Текст книги "Мой любимый чемпион"

– Тишэ! Успокойтесь! – взывала к ученикам Гаянэ Вараздатовна.

Но всё было бесполезно. Маразматовна и сама это прекрасно понимала.

– Александра! Как ты загорэла! И выросла! – удивлённо задрав густые брови, сообщила она Саше.

– А я разве нет? – тут же влез Сосновский. – Самарина, на каком море была? На Красном? Или Чёрном?

Саша смущённо промолчала. Работая на конюшне, она загорела до черноты. И теперь радовалась глухому вороту и длинным рукавам парадной блузки. Под ними было не видно, что Сашин загар чётко повторяет контуры футболки.

Оспа сделала модную стрижку с бритыми висками. Ленка Стецюра проколола бровь. А Ника изобразила с волосами что-то такое, что они стояли дыбом. Нельзя сказать, что Нике это шло, но ей самой явно нравилось.

Уже на втором уроке Маразматовна взнуздала класс, как заигравшуюся лошадь.

– Никаких прогулов! Никаких задолжностэй! Нэ потэрплю! – она обвела притихший 9-й «Б» грозным взглядом. – В концэ года – экзамэны!

– Ну, началось… – шумно вздохнул Женька Сосновский.

Гаянэ Вараздатовна воинственно сверкнула глазом.

– Имэнно! Началось! – подтвердила она. – На старт! Вниманиэ! Марш!

Заново учиться сочетать учёбу и тренировки оказалось непросто. Чтобы выкроить лишний час занятий, Саша стала заводить будильник на полседьмого. Потом на шесть. Что могла из домашки она делала в школе. Что не успевала – дома, после тренировки. Теперь в сумке с конной формой у неё всегда был какой-нибудь учебник: история, биология, география, физика или общага. Засыпала она, слушая аудиокниги из списка школьной литературы. А просыпалась с готовым планом, что ей надо успеть до того, как мама или Ба позовут завтракать.

Это было сложно. С одной стороны. Но с другой… Сашке стало некогда думать, страдать, вспоминать. Мучительная тоска по папе отступила. День, набитый делами и задачами до предела, заставлял её всё время двигаться, не давал погружаться в депрессию, держал на плаву. Это было удивительно – как будто внешнее защищало Сашу от внутреннего. Она поделилась этими мыслями с бабушкой.

– Граница между светом и тенью – ты сама, – непонятно прокомментировала Ба. – Всё правильно делаешь. Молодец.

Первыми облетели липы на бульваре. Потом берёзы по дороге к конюшне. Клёны в школьном дворе держались до последнего, но тоже опали. Солнца стало меньше, а серых дней, укутанных в облака, – больше. Команда Ирины Владимировны вернулась к тренировкам в крытом манеже.

– Самарина, повод подбери! Лизавета, пятку опусти! – сердитый голос Ирины Владимировны снова звучал глухо, как в бочке.

Конюшня – дом – школа, школа – конюшня – дом. Сашка так привыкла двигаться по этому маршруту, что иногда застывала, выйдя из подъезда, чтобы сосредоточиться и вспомнить: ей куда?

Зима началась точно по календарю. Первого декабря выпал снег. И больше не таял. В тот же день вся троица – Кирилл-Лиза-Саша – взяли высоту сто двадцать. Ирина Владимировна поставила в манеже всего пару препятствий. Спортсмены понимали: два барьера – не маршрут, но всё-таки! Сто двадцать – это было уже серьёзно.

Наскоро отметив Новый год на конюшне чаем с двумя тортиками – накануне упали Лиза и Кирилл – Саша вечером 31 декабря добралась до дома, расслабилась в горячей ванне, потом закуталась в плед и… заснула на диване задолго до того, как куранты пробили двенадцать.

– Как же она устала, – поправляя плед, сказала мама.

– Мусечка, это прекрасно! Это – лучшее, что может быть! – шёпотом ответила Ба.

Этот Новый год был очень тихим – без гостей, тостов, петард, музыки и хлопушек. Он пришёл на цыпочках, под едва слышные разговоры мамы с Ба. Он осторожно примостился под ёлкой, чтобы не разбудить Сашку и не спугнуть её новое хрупкое счастье.

