Текст книги "Темный мастер"

«Вернуться-то тебе все равно придется» – «Думаешь, сам не знаю?» – раз за разом звучали у Лаи в ушах последние подслушанные в тот день слова.

Она это тоже знала. Вот что самое отвратительное.

Не было больше в Лаином мирке далекой страшной сказки – Гильдии. Была действительность. Тяжелый долг, проклятый путь, согласия на который никто не спрашивал. Всегда меж двух огней быть третьим. Стать палачом или защитником – как будет нужно…

Имперское правосудие – не указ высоким лордам. Зато суд Гильдии – однозначный, неумолимый – другое дело. Всегда ли он справедлив? Это уж с какой стороны глянуть… Если чему и научилась Лая за годы своих скитаний, так это тому, что почти всякая справедливость условна и что никакого она отношения не имеет ни к жестокости, ни к милосердию…

Зато ко всеобщему спокойствию и сытости – очень даже, как ни печально от этого всем гордым, любящим свободу мечтателям…

Когда-то и они с Эданом были такими.

Не теперь…

Даже если друг ее, тот мальчик из прошлого, и захотел бы послать Империю с ее бедами ко всем десяти дьяволам, то Огнезор – Белый Мастер – сделать этого никак не сможет.

Права не имеет.

И кто она такая, чтоб из этого его вытаскивать?

Каждый раз подобные размышления возвращали Лаю к тому, что когда-то, еще в начале их пути, рассказывал ее спутник, то ли пытаясь скрасить неловкое отчуждение, то ли отвлекаясь от тревожных мыслей.

«Меня иногда поражает, – говорил он, – до чего хрупок наш обжитой, «цивилизованный» мир. Ничтожный клочок пригодной для жизни суши, который мы в тщеславии своем гордо окрестили Империей. Просто Империей, без названия – словно такое пренебрежение именем в порядке вещей! Но ведь это не так! У легендарных империй древности ведь были названия! Потому что до сих пор они не оставались в этом мире единственными… И людям не нужно было ограничивать себя крохотным пространством плодородной земли, зажатым между огромным, почти безжизненным Северным континентом и не меньшим, зато слишком уж населенным – опасной, ядовитой жизнью – Южным. Они занимали всю сушу по эту сторону мира и даже мифические земли – по другую… Так говорят старые легенды. Я не очень им доверяю, но… я был на юге и видел в болотах руины, а это ведь уже что-то реальное. Гораздо осязаемей полузабытых россказней… Когда видишь такое, становится страшно, что может время сотворить с нашим маленьким, бессильным мирком…»

Лая тогда лишь смеялась в ответ.

«Судьбами мира пусть занимаются боги! – говорила она. – Нам бы уж как-нибудь с собой разобраться!»

Теперь ей уже не было смешно. Проклятые боги конечно же палец о палец не хотели ударить, с радостью сгрузив всю свою ношу на хрупкие людские плечи!

Мысль о богах неожиданно позабавила девушку. Вспомнилось, как лет в двенадцать морочила она голову глупым фермерским девчонкам, пытавшимся у нее выведать, правда ли, что Эдан – незаконный отпрыск какого-то знатного семейства.

«Нет, конечно! – отвечала она загадочным шепотом, делая страшные глаза. – Разве ТАКОЕ лицо может создать человеческая кровь, пусть даже и благородная? Скорее уж беспечные лесные боги потеряли в наших краях свое дитя!»

Эдан потом еще удивлялся, почему при встрече с ним окрестные фермеры делают знак, отпугивающий духов. Злило его это неимоверно…

– Ты можешь говорить об этом, – вдруг вторгся в Лаины размышления голос ее спутника.

Вздрогнув от неожиданности, девушка остановилась, перевела недоверчивый взгляд с соснячка впереди, понемногу сереющего от лениво кружащего снежка, на бледное лицо своего друга.

– Говорить о чем?

– О том, что было в Эн-Амареше, – невозмутимо ответил тот, останавливаясь рядом. – И обо всем остальном. Вообще, о чем угодно.

– С чего это ты вдруг? – прищурилась на него Лая с плохо скрываемым подозрением.

