Текст книги "Ночной дозор"

Машинист даже вскрикнул от неожиданности, и тут же смолк, когда ему в грудь грозно уперся холодный ствол пистолета.

– Двигай, урод! – услышал он вкрадчивый шепот. Бандит втолкнул его в кабину, где уже практически невозможно было расслышать ни слова из-за грохота дизеля. Поскальзываясь на блестящем от масла полу, Цеп схватил машиниста за плечи и развернул лицом к окну. Красный глаз семафора, не мигая, смотрел на машиниста. – Трогай!

Снизу прозвучали еще два выстрела. Пули ударились о днище тепловоза. Цеп вжался в угол и прикрикнул:

– Твою мать!

– Нельзя, сигнал красный!

– Трогай, я сказал!

Машинист тронул ручку, и тепловоз медленно пошел вперед.

В это время омоновец, вскарабкавшийся на эстакаду, пытался взобраться на тепловоз. Дважды срывался, рискуя угодить в промежутки между шпалами. Наконец, забросив автомат за спину, он навалился животом на поручни, и распластался на металлическом помосте.

– Жми, урод! – Цеп выглянул в окно и выстрелил в омоновца. Но пуля прошла мимо.

Машинист с ужасом наблюдал за тем, как его маневровый локомотив уходит с основной ветки и сворачивает в сторону. Омоновец оказался в более уязвимом положении, чем Цеп: на площадке негде было укрыться, а бандит мог в любой момент выстрелить из-за укрытия.

– Быстрее! – кричал Цеп, угрожающе размахивая пистолетом.

– Ты что, не видишь? – орал машинист, показывая рукой вперед – туда, где виднелись огромные металлические ворота склада, но грохот заглушал его слова. Озверевший бандит потерял возможность рассуждать. Ему показалось, что машинист издевается над ним. Цеп уже понял, какую ручку нужно крутить, чтобы увеличить скорость. О том, что он будет делать, когда вырвется с территории порта, бандит не думал. Вырваться – а там видно будет.

– Пошел вон! – он резко ударил машиниста рукояткой пистолета по затылку и бросил его на пол. Цеп поставил ручку в крайнее положение. Локомотив задрожал, из-под колес посыпались искры. Набирая бешеную скорость, тепловоз мчался по ржавым рельсам, его болтало так, как болтает автомобиль на проселочной дороге. Стыки, повороты. По этим путям давно никто не ездил.

Омоновец, выпустив несколько очередей, попытался пробраться вперед, но локомотив бросало так, что пришлось обеими руками ухватиться за поручни. Цеп же видел перед собой в хитросплетении рельсов лишь одну нитку, ведущую между складов к воротам, а за ними была воля.

– Быстрее! Быстрее! – приговаривал Цеп, нервно поглядывая через плечо, боясь, что из лишенного стекла окна ему в спину ударит очередь.

Тепловоз – не автомобиль, даже если бросить управление, он будет мчаться. Цеп метнулся к окну и глянул на мостик. Омоновца не было, он ухитрился взобраться на крышу тепловоза и спуститься с другой стороны, чтобы появиться там, где его не ждут.

Локомотив еще раз дернулся, уходя влево. Блестящие наезженные рельсы оказались в стороне, и тепловоз, натужно ревя мощным дизелем, летел к складам. Те надвигались на него черной громадой. Омоновец, ухватившийся за поручень, застыл, увидев страшную картину. Расстояние сокращалось с каждым мгновением и он, уже не разбирая куда, прыгнул.

Перед ним мелькнули бетонные конструкции эстакады, блеснули рельсы, прогрохотало колесо маневрового локомотива. И только тогда милиционер глянул вниз, увидев серую россыпь щебня. Отбросив автомат в сторону, он сгруппировался и покатился, обдирая в кровь руки и лицо, по шуршащим камням. И тут же услышал страшный скрежет, грохот. Цеп не успел добежать до дверного проема, как локомотив на полном ходу врезался в толстые металлические ворота склада, снес их, смяв, как лист бумаги, и еще метров двадцать проволок перед собой. Летели искры, высекаемые металлом о металл. Рушились стеллажи, сбивались опоры. И все это падало на продолжавший по инерции свой бег локомотив.

