Текст книги "Вихрь 2. Девушка, которая прорвалась сквозь время"

Анна Беннинг
Вихрь 2
Девушка, которая прорвалась сквозь время

Мудрее всего – время, ибо оно раскрывает все.

Фалес

Originally published as "Vortex – Das Mädchen, das die Zeit durchbrach”

© 2020 Fischer Kinder– und Jugendbuchverlag GmbH, Frankfurt am Main

© Черепанова Н. Г., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

Часть 1
Североамериканская территория

Уведомление об обновлении Справочникштурманов

Наблюдение и задержание

По всему миру сохраняется опасность террористических атак мутантов. Поэтому, согласно последним событиям, на оставшихся территориях предполагается усиление всех мер безопасности (см. пункт 4.1. Районы, требующие защиты). Все штурманы обязаны в любое время предоставлять вихревым бегунам обзор вверенных им участков границы. Любая попытка мутантов расположиться у стен города должна быть незамедлительно пресечена.

1

Неоновая вывеска замигала от энергии нашего вихря. Буквы вспыхнули и погасли пару раз, но затем надпись снова появилась целиком. Над металлической дверью изящными буквами было выведено: «The Merge[1]1
  Слияние (англ.) – здесь и далее прим. пер.


[Закрыть]». Изнутри раздавались низкие ровные басы.

– Что-то мне это не нравится, – пробормотала я и уныло посмотрела на Бэйла. Он повернулся ко мне:

– У тебя всегда плохое предчувствие, если это мой план.

– Неправда, – соврала я и прикусила губу.

Я сопротивлялась необходимости снова оглянуться и убедиться в том, что никто не видел момент нашего появления. Улицы были абсолютно безлюдными. Собственно, это не должно было меня удивлять, потому что мы несколько часов до полуночи провели на крыше высотки, осматривая окрестности.

И мы не заметили ни одного вихревого бегуна.

Совершенно точно.

Бэйл приблизился ко мне. На лице у него была та самая улыбка, которую я еще несколько недель назад просто ненавидела. Он склонился ко мне так, что наши губы разделяли лишь несколько миллиметров.

– Все будет хорошо, Барби. Или ты мне больше не доверяешь?

– Доверие не имеет ничего общего с плохим планом.

– Это великолепный план, – произнес Бэйл, взял меня за руку и потянул ко входу. – Просто ты не хочешь этого признавать.

Я вздохнула.

– А что, если это все‐таки ловушка?

Этот вопрос я задавала ему уже раз сто.

– Тогда мы сразу же уйдем оттуда, – заверил меня Бэйл. – Если будет хоть малейший признак того, что он не тот, за кого мы его принимаем, мы исчезнем.

Я чувствовала, что постепенно успокаиваюсь.

– Обещаешь?

Бэйл нежно улыбнулся мне.

– Обещаю.

Я вздохнула еще раз, и Бэйл потянул меня за собой к двери, ведущей в «The Merge».

Где‐то глубоко внутри я понимала, что он прав: рано или поздно мы должны были рискнуть и выбраться из Санктума. Только таким образом у нас появлялся шанс воплотить в жизнь наш план. Но с другой стороны… Я знала, как сильно изменилась жизнь в оставшихся мегаполисах. Я знала, что в последние пару месяцев внешние стены тщательно охранялись, за каждым районом пристально наблюдали. И еще я знала, что кураториум приказал искать нас с Бэйлом в каждом уголке Земли.

Поэтому вернуться в Нью-Йорк Сити именно сейчас было абсолютным сумасшествием.

Но если речь шла о Бэлиене Треверсе, то сумасшествие превращалось для меня в норму.

Лестница за входной дверью вела вниз в темное помещение. Уже с первого взгляда я поняла: клуб был совсем не похож на то, каким я его представляла. И вообще это был скорее паб. Крохотный, непримечательный и довольно неопрятный паб. Ни за барной стойкой, ни за парой дешевых столиков из клееной древесины никто не сидел. Хотя басы, которые я услышала на улице, все еще откуда‐то доносились до нас.