– Да вот наблюдал за тобой последние минут десять, – усмехнулся Эдан в ответ. – Если и у меня все предыдущие дни был такой же угрюмый вид, то я удивлен, как ты вместо своих несносных песенок еще не запустила в меня булыжником.

– Иногда хотелось, – радуясь внезапной перемене, ухмыльнулась девушка, и он подхватил ее улыбку совершенно искренне.

– Обещаю больше не доставлять таких хлопот, – проговорил он, будто бы извиняясь. И, в подтверждение своих слов, сначала крепко сжал ее руку, а затем прижался губами к ее губам. И в этом касании впервые за последние две недели не было ни болезненного отчаяния, ни холодной отстраненности – только нежность и желание, – так что упругая неприятная пружина, тревогой сжимающая сердце Лаи, наконец отпустила.

Девушка вздохнула – радостно и с облегчением, а затем вновь запела все ту же песенку – мелодичным, красивым голосом, настолько отличающимся от ее прежнего кривлянья, что Эдан, не выдержав, рассмеялся.

– Ну ладно, – проговорил он сквозь смех, – раз уж мы все о твоем пении выяснили, может, скажешь теперь, куда ты нас тащишь? Пока мы петляли по глухим проселкам и полузаброшенным деревушкам, меня всего лишь одолевало любопытство, но последние два дня не то что жилья, но даже тропинки приличной не видно – все лес да горы. Так что я уже начинаю волноваться. А бедняга Стрелокрыл и вовсе места себе не находит, чуя всяческое здешнее зверье…

– Передай ему, чтоб не переживал, – ухмыльнулась Лая. – Мы уже пришли.

Эдан огляделся, приподнимая брови в картинном изумлении. Поросшая мелким кустарником и пожухлой, подмерзшей травой лесная проплешина на склоне невысокой горы в качестве конечной цели путешествия и правда не слишком обнадеживала. Но все же это было то самое место. Лая, даже не смотря по сторонам, могла сказать об этом с абсолютной уверенностью.

– Пришли? – с легкой насмешкой переспросил юноша.

– Да. Уверена, нас уже встречают, – загадочно обронила охотница, внимательно всматриваясь в нагромождение переломанных древесных стволов и бурых сосновых веток у него за спиной.

– Но я не чувствую здесь человеческого присутствия, – будто невзначай заметил ее спутник, и Лае почудилась в его голосе едва уловимая нотка смущенного снисхождения: так, не желая обидеть, указывают на ошибку капризному ребенку.

– Ну конечно, не чувствуешь! – куда более резко, чем следовало бы, бросила задетая его тоном девушка. – Уверена, ОНА постаралась, чтобы никто не почувствовал!

Эдан уже хотел было что-то возразить, но в это время из-за деревьев раздался легкий, словно неуверенный, свист, в точности повторяющий мелодию недавней Лаиной песенки, а спустя мгновение осторожно выглянули две заросшие мужские физиономии. С ног до головы они осмотрели расплывшуюся в усмешке охотницу и ее внезапно напрягшегося спутника, затем бесшумно скользнули на полянку.

– Наконец-то соизволили показаться, храбрецы! – насмешливо фыркнула Лая.

– Ты не одна, – сильно растягивая слова, с угрюмым неодобрением констатировал один из загадочных пришельцев.

– Мы должны были подумать, – эхом подтянул второй.

– Нечего тут было думать! – отрезала девушка. – Все равно не вам принимать решение!

– Да, не нам, – настороженно проговорил первый. – А только не говори, что мы не предупреждали, если остальные не обрадуются и проход закроется перед самым твоим носом.

– Твое дело вести, а не советы давать! – уже не столь уверенно буркнула Лая.

Пожав плечами, их новый спутник неторопливо потрусил за своим товарищем, который уже молча углублялся куда-то в самую чащу.

Девушка одной рукой покрепче сжала поводья Лошадки, другой схватила за руку Эдана и потащила его следом за теми двумя.

– Лая, – начал было юноша, красноречиво переводя взгляд с их лошадей на с виду непроходимую стену голых деревьев.

– Доверься мне, – только и сказала она, стараясь не отставать от легкого шага провожатых.