Его остановил лишь бетонный массив складской рампы. Удар оказался страшным. Его ощутили во всем порту. Склад дрогнул, но выстоял, а локомотив развернуло, и он завалился на бок. Цеп, попытавшийся в последний момент выпрыгнуть из кабины, оказался раздавленным. Его череп хрустнул, как грецкий орех под тяжелым молотком.

Уцелевшие омоновцы секунд десять стояли в оцепенении, глядя на то, как над складом поднимается столб пыли.

– Вот черт! – сказал лейтенант, первым пришедший в себя, и сам не понимая почему, передернул затвор автомата, выбрасывая патрон из патронника. – Ну и дела пошли!

Малютин и Барышев, надев бронежилеты, бежали к складу. Их остановил лейтенант:

– Там может быть взрыв, оставайтесь здесь!

Как ни странно, они подчинились. Вскоре Барышеву доложили, как произошла авария. Виновного определить было сложно, да и заниматься сейчас выяснением этого не имело смысла.

– Кого еще задержали? – допытывался Малютин у Барышева.

Но тот лишь развел руками:

– Так, всякая мелочь. Бомжи, которых наняли для разгрузки вагонов, водители, у которых не оказалось документов на груз. Но это все не те, кого мы с вами искали.

– Выяснили, кто был на тепловозе?

– Да. Часть завала уже разобрали, нашли пистолет, из которого бандит отстреливался. По первым прикидкам, это тот самый пистолет, из которого был убит капитан Федосеев. Но еще предстоит экспертиза. Баллистики должны дать заключение к завтрашнему утру.

– Черт, – выругался Малютин, – вот сегодняшний покойник нам и был нужен!

– Что ж поделаешь, – вздохнул Барышев, – судьба у него такая.

– Нет, это у нас такая судьба хреновая – могли взять и не взяли.

Барышев понимал, что придется отвечать за операцию в порту. Победителей из них не получилось, а проигравших, как известно, судят, даже если они были правы.

«Малютину-то не так туго придется, как мне, – подумал полковник Барышев, – его из Москвы прикроют, а мне перед местными отчитываться».

Малютин словно угадал эти мысли.

– Я, Барышев, тебя не сдам, найдется кому и за тебя слово замолвить. Главное, что мы действовали правильно.

– Правильно, но не законно, – грустно вздохнул полковник.

– А они что, тоже закон соблюдают? – усмехнулся Малютин.

– Они бандиты, – сказал Барышев, – у них свои законы, свои «понятки», – он перешел на «ты», общее дело их сблизило. – А мы должны закон соблюдать.

– И тогда мы будем сидеть в заднице, – резко проговорил Малютин. – Или ты хочешь еще своих людей потерять?

– Нет, – коротко ответил Барышев, вытряхивая сигарету из помятой пачки. Сигарета дрожала в его пальцах, он явно нервничал, и уже даже не скрывал своего волнения. Ему было все равно, что произойдет сейчас, что произойдет завтра, потому что ничего хорошего ему ждать не приходилось.

– Одна надежда, что найдем левый груз, а потом и его хозяина.

Но и этим надеждам не суждено было оправдаться. Нашли, правда, несколько контейнеров не учтенного спирта, контрабандную партию сигарет и неоформленный контейнер с аппаратурой. Но это были такие мелочи, из-за которых явно не стоило проводить столь широкомасштабную операцию, да и людей терять.

Когда они садились в машину, Малютин пожал руку Барышеву и, глядя ему в глаза, сказал:

– Я сам доложу губернатору.

Однако он не успел оказать этой услуги полковнику. Лишь только тот сел на переднее сиденье уазика, как зачирикал мобильный телефон. Губернатор позвонил сам, он не спрашивал причины, не интересовался мотивацией. Он кричал:

– Какого черта сунулись в порт?! Кто позволил? Кто санкционировал? Почему действуете без моего ведома, без ведома прокуратуры?

Барышеву хотелось ответить, что если бы хоть одна живая душа, кроме него самого и Малютина, узнала о готовящейся операции, то она провалилась бы, еще не начавшись. Единственное оправдание, которое он мог бы противопоставить крикам губернатора, у него отсутствовало. Операция не удалась.

