Текст книги "Про горы с улыбкой"

Эдельвейсы

Зато какое количество уникальных по целебной силе трав и растений на Алтае и в Саянах! И красный корень, и маралий корень (левзея софоровидная), и знаменитый золотой корень (родиола розовая), бадан (камнеломка широколистная), и многое-многое другое.

На мой взгляд, в горах самое красивое – это траверсы нескольких вершин. То есть заходишь на гору по одному ребру, а спускаешься по противоположному ребру, и не вниз, а по хребту идёшь на следующую вершину. На такие маршруты ходят квалифицированные люди – тут и опыт нужен, и личная техника. На траверсе всё перилами не провесишь.

Вероятно, траверс отражает в какой-то мере особенности души и характера. Не все их любили – многие предпочитали восхождения по рёбрам и стенам. Что да – то да, траверс отнимал больше времени, чем обычное восхождение, а баллов за него давали столько же. А мне нравилось. А заночевать на гребне между двумя вершинами… там ведь такие виды на закате! Немногим дано такое увидеть…

На траверсе

Вертолётам в горах нелегко, и чем выше, тем им тяжелее взлетать. Набрав скорость, он в состоянии подниматься даже до шести тысяч метров. Но вот с определённого порога высоты взлетать им тяжело. Поэтому с вертолётов снимают всё лишнее, даже двери.

Сесть-то вертолёт сядет, это относительно легко. А вот взлетать сложно. Пилот знает, что для взлёта ему надо подобрать или площадку над обрывчиком, или площадку с распадком, который по прямой уходит вниз метров на сто. Вертолёт поднимается на метр (дальше у него сил не хватает), изгибает лопасти винта вбок и резко устремляется горизонтально по распадку или к обрыву, набирая скорость. Набрав скорость, он начинает набирать высоту. Лётчику сверху при посадке не видно такие мелкие формы рельефа. Очень хорошо, если внизу лётчику помогает приземлиться опытный человек, который уже выбрал для вертолёта путь взлёта.

Мне посчастливилось видеть, как помогал вертолёту садиться известный швейцарский проводник, один из первовосходителей на Дхаулагири. В нарушение всех канонов (как нас учили), он выбрал место, встал на колени (чтобы не снесло потоком воздуха от лопастей) и раскинул руки вверх. В ярко красной куртке, он был прекрасно виден. Одной рукой он показывал, что вертолёт надо сажать прямо на него. Видно, фигура излучала уверенность, и лётчик (также в нарушение канонов) посадил вертолёт так, что передние колёса оказались в метре от швейцарца. Если вдуматься, проводник и не рисковал ничем, а как красиво смотрелось…

Этот самый проводник действительно понимал горы, честно зарабатывал себе на хлеб и заботился о своих клиентах (чего не скажешь о многих «гидах», поджидающих клиентов у Эльбруса). Он давал объявление о наборе группы для восхождения на пик Ленина в течении тридцати дней. За эти тридцать дней он выводил клиентов на четыре акклиматизационных выхода – и пятым было восхождение. При столь мягкой и разумной акклиматизации любой здоровый человек, если ему везло, на вершину заходил. При этом во время выходов проводник много времени уделял обучению клиентов технике передвижения по льду и снегу.

Вертолёт в горах

В целом система советского альпинизма была хорошая. она была грамотно продумана. Безаварийность, коллективизм, система альплагерей. Принцип финансирования альпинизма из двух источников – за счет профсоюзов (альплагеря) и за счет спорткомитета (соревнования). Однако в системе советского альпинизма некоторые понятия были искажены, а некоторые просто гипертрофированы. Например, статус инструктора.

