуменно повертела в руках металлическую детальку:

– Ну вот, я и машину вам сломала.

– Это когда-нибудь должно было произойти, – хмыкнул шофер, забирая у нее отломанную ручку. – Нервная вы какая-то. – Таксист вышел и открыл дверцу снаружи.

– Спасибо, – бросила ему Катя и заспешила к переговорному пункту.

Она спинным мозгом ощущала, что оторвалась от погони. Надолго ли – этого знать ей было не дано, но время следовало использовать.

Она вошла в кабинку. Денег у нее оставалось не так уж много, в лучшем случае, прожить дня четыре, и то, если не снимать гостиницу, а есть в дешевых кафе. Обращаться к кому-нибудь в Питере за тем, чтобы одолжить денег, было страшно.

Катина рука после того, как она набрала код Москвы, замерла. Звонить Варламу ей не хотелось. Если бы не несчастья последних дней, черта бы с два она это сделала, они еще не помирились. Но человека, лучше и ближе знавшего ее, чем Варлам, в мире не существовало.

Скрежетнув зубами, Катя все-таки набрала его номер.

Прозвучал вкрадчивый женский голос:

– Агентство Варлама Кириллова.

И тут же Ершовой представилась длинноногая дура на другом конце провода, которыми так любил окружать себя Варлам. Все они были для Кати на одно лицо – блондинки, брюнетки, шатенки. И пусть их глаза разнились цветом, но выражение глаз оставалось одним и тем же. «Дуры набитые!»

– Мне Кириллова надо.

– А кто его спрашивает? – поинтересовалась секретарша.

– Его спрашивает Ершова.

– Он занят.

– Я могу повторить: его спрашивает Ершова, – Катя произнесла это таким тоном, что спорить было бесполезно, оставалось или позвать Кириллова, или повесить трубку.

Девушка трубку повесить все-таки не решилась, хотя, кто такая Ершова, она забыла.

– Варлам, – проворковала она, – тебя тут спрашивает…

– Кто? – донесся до Кати далекий голос Варлама.

Кате захотелось закричать в трубку так, чтобы Варлам сам услышал ее: «Да оттолкни ты эту дуру от телефона и поговорим, мне срочно тебе сказать.»

Наконец в наушнике послышалось покашливание, Варлам обычно так начинал разговор, прочищая горло.

– Это я.

Варлам тут же оживился:

– Ба, Катя, здорово! Ты откуда? Что с тобой?

– Неважно откуда, у меня проблемы возникли.

Варлам засмеялся:

– Такого, Катя, я еще не припомню.

– А что?

– Тебя все ищут. И не только друзья. Милиция, тобой интересовалась, из ФСБ приходили, чеченцы о тебе справлялись. Популярной становишься.

– Варлам, ты серьезно?

Кириллов по голосу Кати почувствовал, что ей сейчас не до шуток, и волнение ее не поддельно.

– Точно, тобой милиция интересовалась и ФСБ, я-то думал, премию вручить хотят. Милиция почему-то питерская. Ты из Питера звонишь?

– Нет, – вырвалось у Кати. Ей захотелось тут же повесить трубку, но она боялась остаться совсем одна.

– Ты когда приедешь? Работы непочатый край.

– Помоги мне, Варлам.

– Если деньгами, то могу, а на остальное у меня нет времени.

– Ты приехать сейчас ко мне можешь?

– Ты даже не сказала, где находишься.

– В Питере я! В Питере! Приезжай скорее! Бросай все к черту, езжай в аэропорт, на вокзал, садись в машину. Ты что, телевизор не смотришь, я во все питерское дерьмо, какое только можно, вляпалась.

– Не смотрю. Катя, так не получится, – спокойно ответил ей Варлам, – бизнес есть бизнес, и у меня дел выше крыши. Ты сама останешься без заказов, если я все брошу.

– Дурак! – сказала Катя и повесила трубку.

Ей сделалось обидно до слез, хотя она понимала, Варлам прав, нельзя ради чувств, какими бы распрекрасными они ни были, бросать работу, дело, в котором занято около полусотни человек. Ведь всем им Варлам пообещал заработок, известность и не может теперь распоряжаться собой по собственному усмотрению.