За деревьями обнаружилась вполне приличная каменистая тропинка, полого спускающаяся куда-то в сосновый полумрак. Их новые знакомые уже поджидали за ее изгибом рядом с парой невысоких коренастых скакунов.

Дальше ехали верхом, друг за другом, в полной тишине и очень медленно. Провожатые неодобрительно хмурились. Эдан настороженно подмечал все вокруг, но благоразумно хранил молчание. Лая думала.

Амулеты, хранящие место, куда они направлялись, поддерживаются энергией всех здешних жителей – и лишь от желания большинства из них зависит, откроется ли проход перед чужими. Хуже всего, если они и правда испугаются: сразу прогонят, а то и вовсе не разрешат войти. Что делать и куда им деваться в таком случае, охотница просто не представляла. Значит, надо их отвлечь. Вот только как?

С непонятной надеждой осмотрела она окрестный лесок, затем привстала в стременах и оглянулась, невольно залюбовавшись, на Эдана. В рассеянном лесном сумраке и мягко кружащемся, редком снежке ее друг выглядел поистине великолепно и загадочно.

«Вот уж правда лесной бог! Или горный…» – вздохнула девушка и, неожиданно для себя, принялась тихонько напевать полузабытую старую песню:

 
Синим ветром спустился с вершины,
К снежной гриве припав беспокойно,
Бог слепящих метелей всесильный.
Горный снег на его ладонях,
Белый иней в растрепанных прядях.
Льдистым смехом дорогу он стелет,
С эхом горным играет, не глядя
Под копыта священного зверя.
Синеоко взирая в долину,
Он ведет за собою зиму…
 

Остальных слов, витиевато сложенных каким-то чересчур ученым ее соплеменником, Лая не помнила. Сама легенда, переложенная в песню, повествовала о том, как, спустившись однажды в долину, своенравный горный бог Ихлай увидел молодую женщину из племени ахаров, влюбился в нее и, как водится у богов, в ту же ночь, обратившись прекрасным юношей, соблазнил несчастную да и увел из родного племени и от ее законного мужа – в придачу. Вместе с возлюбленной прожил он всю зиму, когда же пришло весеннее время, не захотел возвратиться бог в горы, как было ему положено: остался в долине, и снег да холод остались вместе с ним. Время шло, весна не приходила, животные и люди страдали от голода и морозов. Каждый день молили ахары снежное божество уйти, но глух был Ихлай к их мольбам. Тогда воины племени отыскали убежище, где жил бог со своей женщиной, пришли туда тайно и убили ее. Она же, умирая, приняла вечное проклятие, послав свою душу вслед за любимым, тем самым смирив его гнев и укрыв родное племя от возмездия. С тех пор, говорят, в сильные снегопады слышится шепот – это Ихлай говорит с душой своей возлюбленной. А еще, какой бы яростной ни была зимняя непогода, жилища ахаров всегда остаются целыми…

Лае никогда не нравилась эта история – было в ней что-то неправильное, безысходное. Но сейчас песня вдруг вызвала на лице ее лукавую усмешку.

– Эдан! – негромко окликнула она. – А сними-ка свой капюшон! И волосы распусти…

Юноша недоуменно перевел взгляд с ее лица на лениво кружащие сверху крупные хлопья, похоже, не слишком радуясь необходимости оказаться под мокрым снегом с непокрытой головой, но просьбу Лаи все же выполнил: очень уж озорной и хитрый был у нее вид.

Тропинка вывернула на широкую проплешину и нырнула между двумя скалистыми утесами, за которыми глазам открывалась небольшая, уютная долинка, окруженная со всех сторон неприступными склонами. Единственный спуск туда, словно по волшебству, отгородило невидимой стеной – Лая заметила, как удивленно поползли вверх брови Эдана, издали ощутившего эту преграду, как сосредоточился его взгляд, напрягся каждый мускул лица в попытке уловить, нащупать частую сеточку сложных амулетов, скрывающих вход в долину…

А затем она увидела лица своих провожатых – пораженные, исполненные почти суеверного изумления. И смотрели они не вниз – на привычную их глазу долину. Смотрели они назад – на появившегося из-за утесов в ореоле летящих снежинок прекрасного синеглазого юношу в сине-серебряном плаще, с разметавшимися светлыми, почти белыми в мглистом зимнем свете волосами, гордо восседающего на великолепном серебристом коне. Лая знала, ЧТО ИМЕННО они увидели, и знала, что люди внизу видят то же самое. Широкая торжествующая улыбка расплылась на ее лице.