– Полковник, дай трубку.

– Понял.

Полковник еще несколько мгновений держал трубку у уха, а затем положил ее в ладонь Малютина. Тот сразу же прижал телефон к уху, а губернатор, не зная, кто его сейчас слушает, продолжал кричать:

– Я знаю, откуда ветер дует, знаю! Тебя Малютин заставил, но ты должен мне подчиняться. Мне на Москву плевать. Я здесь хозяин. Ты подчиняешься мне, а не Малютину.

– Не кричи, – тихо сказал в трубку Малютин.

Губернатор по голосу сразу понял, с кем говорит.

– Ну, раз ты уж слышал, что я говорил, давай быстро ко мне!

– Нет, я сейчас еду к себе. Барышев тут ни при чем, а подчиняется он в первую очередь закону. И ты, губернатор, это знаешь.

– Что, думаешь, мне недолго осталось? А вот я думаю, наоборот. Теперь тебе, Малютин, несдобровать, и никто за тебя не заступится. Ты хотя бы прикинул, какие убытки понесла область из-за твоих глупых действий? Да еще трое людей погибло, не считая бандита.

– Работа такая, – сказал Малютин.

– Думаю, теперь за тебя не заступятся. У меня тоже есть свои люди, и еще посмотрим, чья возьмет.

– Твоя, губернатор, возьмет, – вполне миролюбиво произнес Малютин.

Он отключил телефон, злобно выругался, выбрался из уазика и пересел в свою машину.

– Не передумал на выборы идти?

– Наоборот, укрепился в этой мысли. Уже не жалею, что в Москву приглашение Ершовой отправил.

– Мне куда сейчас направиться? – спросил полковник Барышев.

– Занимайся своими делами. Надеюсь, тебя я отобью. Если что, ссылайся на меня.

Настроение у Малютина было ни к черту. Он понимал, что Барышева отстоит, но это будет стоить ему нервов, а главное, времени, которого сейчас было в обрез. Он связался из своей машины по мобильному телефону с администрацией президента и поставил в известность о случившемся. Там о событиях в Питере еще не знали, Малютина выслушали, сказали, что доложат помощнику секретаря и просили продолжать работу. Пообещали, что администрация подключится к этому инциденту, но по голосу Малютин понял, что если ему и сойдет этот провал с рук, то, скорее всего, в последний раз.

Не судят только победителей, а проигравшим достается всегда, даже если они были правы. Все помои выливаются на голову проигравшему и, как правило, он становится козлом отпущения, хотя на словах и, возможно, в душе, все ему сочувствуют и его понимают. Но политика – это гонка, в которой нельзя отставать, и уж если споткнулся, упал, да еще не успел вовремя подняться, то забудь о лидерстве и пеняй в первую очередь не на выбоины в дороге, а на самого себя, на свою нерасторопность, на свою невнимательность. Ведь все бегут в одну сторону по одной и той же дороге, и первым бежать тяжелее всего.

Малютин понял, что давешняя угроза по телефону – это не простые слова, особенно после того, что он натворил в порту. Угрозу попытаются вскоре реализовать.

«Надо поскорее вывезти семью, спрятать и как можно надежнее». Та охрана, которую предоставила Служба безопасности, – это декорации. Будут нести службу, будут исправно дежурить, но если бандиты вознамерятся ему отомстить, то они улучат момент, когда охрана не сможет спасти. Ведь существуют снайперы, которые за деньги выполнят свою грязную работу, а денег в данной ситуации уже никто жалеть не станет. Ведь на карту поставлены такие суммы, от которых кружится голова.

Да что суммы? Деньги, в общем-то, здесь – не самое главное. Самым важным является то, что Малютин и его люди лишают бандитов перспективы и пытаются выбить у них из-под ног почву, лишают длительной перспективы. Они не просто останавливают поток грузов, парализуя работу порта, а направляют потоки в другое русло, по другому маршруту.

Естественно, после таких событий многие компаньоны бандитов сочтут за лучшее не рисковать товаром, попробуют переждать или попросту сменят рынки сбыта, и товар пойдет не в этот порт, а, возможно, в Прибалтику, может быть, в Архангельск, Мурманск, на Дальний Восток. Ведь никому не хочется на ровном месте отдать товар в доход государства.