…В конце января вся команда прыгала маршрут до ста двадцати сантиметров. Джонатан показал себя лучше всех. Он мощно и легко разгонялся, держал темп, беспрекословно повиновался Саше и взлетал над барьерами так, как будто им выстрелили из пушки. Ирина Владимировна была довольна. Сашка – счастлива. Она думала: наконец-то её труды, падения, ушибы, непонимание с Джонатаном в прошлом. Теперь будет по-другому.

Но – нет. Прошло две недели, и Джоник снова заартачился. Перед каждым барьером он будто задавался вопросом: прыгать – не прыгать? Он, похоже, считал, что уже показал, на что способен. Конь снова стал «высаживать» Сашку, резко и без причин тормозя перед препятствием. Ба вздыхала и со страхом смотрела на внучку, покупая на конюшню очередной тортик.

В феврале Ирина Владимировна подняла барьеры на сто тридцать сантиметров. Это было в воскресенье. На трибунах сидели родители, младшие спортсмены из пони-группы и… мама с Алексеем. Теперь по выходным, чтобы поддержать Сашу и сэкономить ей время для отдыха, Осокин работал извозчиком до конюшни и обратно. После той первой встречи они почти не разговаривали. «Здравствуйте, спасибо, до свидания», – вот и всё, что Саша говорила Алексею. Он тоже держал дистанцию и был лаконичен в общении.

На ста тридцати сантиметрах Джонатан показал себя во всей красе. Он был в ударе и безукоризненно отпрыгал все пять препятствий. Младшая группа яростно аплодировала Саше и Джонатану. Даже на каменном лице Ирины Владимировны появилось подобие улыбки.

– Ничего себе! Лёшка, ты видишь?!

Мама повернулась к Осокину, не скрывая восторга.

– Чего?

Алексей оторвался от книжки по ювенальной психологии «Пока ваш подросток не свёл вас с ума».

– Сашка с Джонатаном! Посмотри! Тебе что – всё равно?

– Прости, Маш, я в этом ничего не понимаю.

Мама внимательно взглянула на Алексея. Его ужасно раздражала вся эта конная история – это было видно.

– Лёш! Если тебе здесь так не нравится. Зачем тогда ты возишь нас?

– Чтобы поддержать. Тебя. И Сашу.

– Я могу… больше не просить тебя об этом.

– Машенька, дорогая, послушай.

Алексей отложил книгу.

– Я готов на многое ради тебя. И твоей семьи. Но.

– Что – но?

– Я всё жду. И жду. И жду. Когда же у нас начнётся новая жизнь. Без призраков прошлого! Без коней! Просто наша. Новая. Жизнь. Когда?

– Не знаю, – смутилась мама. – А что для этого нужно?

– Ну, хотя бы представь меня в качестве кавалера Вере Васильевне!

– Что-о-о?! Ты серьёзно?!

– Когда-то же это должно произойти!

Мама задумалась.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Давай устроим семейный ужин на мой день рождения.

– Отлично! Договорились! – ответил Алексей.

Мама с интересом посмотрела на него, решая: спросить – не спросить? Вдруг она наклонилась к уху Осокина и задала странный вопрос:

– Лёша. А ты не боишься? Что моя мама отвинтит тебе голову?

Осокин вздрогнул.

– Боюсь, конечно, – так же непонятно ответил он. – Но другого пути у меня нет.

Наступил март. На вечерних тренировках в окна манежа стали заглядывать редкие лучи солнца. Кирилл, Лиза и Саша сняли тёплые куртки и убрали зимние конные попоны.

На сегодня тренировка закончилась. Все трое шагали верхом вдоль бортика – взмыленные, уставшие, довольные. Вдруг в манеж стремительно вошла Ирина Владимировна, окружённая спортсменами младшей группы. Все они тащили какие-то свёртки.

– Лиза! Саша! Кирилл! Давайте сюда!

Всадники подъехали и окружили тренера.

– Не умею речи говорить… – сказала Ирина Владимировна. – В общем.

Она дала отмашку младшей команде, и те один за другим стали вручать Саше новую упакованную форму – флиску, футболки, ветровку, куртку, редингот, перчатки. На каждой вещи была эмблема команды. Две буквы V. Вперёд и вверх.