 
Синеоко взирая в долину,
Он ведет за собою зиму, —
 

тихонько пропела их застывшим лицам девушка.

Когда же лопнула тоненькая маскировочная сеточка, вырисовывая ниточки дыма, темные шатры, снующих людей и лениво разлегшихся животных в совершенно девственной еще мгновение назад долине, а проход все-таки открылся, Лая не удивилась, лишь воскликнула с радостным облегчением:

– Добро пожаловать в зимнее стойбище ахаров, Эдан! В мое родное племя!

Глава восемнадцатая,
где Лая возвращается домой, Огнезор же обретает наставника

Первое, что помнили о себе ахары, – как земля разрывалась на куски и била в небо фонтанами по воле обезумевших богов, повинуясь одному лишь их взгляду. Было это еще до нынешней Тысячелетней Империи, еще до Десяти Древних Королевств, еще до того, как появились первые проклятые с пустой душой, и, одевшись в черное, пошли по земле во славу Первого Бога. Было это слишком давно и называлось «погибелью мира».

Из ужаса того и крови вышли ахары, ведомые первыми своими Хранительницами, чтобы на века скрыться от остальных людей, сотворить свой мирок подальше от бед и потрясений большой цивилизации. С тех пор не одно прошло тысячелетие, и сотни легенд составили их историю.

Была там и старая легенда об Ихлае, переложенная в песню каким-то неизвестным их соплеменником, были и совсем недавние – о Леоре, Потерянной Дочери, что нашлась спустя много лет, о ее поразительном даре и странной, невидимой даже для Иши, судьбе. И вот сегодня лицезрели ахары в изумлении и трепете, как непокорная, беспечная Леора творила о себе еще одну историю, ведя за собою со смехом прямо к зимним их шатрам своенравного горного бога…

И пусть спутник ее оказался вовсе никаким не божеством, а всего лишь странным пришельцем, а конь его – просто конем, а не священным небесным зверем, чудесный образ за краткие мгновения глубоко проник в суеверные их души, укоренился там и разросся дюжиной небылиц да сказок. День-два – и запоют о дерзкой этой выходке у костра, зашепчут таинственно в ночной тьме настороженным детским ушкам. Сама же Лая первой и зашепчет, сама о себе баек наплетет…

Таким мыслям усмехалась Шана, тридцатишестилетняя красавица, глядя, как подходит в окружении веселой детворы беспокойная ее младшая сестричка, лукаво посверкивая такими же, как у нее самой, зелеными глазищами то на удивительного своего друга, то на всполошенных их появлением соплеменников.

– Мама, мама! – задергали Шану малолетние ее сынишки. – А правда, что Леора Ихлая привела?

– Конечно, правда! – послышался над их головами веселый Лаин голосок. – Не пяльтесь на него, а то заморозит!

Малыши с визгом укрылись в шатре, а Шана скорчила выразительную гримасу неодобрения.

– И что это, Лая, за Ихлай такой? – чеканя слова по обычаю имперского жителя, подал голос ее спутник.

– Да так, одно божество местное, – постаралась скрыть хитрющую улыбку девушка. Говорила она то по-ахарски тягуче, то снова быстро и отрывисто, видно, не решив еще, под кого подстроиться: под друга своего или соплеменников. Оттого слушать ее было еще забавнее.

– Ты это нарочно устроила, – не спросил, но констатировал юноша, насмешливо выгибая тонкую бровь.

– А то как же! – самодовольно подтвердила Лая. – От любопытства соплеменнички даже страх позабыли, вот и пустили нас. А тут уж авось не выгонят: законы гостеприимства и прочая вежливость… Правду я говорю, Шана? – соизволила наконец и ее заметить маленькая негодница.

– И тебе, сестричка, здравствуй! – осуждающе покачала головой женщина. – Как живешь? Давно не виделись.

– Живу еще, хвала богам! – ничуть не смутилась указанием на свою невежливость Лая. – Знакомься, милый! Это сестренка моя старшая – Шана. Шана, это – Эдан.