По замыслу, инструктор альпинизма специально обучался за счёт государства, чтобы потом обучать начинающих и подрастающих альпинистов и давать им путёвку в самостоятельную спортивную жизнь. До второго разряда вообще без инструктора выходить на восхождения было нельзя, но и потом статус инструктора группы значил немало для спортивной группы (даже если инструктор не шёл с группой на восхождение). Вроде бы и разумно… однако…

В альплагерях инструктора жили в намного лучших условиях. Им давали двухместные номера (а простые участники жили по четыре-пять человек), им давали более качественное снаряжение, и даже питались они отдельно от всех остальных в инструкторской столовой, получая при всём при этом зарплату за работу инструктором. Даже существовала прибаутка, увы, во многом отражающая действительность: «Сначала в душе моются инструктора, потом разрядники, потом кончается горячая вода». То бишь горячий душ значкистам и новичкам не достаётся.

На выходах и восхождениях инструктор не нёс общественный груз и продовольствие, мотивируя это тем, что он отвечает за безопасность группы (некоторые инструктора несли палатки, в которых спали, но не все). Инструктор никогда не готовил еду – готовили всегда участники отделения. Если еда была приготовлена поздно или плохо, некоторые инструктора вообще не шли на восхождение (тем самым срывая восхождение всей группе). Инструктор имел право не допустить к участию в тренировочном процессе и восхождениях своих участников, и увы, некоторые пользовались этим в корыстных целях.

Некоторые инструктора, чтобы сразу поставить всех участников своего отделения на место, во время первого выхода взвинчивали темп передвижения (это особенно эффективно, когда инструктор уже провел смену в альплагере и уже акклиматизировался, к тому же несёт только личные вещи. А все остальные неакклиматизированные, к тому же несут снаряжение и питание, в том числе и на инструктора).

Разумеется, уж совсем привилегированной кастой считали себя немногие. Повторюсь, иногда инструктор нёс палатку, иногда помогал приготовить ужин, и действительно отвечал за безопасность группы. На спортивных сборах (от уровня второго разряда и выше) грани между инструкторами и остальными участниками стирались. Но всё же понятия были подменены: права участников были существенно меньше, хоть они и платили деньги за поездку в горы (в том числе и на зарплату инструкторов).

Такого явления практически не существовало в советском горном туризме – там и денег было меньше, и горный туризм не был государственным делом. Инструктора по горному туризму существовали, но общий груз тащили все поровну, готовили еду по очереди. Всё это не мешало инструктору отвечать за безопасность группы.

На Западе всё по-другому. Гид получает деньги за работу и действительно отвечает за безопасность своих клиентов. Но кроме всего прочего он тащит большую часть снаряжения, продовольствия, ставит палатку, готовит еду. Если клиент не доволен – виноват гид. А вот попробуй возмутиться или просто поставить под сомнение действия инструктора альпинизма 70-80-х годов…Э-э… Система этого просто не допускала.

А у нас сейчас вообще не пойми что. Есть инструктора, есть гиды, есть люди, объявляющие себя гидами. Есть люди, честно обучающие молодых, как ходить по горам. А есть и откровенно зарабатывающие на желании других зайти на гору. И вот если бы эти люди хотя бы квалифицированными были!

Недавно мне рассказывали про коммерческий проект, где проводят обучение военному альпинизму ЗА ТРИ ДНЯ! И справку дают! А обучение в Москве проходит… даже продолжать дальше не буду!

Вот заплатил ни разу не бывавший в горах паренек немаленькие деньги, обучился три дня в Москве и получил справку о том, что он прошел обучение по программе «военный альпинист». И всё! Он готов к подвигам! Тем более, что организаторы похлопали его по плечу и сказали: «Ты, парень, крут!» И он готов пересекать хребты, спускаться по скалам, выходить на ледники…

Дальше-то что?!!! Ведь он со справкой теперь! Дай бог, чтобы он в горы хоть в каком-то коллективе пошёл…

Ещё про переименование вершин. Есть в Западных Саянах хребет Борус. Пятиглавый Борус невысок (2316 м) и несложен. Однако абсолютный набор высоты – 1800 м заставляет попотеть, особенно если есть желание зайти на вершину и спуститься в один день. К тому же тропа причудливо петляет, временами на моренных выходах исчезает, а ориентироваться в предгорьях зачастую сложнее, чем горах, потому что мелкие хребтики заслоняют основные хребты и вершины, по которым можно ориентироваться.