– Поздравляю, Самарина! – с чувством сказала Ирина Владимировна. – Заслужила!

Кто-то из мелких захлопал в ладоши, остальные подхватили. Кирилл с радостью присоединился к аплодисментам. Ирина Владимировна – неожиданно для себя – тоже. Последней захлопала Лиза. Сашка была ужасно счастлива.

С трудом удерживая в руках пакеты с новой формой, они с Кириллом вывели коней на улицу. И тут весна ударила Саше в голову. Она почувствовала, что ледяное небо задышало теплом и влагой. Увидела съёжившиеся осевшие сугробы. Услышала, как, жалуясь, плачут сосульки: как-так? как-так? Заметила наглых грачей, таскающих из тюков сено для гнёзд. Ботинки тут же промокли в грязной луже.

Снова был март.

Прошёл год.

Глава 19. Вот те на!

Несколько дней спустя трое всадников в жёлтой форме выстроились после тренировки в манеже. Они не только выглядели командой, но и были ею. Это чувствовалось по тому, как одинаково свободно, даже вальяжно, все трое сидели в седле. По их спокойным движениям, в которых читалась не только усталость, но и уверенность в своих силах. Все трое внимательно слушали Ирину Владимировну, пока та гарцевала перед ними на Годесе.

– Квалификацию все прошли, молодцы!

Кирилл, Саша и Лиза молча переглянулись – они давно понимали друг друга без слов.

– Скоро международные старты! – продолжала Ирина Владимировна. – Так что готовимся, не расслабляемся!

Все смотрели на тренера, ожидая дальнейших указаний.

– На сегодня всё!

Шеренга всадников распалась. Лиза, Саша и Кирилл шагом направились к выходу. Ирина Владимировна громко крикнула вслед:

– Самарина, задержись!

Кирилл удивлённо оглянулся на Сашу: что случилось? Та пожала плечами: не знаю. Она притормозила Джоника и повернула обратно.

Кирилл и Лиза ушли. На поле остались только Саша и Ирина Владимировна, обе верхом. Весеннее солнце заливало манеж. В контражуре две конные фигуры выглядели как два тёмных силуэта. Кони переступали ногами, будто пританцовывая.

– Саша, я хочу, чтобы ты попробовала прыгать на Годесе, – сказала тренер.

– Но он же… ваш конь! – удивилась Саша.

Ирина Владимировна спешилась.

– Я знаю.

Она требовательно посмотрела на Сашу. Той ничего не оставалось, кроме как спрыгнуть с Джонатана, передать повод тренеру и пересесть на Годеса.

– Спортивная рысь. Потом галоп. Потом маршрут.

Саша на ходу подтянула стремена и послала Годеса вперёд. Он был мощнее Джонатана, шире в спине. Саше было неудобно – приходилось приноравливаться. Но она сразу почувствовала надёжность Годеса, его уверенную силу и готовность повиноваться. Она подняла Годеса в галоп. Тот послушался без заминки. Его галоп был ровный, спокойный.

Саша взяла первое препятствие. Годес уверенно прыгнул сто тридцать. Он проходил барьеры технично, но без запаса, ровно и мощно, как утюг. Было понятно, что лучше он не может. Но и хуже прыгать не станет. У Саши возникло странное ощущение уверенности в том, что эта высота Годесу доступна. Но выше он поднимется с трудом. В отличие от Джонатана, Годес был предсказуем. И в нём не чувствовался потенциал, запас энергии, эмоций. Он никогда не научится летать.

Саша прошла маршрут и подъехала к Ирине Владимировне, которая всё это время держала Джонатана за уздечку и крутилась посереди манежа, наблюдая за всадницей. Джонатану это не нравилось. Он упирался, рыл копытами грунт, время от времени тихо ржал.

– Саш. Я хочу, чтобы ты тренировалась на Годесе, – с напором проговорила Ирина Владимировна.

Саша изумлённо уставилась на неё.

– А как же Джоник?

– Джоник твой капризный, нестабильный. То хочу прыгать – то не хочу! А Годес – спортивный конь. Без закидонов.

Саша сняла шлем. Мокрые волосы упали ей на лоб.