Хозяин – мужчина в теле, лысый и в фартуке – лишь мельком взглянул на нас. Мне стоило бы вздохнуть с облегчением оттого, что он нас не узнал, но во мне тут же зародилось сомнение: может быть, он просто сделал вид, что не узнал? Наши лица или, лучше сказать, розыскные листовки с нашими лицами были в городах повсюду – на огромных световых билбордах, в средствах массовой информации… Боже, они понатыкали наши голограммы на всех подъездных путях!

Но хозяин был заинтересован в нас примерно так же, как если бы мы были завсегдатаями его заведения, которые заглянули после работы, чтобы выпить свою ежедневную кружечку пива.

– Привет, Джон, – бросил Бэйл и направился в сторону двери, на которой виднелась фигурка в цилиндре и с тросточкой в руке. Надпись на табличке гласила «Джентльмены».

– Мне… подождать? – озадаченно спросила я и остановилась.

Но Бэйл потащил меня за собой дальше:

– Нет. Пойдем со мной.

В итоге я последовала за ним в мужской туалет, который оказался… всего лишь мужским туалетом. Шесть кабинок, на стене напротив – старые раковины.

Бэйл подошел к последней кабинке, и я нерешительно последовала за ним. Когда я подошла к нему, он застучал по плитке, расположенной за сливным бачком. Через несколько секунд от стены слева от нас раздался шум.

Я вздрогнула. Часть стены начала со скрипом двигаться. Передвижной механизм! Бэйл нажал на плитку сначала в центре, а потом немного справа. За стеной показалась лестница, и вот тут басы и сопутствующая им музыка зазвучали на полную громкость.

Постепенно я поняла, что все это значило. Помещение наверху было всего лишь прикрытием. Этот старый, неопрятный паб – вовсе не «The Merge». Настоящий клуб находился здесь, внизу.

Бэйл усмехнулся, взглянув на меня, и указал на лестницу, ведущую вниз.

– А вот сейчас ты должна быть очень сильной.

– Не думаю, что меня еще хоть что‐то может удивить.

Я уже на протяжении нескольких недель жила в тайном, нелегальном городе, в котором обитали в основном люди‐мутанты. Не только грундеры, но и вирблеры, одна представительница швиммеров и даже один наполовину цюндер.

Что бы ни ожидало меня внизу, я была уверена, что оно едва ли сможет сбить меня с толку.

Бэйл пожал плечами и улыбнулся своей характерной улыбкой. Я сразу поняла, что он знает больше, чем я, и наслаждается этим состоянием.

– И не говори, что я тебя не предупреждал.

Чем ниже мы спускались по лестнице, тем громче звучала музыка. Электронные звуки пробивались сквозь басы – звуки, которых я еще ни разу не слышала. Они показались мне какими‐то унылыми и немного угрожающими. Темноту на лестнице прорезали дикие краски. Это были мерцающие огни, проецируемые на стены в такт музыке. Красный, зеленый, синий и желтый – все вперемешку.

Постепенно я начала различать обстановку в клубе: обшитые черными панелями стены, черный пол, все такое блестящее, что отлично отражало яркие огни. Различные ниши для сидения, частично отделенные от остального зала голограммными занавесками, окружали танцпол, на котором под музыку, тесно прижавшись друг к другу, танцевала огромная толпа мутантов.

Дорогу нам перегородила крупная коренастая женщина. Судя по ее коротким рыжим волосам, узловатым ушам и красным, как тлеющие угольки, глазам, это была женщина‐цюндер. А ее мускулистое телосложение говорило о том, что она служила здесь вышибалой.

Бэйл спокойно прошел мимо нее – женщина только похлопала его по плечу. Однако, когда я проследовала за ним, она скрестила на груди свои руки.

– Никаких бегунов в Merge, – рявкнула она и указала на мою униформу.

Там, где раньше располагался знак Convectum – символ кураториума, – сейчас находилась другая нашивка: молния на листе, знак «Зеленого трепета», мирных повстанцев Санктума. Но, кажется, женщину это нисколько не успокоило.