Недаром это имя произнесла она эдак, со значением: Шана, и прежде с чужака любопытных глаз не спускающая, теперь уж совсем вытаращилась.

– Нашла все-таки! – выдохнула в изумлении. – А я уж собиралась к Ише идти, травку тебе просить какую – для забвения. Совсем ведь, думала, изведешься!

– Это еще кто кого нашел, – проговорила девушка вполголоса, другу своему улыбнувшись так ласково да восторженно, что сразу Шане все про них понятно стало.

«Ну и хвала богам!» – тихонько обрадовалась женщина.

– За лошадками присмотришь? – прервала ее умиленное разглядывание Лая. – Не до них мне сейчас будет…

– К ней пойдешь? – понимающе проследила за ее взглядом Шана.

– Пойду, – тяжело вздохнула девушка, растеряв внезапно всю проказливую свою веселость. – Никуда ведь не денешься…

Стащила с лошади тяжелую с виду кожаную сумку, перекинула ее через плечо и под сочувственным взглядом сестры неохотно потянула своего спутника к небольшому шатру в конце долины.

Вопросов Огнезор задавать не стал, хоть так и кипел любопытством. Пока спускались они в долину, успел он узнать из сбивчивых Лаиных объяснений, что ахары – чуть ли не последние из великих северных племен, Империей ныне почти истребленных, что осталось их меньше тысячи и что летом они кочуют кто где – поодиночке либо семьями, – зимой же сюда собираются: от северных лютых холодов и голода спрятаться да Праздник Зимы и приход нового года всем вместе отгулять. Узнал, что отыскала их Лая (с огромным, между прочим, трудом!) года четыре назад, уже как охотницей стала, и что поначалу отнеслись к ней соплеменники с заметным подозрением, так что даже дощечки мамины и явное сходство с сестрой ее единокровной не помогали. И если бы не Ишино покровительство…

Тут Лая прервалась, так что разузнать, кто такая эта Иша, Огнезор так и не успел. Потому еще любопытнее ему стало, когда повела его девушка через все стойбище, с видом мрачным и решительным продираясь сквозь цепкие взгляды бесцеремонно глазеющих ее сородичей, сквозь шепотки их – то злорадные, то сочувственные: «Гляди-гляди! К Ише пошла! Точно к ней – по лицу видать!»

Вид Лаин и правда обескураживал. Всякой ее помнил Огнезор: и разгневанной, когда сыпали глаза зелеными ведьмовскими искрами, и насмешливой, когда рвался наружу злой, пакостливый бесенок, и ласковой, когда за взгляд один умереть хотелось… Но вот такую, как сейчас, видел впервые. Потому что такой Лаи – потупленной, виноватой, съеженной, как ребенок нашаливший, которого вот-вот лишат сладкого, просто не могло быть в природе!

И все же она была, и чем ближе подходили они к одинокому темному шатру из мохнатых шкур, сплошь увешанному разноцветными ленточками, тем было ее больше…

У самого входа она нерешительно застыла, крепко сжала Огнезорову ладонь, будто в поисках поддержки, выдавила слабую, жалкую усмешечку. И вдруг, словно разозлившись на себя, резко сдвинула большую шкуру, закрывающую вход, и шагнула в дымную, пахнущую травами темноту.

Юноша молча последовал за ней.

В шатре было темно и душно. Одуряющий травяной аромат вместе с тяжелым запахом шкур и дымом очага в первый момент просто сбивал с ног – и небольшое отверстие сверху, через которое лениво вытягивался воздух, ничуть не помогало. Огнезор вдыхал мелкими глоточками, сосредоточившись для начала на том, чтобы не закашляться. В сумраке он едва различал напряженную Лаину спину перед собой. А еще – чье-то тяжелое присутствие: подавляющее и властное, изучающее, сотней невидимых пальцев проникающее до самых костей. Кажется, он начинал понимать Лаю – здесь было дьявольски неуютно.

– Что за представление ты устроила, Леора? – раздался из темноты раздраженный старческий голос – не ворчливо брюзжащий, как у всеми забытых и всем недовольных стариков, но надменный и требовательный: голос человека, привыкшего подчинять и приказывать. – Или ахары – глупые дети, что ты кормишь их сказками?