– Но Джоник всё может! Он сможет!

– Когда? До стартов несколько недель.

Саша молча спешилась, подвела Годеса к тренеру. Решилась.

– Я не буду менять коня.

Возникла взрывоопасная пауза. Впервые со дня драки с Лизой Саша почувствовала, как воздух между ней и тренером искрится от напряжения.

– Разве я тебя спрашиваю? – спросила Ирина Владимировна.

Она вручила Саше повод от Джонатана, но Годеса не забрала. Постояла немного, ожидая ответа. Не дождалась. И решительно пошла прочь из манежа.

Саша с отчаянием смотрела ей вслед, стоя между двумя конями.

Всем известно: новости распространяются быстро, буквально по воздуху. И всё же Саша сильно изумилась, придя в школу и обнаружив на стенде информации поздравительное письмо от школьной администрации, адресованное ей.

Около стенда собрался весь 9-й «Б». Появление Саши произвело фурор.

– О! Сашка! Самарина! – завопила Ленка Стецюра.

– А ты крутая! – Ника смотрела на неё во все глаза, как будто впервые увидела.

Женька Сосновский, в последнее время увлёкшийся стримом, обрадовался поводу выйти в прямой эфир. Завидев Сашу, он включил телефон и, кривляясь, стал пересказывать содержание письма:

– Администрация школы бла-бла-бла… Поздравляет ученицу бла-бла-бла Александру! Самарину! с прохождением ква-ква! лификации для участия в международных соревнованиях этапа Кубка Мира. Ого! Желаем бла-бла-бла и достижений в конном спорте! Во как!

Сосновский нацелил телефон на Сашу.

– А вот и она!!! Наша тёмная лошадка! Будущая чемпионка по… чем ты там занимаешься?

– Конкуром, – пробормотала Сашка и почти бегом направилась в класс.

Но от Сосновского так просто не отвяжешься. Он забежал вперёд, чтобы снова поймать Сашу в объектив. Ника бросилась за ними:

– Саш, подожди! А сколько денег дают за первое место?

Ника догнала Сашу и засеменила рядом, подстраиваясь под её шаг.

– Когда как, – недовольно буркнула Саша.

Ей не нравилось пристальное внимание одноклассников.

– Не-е-ет! Давай проясним этот вопрос! – прицепился Сосновский. – Скока?

– Ну…

Саше не хотелось называть конкретную сумму. Она знала, что в призах будет машина. Но какая? И сколько она может стоить? Вспомнив, что мама продала свой джип и оплатила денник за полтора года, Саша неуверенно протянула:

– Коня пару лет можно содержать.

– Ого! Наверное, это много! – восторженно закричал Сосновский. – Самарина, а пошли со мной в кино?

Он остановился, нацелив камеру прямо в лицо Саше. Та разозлилась.

– Не пойду. Отстань!

Она резко отвела руку Сосновского в сторону. От неожиданности он выронил телефон. Первым желанием Саши было поднять телефон и извиниться. Но она тут же подумала: вот ещё! Обогнула Сосновского и пошла дальше.

– А сколько надо в год платить за коня? – вдогонку крикнула Ника.

– Такой стрим испортила! Вот дура! – сокрушался за спиной Саши Сосновский.

Заряженная школьными событиями, как батарейка, Саша решительно и быстро седлала Джонатана на тренировку. Она делала это столько раз, что руки действовали механически. А голова при этом думала совсем о другом.

Ни Кирилла, ни тем более Лизу она не посвятила в суть беседы с Ириной Владимировной. В конце концов, ей предложили тренироваться на Годесе. Она отказалась. В чём проблема? Но предательский холодок в животе подсказывал: проблема есть. Тренер дала ей чёткие указания. Саша не послушалась. К чему это приведёт? Зная жёсткий характер Ирины Владимировны, можно было предположить… «Блиин, я говорю, как сочинение пишу!» – рассердилась Сашка.

Она собирала Джонатана, крепко сжав зубы, словно в последний бой. А что, если Ирина Владимировна забудет об их разговоре? Или Джоник покажет себя сегодня лучше всех? Или ещё что-нибудь.

Джонатан чувствовал настроение хозяйки. Он мотал башкой и раздувал ноздри.

– Джоник, – в отчаянии прошептала Сашка ему на ухо. – Ты сегодня должен быть молодцом. Слышишь? Должен!

Конь скосил на хозяйку влажный глаз. Саша обняла его за шею.

– Если мы не будем тренироваться и стартовать вместе, тебя придётся продать. Понимаешь?

Джонатан внимательно смотрел на Сашу, и ей казалось, он всё понимает.

Ирина Владимировна, как обычно, вошла в манеж решительным шагом. Бросила оценивающий взгляд на Кирилла, Сашу и Лизу. Даже издалека её ребята производили впечатление единой команды. Спортсменов. Профессионалов. Все три коня под ними стояли спокойно в ожидании привычной разминки. Ирина Владимировна была довольна: всего лишь год упорных тренировок принёс такие ощутимые плоды. Что-то будет дальше? Вот только.

Ирина Владимировна ускорила шаг:

– Самарина! Почему на Джонатане? Мы же договорились! Ты тренируешься на Годесе!

Саша опустила голову. И тихо, но чётко произнесла:

– Мы не договаривались.

– Вот как? – радужное настроение Ирины Владимировны мгновенно улетучилось. – Тогда… тренировка для тебя отменяется!

Кирилл и Лиза, ничего не понимая, смотрели то на Сашу, то на тренера.

– Полищук! Андросова! В смену! Шагаем, потом рысь и галоп!

Кирилл и Лиза начали тренировку. Саша, понурив голову, молча стояла верхом посреди манежа.

Игнорируя Сашу, стараясь не показывать раздражение и разочарование, Ирина Владимировна ловкими наработанными движениями поднимала барьеры на разминочную высоту восемьдесят сантиметров.

– Будет ещё мне тут! Характер показывать! – сердито выговаривала она себе под нос.

Подняв последний барьер, Ирина Владимировна выпрямилась. Проследила за разминкой Лизы и Кирилла.

– Вдоль стеночки держимся! Не болтаемся! Чётко.

Потом бросила взгляд на понурую фигуру Саши на Джонатане. И решительно закричала:

– Самарина, свободна! На выход!

Саша вздрогнула и уныло поплелась шагом из манежа. Кирилл и Лиза перешли на рысь, обеспокоенно оглядываясь на неё.

Худшее, что могло произойти, случилось.

…В итальянском ресторане на бульваре играла тихая, но живая музыка. Бабушка – в ярком наряде и неимоверной шляпке – распахнула дверь и вошла. Сегодня Мусечка должна познакомить её и Сашку со своим таинственным ухажёром – на семейном ужине по случаю дня рождения. Интересно, что он за фрукт? Ба нисколько не сомневалась, что поймёт все сразу – как только увидит их вместе. «Пусть только хороший человек, – то ли молилась, то ли думала она. – Настоящий. Добрый. Пусть только он любит Мусечку, а больше ничего и не надо».

Тут у неё зазвонил телефон.

– Мам, мы с Сашкой в такси, в пробке застряли, – напряжённым голосом сообщила Муся.

– Не беспокойся! В свой день рождения имеешь право опоздать!

Во время разговора Ба царственно осматривала интерьер ресторана: расписанные видами Венеции стены, отделку плиткой под натуральный камень, лампы, напоминающие уличные фонари. С кухни доносился аппетитный аромат жареных креветок. Музыкальное трио – темноволосая певица в красном и двое гитаристов в костюмах гондольеров – наигрывали и напевали что-то неразборчивое и душещипательное.

К бабушке подошла девушка-хостес.

– Вас ожидают? – спросила она беззвучно, одними губами.

Ба убрала телефон от уха.

– Заказанный столик на четверых, пожалуйста.

Следуя за девушкой («Как за белым кроликом», – подумала Ба), она прошла в дальний зал. Девушка указала направление движения и удалилась. Ба замерла на месте.

Мусин кавалер сидел за столом и листал меню. Перед ним стояла корзина с герберами.

– О! Вижу твоё сокровище! – приглушённо сообщила Ба маме по телефону. – Ничего такой… Импозантный. Пойду знакомиться.

– Мам! Только давай без этих твоих… шуточек!