– Она больше не бегун, – произнес Бэйл и снова взял меня за руку. – И она здесь со мной.

Вышибала обернулась и внимательно посмотрела на Бэйла. А затем нехотя уступила мне дорогу.

– Тогда позаботься о том, чтобы она всегда была рядом, Бэлиен, – рявкнула цюндер. – Если она будет ходить здесь одна, то найдет неприятности.

Я сглотнула, а Бэйл потянул меня за собой внутрь клуба.

Ну конечно, женщина‐цюндер доверяла Бэйлу. Для мутантов он был героем; тем, кто ушел из кураториума и освободил из зон многих из них.

А я… большинство мутантов знало меня только по тому дню, когда кураториум объявил меня вихревым бегуном.

– Надеть униформу было не очень хорошей идеей, – пробормотала я, поймав на себе первые взгляды окружающих.

– Мы идем в клуб, полный мутантов, которые тебя не знают, – произнес Бэйл. – И мне неважно, принимают ли они тебя за вихревого бегуна или нет. Если возникнут какие‐то вопросы, эта униформа может спасти тебе жизнь.

Я оглянулась. Это… это определенно был клуб только для мутантов. За длинной барной стойкой, где был занят каждый стул, бармен‐грундер с помощью своих рук‐корней жонглировал стаканами, шейкером и другими емкостями. Побеги, вырастающие из его пальцев, без труда ловили предметы, снова подбрасывали их в воздух и одновременно перемешивали бесчисленные напитки.

Движения вирблеров, плясавших с остальными мутантами на танцполе, сопровождались легкими дуновениями ветра. Из‐за этого их одежда и волосы ритмично развевались в разные стороны – впрочем, как и у тех, кто танцевал рядом.

Я увидела и несколько цюндеров. Многие из них расположились у барной стойки или на краю танцпола. Их рыжие волосы можно было распознать даже в тусклом свете, и, глядя на них, я задавалась вопросом, сколько пройдет времени, пока они не узнают нашу униформу и не подожгут весь клуб.

Бэйл потянул меня мимо танцпола, за угол, дальше в клуб. Тут же мое внимание привлекла стена слева от нас. Сначала я подумала, что поверхность просто осветилась синим цветом, но сейчас я поняла, что вся стена представляла собой огромный аквариум. Вода в нем была чистой и переливалась цветом лазеров и прожекторов.

В аквариуме, однако, не было никаких рыб или растений, и только когда изнутри к стенке прижались две ладони, я поняла, для чего здесь была эта емкость.

Каждые пару метров в воде двигались швиммеры. Они покачивались туда‐сюда в такт музыке. При этом части их тел то и дело исчезали в воде, словно их бледная кожа была прозрачной и впитывала в себя воду, прежде чем та улетучивалась в виде легких пузырьков.

Меня словно загипнотизировали. Кураториум, конечно, показывал нам фотографии и видео швиммеров под водой, но я еще ни разу не видела ни одного швиммера в его стихии собственными глазами.

В «The Merge» швиммеры были кем‐то вроде танцоров. Они были одеты в шортики и топы из скользкой тонкой ткани, которая двигалась вместе с водой.

– Хм, – промычала я. Прямо передо мной возник швиммер. Он многозначительно улыбнулся, элегантно повернулся вокруг своей оси и заметно качнул бедрами.

– Так что это за клуб, говоришь? – Я попыталась перекричать музыку.

– Такой, что спрятан так хорошо, что кураториум никогда его не найдет, – ответил Бэйл и проследил за моим взглядом, который застыл на легко одетом швиммере.

– Если хочешь дать ему чаевые, то там сзади есть консоль, к которой можно подсоединиться и…

– Очень смешно, – произнесла я и мрачно взглянула на Бэйла, что, конечно же, заставило его ухмыльнуться еще шире.

Так вот что он имел в виду сегодня утром, когда говорил о том, что «The Merge» был клубом для мутантов, которые хотели отвлечься от постоянного бегства.

– А как швиммеры отсюда выбираются? – поинтересовалась я. Насколько я знала, они не могли долго оставаться на воздухе.