* * *

Когда голос стюардессы, усиленный динамиками, сообщил о том, что самолет идет на посадку, что температура за бортом плюс двадцать восемь, Екатерина Ершова открыла глаза и даже не сразу сообразила, где она, что с ней. Ей снились удивительные сны, снилось детство, снилась вода. Во сне она вспомнила, что, будучи маленькой, любила смотреть на бегущую воду. Вспомнила речушки, вспомнила Истру, на берегу которой стояла дача родителей. «А я ему сказала, будто никогда не смотрела на бегущую воду. Надо будет сказать, что я ошиблась, что я вспомнила». Она посмотрела в иллюминатор. Земля была освещена ярким, почти жгучим солнцем: серо-желтые горы. «Да, в детстве я смотрела на воду, а потом забыла. А Илья прав, это самое интересное – смотреть на бегущую воду. Когда смотришь на нее, становишься спокойнее и лучше понимаешь жизнь. Он прав, он очень умный, добрый и очень хороший».

Самолет сделал полукруг, и вскоре колеса мягко коснулись бетона аэродрома. Гул заполнил салон. Пассажиры оживленно заговорили, их голоса смешивались, тонули в вязком гуле двигателей и шуршании колес о бетон.

«Ну, вот и прилетела».

Кое-кто в самолете даже захлопал в ладоши.

«Радуются, что прилетели домой. А может, просто радуются жизни, радуются тому, что все обошлось благополучно, что самолет прибыл по расписанию в пункт назначения. Кого-то, конечно же, приедут встречать, а вот меня, – с грустью подумала Катя, – никто не встретит. Но ничего, меня зато встретят в Москве. Я обязательно позвоню Илье из Грозного, и он меня встретит».

В этом Катя не сомневалась ни единой секунды. Она уже была уверена, что в ее судьбе произошла большая перемена, и теперь ее жизнь, ее будущее стали более осмысленными, более спокойными, и все изменится, причем изменится к лучшему.

Самолет замер. Катя смотрела в иллюминатор на ярко освещенное крыло, которое блестело и слепило глаза. «Наверное, я забыла очки. Как всегда, самое нужное забыла».

Она вытащила кофр, открыла крышку. Сверху лежал пакет с бутербродами, которые сделал Илья ей в дорогу. «Он еще сказал, – вспомнила Катя: «Где же ты там сразу перекусишь? А так, откроешь кофр, и еда под руками».

И очки лежали здесь же, в кофре, сбоку. Катя открыла футляр, вытащила темные очки и надела их. Они сразу же изменили ее лицо, мгновенно превратив в иностранку. А люди уже суетились, отстегивали ремни, вытаскивали из-под сидений сумки, снимали вещи сверху, громко переговаривались.

Подали трап. Вначале самолет покинули пилоты, а затем к выходу двинулись пассажиры. Катя закинула кофр на плечо, только сейчас заметив, какой он тяжелый. Но вместо того, чтобы огорчиться, улыбнулась. Настроение у нее было приподнятым, ничто не предвещало неприятностей. Погода стояла солнечная, люди вокруг были радостно возбуждены.

Покинув салон, Катя сразу же ощутила, как жарко на улице, до какой степени нагрет бетон. Он буквально дышал жаром, как сковородка, снятая с плиты. Степь вокруг аэродрома была выжженной, пыльно-зеленого цвета с неприятной желтизной. Автобус никто не подал, пришлось идти к зданию аэропорта пешком. Большинство прилетевших мужчин почему-то оказались одетыми в темные костюмы, женщины – в темные платья.

Формальности в терминале аэропорта много времени не заняли. Аэропорт Ершовой не понравился, по всему чувствовалось, что в Чечне неспокойно. Аэропорт поразил ее странным запахом, резким и неприятным. «Порохом пахнет, что ли, или смертью? – подумала Ершова. – Похоже, что именно этим. Такой запах выветрится нескоро, а может быть, не выветрится никогда».

– Что у вас в сумке? – спросил плохо говорящий по-русски мужчина в форме.

– Аппаратура, – сказала Катя.

– Разрешение есть?

– Какое разрешение? Разве надо? Покажите инструкцию.