– Муся, какие шутки! Я что – не понимаю?! Всё серьёзно!

Осокин сомневался: какой выбрать десерт? Тирамису? Или пина коладу? В этот момент появилась Ба – величественная и решительная. Она отодвинула стул, уселась с видом примадонны и огляделась вокруг с явным удовольствием.

– А вот и я! Здрасьте!

Осокин оторвался от меню. Оценил канареечный пиджак Ба, круглые очки в массивной оправе и шляпку с вуалью, утыканную перьями. «Всё-таки, наверное, пина коладу», – подумал он.

Видя, что произвела недостаточно сильное впечатление на дочкиного ухажёра, Ба решила идти до конца.

– Ах! Какие изумительные герберы!

Она понюхала цветы, шумно втянув аромат носом.

– Жаль, не пахнут!. Впрочем, к чему нам этот гербарий!

Решительно отодвинув корзину с цветами, она наклонилась к Осокину, поправила искусственную прядь парика и кокетливо произнесла:

– Не выпить ли нам? Шампанского!

Осокин смутился. «Интеллигентный вроде, – подумала Ба. – Глаза усталые, но неплохие. Интересно, как отреагирует? Посмотрим».

– А вы не меняетесь, Вера Васильевна, – вдруг произнёс Мусин кавалер. – Всё такая же! Сногсшибательная.

– Что-о?! – изумлённо протянула Ба.

Таращась на Осокина, она нащупала в сумке очки.

– Что-то мне… диоптрий не хватает!

Ба поменяла одни очки на другие и внимательно всмотрелась в лицо человека напротив.

– …Лёшка, – потрясённо произнесла она, откинувшись на спинку стула.

Осокин кивнул.

– Лёшка! – выразительно и громко сказала Ба. – Сукин ты сын!

Осокин смущённо закашлялся, незаметно оглядываясь по сторонам. Несколько посетителей посмотрели в их сторону.

– Тот самый ботаник, который приносил для Муси веники сирени… – продолжала Ба.

– Тот самый придурок, который сбежал от своего счастья, – подыграл ей Осокин.

Ба понемногу приходила в себя.

– Ну да. Ну да. Сколько ж лет прошло?

– Семнадцать, Вера Васильевна, – услужливо подсказал Осокин.

Ба, поражённая, задумалась. Не скрывая разочарования, она старалась осознать тот факт, что первая и несчастная любовь её дочери сидит рядом с ней за одним столом. И у них с Мусечкой снова роман. И с этим надо как-то смириться. «Хорошо, что прошло столько времени и мне уже не хочется его убить», – подумала Ба.

– Ну, рассказывай! Как тебя жизнью-то прибило!. Опять. К нашим берегам.

Осокин обрадовался такому повороту и приосанился. Признаться, он ждал от Ба большего. «Стареет Вера Васильевна, – подумал он. – Лет пятнадцать назад она бы закатила грандиозный скандал».

– Я работаю. Своя компания. Инженерная.

– Ну конечно! Помню эти твои граммофоны! Для сбора дождя! – воскликнула Ба.

– Точно!

– И цветочные горшки на солнечных батарейках!

Оба замолчали. В голове у бабушки крутилась мысль: «Тот самый Лёшка! Ну Муся, даёт! Тот же самый Лёшка!» Осокин смотрел на Ба, переводя дух. «Ну, вроде, пронесло», – думал он. Чтобы закрепить успех, он продолжал:

– Был женат. Развёлся. Давно. Теперь повзрослел, поумнел, жениться хочу.

Ба смотрела на него отстранённо, с лёгким ужасом.

– Ах, ну да. Ну да.

Тут к столику подошли мама с Сашей. Осокин вскочил.

– Вот и мы. Привет, – напряжённо сказала мама.

– Здрасти, – буркнула Саша.

Ба повернулась к дочери, грозно сверкая глазами.

– Мусечка! Ну ты даёшь! Могла бы намекнуть, кто твой кавалер!

Мама смутилась:

– Это был сюрприз.

Так же, как и Ба, она понюхала герберы.

– Чего-то не пахнут.

Обе – мама и Саша – сели. Мама на предусмотрительно отодвинутый Лёшей стул. Саша – сама, без церемоний. Алексей незаметно перевел дух, думая, что Ба утихомирилась. Но Ба не собиралась тормозить:

– Ох, Муся… Я-то надеялась увидеть… какого-нибудь Бельмондо! А не те же! Старые грабли!

Она широким жестом показала на Осокина. Мама, закусив губу, посмотрела на Алексея. Тот неловко поёрзал на стуле и виновато улыбнулся. Похоже, встреча входила в крутое пике.

– Ба! Вы что – знакомы?! Я одна здесь ничего не понимаю? – вдруг встряла Саша.

Все трое в замешательстве уставились на неё.

…Прошло полчаса. Под разговоры, многозначительные паузы и намёки взрослых Саша меланхолично разбирала пасту карбонара на составляющие. Отдельно пасту, отдельно жареный бекон, отдельно прозрачные подтаявшие ломтики пармезана. Она тщательно делила длинные макаронины на равные кусочки, превращая пасту в лапшу.

Ба время от времени бросала беспокойные взгляды в её тарелку. Но молчала.

Все остальные уже справились с горячим. Осокин открыл вторую бутылку вина.

Официант убрал со стола грязную посуду. Зажёг свечи. Свет в зале приглушили. Из кухни с торжественным «с днём рожденья тебя.» вынесли десерт, похожий на торт, но на самом деле это была пина колада. Бенгальская свеча искрила, освещая официанту путь в темноте. Зал благодушно подхватил:

– с днём рожденья тебя-я!

Мама смущённо улыбалась. Осокин смотрел на неё с обожанием. Ба взирала на них с грустной улыбкой. А Саша вообще ни на кого не смотрела. Она давно не испытывала такого сильного раздражения. Её бесило всё: этот торт – не торт, свеча на столе, восторженная мама, дурацкий Осокин и даже Ба. И ещё посетители ресторана, которые приумолкли на слове «дорогая…» – ведь они не знали имени мамы.

– До-ро-га-я Ма-аша! – вскочил Осокин и взмахнул руками, как дирижёр.

– С днём рожденья те-бя-я-я! – допел зал.

Все зааплодировали.

Мама застыла над десертом с лопаткой в руках. Она видела, что с Сашей что-то не ладно, поэтому обратилась прежде всего к ней:

– Тебе какой кусочек?

– Я не буду, – не поднимая глаз, ответила Саша.

Возникла неловкая пауза. Мама бросила взгляд на Ба, моля о помощи.

– А мне вот этот! С дохлой мухой! – тут же среагировала бабушка.

Мама передала ей тарелку с куском торта, украшенным шоколадным вензелем. И отвлеклась на Осокина. Ба, наклонившись к внучке, тихо спросила:

– Сашка, что случилось?

Саша раздражённо дёрнула плечом. Тут даже до Алексея дошло: что-то не так.

– Не нравится? Можем другое что-нибудь заказать, – произнёс он через стол, обращаясь к Саше.

– Нет, спасибо.

– Сашунь, ты чего? – пошла в наступление мама.

– Да ничего! Просто я не хочу есть! И в ресторан не хотела! Не знаю, зачем вы меня сюда притащили!

Взрослые замерли, не понимая, чем вызвана эта внезапная вспышка гнева.

– Вообще-то у нас праздничный ужин, – строго сказала мама, надеясь, что дочь очнётся и войдёт в берега.

Но Сашка уже вскипела, как молоко.

– По-моему, вам отлично и без меня!

Она вскочила.

– Ладно. Я — домой!

– Подожди, не уходи! – крикнула мама ей вдогонку.

Но Сашка даже не обернулась.

Забыв про десерт, мама, Ба и Осокин молча сидели, уставившись на нервно вздрагивающий огонёк свечи.

– Что за характер! Вся в отца, – в сердцах пробормотала мама.

– Ну… От тебя ей тоже… многое досталось.

Ба поднялась.

– Пожалуй, и я… пойду.

Осокин вскочил одновременно с бабушкой, церемонно поцеловал ей руку.

– Лёша! Надеюсь, ты теперь не такой идиот, как прежде?

– Не такой.

– Верю на слово, – вздохнула Ба. – И не провожайте меня! Я помню, где дверь.

…Мама грустно гоняла ложкой по тарелке ягоды, украшавшие десерт. Подтаявшая пина колада осела на блюде и скособочилась. Ещё недавно торжественный праздничный стол выглядел жалким, разорённым: оставленные тарелки, скомканные салфетки, пятна на скатерти.

– Мда-а… Как-то невесело получилось, – подал голос Алексей. – Попробую исправить.

Он достал из кармана конверт и протянул его маме.

– Машенька, с днём рождения!

Мама открыла конверт и вытряхнула буклет с фотографиями. Покрутила его так и эдак. Её лицо осветилось улыбкой.

– Это же тот самый отель! Поющая гостиница! Да? Мы едем в Италию?

Осокин кивнул и ткнул пальцем в фотографию фасада гостиницы.

– Вот наш балкон! Где ты будешь петь!

– Опять петь?! Ни за что! – испугалась мама.

Осокин разочарованно закатил глаза.

– Думал, ты обрадуешься. Такая красивая мечта. Может, дуэтом?

– Ты же не умеешь!

– Так научи! У нас ещё есть время.

На улице бушевал ветер, качая вязы под окном. Тени метались по потолку. Ветер гнул кроны деревьев так злобно и мощно, словно хотел их сломать. Но вдруг успокаивался и лишь слегка перебирал ветки, перескакивая с одной на другую. Отблески фар проехавшей по двору машины перечеркнули комнату слева направо.

Саша лежала и смотрела в потолок. Всё в её жизни опять было плохо.

Дверь тихо открылась, и вошла Ба. Саша прикрыла глаза.

– Сашка, спишь?

Тишина.

– Ладно тебе притворяться, – миролюбиво сказала бабушка.

Она прошла в комнату и присела на край кровати.

– Ты ревнуешь. Злишься. И я тебя понимаю…

Саша перестала притворяться спящей.

– Они раньше были вместе? Он с мамой?

– Да.

– И кто кого бросил?

Ба проследила за взглядом Сашки и тоже уставилась в потолок.

– …Просто расстались.

– Ба, не финти. Кто кого?

Бабушка вздохнула.

– Алексей. Был молодой. Решил, что на свете полно других женщин.

Саша молчала. Казалось бы – что такого она сегодня узнала? Да, её мама была молода. Была влюблена. Была счастлива, потом несчастна. И что? Почему её так мучила эта новость о первой маминой любви? Возможно потому, что Сашка впервые осознала – у мамы до неё была целая жизнь. Неизвестная. Другая. Вот у Сашки такой жизни не было. С первого дня, который она помнила, всегда рядом была мама. И папа.

Нет, всё не то. Её шокировала новость, что Осокин – старый мамин знакомый. Он из прошлого. Он сидел с ней за одной партой! Дарил цветы. Он знает её лучше Сашки! Он помнит маму ещё девчонкой! И кто тогда был папа в маминой жизни? Просто эпизод? Длиной в пятнадцать лет?

– Папа никогда так не сделал бы. Не бросил бы маму, – сказала Сашка, стараясь не разреветься.

Ба хотела ответить. Но промолчала. «Именно это он и сделал, дружок. Только более радикально, – подумала Ба про себя. – Он предпочёл ей коней, или быть героем, или что-то ещё. Но он ушёл. А она осталась. Одна. По крайней мере, она так думает. Хотя тебе об этом знать необязательно».

– Алексей – не плохой человек, – задумчиво проговорила Ба вслух, стягивая с головы парик. – И, похоже, любит маму, коли не забыл. Давай будем радоваться за неё? А, Сашка?

Внучка неожиданно бросилась бабушке на шею. Та погладила её по волосам.

– Вот и отлично! Будем поддерживать её. Будем стараться, да?.. Она всего-то хочет быть счастливой. Быть любимой.

– Да-а-а! – зарыдала Сашка.

– Всё же хорошо, – удивилась Ба. – Чего тогда ревёшь?

– Ирина Владимировна-а хочет забра-ать у меня Джонатана! И пересадить на-а другого коня-я!

Ба отстранила Сашку и вгляделась в её зарёванное лицо.

– Вот те на! – только и сказала она.