Текст книги "Мистер Камень"

– Очередной матримониальный проект твоей мамы?

– Один из многих.

Мне нравится музыка, под которую мы танцуем, она удачно сглаживает даже неловкие, не совсем уместные слова.

– Ты отлично выглядишь, – признаю я. Знаю, это полная банальщина, но мне очень хочется, чтобы он поверил.

– Да, мне это сейчас часто говорят. Думаю, успехи моего организма, мало зависящие от разума, не вызывали такого восторга с тех пор, как мать через весь дом орала «Смотри, он покакал!»

Он смеется, я смеюсь. Но я читаю между строк. Я представляю, как все это его достало: сначала вынужденное бессилие, а потом пристальное внимание к его выздоровлению. Как будто он маленький ребенок и сам ни с чем не справится.

– Так почему ты здесь? – интересуется он. – Не думал, что такие вечеринки тебя привлекают. Или это тоже изменилось так же сильно, как ты?

– Подруга билет подарила, я не могла не пойти.

Это не правда – но и не совсем ложь.

– Я хотела извиниться за то, что было на кладбище, – наконец решаюсь я.

– Ничего не было. Тебе не за что извиняться.

– Я стараюсь делать так, чтобы меня там никто не видел… Из ваших. Твою маму мои визиты очень расстраивают. А про то, что ты в городе, я вообще не знала.

Вот теперь я несу чушь, но он, к счастью, быстро меня останавливает:

– Я – не моя мама, а она ничего не может тебе запретить. Я даже рад, что ты приходишь.

– Рад? – эхом повторяю я.

– Не думаю, что после смерти люди хотят перестать быть любимыми.

Что ж, не только я болтаю о том, что не следовало бы облекать в слова. Я прижимаюсь к нему крепче, давая понять, что не стоит продолжать в том же духе. Я хочу помолчать, почувствовать его. Я обнимаю его чуть сильнее, чем следовало бы простой подруге из невинных детских времен, и смотрю на него чуть дольше, пристальней. Плевать, что там можно, что – нельзя, мне это нужно на потом. А пухлая девочка переживет, ей ведь он в конечном итоге и достанется, а у меня будут только эти воспоминания и это чувство тепла, прожигающего шелк.

Когда музыка затихает, мы расходимся. Один танец – это уже повод для сплетен. Два – это откровенный вызов, а для кого-то и оскорбление. Нами могут заинтересоваться, кто-то докопается до Парижа. Это не нужно никому.

– Надеюсь, у тебя все будет хорошо, – говорю я напоследок, и мы расходимся – без прощания и даже без вежливого «Созвонимся!». Кто-нибудь вообще созванивается после этого?

Мне хватило выдержки, чтобы войти в толпу величественной королевой. Но уже там, когда на меня почти все перестали пялиться, я ускорила шаг, направляясь на балкон. Мне нужно было остыть – во всех смыслах. Мне было жарко, у меня кружилась голова. Да и потом, матушка Ларина наверняка жаждет мщения и моей свежей кровушки.

На балконе сейчас пусто: гости уже освоились и скопились или в бальном зале, или у шведского стола. В зависимости от приоритетов. Стоять здесь холодновато, но мне только этого сейчас и хочется – прохлады, трезвости мыслей, замороженных чувств. Так что я остывала, приходила в себя, оглядывая гостей, гуляющих по саду, с высоты балкона. Из-за контраста в освещении, которого на балконе почти не было, я оставалась для них невидимкой. Это и к лучшему, если мамаша Ларина найдет меня даже здесь, она точно не человек!

Я успокоилась, вспомнила, зачем вообще пришла сюда. Я снова осматривала гостей с мыслями о Регине. Я ни на что уже особо не надеялась – и вдруг получила сполна.

Мой взгляд споткнулся, сам собой остановился на молодой паре, сидящей за кованым столиком у террасы. Не настолько молодой, как пухлая Ева, конечно: женщине около тридцати-тридцати пяти, мужчине и вовсе под сорок. Оба одеты очень дорого, но не вызывающе. Он – подтянутый и красивый, как модель, и возраст ему очень идет, стирая женоподобность, которая, возможно, была присуща ему в юности. Она как раз некрасива: грубые черты лица, широкая кость, настороженный взгляд. Но она настолько ухоженная, что все это отходит на второй план. Чувствовалось, что цветочек этот, каким бы он ни был, вырастили в теплице, да и продолжают там держать. Так что рядом со своим эффектным спутником она смотрелась более-менее гармонично.

Поначалу я не поняла, чем именно они привлекли меня. Обычная пара, одна из многих, тут парочки такой возрастной группы – костяк аудитории. Я их точно не знаю, я даже в светскую хронику заглядываю недостаточно часто, чтобы знать их имена. Но почему же именно при взгляде на них меня как будто током ударило?

А потом мужчина повернулся в сторону, чтобы подозвать официанта, свет упал на его лицо под новым углом, и я поняла: вот оно! Меня заинтересовал именно он, его спутница была не важна, она просто оказалась рядом.

Я знала эти глаза – печальные и будто скошенные. Знала высокий лоб и линию скул. Я уже видела это раньше, просто в другом воплощении. У Наташи – дочери Регины Харитоновой! У него были ее глаза… Точнее, наоборот. Должно быть наоборот.

В памяти сами собой всплывали известные мне факты из прошлого Регины.

Забеременела в шестнадцать-семнадцать лет.

Отец ребенка неизвестен.

Она никому ничего не сказала…

Вот почему она попросила у меня талисман защиты! Она собралась искать отца своей дочери – или, скорее, решила связаться с ним, потому что и так знала, где он. Найти его не так сложно, если он действительно очень богат, такие люди на виду. Уж не знаю, почему, но Регина решилась на это именно сейчас… Она купила билет на осенний бал, потому что только здесь она могла увидеться с ним.

Но так и не увиделась. Регина умерла, когда стала его искать, когда нашла. А я, укрытая тенями, сейчас, возможно, смотрела на ее убийцу.

Глава 11

Узнать, кто он такой, было просто. Для этого мне не понадобилось даже подходить к нему – о, я бы к нему никогда не подошла! Но я украдкой сфотографировала его и его возлюбленную на мобильный. После этого я покинула усадьбу, ни с кем не прощаясь – наверняка к немалой радости матушки Лариной.

Мне хотелось заняться поиском сразу, но я слишком устала, и это нужно было признать. Поэтому ночью я позволила себе отдохнуть, а утром принялась за дело. Я запустила поиск по фото – и сразу же получила результат. Чем больше я узнавала об этом человеке, тем четче, как мне казалось, представляла историю Регины, историю ее жизни – и смерти.

Мужчину, которого я увидела на осеннем балу, звали (и до сих пор зовут, что уж там) Дмитрий Наумов. Он – второе поколение богатой семьи. Нет, возможно, и все предыдущие Наумовы были славными людьми, но не слишком богатыми. А вот отец Дмитрия оказался не промах, он вошел в число тех, кто умудрился сколотить состояние в девяностые. Так что Дмитрий и его брат Анатолий получили хорошее образование и прекрасную путевку в жизнь.

Около семи лет назад, когда Регина как раз забеременела, Дмитрий в России не жил. Он много путешествовал, и сложно было назвать страну, где он провел бы больше месяца. Но ведь и Регина не сидела в четырех стенах! Она жила в строгости, однако ее иногда отправляли на отдых.

Это объясняет, как тихая девочка-подросток забеременела безо всякого скандала. Уж Аделаида Викторовна не упустила бы возможности посадить на кол того, кто покусился на добродетель ее внучки! А Евгения, в свою очередь, не прошла бы мимо шанса содрать целое состояние с богатого бизнесмена, переспавшего с несовершеннолетней. Они не сделали этого по одной простой причине: семейство Регины ничего не знало об отце ее ребенка.

Думаю, Регина действительно любила его. Это чувствовалось даже в тех коротких фразах о нем, которые прозвучали во время наших разговоров. Он из тех мужчин, в которых очень легко влюбиться неопытной девчонке.

Но ночь закончилась, и они разошлись, а позже Регина поняла, что беременна. Она приняла удар на себя. Она прекрасно знала, какой скандал ждет Наумова, если правда раскроется – педофил, растлитель малолетних! Она защитила его от этого с той преданной верностью, которой он вряд ли заслуживал. Она решила, что недостаточно хороша для него, и не пыталась рассказать ему о дочери. А может, она боялась, что он заберет у нее Наташу? Это тоже возможно. Она жила в тишине, в тени, не привлекая внимания.

Интернет подсказал мне и возможную причину, по которой Регина месяц назад пошла на отчаянные меры, защитившись только талисманом из тигрового глаза. Тогда стало известно, что Дмитрий Наумов обручен с Ольгой Брилевой – той самой ухоженной женщиной, которую я и увидела рядом с ним.

Свадьбу назначили очень быстро. Не знаю, почему, обычно в таких случаях на подготовку к торжеству выделяют хотя бы полгода. Но это их решение. Регина же увидела только результат.

Вот почему она слонялась по дорогим свадебным салонам. Это было связано не с ней, не с ее свадьбой и не с ее счастьем. Она собирала информацию о Наумове. Судя по всему, искала способ подступиться к нему.

Но зачем? Шесть, семь лет тишины – и такая напористая атака на его жизнь! Чего она добивалась? Просто сорвать свадьбу, разрушить отношения Наумова? Это совсем не похоже на нее! Есть люди, которым возможность сделать пакость доставляет истинное удовольствие, однако это не про Регину.

А может, все эти годы она ждала, что принц однажды ее найдет? Тогда новости действительно поставили точку в ее сказке, заставили признать, что принц ее даже не искал. Принцам вообще не нужны Золушки, принцам нужна ровня.

Впрочем, что двигало Региной – знала только Регина, а она уже никому ничего не скажет. Меня же больше интересовали последствия ее решения.

Почему ее убили?

На первый взгляд это очевидно: Наумов устал от ее преследований и решил избавиться от назойливой девицы, угрожающей его свадьбе. Ольга Брилева – исключительно выгодная партия, он не мог упустить ее из-за какой-то маникюрши, которая была для него одной из многих. Шекспировское коварство. Но что верно для драм Шекспира, то не очень хорошо приживается в реальной жизни. Дмитрий Наумов – не киношный злодей, у него не было причин убивать Регину!

Для начала, ему следовало с ней поговорить. Регина была гордой, если бы он посмеялся над ее любовью, она бы, думаю, отступила. Когда эти двое могли пересечься, если она так и не попала на осенний бал? Или он решил сразу перейти к кардинальным мерам? Ведь свадьба близко!

Вариант номер два – это подкуп. Думаю, его следовало бы совместить с вариантом номер один: встретиться с ней, поговорить и предложить деньги. А уж деньги у семьи Наумовых были! Деньги открывали для них все двери и решали все проблемы. Подкуп – это не уголовно наказуемое преступление, не убийство так точно.

А еще Регину можно было запугать. Или шантажировать ее: мол, если не отстанешь, заберем у тебя дочь! Но не убивать же… Зачем убивать?

Я снова работала над этим в кабинете. Так мне было спокойней – да и потом, утром я успела принять пару клиенток, нельзя же отодвигать свою жизнь непонятно куда из-за расследования! Поэтому, когда открылась дверь, я решила, что это одна из них, из клиенток, что-то забыла у меня. Я вышла ей навстречу – и удивленно уставилась в знакомые ярко-голубые глаза.

Надо же. Пухлая малышка Ева собственной персоной.

Вот уж кого я не ожидала увидеть на пороге своего кабинета! Нет, я догадывалась, что вчерашняя выходка мне аукнется. За любое удовольствие приходится платить. Но я была убеждена, что карающий меч поднимет над головой матушка Ларина, да и то не так скоро. А меня выследила эта милая хомячишка – еще и суток не прошло! Она вообще спала ночью?

Похоже, что спала. Выглядела, по крайней мере, отдохнувшей. Она пришла ко мне в костюмчике цвета голубого агата – юбочка чуть выше колена и наглухо застегнутый пиджачок. Видимо, намекала, что разговор будет очень серьезный. Она наверняка готовилась к этому визиту, но не могла справиться с собой и отчаянно краснела. Она напоминала меня – такую, какой я была полжизни назад.

Отлично, я уже достаточно стара для ностальгии! Когда это успело случиться?

Рядом со мной, облаченной в длинное черное платье, ярко накрашенной (ведьма же), она смотрелась совсем уж невинным птенчиком. Мне не очень нравился этот контраст.

– Я пришла поговорить с вами о вашем вчерашнем поведении! – выпалила Ева.

Ну и кто следующим придет меня отчитывать, страусиное яйцо? Но гнать ее я не стала, потому что прекрасно знала, кто ввалится ко мне следующим. Уж лучше решить это дело с ней!

– Заходи, – кивнула я.

Мы прошли в мой кабинет. Сначала Ева казалась напряженной. Думаю, ей уже достаточно обо мне рассказали, она знала, что идет к ведьме, и ожидала увидеть здесь котлы и человеческие черепа. Но светлый и вполне современный кабинет подействовал на нее успокаивающе.

Мы устроились по разные стороны стола. Она положила на колени сумочку и то и дело нервно теребила ее обеими руками. Мне было смешно и горько.

– Иоланта… простите, как вас по отчеству?

– Можно просто Иоланта, – позволила я.

Если она начнет обращаться ко мне по имени-отчеству, мы получим миниатюру «Школьницу вызвали к директрисе», а я на такое не настроена.

– Я хотела узнать, что… что у вас с Владимиром Игоревичем?

– Я не обязана отчитываться об этом первой встречной.

– Я не первая встречная, у нас с ним роман!

А ведь я помню, что он сказал вчера – об их первой встрече. Он врать не будет, значит, врет она. Точнее, выдает желаемое за действительное.

– Если у вас роман, ты должна знать, что я – его бывшая одноклассница, – пожала плечами я. – Только и всего.

– Да конечно! Зачем вы притворяетесь? Вы прекрасно знаете, как влияете на Владимира Игоревича!

Хотела бы я это знать… Пока – так, догадываюсь.

– Слушай, прекрати его так звать, – поморщилась я. – Если у вас действительно роман, это ведь странно! Ты и в постели так будешь? «Владимир Игоревич, будьте любезны, глубже и чуть больше усилий! Благодарю!»

Ева побагровела. Если до этого румянец залепил ее кожу всполохами, то теперь она была багровой вся – ни единого светлого пятнышка не осталось. Что, для нее стало откровением, что роман неизбежно приводит к сексу?

– Да как вы смеете!.. Это наше, личное!

– Но ведь ты сама пришла обсуждать ваше личное на моей территории. Я догадываюсь, кто вывел тебя на мой адрес. Но тот же человек должен был сказать, что между мной и Владом никогда не было ничего… такого.

– Его мама сказала мне, что вы не очень благонадежный человек!

– Его мама – демон из шестого круга ада, она так не говорит. Думаю, она сказала тебе, что я – прошмандовка, которая уже много лет охотится за сокровищами семьи.

Судя по ее взгляду, я угадала. Хотя допускаю, что матушка Ларина выразилась на мой счет покрепче, чем «прошмандовка».

Вроде как мне полагалось злиться на Еву, а я не могла. Ну дурочка же! Повторяет, что ей сказали, и наверняка гордится собой за то, что борется за светлое чувство. Она уже влюблена в него, это видно. Думаю, была влюблена заочно, еще до встречи. Это оправдывает ее в моих глазах.

– Она просто беспокоится за него и хочет, чтобы у него все было хорошо! – заявила Ева с такой обидой, будто я готовилась противостоять этому с целой армией.

– Я этого тоже хочу, удачи ему. Вообще, делайте, что хотите. Я могу гарантировать одно: я не искала встречи с ним вчера, все произошло случайно. Вряд ли обстоятельства снова так сложатся.

Вот здесь ей следовало бы уйти. Она уже получила от своего маленького крестового похода максимум: выслужилась перед матушкой Лариной и добилась капитуляции дракона (представленного мной). Все, хватит! Но Ева продолжала упрямо сидеть в гостевом кресле.

– Простите, но у меня есть основания беспокоиться!

– Это какие же?

– Эльвира Михайловна рассказала мне, что случилось со старшим братом Владимира Игоревича, какую роль вы в этом сыграли. Я боюсь, что вы снова пойдете на такие меры!

Ау. Вот это уже удар ниже пояса. У меня не так много больных мест – на этом этапе жизненного пути. Я спряталась за броней, научилась закрываться от любого удара. Но ко всему подготовиться нельзя, иногда прилетает, откуда не ждешь.

Моя симпатия к Еве, изначально эфемерная, начинала улетучиваться.

– Какую же роль я сыграла?

– Думаю, вы и сами знаете! – Ева сжала свою несчастную сумочку с такой силой, будто это была моя шея.

– Нет уж, сказала «А», говори и «Б». Что я сделала старшему брату Влада? Это будут не твои слова, а ее. Но сама она их при мне не произнесет, кишка тонка. Вот и будь ее глашатаем, вперед!

Я подначивала эту малолетку, зная, что она не сдержится. Манипуляция – так себе заслуга, но иногда приходится. Мне нужно было знать, во что верит матушка Ларина, что она болтает у меня за спиной, что льет в уши собственному сыну. Да, он знает правду. Но когда правда в молчании, а ложь звучит каждый день, не так сложно перепутать одно с другим.

– Эльвира Михайловна рассказала мне, что вы встречались со старшим братом Владимира Игоревича…

– Да не называй ты его так! – рявкнула я. Достала!

– Но ведь вы встречались с Андреем, да?

Мне почему-то было неприятно слышать, как она произносит его имя.

– Да.

– Вот! – указала она с непонятным мне торжеством. – И тогда Владимир был вам не нужен! Вы думали, что вам достанется Андрей, но Андрей умер из-за…

Она замолчала, словно испугавшись собственных слов. Одно дело – обсуждать кого-то за спиной, другое – вот так нагло бросать обвинения.

– Из-за меня? – холодно уточнила я. – Давай, наберись смелости сказать это, раз пришла изгонять меня из жизни Влада! Я убила Андрея – вдруг я и его тоже убью?

– Это не я так думаю… Эльвира Михайловна знает, она же знает, что там случилось…

– И что же? Пора бы и мне узнать!

Ева резко выпрямилась в кресле – как маленький ребенок, которого наконец-то уговорили сходить к доктору и сделать этот чертов укольчик. Она побаивалась меня, но ее восхищение матушкой Лариной было сильнее любого страха. Ее имя она упоминала, как талисман, оберег от злой и страшной меня.

– Она сказала, что вместе с вами Андрей начал принимать наркотики! И потом, тогда… Вы подбивали его на всякие там авантюры! Перед вами он куражился – его мама точно знает такие вещи! Вы уговорили его поехать покататься на машине ночью. Вы знали, что он не трезвый, и все равно уговорили его! Вам было все равно, потому что вы тоже были… под воздействием. И вы разбились! То есть, разбился он, а вы – нет. Когда он умер, вы упустили шанс, а теперь вот пытаетесь забрать у меня Владимира!

Говорила со мной она, но в каждом слове я слышала голос мамаши Лариной. Это старую дуру мне хотелось ударить, потому что она не понимала, что несла. А девчонка… Для нее я и вправду злой и страшный серый волк, который хочет украсть ее счастье.

Одна моя рука лежала на столешнице, спокойная и расслабленная. Жест хозяйки положения. Вторую я спрятала под стол и сжала с такой силой, что ногти впились в ладонь. Больно. Я хочу, чтобы было больно, потому что только физическая боль дает мне хоть какую-то точку опоры, помогает не потерять самоконтроль.

Я многое могла бы сказать этой маленькой идиотке, но я не буду. Оправдывается тот, кто виноват, и, если я начну, она сочтет мои слова ложью. Тут ведь как? Слово против слова. Мое против матушки Лариной, и я уже знаю, кому поверит маленькая Ева.

Мне все равно. Гораздо больше меня волнует, что об этой ситуации думает он. Неужели тоже винит меня? Такая возможность приводит меня в ужас.

Когда Ева наконец заканчивает свою тираду доморощенного прокурора, я не оправдываюсь и не говорю, как было на самом деле. Я просто приказываю:

– Убирайся отсюда.

– Но вы… Но я…

– Убирайся, или я тебя прокляну. Я ведь ведьма, ты не знала?

Если бы в моих словах мелькнул хотя бы намек на гнев, они прозвучали бы смешно. Но мой голос звенит, как кубики льда в стакане виски, мое лицо спокойно и бесстрастно. О проклятье я говорю как о чем-то обыденном и однозначно возможном.

Кто-то другой на ее месте не испугался бы меня. Да та же мамаша Ларина – ее и из гранатомета не прошибешь. Но Ева достаточно молода, чтобы верить в проклятья. Не думаю, что она боится их каждый день и вообще включает в число своих страхов. Но если подать ей правильную мысль, она испугается. Она, дитя компьютеров и мобильной связи, задумается: а вдруг возможно? Вдруг я и Андрея убила именно так, проклятьем? Ведь официально меня ни в чем не обвиняли!

Она чуть ли не бегом бежит к двери, а моей выдержки хватает на то, чтобы спокойно последовать за ней. Я молодец. Я убеждаюсь, что она убралась из кабинета, и запираю дверь на все замки. Я выключаю свет, чтобы меня не было видно с улицы. Только после этого я позволяю себе разрыдаться – совсем как в детстве, когда никакие правила приличия меня не сдерживали и все было болезненно честным. Есть горе, которое даже большие, опытные девочки не выдерживают.

Дело не в том, что сказала Ева, и даже не в том, во что верит мамаша Ларина. Дело в той ночи. Я не могу вычеркнуть ее из своей жизни, я научилась лишь отворачиваться от нее, отвлекаться, не возвращаться. Но если об этом говорят так много, как сегодня, меня попросту утягивает туда. Чувство вины прожигает меня кислотой, смешиваясь с сожалением и гневом, вызванным несправедливостью обвинений. Страшный коктейль. А что делать? Я действительно виновата, но не так, как это видят мамаша Ларина и Ева.

Я приучила Андрея к наркотикам, подумать только! Я, школьница-отличница, которая даже косячок в руках не держала, приучила к куреву сына владельца казино и ночных клубов! Да, конечно, это самый вероятный вариант!

Эта проблема была у Андрея и до меня, просто я о ней не знала. Долгое время он не обращал на меня внимания, а я наблюдала за ним издалека. Я влюбилась в него заочно, вот как Ева – во Влада. Андрей знал меня большую часть моей жизни, но это было ненужное ему знание. Какое ему вообще дело до одноклассницы младшего брата?

Он стал замечать меня, только когда я повзрослела – лет в семнадцать. Я стала достаточно красивой для него. Сейчас, с высоты своего возраста и опыта, я вынуждена признать: он не любил, он был просто увлечен мною. Но тогда я ни секунды не сомневалась, что он обожает меня так же, как я его. Первая любовь, она… особенная. Наивная, хаотичная, неумело пошлая, но в любом случае способная служить разделительной чертой в жизни. Я проводила с Андреем каждую свободную минуту. Он стал моим первым мужчиной. Я никогда не жалела об этом – я и сейчас не жалею.

Что же до наркотиков, то я старалась не замечать это, пока могла. Я притворялась наивной дурочкой, которая вообще не знает, что это такое. Я уже достаточно хорошо знала Андрея, чтобы понять: указывать ему бесполезно. Плевать ему, кто на самом деле прав, он будет делать так, как ему угодно. Я должна была или смириться с этим, или порвать с ним навсегда. А порвать я не могла.

К чести Андрея, он никогда ничего мне не навязывал. Предлагал – да, но, когда я отказалась, он не пытался на меня давить и запретил своим дружкам ржать надо мной. Думаю, в глубине души он и сам понимал, что попал в западню, он делал все, чтобы не утащить за собой меня, а сам уже выбраться не мог.

Про ту чудовищную ночь, когда все закончилось, мамаша Ларина не знает ни-хре-на хотя бы потому, что ее рядом не было. Она и ее муж на несколько дней уехали из города. Андрей воспользовался этим, чтобы закатить в доме вечеринку, а заодно и «обмыть» подаренный ему спортивный автомобиль. Это был роскошный зверюга с табуном лошадей под капотом, мечта любого мальчишки, который уже считает себя взрослым мужчиной.

Когда все только начиналось, никто и мысли не допускал, что мы поедем кататься. Наступила ночь, ливень стоял стеной, лужи скрывали на дорогах выбоины и опасную скользкую грязь. Машине предстояло мирно стоять в гараже, пока на ее фоне фотографировались подростки. Но несколько бутылок пива и энергетика, да еще пара сигарет неизвестного происхождения приглушили глас рассудка. Теперь уже Андрею было море по колено, он поддался на уговоры друзей, машине предстояло отправиться в ночь.

Я не хотела ехать. Я и его отговаривала, но он не желал меня слушать. Я понимала, что добром это не кончится – кто угодно бы понял! Однако только на трезвую голову.

Я решила, что все-таки поеду – и подстрахую его. Если Андрей вдруг будет гнать слишком быстро, я укажу на это, я уговорю его остановиться, если дорога станет опасной. Я всерьез верила, что у меня получится!

Влад в ту ночь тоже был дома. В вечеринке он не участвовал – ссылался на то, что завтра ему рано утром на тренировку, хотя на самом деле, думаю, ему было противно это общество. Но узнав, что я поеду с Андреем, он испугался. Он уговаривал меня остаться даже больше, чем собственного брата! Однако я уже вошла в режим спасительницы. Я нужна Андрею, я смогу его защитить, все остальное не важно!

Ему пришлось смириться. Он наблюдал, как в машину залезает пьяная публика. Мест там было на пятерых, а нас набилось семеро, я была сзади, по диагонали от водителя, чтобы Андрей мог оборачиваться и видеть меня. Вот тогда Влад лично наклонился и застегнул на мне ремень безопасности, не обращая внимания на пьяный гогот дружков Андрея. Сама бы я не решилась сделать это, я куда хуже переносила чужой смех. Этим решением Влад спас мне жизнь, но тогда мы еще не знали об этом.

Как и следовало ожидать, все мои советы пролетели мимо ушей Андрея. Спорткар мчался через дождь и ночь на такой скорости, на какую обычная машина просто не имеет права. Вот только замечала это одна я! У человека под кайфом меняется восприятие всего – времени, пространства, скорости. Уровня угрозы. Андрею казалось, что мы еле ползем, и он вжимал педаль газа в пол так, что несчастный мотор загибался от тахикардии.

Это должно было привести к беде. И привело. Тем, кто играет со смертью, редко удается выиграть.

Я до сих пор не знаю, почему машина слетела с дороги. Других автомобилей поблизости не было – и на том спасибо! Не пострадал никто, кроме тех, кто по доброй воле сел в машину. Лучше всего я помню рывок, резкий и болезненный, после которого мир вокруг нас закружился, и стало непонятно, где небо, а где земля.

Мощный спорткар слетел с дороги на такой скорости, что перевернулся не меньше дюжины раз. Из-за этого люди, запертые в нем, напоминали горошинки в жестяной банке, которую потехи ради трясет маленький ребенок. Их мотало по салону, било друг о друга, швыряло на искореженный металл. Никто не пристегнулся. Кроме меня. Да и в моем случае это не было моей заслугой!

Я провела в этом аду целую вечность. Между моментом, когда колеса автомобиля потеряли сцепление с асфальтом, и его полной остановкой я прожила маленькую жизнь. Когда тряска наконец прекратилась, я почему-то не потеряла сознание. Не знаю, почему – может, это была моя кара за опрометчиво принятое решение? Я увидела то, на что добровольно не согласилась бы смотреть никогда.

Меня окружали окровавленные тела. Изломанные, странно изогнутые, частично порванные. Куски тех, с кем меньше часа назад я говорила. Мне почему-то казалось, что это не люди, не могут быть люди… Прямо надо мной нависало лицо с вывихнутой челюстью и застывшими глазами, уже мертвое лицо. Я смотрела на это лицо и чувствовала, как ужас сжирает меня изнутри.

А потом я посмотрела на Андрея – и встретилась с ним взглядом. Не знаю, как, но он все еще был жив. Может, агония? Не думаю, что он все понимал или даже узнал меня. Но мне в память впился этот полный отчаяния взгляд – взгляд существа, прощающегося с жизнью. Андрей умер в машине до приезда медиков. Из всех, кто сел в автомобиль, выжила только я одна.

Вот за что мамаша Ларина так и не простила меня. Мне никогда не понять материнское горе. Возможно, от того, что она нашла виноватую, ей стало легче. Тогда – пожалуйста, пусть винит меня, мне от этого хуже не будет. Но кто, черт побери, дал ей право распространять эти бредни?!

Я виню себя, но не за то, что Андрей принимал наркотики, этого я не могла изменить. Я виню себя за то, что не остановила его, позволила сесть за руль. Мне следовало объединиться с Владом, на ногах у Андрея повиснуть, хоть так его удержать. И пусть надо мной смеются, пусть он даже бросит меня, лишь бы остался жив!

Но задним умом мы все сильны. У той девушки, которой я была, не хватило смелости поступить правильно. С этим мне жить. Господи, это сколько же лет прошло? Я давно уже перестала считать. Иногда мне кажется, что я тоже умерла той ночью, а все, что произошло дальше, – это просто мое личное Чистилище. Глупые мысли и неоправданные, но порой они накатывают… Вот как сегодня. Лучшее, что я могу сделать, – это переждать их. Плакать, не сдерживаться, позволить себе хоть так выпустить боль, чтобы жить дальше.

С чувством вины.

Чувство вины почему-то отозвалось в моем сознании образом Наташи Харитоновой. Не просто так, нет, такие вещи просто так не случаются… Но почему же?

А, вспомнила! Она сказала мне, что это она убила свою мать. Тогда я, не без помощи Ксении, решила, что это обычная реакция ребенка на трагедию. Однако если соотнести те слова со всем, что я знаю теперь, они могут обрести совершенно иной смысл. Что если… что если Наташа знала, чем именно занимается ее мать?

Между ними были доверительные отношения, в этом сомнений нет. Возможно, Регина случайно или намеренно сообщила ей, что «будет искать папу». А уж связать себя с родителем для ребенка – плевое дело. Для нее «папа убил» равносильно «я убила».

Но важно другое: она знает, что произошло убийство. И, с высокой долей вероятности, знает, что совершил его ее отец. Если все действительно так, то она в огромной опасности. Как только убийца поймет, что Наташе что-то известно, от нее избавятся!

Обвинение очень серьезное, я понимаю, его нельзя просто взять и бросить в лицо, как белую перчатку. Чтобы помочь Наташе, мне нужно узнать о Дмитрии Наумове больше, выяснить то, что не пишут в интернете. Но как? Где я, а где – он! Дело тут не в деньгах, мы просто из разных миров, меня к нему не подпустят!

Хотя…

Кажется, я знаю один способ подобраться к нему поближе. Правда, меня за этот способ кое-кто проклянет, но это в моем положении не так уж страшно.