Тропа на Борус извилиста и непостоянна. И поэтому, когда ответвляется тропинка наверх, очень многие по ней устремляются. И попадают на пик Дураков.

Пик Дураков не входит в массив Боруса, он находится в боковом отроге. Забравшись на пик Дураков, попасть на Борус непросто (скальные сбросы и относительно острый гребень), легче слезть и пройти дальше по тропе. Но к тому моменту начинает вечереть, и человек остаётся ни с чем. Отсюда и название.

Вершина Борус в Западных Саянах

Так вот, нашёлся же во времена социализма энтузиаст и горячо убеждённый человек, который загорелся идеей придать указанной горе благозвучное название. Он даже убедил местные власти обеспечить поддержку в прессе. Поддержка была обеспечена, восхождение совершено. Пику Дураков было торжественно присвоено имя вершины Владимира Ильича Ленина (чтобы не спутать с пиком Ленина на Памире)!

Дальше даже и комментировать не хочется. Конечно же, местный народ называет всё по-прежнему.

Ергаки… Этот район в Западных Саянах называют Сибирской Швейцарией. Красивейшие горы, красивейшие озера, тайга. Максимальная высота – 2260 метров. Соответственно, нет снега и льда. С одной стороны, это хорошо, потому что не надо тащить ледорубы, кошки и ледобурные крючья. С другой стороны, в поле зрения альпинистов этот район попал сравнительно недавно, поскольку для альпиниста нужна высота, снег и лёд. А в Ергаках есть стены, и красноярские альпинисты совершают там очень красивые стенные восхождения. В сущности, там красноярцы создают какую-то новую разновидность альпинизма. Да и вообще, район становится популярным. И туристов там теперь много стало. И добираться от Абакана не так и сложно. Для красноярцев – вообще почти рядом.

Как-то раз мы слушали лекцию по тактике горовосхождений. Лекцию читал мастер спорта по альпинизму Б.Р., участник восхождений на высшие точки китайской части Памира в эпоху советско-китайской дружбы пятидесятых годов двадцатого века. Читал он чётко, но сухо, и подробно излагал материал в соответствии с хорошо подготовленной методикой.

С одной стороны хорошо – тебе чётко указывают, что надо записать, чтобы получился хороший конспект лекции. С другой стороны, от много видавшего человека ожидаешь подробностей, которые украшают изложение и способствуют лучшему пониманию. Но Б.Р. ничего не рассказывал ни про Кунгур, ни про Музтаг-Ату, ни про своих знаменитых товарищей.

В перерыве мы попытались разговорить нашего лектора. Не удалось. Затем наступил второй академический час лекции – и опять сухое изложение материала по правилам подготовки документов для совершения восхождений в соответствии с намеченной тактикой. В конце второго часа пожилой мастер предложил задавать вопросы. Вопросы касались в основном чрезмерного количества бумаг и бумажек для совершения восхождений и оформления разрядов.

На снежном гребне

Ответ был довольно неожиданным:

«Ребята! Горовосхождение, горные путешествия – это состояние души. Это невозможно запретить, это будет всегда. Введёнными инструкциями и ограничениями мы лишь не всегда умно регламентируем наши собственные правила игры. А горы – останутся горами. В горы всегда будет тянуть людей, кого – за разрядами, кого – за приключениями, кого – за свободой и красотой. А правила – постарайтесь их чётко выполнять, тогда и внимания на них обращать не будете. Будете видеть только главное!»

Сандро Гвалия был командиром отряда новичков в альплагере «Алибек» в конце сороковых годов, и водил в горы моего отца. А я участвовал в первопрохождении относительно сложного маршрута на пик Сандро в Сванетии в восьмидесятых. Мы шли на вершину по ребру. На поверхность этого ребра, ведущего на пик Сандро, выходили жилы серпентинита – зеленого поделочного камня. Было очень красиво. Увидеть эту красоту дано ох как немногим! А ведь отец и привёл меня в горы… Все– таки горы – это особый мир!