– Невежливо встречать гостей в темноте, даже если тебе самой свет не нужен, – буркнула Лая. Развернула напряженные плечи, изо всех сил (но без особого успеха) демонстрируя бесшабашность. – А как еще нам было пройти? – огрызнулась она куда-то в дымный сумрак.

– Ты могла для начала прийти одна и спросить разрешения.

– Чтобы ты велела привязать меня к очагу и не выпускать до конца зимы? Нет уж, спасибо! Слишком хорошо я тебя, Иша, знаю. И никогда не поступила бы так со своим спутником.

– Еще бы! – рассерженно воскликнул голос. – Ты предпочла привести на порог моего дома прислужника Первого Бога!

– Кого?

– Темного мастера, Лая, – пояснил Огнезор, от удивления не сразу узнав собственный голос. – Она знает, кто я.

– Конечно, знаю, юноша, – ворчливо донеслось из темноты. – Я уже встречала подобных тебе. Так извратить светлый обряд Перерождения! Ваши целители невежественны и безумны…

Что-то зашевелилось в воздухе вокруг, и десяток толстых, грубых свечей зажглись в одночасье, источая резкий аромат и разгоняя застоявшийся мрак круглого шатра.

– Ты просила свет, Леора, – уже спокойно, без тени недавнего раздражения, отозвался голос. Принадлежал он белой, высохшей старухе – не растрепанной скрюченной ведьме из деревенских сказок, но аккуратной, собранной, властной женщине, восседающей в центре освещенного круга с прямой, как стрела, спиной. Взгляд ее, подумалось Огнезору, мог быть надменным, почти царственным, если бы не абсолютная белизна, светившая из глазниц. Старуха была слепа.

И все же… Казалось, что сотни, тысячи тоненьких пальцев бегут по позвоночнику, забираются под кожу, бесцеремонно ощупывают каждый орган, проникают в разум. Она не видела – ей не нужно было видеть, чтобы различить, разобрать на части любого в этой долине. Не нужно было касание, чтоб исцелить шрамы от Темнословова лезвия на Лаином плече. Не нужен был взгляд, чтобы увидеть Огнезора насквозь – как глупого ученика, впервые представшего перед мастером.

– Первый уровень, – еле слышно выдохнул юноша, не скрывая благоговейного недоверия.

И будто в насмешку над его изумлением, старуха сделала небрежный подзывающий жест пальцем: глиняная кружка с камня у очага медленно поднялась и поплыла прямо к ней в руку.

– Позерша! – презрительно фыркнула Лая, ничуть не разделяя Огнезорова почтения.

Иша неторопливо поднесла кружку к губам, отпила немного, отправила ее обратно к очагу.

– Вздорная, глупая девчонка, – мученически покачала она головой. – Тебе стоило хорошо подумать, прежде чем брать на себя заботу о ее жизни, прислужник Проклятого Бога…

– Я все еще здесь! – сердито напомнила о себе девушка.

– Знаю, Леора! И не помню, чтоб приглашала тебя или просила остаться!

– Как скажешь, госпожа Хранительница! – ядовито пропела Лая. – Вот золото на твой налог. – Она стащила с плеча тяжелую сумку, с монетным перезвоном швырнула ее перед старухой. – Пойдем! – потянула Огнезора за руку.

– Твоего друга я не отпускала! – холодно остановила их женщина.

На миг Лая еще крепче стиснула его ладонь, затем с тяжелым вздохом разжала пальцы и вынырнула к свету и воздуху. Шкуры, закрывающие вход шатра, неслышно сомкнулись за ней, оставив Огнезора один на один с мрачной здешней повелительницей.

Иша осторожно провела рукой по брошенной сумке – и небрежно отпихнула ее в сторону.

– Она ведь чуть не погибла из-за этих денег, – укоризненно заметил мастер. – Человека, что платит Империи за вашу жизнь и гражданство, должен бы ждать прием полюбезнее…

Слепые глаза взметнулись к его лицу, сморщенные губы вытянулись в подобии презрительной усмешки.

– Воровство – это позор для нашего племени! – без тени сочувствия отрезала она. – И не тебе говорить о том, что должно… Как звать тебя, темный мастер?