«Но он дурак, дурак набитый, – повторила Катя, убеждая себя в этом. – Мне тут голову чуть не прострелили, а он. Но он об этом не знает. Может, и слава богу? Значит, все верно, – подумала Катя, – и человек с серыми бесцветными глазами, убивший Малютина, не бандит, а сотрудник ФСБ. Это руками ФСБ убран представитель президента. Поэтому, Катя, – сказала себе Ершова, – тебе крышка. Нет, не тебе, а мне, – грустно улыбнулась она, – нечего говорить о себе в третьем лице, потому как голова у тебя одна и жизнь – тоже».

Ей показалось, что все кончено, жить ей осталось пару дней. «И то, если удачно спрячусь. Умру молодой и красивой, – подумала она. И ей стало до слез жаль себя. – И что я, собственно, успела сделать в своей жизни? Несколько каталогов для Варлама? Но кто будет помнить о них? Пройдет год или два, все они очутятся в пунктах приема макулатуры. Я прожила жизнь пусто и неинтересно. Мне казалось, что я всегда находилась в гуще событий или, как говорится, на острие иглы. А на самом деле, мне даже вспомнить нечего. Никто меня даже и не любил по-настоящему, как и я никого не любила».

Кате захотелось, чтобы кто-нибудь обнял ее, пожалел, захотелось почувствовать рядом с собой сильного мужчину, способного уберечь ее, дать совет. Пальцы скользили по кнопкам набора телефонного аппарата, но лишь скользили, не нажимали ни одну из них.

«Всего десять цифр, – подумала Ершова, – дающие практически бесконечное число комбинаций, и за каждой из них стоит человек. Набери – и зазвонит телефон в любой точке земного шара. Но кому сейчас есть дело до меня? Разве только тем, кто хочет меня убить?»

Женщина опустилась на невысокий кожаный табурет, стоявший в кабинке. Короткий шнур телефонной трубки потянул микрофон вверх.

«И записная книжка мне не поможет, – подумала Катерина. – Телефоны тех, кто дорог, знают на память, их не ищут в справочниках».

Слезы туманили глаза, цифры расплывались. Она уже практически не видела собственных пальцев, готова была зареветь и довериться первому, кто попытается ее успокоить. Рука скользнула по клавишам. Сперва она ощупью набрала код Москвы, даже не будучи до конца уверенной в том, что сделала это правильно, а затем пальцы сами собой набрали телефон Ильи.

– Да? – послышалось в трубке.

Ей показалось, что Илья совсем недавно с кем-то говорил и думает, будто ему забыли что-то сказать, поэтому и перезвонили.

– Это я, – выдохнула она в трубку и, не удержавшись, пару раз всхлипнула.

– Катя, ты? – забеспокоился Илья. – Ты откуда звонишь? Что случилось? Почему так долго не вспоминала обо мне?

– Долго? – сквозь слезы проговорила Катя. – По-моему, прошло всего лишь несколько дней.

– Ты где сейчас, в Москве?

– Нет, в Питере.

– По-моему, ты плачешь.

– Я сама не знала, что способна на это.

– Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе?

Эти слова, как бальзам, пролились на душу Ершовой. Она сама хотела попросить Илью приехать к ней, готова была сидеть в телефонной будке и ждать, когда тот появится. И неважно, уйдет на это день или два. А тут он сам предложил приехать к ней.

– Ты слышишь? Я хочу приехать к тебе.

– Илья, ты прелесть, – проговорила Катя. – Я даже не знаю, что тебе и ответить. Наверное все-таки тебе лучше не приезжать.

– Что случилось? Почему ты плачешь? Тебя обидели?

– Я сама себя обидела, – вздохнула Ершова, понимая, что не сможет по телефону, плача, рассказать все, что с ней случилось. – Если тебе станут что-то говорить обо мне, расспрашивать, то ты ничему не верь, хорошо?

– Даже если о тебе скажут хорошо?

– Не скажут. Ты можешь приехать?

– Я втолковываю тебе, что хочу тебя увидеть. Я боюсь, что связь сейчас оборвется.

– Я в Питере, – вздохнула Катя, – и мне очень, очень плохо. Ты даже представить себе не можешь, как плохо!

– Все можно исправить.

– Нет, даже ты этого не сможешь.

– Посмотрим, – выкрикнул в трубку Илья.

Катя ощутила, что, разговаривая с ней, Илья еще чем-то занят.

– Ты не один?

– Можно сказать и так. Я с компьютером.

– Прилетай, приезжай, как можно скорее.

Илья хмыкнул:

– Последний самолет уже улетел, а поезд отходит слишком поздно.

– Ты откуда это знаешь?