Рыцарский орден советского альпинизма перестал существовать при развале советской системы – слишком многое было завязано на эту самую советскую систему, и в первую очередь финансирование. Половина альплагерей осталась в бывших союзных республиках, оставшиеся частично были приватизированы, а частично позакрывались. «Приют Одиннадцати» сперва был приватизирован, а уж потом сгорел.

Было время, когда люди просто почти перестали ходить в горы от нехватки денег, от развала старых компаний, опасаясь военных действий в горах… А спустя какое-то время отпустило… но люди уже были немного другие, с другой психологией. Многих альпинистов старой школы это коробило. Что ж, наступило новое время. Люди опять потянулись в горы, но Ордена не стало. Впрочем, история подсказывает нам, что на смену одному рыцарскому ордену приходили другие… Придут, я уверен.

Непременным завершением любого туристского мероприятия является «гусятник» – сбор группы через месяц-другой после окончания похода. Зачем? – встретиться-пообщаться, обменяться фотографиями, рассказать свежие новости и просто вспомнить о всех перенесённых трудностях и испытаниях во время похода. Просто вкусно поесть и выпить, попеть песни. Всё-таки главным образом «гусятник» – это вечер воспоминаний.

У альпинистов «гусятники» не так обязательны (группы на восхождениях довольно часто меняются по составу – и постоянного коллектива нет), однако тоже бывают. «Гусятник» – трогательное и довольно «интимное» мероприятие. «Интимное» в том смысле, что туда часто хотят попасть люди, не бывшие в походе (подруги, жёны, друзья), а делать им там нечего. Они не пережили всего того, что пережила группа – им нечего вспоминать. Если всё же посторонние проникают на «гусятник», то либо им скучно (потому что на них не обращают внимания), либо они начинают обращать на себя внимание и разваливают вечер воспоминаний.

Напрасно думают, что название «гусятник» идёт от гуся, которого принято готовить в качестве основного блюда на таких вечерах. Наиболее правдивая легенда утверждает, что этот термин появился в начале 50-х годов прошлого века.

Группа студентов совершала лыжный поход по Мещёре. Завершение похода планировалось в маленьком городишке Гусь-Хрустальный во Владимирской области (центр стекольной промышленности, начиная с семнадцатого века. Изделия Гусь-Хрустальной мануфактуры славились по всей России). Музей хрусталя и стекла существовал в городке уже несколько столетий. Говорят, что будто бы вначале появилась хрустальная комната, а уж потом под влиянием хрустальной комнаты появилась и знаменитая янтарная комната. Много в музее было прекрасных творений мастеров разных веков.

Группа решила завершить свой поход культурно – посетить музей. Говорят, что для этого им пришлось искать кого-то из администрации, поскольку из-за отсутствия посетителей в зимнее время музей был закрыт. Музей открыли. Группа начала знакомиться с произведениями искусства. В группе был фотограф – рыжий молодой парень И.Р., с уныло повисшими рыжими усами. Он фотографировал шедевры.

Наконец он попросил собраться всю группу, чтобы запечатлеть её в местном центре культуры при завершении зимнего лыжного путешествия. В видоискателе вся группа не помещалась, хотя собрались кучно. Чтобы всех было видно, Илюша начал пятиться. Он отступил на шаг, потом на два. А за спиной Илюши на небольшом постаменте стоял хрустальный гусь – отлитый в натуральную величину.

Это был очень редкий, а может быть, и уникальный музейный экземпляр. Из стекла очень тяжело отливать толстостенные изделия. Ещё сложнее их отжигать. Теплопроводность стекла небольшая, поверхность остывает, а центр ещё горячий. Охладившаяся поверхность сжимается, и изделие разрывается.