– Прахады, – лениво махнул он рукой, поправляя кобуру, даже не заглянув в открытый кофр.

Вскоре прибыла и сумка с одеждой. «Интересно, я смогу найти такси? И сколько оно будет стоить?»

Англичане – мужчина и женщина, шли за ней следом, словно она была их проводником. И когда закончились формальности, мужчина-англичанин с вытянутым лицом и светлыми, словно выгоревшими глазами, обратился к ней на очень корявом русском языке.

– А вы мне не подсказать, где есть стоянка?

– Стоянка? Какая? Такси?

– Нет, нет, машины. У нас встреча.

– Наверное, там, – сориентировавшись, показала рукой Катя.

– Спа-си-бо.

Катя ответила по-английски. Англичанин замер, англичанка улыбнулась. Разговор быстро перешел на английский язык. И мужчина, и женщина оказались журналистами. А когда они узнали, что Катя – фотограф, то даже их английская сдержанность пропала.

– Мы вас подвезем. Мы вас подвезем в город, – наперебой начали предлагать англичане свои услуги новой знакомой.

Катя, естественно, не отказывалась, это ей было на руку.

– У вас задание редакции?

– Да, – сказала Катя и назвала английский журнал, который заказал ей фоторепортаж из Чечни.

Англичане еще раз удивились. Журнал, названный Катериной, считался довольно солидным изданием и работать в нем, выполнять заказы для фотографа любого уровня даже в Англии было престижно. А тут симпатичная длинноногая женщина, явно русская, выполняет задание для английского журнала. Значит, она профессионал очень высокого класса. Разочаровывать его Катя не спешила, заказ достался ей лишь потому, что она согласилась работать за четверть реальной цены.

Отношение к Ершовой почти мгновенно стало подчеркнуто уважительным. Журналисты во всем мире чувствуют себя друзьями, всегда рады помочь друг другу, даже если работают в оппозиционных изданиях. Профессия обязывает. Журналисты, они как врачи, не отказывают друг другу в помощи, всегда подставят друг другу плечо. Сегодня ты поможешь коллеге, а завтра помощь, может быть, понадобиться тебе.

– Здесь не спокойно, – как страшную тайну сообщила русской Кате англичанка, которую звали Фиона.

Ее спутник Оливер лишь покачал головой, заморгав бесцветными глазами:

– Нашего коллегу украли, за него требуют большой выкуп – три миллиона долларов.

– Я об этом слышала, – сказала Ершова.

– Мы сейчас едем в нашу миссию, а вас куда подвезти? – спросил Оливер.

– Меня в центр. У меня в Грозном есть хорошие знакомые.

– У знаменитых журналистов повсюду есть знакомые, – сказал англичанин, дежурно улыбаясь.

От маленького белого микроавтобуса с надписью на кузове «ТВ» уже спешил мужчина в точно такой же бейсболке, как у англичанина-режиссера. Фиона подошла и встала рядом, глядя на свою маленькую тень. Катя тоже взглянула себе под ноги.

– Один момент, один момент, – быстро произнес англичанин, – я сейчас все устрою. – И он, оставив сумки, заспешил навстречу немолодому мужчине с длинными светлыми волосами. Они пожали друг другу руки и о чем-то быстро заговорили. Немолодой англичанин, а то, что это был англичанин, было видно невооруженным взглядом, согласно закивал головой и взглянул на Катю.

– Ес, ес, ес, – услышала Катя слова, принесенные порывом ветра.

Шофер подошел и замер в шаге от Ершовой.

– Это наш сотрудник, его зовут Джордж.

– Очень приятно, – сказала Катя.

Англичанин кивнул и попытался улыбнуться. Улыбка получилась довольно искренней. Англичанин взял сумку с вещами Кати и сумку Фионы. Кофр с аппаратурой Ершова забросила на плечо.

– Пойдемте, – кивком головы указал на машину пожилой англичанин.

«Ну вот, слава богу, вопрос транспорта уладился», – подумала Ершова. Автобус вырулил с охраняемой стоянки под недовольными взглядами бородатых мужчин, одетых кто во что. «Фу, какие неприятные лица! – подумала Катя, уже провожая взглядом автостоянку. – Настоящие бандиты».

