Текст книги "Пути любви"

Глава 12

Сбросив с плеч роскошную бархатную тальму[2]2
  Тальма – разновидность манто для вечеров и балов, сделанное обычно из светлого бархата или стеганного узорчатого шелка.


[Закрыть], которую тут же подхватил предусмотрительный лакей, Гейл, уверенным шагом, начала подниматься по широкой лестнице, ведущей в бальный зал.

Сквозь прорези маски, она внимательно разглядывала присутствующих.

Глупая идея, отыскать малознакомого, почти неизвестного человека на карнавальном балу. Фантазия присутствующих была такова, что и родная мать, не узнала бы собственного ребенка, что уж там говорить об остальных. Но другого выхода у нее не было.

На ней самой был костюм наяды: легкая серебристая ткань со всполохами нежно зеленого и голубых цветов. На полуобнаженных плечах и груди, красовался ансамбль в виде капелек воды из бриллиантов. Такой наряд в молодости могла носить ее мать – тогда женщины могли позволить себе ходить в облегающем нижнем белье и просвечивающихся платьях, позволяющих видеть это самое облегающее белье, и демонстрировать вырезы чуть ли не до пупка… Но сколько Гейл не пыталась, ей была трудно представить Эмму в чем-нибудь вроде этого. Ее собственное платье, конечно же, не было прозрачным, даже рукава-буфы, пусть и крошечные, были не из газа, да и юбка не по моде почти волочилась по земле, однако вырез платья… Вырез платья оставлял желать лучшего. На ее беду, в салоне мадам Пуарье, было всего лишь одно готовое платье подходящего размера. Хоть как-то спасал парик из распущенных длинных волос голубого цвета, да бриллиантовый гарнитур, щедро закрывающий большую часть полуобнаженной груди.

Несмотря на самоуверенную походку, с которой она плавно поднялась в зал, ее одолевала нерешительность. Вот уже два года, как она не появлялась в Лондоне. Здесь, она всегда чувствовала себя слегка неловкой, слегка немодной и почти всегда незаметной… Только лишь на краткий миг, на какие-то недели, она позволила себе вообразить, что все может измениться и она тоже может кому-нибудь нравится, и вот к чему все это тогда привело…

Сегодняшний вечер – это не триумфальное возвращение, она все также стремилась сохранить инкогнито, опасаясь среди моря масок и карнавальных костюмов разглядеть знакомое лицо, которое внезапно, по странной прихоти узнало бы ее. И хотя она не изменилась – за два года с ней не произошло волшебного превращения в прекрасного лебедя, – Гейл все-таки трудно было представить какого-нибудь знакомого, кто мог бы узнать ее в таком «развратном» наряде. Но… чего в жизни не бывает.

Холодок, что щекотал что-то внутри нее, все не исчезал, однако она спокойно оглядела оживленный зал, ища знакомую фигуру немного неуклюжего мистера Эллиота.

Вечер обещал быть насыщенным. Море лиц и кричащие костюмы – здешняя публика уже давно была навеселе. Кое-кто танцевал, кто-то стоял отдельными группками. Проходящий мимо нее симпатичный паяц в голубом костюме, задержал на ней свой пристальный пылкий взгляд, но Гейл искала глазами другого…

Сюда ее привело любопытство. Ей хотелось своими глазами взглянуть на человека, который по неизвестной ей причине решил разрушить то, что она с таким трудом и так долго создавала…

После побега из Мейдстон-хауса, обосновавшись в Уотфорде, она вовсе не сидела там сложа руки и не горевала по поводу своего неудавшегося брака. О, нет! Она тут же взялась за обустройство своей новой жизни, решив придать ей новый смысл, и как следствие всего этого, стала хозяйкой фабрики по производству тканей, знаменитого на весь город ателье и престижного пансиона. Не плохо за какие-то два года! Правда стоит уточнить, что в последнее время ее преследуют неудачи, и знаменитое ателье перестало быть знаменитым… Но все поправимо, стоит только найти негодяя, который приложил ко всему этому руку, и она восстановит свою былую репутацию!

О, вполне естественно, что вначале она во всем подозревала собственного мужа. Но по здравым размышлениям тот не стал бы действовать исподтишка. Нет, найди ее, Джослин, тут же появился бы прямо перед ее носом, а затем без объяснений отвез бы в Лондон, или, что скорей всего, все в тот же Мейдстон-хаус. Но насколько она знала, он уже начал бракоразводный процесс, да и времени прошло… два года. Он уже не искал ее, и как ей писала мать, она могла уже ничего не опасаться и вернуться назад, домой.