– Вызвал на монитор расписание. Я говорю сейчас с тобой, а сам ищу способ, как быстрее до тебя добраться.

– Мне плохо, Илья.

– Я приеду, жди меня. Где тебя можно найти? Ты как-то говорила, что у тебя есть подруга? Ты у нее живешь?

– Была подруга.

– Объясни, что произошло?

– Я не могу этого сделать. Приедешь, все тебе расскажу. Хотя и понимаю, лучше тебе не приезжать, это ничего не изменит. Оставайся, забудь все, что я сказала.

– Катя, если ты не перестанешь меня отговаривать, то я.

– Хорошо, встретимся возле Казанского. Когда тебя ждать?

– Я поеду на машине. Думаю, к шести утра доберусь.

– Ты что, очумел? И не думай! Вести машину всю ночь?

– Я очень хочу тебя видеть. Держи себя в руках, Катя, главное – дожить до рассвета.

– Здесь ночи белые, доживу, – напомнила Ершова.

– Все, жди.

Катя смотрела на попискивающую трубку в своих руках, и ей не верилось, что только сейчас она говорила с Ильей, не верилось, что тот обещал приехать. Она взглянула на часы: было три часа дня. Предстояло где-то провести время. «Вернее, убить его, – подумала Катя. – Самым лучшим способом было бы впасть в спячку, проснуться, а уже шесть утра».

Ершова выбралась из телефонной кабинки, отошла к подоконнику и пересчитала деньги.

«Что уж тут экономить, – подумала она, – может, жить-то мне осталось всего ничего? Надо постараться забыть обо всем, раз уж сама ничего не могу сделать».

Уже спускаясь в метро, она обнаружила на облицованной кафелем стенке небольшой прямоугольник афишки, извещавшей о том, что неподалеку работает ночной музыкальный клуб. «Вот уж точно, никогда не знаешь, куда тебя занесет! – сказала себе Ершова. – Я не танцевала целую вечность. Ночной клуб. дожила».

Это заведение Ершова отыскала с трудом. Ночной клуб размещался в здании бывшей столовой в середине квартала. За билет пришлось выложить треть имеющихся в наличии денег.

Лишь только Катя переступила порог, как сразу же ощутила на себе настороженные взгляды, и только по прошествии четверти часа сообразила, в чем дело. Впервые она так ясно ощутила свой возраст, молодежь смотрела на нее, как на старуху. В ходу здесь было пиво, а не крепкие напитки, хотя в баре были выставлены и они. Громыхала музыка, мигал свет. Катя сидела на высоком табурете возле барной стойки и цедила сквозь зубы свежее пиво из огромного пластикового стакана. «Тут меня вряд ли найдет даже ФСБ. Тут за два метра человека не узнаешь», – подумала Ершова, глядя на то, как зеленый свет сменяется красным, затем все тонет в темноте, а потом вспыхивает ярко-желтый прожектор.

Вскоре к ее присутствию привыкли, она перестала вызывать интерес. Иногда девчонки подходили, просили закурить, и часам к двенадцати ночи Катя уже запросто болтала со странной компанией, состоявшей из парня, чьи волосы были выкрашены в ярко-зеленый цвет, и трех девиц, очень похожих друг на друга, одетых в одинаковые куртки, одинаковые черные очки закрывали их лица. По большому счету девицы отличались друг от друга лишь цветом волос: одна фиолетовая, другая оранжевая, третья желтая. И сами их прически казались отштампованными в одной и той же форме.

На удивление, они оказались не дурами, кое-что смыслили не только в искусстве, но и в философии. Катя удивлялась себе, она говорила почти без остановки, как это случается с людьми, переживающими сильный нервный стресс, хохотала над вещами, вызывавшими у других лишь улыбку.

К двум часам ночи Ершова уже запросто отплясывала с новой компанией на идеально ровной площадке перед эстрадой. С сумочкой она не расставалась, намотав ремешок на запястье. Ей казалось, что реальный мир исчез, существуют лишь площадка, барная стойка, столики и эстрада, на которой поочередно сменяли друг друга три музыкальные группы.

– Что вас, собственно говоря, привело в клуб? – кричал ей на ухо зеленоволосый парень, пытаясь перекричать рев музыки.

– Мне захотелось повеселиться.

– У вас грустный взгляд.

– Именно поэтому и захотелось, – засмеялась Ершова.

– Как вам мои девочки?