Того, что ее ждет на территории Чечни, она пока еще не представляла. Откинувшись на спинку, Катя прикрыла глаза, и на губах промелькнула улыбка, быстрая, легкая, как тень от стремительно летящей птицы. Она вспомнила Илью, вспомнила его руки, вернее, их прикосновения, вспомнила его напряженное тело, и сладостная дрожь горячей волной прошла по ней от кончиков пальцев на ногах до макушки.

– Что-то случилось? – тронув ее за руку, спросил Оливер.

– Нет, нет, все в порядке, – смущенно ответила Ершова.

– Куда именно вам надо?

– В сам город. Мне надо получить разрешение на съемки в службе шариатской безопасности. Вот здесь у меня записано, к кому я должна обратиться, – она вытащила из кармана жилетки вчетверо сложенный лист бумаги и прочла фамилию.

– О, да, да, – сказал Оливер, – мы знакомы с этим человеком, не очень приятный тип, – почему-то уже по-русски сказал англичанин, – несговорчивый и наглый вымогатель.

– Нам не привыкать, – сказала Катя, – со всякими приходится договариваться, тут уж ничего не поделаешь.

– О, да, да, – ответил англичанин, – журналистика – это журналистика, тут уж ничего не попишешь. Мы зависим от многих, и многие зависят от нас.

Женщине-англичанке разговор ее партнера с попутчицей не очень нравился, и она постоянно морщилась, глядя на красивую русскую женщину, понимая, что та сразу приглянулась ее режиссеру. Но сделать она ничего не могла, оставалось лишь выражать свое неудовольствие мимикой.

Шофер включил музыку, и движение автомобиля уже не казалось Кате таким тягостным.

– Минерель вотер, – сказал водитель, протягивая литровую бутылку с водой, причем он протянул ее прямо Ершовой. Та кивнула, взяла бутылку.

Англичанин подал пластиковые, запаянные в полиэтилен стаканчики. Катя отпила несколько глотков холодной воды и облегченно вздохнула. Вскоре даже жара и яркое солнце не казались ей назойливыми и неприятными.

Первую остановку пришлось сделать километрах в четырех от аэропорта. Микроавтобус остановили вооруженные люди, оружия на мужчинах оказалось столько, что им можно было вооружить целый взвод. На обочине дороги стояла машина, на дверцах которой был криво нарисован чеченский флаг. Один из мужчин с густой каштановой бородой и маленькими глазами, спрятанными под косматыми густыми бровями, попросил предъявить документы.

«Проверка, скорее всего, формальная, просто хотят показать, кто в Чечне хозяин, и надо признаться, показывают это убедительно», – подумала Катя.

– Аппаратура? – спросил мужчина-чеченец, на плечах которого была камуфляжная куртка без каких-либо знаков отличия.

– Да, да, аппаратура, – сказал англичанин-водитель. А Оливер подтвердил.

– А это? – чеченец ткнул пальцем с коротким грязным ногтем в кофр Кати.

– Это фотоаппараты, это моя аппаратура.

– Открой, – сказал чеченец.

Кате пришлось открыть кофр. Чеченец даже не заглянул вовнутрь.

– Закрывай, – бросил он, затем махнул рукой, дескать, поезжайте, нечего стоять прямо на дороге.

Дверца микроавтобуса закрылась. Катя с удивлением посмотрела на водителя:

– Здесь всегда так?

– Всегда. Проверяют, проверяют… Здесь же война продолжается.

– Да-да, – сказала Катя, – война.

Когда автобус уже двинулся, Ершова взглянула сквозь стекло задней дверцы. Бородатый чеченец с косматыми черными бровями прижимал к уху трубку рации и, активно жестикулируя свободной рукой, что-то возбужденно говорил. Что он кричал в трубку, Катя, естественно, слышать не могла. Да если бы и услышала, то абсолютно ничего не поняла бы, чеченец говорил на своем языке.

Дорога делала поворот, и водителю пришлось сбросить скорость. Вооруженные люди возникли перед машиной абсолютно неожиданно. Один поднял руку, двое других, стоявших прямо на дороге, нацелили автоматы на лобовое стекло микроавтобуса. Водитель резко затормозил и невнятно пробурчал ругательство. Машина замерла, взвизгнув тормозами.