– Эти емкости связаны с Гудзоном, – ответил Бэйл и потянул меня за руку вдоль аквариума.

С рекой Гудзон? С ума сойти! Кураториум установил наблюдение за рекой до самой последней впадины. И даже если бы швиммеры нашли там местечко, где чувствовали бы себя в безопасности, что за жизнь им пришлось бы вести там внизу?

– Подожди здесь, хорошо? – сказал Бэйл, когда мы подошли к одной из ниш. – Мне нужно кое‐что урегулировать.

Одна часть меня просила: «Не оставляй меня одну». Но я тут же проглотила эти слова. Не буду же я пугаться обнаженных тел и танцующих в аквариуме сплитов.

Не сплитов, тут же одернула я сама себя. Мутантов.

Потому что люди, которые тогда, в две тысячи двадцатом году, во время Великого смешения, перемешались с природными элементами – воздухом, водой, огнем и землей, – не стали сплитами или полулюдьми – сейчас я это точно знала. Сплиты. Это было ругательным словом. И я уже отвыкла его использовать.

Я посмотрела в сторону Бэйла. Он пробрался к барной стойке и уже разговаривал с барменом. Я присела на край скамьи, откуда могла наблюдать за танцующими.

Все мутанты по возрасту и телосложению были похожи друг на друга. Они были относительно молоды, спортивны и не очень похожи на мутантов. Можно даже сказать, что они больше походили на людей. И я быстро поняла почему: если бы они были старше и немощнее, не в такой хорошей форме и меньше походили на людей, они никогда не справились бы с жизнью в Нью‐Йорке. Их давно бы поймали бегуны кураториума.

С тех пор как Бэйл и я два месяца назад открыли бóльшую часть зон, в которых десятки лет содержались мутанты, мегаполисы стали охранять еще надежней. Чтобы добраться до города, нам пришлось несколько дней ехать на транспортном поезде, потому что даже с помощью точно управляемого вихря пробраться в Нью‐ Йорк было невозможно. Кураториум полностью закрыл внешние границы города и превратил их в крепость. В других мегаполисах все было точно так же, за исключением Токио и Мехико. Токио, несмотря на указание кураториума, несколько дней назад открыл свои ворота для мутантов. А Мехико‐Сити сразу после открытия зон был взят повстанцами‐цюндерами из «Красной бури» и считался потерянной территорией.

Новость о падении первого мегаполиса потрясла мир словно землетрясение. Она повергла людей в страх и ужас. А мутанты, несмотря на опасность, двинулись к стенам оставшихся городов. Они толпами собирались перед воротами в надежде, что те вскоре откроются.

Весь мир затаил дыхание, словно все только и ждали следующего шага соперника.

И именно поэтому план, который задумал Бэйл, обязан был увенчаться успехом– каким бы рискованным он мне ни казался.

2

Увидев возвращающегося Бэйла, я почувствовала облегчение.

– Ну и? – спросила я.

Он продемонстрировал мне небольшую карточку с чипом черного цвета, на которой блестящими красными буквами было написано: «КРАСНАЯ КОМНАТА».

– У нас есть комната. Там мы и подождем.

У меня не осталось выбора. Я снова вздохнула:

– Это совсем…

– Это не плохой план. – Бэйл закатил глаза и потянул меня за руку дальше.

Но все оказалось так, как я и ожидала. Это был самый ужасный, самый легкомысленный план, который только можно было придумать. Предполагалось, что мы встретимся в клубе с штурманом из кураториума. С одним из тех, кто уже на протяжении нескольких недель ищет нас по всему миру.

Он возник из ниоткуда и предложил встретиться. И Бэйл принял его предложение быстрее, чем я успела произнести слово «засада».

– И как же он попадет сюда? – поинтересовалась я, следуя за Бэйлом. – Если уж мы едва смогли уговорить вышибалу, то…

– Я предупредил, что он придет, – сказал Бэйл.

Ну конечно, он предупредил.