– Красавицы. Они так стараются быть похожими друг на друга, что я даже временами забываю, кто из них кто. Мне кажется, ты им нравишься, всем троим, – кричала Катерина парню, совсем не беспокоясь, что ее могут услышать девушки.

– Я это знаю, поэтому и ходим вместе. Поэтому они и хотят быть похожими друг на дружку, чтобы никому из них не отдал предпочтения. Но вам по секрету я скажу, больше других мне нравится фиолетовый цвет.

Катя чувствовала себя на удивление легко. Здесь она никому ничего не была должна, и ей никто ничего не был должен. Музыка, болтовня, танцы помогали скоротать время, о течении которого напоминали небольшие часы с римскими цифрами, висевшие за спиной у бармена. Лишь они одни во всем зале клуба были освещены нормальным постоянным светом.

Ершовой даже не хотелось уходить, когда большая стрелка перевалила за цифру пять.

– Куда вы? – спросил парень, когда Катя двинулась к выходу.

– Нескромный вопрос, – засмеялась Ершова, – я сейчас вернусь.

И хотя она знала, что о ней, скорее всего, через полчаса напрочь забудут, ей все равно было немного грустно уходить, не прощаясь, делая вид, что через пять минут она вернется.

Город еще не успел ожить после ночи, воздух казался пронзительно свежим и холодным. Кате тут же сделалось зябко. Несколько раз такси притормаживали возле нее, но шоферы, видя, что женщина даже не оборачивается, проезжали мимо. «К чему спешить? – думала Ершова. – Однажды я уже пришла чуть раньше назначенного времени к Казанскому собору. И дернул же черт за язык назначить встречу именно там!»

Вскоре ей пришлось пойти немного быстрее, иначе бы не успела. Уже издалека, неподалеку от собора она увидела машину Ильи. И вот тогда в душе что-то оборвалось. Никогда прежде Катя не позволяла проявляться истинным чувствам, никогда не показывала, что человек ей по-настоящему дорог. А тут сама побежала навстречу, размахивая над головой сумочкой.

Илья стоял, облокотившись на капот машины. В пустынном городе трудно было не заметить бегущую по набережной женщину. Лишь только Катя бросилась к нему, побежал и Илья, хотя и не сразу узнал ее. Они встретились возле ступенек, ведущих к воде, и остановились, не добежав друг до друга каких-то двух шагов. Улыбаясь, они смотрели друг другу в глаза.

– Только теперь я поверил, что это ты.

– Врешь, иначе бы не бежал навстречу.

– Я всегда бегу, если вижу красивую женщину. Зачем ты перекрасилась?

– А ты совсем не выглядишь уставшим, – проговорила Катя.

– Ты все такая же молодая и красивая.

– Врешь.

– Почему?

– Я знаю себе цену. Переживания еще никого не украшали.

– Только не тебя.

– Я ночь не спала.

– А я спал всю дорогу от Москвы до Питера, сидел за рулем и дремал.

– Боже мой, о чем мы говорим! – воскликнула Катя и шагнула к Илье. Первой обняла его, прижала голову к его груди.

«Это то, о чем я мечтала, – подумала женщина. – Но почему же мне так грустно?»

Рука мужчины скользнула по ее волосам, легла на плечо. Илья чуть отстранился и, немного согнувшись, поцеловал ее в губы.

– Только не говори мне, пожалуйста, что всю дорогу мечтал лишь об этом. Не люблю вранья.

– Я мечтал еще и об этом, – Илья подхватил Катю на руки.

– Если бы я сейчас сказала тебе, что все придумала про свои неприятности, сказала бы, что просто захотела тебя увидеть, потому и выдернула из Москвы, ты бы не рассердился?

– Я чувствовал бы себя счастливым.

– К сожалению, это не так.

– Я знаю. – Илья бережно поставил Катю на асфальт и, взяв за руки, пристально посмотрел ей в глаза. – Давай, выкладывай, что у тебя случилось?

– Вот, так всегда, – вздохнула Катя, – только размечтаешься, только поцелуешься и, на тебе, вновь проза жизни. Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. Ты слыхал об убийстве Малютина?

– Даже понятия не имею, кто он такой.

– Ты что, телевизор не смотришь?

– Смотрю иногда, но компьютер заменил мне многое в жизни, – и тут же Илья торопливо добавил, – кроме тебя, конечно.

– Да уж, компьютер вряд ли заменит женщину. Только не подумай, что я полная дура и выдумала черт знает что. Для начала могу тебе сказать, что за мной охотится ФСБ, что вчера я была на волосок от смерти.