– Эдан.

– Другое имя, – с нажимом уточнила старуха. – Не скажешь? – почти весело отметила недолгое его замешательство.

– Почему же, скажу, – в тон ей с легким вызовом отозвался юноша. – Огнезор. Так меня называют в Гильдии.

Лишь легкий кивок в ответ – ни ужаса, ни изумления, только вежливое внимание: как если бы он сказал «Стрелокрыл», упоминая своего коня, а не назвал самое проклинаемое имя во всей Империи.

– Я слышала о тебе.

– И совсем не удивляешься? – насмешливо переспросил мастер, мягко опустившись на застеленный шкурами пол и подобрав под себя ноги. Теперь он лишь на голову возвышался над Ишей и, пользуясь ее слепотой, мог незаметно изучать высохшее белое лицо.

– Увидев, как горит твоя судьба, не станешь удивляться имени, – проворчала старуха снисходительно.

– Я не верю ни в судьбу, ни в тех, кто ее видит, – хмыкнул юноша. – Так же, как не верю в богов и их прислужников.

– Во что же ты веришь?

– В знание, человеческие силы и способности.

– Что ж, это очень… удобно. Для такого, как ты.

Действительно ли Ишин голос заиграл на миг едкой насмешкой? Огнезор присмотрелся к ней внимательней.

– Любопытный разговор у нас получается, – вкрадчиво отметил он. – Я думал: убеждать тебя придется, чтоб из долины не выгнала, но никак не о судьбе разглагольствовать. И что ж такого-то ты у меня увидела?

– Интересно все-таки? – теперь уже точно смеялась она. – Выгнать я тебя не могу – сам знаешь, Леора следом помчится. А что ж до того, что я увидела, так поверишь ли, если скажу, что горит в тебе кровь Первого Бога, что сама сущность твоя изломана кем-то еще до рождения и что тянет тебя этот кто-то к себе, как на ниточке, да только вопрос еще – сможет ли вытянуть…

– Не поверю, – усмехнулся Огнезор. – Звучит, уж прости, как бессмыслица.

– Бессмыслица и есть, – легко согласилась Иша. – Предвидения всегда такие: не видно никакого в них толку до тех пор, пока не сбудутся. Потом уж все вдруг ясно становится. Знала же! – говоришь себе, да только теперь ничего не поделаешь… – Она помрачнела, озабоченно нахмурилась. – Вот и с Лаей твоей так, – продолжала все тише и тише. – Смотрю на нее – и не вижу. Ни с живыми, ни с мертвыми. Что тут делать прикажешь?

– О Лае я сам смогу позаботиться, – уверенно прервал ее мастер. – Кто ты ей, госпожа? Наставница? Родственник?

– И то и другое. В какой-то мере прапрабабушка, – опять заулыбалась Хранительница. – У сестры моей дара не было – зато дочка была… Давно, уж сотни две лет назад. Теперь вот от всего рода только Шана и Леора остались. Думала, воспитаю из девчонки преемницу. Подрастет и поумнеет – светлый обряд проведу, чтоб тело переродилось на здоровье и долголетие… Да только не сидится ей в долине. А раз с тобой сошлась – точно не останется. Уж если притянул ты кого к себе – не отпустишь.

– Говоришь так, будто знаешь меня, – смутился неожиданной откровенности Огнезор.

– А я и знаю. Самому-то долго с человеком говорить надо, чтоб насквозь его увидеть? Дар наш таков… Много в тебе грязи, мальчик, грехов да мерзости. Но много и хорошего… И в чем-то прав ты – насчет человеческой силы. Какими нам быть – не судьба, а сами выбираем… Так что там все-таки у вас с Леорой приключилось? Не пришла бы она сюда просто так – очень уж не любит, когда воспитывают…

– Украла она кое-что у Гильдии… – начал их историю юноша. Говорил он скупо и мрачно, да только Иша все равно то одно, то другое против воли из него вытаскивала. Так что узнала она едва не вдвое больше того, что сказать он хотел.

Половина свечей догорела, когда позволено было Огнезору рассказ закончить. Он притих, одурманенный дымом, уставший, выпотрошенный любопытной старухой до дна. Отдышался, соображая, сгустились ли уже снаружи ранние зимние сумерки.