Нет, это был не Джослин. Хотя, это было бы самое простое объяснение, ведь больше никто другой не приходил ей в голову… А так как других предположений у нее не было, ей приходилось полагаться на собственного управляющего. Пусть и неприятна ей была эта идея, но ее единственной зацепкой был Элиот. Именно к нему обратился ее враг с предложением купить фабрику.

Она, конечно, не могла ненавидеть человека, который всего лишь решил расширить сферы своей прибыли. Наоборот, она бы отметила его находчивость. Но получив отказ, тот все же дал Элиоту время на раздумья, бросив словно невзначай, что будет в Лондоне на бал-маскараде у господина Стюарта. Того самого Стюарта, известного всем своими тайными вечеринками, оканчивающимся в комнатах для гостей, где давались непристойные представления…

А затем, всего неделю спустя после этого возмутительного на ее взгляд предложения, этот мерзавец, не дожидаясь бала маскарада, устроил погром в ее ателье. Потом последовала кража товаров со склада фабрики, внезапно уволились сами рабочие, так что ей пришлось нанять женщин и детей, чтобы производство не остановилось. И пусть ей это не нравилось, как заверил ее Эллиот – это была крайняя необходимость. Упусти она всего один день… и она будет разорена!

Будь на ее месте кто-то другой, он впал бы в отчаяние. Но она собиралась бороться. Здесь она вовсе не для того, чтобы склонив голову, отдать свою собственность, о, нет! Она намеривается вычислить негодяя, найти его слабые стороны и действовать его же методами!

Ее душа рвалась в бой. Гнев раздувал ноздри, и она раздраженно постукивая веером по руке.

Только как найти этого мерзавца?!

– Миссис Фэнси?

Гейл обернулась. Пытаясь скрыться, она поменяла фамилию и теперь все ее знали под этим именем. Даже Эллиот не знал ее настоящего имени, бедняга даже не подозревал, что ее муж все еще жив, а не умер от несчастного случая. Но до сих пор, слыша это имя, она все никак не могла привыкнуть.

Эллиот Уайт вырядился в костюм разбойника с большой дороги. У него был столь нелепый вид, что Гейл едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Пухлый живот плотно обтягивала черная ткань, за поясом висел кривой ятаган, а один глаз закрывала повязка. Рыжие редкие волосы скрывала треуголка. Полупират-полуразбойник. Но он так мало походил, что на одного, что на другого, что Гейл искренне посочувствовала тому.

– Эллиот, неужели это вы? Вы совершенно на себя не похожи!

Тот грустно улыбнулся.

– Это все, что я смог для себя достать, миссис Фэнси.

Гейл стало его жаль и она решила не заострять внимания на его внешности. А потому, быстренько перевела тему:

– Ну, вы уже видели его? Он здесь?

Эллиот вздохнул.

– Нет. И честно признаться, хотя я вам уже неоднократно это повторял, это дурацкая затея. Вы посмотрите вокруг – среди всех этих масок, шляп, бород, усов – разве я найду его? Это невозможно!

– Эллиот, ну постарайтесь. Не надо отчаиваться, может быть нам повезет. Ведь не зря же он, упомянул это место. Может он сам вас найдет…

– Сомневаюсь, миссис Фэнси.

Теперь вздохнула Гейл. Ее управляющий был страшным консерватором, да к тому же скептиком. Он вечно осаживал ее и тормозил все ее начинания, приводя такие убийственно-похоронные доводы, что порой у нее опускались руки. Каких трудов ей стоило притащить его в Лондон и уж тем более уговорить пойти на этот бал! Проявляя редкостное непонимание, тот вначале наотрез отказался, пока она, в порыве гнева не пригрозила ему увольнением. Теперь старая песня похоже начиналась заново…

Мимо них прошел лакей. И Эллиот жадно схватил с его подноса два запотевших бокала с шампанским.

– Прошу вас. – Он протянул один ей, а свой осушил двумя огромными глотками.

– Эй, как там тебя, стой!

Лакей молча развернулся. На нем не было маски и Гейл ясно разглядела на его лице отвращение. Эллиот же, не обращая на него внимания, взял новый бокал, поставив вместо него опустевший, и небрежным жестом отпустил слугу.