– Мне трудно в это поверить.

– Сейчас ты все увидишь и поверишь. Вот тогда и раскаешься, что приехал ко мне, но будет уже поздно. Ты, Илья, человек жалостливый, ты, наверное, жалеешь даже помойных котов и бродячих собак.

– Придется тебе помочь быть поосторожнее в сравнениях.

– Себя я могу называть как угодно.

Катя полезла в сумочку, вытащила фотографии и одну за другой по очереди показала Илье. Сперва Ершова еще как-то пыталась связно излагать свою историю, в которой переплелось все – и чеченцы, и майор из Дагестана, и Лилька со своим ухажером-работодателем. Но потом сообразила, что от этого ее рассказ делается только более путаным, и стала говорить отрывками, перескакивая с темы на тему, больше полагаясь на чувства, на эмоции, чем на разум.

Илья уже не только слушал, но и переспрашивал, уточнял. Через полчаса Кате показалось, что ее друг знает о событиях в Питере больше, чем она сама.

– Ну вот, в общем-то, и все, – растерянно произнесла Катя, рассказав о том, как провела ночь в музыкальном клубе. – Если ты не стал меня ненавидеть после этого, то скажи что-нибудь.

– Катя, ненавидеть тебя невозможно.

– Что ж, постараюсь тебе поверить.

– В твоих рассуждениях есть логика, – осторожно признался Илья, хотя самой Кате так не казалось. – Но это только на первый взгляд. На самом же деле, по-моему, ты во многом ошибаешься.

– В чем же? Ты учти, я ничего не приврала, меня в самом деле хотели убить, и я лишь чудом осталась жива.

– В этом я и не сомневаюсь. Но знаешь, Катя, я счастлив по-своему.

– Почему?

– Не случись несчастье, ты бы не позвонила мне.

– Как мало тебе надо, – возмутилась Ершова, – сказал бы, так я бы тебе каждый день звонила и из Грозного, и из Питера. Увидела бы телефонный автомат и сразу: Илья, привет, бросай все и приезжай.

– Ты мне первому позвонила?

Катя посмотрела в глаза Ильи и поняла, это будет слишком жестоко сказать, что первому она позвонила Варламу, а не Илье:

– Конечно же, тебе.

– Пошли в машину, мне надо немного подумать.

– Думай-не думай, ничего уже не изменишь.

– В этой жизни все можно изменить.

Илья сел за руль, Катя устроилась рядом. В машине было теплее, чем на улице, хотя мотор и не работал, но утреннее солнце уже нагрело салон. Кате сделалось хорошо, тепло, уютно. Наконец, впервые за последние дни кто-то думал за нее. Ей казалось, что Илья дремлет. Он сидел, запрокинув голову, прикрыв глаза, и чуть заметно шевелил губами.

– Ты что-то говоришь? – проворковала Катя, опуская голову ему на плечо.

– Я бы хотел ответить тебе, что повторяю твое имя, но это будет неправдой.

– Иногда вымысел лучше правды.

– Тогда я повторяю: Катя, Катя…

– И тебе становится от этого легче?

– Легче мне станет, когда ты окажешься в безопасности.

– Меня утешает хотя бы то, что ты мне поверил.

– Честно говоря, мало найдется в мире людей, которые поверят в твой бред.

– К сожалению, – вздохнула Ершова.

– Кажется, я сообразил, что можно предпринять, – Илья резко открыл глаза и взялся за руль.

– Это лишь кажется, – ответила Катя, с неудовольствием покидая уже пригретое место на груди у мужчины. Я ни на что не надеюсь. Просто хотела увидеть тебя перед смертью, – то ли в шутку, то ли всерьез сказала Катя.

– Одно дело поверить, другое – получить подтверждение.

– Ты о чем?

– Твои догадки логичны, но не обязательно правильны. Если каждое твое предположение будет подтверждено, как говорится, из независимых источников, значит, ты права.

– Ты что, предлагаешь заявиться в ФСБ и мило поинтересоваться, не разыскивают ли они меня?

– Твой ход не лишен смысла. Именно это я и собираюсь сейчас сделать.

– Я никуда не пойду, – Катя схватилась за ручку дверки, но вспомнив добитое такси, замерла.

– По сути, я предлагаю сделать то же самое, но более аккуратно.

– Илья, не был бы ты моей последней надеждой, я послала бы тебя к черту.

– У тебя есть другие планы?

– Я пока и твоих не знаю, но готова согласиться.