Этот гусь был уникальный музейный экземпляр… Был, потому что, пятясь, Илюша спиной столкнул уникального хрустального гуся с постамента…

Вначале был шок… шок у всей группы… и у экскурсовода. Звон разбиваемого стекла и куча осколков вокруг. Жалко гуся… жалко работы старых русских мастеров, поэтически воплотивших в стекле символ родного города. Жалко уникальный музейный экспонат. Да и вообще это было невосполнимо.

Женщина-экскурсовод заперла экскурсантов в музее и побежала докладывать директору музея. Тот вызвал милицию. Экскурсантов-туристов отвезли в местное отделение милиции и продержали там то ли двое, то ли трое суток. Но много ли штрафов соберёшь со студентов. В конце концов их отпустили.

Традиции никто не отменял. Надо было встретиться. Да, на встречу воспоминаний о походе студенты скинулись и купили гуся. Его запекли, и гусь был украшением вечера. Все воспоминания вертелись вокруг музея, гуся и камеры предварительного заключения города Гусь– Хрустальный. Самая правдивая легенда утверждает, что это было рождение всех «гусятников».

Сидим со старым приятелем, пьём пиво, обсуждаем мировые события. Раньше мы с ним ходили в горы, но он завязал уж лет пятнадцать назад. Он кандидат физ. – мат. наук, сейчас работает программистом. Иногда выбирается покататься на горных лыжах, даже вот сына начал приучать к горным лыжам. Но горами интересуется по-прежнему. Объяснить ему, как сильно за это время изменилось снаряжение, непросто. И люди в горах стали немного другими. Только горы остались горами.

Совершенно неожиданно для меня он вдруг и говорит: «…а знаешь, вот оглядываюсь назад, размышляю, как жизнь прожил, а ведь все суета какая-то… Кроме гор и рождения сына и вспомнить-то нечего»…

Горный Крым и партизанский Крым

Крым – чудесное место! Это такое Эльдорадо для любителей всех видов горной активности. В Крыму можно и нужно заниматься скалолазанием! В Крыму есть масса веломаршрутов. Крым самим Господом приспособлен для пешеходного туризма. При некотором желании там даже горные походы – «двойки» можно пройти. Великолепен спелеоКрым! Зимой с Чатыр-Дага и Демерджи теперь катаются на горных лыжах.

Ну, давайте по порядку. Сначала про скалолазание и «малый альпинизм» в Крыму. В сущности, заниматься всем этим стали относительно недавно, годов с 60-х. Потому что раньше спортивного скалолазания у нас в стране просто не существовало.

Вообще дело было так. Реально скалолазание зародилось в Европе примерно в середине-конце девятнадцатого века. Но самостоятельным видом спорта оно тогда еще не стало. В СССР пионер развития скалолазания Иван Антонович провел первые соревнования по тому, что в будущем стало называться скалолазанием, в 1947 году в Домбае. Сперва он провел соревнования альплагеря «Молния», потом межлагерные соревнования Домбайского района. А в 1955 году – в Крыму на Крестовой скале состоялся первый чемпионат СССР по спортивному скалолазанию.

Начинание пробивалось с трудом. Потому что следующий чемпионат СССР по скалолазанию состоялся только через десять лет – в 1965 году. Но после этого чемпионат стал проводиться регулярно. Первые Чемпионаты СССР по скалолжазанию проходили в Крыму на скалах Крестовая, Хергиани, Парус, Куш-кая, Сарыч, Ильяс-кая и других. Длина трасс этих соревнований часто достигала 100 метров.

Сейчас Крым без скалолазания просто трудно себе представить. Сокол, Куш-кая, Кильсе-Бурун, Морчека, Мшатка… Есть крымские школы скалолазания, в Крым приезжают представители других школ. Всем места хватает.

Маршруты становятся все сложнее и головоломнее. А как всё начиналось?