Гейл сделала маленький глоточек из своего бокала.

– Может быть нам стоит разделиться? Тогда, если он узнает вас, он не побоится к вам подойти. А я буду наблюдать за вами, так что если…

Эллиот снова вздохнул, с тоской посмотрел на окружающее его веселье, а Гейл захотелось стукнуть того по голове, только бы тот пришел в себя и понял, наконец, как для нее это важно!

– Хорошо. – Он опять вздохнул. Допил шампанское и посмотрел на дно своего бокала, словно надеялся увидеть там истину. – Но я вас предупреждал, так что не обессудьте. – И он удалился, бормоча себе под нос, что-то по поводу странности костюмов.

И действительно, кого здесь только не было. И Генриха XIII, окруженный своими шестью женами, и мадам Помпадур – любовница Людовика XIV, и пастушка, и арлекин в цветастом наряде…

Гейл засмотрелась на первого, довольно правдоподобно изображавшего из себя Генриха XIII. Его дамы были как на подбор хороши. Статные, они о чем-то щебетали, склонив свои головки с разноцветными волосами. А тот, посверкивая своими светлыми глазами – отсюда было не видно, какого они цвета, просто серые или голубые – уже во второй раз задержал на ней свой взгляд.

Для Генриха XIII тот был худощав, однако шикарная борода, усы и продолговатая шапочка того времени не оставляли сомнений, что перед вами, сам, Его Величество . Да и его костюм – пурпурно-красный, расшитый золотом, с накидкой, отороченной бобровым мехом, никак не мог принадлежать кому-нибудь другому. Длинные сильные ноги в бежевых чулках, украшали золотистые подвязки, Гейл была не единственной женщиной в этом зале, что украдкой любовались этими мощными икрами.

У него был довольно пристальный взгляд. Очень пристальный и… одобрительный. Гейл прикрыла свою полуобнаженную грудь – коей так заинтересованно любовался «Генрих», веером и тут же увидела, как Его Величество неодобрительно покачал головой.

Она отвернулась, намеренно глядя на Эллиота, который рассекая толпу с мученическим видом, словно бы нарочно заглядывал каждому встречному в лицо. Его кто-то толкнул, а другая женщина рассмеялась и поинтересовалась, а не пришел ли он, забрать ее кошелек? Гейл поморщилась, представив себе, что ей придется выслушать от Эллиота после …

Краем глаза, она успела заметить, как «Генрих», что-то сказав своим дамам, направился в ее сторону. Дамы довольно захихикали. Гейл энергично начала обдувать свое разгоряченное лицо, а потом и вовсе дала деру, не желая встречаться с наглым незнакомцем. Но тот опередил ее, загородив дорогу и степенно поклонился. Бежать дальше было бы трусостью.

– Куда же вы убегаете, моя прекрасная наяда? – проговорил «Генрих» приятным, вызывающим мурашки бархатным тоном. – Неужели я испугал вас?

Гейл недовольно поджала губы.

Ясно. Перед ней законченный ловелас. Распутник. Бабник. И очередной повеса. Почему-то некстати вспомнился Джослин…

Но почему-то вместо того, чтобы развернуться и уйти, она присела в шутливо-ироничном реверансе и ответила:

– Совсем нет, Ваше Величество.

Пока она приседала, «Генрих» погрузил взгляд в ее декольте. Он даже слегка покраснел, словно увиденное, явно его «порадовало». Гейл как можно быстрее поднялась, досадуя на себя за глупость, и уже хотела тотчас уйти, как «Генрих», словно прочтя ее мысли, завладел ее рукой.

Поднеся ее к своему рту, он слегка защекотал ее бородой, но не поцеловал. Так, один жест. При этом он так и не отрывал своего взгляда от ее груди, до тех пор, пока Гейл не дернулась. Он тут же словно опомнившись, интимно зашептал:

– Вы так ослепительно прекрасны!

– Надеюсь, ваше зрение не пострадало! – едко парировала она, раздумывая, как бы вырвать от него свою руку.

Он вдруг расхохотался.

– Моя дорогая, да у вас еще и прекрасное чувство юмора!

И вновь поднес к губам ее руку, но на сей раз поцеловал, глядя прямо ей в глаза.