– Сюда, сюда! – чеченец показал ладонью, чтобы автобус съехал с дороги и остановился на обочине. – Служба безопасности, – заглянув в салон, назвался чеченец и криво усмехнулся. Ярко, как вспышка выстрела, сверкнула золотая коронка.

«Нас же только что проверяли, – подумала Ершова, – буквально три минуты назад».

И у этих мужчин оружия было хоть отбавляй.

– Выйдите из машины, – приказал чеченец, – все выйдите! – стволы автоматов смотрели прямо на журналистов.

– Пресса, пресса, журналисты, – говорил водитель-англичанин. – Англия, Англия, CNN!

– Понимаю, что не наши. Хорошо. Документы.

Документы мужчина почти не смотрел, он подержал их в руках несколько секунд, затем спрятал в нагрудный карман камуфляжной куртки и, взглянув на своих людей, утвердительно кивнул.

Этот кивок мгновенно все изменил, даже выражения лиц чеченцев сразу же стали другими – они стали деловыми, сосредоточенными. Бросив взгляды вправо и влево на дорогу, чеченцы быстро затолкали четверых людей из микроавтобуса в кунг темно-зеленого военного «Урала».

Оливер помог Кате подняться по железным ступенькам. В кунге было очень душно. Туда же, в кунг, забросили все вещи. Англичанин пытался протестовать и все время пробовал что-то объяснить вооруженным людям. Тем, наконец, надоело слушать малопонятную речь, и, резко развернувшись, прикладом автомата один из мужчин ударил Оливера в грудь. Тот отлетел, стукнувшись затылком о стену кунга, и медленно осел на деревянную скамью.

– Сиди и не рыпайся! Молчи! – сказал чеченец. – Объясни ему, – он грубо обратился к пожилому англичанину.

Бейсболка Оливера упала на грязный, заплеванный пол. Он, хрипя и тряся головой, согнулся, чтобы ее поднять, и в это время получил еще один удар тяжелым башмаком с рифленой подошвой. Удар пришелся в грудь, сильный и резкий, отбросил англичанина в сторону, и если бы не Катя, он оказался бы на полу.

Ершова поддержала Оливера, взвизгнула и громко закричала:

– Варвары! Вы что делаете?! Мы же журналисты, мы к вам по приглашению, а вы что делаете?

– Заткнись, а то застрелю! – услышала она в ответ абсолютно спокойный, беззлобный голос чеченца.

Следом прозвучал мерзкий щелчок передергиваемого затвора автомата. Щелчок показался Кате громким и страшным, похожим на хруст сломанной кости.

Фиона, закрыв ладонями лицо, жалобно, как собака, заскулила. Пожилой англичанин извлек из кармана еще один документ и пытался его показать чеченцам. Но те лишь ехидно улыбались и водили из стороны в сторону стволами автоматов.

Все вещи валялись на грязном полу кунга. Затем машина взревела, затряслась и, как показалось Кате, понеслась с невероятной скоростью. От пола поднималась пыль, мерзкая и удушливая. В наглухо задраенном кунге стояла такая жара, что Ершовой показалось, будто она находится не в машине, а в духовке газовой плиты. «Душегубка форменная!» – подумала она, мгновенно закашлявшись. Глаза слезились не столько от пыли и запаха гари, сколько от обиды и беспомощности.

– Куда вы нас везете?

– Нэ спеши, скоро все узнаешь. Сиды, журналиста, – неправильно произнес русские слова чеченец с сильными волосатыми руками. – Сиды, сиды, а то нечаянно выстрелю. Красавица, – сказал он, обращаясь к двум своим напарникам.

Тот, который, судя по всему, был в этой группе самым главным, расположился в кабине.

Оливер, размазывая кровь, сочившуюся из рассеченной губы, вновь попытался что-то сказать, но ствол автомата уперся ему прямо в горло. И англичанин замер с напряженным, окаменевшим лицом. Машину подбрасывало, трясло, и англичанин понимал: во время этой тряски указательный палец чеченца, лежащий на спусковом крючке, может дрогнуть, дернуться, и тогда пуля разнесет голову.