В студенчестве мы часто ездили на скалы в Крым. Выезды приходились на майские и ноябрьские праздники. Добавляешь к официальным праздникам три-четыре прогулянных дня – и чудесная неделя на крымских скалах твоя! Льготный студенческий билет, простое питание, которое готовишь сам – всё обходилось весьма дёшево. Даже хватало на дешёвое разливное крымское вино в заключительный вечер.

Эти выезды – чудесные тренировки для альпинизма. А чистое скалолазание, «малый альпинизм» и просто альпинизм – они и Крыму будут всегда немного конкурировать. В смысле, конкурировать будут приверженцы этих направлений, пытаясь доказать свою истинность.

Что говорить, привлекают тёплые недолгие маршруты. В девять часов вышел на маршрут, и к 15–16 часам уже спустился. На Кавказе-то так не походишь!

Уже тогда, в середине семидесятых годов стало понятно, что мальчики и девочки, прошедшие несложные маршруты в Крыму, в альплагерях на Кавказе смотрелись лучше. Потому что практика: работы с верёвкой, организации точек страховки, скалолазания. Уже тогда начиналось некоторое деление на скалолазание для альпинизма и чистое скалолазание. Уже тогда начали ходить легенды о великом крымском скалолазе-одиночке Фантике.

Тогда ещё не было скалодромов. В Москве тренировались на царицынской башне, периодически вступая в конфликт с обществом охраны памятников. И вот мальчиков и девочек (начинающих альпинистов с первого-второго курса) впервые вывезли в Крым на скалы. Для большинства это был первый самостоятельный выезд – и сразу в Крым, на скалы, с настоящими альпинистами! Повесили страховочные верёвки: мальчики страхуют – девочки лезут, девочки страхуют – мальчики лезут. Все серьёзные до дрожи.

До сих пор помню. От напряжения у мальчика Леши по лбу на нос стекал ручеёк пота, он не мог отпустить руки от верёвки, пытался стряхнуть образовавшуюся каплю пота с носа плечом, и пересохшим ртом прошептал девочке, которую он страховал: «Ты смотри не е…нись!..».

Парень не хотел материться, просто это слово само собой выскочило от переполнявших его эмоций и ответственности. И девочка, которую он страховал, это ангельское создание, которая вообще, может быть, впервые в жизни услышала такое слово, ощупывая зацепки на скале, прошептала: «Ты держи крепче, ишь, разговорился».

Была ещё одна статья экономии – это поездка «зайцев». Билетов брали намеренно меньше, чем планировалось в поездку людей. А сэкономленные деньги тратились на пропитание. Впрочем (эх, молодость, молодость!..), точное количество людей, которые поедут, никогда никто не знал, выяснялось всё уже перед посадкой в поезд. Зато при всём разгильдяйстве таких выездов, при организации таких поездок система провоза «зайцев» была разработана весьма детально.

Сперва вся толпа проникала в поезд (отчасти под видом провожающих). И «зайцев» прятали, пока все рассаживались. Стандартным местом служили нижние полки для багажа – два человека были пристроены. Но «зайцев» бывало и больше. Тогда их помещали на полку для багажа и матрасов в купе; в плацкартном вагоне на третьих полках особым образом крепили рюкзаки, чтобы внутри осталось место для «зайца», а снизу казалось, что всё место на полках занято рюкзаками. На крайний случай в купе можно было ещё поместить одного человека под столик, завалив его рюкзаками.

Поезд трогался. Проводники проверяли билеты, и через полчаса «зайцы» начинали выползать из своих укрытий. Проводникам начинали объяснять, что из другого вагона.

Два-три зайца при шестнадцати билетах в плацкартный вагон – это было легко. Шесть «зайцев» (!) на двенадцать билетов в плацкартный вагон – это уже был класс. А в купейном вагоне при двенадцати билетах умудрились как-то провезти ещё двенадцать «зайцев». В общем вагоне – там вообще ничего не поймёшь! Я помню, как-то раз мы уезжали из Крыма, на вокзале в Симферополе намереваемся вшестнадцатером влезть в общий вагон на одиннадцать билетов, появляется похожая компания с рюкзаками из МГУ, смешивается с нами, их руководитель шепчет: «Ребята, у нас только пять билетов. Если что – мы с вами». Их было семнадцать человек.