– Учиться у меня пойдешь? – вдруг ошарашила его Хранительница вопросом.

– Что? – до крайности изумился юноша.

– Ты ведь надолго с Леорой застрял. Знаю я ваши гильдийные обычаи. Пока минет еще твой год отречения…

– Неужто настолько мне доверяешь? – с сомнением спросил мастер.

– Сорвешься ты скоро, – мрачно, нехотя пояснила старуха. – Ходишь по самому краешку… У вас уж и забыли давно о том, как совершенный дар приходит. Страшно это. Очень.

– Совершенный дар? – не понял Огнезор.

– Хочешь, называй по-вашему – «первым уровнем». Хоть и глупо это – не измерить дар, нет в нем никакой размеренности. Вот ты – учился, совершенствовался, будто вверх по лесенке шел. Думаешь, последняя ступенька впереди, вершина, шпиль башенный? – Она вздохнула, зябко поежилась, хоть и было в маленьком шатре от очага и свечей жарко. – Пропасть там! – закончила хмуро. – Ни старанием ее не взять, ни контролем – только болью да безумием. Сорвешься ты… Может, если помогу, легче будет. А то ведь можно потом и не вернуться…

– Что ж, спасибо, – настороженно проговорил юноша, не зная, пугаться ему или радоваться. – Учиться новому мне всегда интересно.

– Тогда завтра приходи, на рассвете, – устало буркнула Иша. – А Леоре передай: пусть обряд завтрашний проводить готовится. Стара я уже для такого…

После этих слов оставшиеся свечи погасли в одночасье, очевидно давая понять, что все разговоры окончены. Права была в чем-то Лая – любила старая Хранительница показать себя перед зрителем… Поглубже пряча вызванную этой мыслью усмешку, Огнезор покинул Ишин шатер.

Лая ждала снаружи, в сгущающихся сумерках, – обиженно нахохлившись, как маленькая птичка, изо всех сил вжималась она в темные складки плаща, будто пытаясь в нем раствориться. Того и гляди, выпустит свои отвлекающие лучики, удивился юноша.

– Ты как? – посочувствовал он.

– Хуже некуда! – скривилась девушка. – Я только что вспомнила, почему не люблю здесь появляться!

– Из-за Иши?

– Да Иша еще ничего – так, ворчит старушка… А вот глянь только, во что меня нарядили! – распахнула она полы своего плаща.

На ней было платье.

Обычное платье из толстой темно-зеленой шерсти, с двумя широкими, длинными юбками и чудесной цветочной вышивкой, спускающейся от левого плеча до затянутой широким черным поясом талии.

Никогда прежде Огнезор не видел Лаю в платье.

– «Молодые девушки не должны ходить в мужской одежде, – сердито передразнила она голос, подозрительно похожий на Шанин. – Незамужние девушки не могут жить под одной крышей с мужчиной!» Поздновато сестричка спохватилась – меня воспитывать!

Как завороженный юноша протянул руку к копне ее вьющихся волос, пробежал пальцами по давно не крашенной седой прядке, вынимая оттуда тонкую зеленую ленточку.

– Это что еще такое? – уж и вовсе возмутилась Лая, отчаянно взъерошив волосы, вырвав оттуда еще одну зеленую ленту и две красные. – А я-то думаю, чего это Шане вздумалось меня расчесывать! И когда успела только!

– Мальчишка ты уличный! – поддразнил ее Огнезор. – Ну побыла бы немного приличной барышней, соплеменников бы порадовала!..

– Ага, а попробуй в этом по лесу побегать! – потянула она подол верхней юбки. – Или на лошадь вскарабкаться! Вот погоди, – мстительно сузились ее зеленые глаза, – доберутся до тебя мои родственнички: остригут, в волчий мех и шерсть оденут. Шана уже подбирается: заявила, что ты – «милый юноша, только очень уж выглядишь странно»!

– Насчет «милого» – это опасное заблуждение! – рассмеялся мастер.

– Вот и я ей то же говорю, но она не верит, – хитро заулыбалась Лая. – Даже на свадьбу к подруге своей позвала! Завтра.