Да, если не кривить душой, то теперь, когда он перестал смотреть на нее так вызывающе неприлично, она могла признаться себе самой, что он… приятен. У него оказались серо-голубые глаза. Что впрочем, неудивительно, у нее была явная склонность к этому цвету глаз…

– Поверить не могу, что такое сокровище и совершенно одна…

В его тоне звучал легкий вопрос, он словно бы ждал ее опровержения, но Гейл уклончиво сказала:

– Зато вы пришли сразу со всеми шестью женами.

«Генрих» оглянулся на группку своих «жен».

– Забавно, не правда ли? Никак не ожидал подобной встречи. Вначале, ко мне подошла только одна и тут же заявила на меня свои права, а потом вдруг появилась вторая, третья… Я чуть было не разорвался на части, до тех пор, пока не увидел вас и не подумал – это мое спасение!

– О, вряд ли меня можно причислить к богиням спасания.

– И не надо, моя прекрасная фея! Самое главное, вы не имеете никакого отношения к моим женам.

Его голос на мгновение потерял свою бархатную тягучесть и в нем прозвучала издевка. Гейл недоуменно взглянула на него. Но она так и не успела понять, над ней он издевался или над собой, потому как тот, вновь заговорил своим обволакивающим тоном…

– Вы действительно сказочная фея. Потому, сколь не всматриваюсь я в ваше лицо, не слушаю ваш голос, я не узнаю вас.

Гейл забеспокоилась, лихорадочно припоминая всех бывших знакомых, но тут же была вынуждена признать, что могла сказать тоже самое и о нем…

– Вы разве знаете всех присутствующих?

Повернув голову, она с удивлением отметила, что перед глазами все закружилось.

Что это с ней? Откуда, это ленная истома, полыхающий жар и предчувствие чего-то тревожного?.. Она не так уж и много выпила…

– Более-менее. – Словно издалека донесся до нее голос «Генриха» и она вновь повернула к нему лицо. – А если не знаю, то уже видел когда-либо, или знаю кого-нибудь, кто может познакомить меня с ними. Здесь люди одного круга… И все же, вас я вижу впервые. Вы приезжая?

– Это допрос? – придя в себя, улыбнулась она.

– Скажем так, здоровое любопытство. – Он улыбнулся в ответ.

– Тогда ваше любопытство здесь не уместно – это маскарад, и вряд ли окружающие пришли сюда, чтобы быть узнанными.

– Какая вы, однако, бойкая на язык леди. Но, вы правы, я сомневаюсь, что большинство присутствующих могли позволить себе многое из того, что они сегодня себе позволили, не будь на лице у них масок…

Он тут же начал перечислять знакомых ему «масок», занимавших высокие посты или известных своей добродетелью, которые нацепив на себя костюмы, словно, напрочь забыли кем они являлись и пустившиеся во все тяжкие. К примеру, известный поборник добродетели, и в частности судья, присудивший однажды оступившуюся девушку к позорной казни, на их глазах, бегал за разряженной пастушкой – недавно вышедшей замуж в третий раз, и каждый раз настигнув ее, задирал на той юбки. Пастушка визжала и вновь убегала, якобы за помощью к какому-нибудь мужчине, кидаясь ему на грудь и прижимаясь самым неприличным образом…

Время от времени, поглядывая на Элиота, Гейл с интересом слушала то, что говорил ей «Генрих». Этот мужчина, явно умел увлекать женщин. Они плавно перемещались по бальной зале, находя все новые и новые поводы для разговоров, один раз он даже пригласил ее на танец, но Гейл отказалась, помня об Элиоте, который кидал на нее выразительные взгляды, словно обвиняя ее в том, что он здесь невыносимо страдает, а она развлекается.

Но уже через два часа, она поймала себя на том, что как зачарованная смотрит на незнакомца. За два часа этот мужчина – бабник, ловелас и она не сомневалась в этом – распутник, отчего то начал всерьез нравиться ей. В нем была некая игривая легкость, чарующий шарм, и при всем при этом какая-то ненавязчивость. Захоти она уйти, он бы, не смотря на все свое «огорчение» дал бы ей уйти. Но сейчас, пока она оставалась с ним по своей воле, он выкладывался весь – смотря на нее горящими от восхищения глазами (разве от такого взгляда может отказаться женщина?), смешил ее, ненавязчиво подавал напитки…

Будь он настойчивее, более напорист – она бы испугалась и ушла. Но он не пугал ее – ироничный, но осторожный, он ловко раскрепощал ее своими разговорами, не давая ей ни минуты почувствовать тревогу или неловкость.