Мимо нас пронеслись два вирблера. Они проложили себе дорогу от танцпола сквозь толпу и, слившись в яростном поцелуе, исчезли за дверью, на которой желтыми буквами было написано: «ЖЕЛТАЯ КОМНАТА».

– Пойдем, – сказал Бэйл и указал на дверь недалеко от нас. Он провел карточкой по считывателю около двери, открыл ее и вошел внутрь. Проскользнув вслед за Бэйлом, я тут же закрыла дверь. Затем медленно повернулась и почувствовала, как запылали мои щеки.

Нетрудно было догадаться, для каких целей была задумана эта комната. В ней было достаточно места для кровати с металлическим каркасом сложной формы. Все было выдержано в красных тонах: атласные простыни, обтянутое бархатом кресло. На сервировочных столиках, тоже металлических, стояли десятки свечей. На стенах виднелись проекции мерцающих огней. С металлического каркаса кровати свисали железные наручники.

– Это, кажется, люкс для цюндеров. – Бэйл почесал затылок. Я могла поклясться, что он даже немного покраснел, но, вполне возможно, это было всего лишь из‐за освещения. – Не могу поверить, что ты выбрал это место для встречи, – пробормотала я и решила ни к чему, совсем ни к чему не прикасаться.

Бэйл вздохнул:

– Здесь надежно и… мы же не останемся здесь надолго. Кроме того, я уже десятки раз ночевал в подобных помещениях, когда мне нужно было скрыться. Здесь все убирают, и на самом деле это место чаще всего используется только для сна.

– Чаще всего, – повторила я и подняла брови.

Бэйл насмешливо фыркнул:

– Не переживай, Барби. Я буду хранить твою добродетель.

– Ха, ха. – Я скорчила гримасу, пытаясь одновременно бороться с пылающими щеками. Судя по усмешке Бэйла, мне это не особенно хорошо удавалось.

– Если только ты сама не захочешь, – добавил он и крепко прижал меня за талию к себе. Мерцание искусственных огней окутало его теплым светом, и я заставила себя сохранить серьезное выражение лица, хотя далось мне это с большим трудом.

– Ну ты‐то точно хотел бы, – выдавила я наконец, не пытаясь особо острить, но все же закрыла глаза, когда Бэйл наклонился и поцеловал меня.

В начале нашего знакомства я считала, что Бэйл – это самый невыносимый, заносчивый, самоуправный парень на всей земле.

Ну хорошо, невыносимым, заносчивым и самоуправным он оставался и по сей день, но… Сейчас мне все труднее удавалось отвести от него взгляд. Его голубые глаза были похожи на глубокие озера под замерзшим слоем льда. И в такие моменты я чувствовала себя единственным человеком, способным пробить эту толщу льда и добраться до дна.

Проблема с Бэйлом состояла не только в том, что у него были классные скулы, классная прическа и классное тело. Привлекало меня не только это. Самым главным для меня было… его ухмылка, когда он на чем‐то концентрировался. Или его едкие комментарии, которые заставляли меня смеяться чаще, чем следовало бы. Или то, как он часто грозил Атласу, что бросит его, если тот не начнет хорошо себя вести, но при этом с такой любовью его гладил, что всем становилось понятно – Бэйл говорил это несерьезно.

Проблема с Бэйлом состояла в другом: каждый раз, когда я думала, что уже привыкла к нему и выработала иммунитет к его шарму, ему достаточно было только улыбнуться мне и я теряла дар речи.

Я была безнадежно потеряна.

Намного больше, чем я когда‐либо хотела себе позволить.

Руки Бэйла пробежались по моей спине, чтобы придвинуть меня еще ближе, но тут кто‐то постучал в дверь. В испуге мы отскочили друг от друга, и я встала на некотором расстоянии от него.

Бэйл внимательно посмотрел на меня. Я кивнула и внутренне приготовилась к тому, что нам придется противостоять десятку вооруженных бегунов, готовых схватить нас по приказу своего руководства.

Но когда Бэйл немного приоткрыл дверь, за ней оказался всего лишь пожилой господин в костюме, очках и с острой бородкой, который внимательно смотрел на нас, явно нервничая.