Минут через сорок машина остановилась, причем, так резко и неожиданно, что и чеченцы с автоматами, все трое, и журналисты со своим водителем чуть не оказались на грязном пыльном полу. По двери кунга застучали. Чеченец бросился к ней, повернул ручку.

– Выходыте, – прозвучала команда.

Все журналисты и вооруженные чеченцы вышли из автомобиля. На проселочной дороге, под большим деревом, в тени стояли два автомобиля: грузовой микроавтобус, грязный, пятнистый, и «Жигули» с темными тонированными стеклами.

– Мужчины направо, женщины налево, – криво улыбаясь, приказал командир бандитов. А в том, что это бандит, Ершова уже не сомневалась.

Вместе с Фионой она направились в кювет.

– Только недалеко! – услышали они глумливый голос чеченского командира у себя за спиной. – Пойди за ними, постой, посмотри.

– Хорошо.

Фиона медленно брела, прижимая руки к животу.

– Тебе плохо? – спросила Катя.

Та вместо ответа лишь кивнула. По ее бледному заплаканному лицу, на котором судорожно дергались губы, и так было все понятно. Оливер с водителем двинулись вправо. Один из чеченцев, поигрывая коротким автоматом, двинулся за ними следом, легко перепрыгивая через рытвины на дороге.

– У меня есть телефон, – сказал водитель, – я попробую связаться с миссией, сказать, что нас украли.

– Хорошо, – шепотом произнес Оливер.

– Молчать! – крикнул чеченец.

Когда англичане добрались до кустов, чеченец крикнул:

– Стойте здесь!

Сам он отвернулся, расстегнул брюки. Автомат висел на груди. Зажурчала струя, ударяясь о камень.

Водитель-англичанин вытащил из кармана трубку с телефоном, отвернулся и, быстро набрав номер, присел за куст. Он лишь успел сказать сдавленным шепотом, почти беззвучно:

«Алло, алло, это я!» Громыхнула короткая очередь, и сотовый телефон из слабеющих пальцев англичанина заскользил по рубашке, оставляя за собой густой кровавый след.

Чеченец в ярости и негодовании изо всей силы ударил ногой по телефонной трубке. Пластмассовый корпус, изящный и легкий, захрустел, крошась под каблуком. Послышалась длинная нецензурная тирада. Оливер бросился к своему водителю, но чеченец ударил его ногой так сильно, что Оливер перевернулся в воздухе и, теряя сознание, рухнул на камни.

Фиона и Катя вскочили, прижались друг к другу. Фиона зарыдала:

– Нет! Нет! – закричала она. – Нет! Нет, не стреляйте! – она думала, она была уверена, что этой автоматной очередью убили ее друга.

Чеченец подошел, приложил пальцы к сонной артерии уже мертвого водителя и осклабился, а затем захохотал, продолжая извергать грязные ругательства. Женщин выгнали из кустов и, подталкивая прикладами автоматов, заставили забраться в микроавтобус.

Англичанина же затолкали в «Жигули». Что произошло с убитым водителем, ни Оливер, ни Фиона, ни Ершова не знали. Один из чеченцев, водитель КамАЗа с кунгом, остался на месте, а два автомобиля, микроавтобус и «Жигули», взревев моторами, выехали из тени дерева, в которой стояли, и помчались по проселку, поднимая клубы пыли.

– Куда нас везут? – спросила Фиона, испуганно моргая светлыми ресницами.

Катя пожала плечами:

– Нас, скорее всего, украли.

– Зачем украли?

– Украли, чтобы получить деньги, – грустно пояснила Ершова.

Ее догадка была недалека от истины. Действительно, журналистов захватили люди одного из полевых командиров для того, чтобы получить за них деньги.

Этот бизнес – торговля людьми – является самым прибыльным занятием в изувеченной войной Чечне. Воруют специалистов, милиционеров, спецназовцев, солдат – всех, за кого потом можно получить деньги. За каждую голову, за каждую живую душу требуют деньги либо с родственников, если таковые есть, либо с властей. Естественно, подобное занятие очень опасно, но чем еще заниматься вооруженным до зубов людям, которые за годы войны полностью разучились работать? Похитить человека – самое простое дело, к тому же, приносит немалую прибыль.