Она перестала ощущать время, забыла для чего здесь находиться – она только купалась в лучах его восхищения и смеялась, смеялась, смеялась…

– Вы останетесь на представление?

Его внезапный вопрос, заставил ее вздрогнуть. Она словно бы очнулась.

– Представление? Ах, да я совсем забыла… – Она разом вспомнила зачем она здесь. Вспомнила Эллиота. Незнакомца. Оглядевшись, она наконец, заметила, что бал начал подходить к концу.

Как же она так забылась? Почему шутки о монархах и их любовницах, горячий взгляд и чарующий голос, который вызывал приятное покалывание где-то в районе ее груди и заставлял волноваться, как какую-то девчонку – почему все это, застило ей разум? Неужели, она так изголодалась по мужскому вниманию? И стоило очередному ловеласу обратить на нее свой изощренный взгляд , как она тут же растаяла?

– Так как, моя прекрасная фея?

Гейл торопливо нашла глазами Эллиота, который красноречиво кивнул на часы. Да, времени действительно оставалось мало…

– Останусь. – Небрежно, кивнула она. – А вы?

Она надеялась, правда надеялась, что он все-таки уйдет. Или что его позовут его дамы. Но он вновь завладел ее рукой и повел в те самые комнаты, в коих должно было устраиваться то самое таинственное представление. Часть гостей плавно следовало вместе с ними. Конечно не все, некоторые уже давно были там, другие напротив спешили по домам, кто-то же еще оставался в зале, предпочитая танцы зрелищам… Однако, Гейл, словно сомнамбула, безвольно следовала за «Генрихом». Она одновременно была рада и не рада, что все складывается таким вот прихотливым образом…

В этих таинственных залах было темно, окна, если они и существовали, были плотно зашторены. Зияющие дыры дверей вели казалось бы в еще более темные помещения, анфиладой переходившие одно в другое. Ярким пятном лишь освящалась некая сцена – небольшая площадка на возвышении, все остальное тонуло во мраке. Мрачный темный тоннель, здесь и не рассмотришь никого.

Гейл обернулась, безмолвно прося Эллиота последовать за ней, но тот ее уже не видел. Но он вскоре найдет ее – если он не отыщет таинственного незнакомца в зале, он последует сюда за ним. Здесь, в этих комнатах, вероятность найти его была еще более высока, ведь он ясно сказал Элиоту – в комнатах, где проходят представления…

– Здесь пять комнат. – Склонившись к ее уху, прошептал «Генрих». – Вы ведь ни разу здесь не были?

Гейл покачала головой. Она ждала, когда же они двинуться дальше, но монарх не двигался с места.

– Здесь пять комнат и вы не можете пройти одну, пока полностью не увидите представления в первой, затем во второй и в третьей и так до тех пор, пока не дойдете до конца.

– А когда мы выйдем из пятой комнаты?..

– А когда мы выйдет из пятой комнаты, мы попадем в коридор с множеством-множеством дверей…

– Зачем?

– А затем, моя фея, что не все любят присоединяться к представлениям, а предпочитают уединяться… – По его губам зазмеилась улыбка, но фальшивая борода, сделала ее добродушной.

Гейл не была настолько наивной, чтобы не понимать о чем идет речь, однако до сих пор не могла поверить в то, что все происходящее правда. Представления, уединения… она знала, зачем этот мужчина увлек ее сюда. Но она просто не позволит ему это. Она не знала его, она даже не знала, был ли он джентльменом, однако, не сомневалась что сумеет отказать ему. Почему в ней возникла такая уверенность, она и сама не знала, но с ним ей было спокойно.

Но на всякий случай она поинтересовалась:

– А если я захочу уйти из первой же комнаты?

«Генрих» указал на скрытую тяжелой драпировкой дверь.

– Тогда вы можете уйти через ту дверь. Она тоже ведет в коридор, эти комнаты идут кругом, но там, если поискать есть и обычный выход.

Его ответ, еще больше ее успокоил. Нет, этот мнимый монарх, вовсе не вцепился в нее как коршун, как показалось ей, когда они шли в эти комнаты. «Генрих» лишь любезно препроводил ее туда, куда она сама согласилась прийти…

– Посмотрите, сейчас за нами закроют двери, вы хотите остаться или как?

Взглянув на двери, она медленно моргнула. Странно, ей показалось, что комната поплыла, стены раздвинулись и ужасающая чернота начала наваливаться на нее своей тяжестью…

Она уже была готова сказать, что ей нехорошо и выбежать из комнаты, но в ту же минуту увидела Эллиота – тот, подслеповато щурясь, вошел в зал и сел в первое кресло у сцены.

Теперь она выругалась. Как он не понимает, что если будет сидеть рядом со сценой, то вряд ли что сможет увидеть за своей спиной! Так он никогда не увидит человека, которого они ищут.

Она решительно направилась к Элиоту, намериваясь дать понять тому, зачем они здесь, но «монарх» ловко отодвинул ее к дальнему дивану.

– Не надо спешить, любовь моя. Вы поступаете недальновидно, уж поверьте моему опыту, нам стоит занять это место. Здесь никто не будет за нами наблюдать, в то время как мы будет видеть всех.

Гейл послушно облокотилась о мягкие подушки. Диван был очень удобный и она позволила себе откинуться сильнее. С сегодняшнего утра она ни разу не присела, разве что в карете ей удалось отдохнуть целых пятнадцать минут. Но что такое пятнадцать минут, когда ты целый день на ногах? Незаметно, она вытянула ноги вперед и скромно прикрыла их юбкой. Здесь было так темно, что вряд ли кто из присутствующих назовет ее позу неприличной.

Двери комнаты закрылись, и гости расселись по местам, причем все стремились занять места, как можно ближе к сцене. Это ее несколько удивило, но она тут же подумала, что Эллиот оказался не так уж и неправ – некоторые мужчины предпочли стоять, только бы быть поближе к освещенному кругу. За ее спиной заиграла музыка. Гейл вздрогнула и оглянулась. Но высокая спинка дивана не позволила ей разглядеть музыканта, как впрочем и соседей, что справа, что слева – высокие подлокотники, словно ограждали ее от любопытных взглядов, однако она хорошо видела сцену.

«Генрих» придвинулся к ней ближе и положил ее руку к себе на колени. Гейл попыталась выдернуть ее, но он сжал ее руку и начал успокаивающе поглаживать тыльную часть ладони, исследуя пальцами тонкие линии. Почему-то ей стало лень говорить ему что-либо, возражать, да тем более отбиваться. Подумаешь, рука… Всего-то лишь рука, тем более это так приятно.

Представление началось. Как только Гейл увидела это, она с шумом втянула в легкие воздух и попыталась встать, но ноги ее словно налились свинцом и она так и осталась сидеть на месте, с ужасом глядя на происходящее.

Вместо фривольного представления, «ужасом» которого являлись бы скабрезные шутки, на «сцену» вышла обнаженная девушка…

Гости зааплодировали, а Гейл с ног до головы облилась потом. Куда она попала?!!

Обнаженная красотка взяла со стоящего на «сцене» дивана шляпу и томным голосом прорекламировала:

– Дамы и господа, прошу выбрать фанты!

Столпившиеся возле сцены мужчины придвинулись к девушке вплотную, выхватывая из черной шляпы цилиндра карточки. Кто-то пытался дотронуться и до девушки – ее щипали, трогали за грудь, но самым отвратительным, Гейл показалась женщина, которая выхватив свой фант, с жадностью поцеловала девушку в губы.

– Я хочу уйти отсюда. – Еле разлепив свои губы, прошептала Гейл.

Генрих отпустил ее руку.

– Так скоро, моя фея? Вы же еще ничего не увидели… – его голос показался ей издевательским. – Ну что ж, я показал вам где выход…

Он откинулся на мягкие подушки и уже на нее не обращал на нее внимания, а сощуренным взглядом наблюдал за жаждущими получить главный фант – обнаженную красотку, которая улыбалась бездумной улыбкой.

Гейл так и осталась сидеть на месте. Если она уйдет – таинственный незнакомец может исчезнуть и она так и не узнает, кто это был. Но куда страшнее, ей показалось уйти из этой комнаты, пройти неизвестно куда и искать выход. Там, в темноте что-то было… Она была уверенна в этом. Здесь же ей ничего не угрожает – «Генрих» не стал ее останавливать, она может закрыть глаза…

Но перед тем как закрыть глаза, она успела заметить, что фант достался седовласому мужчине, который с ловкостью вскочил на сцену и обнаженная красотка, встав перед ним на колени, стала ему раздевать…