– Э… это вы связывались со мной от «Зеленого трепета»? – спросил он и попытался проскользнуть мимо нас в комнату.

«Да он сам боится засады», – дошло тут до меня, и плохое предчувствие, преследовавшее меня весь день, тут же испарилось.

Бэйл впустил мужчину внутрь. Казалось, тот почувствовал облегчение, когда смог покинуть зал, полный мутантов. Но едва он переступил через порог, как Бэйл прижал его к закрытой двери. Мужчина хрюкнул от удивления.

– Ч‐что?.. – спросил он, но Бэйл не обратил на вопрос никакого внимания. Он поднял руку и просканировал мужчину детектором. Когда экран загорелся зеленым светом, Бэйл схватил руку штурмана, взял его детектор и быстрыми движениями пробежался по меню. Я предположила, что все функции определения местоположения, с помощью которых нас могли обнаружить, к его удовлетворению, были деактивированы, потому что Бэйл отпустил мужчину и протянул ему руку для приветствия.

– Бэлиен Треверс, – представился Бэйл.

Мужчина взял себя в руки и кивнул. Глаза его засияли. – Конечно, конечно – я вас знаю. Все‐таки вы… это… ну… вы. И для меня огромная честь познакомиться с самым талантливым вихревым бегуном всех времен, мистер Треверс. – Он перевел свой взгляд на меня. – И, конечно же, с вами, мисс Коллинз. Мы встречались с вами несколько раз во время вашей учебы в кураториуме, но вы, вероятно, и не вспомните меня.

Я пристальнее рассмотрела мужчину. Сообщение, которое получил Натаниэль, предводитель «Зеленого трепета» и глава Санктума, было очень коротким. Мы не знали даже имя, только что человек несколько десятилетий работал штурманом в кураториуме Нового Лондона под руководством Гилберта, мужа моей тети. Он утверждал, что курировал сотни миссий вихревых бегунов и даже состоял в прямом контакте с исследовательским отделом. Поэтому он собрал большой объем информации, который мог бы нам пригодиться. За это он хотел, чтобы мы предоставили ему убежище в Санктуме.

Мы не были уверены в том, можно ли было доверять этому человеку. Он утверждал, что преклоняется перед моим дядей, но это могло быть и целенаправленной ложью.

– Роберт Пулман, – представился наконец мужчина.

Я пожала его руку.

– Это большая честь для меня встретить вас, мисс Коллинз. Это ужасно, что случилось с мистером Вудроу.

– Вы видели его? – Я не смогла сдержать вопрос. – Вы лично видели моего дядю в кураториуме?

– К сожалению, нет. – Пулман покачал головой и посмотрел на меня так, словно ему на самом деле было очень жаль. – После того, как неделю назад снова открыли институт в Новом Лондоне, всех сотрудников перевезли из Нью‐Йорка обратно. Мистер Вудроу должен был уехать, но я покинул Нью‐Йорк раньше, чем прибыл транспорт. Я знаю только, что он по‐прежнему содержится под стражей из‐за подозрения в государственной измене.

– Так, значит, его еще ни в чем не обвинили? – поинтересовался Бэйл.

Пулман скривил лицо:

– Я боюсь, что в ближайшее время до этого не дойдет. Я предполагаю, что мистер Хоторн… – Он снова выглядел так, словно извинялся перед нами.

– …специально затягивает дело, – закончила я его фразу и сжала руки в кулаки.

В этом он, вероятно, был прав. Варусу Хоторну не нужен был Гилберт, осужденный по закону и томящийся в тюрьме. Для этого он был слишком ценным, если учесть сколько всего он знал о Санктуме, о мутантах и о нас с Бэйлом.

Я даже не хотела представлять, что делал Хоторн с Гилбертом, чтобы заполучить эти знания.

Пулман внимательно разглядывал меня:

– Я здесь, собственно, из‐за вашего дяди. Мистер Хоторн совершенно потерял контроль из‐за ненависти к мутантам. И я не единственный в кураториуме, кто думает так же. Вашего дядю… – Он откашлялся. – …очень любят, вы должны это знать. То, что случилось с ним, открыло глаза и мне, и многим другим штурманам.