– Подожди меня в машине пару минут, я позвоню.

Илья говорил недолго, Катя даже не успела как следует заволноваться. Когда он вернулся, его лицо выражало полнейшее спокойствие, как будто и не было до этого путаных Катиных признаний.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Я тоже надеюсь, – улыбнулся Илья, запуская двигатель.

Вскоре они оказались в странном кафе, о существовании таких Катя даже не знала. Тут имелись и барная стойка, и эстрада, но вместо обычных обеденных столиков по периметру всего зала были установлены компьютерные стойки.

– Ты здесь бывал прежде?

– Нет.

– Но ты знал, что такое кафе есть в Питере?

– Они есть во всех крупных городах – кафе с компьютерами, имеющими выход в Интернет.

Посетителей в этот ранний час здесь было только трое, если не считать самого Ильи и Кати. Трое парней сидели возле одного из компьютеров и, время от времени заходясь от хохота, придумывали фразы для ответов. На экране же у них сменялись фотографии. На всех была одна и та же девушка в разных видах.

– Мне нужен компьютер со сканером и цветным принтером, естественно, подключенный к Интернету.

Служитель кафе проводил Илью и Катю к компьютеру с большим двадцатидюймовым монитором, который располагался за невысокой ширмочкой, прикатил второе кресло на колесиках и поинтересовался, что посетители хотят заказать из еды. Катя почувствовала, что голодна, и вскоре возле их компьютерной стойки появился двухъярусный столик с кофейником, с тарелкой горячих бутербродов и свежими пирожными.

Илья дождался, когда служитель вернется на свое место, и принялся колдовать с компьютером – именно этим словом Катя определила для себя действия Ильи. Тот достал из портфеля стопку компакт-дисков.

– Я сам делал эти сборки, – пояснил Илья, – подбирал нужные программы, часть из них абсолютно незаконна.

– Можешь мне не объяснять, я мало что в этом смыслю.

– Что ж, может, это и к лучшему.

Ершова занялась кофе, бутербродами, пирожными, особенно не вдаваясь в то, что делал Илья.

– Посмотри-ка, тебя в самом деле ищут, – тихо окликнул он Катю.

Та чуть не поперхнулась пирожным, когда увидела на мониторе собственную фотографию. Она сразу сообразила, откуда та взялась – фотография из журнала.

– Да, тебя уже ищут вся милиция и ФСБ.

– Откуда мой портрет взялся в компьютере? – дрожащей рукой Катя показала на экран.

– Мне пришлось забраться в сеть МВД, ты же мне своей фотографии не дарила.

– Мне страшно, – призналась Ершова.

– Во-первых, я сделал так, чтобы они не поняли, откуда к ним забрались, а во-вторых, тебе, по-моему, было еще страшнее, когда человек из ФСБ пытался тебя убить. Давай-ка свои фотографии.

Илья, завладев пачкой, отобрал из всех снимков лишь один – тот, где Толик, Сашок и Шурик стояли с открытыми лицами неподалеку от белого «Опеля».

– Почему ты выбрал именно эту?

Илья посмотрел на Катю, как на маленького ребенка, которому приходится объяснять прописные истины.

– Во-первых, мне хотелось бы иметь их фотографии по отдельности, а во-вторых, вот этот, – он показал пальцем на Толика, – что-то считывает с пейджера.

Катя пригляделась и увидела то, чего не замечала раньше – Толик в руке держал пейджер.

– Но он же держит его под наклоном. Пейджер такой маленький, что его практически нельзя увидеть.

– Погоди, – оборвал ее Илья, – я же тебе говорил, все в этом мире поправимо.

Вскоре на мониторе Катя увидела фотографию, затем появилась маленькая черная рамочка, в которую Илья захватил пейджер Толика. Изображение расплылось на цветные квадраты.

– Я ничего не вижу, ничего не понимаю! – призналась Катя.

– Тебе и не надо. Подожди минут десять, и если можно что-нибудь сделать, я сделаю.

Катя успела выпить всего одну чашку кофе и съесть пирожное, когда Илья радостно ей сообщил:

– Готово! Можешь посмотреть.

На экране было всего две фразы: «Договоренность остается в силе. Сделаешь дело, перезвони Короедову».

– Кто такой Короедов?

– Ты что, прочел сообщение на пейджере?

– И ты его прочла.

– Так просто?

– Это тебе только кажется. Так кто такой Короедов?

Катя пожала плечами: