Текст книги "Обратно (и) туда"
Автор книги: Анна Щукина
Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Также правильно были устроены и отношения между ними. Молодой муж не стеснялся называть жену «любимая», в любой компании. После еды собирал со стола тарелки и запихивал их в посудомоечную машину. Не позволял ей носить никакие хозяйственные сумки, даже самые лёгкие и каждый вечер вместе с женой купал дочь. Словом, вёл себя как «нормальный» мужчина,с точки зрения своей испанской жены. Юне, прожившей полжизни рядом с самовлюблённым истеричным эгоистом, он казался сказочным существом, вроде единорога.
У неё возникло ощущение, что она заглянула в старый шкаф и увидела в нём волшебную страну. Но какой бы притягательной ни казалась ей эта страна, она понимала, что она в этом шкафу жить не сможет. Поэтому сейчас, после того, как её «развлекли», ей стало действительно грустно.
*****
Бар в фойе гостиницы закрывался, официант подошёл к столу, за которым разговаривали Юна и Вадим, чтобы забрать пустую чашку из-под кофе. Поменял полную окурков пепельницу на чистую, попрощался и разрешил сидеть хоть до утра.
– А чо твое имя зна… – заговорил Вадим.
– Блин, ну ты не начинай опять. Если ты глухой, у мамы своей спроси, я ей всё рассказала про имя.
– Не, не то, я говорю, я книжку читал, фантастику, а там был персонаж с твоим именем. Я думаю, ты на неё похожа.
– Это ты к чему сейчас сказал? – удивлённо спросила Юна.
– Это типа комплимент, вообще-то.
– На них. Надо было сказать «на них». По-твоему это действительно звучит как комплимент, сказать женщине, что она похода на серию клонированных био-роботов официанток. Тебе Вадим надо научиться делать комплименты девушкам, а то …
– Она же не био-робот, а клон. Но она – человек.
– Ааа, это многое меняет. Я, кстати, очень удивлена, что ты книжки читаешь. Я думала, сейчас никто не читает, к тому же эта книга довольно объёмная.
– Ты знаешь, я у тебя спросить хотел одну вещь. Вот ты что думаешь? Ситуация такая, есть одна девушка, со мной в универе учится…
Вадим принялся рассказывать про какую-то свою подругу. История очень быстро наскучила Юне, после первых же слов стала понятна суть проблемы. Но Юна не прерывала Вадима, хотя и не слушала его. Она вернулась в свою волшебную страну внутри старого шкафа.
Под звуки голоса Вадима Юне виделось, как она гуляет около нового дома своих друзей, в пригороде. Совсем рядом, взбираясь на холмы, высится настоящий лес – природный заповедник. А если она спустится вниз, то там её встретит сосновый парк, который начинается через дорогу и заканчивается обрывом, под которым живёт своей жизнью Атлантический океан. Рядом с сосновым парком на краю обрыва клубятся густые заросли дикой ежевики, облепленные крупными красивыми ягодами разных цветов от темно-фиолетового до зеленовато-розового. В сосновом парке проложены мягкие желтые тропинки, засыпанные высохшими колючками. По этим тропинкам можно дойти до крутого спуска, который ведёт на берег залива. Обрамлённый мягким белым песком, он изгибается полумесяцем. В центре залива плавает небольшой островок, почти полностью занятый средневековым замком. К нему с берега ведёт длинный тонкий мост, под которым, на отмели кишат довольно крупные рыбы. Осторожно, цепляясь за ветки кустов и опираясь на выступающие корни деревьев, пробравшись по спуску на пляж, Юна оказалась в самой пустынной части бухты. С другой её стороны людей было гораздо больше, там был устроена небольшая набережная, сложенная из крупных серых камней, а в воде плавали лебеди. Очень агрессивные твари.
– Ну чё ты скажешь, как ты думаешь, в такой ситуации, как мне поступить? Ведь ей реально хреново сейчас. Я помочь ей хочу. Она вообще-то хорошая девчонка, ну в смысле человек. Она, по-моему, на грани уже, – капризным голосом спросил Вадим, он догадался, что Юна его не слушала.
– Чо мне делать-то? – настаивал Вадим.
– Ничего тебе делать не надо. Ни на какой она ни «на грани» и ничего трагического с ней не происходит. Она не больна, её родственники живы и вполне состоятельны. Она молодая и, судя по твоему пылу, красивая. В универе учится. У неё всё есть, вообще всё, для того, чтобы быть счастливой и довольной жизнью. И знаешь, что? Она и счастлива и довольна жизнью, а тебе дурачку нервы мотает, потому что эгоистка и позерка. Ну и что ты можешь с этим сделать? Ты можешь оставить всё как есть, и наблюдать, как в кино. Знаешь, нельзя помочь человеку, которому на самом деле нужна не помощь, а власть над тобой. Девушек что ли в вашем городе мало?
– Она клеевая такая. Она не то, что все другие.
– А, ну тогда ради этого стоит, как следует пострадать. Это я тебе как эксперт по этой части говорю, – грустно подытожила Юна и вздохнула.
– Слышь, эксперт, а чо ты захандрила то?
– Эвона какие ты слова знаешь,… захандрила.
– Это мамино слово. Выпить хочешь? – неожиданно спросил Вадим.
– Уже хочу, но нету. Бар закрыли. Рецепшен будить и выпивку требовать, как-то не правильно и даже не патриотично, если ты понимаешь, о чём я.
– А то ты не в курсе, что минибар есть в номере и там есть выпить. Я могу коктейль какой-нибудь простенький сделать. Ты какой хочешь? – напустив на себя беспечный вид, спросил Вадим. Юна уставилась на него так, как будто только что увидела, что рядом с ней кто-то есть.
– Нельзя, вообще-то, детей с раннего возраста по турецким «всё включено» таскать. У них навыки какие-то противоестественные появляются, – вместо ответа сказала Вадиму Юна. – Между прочим, в Испании, в минибарах не всегда бывает из чего коктейли делать, это тебе не ваша с мамой любимая Турция.
– У меня в номере есть, я проверил, перед тем как сюда идти, – сообщил Вадим.
– Проверил? Предусмотрительный ты, оказывается. Пошли тогда, ко мне лучше, тут во всех номерах одно и тоже, – предложила Юна.
– Нет к тебе нельзя, там у тебя мои родоки через номер.
– Ну хорошо, только ты пить не будешь, я не хочу, чтобы у мамки алкаш вырос.
– Слушай Юна, заканчивай, не смешно уже. Пошли.
*****
Юна с квадратным стаканом в руке расположилась на стуле, спиной к письменному столу, стоящему у окна в просторном номере. Вадим сидел на кровати, свой квадратный стакан он уже опустошил. Они оживлённо беседовали друг с другом, точнее говорила в основном Юна, а Вадим налегал на свой «коктейль» и иногда вставлял отдельные реплики.
– Йога совершено не заслуживает такого презрительного отношения к себе. Всё можно довести до абсурда, даже самые полезные вещи. Просто надо знать меру. Своя мера у каждого есть, я имею ввиду… – с серьёзным видом вещала Юна.
– Да что-ты? Не стоит, по моему, всему верить, о чем в женских журналах пишут, – с усмешкой прервал её Вадим.
– Журналы тут не причём, я, между прочим, знаю, о чем говорю. Хотя я и не так давно занимаюсь йогой, но я улучшение своего физического состояния чувствую. Вот смотри, я тебе кое-что покажу. Ты так не сможешь, хоть ты и молодой и спортивный, а я всего только полгода занимаюсь. Смотри! – Юна энергично поднялась на ноги и сделала шаг по направлению к свободному от мебели центру комнаты.
Вадим тоже встал и неожиданно оказался очень близко к Юне. Он положил свои ладони на её талию и настойчиво привлёк к себе. Юна удивленно подняла глаза, чтобы заглянуть в лицо Вадиму. Он оказался на целую голову выше её.
– Странно, – подумала Юна, ей почему-то казалось, что они одного роста. Прижатым к телу Вадима животом она почувствовала, что у него эрекция. Это стало для неё сюрпризом, почему-то такого развития событий она не ожидала.
Юна стояла и рассматривала взволнованное лицо юноши. Он поджал свои выразительные губы, но всё равно было видно, как они дрожат. Юна оторвала одну из его ладоней от своей талии и немного отодвинулась. Ладонь была холодная и влажная. Продолжая внимательно рассматривать лицо Вадима, Юна провела тыльной стороной ладони по его щеке. По контрасту её холодными пальцами щека показалась пламенной, её покрывал лихорадочный румянец.
– Послушай, Вадим, ты что делаешь? – тихо спросила Юна. Её губы были прямо у самого уха Вадима, она почти дотронулась до него губами, ухо было красным и тоже горело.
– Какие у тебя предположения, – выдохнул Вадим.
– Ты пытаешься переспать со мной. Вадим, но это вариант педофилии, по-моему. Ты знаешь, сколько мне лет? – спросила Юна. Вадим улыбнулся, начав успокаиваться, но его рука, которую держала Юна, продолжала дрожать.
– Если ты боишься отвечать за педофилию, то тебя должно волновать, сколько лет мне. Это я тебе, как будущий юрист говорю. Не бойся я уже совершеннолетний.
Юна вспомнила, что ей самой едва исполнилось 20 лет, когда она вышла замуж за Чагина. Сама себя она тогда считала вполне взрослой женщиной.
Пальцы Юны соскользнули с его щеки, всё ещё пылающей огнём, своим мизинцем она погладила чувственно изогнутую верхнюю губу юноши. Другая её рука медленно спускалась вниз по спине Вадима от затылка до ягодиц.
– Ты уже был раньше с женщиной, Вадим?
– А почему бы и нет, – подумала она, – Да, он очень молод, но он мужчина, и довольно симпатичный.
Её пальцы преодолели сопротивление ремня. Вадим втянул живот, вернее то место, где он когда-нибудь будет, и рука Юны скользнула внутрь. Вадим закусил свою верхнюю губу и не дал стону вырваться наружу. Такое явное, такое свежее и полное мучительной неги волнение Вадима передалось и ей. Ей захотелось подразнить, ещё больше раззадорить юношу, заново почувствовать накал этих эмоций, новых и неизведанных для него, пронизанных той остротой, которую она, похоже, уже утратила.
– Конечно, был. Ты не подумай, я не девственник, – прошептал прерывающимся голосом Вадим.
– Правда? – Юнины пальцы, под джинсами, коснулись его напряженной плоти. Юна почувствовала, что щеки загорелись теперь у неё, и она резко глотнула, ставший вдруг горячим, воздух. Её рука, лежащая на его пояснице, ощутила, как по его телу прошла волна дрожи. Его дыхание сделалось прерывистым. Юна удивилась, когда поняла, как сильно этот отклик на её ласки возбудил её саму, но вместе с этим, она поняла, что стоит притормозить на этом повороте.
– Вадим, но ведь мы не можем без презерватива. Нельзя с незнакомыми людьми без этого… Даже если очень хочется, все равно нельзя.
– Тебе тоже хочется, ты тоже меня хочешь, – выдохнул Вадим.
– Да я тоже, – усмехнулась Юна, – ты симпатичный парень, между прочим.
Она сама согласилась с собой: да, она его хочет, так остро, сильно, как очень давно никого не хотела. Было не до того, а сейчас… Господи, но он же такой юный…
– Я сейчас сбегаю на рецепшен и возьму презервативы, у них должны быть. Они их дают, когда надо, – бодро сообщил Вадим.
Вадим не уставал удивлять Юну, он знает, что на рецепшене в гостиницах есть презервативы, а она не знала этого.
– Я быстро, – крикнул он от двери.
– А я в душ пока схожу, – сказала Юна.
– Давай, я там был уже, перед тем, как к тебе спустится, – ответил Вадим.
– Ах ты, засранец, – улыбнулась Юна. Вадим выскочил в коридор.
*****
– Послушай, Вадим, я тебе совершенно серьёзно говорю, не стоит вот так это воспринимать. Никакой трагедии не произошло. Ну правда… дело-то житейское…, – процитировала Карлсона Юна.
Вадим лежал на кровати к ней спиной, она принялась легко трясти его за плечо. – Давай, пообщайся со мной, – настаивала Юна, парень ещё глубже спрятал своё лицо в подушку.
– Ну, отстань, пожалуйста, – буркнул Вадим.
– Между прочим, не я к тебе приставала, а ты ко мне, – напомнила ему Юна. – Так что как честный человек, ты обязан…, ну, хотя бы поговорить со мной.
Продолжала настаивать Юна, она с силой развернула Вадима к себе, он поддался.
– Что это ещё такое, господи, Вадим, ну что ты делаешь… со мной! – Юна разглядела то, что никогда не оставляло, просто не могло оставить, её равнодушной.
В уголках глаз Вадима сверкнули слезинки. Считается, что мужчины плакать не должны. Но только не те из них, с кем приходилось близко общаться Юне. Не зависимо от того были они её любовниками или нет, они периодически рыдали у неё на плече и это разрывало ей сердце. Она не могла противиться мощной волне сострадания, которая заставляла её делать всё возможное, чтобы их утешить и развеселить. Благо, этих мужчин было очень не много.
–Курортный, блин, роман, – подумала Юна, вслух она повторила ещё раз, глядя ему в лицо. – Никакой трагедии не произошло. Иногда так бывает в жизни. Это только в кино, у джеймсов бондов всё всегда со всеми и в любом месте получается. А у обычных мужчин по-разному бывает. Или может быть ты – 007 агент? А?
– Заканчивай чушь нести, – Вадим попытался вернуться в прежнюю позу немого отчаяния. Юна держала его за оба плеча и силой не позволила ему отодвинуться от себя.
– На самом деле это ерунда, это всё равно, что, ну … я не знаю, как воду себе на брюки пролить. Спешить не надо было, ходить в мокрых брюках неприятно, а потом высохнет и ничего не останется. Это я тебе, как женщина опытная, практически эксперт, говорю, – улыбнулась Юна. – И как эксперт, я вижу три причины произошедшего.
Вадим не мог, да и не пытался, сбросить со своих плеч её ладони, которые удерживали его, лежащим на спине. Он, не меняя страдальческого выражения лица, отвернул голову в противоположную сторону и закрыл глаза. Юна продолжала: "Так вот, во-первых, ты здорово нервничал и «перегорел». Ты, возможно, человек эмоциональный, это просто твоя особенность, ты своё волнение скрывать пытался и от этого ещё больше нервничал. Дело это для тебя не привычное, к тому же ты придаёшь этому процессу чрезмерную значимость. В общем, получилась перегрузка, и закоротило что-то".
Вадим встрепенулся: " А по твоему получается, что этому важности не надо придавать, что ли? Тебе, получается, что чашку кофе выпить, что это? Для тебя это вообще не повод волноваться и переживать?"
Юна почувствовала себя сконфуженной и ей стало немного стыдно. Дело было в том, что ей совсем не хотелось разочаровывать молодого человека и рассказывать ему чем, на самом деле, является для неё это глупое происшествие. Это было просто способом скоротать время перед вылетом, спровоцированное минутным желанием. А оно, в свою очередь, было вызвано довольно продолжительным отсутствием партнера в жизни Юны. Так что получается, что ДА, никакой важности она этому не придавала и если бы не Вадим, скоротала бы это время за чашкой кофе и книгой. Так и есть, сейчас в её 33 года эта близость для неё была не важнее чашки кофе.
Но ему было всего 19. Когда-то 19 было ей самой, тогда она относилась к этому иначе, более трепетно. И если бы ей тогда кто-то дал понять, что близость с ней не ценнее чашки кофе, она бы обиделась и очень расстроилась. Вадима ей ни расстраивать, ни обижать совершенно не хотелось. У парня и так ничего толком не вышло.
Вот, если бы ему было 33, то и объяснять бы ничего не пришлось, а сейчас она должна была что-то придумать, чтобы не заставлять его страдать и не давать ему лишнего повода ему стать циником и разочарованным человеком. Возможно, он таким и будет, но не по её вине.
– Понимаешь, я просто хочу, чтобы ты понял, что близкие отношения между двумя людьми, пусть даже и краткосрочные, не сводятся к банальной случке, к физиологическому проявлению, так сказать. Я имела ввиду, что не важно, что именно ты делаешь, в смысле позы там и всё такое, и как это у тебя получается, а важно только, с кем ты это делаешь. Понимаешь? Секс – это просто инструмент для того, чтобы сделать приятное, определённому человеку. Человеку, который тебе дорог.
– То есть ты хотела сделать это для меня, потому что я тебе дорог? Но ты меня не знаешь совсем, – глядя ей в глаза, спросил Вадим.
– Тебя я, конечно, не знаю, и, кстати, инициатива была не моей, если помнишь? Но… однако, знаешь, – соврала Юна, – много лет назад, когда я училась на втором курсе в институте, я была влюблена в одного парня, с которым училась. Мы общались, и возможно у нас бы всё было бы хорошо. Но он… он погиб, в аварии. В общем, ты мне его здорово напомнил. И внешне и манерой говорить. Поэтому, знаешь, это не то, что бы я думала о нём…, но ты мне захотелось сделать тебе что-то приятное, потому, что ты похож на него, – выдохнула Юна, а сама подумала: "Какая глупость…"
Вадим лежал уже с открытыми глазами, он обмяк, и страдальческое выражение ушло с его лица.
– Ну вот так лучше, – продолжала Юна, вернёмся к причинам. Причина номер два – алкоголь, хоть и не много, но…
– Подожди, – прервал Юну Вадим. – А если просто хочется, ну, я имею ввиду, не осчастливить кого-то хочется, а тело, ну как это… удовлетворить, хочется. То что?
– Просто ради удовлетворения, с кем попало, наверное, не стоит. Потом, кстати, противно будет. Очень мерзкое такое чувство возникает. Надо, наверное, дождаться человека, с которым потом будет не противно, а если такого человека нет, то надо потерпеть. Я так считаю, – не громко сказала Юна и почувствовала, что она покраснела, на этот раз от стыда. – А это, кстати, причина номер три. Не тот партнёр. Просто я тебе не нравлюсь, ну это,… в общем понятно. Я старше и не королева красоты, одним словом, – грустно подытожила Юна.
– Вот это, точно нет. Ты очень клеевая и мне, правда, нравишься. Ты нравишься мне. Знаешь, мне кажется, что потом, мне не будет противно, – сказал парень и улыбнулся застенчивой улыбкой.
*****
Подходя к своему номеру минут за пятнадцать до приезда автобуса, Юна обнаружила Ольгу Николаевну, которая поджидала её там.
– Доброе утро, Юночка. Я сына потеряла. Представляете, я вчера забыла спросить в какой его номер поселили. Позвоните, пожалуйста, на рецепцию, спросите у них. Он может проспать, его разбудить обязательно нужно.
– Здравствуйте, не волнуйтесь Ольга Николаевна. Вы спускайтесь вниз, а я возьму свои вещи и тоже спущусь. Мне почему-то кажется, что сегодня, Вадим не проспит. Юна улыбнулась, вспомнив, как несколько минут назад она сама разбудила задремавшего Вадима, прежде чем выйти из номера.
В следующий раз Ольга Николаевны настигла Юну уже в Москве на выдаче багажа, когда та задумчиво разглядывала проплывающие мимо неё чужие сумки и чемоданы.
– Ой, Юночка, как вы себя чувствуете? Нормально долетели?
– Да, очень хорошо, спала почти всю дорогу, а вы как? – из вежливости поинтересовалась Юна.
– Мы с мужем нормально, а вот сына всё-таки продуло, наверное, слабость, дрожит весь и температура у него, по-моему. Простыл, наверное, – пожаловалась женщина.
– Надо же, – покачала головой Юн. – Я думаю, это что-то типа акклиматизации у него, сейчас выспится и все будет в порядке.
Юна уже снимала свой ярко красный чемодан с ленты транспортёра, когда в ним с Ольгой Николаевной подошли её мужчины, нагруженные багажом, все вмести они вышли из здания аэропорта.
– Юна, сейчас мой брат приедет за нами, он на микроавтобусе. Хотите, мы вас подвезем, куда вам надо, – предложил Александр. Ольга Николаевна грозно посмотрела на него, но сказать ничего не успела.
– Спасибо, Алексей, меня встречают. Водитель с работы, он уже подъехал. От него смс пришла, – ответила Юна и сразу увидела в потоке медленно ползущих и часто останавливающихся машин свою вишнёвую девятку.
– Ну вот, он уже здесь. До свиданья, было очень приятно с вами познакомиться… со всеми вами. Не болейте! – весёлым голосом попрощалась она со своими попутчиками, быстрым шагом устремилась к машине, думая о том, что очень хорошо, что они не испанцы. Иначе пришлось бы прощаться не меньше получаса, а потом перецеловать всех, обязательно дважды. Юне эти испанские прощания совсем не нравились. Пожалуй, именно эта испанская привычка её раздражала больше всего, больше даже, чем повсеместные опоздания и чрезмерная болтливость. Водитель, увидев улыбающуюся Юну, вышел из машины, чтобы открыть багажник.
– Здравствуй, Юна, как съездила? – спросил водитель.
– Хорошо. Поехали-ка домой, дома лучше, – ответила она. Перед тем как сесть в машину, Юна посмотрела туда, где всё ещё стояли ее попутчики. Ольга Николаевна всматривалась вдаль в поисках своего микроавтобуса. Александр каким-то грустным взглядом продолжал разглядывать саму Юну. А бледный и ссутулившийся Вадим делал вид, что смотрит себе под ноги, привалившись к мощному торсу своей заботливой матери.
Юна помахала им рукой, села в машину, аккуратно и плотно закрыв за собой дверь … в свою волшебную страну внутри старого испанского шкафа.
Последние два из тринадцати на Рождество
С палубы пассажирского катамарана Павел по трапу спустился на берег острова. Вместе с ним на берег сошли несколько десятков других туристов. Многие из них внешне напоминали пиратов, которые когда-то давно использовали этот остров для набегов на прибрежные городки. Все вместе миновали неширокий причал, собрав по букету листовок, приглашавших посетить какой-нибудь местный ресторан.
Сунув листовки в урну, Павел вошёл на тенистую террасу первого же попавшегося ресторана. Терраса располагалась на небольшом возвышении, с неё открывался чудесный вид. Почти со всех сторон искрилось яркое голубое море, накрытое не менее ярким лазурным небом. На рейде в беспорядке стояли небольшие белоснежные яхты. Только с правой стороны вид на море был перекрыт каменной аркой главных городских ворот, окружённой пыльными пальмами. За ней виднелись узкие, мощённые брусчаткой улочки с низкими белыми и жёлтыми домиками. Разнообразия цветовой гаммы не наблюдалось. Всю окружающую Павла картину можно было нарисовать тремя цветами: ярко голубым, пронзительно белым и пыльно бежевым.
Вокруг столиков ресторана бродила плотная низкорослая женщина в темном фартуке. В руках она держала приборчик для приёма пластиковых карт, а на объёмной её груди была приколота лента из одинаковых бумажных прямоугольников. Это были билеты национальной лотереи, культовой испанской забавы.
Павел не обратил на женщину особого внимания, главное было забраться поглубже внутрь полосатого тента, укрывавшего столики на просторной террасе от яркого въедливого солнца. Пройдя всего лишь пару сотен метров от выхода с причала до ресторана, Павел обнаружил, что он почти ослеп от солнечного блеска, бушующего на полуденном Средиземноморском острове. Мужчина не взял с собой солнцезащитные очки. Он вообще ничего с собой не взял, кроме нескольких купюр, и те остались в кармане его льняных брюк случайно. Павел оказался на этом острове, замершем в эпохе побеждающей Реконкисты, совершенно неожиданно даже для самого себя.
За час до его высадки на остров, во время очередного пафосного монолога жены, вдруг, без каких-либо видимых причин, тихий взрыв отвращения просто выбросил Павла с яхты, арендованной для круиза по Средиземному морю. Этот взрыв не был направлен ни на жену, которая была старше сорокалетнего Павла на семь лет, ни на её сына – недоросля, ни, даже, на их контуженного новогодним фейерверком, йорка Тимофея.
Острый приступ отвращения был направлен на весь пласт бытия под названием, его, Павла, жизнь. И в него, как в смолу, которая застыв, стала янтарём, попали все они и ещё кое-что другое. Например, его "научная" деятельность, занятия в дорогом спортивном клубе, вкупе с пикантной интрижкой там же, постоянно откладывающееся посещение городка, где он вырос, и где всё ещё жила и ждала его мама. Всё, что до недавнего времени он считал очень важным или обязательным, а поэтому оправдывающим его сытое, послушное существование рядом с состоятельной нелюбимой женщиной.
Покинув яхту, Павел оказался на солнечной, наполненной улыбающимися людьми набережной. Он побрёл за компанией, состоявшей из десятка парней и девушек. Они уверенно шлёпали резиновыми вьетнамками по терракотовым плиткам. Они выглядели беззаботными и счастливыми. Громко переговаривались между собой, смеялись, что-то показывали друг другу в телефонах. Павлу было приятно идти за ними и не о чём не думать. И он шёл. Они купили билеты и поднялись по трапу на борт катамарана, и он тоже купил билет и поднялся.
*****
– Последние два из тринадцати на Рождество, – как оглашенная заорала продавщица лотерейных билетов, прямо над ухом Павла.
– Что, что случилось? – неожиданно вырванный этим криком из омута своей печали Павел не понял что происходит. По-английски спросил у женщины: "В чём дело? Что происходит?"
Она непонимающе вперила в него глаза, цвета чернил каракатицы и проорала ещё раз своё заклинание.
– Она лотерейные билеты продаёт, у неё последние два из серии на Рождественский розыгрыш остались, – пояснил молодой официант, доставивший, заказанную Павлом кружку пива и плошку с чипсами. – Приобрести билетик не желаете, может быть, повезёт?
– Ааа, нет, нет, не надо. Мне и так уже повезло, хватит. Другим тоже, кое-что оставить надо, – ответил Павел, и уточнил по-испански. – Но кьеро (Не хочу).
Продавщица что-то начала говорить, то поднимая указательный палец к пронзительно голубому небу, простирающемуся над полосатым тентом ресторана, то тыкая этим пальцем в свои билеты, закреплённые прищепкой к лямке передника.
– Если коротко, то купите билет, и подарите кому-нибудь, кому больше нужно, – перевёл официант.
– Не сейчас, денег мало взял. Да и до Рождества ещё три месяца, успею, – вздохнул Павел. Женщина хмыкнула и отошла. За ней ушёл официант, оставив сдачу с десятки на столе. Павел пересчитал оставшиеся в кармане купюры, шестьдесят евро, не густо. Вздохнул, взял со стола серебристые монеты, медь оставил. И отправился в сторону, виднеющейся сразу за аркой ворот, сувенирной лавки. Там должны были продаваться солнцезащитные очки.
Купил их, а ещё полотенце, на котором был нарисован кусок сыра, почему-то одетый в коричневые трусы. Когда выходил из магазина засмотрелся на вальяжно развалившегося на боку, огромного чёрного кота с белыми носочками на всех четырёх небрежно раскиданных по пыльной брусчатке лапах. Вдруг кот вскочил и кинулся прямо под ноги Павлу. От неожиданности мужчина выронил очки и тут же наступил на них, пытаясь сохранить равновесие. Очки хрустнули.
– Вот, чёрт, – выругался Павел. Кот, за секунду до этого упустивший шуструю ящерицу, которая резво взбежала по белой стене, сердитым оранжевым взглядом уставился на Павла.
– Ну в смысле,… вот блин, – исправился Павел, глядя на кота.
*****
Это было десять лет назад, в тот день Павлу исполнилось тридцать. Юбилей он не праздновал. Он вообще никаких праздников сам никогда не устраивал. Более того, любое праздничное мероприятие, которое он вынужденно посещал, неизбежно портило, как правило, унылое настроение Павла. Праздники любила устраивать мать Павла, женщина очень деятельная. Она возглавляла клуб моржевания в своём городе, в детстве пережила блокаду. Павел был её поздним ребёнком. Отец Павла до тридцатилетия сына не дожил.
На Дни Рожденья и в Новый год мать собирала соседей. Иногда приезжали из Питера родственники. Павел приходил в самый разгар застолья, съедал салат, поднимал бокал пива «за мир во всём мире», никакого другого алкоголя он не употреблял. Затем уходил в свою виртуальную реальность. Портал располагался за стенкой, в выделенной ему маленькой комнате, в подмосковной квартирке матери.
Сегодня Павел должен был выехать пораньше, чтобы попасть на мамин праздник его Дня рождения. Но неожиданно, ему пришла в голову одна оригинальная идея, показавшаяся вначале довольно перспективной, она, как обычно, увлекла его за собой в чистый мир формул и логики. Но разложив её по полочкам и попытавшись включить в своё доказательство, он разочаровался в ней, как в доступной женщине, после проведённой с ночи. Осознал, что имеет дело с очередной пустышкой.
Только тогда Павел смог вернуться в мир, ход которого определяется тиканьем часов. И тут он понял, что уже должен был бы сидеть за праздничным столом. Он вырвал из шкафа свою горчичного цвета куртку с облезлым меховым кантом вокруг капюшона. Одновременно одевая её и перекидывая через плечо ремень потертого портфеля, Павел бегом рванулся на электричку, на которую ещё оставался шанс успеть.
Дергая язычок застёжки куртки, Павел сбежал со ступенек здания института. Уже стемнело. Дорога была хорошо знакома. Боковым зрением он отметил оранжевый свет уличных фонарей и зелёный сигнал светофора на дороге, которая начиналась сразу за парковкой института. Вдруг вспыхнул сноп яркого белого света откуда-то справа, и… всё.
Павел очнулся, он лежал на мокром асфальте. Температура успела сползти почти до нуля. Правая рука, находившаяся в небольшой лужице, успела замёрзнуть. Он сел, предметы перед глазами заколебались, прежде чем принять знакомые очертания. Он начал тереть замёрзшую руку. Боли не было, страха не было, было очень холодно и жужжало в голове. Минутой позже, Павел отметил, что источник звука располагается вне его головы. Он посмотрел наверх, над ним навис хромированный бампер огромного внедорожника. Жужжали его ксеноновые фары, все другие звуки улицы пропали.
Из машины никто не выходил. Вообще никого вокруг не было видно. Светофор мигал пронзительным жёлтым светом. На пешеходном переходе и тротуаре перед ним не осталось ни единого человека.
Звук усиливался. Вдруг Павел почувствовал боль в замерзшей правой руке. Он постарался сфокусировать на ней взгляд и тут же наткнулся на чужой взгляд маленьких оранжевых глаз с вертикальными чёрными щелями вместо зрачков. На горчичном рукаве его куртки сидела небольшая зелёная с голубым узором на спинке ящерица. Её передние лапки впились коготками в незащищенную кожу запястья Павла, а глаза внимательно и с укоризной наблюдали за ним.
– Ящерица, в ноябре, почти в центре Москвы, бред какой-то, – подумал растерянный Павел. – И где все, полно же народу было…?
– Последние два из тринадцати на Рождество! – проорали над ухом.
Павел вздрогнул и поднял голову со столешницы. Оказывается, он просто уснул в кафе, сам и не заметил как. Ящерица приснилась. А ещё их первая встреча с Мариной, которая теперь была его женой. Всё так и произошло, только ящерицы не было, и Марина не отсиживалась в своём внедорожнике, сразу выскочила, помогла подняться, усадила в машину и увезла к себе. Жить.
Продавщица лотерейных билетов, посмотрела в упор на Павла, подмигнула левым глазом, погрозила пальцем и осталась стоять рядом со столом.
*****
У них с Мариной, всё как-то сразу сложилось. Марине был нужен новый муж, непьющий. Предыдущий как раз допился до белой горячки и, спасаясь от чертей, выпрыгнул из чердачного окна их дачного коттеджа, где всю предшествующую прыжку неделю прибывал в классическом запое. Было не высоко, но черти своё дело сделали.
Грозный Маринин папаша, глава химического концерна, кандидатуру Павла одобрил. Математик, не пьёт, без детей и особых амбиций, погруженный в свой идеальный математический мир, покладистый и уживчивый, что ещё нужно деловой женщине под сорок с крутым характером и пятилетним болезненным ребёнком. Сам он говорил своим знакомым, что приняв в семью учёного, он поддерживает отечественную науку. Знакомые считали это шуткой. Однако тесть, скорее всего, не шутил.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.