Для некоторых компаний это превратилось в своеобразный спорт кто больше «зайцев» провезёт. Соревновались в этом альпсекции московских вузов. Вы спросите, кто участвовал?

Отвечаю. Самые крупные альпсекции были в МГУ, МЭИ, МАИ, МВТУ и в Физтехе. Были альпсекции в МИЭТе и МИЭМе. Менделеевская альпсекция в этих соревнованиях участвовала очень активно.

Считали неспортивным ехать по числу купленных билетов – и речь уже шла не об экономии денег. Хуже всего было, если днём появлялись контролёры, а времени прятаться в полки уже не было. Тогда приходилось убегать в соседние вагоны и пытаться спрятаться в нижние полки, прося об этом незнакомых людей.

Помню, одна девочка из очень интеллигентной семьи убежала в соседний вагон, контролёры шли по следу. Она, ни слова не говоря, зашла в купе к незнакомым людям, влезла на третью полку и прикрылась картиной, которая стояла на третьей полке. Ах, сколько потрясающих историй ходило после таких поездок… Иногда они даже соперничали с воспоминаниями о самой поездке на скалы.

Из историй про крымские скалы. Разные туда ездили группы, очень разные. В некоторых группах были чёткие распорядки, как в альплагерях. Подъём, дежурство, выход на занятия.…

Но так было не везде. Как правило, порядок уживался с беспорядком (отбоя не было, а просто был костёр и песни под гитару). А иногда законом была анархия. Как-то раз мы стояли под Куш-каей рядом с группой альпинистов и скалолазов из известного московского вуза.

Жизнь в их лагере начиналась примерно в полдень. Кто-то просыпался и начинал готовить завтрак. К часу дня на завтрак сползалась вся компания. Потом начиналось шевеление, в два часа дня шевеление становилось заметнее, в три часа дня группы выходили на маршруты. Как правило, в сумерки (но не всегда) группы преодолевали ключевые места, в сумерках выходили на вершину. Потом в потёмках начинался спуск с фонарями. Иногда этот сценарий разнообразился тем, что группа с фонарями по тропе выходила встречать группу восходителей. Примерно в двенадцать часов ночи происходила торжественная встреча восходителей. Часа в два ночи всё успокаивалось…

Жизнь в их лагере на следующий день начиналась примерно в полдень…

Я и сам по молодости попал как-то раз на подобное восхождение. Вышли в пятнадцать часов! … «Ключик» успели пройти засветло («Ключик», «ключ», ключевое место – самое сложное место на маршруте).

Стало темнеть. Но мы уже вышли на классическую двойку. До вершины оставалось восемь верёвок, несложных скал (для светлого времени). Идём. Стемнело окончательно. Луна. Восхитительные виды ночного моря и светящихся прибрежных посёлков. Видны огни Балаклавы!

Наша команда внизу решила, что мы просто решили заночевать на скалах, и была несколько удивлена в два часа ночи криком со стены «Страховка готова!». А кричал-то я… Пожали мы с напарником руки друг другу на вершине Куш-каи часов в шесть утра, когда уже рассвело… М-да… Всё же бережёт Господь дураков и младенцев… ох, бережёт!

В сущности, мне тогда было лет двадцать. То есть спрос с меня был невелик. Но с тезисом, что почему-то господу милы дураки и младенцы, не поспоришь! Тогда ведь еще и фонарей налобных не было. Был у нас на двоих один фонарь, который можно было держать в руке. Но руки были заняты верёвкой, а при лазании и тем более заняты. Мы фонарь этот и не доставали.