– И поэтому вы ставите на кон свою жизнь? – спросил Бэйл и холодно взглянул на Пулмана. – Только потому, что вам жаль вашего начальника?

Я была благодарна Бэйлу за то, что он оставался настроенным скептически. Потому что я больше такой быть не могла. Я представляла себе Гилберта, сидящего в одиночестве в тюремной клетке, думала о своей тете, его жене, которую он любил больше всего на свете. О Луке, его приемном сыне, и о себе – девочке, к которой он с самого начала относился как к родной дочери.

И я представляла себе, как он гадает, увидит ли снова свою семью.

– Не только из‐за него, – произнес Пулман хриплым голосом. – Я сам отвечал за… за аресты и транспортировку сотен мутантов. Я думал, что делаю правое дело, но… – Он остановился и сглотнул так, словно готов был вот‐вот расплакаться. – Только после того, как подтвердилось существование бегунов во времени – после того, как подтвердилось ваше существование… – Он переводил свой взгляд с меня на Бэйла и обратно, – …и нам стало ясно, что мистер Хоторн планирует с вашей помощью уничтожить всех мутантов сразу, я понял, что не смогу больше служить кураториуму.

Бэйл медлил, что случалось с ним крайне редко. Мы обменялись с ним долгим взглядом. Казалось, что Пулман говорил вполне серьезно. И даже если бы это была ловушка, мы должны были рискнуть, ведь так?

Я откашлялась.

– Вы сказали, что у вас для нас кое‐что есть, мистер Пулман.

– Да, да… действительно.

Он расстегнул две кнопки своего жакета. Затем сунул руку во внутренний карман.

От напряжения я затаила дыхание. Похоже, что Бэйл чувствовал то же самое. Но Пулман замешкался.

– А вы гарантируете мне, что доставите меня в этот город и обеспечите мне защиту? Вы знаете, что случится со мной, если кураториум узнает о моем поступке?

– Мы гарантируем, – сказала я, хотя в этом вопросе наши с Бэйлом мнения расходились.

Мы спорили об этом еще в транспортном поезде по дороге в Нью‐Йорк. Бэйл считал, что мы вытянем из Пулмана всю информацию, а затем просто отпустим его, так как он представлял слишком большую опасность для Санктума. В итоге я приняла решение, но Бэйл явно был им недоволен.

Обо всем этом Пулман, конечно, не знал.

Бэйл протянул было руку, но Пулман повернулся ко мне. Он вытащил из кармана чип с данными и передал его мне.

– Видео закодировано, – пояснил он. – Конференции руководителей кураториума строго конфиденциальны, расшифровка требует много времени, а его у меня не было. Но я, без сомнения, тут же приступлю к работе, как только вы обеспечите мне безопасность.

Это был хитрый ход, если не сказать неожиданный. Пулман хотел стать незаменимым.

Я ощутила тепло карты памяти. Из‐за нее мы пошли на большой риск. И я надеялась, что она того стоила. Я протянула ее Бэйлу. Он вставил карту в отверстие детектора. Прошло немного времени и Бэйл кивнул.

– Кажется, она настоящая, – произнес он. – По крайней мере, насколько я могу судить. Я отправлю файл в Санктум, пусть Робур посмотрит. Нужно убедиться, что на видео действительно Хоторн.

– Ну конечно на нем Хоторн! – возмутился Пулман. – Я рисковал всем, чтобы передать вам это видео. Если кураториум узнает, что я снял конференцию руководителей, то…

– Успокойтесь, – перебила я его. – Мы благодарны вам. Но вы должны понять, что нам необходимо убедиться в подлинности видео, прежде чем мы возьмем вас с собой.

– Конечно, – ответил Пулман. Затем он снова полез в свой карман. – Я принес вам еще кое‐что. – Он натянуто улыбнулся. – Что‐то вроде дополнительного свидетельства того, что мне можно доверять.

Он вытащил из кармана шарик величиной с ноготь большого пальца и повернул его так, чтобы его было видно на свету.

Это был гравитационный сенсор. Его гладкая, круглая внешняя оболочка была темной, почти черной. На первый взгляд он выглядел как совсем обычный гравитационный сенсор, который при активации светился голубым светом. Только когда на него упал свет от настенных проекций, можно было увидеть, что шарик светился не голубым, а оранжевым.

– Нулевой сенсор, – произнесла я растерянно.

Это было самое первое поколение гравитационных сенсоров. Из‐за их разрушительного действия они уже на протяжении нескольких десятилетий были официально запрещены. Они не только подавляли энергию вихрей на определенный промежуток времени, как это делали нынешние сенсоры, но и разрушали ее. Обладая достаточным запасом таких шариков, мутанта можно было не только обезвредить, но и убить.

Именно такими нулевыми сенсорами нам с Бэйлом удалось нанести ощутимое поражение кураториуму. Несколько подобных шариков навсегда разрушили единственный путь в прошлое. Отныне невозможно будет вернуться в две тысячи двадцатый год, туда, где возник самый первый вихрь. Так мы помешали плану Варуса Хоторна, жаждущего уничтожить Вихрь‐прародитель и тем самым не только перевернуть с ног на голову последние восемьдесят лет, но и сделать так, чтобы мутантов не существовало вовсе.

– Что это значит? – спросила я.

– Мисс Коллинз.

Пулман положил свою руку на мою. Я была так смущена этим, что позволила ему мягко сжать ее, пока не ощутила пальцами нулевой сенсор.

– У вас в руках новый нулевой сенсор. – Пулман говорил очень взволнованно. – Одно это уже неслыханно. Как вы знаете, производство нулевого поколения сенсоров было прекращено несколько десятилетий назад. Они слишком опасны, слишком разрушительны. Планы по их изготовлению возникли, должно быть, в пятидесятых годах. Но этот сенсор – как и несколько сотен других – был введен в эксплуатацию в тот же день, когда состоялась конференция руководителей. И это еще не все. Они были модифицированы.

Бэйл фыркнул:

– И что, по вашему мнению, это может означать?

– Этого я не знаю. – Пулман сжал губы. – Я не знаю, почему вдруг решили переработать нулевые сенсоры, но в план изготовления был вложен протокол изменений. Изменение было инициировано для проекта «Aeolus[2]2
  Aeolus (греч., миф.) – бог ветров, обитавший на острове Эолия.


[Закрыть]».

Я вопрошающе посмотрела на Бэйла, но тот лишь пожал плечами. Поэтому я снова повернулась к Пулману:

– А что такое проект «Aeolus»?

Пулман беспомощно посмотрел на меня:

– До этого я никогда не слышал о нем, но между видео с конференции руководителей и изменениями в сенсорах должна быть какая‐то связь.

– Ну, – я положила сенсор в боковой карман своей униформы, – вероятно, это очень ценное доказательство. Мы…

И тут разом погасло мерцание всех настенных проекций.

Несколько долгих секунд мы находились в полной темноте, затем помещение осветил яркий белый свет.

Я прикрыла глаза рукой.

– Да что, черт возьми, происходит? – Бэйл бросился к двери. Снаружи доносились приглушенные крики.

– Ты сказал, что этот клуб невозможно обнаружить, – крикнула я.

– Так и должно было быть!

Бэйл приоткрыл дверь «Красной комнаты». Сквозь щель я увидела посетителей клуба, разбегающихся кто куда. На входе, держа оружие наизготовку, стояли вихревые бегуны.

И они открыли огонь.

В клубе началась настоящая паника. Я с ужасом заметила, что бегуны использовали не обычные патроны, светящиеся голубым – вместо них тут и там сверкали вспышки оранжевого.

Во мне словно разверзлась глубокая бездна. Пулман говорил правду: кураториум больше не использовал против мутантов обычные гравитационные сенсоры. Нет, это были нулевые сенсоры. И нужны они были для того, чтобы навсегда уничтожить в мутантах энергию вихря.