И кто там только не бывал, на крымских скалах! Хорошо помню, как будущий очень крутой гималаец, а в ту пору даже еще не член никаких сборных, а рядовой тренирующийся из такой вот полуформальной группы альпинистов, приехавших в Крым на майские праздники, ходил под Куш-каей несколько нетрезвый, время от времени смотрел наверх и грустно спрашивал:

– Ребята, ну где тут «интеграл»? («интеграл» – название весьма сложного маршрута на скалу Куш-кая).

– Который день, – продолжал нетрезво причитать будущий заслуженный мастер спорта, – который день хочу пройти «интеграл», а все не попадаю! – И он сокрушенно качал головой. – Никто мне не показывает, где он, этот ваш «интеграл»! Вот же жизнь!

В его серых глазах читалась печаль.

Другое воспоминание, как в семидесятых на Соколе мы соседствовали с компанией спелеологов. Спелеологи были странные и не пошли на Чатыр-Даг или Караби, а почему-то приехали на Сокол. Их лагерь был неподалёку от нас. Самое интересно началось вечером третьего дня, когда они пошли восходить на Сокол, когда стемнело. Типа, потренироваться.

Они, конечно, были дураки. Но и мы были дураки, потому что когда девушки, которых крутые спелеологи оставили у костра поддерживать огонь, гордо поделились с нами своим секретом о ночном восхождении их мужчин, мы решили, что крутых спелеологов надо спасать. И тоже побежали ночью на Сокол с верёвками.

В итоге, естественно получилась неразбериха и ругань. Потому что спелеологи вовсе не считали, что их надо спасать. В их планы никак не входило, что кто-то ночью начнёт ими командовать… Мы им сверху веревку кидаем, а они отвечают:

– А пошли бы вы на…

Как это ни странно, обошлось без жертв и несчастных случаев. Спустились вместе часов около четырёх ночи.

Восхождения в малых горах очень хорошо приучают к технике восхождений, работе с верёвкой, и собственно технике прохождения маршрутов. Поначалу я очень скептически относился к тому, что восхождениями на малые горы в межсезонье занялись и горные туристы. А потом меня убедили, что это хорошо.

И соревнования по малым горам проводят не скалолазы, а очень опытные альпинисты, являясь при этом хорошими скалолазами.

Оно, конечно, так, в Крыму нет льда и снега. В смысле, на крымских маршрутах на «малых» горах нет льда и снега. С другой стороны, крымские маршруты очень похожи на маршруты на Ягнобской стене и в Фанах, где многие альпинисты выполняли нормативы мастеров и кандидатов в мастера.

И кого там только не было, в этих полуформальных группах, выезжающих на крымские скалы в мае или октябре-ноябре. Нет, сразу оговорюсь, что в большинстве групп большинством были нормальные ребята, приехавшие потренироваться, позаниматься скалолазанием и походить маршруты. Однако, бывало по-всякому.

Помнится, к нашей альпсекции прибились два крутых десантника. В смысле, они были студентами, демобилизовавшимися из армии, и выгодно отличались от основной массы мальчиков и девочек физическими данными и некоторым жизненным опытом. Их решили взять в Крым на скалы. Три дня они, как и все остальные, занимались скалолазанием с верхней страховкой. А более опытные участники этих маленьких сборов, потренировавшись на скалах с верхней страховкой, уже начали ходить маршруты.

Десантникам это показалось обидным и несправедливым. Ведь физически они были сильнее, кроме того, они прыгали с парашютом! Десантники украли верёвку, и, пока их тренер на что-то отвлёкся, решили удивить всех и полезли в лоб над тем местом, где были провешены верёвки для занятий скалолазанием.

Если бы они хоть раз перед этим сходили в горы, и хоть чуть-чуть чему-то были обучены! Ну, кому же в голову придет лезть в связке-двойке параллельно! То есть на одной высоте, на расстоянии по горизонтали сорок метров по рельефу, не предусматривающему ни малейшей возможности страховки! Про то, что существуют крючья, они слышали, но украсть их не удалось, и слава богу, потому что бить крючья они не умели, а закладок тогда еще не было.